Текст книги "Лазоревый грех"

Глава десятая

Не прошло и часа, как мы с Жан-Клодом оказались в его комнате – одни. Дамиан был среди стражей у нашей двери. Вампиров мы распределили среди оборотней, чтобы плохие вампиры не могли – как мы надеялись – использовать ментальные фокусы против оборотней так, чтобы мы не знали. Мы сделали все, что могли, то есть на самом деле получилось отлично. Ardeur спрятался и не показывался. Я не ломала себе голову почему – просто этому радовалась.

Большая кровать Жан-Клода на четырех столбах была затянута лазоревым шелком и усыпана подушками не менее чем трех оттенков ярко-синего. Он заменил драпри и подушки так, чтобы они подходили под цвет простыней, и я могла не глядя сказать, что простыни тоже из синего шелка. Белых простыней Жан-Клод не признавал, из какого бы материала они ни были сделаны.

Он сидел в единственном в комнате кресле, сложив руки на животе. Я сидела на прикроватном коврике. На самом деле это был мех, густой и мягкий, и по прикосновению можно было судить, что когда-то это было что-то живое. Почему-то нам обоим не хотелось ложиться – быть может, оба мы боялись, что проснется ardeur, а мы не были к этому готовы.

– Я хочу проверить, правильно ли я поняла, – сказала я.

Жан-Клод повернулся ко мне – одними глазами.

– Завтра, если Ашер по-прежнему не будет никому принадлежать, будут ли они вправе просить его им выдать?

– Не так, как сегодня, – ты это сделала невозможным, разве что они возьмут его силой.

Я мотнула головой:

– Я достаточно давно имею дело с вампирской политикой и знаю, что, если им не дать сделать что-то одно, они сделают другое. И не потому что хотят, а потому что тебе это неприятно.

Он нахмурился недоуменно. Я вздохнула:

– Попробую сказать по-другому. Вопрос вот в чем: чего они имеют право у нас просить, пока они здесь?

– Права на охоту или добровольных доноров, любовников – удовлетворения основных потребностей.

– Секс – это основная потребность?

Он только посмотрел на меня.

– Ладно, извини. Я понимаю насчет добровольных доноров – им необходимо есть. Но любовники – что конкретно имеется в виду?

– Было бы declasse требовать любовников для прислуги, так что насчет горничной и дворецкого Мюзетт можно не волноваться. Двое детей с ней – это особый случай. Девочка физически слишком молода, она о таких вещах не думает. Мальчик – это проблема. Бартоломе развит не по годам, и потому Белль Морт послала Мюзетт его взять.

Я уставилась на него:

– Только не говори мне, что Мюзетт имела секс с этим ребенком!

Он с неожиданно усталым видом потер глаза.

– Ты хочешь правды или более приятной лжи?

– Думаю, что правды.

– Белль Морт умеет чуять сексуальный аппетит – это один из ее талантов. Бартоломе выглядит как ребенок, но мысли у него не детские, и такие они были, когда он был еще человеком, ребенком почти двенадцати лет. Он был наследником большого состояния, и Белль желала этим состоянием распоряжаться. И еще он был заметен даже в том веке, когда сыновьям знатных семейств дозволялась почти любая нескромность по отношению к женщинам неблагородной крови.

– Не поняла.

– Он выглядел ребенком, Анита, и этот невинный вид использовал, чтобы ставить женщин в компрометирующее положение. Когда они понимали, что их используют, было уже слишком поздно. Более того, он угрожал обвинить их в агрессии. В те времена не было понятия совращения малолетних, но все знали, что такое бывает. Детей женили в возрасте десяти-одиннадцати лет, и потому люди с подобными склонностями могли удовлетворяться в супружеской постели, пока их супруги не становились слишком стары на их вкус. Тогда они начинали искать наслаждения вне брака, а бывало, что к тому времени достаточно подрастали их собственные дети.

Я взглянула на него в упор:

– Вот этого последнего я уже не хотела бы знать. Это более чем мерзость.

– Oui, ma petite, но все равно это правда. Такое состояние, как было у Бартоломе, в обычной ситуации стало бы целью Белль. Она бы ни в чьи руки не упустила такие деньги, земли или титулы. Но она не любительница детей, какими бы взрослыми они ни были, и потому она выпустила Мюзетт. Которая, как ты уже знаешь, сделает все, что поручит ей наша госпожа.

– Да, у меня создалось такое впечатление.

