Текст книги "Нарцисс в цепях"

Скорее я ощутила, чем увидела, как пролетело надо мной в воздухе что-то темное и большое, приземлившись за мной. Отвлеклась я всего на долю секунды, но этого хватило. Тот, что был впереди, метнулся вперед так быстро, что мои глаза не успели уследить. Я выставила левое предплечье, принимая на него удар, а правой с ножом ударила сама. Левая онемела как от удара бейсбольной биты. Я могла пырнуть врага в живот, но уголком глаза уловила движение и бросилась боком на пол в ту же секунду, как надо мной пронеслись когти. Тогда я полоснула лезвием по ногам, распоров их вместе с сапогами. Змей вскрикнул и отскочил, хромая.

Второй змей бросился ко мне, выставив когти. Времени подняться с пола или что-нибудь сделать у меня не было. Нож был наготове, левая рука действовала лишь частично, и я видела, как эта тварь пикирует на меня радужным кошмаром. Но мелькнуло что-то черное, ударив ее в бок, и обе фигуры влетели в стену. Это была Менг Дье, и когти рвали ее бледную плоть у меня на глазах.

Больше увидеть у меня не было времени, потому что надо мной навис Коронус, капая кровью с шеи и плеч, в разорванной рубашке. У него за спиной Сильвия боролась с Марко, пытаясь прорваться мимо него к Коронусу. Ее изящные ручки превратились в когтистые лапы, хотя все остальное было человеческим. Сильные оборотни это умеют – превращаться частично.

Джемиль в дальнем углу дрался с двумя змеелюдьми. Грегори покрывался мехом и, пока он не сменит форму окончательно, был беспомощен. У меня не было времени оглядеть другую половину комнаты. Коронус уже был рядом, и я не успевала, поэтому сделала то единственное, что могла придумать. Схватив нож за острие, я метнула в него и не стала ждать и смотреть, попала ли. Я уже летела к ближайшей стене с коллекцией клинков и успела схватиться за какую-то рукоять, когда Коронус располосовал мне спину. С воплем я упала на колени, но правая рука не выпустила меча, и я его выдернула, падая, из настенных скоб. Тут же я повернулась левой стороной к противнику. Он распорол мне левое плечо, но не было больно так, как на спине. Либо рана глубже, либо рука потеряла чувствительность. Этими секундами – когда он меня полосовал – я воспользовалась и ткнула острием меча назад, не глядя, где там Коронус. Будто я его ощущала спиной, будто знала, где он. И почувствовала, как клинок вошел в тело. Я дернула его вверх, вставая, ткнула вперед, назад, внутрь, насквозь изо всех сил. Никогда я такого не делала, но движения были привычными, заученными, и я знала, что заучены они не мной. Не мое тело помнило, как поворачивать меч, как самой повернуться, чтобы сильнее ранить, выдирая внутренние органы вместе с клинком при движении назад, как поднять меч над упавшей на колени фигурой. Хотя это я умела. Головы от тел мне приходилось отрезать годами. Лезвие уже шло вниз в ударе, когда он крикнул:

– Хватит!

Я не остановилась, даже не заколебалась.

Но Джемиль бросился ко мне поверх склоненной головы противника, прижал меня к стене, ухватив рукой за запястье, хоть я и отбивалась.

– Анита! Анита!

Я подняла на него взгляд, будто только сейчас осознавая, кто он и что делает. Я знала, хотя только в теории, что мое тело только что собиралось отсечь змее-человеку голову. Я обмякла, но Джемиль меня не отпустил.

– Скажи что-нибудь, Анита!

– Все в порядке.

– Он сдается. Мы победили. Ты забираешь своих леопардов. – Он перехватил меня за запястье руки, держащей меч. – Остынь, ты победила.

Я старалась удержать меч, но Джемиль не успокоился, пока я его не отдала. Потом он медленно отошел в сторону, а я глядела на Коронуса, стоящего на полу на коленях и зажимающего когтями рану в боку, откуда бежала кровь. Он посмотрел на меня и закашлялся – капля крови показалась на губах.

