Текст книги "Расцвет и упадок Османской империи. На родине Сулеймана Великолепного"

Они воспитывались на отличавшихся определенной широтой взглядов неортодоксальных мусульманских заповедях дервишского ордена Бекташи, благоговейным патроном которого был Орхан, построивший для ордена монастыри с монашескими кельями в Бурсе. Их шейх, Хаджи Бекташ, благословил новые войска и вручил им их штандарт, украшенный полумесяцем и обоюдоострым мечом Османа. Накрыв рукавом своих одежд голову первого солдата, он дал войску имя и предсказал его будущее: «Его лик будет ярким и сияющим, его рука – сильной, его меч – острым, его стрела будет бить точно в цель. Он будет побеждать в каждой битве и никогда не вернется иначе, как с триумфом». Следуя этому благословению, к белой войлочной шапке янычар, своими очертаниями напоминавшей головной убор воителей пограничных областей – ахи, крепился хвост, изображавший рукав дервиша – шейха, и она была украшена деревянной ложкой вместо помпона. Знаком отличия войска, символизирующим уровень жизни, более высокий, чем у других войск, были горшок и ложка; офицерские звания были позаимствованы из лексикона полевой кухни – начиная с Первого раздатчика супа и до Первого повара и Первого водоноса. Священным предметом полка был котел, вокруг которого янычары собирались, чтобы не просто поесть, а держать общий совет.

Народы Европы вполне могли быть возмущены бесчеловечностью турок с Востока, подобным образом наложивших на христиан налог кровью, порабощавших юных пленников, отрывавших их от родителей, силою навязывавших чуждую религию и диктовавших жизненный путь, который им отныне предстояло пройти. Но следует сделать скидку на нормы воинственного века, когда борьба с врагами безоговорочно воспринималась как составная часть жизни. В этот век христиане сами были столь же не гуманны в отношении к другим, будь то христианин или иноверец. Более того, Балканы того времени – запутанный театр военных действий, на котором солдаты-христиане постоянно воевали на стороне турок. Ни разу мусульманские армии Мурада не оказывались без поддержки со стороны войск «неверных», сознательно сражавшихся под руководством командиров-христиан против других христиан. Своей численностью такие контингенты намного превосходили янычар, число которых, хотя и возросло за несколько веков в несколько раз, все равно составляло сравнительно небольшую часть турецких вооруженных сил. Во времена Мурада их было немногим более одной тысячи человек. Несомненно, с течением времени угроза вербовки сокращала их ряды, побуждая крестьянство скорее принимать ислам, чем жертвовать крепкими, здоровыми сыновьями, нужными для работы на земле.

Будучи призванными, эти юноши получали такие преимущества, как высокая степень физической подготовки и технического мастерства, образование, разумный баланс между дисциплиной в казармах и отдыхом в лагерях, надежда на пожизненную карьеру. Здесь был развит сословный дух, основывавшийся на гордости собственным полком. Янычары, таким образом, начинали жизнь, имея достаточно большие преимущества. По мере того как проходили века османской истории, они получили даже больше, чем их справедливая доля власти.

Эта система военного рабства шокировала христианский мир. Но она была достаточно давно известна и распространена в исламском мире, особенно среди турок. Они на самом деле извлекли из нее пользу в период собственного порабощения на ранних стадиях своей истории. Во времена халифата Аббасидов тюрок похищали, брали в качестве дани или покупали как рабов в немусульманских степях Центральной Азии, воспитывали как обращенных мусульман, а затем в Багдаде обучали их солдатскому ремеслу или же готовили из них чиновников. «Поставка рабов этого вида, – отмечает Клод Казн, – статус которых был, естественно, намного выше по сравнению с домашними рабами, принадлежавшими частным лицам, похоже, никогда не представлялась затруднительной, и само турецкое население, среди которого она осуществлялась, относилось к ней спокойно. Рабство не возбуждало в ком-либо таких чувств, какие оно стало вызывать позже». Тюрки, подобным образом превращенные в рабов, нередко имели возможность подняться, благодаря системе поощрений, до высоких военных и чиновничьих постов.