– И вот она соблазнила мальчика – или позволила ему соблазнить себя. Белль помогла ей разжечь в Бартоломе ardeur – и он был пойман. Она не собиралась превращать его в детском возрасте, хотела дать ему подрасти, но Бартоломе сбросила лошадь. У него был пробит череп, и он умирал. Следующему за ним брату было всего пять, и над ним у Белль Морт власти не было. Ей нужен был Бартоломе, и она велела Мюзетт закончить с ним.

– И что он почувствовал, когда очнулся?

– Он был счастлив, что жив.

– Нет, что он почувствовал, когда узнал, что будет вечно мальчиком, хоть бы и преждевременно созревшим?

Жан-Клод вздохнул.

– Он был… удручен. По некоторым причинам обращение детей в вампиров запрещено. Мюзетт не обращала Валентину. Белль узнала, что один из ее мастеров – педофил и обращает детей в своих постоянных… спутников.

Последние слова он договорил очень тихо.

– Боже мой!

Мне стало нехорошо, голова закружилась. Я задышала глубоко и медленно.

– Он нарушил запрет на обращение детей, и когда Белль Морт узнала, зачем он это делает… она убила его. Убила его с единогласного разрешения Совета. Почти всех детей, которых он обратил, уничтожили. Это были вампиры, запертые в детских телах, и над ними издевались. У них не выдержал разум.

– Как же спаслась Валентина? – спросила я.

– Она была самой последней, и ее он еще не тронул. Она была ребенком и вампиром, но не была безумной. Белль взяла ее к себе и нашла людей для ухода за ней. Много лет у нее были человеческие няньки. Ее товарищи по играм были человеческими детьми. Я должен сказать, что Белль сделала для нее все, что могла. Очевидно, она винила себя в том, что не поняла сразу, каким чудовищем был Себастьян.

– И почему мне кажется, что эта идеальная картина недолго таковой оставалась?

– Потому что ты нас слишком хорошо знаешь, ma petite. Валентина попыталась обратить своих товарищей по играм в вампиров, чтобы не быть одной такой. Когда ее нянька это узнала, Валентина перегрызла ей горло. После этого не было ни нянек-людей, ни человеческих детей для игр.

– Вот почему у нее нянька-вампир.

Он кивнул.

– Ей не нужна нянька в традиционном смысле, но ей всегда будет восемь лет, и даже сегодня она не может сама остановить такси, поселиться в отеле без того, чтобы люди вокруг не глазели и не задумывались. Кто-нибудь из самых добрых побуждений позвонит в полицию и сообщит о несчастном брошенном ребенке у него в отеле.

– Ей это должно быть ненавистно.

– Что именно?

– Такое существование.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Я не разговариваю с Валентиной.

– Ты ее боишься.

– Нет, ma petite, но я при ней нервничаю. Те немногие дети, что прожили века… извращенные создания. По-другому быть не может.

– Как она попала в свиту Мюзетт?

– Валентина была взята раньше, чем ее тело достаточно выросло для физического удовольствия. Свою энергию она обратила на другие… – он облизал губы, – сферы интереса.

Я вздохнула.

– Мюзетт – палач у Белль. Тогда Валентина у нее… ассистентка?

Он кивнул, откинул голову на подголовник кресла и закрыл глаза.

– Она оказалась очень способной ученицей.

– И тебя она пытала?

Он снова кивнул, не открывая глаз.

– Я тебе говорил: ценой за то, что Белль спасла Ашера, была моя свобода. Я на сто лет должен был стать у них слугой. Но Белль желала наказать меня за то, что я ее оставил, и долгое время дарила мне боль вместо удовольствия.

Я пододвинулась к нему, огладив юбки автоматическим движением, хотя никто меня здесь не видел.

– Значит, Валентина не будет просить любовника.

– Non.

– Будет ли она просить… как сказать? Подчиненного?

– Oui.

– Можем мы просто отказать?

– Oui.

– И сможем ли мы держаться этого «нет»?

Он открыл глаза и посмотрел на меня:

– Я так думаю, но сказать, что абсолютно уверен, было бы слишком близко ко лжи.

Я покачала головой:

– Если Мюзетт сегодня уедет и вернется через месяц, не станет ли у нас меньше оснований себя отстаивать?

– Она не уедет, ma petite.

– Я не это имела в виду. Я хочу спросить: если бы она приехала через месяц, после окончания переговоров, сошло бы мне с рук то, что я сделала сегодня? Или на нас бы обрушился гнев Совета?

– Мы бы выбрали жертву для Мюзетт или любовника для нее, или и то, и другое, еще до ее прибытия. Все было бы устроено, и неожиданностей не случилось бы.

– Ты сам знаешь, что у людей не слишком принято требовать от хозяев обеспечить гостю сексуального партнера.