– Ты мне легкое проколола.

– Это не серебро, заживет.

Он засмеялся, но ему стало больно от смеха.

– У всех у нас заживет.

– Ты лучше молись, чтобы зажило у Грегори.

Черные глаза блеснули, и что-то в этом взгляде мне не понравилось.

– В чем дело, Коронус? Отчего у тебя так глаза бегают?

Я встала перед ним на колени. Левая рука висела плетью, но онемение уже прошло. В ранах плеча и спины разгоралась глубокая боль. Я намеренно не стала на них глядеть, но ощущала, как щекочет спину кровь, стекающая струйками. И не отводила взгляда от глаз Коронуса.

Он посмотрел мне в глаза, когда Джемиль навис над нами, а потом отвел взгляд вправо. Я посмотрела туда же и впервые ясно увидела Натэниела на той стене. Мир поплыл цветными струями, и я бы упала, если бы не успела опереться на правую руку. Частично от болевого шока и потери крови, но не только от этого. Сквозь тошноту и головокружение я слышала, как Коронус говорит:

– Это не мы, это гиены велели нам остановиться. Они велели, чтобы до твоего прибытия больше ничего не делалось. Мы бы никогда не поступили так жестоко с тем, кого не хотим убивать.

В глазах прояснилось, и я не смогла отвести взгляда. Натэниел был гол, висел, подвешенный за руки на цепях, и ноги у него тоже были скованы, как у Грегори. Но он висел лицом к комнате. Трицепсы были рассечены ножами. Клинки поменьше пронзали каждую кисть, и он не мог сомкнуть вокруг них пальцы. Тонкие ножи проткнули толщу мускулов над ключицами. А дальше шли мечи.

Широкий кривой меч торчал из правого бока, сквозь мясо. Были еще, слишком большие для ножей, слишком маленькие для мечей, рассекавшие бедра, икры.

Не помню, как я оказалась на ногах. Я пошла к нему, левая рука болталась, кровь капала с пальцев. Неожиданностью для меня после всего этого ужаса были его глаза. Сиреневые глаза были открыты, глядели на меня, полные такого, чего мне не хотелось бы понимать. Во рту торчал кляп, закрепленный повязкой вокруг длинных рыжеватых волос. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, а я шла к нему.

Остановившись перед ним, я попыталась вытащить кляп, но одной рукой не смогла. Рядом оказался Фауст, разорвал завязку и помог мне аккуратно его вынуть. Я дотронулась до губ Натэниела, показывая, чтобы он не шумел. И посмотрела вниз, вдоль тела. Сколько крови! И она высыхала липкой коркой на теле. На ножи я не могла смотреть, и с расстояния нескольких дюймов я увидела то, что не могло быть правдой. Убрав руку от его рта, я взялась за лезвие, торчащее из груди. Тронула засохшую кровь, потерла пальцами. Натэниел тихо застонал, но я не остановилась, я хотела увериться. Соскоблив достаточно крови, я убедилась, что его кожа закрылась вокруг лезвий. За те два часа, что я сюда добиралась, его тело заросло вокруг воткнутых ножей.

Я рухнула на колени, как от удара по лбу. Попыталась что-то сказать, но не вышло. Джемиль присел рядом со мной. Я ухватила в горсть пучок кожаных ремней у него на груди. На нем тоже была свежая кровь, раны на руках и на груди.

– Как нам это исправить? – наконец выговорила я.

Он посмотрел на Натэниела:

– Вытащить клинки.

Я покачала головой:

– Помоги мне встать. – Меня добила потеря крови и этот ужас. Тошнило, голова кружилась. Джемиль помог мне встать перед Натэниелом. – Ты понимаешь, что мы сейчас сделаем?

Натэниел поглядел своими невозможными глазами.