В наследовавшем халифату государстве Саманидов власть турок, занимавших подобные посты, показала себя сильным фактором сохранения династии, но турки в конце концов ее свергли, чтобы заменить собственной династией рабского происхождения. Схожие династии, основанные тюрками рабского происхождения, а именно Тулунидов и, позднее, Мамлюков, изначально рабов Саладина и Айюбидов, правили в Египте. Последнюю они просто отодвинули в сторону, чтобы образовать свою собственную династию, аналогичным образом основанную на рабстве, которое продолжало сохраняться при османском режиме.

Османы сами столкнулись при Мураде I с вызовом, на который они теперь давали ответ. В этом случае, по словам А. Тойнби, имело место «географическое перенесение естественной общины из ее естественного степного окружения, в котором она находилась в состоянии схватки с физической средой, во враждебное окружение, в котором она обнаружила себя свободной от физического давления засушливости, но взамен этого столкнулась с новой проблемой осуществления господства над враждебными общинами человеческих существ».

Другие кочевые сообщества, вставшие перед той же самой проблемой, просто попытались «трансформировать себя из пастухов овец в пастухов людей».

Но в этом они, как правило, проваливались. Господство аваров над славянами длилось всего лишь пятьдесят лет; западные гунны правили венграми не дольше срока жизни самого Аттилы. Все сменявшие друг друга империи монголов просуществовали также недолго. Ошибочность этого принципа правления со стороны кочевников заключалась в том, что «человеческий скот», оставаясь работать на собственных землях, в результате продолжал быть по-прежнему экономически продуктивным и вскоре начинал объединяться для того, чтобы изгнать или же ассимилировать своих «пастухов». Ибо те, в этом оседлом окружении, подтверждали, что являются просто бесполезными паразитами, как это и было на самом деле, «трутнями, эксплуатирующими рабочих пчел». Отсюда последовательно быстрый подъем, столь же быстрое угасание и падение большинства империй кочевников.

Османы должны были доказать, что представляют собой уникальное в истории исключение из этого правила. Они выработали практику «подбора и обучения людей – сторожевых псов, чтобы поддерживать порядок среди человеческого стада падишаха и держать его человеческих соседей в страхе». Этими вспомогательными устройствами в образе человека и были рабы-христиане. Султан Мурад открыл со своими янычарами дорогу институту управления Османской империей, основанному на рабстве и, отсюда, на верности султану, который вскоре распространился на гражданскую сферу, чтобы вобрать в себя все ответвления государственной службы. С этого времени подданные империи христианского происхождения должны были управляться людьми, которые по своему происхождению также почти полностью были христианами. Отсюда берет начало длинная череда мусульманских правителей, избравших христианского посредника в качестве средства отправления власти над своими подданными, будь то мусульмане или христиане.

Янычары Османской империи

Тем временем небольшой компактный корпус янычар – регулярной пехоты, напоминавшей преторианскую гвардию римлян, не имевшей аналогов в армиях христианских государств того времени, – играл активную роль в продолжавшейся на Балканах кампании Мурада и его военачальников, а также в последующем заселении захваченных земель, на которых селились мужчины, сражавшиеся, как сухо выражается Гиббон, «с усердием новообращенных против собственных односельчан-идолопоклонников».

Покорение Фракии открыло армиям османов путь в Болгарию, а оттуда – в Македонию. После необходимого для ассимиляции интервала Мурад вторгся в Болгарию. Он воспользовался тем, что страна после смерти царя была поделена между тремя соперничавшими братьями-наследниками. Этот раздел между старшим, князем Шишманом, и двумя его младшими братьями был настолько категорическим, что на протяжении жизни целого поколения страна была известна как «три Болгарии». К выгоде Мурада, случилось новое потрясение, вызванное вторжением в Западную Болгарию венгров, – «крестовый поход» против христиан, который получил благословение папы и результатом которого было насильственное обращение францисканскими миссионерами из православной в католическую веру около двухсот тысяч болгар. Гонения на православных были таковы, что многие из них приветствовали завоевание страны мусульманами как восстановление их права на свою веру.

