Текст книги "Обжигающая тишина"

– Брэнди, что происходит? – Я прижимаю ладонь к другому уху, чтобы отрезать шум механизмов и голоса журналистов, выходящих наружу.

– На ленче Куинн подралась с четырьмя девочками, но физически она в порядке. Учителя пытались звонить тебе на работу, потом на твой мобильный. Они позвонили мне, но я все утро была на курсах лазания по канату. Им нужно поговорить с тобой, Рэйчел. Они удерживают Куинн в школе до твоего приезда. – Небольшая пауза. – Думаю, они позвонили в полицию.

– С какой стати?

– Там что-то насчет мужчины, который шастал вокруг школы.

Подступает паника. Я думаю о Джебе, о его освобождении.

– Где ты сейчас?

– Стою возле школы. – Она колеблется и добавляет: – Куинн даже не хочет видеть меня. Ее отвели в комнату медсестры.

– Буду так скоро, как только смогу, – говорю я. – Ты скажешь им, что я в пути?

Брэнди соглашается, и я отключаю звонок. Я уже решаю в уме логистическое уравнение о наиболее быстром способе спуска с горы. До начала сезона кресельные подъемники со стороны Маунт-Баррен не работают. Обратная поездка в Тандерберд-Лодж на гондоле займет пятнадцать минут. Оттуда еще полчаса спуска на кресельном подъемнике в долину.

Я подхожу к Леви, который разговаривает с группой журналистов у терминала. Прошу его на минутку отойти в сторону и говорю:

– У моей племянницы неприятности в школе. Мне нужно срочно спуститься в город.

– Гондола тронется в обратный путь через двадцать минут, после обзорной экскурсии по…

– Мне нужно сделать это немедленно.

– Рэйчел, я не могу… – Он умолкает, когда видит выражение моего лица, потом спрашивает: – Какие-то неприятности? С Куинн все в порядке?

– Физически да, но… – Мой взгляд неожиданно падает на мотовездеход, припаркованный у строительного навеса. Я могу спуститься по грунтовой дороге с этой стороны. Так будет быстрее. – Я могу позаимствовать этот транспорт?

Он хмурится. Я вижу, как он мысленно просчитывает риск и страховые ограничения в том случае, если посторонний человек попадет в аварию на вездеходе компании. Его взгляд быстро скользит по моему телу, отмечая короткую юбку, колготки, сапоги до колена. Уголок его рта кривится в одобрительной улыбке.

– В этой одежде?

– Леви, ты знаешь, что я умею водить такие вездеходы. Мне нужно быть в городе.

Он колеблется, потом говорит:

– Один из моих ребят отвезет тебя. Пошли.

Он берет меня под руку и отводит к металлической надворной постройке из рифленого железа. Там он берет запасной шлем, передает мне и просит молодого сотрудника по имени Гарт довезти меня вниз.

– У нас нет запасных защитных очков, – говорит он, когда я натягиваю шлем на густые волосы.

– Ничего, обойдусь. – Я усаживаюсь на заднее место, и юбка высоко задирается на бедрах.

– Нормально, Рэйч? – спрашивает Леви. – Может, я подыщу для тебя комбинезон или еще что-то?

– Все отлично, спасибо. Я у тебя в долгу, Леви.

Я хлопаю водителя по плечу, и он заводит двигатель. Мы устремляемся вниз по грунтовому серпантину; тонкая ледниковая пыль серым облаком клубится за нами. Я щурюсь в пыли, ветер выдавливает слезы из глаз и размазывает по щекам. Внезапно мне не хватает Трэя. Я ощущаю пустоту в сердце. Мне было приятно играть в команде, иметь человека, которому можно позвонить, на которого можно опереться. Даже после полугода житья с Куинн я понятия не имею, как обращаться с ней. Это ее угрюмое присутствие, постоянное напоминание о Джебе до предела напрягли наши отношения, пока Трэй не предложил взять паузу. Эта размолвка стала постоянной.

«Мерзавец, тебе не хватило духу остаться рядом и помочь мне пережить это…»

Но глубоко внутри я понимаю, что сама сделала продолжение нашей связи невозможным. Куинн все изменила. И теперь ясно, что это еще не закончилось.

* * *

Желтые автобусы подъезжали к школьной автостоянке, выпуская в воздух белые облачка выхлопных газов в ожидании загрузки. Температура быстро падала, солнце уже заходило за горные вершины. Джеб оставил свой мотоцикл за рядом горных ясеней с гроздьями красных ягод. Отсюда он мог наблюдать за входом в школу, оставаясь невидимым. Он выключил двигатель, но не стал снимать шлем.