– Да, – тихо сказал он, почти беззвучно.

Я ухватилась за нож, торчащий в квадрицепсе, охватила рукоять пальцами. Губы у меня дрожали, глаза плыли от жара. Но я глядела в глаза Натэниела, не моргая, не отводя. Набрав в грудь воздуху, я вытащила клинок. Глаза Натэниела закрылись, голова дернулась назад, дыхание с шипением вырвалось из сжатых зубов. Плоть прикипела к стали. Совсем не так, как если вынимаешь нож из жаркого – плоть охватывала лезвие, будто проросла насквозь.

Окровавленный нож выпал у меня из рук, резко звякнув на цементном полу. Натэниел вскрикнул. Джемиль оказался сзади, и еще один клинок исчез из груди Натэниела. Еще один засосало в тело у меня на глазах. Натэниел снова закричал, из раны хлынула кровь, и я отвернулась. Коронус все еще валялся на полу, и двое его людей толпились рядом. Что-то, наверное, в моем лице испугало его, потому что глаза у него полезли на лоб и что-то весьма похожее на человеческий страх отразилось в них.

– Мы бы вытащили лезвия, но гиены велели ничего не трогать до твоего прибытия!

Я посмотрела на ту сторону комнаты, на ближайшего к Натэниелу охранника – того, кому не нравилось здесь быть. Он поежился под моим взглядом:

– Я выполнял приказ.

– Это оправдание или предлог?

– Нам не в чем перед тобой оправдываться, – ответил другой охранник, высокий шатен, который впустил нас в комнату. Он стоял возле закрытой двери с видом надменным и вызывающим, но вкус его страха я ощущала на языке, как тающую конфету. Он боялся того, что я могу сделать.

Грегори подошел поближе в виде получеловека-полулеопарда. Никогда я его таким не видела – пятнистый мех, крупнее, чем в виде человека, и мускулистее. Между задними ногами болтаются вполне залеченные, крупные гениталии.

Один из змеелюдей полз по полу, волоча за собой ноги. Позвоночник сломан, но заживет. Сзади, из горла Натэниела, донесся еще один крик. Другой змеечеловек скорчился у стены рядом с закованной брюнеткой. Рука почти была вырвана из сустава. Платье Сильвии разодралось в клочья, обнажив груди на обозрение миру. Сильвии, похоже, было на это наплевать. Руки ее были все так же снабжены когтями, бледные волчьи глаза смотрели на меня.

– Забирай своих леопардов, – сказал Коронус, – и иди с миром.

Тут же раздался еще один крик.

– С миром, – повторила я в странном оцепенении, будто какая-то часть моей личности сложилась и перестала действовать. Стоять здесь и слушать крики Натэниела и при этом сохранить чувства было невозможно. Если сохранять рассудок. Спокойствие пустоты, в которое я обычно погружаюсь, когда убиваю, начало поглощать меня, и так было куда лучше. Есть вещи и похуже пустоты.

– Кто эти женщины?

– Лебединки, – ответил он. – Тебе до них нет дела, Нимир-Ра.

Я поглядела на него, и сама почувствовала, как мои губы кривятся в улыбке. Не слишком приятной.

– Что с ними будет, когда мы уйдем?

– Вылечатся, – ответил он. – Нам они нужны живые.

Я против воли улыбнулась шире. Засмеялась, но мне самой не понравился звук моего смеха.

– И ты думаешь, что я оставлю их на вашу милость?

– Это лебеди, а не леопарды. Что тебе за дело до них?

Голос Натэниела прозвучал хрипло, и, обернувшись, я увидела текущие у него по щекам слезы.

– Не оставляй их! Пожалуйста, не надо!

Джемиль вытащил еще один клинок. Осталось только три. На этот раз Натэниел не вскрикнул, только вздрогнул, закрыв глаза.

– Анита, прошу тебя! Они бы сюда не пришли, если бы я их не позвал!