На протяжении трех лет, начиная с 1366 года и далее, османы смогли овладеть всей долиной реки Марица и тем самым аннексировать большую часть Южной Болгарии. Шишман, следуя примеру Каракуллуки, или «носящих черную форму», в данном случае подносчиков продовольствия для янычар Иоанна Палеолога, стал вассалом Мурада. Его дочь присоединилась к гарему султана с обещанием, что она не будет обращена в мусульманскую веру. С помощью войск султана он изгнал венгров, но не смог овладеть – на что надеялся – частью территории, которая принадлежала его младшим братьям. В 1371 году с помощью сербов он повернул оружие против турок, начавших продвижение в западном направлении, но потерпел решающее поражение под Самаковым, бежал в горы и оставил туркам открытые перевалы, ведущие в обширную долину, лежащую перед Софией.

Мурад, однако, не торопился овладеть Софией. Верный, как и подобает человеку, который занимается не набегами, а строительством империи, своему принципу не торопиться между стремительными, хорошо спланированными кампаниями, он предпочел сначала обезопасить свой левый фланг от сербов. Он оккупировал долины Струмы и Вардара и дал команду на вторжение в Македонию вплоть до реки Вардар.

Македонию и Сербию, даже сильнее, чем Болгарию, раздирали внутренние противоречия. Смерть Стефана Душана в то время, когда он собирался двинуться на Константинополь в 1355 году, и наследование престола сыном, которого в народе презрительно называли неджаки, «тряпкой», ввергли его бывшую «империю» в состояние анархии и гражданской войны. История повторилась, когда в 1371 году сербская армия еще раз промаршировала в сторону реки Марица. Здесь, как и раньше, она потерпела от османов полное поражение под Черноменом, и трое из ее князей утонули или были убиты.

Итак, Восточная Македония была теперь завоевана столь же быстро, как и Фракия десятью годами раньше. Ее города Драма и Серес были колонизированы турками, а церкви переделаны под мечети. Города и деревни вокруг и в долине признали господство османов, тогда как в менее обжитых районах сербы правили в качестве их вассалов. В 1372 году армии турок достигли реки Вардар и форсировали ее. Они отуречивали население восточной части долины, а в северной низвели до положения вассала князя Лазара, который был избран, чтобы править в качестве наследника королей Сербии, но теперь признавался таковым лишь немногими своими людьми. Таков был конец Македонской империи Стефана Душана.

После этой успешной кампании Мурад выдержал десятилетнюю паузу, считая преждевременным предпринимать вторжение в Венгрию, и сосредоточил свое внимание на операциях в Анатолии. Но он был обязан вернуться в Европу, когда его ненавистный сын Савджи вступил в нечестивый союз с Андроником, старшим сыном императора Иоанна, который был опозорен и вытеснен своим братом Мануилом, ныне соимператором отца. Савджи и Андроник подняли во Фракии восстания, каждый против своего отца. Осажденные в Димотике, они вскоре были вынуждены сдаться и столкнуться лицом к лицу с жестоким возмездием Мурада. После того как греческие повстанцы были привязаны друг к другу и сброшены с городских стен в воды Марицы, Мурад выколол своему сыну глаза, а затем обезглавил его. Он приказал отцам молодых турок, участвовавших в восстании, последовать его примеру, ослепив и казнив своих собственных сыновей, и все выполнили этот приказ, кроме двоих, которых самих казнили вместо их детей. Мурад настаивал, чтобы император также ослепил своих собственных сына и внука, что и было проделано с помощью кипящего уксуса, но неудачно, так что у них зрение восстановилось. Их выздоровление в принципе отвечало интересам Мурада, который опасался соперничества со стороны собственного сына, но стремился оставить в живых Андроника и его отца-императора, и тем самым служить целям османов в отношении Константинополя.

Вскоре после этого настала очередь Мануила, младшего сына императора, запятнать свою репутацию. В качестве губернатора Салоники он оказался вовлеченным в заговор с целью сбросить власть Мурада в Сересе. Когда заговор провалился и османы осадили Салоники, он бежал в Константинополь. Здесь его отец, опасаясь Мурада, отказался принять его. Он был вынужден, таким образом, просить у Мурада прощения в Бурсе. Султан милостиво простил Мануила и восстановил его на императорском троне вместе с его отцом.

