Текст книги "Нарцисс в цепях"

Глава пятая

Я перестала дышать. Оказаться от него в дюйме после всех этих долгих дней – это было слишком. До боли красивое лицо склонилось надо мной, густые волны каштановых волос упали мне на плечи. Губы его нависли над моими, и кажется, я сказала бы «нет», но тут случились одновременно две вещи. Он стиснул меня одной рукой за талию почти до боли. Потом освободившаяся рука взяла меня за подбородок. Сила его рук, их прикосновение сбили меня с толку. Вот только что я на него смотрела, в эти глубокие карие глаза, и вот он уже целует меня.

Не знаю, чего я ждала – невинного поцелуя? Он не был невинным. Ричард целовал меня до синяков, так, что у меня раскрылся рот, и он вполз внутрь, и я ощутила мускулы его рта, челюсти, шеи, как они движутся, когда он меня держит, исследует, овладевает. Я должна была разозлиться, выйти из себя, но нет. Если бы он не зажал меня неподвижно, я бы повернулась у него в руках и прижалась бы к нему передом. Но я могла только ощущать вкус его губ, пытаться выпить его, будто он был лучшим в мире вином, а я умираю от жажды.

Наконец он отодвинулся от меня, и стало видно его лицо. Я смотрела, затаив дыхание, будто глаза мои изголодались по этой безупречной линии скул, по ямочке, смягчавшей это мужественное лицо. Ничего женственного в Ричарде не было. Мужчина во всех смыслах. В электрическом свете медью и золотом, как провода, сверкали локоны его темно-каштановых волос.

Он медленно положил меня на землю с высоты своих почти двух метров. Плечи у него были широкие, грудь колесом, талия тугая и узкая, живот плоский, и тонкая линия черных волос исчезала в черных виниловых штанах. Опять черный винил! Здесь угадывалась тема, но все равно глаза мои пошли ниже. Узкие бедра, а дальше куда не надо бы смотреть и чего не надо замечать, потому что мы среди публики, а сегодня я не собиралась видеть его голым. Кожаные сапоги до колен завершали наряд. А сверху на нем были только кожа, браслеты с металлическими заклепками и такой же ошейник.

Чья-то рука коснулась меня сзади, я дернулась и обернулась, чтобы видеть их обоих, потому что я знала, кто это. Глаза Жан-Клода снова стали обыкновенными.

Я обрела голос:

– Это ты его позвал.

– У нас было соглашение, что тот, кому ты позвонишь первому, свяжется с другим.

– Ты должен был мне сказать.

Жан-Клод положил руки на бедра:

– В этом я своей вины не признаю. Он хотел явиться сюрпризом, вопреки моим желаниям.

Я перевела взгляд на Ричарда:

– Это правда?

– Да.

– Зачем?

– Затем, что при честной игре я бы не получил поцелуя. А видеть тебя сегодня и не дотронуться – эта мысль была мне невыносима.

Не столько от его слов, сколько от выражения глаз и от жара в его лице я вспыхнула.

– Я сегодня играл честно, ma petite, и я же и наказан, а не вознагражден. – Жан-Клод протянул ко мне руку. – Начнем с поцелуя?

Вдруг я сообразила, что мы стоим на танцполе рядом с металлической рамой и ожидающими «актерами». Внимание публики было устремлено на нас, а мне этого не хотелось. Почти все в зале были оборотнями. Я ощущала их энергию как теплый электрический мех, а они ощущали нашу.

Я кивнула. Вдруг мне захотелось уединения, которое предлагал Жан-Клод. Но, переводя взгляд с Жан-Клода на Ричарда и обратно, я не доверяла себе самой остаться наедине с любым из них. Если бы у нас был номер, я не могла бы гарантировать, что секс останется чисто метафизическим. Признать это даже перед собой было неловко. Насколько бы ни было неудобно делать это перед публикой, наедине все-таки хуже. Здесь я знала, что скажу «стоп!», а в другом месте – не уверена. Я сейчас думала не о леопардах, а о том, насколько я голая. Вот черт!

– С поцелуя? Почему бы и нет?

– Можем снять номер, – сказал Ричард, понизив голос.

Я затрясла головой:

– Никаких номеров.

Он протянул руку, но одного взгляда хватило, чтобы он ее убрал.

– Ты нам не доверяешь.

– Или себе, – тихо отозвалась я.

Жан-Клод протянул руку:

– Давай, ma petite, мы задерживаем представление.