Я посмотрела на трех нагих женщин в цепях, с кляпами во рту, в окружении десятков чистых, не использованных пока лезвий. Женщины смотрели на меня вытаращенными глазами, часто дыша, и было видно, как панический страх спускается у них вниз по горлу, как вино. И я, глядя на них, знала, что они – просто еда. Они лебеди, не хищники. Они – не мы. Сейчас я каналировала Ричарда. Я была сегодня «шведским столом» для моих парней, сборной солянкой их мыслей и чувств. Но одна вещь была, которая принадлежала мне: ярость. Не ярость волков, когда они убивают. Нет, она была холоднее и как-то увереннее в себе. Ярость, не имеющая никакого отношения к крови, а полностью относящаяся… да, к смерти. Я хотела убить их всех за то, что они сделали с Грегори и Натэниелом. Я хотела их смерти. По правилам, убить их я не могу, но я сделаю, что можно. Я отниму у них остальных жертв. Не оставлю, не могу оставить этих трех женщин в таком виде. Не могу – и все.

– Не бойся, Натэниел, мы их не бросим.

– У тебя нет права на них, – возразил Коронус.

Грегори зарычал, и я взяла его за мохнатую руку.

– Все в порядке. – Я посмотрела на Коронуса, стоящего в окружении змей. – Я бы на твоем месте не стала говорить мне о правах. На твоем месте я бы молчала в тряпочку и выпустила бы нас отсюда со всеми, кого мы возьмем.

– Нет, они наши, пока не явится их выручать их лебединый царь.

– Вот что: его здесь нет, а я есть. И я тебе говорю, Коронус Клана Черной Воды, что этих лебединок я заберу с собой. Не брошу.

– Почему? Что тебе за дело до них?

– Почему? Отчасти потому, что ты мне не нравишься. Еще потому, что я хочу вас всех поубивать, но не могу по законам ликантропов. Поэтому я тебя ограблю, отобрав твою добычу. Придется удовлетвориться этим. Но если ты еще когда-нибудь, хоть раз, встанешь на моей дороге, я тебя просто убью, Коронус. Убью с удовольствием.

Я поняла, что говорю правду. Часто мне приходилось убивать с холодной кровью, но сегодня мне очень хотелось его убить. Может быть, ради мести. Я не стала спрашивать себя, я просто выразила это глазами. Пусть оборотень это видит, потому что он поймет. Он не человек и может узнать смерть, когда она на него смотрит.

Он понял. Я увидела это по его глазам, ощутила свежий вкус страха. Вдруг он показался мне очень усталым.

– Я бы отдал их, если бы мог, но не могу. Я должен что-то показать как результат этой ночи. Надеялся, что это будут лебеди и леопарды, но если у меня нет одних, то других я должен предъявить.

– А какое тебе дело до лебедей или леопардов? – спросила я. – Они для тебя ничего не значат, тебе не включить их в свое племя.

Глаза его замкнулись в непроницаемости, но струйка страха нарастала, переходя в густой аромат пота и горечи. Он очень боялся. И не меня, то есть не совсем меня, но чего-то, что с ним будет, если он отдаст лебедей. Так что же это?

– Анита Блейк, я не могу их отдать.

– Объясни почему.

– Не могу.

Страх из него уходил. До сих пор я не знала, что смирение имеет запах, но сейчас я слышала этот запах тихой горечи поражения. Он окутал меня густой волной, и я знала, что победила.

Он покачал головой:

– Я не могу отдать лебедей.

– Ты их уже отдал. От тебя воняет поражением.

Он склонил голову:

– Я отдал бы, если бы мог, но прошу тебя, поверь мне, я не могу отдать их тебе. Не могу.

– Не можешь или не желаешь?

Он улыбнулся улыбкой столь же горькой, как запах от его кожи.

– Не могу.

Даже голос его дрожал, будто он хотел сказать «да» – и не мог.

– Поступи как лучше для твоего народа, Коронус, отступи.