В свою очередь, брат Мануила, Андроник, бежал из башни, в которую заточил его отец. Он осадил Константинополь и вошел в город в союзе с генуэзскими и османскими войсками и короновал себя императором Андроником IV, сначала отправив в ту же самую башню своих отца и брата Мануила. Три года спустя они бежали через Босфор, чтобы вместе предстать перед султаном в качестве просителей. Мурад, теперь уже уверенно ведущий свою игру в манипулировании обеими партиями в их византийской династической борьбе, настаивал, чтобы Андроник был прощен и получил пост губернатора Салоники наряду с другими городами. Но он восстановил Иоанна и Мануила на императорском троне в обмен на большую ежегодную дань, обещание поставить значительный воинский контингент византийских солдат для службы в османской армии и уступку османам Филадельфии – последнего крупного города Византии в Азии. Когда филадельфийцы выразили протест, Иоанн и Мануил в рядах турецкой армии стали сражаться за то, чтобы навязать этим единоверцам-христианам мусульманское иго. Такой была последняя степень деградации, до которой опустился император Византии, – он мог продолжать править только благодаря милости по расположению турецкого султана.

Мураду нужны были еще три города для полного укрепления своих позиций на Балканах: София – чтобы распространить собственную власть на Северную Болгарию вплоть до Дуная; Ниш – в качестве ключа к Сербии; Монастир – чтобы установить господство османов над территориями к западу от Вардара, до тех пор подвергавшимися только набегам. В течение шести лет с момента возвращения Мурада после кампаний в Азии его военачальники достигли всех этих целей. Монастир вместе с Прилепом, к северу от него, стали пограничной крепостью Османской империи в 1380 году. Хотя войска османов еще не предпринимали попыток завоевания прилегающих земель Албании и Эпира, они вошли туда по приглашению местных властителей, искавших защиты от своих собственных врагов.

Чтобы двинуться дальше в Сербию, необходимо было оккупировать софийскую равнину. Она расположена в самой сердцевине Балкан, там, где сходятся вместе три горных хребта, господствующие над долинами трех главных рек, текущих соответственно на север и на юг – к Дунаю и к Средиземному морю. Сама София, расположенная на реке Искыр, которая, образуя дугу, течет к Дунаю, пала без сопротивления в 1385 году, оставшись без командира гарнизона, преданного, когда он находился вне города, а затем задушенного молодым турецким беглецом, который ранее стал его доверенным сокольничим. Дорога на сербский город Ниш, на Мораве, была теперь свободна. Ниш пал после борьбы на следующий год, и его правитель, Лазарь, был вынужден уплатить османам дань и выделить воинский контингент в их армию.

В Европе Мурад в качестве хозяина шести ключевых балканских городов теперь контролировал четыре пятых бывшей римской дороги из Константинополя в Белград и участок дороги от Белграда к Салоникам. Практически, кроме однодневного перехода, весь путь по дороге от Босфора до Адриатики проходил по территории османов. Теперь, включая отрезок, идущий через Малую Азию от Ангоры к Босфору, общее время на поездку от восточных до западных границ Османской империи составляло сорок два дня. Во время восшествия Мурада на престол двадцать семь лет тому назад на поездку между границами требовалось всего три дня.

Еще в 1335 году Мурад получил подтверждение своего статуса наследника Византийской империи с берегов Адриатики, когда Республика Рагуза сделала ему предложение подписать торговый договор. Это был первый из многих договоров, которые заключались между Османской империей и другими державами в последующие века. В обмен на значительную ежегодную дань жители этой республики получили право торговать в империи и плавать в открытом море без помех со стороны османов. Договор был скреплен Мурадом, который не умел писать, отпечатком большого пальца. Таково было происхождение тугра, которое в каллиграфической форме сохранялось при каждом последующем султане в качестве официальной печати османской династии.

Двадцатью годами позже и Венеция, и Генуя подписали договора с императором Византии, намереваясь защитить его от любых врагов, но исключая «Морат Бея и его турок». Генуэзцы дополнили этот договор официальным договором о дружбе с «великолепным и могущественным повелителем повелителей Морагибеем». Это, однако, не помешало им год спустя присоединиться к наступательному союзу «против этого турка, сына нечестивости и зла, врага Святого Креста, Морат Бея и его секты, которые пытаются столь ужасно атаковать «христианскую расу».