Я мгновение смотрела на его руку, потом взяла ее, ожидая, что он притянет меня к себе, но этого не случилось. Он остановился от меня на расстоянии ладони. Я посмотрела на него вопросительно, и он коснулся моего лица, нежными исследующими пальцами, ощупывая все изгибы щеки, будто осторожная бабочка, будто боясь тронуть. Потом он наклонился ко мне, и кончики его пальцев легли мне на кожу, ладони соскользнули, беря мое лицо будто в чашу рук, как хрупкую драгоценность.

Никогда он не был так робок, так сдержан. Даже когда губы его придвинулись ко мне, я подумала, не затем ли он так нежен, чтобы подчеркнуть по контрасту силовой метод Ричарда. И тут его губы коснулись моих, и все мысли меня покинули. Касание было едва ощутимым, потом он нежно поцеловал меня. Я ответила на поцелуй, так же бережно, как он, руки мои поднялись и накрыли его ладони, держащие мое лицо. Он откинул удивительно длинные волосы за плечо, и щека его заиграла под светом, а волосы перестали мешать поцелую. Я провела пальцами по его скуле, ощупывая контуры лица. Он содрогнулся от этого легкого прикосновения, и у меня из горла вырвался легкий стон. Жан-Клод прижался к моим губам, и я ощутила давление клыков. Открыв рот, я впустила его, провела языком между тонкими остриями. Когда-то я научилась целоваться взасос с вампиром, но это опасное удовольствие, им надо заниматься осторожно, а я растренировалась.

Проведя языком между клыками, я накололась. Боль была быстрой и острой, а Жан-Клод издал грудной звук, и через мгновение я ощутила вкус крови.

Вдруг его руки оказались сзади, прижимая меня к нему. Поцелуй не прекращался, становился неодолимым, будто он пил из моего рта, пытаясь выпить.

Я могла бы отодвинуться раньше, но когда наши тела соприкоснулись, стало поздно. Не было возврата, не было «нет», было только ощущение. Прохладный, леденящий ветер – это его аура коснулась моей. На миг мы сжались воедино, наша энергия билась о нас как бока огромного зверя. Потом границы, удерживавшие наши ауры на месте, поддались. Представьте себе, что вы занимаетесь любовью, и вдруг кожа у вас исчезает, проливая вас прямо на вашего партнера, в него, создавая такую близость, которую даже вообразить себе нельзя, не то что задумать или пожелать.

Я вскрикнула, он отозвался эхом. Я ощутила, как мы падаем на пол, но Ричард нас подхватил, прижал к себе и бережно положил. Сила не прыгнула к нему, и я не знаю отчего.

Жан-Клода оказался на мне сверху, прижимая меня к полу, пах к паху. Он двигал бедрами, раздвигая мне ноги, оборачивая их вокруг скользкого винила. Я хотела, чтобы он оказался внутри, хотела, чтобы он ехал на мне, как ехала на нас наша сила.

Он приподнялся на руках, оторвавшись от меня, но нижняя часть прижалась ко мне сильнее. Сила росла, покалывая кожу, нарастала, нарастала, как сияющее лезвие оргазма, растущее, нависшее, но пока недостижимое.

Ричард навис надо мной, как темная тень на фоне сияния ламп. Я хотела сказать «нет, не надо», но голос пропал. Он поцеловал меня, и сила полыхнула, но он все еще не включился в нее. Он целовал меня в щеку, в подбородок, в шею, ниже, и вдруг я поняла, что он делает. Поцелуями он приближался к дыре над моей чакрой сердца, моим центром энергии. Жан-Клод уже закрыл ту, что была внизу, в паху. Грудь Ричарда простерлась надо мной, гладкая, твердая, так соблазнительно-близкая, и я подняла губы к его коже, и он, целуя меня все ниже, проползал по моему языку. Я пролизала на его теле мокрую полоску. Он погрузил рот мне под топ и коснулся кожи над сердцем, и тут же мой рот нашел сердце у него.

Сила не возросла – она взорвалась. Будто в эпицентре ядерного взрыва, и ударные волны понеслись вокруг, наружу, в зал, а мы в центре сплавлялись в единое. В какой-то ослепительный миг я ощутила в себе их обоих, в себе, сквозь себя, будто они были ветром, чистой силой, проливающейся через меня, через нас. Гудела над нами электрическая теплота Ричарда, прохладная сила Жан-Клода веяла ледяным ветром, а я стала огромной и еще росла, держа в себе тепло живого и холод мертвого. Я была обоими – и ни одним. Мы были всем – и ничем.