Как-то я вдруг поняла, что мы победим. Моя воля к победе была больше, чем у него. Сегодня победа на нашей стороне. Кто-то из змей погибнет, потому что их предводитель сорвался. Без его силы, без его воли, ведущей их, они победить не могут. Они хотели бы сейчас оказаться где-нибудь подальше отсюда. Так почему же они здесь? Потому что здесь их альфа, их вожак, и его воля – их воля. Так почему же они слабы, будто чего-то не хватает в этой группе?

Вдруг меня осенило: именно это каждый ощущал при виде леопардов, пока я к ним не пришла, – запах слабости и поражения. Натэниел слаб. Но теперь моя воля – его воля, а я не слаба. Я повернулась, посмотрела ему в глаза и увидела сквозь боль и муку, что в них нет безнадежности. Когда я его впервые увидела, Натэниел был полон безнадежности, но сегодня он знал, что я приду. Он знал, что я его не брошу. Грегори мог сомневаться, потому что думал человеческой частью своего существа. Но Натэниел доверял мне выше всякой логики.

Я повернулась к Коронусу:

– Брось, Коронус, иначе многие из вас не увидят рассвета.

Он тяжело вздохнул:

– Значит, так тому и быть.

И он сделал то, чего не надо было делать. Совершенно нелогичную вещь – с точки зрения не-человека. Он был обречен на поражение и знал это. И поступил он очень по-человечески – напал на нас. Только люди тратят энергию зря, когда есть другой выход.

Две змеи, охранявшие Коронуса, вдруг бросились на меня, а я стояла слишком близко. Слишком я доверилась вновь обретенному ощущению вервольфа, что они на нас не нападут. И оказалась беспечной, я забыла, что они животные только наполовину. А человеческая половина всегда опрокидывает все расчеты.

Слишком быстро они бросились, я могла только нагнуться к ножу, зная, что не успею. Грегори мелькнул желтой полосой, перехватив одну из змей в воздухе, но вторая обрушилась на меня, полосуя когтями, и мы рухнули на пол. Это не было больно, я уже оцепенела. Когти рвали мне живот, докапываясь до сердца. Я подняла руку, чтобы перехватить их, но это было движение как в замедленной съемке. Будто рука весит тысячу пудов, и я осознавала, что ранена, серьезно ранена. Что-то нехорошее вышло при первом взмахе когтей.

Вдруг рядом оказался Грегори, бледный мех мелькнул среди многоцветных змей. Он упал на меня, а сверху на нем сидела какая-то тварь, разрывающая спину. Он даже не пытался защититься, он вцепился в того, кто сидел на мне, оторвал от меня, и все они стали драться втроем на моем теле. В какой-то миг глаза и рычащая пасть Грегори оказались прямо надо мной. Мы были прижаты друг к другу как любовники, и я знала, что когти во мне – его когти. Его притиснули ко мне, вдавили в меня. Потом чьи-то руки растащили нас. Мелькнуло лицо Джемиля, губы его шевелились, но я ничего не слышала. Клубы тьмы заволокли зрение, и осталась только тусклая-тусклая точка света. Потом исчезла и она, и осталась темнота и только темнота.

Глава восьмая

Мне снилось, что я бегу по ночному лесу, спасаясь от погони. Она приближалась, и я знала, что это не люди за мной гонятся. Тогда я упала наземь и побежала на четвереньках. Теперь я гналась за какой-то бледной тварью, бежавшей впереди. У нее не было когтей и зубов, и она чудесно пахла страхом. Она упала, и визг ее ударил мне в уши до боли и сильно возбудил. Клыки мои вонзились в мясо и стали рвать его, не переставая. Горячая кровь обожгла горло, и сон развеялся.

Я лежала в спальне Нарцисса на черной кровати. Привязанный к столбам Жан-Клод стоял у ее края. Грудь его была обнажена, покрыта следами когтей, и кровь бежала по коже. Я поползла к нему, и я не боялась, потому что чуяла этот дивный медный запах крови. Он смотрел на меня глазами – сплошная бездонная синева.