Мурад вел войну на двух сменяющих друг друга фронтах, одном – в Европе и другом – в Азии. За продвижением на одном регулярно следовало продвижение на другом, с тем, чтобы избежать опасности ведения войны одновременно на обоих фронтах. В Азии он хотел расширить и обезопасить свое родовое владение за счет владений других турецких князей, находящихся во внутренних районах страны. Это была задача, решение которой облегчалось после того, как разрастающиеся приграничные владения гази набирали силу и престиж. После захвата Ангоры, в центре Анатолии, Мурад сконцентрировал свои силы главным образом в Европе. Он расчетливо рассудил, что только с людскими ресурсами и деньгами Балкан и их ассимилированным христианским элементом у него за спиной он сможет быть уверенным в ассимиляции Малой Азии; более того, он прекрасно осознавал, что угроза со стороны стоящего перед ним христианского мира между тем остается большей, чем любая угроза со стороны мусульманских элементов у него в тылу. Но в данной обстановке перспектива любой кампании на Балканах практически сводилась к минимуму. Южные славяне были в ссоре с венграми; в Сербии царила анархия; в Болгарии не хватало лидеров; Византию раздирали на части династические распри. Кроме того, армия Мурада постоянно пополнялась за счет воинских контингентов, выделять которые в распоряжение султана были обязаны попавшие в вассальскую от него зависимость христианские князья. В результате покорения им Македонии вслед за Фракией и Южной Болгарией Мурад почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы перебросить силы из Европы в Азию.

В действительности он смог достичь своих предварительных целей в Малой Азии без военных действий. Большая часть эмирата Гермияна, соседствующего с владениями османов, вместе со стратегически важным городом Кютахьей, была гарантирована ему женитьбой в Бурсе его сына Баязида на дочери эмира, за которую в виде приданого отдавался крупный участок земли. Церемония бракосочетания отличалась великолепием, чуждым традициям более простых османских предков Мурада, но очень похожим на традиции византийского двора. Следующую территорию Мурад приобрел в Камиде, между Гермияном и государством Караман, купив ее у тамошнего эмира, который боялся оккупации Кютахьи османами, угрожавшей его безопасности. За территорию, находящуюся к югу от него, Мураду пришлось воевать. Но он ограничился захватом нагорий вокруг озерной части региона, оставив местному эмиру южные долины и низменности между Тавром и Средиземным морем.

Султан Мурад I. При нем османское государство расширило свою территорию в Анатолии и на Балканском полуострове

Подошло время, когда Мурад решил заняться более крупным и более прочным государством Караман, с которым теперь имелась общая граница. Он собрал в Кютахье армию, левое крыло которой, под командованием его сына Баязида, было составлено из греческих, сербских и болгарских войск, предоставленных в распоряжение турок, согласно договору, императором Иоанном и правителями соответствующих стран. Битва произошла в 1387 году на широкой равнине перед Коньей. Она никому не дала перевеса, каждая из сторон заявляла о своей победе. Город Конья устоял. Мурад не приобрел ни территории, ни трофеев, ни обещания выплатить дань или оказать военную помощь – всего лишь примирение с эмиром Карамана в форме смиренного целования им руки. Победоносный в сражениях с христианами Балкан, Мурад, таким образом, встретил равного себе соперника в лице могущественного мусульманского властителя и не смог расширить еще дальше свои владения в Азии.

Косвенным образом эта битва втянула его в другую крупную кампанию на Балканах. Чтобы избежать проявлений антагонизма со стороны мусульман Малой Азии, Мурад приказал своим войскам воздерживаться от грабежей и насилий. Этот приказ привел в ярость его сербский контингент, считавший, что, согласно правилам войны, трофеи есть то, что полагается солдатам за их службу. Часть из них поэтому не подчинились приказу и были на месте преданы смерти. Остальные вернулись в Сербию, все еще кипя от возмущения по поводу того, как с ними обошлись. Это дало Лазарю, князю Сербии, возможность усилить сопротивление сербов вторжению османов, которое после захвата Ниша теперь угрожало остальной части Верхней Сербии и Боснии. Лазарь создал Общесербский союз, заручившись поддержкой князя Боснии, власть которого простиралась до берегов Адриатики. Ответом османов было форсирование Вардара и вторжение в Боснию. Уступая в численности, они потерпели поражение под Плочником, потеряв четыре пятых своей армии. Этот перерыв в цепи побед османов явился причиной небывалого подъема воинского духа у балканских славян. Сербы, боснийцы, албанцы, болгары, валахи и венгры из приграничных провинций – все, как никогда раньше, сплотились вокруг Лазаря в своей решимости изгнать турок из Европы.