– Как и в большинстве линий, нисходящих от членов Совета. Но линия Белль вся построена на сексе, и обычай требует предложить секс любому гостю из линии Белль Морт. Предполагается, что все мы несем в себе частицу ее суккубы.

– Это же неправда.

– Да, но никто из ее линии никогда не пожелал разуверять других в этом заблуждении.

Я улыбнулась – могла бы и засмеяться, если бы не так устала.

– Вилли и Ханну мы можем защитить, потому что они заведуют двумя клубами. Мы уже обговорили, что работа наших заведений не может быть прервана визитом.

– Белль всегда четко понимала, откуда приходят деньги, так что действительно Вилли – менеджер в «Смеющемся трупе», а Ханна – временно в «Данс макабр», и двое слабейших из моего стада защищены.

– Дамиан – мой слуга-вампир, я – твой слуга-человек, ты – Мастер города, Джейсон – твой pomme de sang, Натэниел – мой pomme de sang, Мика – мой любовник и Нимир-Радж, Ричард – Ульфрик, а телохранители не могут хранить наши тела, если будут трахаться с другими.

– Мы защитили всех, насколько смогли, ma petite.

– Подозрительно отсутствие в списке одного имени, Жан-Клод.

– На самом деле трех, ma petite, даже четырех, если посчитать Гретхен.

– Жан-Клод, Гретхен сумасшедшая. Ты специально выговорил у Белль освобождение для нее, потому что она еще не пришла в себя. Так ведь?

Гретхен когда-то пыталась меня убить, а в наказание была на некоторое время заперта в гробу. Изоляция свела ее с ума еще сильнее.

– Oui, Гретхен во время визита Мюзетт будет у себя в комнате, но это не защитит Менг Дье или Фауста.

– Фауст любит мужчин, а в компании Мюзетт, мне кажется, нет ни одного гея?

– Oui, но это не всегда барьер.

– Мы в эту ночь установили закон, что никому не будет причинен вред. Заставить кого-то заниматься сексом с отвратительным для него партнером есть форма изнасилования и потому может считаться вредом.

Он посмотрел на меня с удивлением:

– Ma petite, ты становишься изощренной.

Я покачала головой:

– Нет, я всего лишь практична. Значит, Фауст вне опасности, потому что он любит только мужчин, а ни один из мужчин Мюзетт мужчин не любит. Пытка исключается – это уж точно вред.

– Менг Дье очень заинтересует Бартоломе.

– Но опять же Менг Дье не любит детей, и Бартоломе пришлось бы ее изнасиловать, чтобы заполучить, таким образом…

– Она свободна от его авансов. – Он подумал минуту. – Но ведь есть еще и Анхелито?

– А разве они с Мюзетт не пара? Не спят вместе?

– Когда хотят.

Я свела брови:

– Не слишком горячая пара?

– Истинная любовь Мюзетт не секс – потому они с Валентиной так тесно связаны столь долго.

– Это не наши трудности. Если у каждого есть кто-то, с кем можно трахаться, или если у нас нет способа найти для них партнеров помимо изнасилования – то «все включено». Или я что-то упустила?

Он молча подумал несколько минут.

– Non, ma petite. Твоя схема достойна самой Белль, если бы у нее было намерение охранять своих людей. – Тут он поднял на меня глаза. – Одна проблема остается. У Мюзетт в прошлом был с Ашером секс, так что здесь обвинение в изнасиловании не пройдет.

– Секс в прошлом не означает, что в настоящем не может быть изнасилования, – сказала я.

Он поднял руку, возражая:

– Я знаю, что таково твое мнение, ma petite. Я даже не стану против него возражать, но Мюзетт этот аргумент не убедит. Ашер любит и мужчин, и женщин, у него был с ней секс, и он тогда получал удовольствие. Ты поставила дело так, что она не может нанести ему физический вред, значит, будет только секс, чистый трах. Это ему не повредит.

Я приподняла брови:

– Ты серьезно так считаешь?

– Нет. И Мюзетт, честно говоря, тоже так не считает. Мюзетт знает, и Белль знает, что секс с Мюзетт после стольких лет будет для Ашера страданием. Это нанесет ему вред, но не таким образом, который Белль позволит нам учесть в переговорах. Для Белль Морт, если у мужчины был оргазм, значит, он получил наслаждение. Таков ход ее мыслей.

– Она действительно не понимает разницы между любовью и похотью?

– Non, ma petite. Tres non.

– Почему так получается, что защищать мы должны именно Ашера? Что именно его не можем спасти?

Он покачал головой:

– Я задают себе этот вопрос очень, очень давно, ma petite. И до сих пор еще не нашел ответа.