Не знаю, то ли я потеряла сознание, то ли перестала ощущать время по какой-то метафизической причине. Помню только, что вдруг лежу на полу, а рядом свалился Ричард, прижав мою руку, и тело его свернулось вокруг моей груди и головы, ноги вытянулись вдоль меня. Жан-Клод свалился сверху, прижимая меня всей длиной своего тела, а голова его покоилась на ноге у Ричарда. Оба они лежали, закрыв глаза, дыша прерывисто, как и я.

Со второй попытки я только смогла сказать:

– Слезьте с меня.

Жан-Клод перекатился набок, даже не открывая глаз. Под его тяжестью ноги Ричарда отодвинулись чуть дальше, и мы с Жан-Клодом оказались в полукруге его тела.

В зале было так тихо, что мне показалось, будто мы остались одни. Будто все бежали в ужасе от наших действий. Но зал грохнул аплодисментами, разразился воем и звериными звуками, для которых я не знаю названий. Шум оглушал, бился в меня волнами, будто у меня обнаружились нервы там, где их никогда не бывало.

Вдруг над нами появился Ашер. Он присел рядом со мной, потрогал пульс на шее.

– Мигни, если слышишь меня, Анита.

Я мигнула.

– Ты можешь говорить?

– Да.

Он кивнул и тронул Жан-Клода, погладив его по щеке. Жан-Клод открыл глаза и улыбнулся – очевидно, Ашеру эта улыбка была понятнее, чем мне, потому что он засмеялся. Очень по-мужски рассмеялся, будто неприличной шутке, которую я не поняла. Мимо меня он подполз к Ричарду и положил его голову себе на колени. Приподняв густые волосы, он всмотрелся. Ричард моргнул, но вроде бы глаза у него не видели.

Ашер наклонился пониже, и я услышала:

– Вы меня слышите, mon ami?

Ричард закашлялся и ответил:

– Да.

– Bon, bon.

Только с двух попыток я смогла вставить язвительный комментарий, но сделала это:

– А теперь, кто может стоять, поднимите руки.

Никто из нас не шевельнулся. Я будто плыла, тело отяжелело и не хотело двигаться. Или у перегруженного разума не было сил его заставить.

– Не бойся, ma cherie, мы с тобой, – сказал Ашер, и это будто был сигнал. Из толпы вышло несколько человек, я узнала троих. Косички Джемиля до пояса смотрелись очень подходяще на фоне кожаной черной одежды. Он был главным силовиком у Ричарда, Скёффом. Шанг-Да было неловко в черной коже, но этому шестифутовому китайцу было неловко в чем угодно, кроме приличного делового костюма. Он был вторым силовиком стаи, или Хати. Сильвия опустилась на колени рядом со мной. Она смотрелась в виниле великолепно, и короткие каштановые волосы отливали красным в свете ламп. Хотя это было красиво, я знала, что Сильвия консервативна, и этот цвет у нее только временно. Когда она не была заместителем Ричарда по стае, его Фреки, то занималась продажей страховых полисов, а страховые агенты не красят волосы в цвет французского вина.

Она улыбнулась мне, и на ней было больше косметики, чем мне приходилось видеть. Красиво, но совсем не в стиле Сильвии. Впервые я заметила, как она хороша и почти такого же хрупкого сложения, как я.

– Я у тебя в долгу, – сказала она.

Как-то раз в наш город явились злые вампиры, чтобы проучить Жан-Клода, меня и Ричарда. Они брали заложников, одной из них оказалась Сильвия. Я ее выручила и сдержала слово: все, кто дотронулся до нее, умрут. На самом деле убивала она, но это я добыла их ей для наказания. Несколько косточек она сохранила как сувениры. Сильвия никогда не укоряла меня за излишнюю склонность к насилию. Может, она станет моей следующей лучшей подругой.

Вервольфы заняли позицию вокруг нас, как обученные телохранители. Таких внушительных, как телохранители Нарцисса, среди них не было, но я видела волков в бою, и мышцы – это еще не все. Решает искусность – и определенная беспощадность.