Мурад в это время оставался в Малой Азии, не проявляя ненужной спешки с отмщением за поражение, нанесенное ему под Плочником. Он предпочел выждать, чтобы не только восполнить свои потери, но и посмотреть, как долго его враги после этого первого эмоционального всплеска решимости и надежды смогут сохранить свое единство. По опыту прошлых лет и своего острого политического чутья он хорошо знал, что солидарность среди этих славянских народов часто была эфемерной.

Таким образом, прежде чем вновь повернуть оружие против сербов, Мурад в 1388 году возобновил кампанию по полному завоеванию Болгарии. Князь Шишман уже в начале войны ушел в крепость на Дунае и запросил мира. После принятия условий Мурада он передумал и решился на последнее, отчаянное сопротивление. Но он недооценил силу османов, которые вскоре нанесли ему поражение и взяли в плен. В результате османы утвердили свое господство в Северной и Центральной Болгарии вплоть до Дуная, заняв несколько крепостей на стратегических участках берега реки, чтобы контролировать перевалы через Балканские горы. Хотя князь Шишман остался вассалом султана, он едва ли находился в достаточно сильной позиции, чтобы помочь своим братьям-славянам в создании нового большого союза.

Разделавшись таким образом с Болгарией, Мурад, которому было уже семьдесят лет, лично повел свою могучую армию на заключительную кампанию против сербов. К нему присоединились войска болгар и двух сербских перебежчиков с перспективой поддержки от третьего. Решающая битва за судьбу независимой Сербии произошла на пустынной холмистой равнине «черных дроздов» под Косово – в точке, где сходились границы Сербии, Боснии, Албании и Герцеговины. Уступая в численности, армия турок превосходила ее своей верой в успех и моральными качествами. Мурад был настолько уверен в победе, что приказал, заглядывая далеко вперед, чтобы в ходе сражения не пострадали ни один замок, город или деревня этого региона. Воюя за обладание богатой страной, не в интересах столь дальновидного и мудрого политика было уничтожать ее ресурсы или без надобности ожесточать против себя население этой страны.

У сербов, напротив, не было никакой уверенности в победе в основном из-за недоверия друг другу и подозрений относительно возможного предательства в собственных рядах. В обращении к поискам в канун битвы князь Лазарь, которому всегда не хватало авторитета и которому теперь не хватало уверенности, открыто обвинил в измене своего зятя Милоша Обилича. Сам Мурад высказал лишь опасения, как бы ветер, дующий со стороны врагов, не засыпал пылью глаза османов.

Как гласит летопись, всю ночь он молил небеса о защите и оказании ему чести умереть за истинную веру мученической смертью, ибо только она заслуживает блаженства.

На следующее утро ветер стих. Армия османов развернулась для битвы в привычном порядке: в центре располагался султан с янычарами и кавалерийской гвардией; на правом фланге его старший сын Баязид, командовавший европейскими войсками (поскольку битва была в Европе); слева – его младший сын Якуб, командовавший азиатскими частями. Османы атаковали авангардом в две тысячи стрелков из лука. Сербы ответили атакой, которая прорвала их левый фланг. Баязид с правого фланга пришел на выручку, нанеся массированный контрудар, доблестно сражаясь и лично поражая своих врагов массивной железной булавой. Исход дела оставался неясным, османы все еще оборонялись, когда другой зять Лазаря, Вук Бранкович – существует версия, что по вероломному предварительному сговору с Мурадом, – ушел с поля боя со своими двенадцатью тысячами воинов. Его дезертирство настолько ослабило сербов, что они сломали свои ряды и побежали.