Я прижалась щекой к его колену:

– Самый долгий интервал, который мне удалось выдержать между двумя кормлениями. – Я глянула на часы. – Уже почти два.

– Рассвет через три, даже почти через четыре часа. Я должен отозвать тот контроль, который одолжил тебе над ardeur’ом. Ты должна его напитать.

– Но ведь дело не только в твоем контроле?

– Да, дело еще в страхе, усталости и слишком напряженном мыслительном процессе. И еще – в твоих растущих способностях. Через несколько месяцев ты сможешь дойти до одного кормления в день или в ночь. Ты сможешь сохранять результаты питания и оставаться без него дольше.

– Я лежу головой почти что у тебя на коленях, и ничего во мне совсем не шевелится.

Он погладил меня по волосам, и это было ласковое прикосновение. Мне больше, чем секса, хотелось поддержки. Чтобы он держал меня, пока я буду засыпать. Лучше для себя я ничего сейчас не могла придумать.

– Когда придет рассвет, моя связь с тобой ослабнет, и ты не сможешь удержать ardeur в узде. Мне очень жаль, ma petite, но мы должны сейчас его напитать.

– Ты же устал не меньше меня.

– Мне ничего сейчас так не хочется, как заползти под одеяло, переплестись с тобой и заснуть. Держать тебя, и чтобы ты меня держала. Секс – вещь чудесная, но сегодня мне больше хочется утешения, чем удовольствия. Я как ребенок в темноте, который знает, что чудища затаились под кроватью. Чтобы мне сказали, что все будет хорошо. Только я слишком стар, чтобы поверить в такую утешительную ложь.

Может быть, дело было в том, что я устала. Или в том, что Жан-Клод только что высказал вслух то, что я чувствовала. Я помнила другие ночи, когда была такой же усталой и перепуганной, не знала, что принесет нам следующий закат. Я помнила, как я, то есть мы – Жан-Клод держимся друг за друга с Ашером и Джулианной. Просто держимся, ощущаем обнаженную кожу и тепло друг друга, вроде как плюшевого мишку для взрослых. Держи меня, любила говорить Джулианна, и между двумя мужчинами оставалось не сказанным, как часто ее страхи позволяли им так же бояться и быть такими близкими друг другу.

Джулианна была мостом между ними двумя. Ни за что они не могли бы быть так близки друг другу без нее. Я помнила это, я знала, сколько раз ее голод сводил их вместе, ее любовь к каждому связывала их. Жан-Клод был мозгом, Ашер – обаянием, хотя оба были обаятельны и умны, но сердцем была Джулианна. Одним живым бьющимся сердцем для всех троих.

Мне никогда не стать Джулианной. У меня нет ее доброты, мягкости, ее терпения. Мы с ней не похожи ни в чем, но вот – через много столетий я с теми же двумя мужчинами.

Я испустила долгий вздох, набрала воздуха и сама слышала, какой получился прерывистый вдох.

– Что-нибудь не так, ma petite? Я имею в виду – из того, чего я не знаю?

Я приподняла голову.

– Если бы у Ашера был с нами mеnage a trois, Мюзетт должна была бы оставить его в покое?

Что-то быстро мелькнуло на его лице и тут же исчезло, спряталось за красивой вежливой маской, которую он надевал, когда не знал, какое выражение лица было бы на пользу, а какое может быть во вред.

– Если бы я мог ей правдиво сказать, что Ашер – в нашей постели, Мюзетт не могла бы просить выдать его ей. Это так.

– Если бы он сегодня был с нами, то завтра оказался бы вне опасности.

Я говорила обыденным голосом, будто предлагала прогуляться или пообедать.

Он подбирал интонацию еще даже тщательнее, чем я.

– Это было бы верно.

– Если бы я просто позволила вам с Ашером быть парой, когда меня нет рядом, то он тоже был бы в безопасности. Но я не могу. – Я покачала головой. – В теории у меня с этим нет проблем. Я люблю мужчин. Они мне кажутся привлекательными, и потому я понимаю тех, кому они нравятся. А практически я не могу себя заставить поделиться своим мужчиной с другим. Просто не могу. Если бы я узнала, что вы с Ашером это делаете за моей спиной, я бы тебе дала пинка под зад. Сама знаю, что это совсем нечестно. Я сплю с Микой, и чуть-чуть не сплю с Натэниелом, и еще недавно имела секс с Ричардом. А тебе приходится обходиться одной мною. Это чудовищно несправедливо, я сама знаю.

– Я не отчужден от твоей постели, когда с тобой другие, – кроме случая с Ричардом, который ни за что не стал бы тебя делить.