К Ашеру и волкам подошли еще два вампира – я никого из них не узнала. Женщина была азиаткой с блестящими черными волосами, едва доходящими до плеч. Волосы почти того же цвета и блеска, что виниловый костюм, облегающий почти каждый дюйм ее тела. Костюм гарантировал, что не останутся незамеченными высокие тугие груди, тонкая талия, выпуклость крутых бедер. Она недружелюбно глянула на меня темными глазами, потом отвернулась и встала, опустив руки и ожидая. Чего она ждала – не знаю.

Второй был мужчина, ненамного выше женщины, с густыми каштановыми волосами, постриженными очень коротко всюду, кроме одного участка сверху, откуда они падали до середины лба, оставляя открытыми блестящие и прямо глядящие глаза. Он смотрел на меня сверху вниз с улыбкой, и глаза эти были цвета нового пенни, будто к карему примешали чуть-чуть крови.

Он тоже перенес внимание наружу, сложив руки на покрытой черной кожей груди. Они озирали толпу, как положено телохранителям, давая понять, что мы, хотя и лежим, не беспомощны. Что ж, приятно.

Джейсон пробрался сквозь частокол их ног, опустив голову, будто устал не меньше нас. И когда он поднял на меня синие глаза, они почти так же смотрели в разные стороны, как у меня.

Выдав бледную тень своей обычной ухмылки, он спросил:

– Ну как, понравилось?

Мне уже было лучше настолько, что я попыталась сесть, но не смогла.

– Полежи еще чуть-чуть, ma petite, – посоветовал Жан-Клод.

Поскольку выбора у меня не было, я последовала совету. Лежа, я смотрела в далекий темный потолок с рядами светильников. Почти все они были выключены, и в клубе было полутемно. Как если днем закрыть на окнах тяжелые шторы.

Джейсон устроился от меня с другой стороны, положив голову мне на ногу. Еще недавно я бы его согнала, но мне пришлось долго учиться, как обращаться с леопардами-оборотнями. Я стала терпимее вообще ко всем.

– Ты-то чего устал?

Он повернул голову, не снимая ее с моей ноги, поглядел на меня, ухватившись одной рукой за мою икру, будто для равновесия.

– Вы брызжете сексом и магией по всему клубу, а потом ты меня спрашиваешь, отчего я устал? Ну и шутки у тебя.

Я нахмурилась:

– Еще одно такое замечание – и прогоню.

Он потерся головой:

– А смотри, белье у тебя в цвет.

– Пошел вон, Джейсон.

Он соскользнул на пол, не ожидая второго приказа. Никогда он не умеет вовремя остановиться, наш Джейсон. Всегда за ним должно быть последнее слово, последняя шутка, пусть она и лишняя. Я тревожилась, как бы этот пунктик не подвел его когда-нибудь под хорошую трепку. Или того хуже.

Ричард приподнялся на локте, медленно, будто не уверенный, что тело послушается.

– Не могу понять, то ли это было лучше всего, что мы делали, то ли хуже.

– Ощущение – как сочетание похмелья и простуды, – сказала я.

– И все-таки хорошо, – добавил Жан-Клод.

Я наконец села и тут заметила, что оба они подставили мне руку под спину, будто одновременно.

Я оперлась на эти руки, а не велела их убрать. Во-первых, меня трясло. Во-вторых, я не считала физический контакт неприятным. Все это время я пыталась вылепить из леопардов тесную и дружескую компанию, и пришлось мне учиться самой и тесноте, и дружеству. При этом мне пришлось понять, что не всякая рука помощи есть угроза моей независимости. А также, что не всякая физическая близость – западня или ложь.

Ричард сел первый, медленно, держа руку у меня на спине. Потом сел Жан-Клод, не убирая руки. Я ощутила, что они переглянулись. Обычно в этот момент я бы отодвинулась. Мы только что провели фантастический сеанс секса, метафизического или какого еще, и мне полагалось отодвинуться, закрыться. Тем более что все это на публике.

Я не стала отодвигаться. Рука Ричарда осторожно скользнула у меня по спине, по плечам. Рука Жан-Клода сдвинулась ниже, на пояс. Оба они притянули меня в изгиб своих тел, будто они вместе были огромным, теплым виниловым креслом с живым пульсом.