– Поцелуй меня, ma petite.

Я встала на колени, губы мои приблизились к его губам. Он подался ко мне, но не дотянулся. Я опустила рот ниже, над грудью, над свежими ранами.

– Да, ma petite, да!

Я прижала рот к его груди и стала пить. И проснулась, тараща глаза, и сердце у меня стучало. Надо мной стоял Ричард, все в том же кожаном ошейнике. Я попыталась поднять руки, обнять его, но левая рука была привязана к столу. И в ней торчала игла капельницы. Я оглядела затемненную комнату и поняла, что я не в больнице. Подняв правую руку, я хотела ощупать лицо, но рука была слишком тяжела. Снова перед глазами разлилась темнота, как теплая вода, и пальцы ощутили его кожу.

– Спокойно, Анита, лежи.

Кажется, он меня поцеловал, а потом – ничего.

Я шла по пояс в воде – в ледяной чистой воде. Я знала, что надо из нее выбраться, или я погибну, замерзну насмерть. Был виден берег, голые деревья, снег. И я побежала к этим далеким деревьям, борясь с водой и холодом. Ноги провалились, я попала в глубокую яму. Вода сомкнулась надо мной, и удар холода был как огромный кулак. Я не могла двинуться, не могла дышать. Свет мерк над чистой водой, уходил все дальше. Я погружалась, погружалась, надо было бы испугаться, но я не боялась. Слишком я устала.

Из света, сверху, ко мне протянулись бледные руки. Пышный рукав развевался вокруг плеча, и я потянулась к нему, рука Жан-Клода охватила меня, и он вытащил меня к свету.

Я снова лежала в темной комнате, но кожа у меня намокла, было холодно, очень холодно. Жан-Клод держал меня на коленях. Он все еще был в том же виниловом наряде. Потом я вспомнила бой. Меня ранили. Жан-Клод наклонился надо мной и целовал меня в лоб, и кожа его была холодна как лед, как окружавший меня лед. Хуже всего была дрожь: меня бил озноб.

– Холодно, – сказала я.

– Знаю, ma petite, холодно нам обоим.

Я нахмурилась, потому что не поняла. Он смотрел на кого-то другого.

– Я ее вернул, но я не могу дать ей тепло, без которого она не выживет.

Мне удалось повернуть голову так, чтобы оглядеться. В комнате стоял Ричард в обществе Джемиля, Шанг-Да и Грегори. Он подошел к кровати и положил руку мне на лоб. Она была горяча, слишком, я попыталась отодвинуться.

– Анита, ты меня слышишь?

Зубы так стучали, что я лишь с третьей попытки смогла сказать:

– Да.

– У тебя была высокая температура, очень высокая. Тебя положили в ванну со льдом, чтобы сбить ее, но реакция твоего тела была как у оборотня. Снижение температуры при залечивании таких страшных ран чуть тебя не убило.

Я сморщилась, поглядела на него и смогла выговорить:

– Не понимаю.

Невольные подергивания стали сильнее, настолько, что раны разболелись от них. Я достаточно очнулась, чтобы понять, как серьезно пострадала. Болело там, где я даже не помнила ран. Мускулы ныли.

– Тебе для излечения нужна высокая температура, как нам.

Я не поняла, кому «нам».

– Кто… – И тут мое тело скрутила судорога, изо рта вырвался вопль. Боль билась в каждой клеточке, вырываясь наружу. Если бы я могла дышать, я бы вопила и дальше. Зрение заволакивалось большими серыми пятнами.

– Врача!

Голос Ричарда.

– Ты знаешь, что нужно делать, mon ami.

– Если это поможет, я потеряю ее навеки.

На миг зрение прояснилось. Ричард сдирал с себя штаны. Больше я ничего не видела – что-то серое заволокло глаза и мозг и засосало меня.