Мурад оказался прав в своей оценке отсутствия единства среди славян во время битвы. Но его обращенная к Всемогущему вечерняя молитва подтвердилась буквально во всем. Сам он пал на поле битвы. История этой трагедии была противоречиво изложена различными источниками в нескольких версиях. Наиболее правдоподобной представляется история, согласно которой убийство было совершено во время или после битвы Милошем Обиличем. Терзаемый голословными обвинениями в измене со стороны своего тестя Лазаря накануне вечером, он исполнился решимости доказать свою верность. Он притворился, что переходит на сторону турок. Оказавшись в их рядах, Милош Обилич потребовал, чтобы его согласно его рангу принял Мурад. Когда аудиенция была разрешена, Милош в притворном смирении встал перед султаном на колени, а затем вонзил ему в грудь кинжал, «сделав это дважды», как подсчитали позже, причем «кинжал пронзил его насквозь». Не сумев бежать, он был растерзан солдатами султана. После покушения Мурад еще некоторое время оставался в живых и успел отдать приказ о введении в бой резерва, что принесло османам решающий успех. Последним приказом Мурада перед смертью был приказ «привести Лазаря и приговорить его к казни».

Таким в момент победы в исторической битве, от которой побежденные уже не смогли оправиться, был внезапный конец этого первого великого султана Османской империи. За время правления Мурад I возвысил государство своих предков до уровня империи, которой было суждено стать мощной мировой державой. Как султана в глазах истории его затмили два еще более могущественных суверена: Мехмед Завоеватель и Сулейман Законодатель. Но они осуществляли дальнейшее строительство и расширение на его достижениях, на том, что он посредством завоеваний и последующего управления обширными территориями заложил.

Мурад был не просто воином. Он преуспел в военном искусстве, стал мудрым стратегом, беспощадным – по сути жестоким – в бою, уверенным в своих военачальниках, которым он был всегда готов передать право командовать армией. Но его сила в не меньшей мере заключалась и в искусстве поддерживать мир. Он был правителем выдающегося политического ума. Как только битва была выиграна, он сразу же заботился о том, чтобы жизнь на завоеванных христианских территориях продолжалась под исламом с минимальными социальными и экономическими срывами. Ни одна из сложившихся османских традиций управления точно не соответствовала системе управления этих европейских земель. Должны были решиться новые системы административного управления, находившегося в прагматическом соотношении с условиями времени, места и обычая; и это было сделано при Мураде, который доверял своим чиновникам не меньше, чем своим командирам, на достаточно компетентной и разумно сбалансированной основе.

В оценке характера своих подданных и врагов, будь то грек или славянин, Мурад проявлял удивительную психологическую интуицию. Истый мусульманин, каковым он был в своих верованиях, он тем не менее управлял «неверными» христианами своей новой империи с поразительной терпимостью. Он никогда не санкционировал преследований христиан и, за исключением янычар, не предпринимал никаких насильственных обращений в ислам. Патриарх православной церкви лично свидетельствовал в письме папе римскому в 1385 году о том, что султан оставил его церкви полную свободу действий.

Разумно и в то же время твердо Мурад I сеял семена многонационального, поликонфессионального и многоязычного общества, которое должно было эффективно функционировать под управлением его преемников в предстоящие века. Этот процесс создал на больших пространствах «Пакс Оттоманикум», который со временем послужит сравнением с «Пакс Романум» более ранних веков. Составленная из разных частей Османская империя должна была в действительности стать, благодаря своей эклектичной политике, истинным преемником Римской империи. Ибо она позаимствовала римскую традицию предоставления иностранцам гражданств, натурализовала их по собственным образцам и поощряла использовать свои возможности, как к собственной выгоде, так и к выгоде империи. Она предоставляла подданным султана христианского происхождения на равных с мусульманами от рождения возможность достигать высших официальных постов в государстве. Но была практика, схожая с той, которая, с точки зрения профессора Тойнби, «позволила римлянам первыми создать империю, а затем шить и вновь оживлять ее». В оценке достоинств этой практики некоторые заходят настолько далеко, что утверждают, что османы «были способны построить империю, которая действительно была пятым «порождением Римской империи на Ближнем и Среднем Востоке» и которая смогла просуществовать в этом качестве вплоть до первой четверти XX века.