Некоторые говорят, что в тот момент секса, когда вы оба испытываете оргазм, ауры у вас рушатся и вы сливаете вместе свою энергию и самих себя. Во время секса общим становится многое, а далеко не только тело, и это одна из причин, почему надо осторожно выбирать, с кем это делать. И вот сейчас просто сидеть на полу – было что-то вроде этого. Я ощущала, как струится сквозь меня их энергия, как слабый ток, как дальний гул. Со временем, я не сомневалась, она станет белым шумом, фоном, на который можно не обращать внимания, как мистический щит, о котором перестаешь думать. Но сейчас это было, будто мы всегда будем ходить, двигаться, жить в этом послесиянии соединения, не совсем в собственной коже. Я не стала их отталкивать, потому что не хотела. Да и бессмысленно. Нам теперь, чтобы сломать барьеры, не нужно было прикосновение. Это должно было напугать меня сильнее всего, но я не боялась.

В середину зала вышел Нарцисс, и на него упал слабый свет, разгораясь все ярче.

– Ну, друзья мои, как нам сегодня показали? – Аплодисменты, выкрики и шум. Нарцисс поднял руки, и публика затихла. – Я думаю, это был на сегодня оргазм наших ожиданий. – Взрыв смеха. – И наше представление мы отложим на завтра, потому что не сделать этого – бесчестно по отношению к тем, кто доставил нам столько удовольствия.

Женщина, стоящая еще в центре зала в халате, согласилась:

– Мне с ними не конкурировать.

Нарцисс послал ей воздушный поцелуй:

– Милая Миранда, это не соревнование – просто у каждого из нас свой дар. У некоторых дар более редкий, чем у других.

С этими словами он повернулся к нам. Глаза у него были светлые и странного цвета, и я не сразу сообразила, что это глаза его зверя. Глаза гиены, хотя, честно говоря, я не знаю, на что похожи у гиены глаза. Знаю только, что эти не были человеческими.

Он присел рядом с нами, оглаживая платье автоматическим непривычным жестом – у мужчин я такого не видела. Впрочем, раньше я не видела мужчин в платьях. Наверное, второе – причина, а первое – следствие.

Нарцисс понизил голос:

– Я бы хотел поговорить об этом с вами наедине.

– Конечно, – ответил Жан-Клод, – но сначала у нас есть другое дело.

Нарцисс наклонился ближе и понизил голос так, что нам тоже пришлось придвинуться к нему.

– Поскольку сейчас с ее леопардами два моих охранника и ничего им потому не грозит, можем поговорить сейчас. Или надо было сказать «с вашими леопардами», ведь теперь то, что принадлежит одному из вас, принадлежит всем? – Он наклонился так, что почти касался одной щекой лица Жан-Клода, а второй – моего.

– Нет, – сказала я, – леопарды мои.

– И в самом деле, – ответил Нарцисс. Он повернул голову на долю дюйма, проведя губами по моим губам. Могло быть случайностью, но я сомневаюсь. – Ты не делишься всем?

Я чуть отодвинула голову, чтобы прервать прикосновение.

– Нет.

– Приятно знать, – шепнул он, подался вперед и прижался ртом к губам Жан-Клода. Я просто застыла, не зная, что делать.

А Жан-Клод знал. Он приложил палец к его груди и толкнул – не мышцами, а силой. Силой меток, силой, которую мы только что объединили. Жан-Клод зачерпнул ее так, будто делал это много раз уже, без усилий, изящно, уверенно.

Нарцисса отбросило от него приливом невидимой силы, которую я ощутила в своем теле. И я знала, что ее ощутили почти все присутствующие в зале. Нарцисс остался лежать на полу, глядя на Жан-Клода, на всех нас. Лицо его исказилось злобой, но еще больше было в нем голода – голода, которому отказали в удовлетворении.

– Поговорим наедине, – сказал Нарцисс, не допуская возражений.

– Так будет лучше всего, – кивнул Жан-Клод.

Очень многое осталось несказанным в этом коротком обмене репликами. Я ощутила недоумение Ричарда, такое же, как у меня, и лишь потом повернулась к нему. Наши лица оказались так близко, что можно было поцеловаться. По выражению его глаз я видела, что он тоже не очень понимает, что происходит. И он меня тоже понял, потому что не стал пожимать плечами или как-то это подтверждать. Это не было телепатией, хотя постороннему глазу показалось бы именно так. Это была крайняя степень эмпатии, будто я читала по его лицу тончайшие нюансы, перемены настроения, и знала, что они означают.

Я все еще была прижата к полукружиям рук Ричарда и Жан-Клода, и соприкасалась наша кожа – моя спина, грудь и живот Ричарда, рука Жан-Клода. Что-то было в этом невероятно правильное, в этом прикосновении, в этой близости. Я ощутила переход внимания Жан-Клода, еще не повернувшись к нему.