– Я знаю, тебе приходится брать кровь у мужчин, потому что я не даю ее тебе, но это не то же самое.

– Я никого, кроме тебя, не хочу, ma petite. Я это высказал достаточно ясно.

Я подняла на него глаза:

– Высказал ясно. Но я знаю, что ты все же хочешь кое-кого другого, кроме меня. Я ощущаю то, что ощущаешь ты, глядя на Ашера. Я вижу, как вы двое смотрите друг на друга. Иногда мне даже больно смотреть на вас, когда вы в одной комнате.

– Я прошу прощения, ma petite.

Я подобрала колени к груди и обняла их руками:

– Жан-Клод, позволь мне закончить мысль.

Он жестом попросил меня продолжать.

– Я не могу позволить тебе взять Ашера в свою постель и не могу позвать его в свою. Но я помню, как это было для вас троих. Помню, как это было уютно и надежно, – по ощущению. Бывают минуты, когда я забываю, что воспоминания не мои, и меня тянет к тому, что было у вас. Это чертовски более мирно, чем то, что делаем мы.

Я так сильно обняла ноги, что руки задрожали от усилия.

– Я не знаю, получится ли у меня, но я хотела бы попробовать.

– Что именно попробовать, ma petite? – спросил он тщательно сдержанным голосом.

– Я хочу спасти Ашера.

Жан-Клод застыл очень неподвижно:

– Я не понимаю, ma petite.

– Все ты понимаешь.

Он покачал головой:

– Non. Здесь не должно быть никаких недоразумений. Ты должна точно сказать, что имеешь в виду.

Я не могла смотреть ему в глаза, произнося эти слова:

– Позови сегодня Ашера к нам. Я не обещаю, но я хочу, чтобы он лежал рядом с нами теплый и голый. Я хочу изгнать это страдание из его глаз. Я хочу показать ему руками и телом, что вижу его прекрасным. – Я подняла глаза на Жан-Клода, но по лицу его ничего нельзя было прочесть. – Я не знаю, в какой момент я заору «нечестно!» и напущусь на вас обоих. Только знаю, что такой момент будет, всегда бывает, но если мы сегодня возьмем его в нашу постель, любым образом, завтра ему ничего не будет грозить. Я права?

– А что скажет твой Нимир-Радж?

– Он полагал, когда приехал в наш город, что мы близки с Ашером. Так многие думают.

– Ты ему сказала правду?

– Да.

– И не рассердит ли его перспектива делить тебя с еще одним мужчиной?

Я покачал головой:

– Мика еще практичнее меня, Жан-Клод. Не просто любовь или вожделение влечет меня к Ашеру. Сегодня дело в охранении нашей силы и власти. Если будет в безопасности Ашер, меньше будет угроза для нас всех. Его страдание может быть использовано против нас.

– Как это практично с твоей стороны, ma petite.

– У меня был лучший в мире учитель.

Он посмотрел на меня, приподняв бровь:

– Будь я истинно практичен в сердечных делах, у нас все произошло бы быстрее.

– Или да, или нет. Ты сам знаешь, что, если бы ты напирал сильнее, я могла бы либо сбежать, либо попытаться тебя убить.

Он по-своему грациозно пожал плечами.

– Быть может. Но я должен спросить, чтобы не осталось недопонимания: ты предлагаешь позвать Ашера в нашу постель лишь на эту ночь?

– Это важно?

– Для него – быть может.

Я попыталась охватить мыслью всю ситуацию, но не смогла.

– Не знаю. Знаю только, что не хочу отказываться от моментов наедине с тобой, и только с тобой. Знаю, что не всегда хочу иметь компанию.

– Джулианна и Ашер продолжали встречаться наедине, хотя мы и были союзом троих.

– Впервые за много времени у меня личная жизнь как-то близка к налаженной. Я не хочу это испортить.

– Я понимаю.

– Я думаю, что хочу спасти Ашера, хочу изгнать страдание из его глаз, но в реальном мире мы просто поднимем на флагштоке этот флаг. Если выйдет, то хорошо, если нет, то что? Ашеру придется уехать? Ты потеряешь своего заместителя? И тебе с Ашером станет больнее? И не будет ли…

– Тс-с, ma petite. – Он приложил пальцы к моим губам. – Я позвал Ашера. Он сейчас идет сюда.

Я почувствовала, как у меня глаза вылезают из орбит, как перехватывает дыхание, как бешено бьется пульс. Что же я такого сделала? Пока ничего. Вопрос на десять тысяч был такой: что я собираюсь сделать и как мне жить после этого?