Взгляд этих бездонных глаз содержал миры несказанного, неспрошенного и до дрожи близкого. Впервые он не видел в моих глазах барьеров, не выпускавших слова наружу. Наверное, соединение меток на меня подействовало, но в эту ночь он мог попросить у меня все, что угодно, – да все на свете, – и я не могла бы сказать «нет».

А сказал он только одно:

– Не пойти ли нам обсудить деловые вопросы с Нарциссом?

Голос его был спокоен, как обычно. Только в глазах его читалась тревога и голод такой силы, что для него почти нет слов. Мы слишком долго все ждали, пока я сдамся. И я знала, что эти слова не мои. Скорее это могла быть мысль Жан-Клода, но когда ко мне прижимался Ричард, я не могла сказать точно. Только знала, что это не я.

Еще до слияния меток у меня были такие моменты, когда их мысль вторгалась в мою, задавливала ее. Хуже всего были образы – кошмарное мелькание картин пожирания теплых трупов животных или питья крови из людей, которых я не знала. И это слияние, эта потеря себя – вот что ужасало меня, заставляло бежать к чему-то, что могло сохранить мою целостность, сохранить мою личность. Сегодня это все было просто не важно. Определенно последействие метафизического соединения меток. Но этот эффект никуда не девался от того, что я знала его причину. Опасная сегодня ночь.

– Ma petite, как ты себя чувствуешь? Я – гораздо лучше, заряжен энергией. А тебе все еще нехорошо?

Я покачала головой:

– Нет, отлично.

«Отлично» – слабое слово. Меня тоже зарядило энергией, но были еще и другие слова. Сколько времени уйдет, чтобы вытащить леопардов из очередной ямы? Ночь кончается, скоро придет рассвет, и до того я хотела побыть с ними наедине. Я с радостью, пронзившей все мое тело, поняла, что сегодня – вот оно. Если мы обретем уединение, где нам не помешают, сегодня возможно все.

Ричард и Жан-Клод оба встали плавным движением, с грациозностью вампира и чистой энергией вервольфа. Я смотрела на них снизу вверх, и вдруг захотелось мне заняться другим делом. Я уже не так тревожилась о леопардах, как должна была бы, и это меня беспокоило. Каков бы ни был эффект, он отвлекает меня от более важного. Я сюда пришла спасать леопардов. И сейчас я впервые о них вспомнила.

Пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от мыслей о сексе и магии и тяжести всех возможностей в глазах Ричарда. Глаза Жан-Клода были более осторожны, но я научила его быть осторожным в том, что касается меня.

Я протянула руки им обоим. Никогда я не просила, чтобы мне помогли встать, если не была ранена или контужена. Они переглянулись, потом снова, идеально синхронно протянули мне руки, как балетные танцоры, знающие, что будет делать партнер по сцене.

Они ощущали мое желание, но оно всегда присутствовало, и потому ничего им не говорило. Я приняла протянутые руки и позволила себя поднять. Они смотрели оба неуверенно, чуть ли не подозрительно, будто ждали, что сейчас я рванусь с криком прочь, избегая всей этой близости. Я не могла не улыбнуться.

– Если мы до рассвета распихаем всех их по безопасным местам, все будет возможно.

Они еще раз переглянулись. Жан-Клод слегка шевельнулся, будто поощряя Ричарда, чуть качнул головой, будто подсказывая: давай, спроси. Вообще-то, заметь я, что они сговариваются за моей спиной, я бы вскипела. Но не сегодня.

– Ты в том смысле… – начал Ричард, но не закончил.

Я кивнула, и рука Ричарда напряглась. Рука Жан-Клода осталась странно спокойной.

– Ты, конечно, понимаешь, ma petite, – начал он неуверенно, – эта готовность может быть побочным действием соединения меток. Я бы не хотел, чтобы ты потом обвинила нас в коварстве.

– Я это знаю, и мне все равно.

Вообще-то на меня не похоже, но так было. Как если напиться или обкуриться, и понимать, что разницы никакой.

Взглянув на Жан-Клода, я увидела, что он выдохнул воздух – до того задержав дыхание. И Ричард поступил так же. С них будто сняли огромную тяжесть. И я знала, что этим бременем была я. И больше постараюсь не быть никогда.

– Ладно, кончаем с этим делом, пошли добывать леопардов, – сказала я.

Жан-Клод поднес мою руку к губам.

– И прочь отсюда.

– И прочь отсюда, – кивнула я.