Он должен был уехать, отправиться в долину Вулф-Ривер и проверить свой старый дом до наступления темноты, но не мог этого сделать, поскольку Куинн по-прежнему оставалась в здании школы и, возможно, находилась в беде. Теперь будут последствия – возможно, даже вызовут полицию.

Вид собственной дочери, внезапно сорвавшейся на драку, оставил у него тяжелое впечатление. Был ли ее буйный характер следствием ее происхождения или обстоятельств? Могло ли все сложиться иначе в другой обстановке? С этими мыслями пришло нечто новое: родительская вина, чувство ответственности. Он знал, что такое быть чужаком в школе. Ему казалось, что всему виной внешние обстоятельства жизни Куинн. И это лишь подстегивало его желание доказать свою невиновность, поскольку он не мог позволить, чтобы его дочь хотя бы на мгновение решила, что она является плодом насилия, ребенком убийцы. Чтобы подвергнуться остракизму и быть изгнанной из общества. Он хорошо понимал, что, когда ребенок привыкает к своему ярлыку, бывает почти невозможно отделаться от этого.

Прозвучал школьный звонок, двойные двери распахнулись, и дети с криками и смехом устремились наружу. Родители подъезжали и отъезжали на автомобилях. Школьные автобусы наполнялись и отчаливали со стоянки.

Старый, побитый голубой «Форд» выехал на стоянку. За рулем сидела женщина с ярко-рыжими волосами, незнакомая Джебу. Она ждала в машине, не выключая двигатель. Вскоре площадка опустела, автомобили разъехались. Никаких признаков Куинн. Женщина наконец выключила двигатель, вышла из автомобиля и направилась к входу. Огненно-рыжие волосы опускались почти до ее талии. Она носила джинсы, пуховой жилет и туристические ботинки.

Прошло еще двадцать минут, прежде чем рыжая женщина вышла из школы. Она немного постояла снаружи с растерянным видом. Потом отошла в тенистый угол и позвонила кому-то по мобильному телефону. Не получив ответа, она раздосадованно вздохнула. Потом набрала текстовое сообщение и стала ходить взад-вперед, поглядывая то на часы, то на дверь школы. Внезапно она остановилась и ответила на звонок.

Она повернулась спиной и наклонила голову, беседуя с кем-то. Потом выключила телефон, провела пальцами по гриве густых волос и снова посмотрела на школу. Наконец, она уехала.

Прошел еще час. Стало холоднее, и свет приобрел лиловый оттенок. Световое время с каждым днем укорачивалось на четыре минуты, когда земная ось наклонялась дальше от солнца.

Учителя начали расходиться, и на стоянке почти не осталось автомобилей.

Когда свет потускнел, а холодный ветер задул сильнее, питаемый нисходящими воздушными потоками с горных склонов, на мостовой закружилась палая листва. Патрульный автомобиль вырулил на стоянку и остановился у входа. Оттуда вышла женщина в мундире, поправила табельное оружие на поясе и вошла внутрь.

Значит, они вызвали полицию. Скорее всего, из-за него. Джеб стиснул зубы.

Он нарушил свое решение не приближаться к дочери. Ему понадобилась только искра со стороны этих малолетних хулиганок, чтобы воспламенить его, а теперь он навлек на нее неприятности. Самое последнее, что он хотел видеть в качестве связующего звена между собой и Куинн. Пока он не докажет свою невиновность.

Пока он не выяснит, почему эти четверо парней лгали друг другу и давали ложные показания в суде.

Пока он не узнает правду.

Через несколько минут из прохладных сумерек начала подкрадываться темнота. Джеб был только рад, что оставил на себе шлем и перчатки. Высоко пролетел с тихим гоготом гусиный клин. Одинокие путники, отбывающие в теплые края.

Двери школы снова распахнулись. Наружу вышла блондинка в сопровождении двух светловолосых девочек. Одна из девочек прижимала к носу гигиеническую салфетку. Через несколько секунд за ними последовали лысеющий мужчина и стройная брюнетка, которые держали за руки еще двух светловолосых девочек. Мужчина и женщина обменялись несколькими фразами и препроводили детей в джип «Хаммер» и «Форд Эсколейд».

Автомобили уехали.

Через две минуты из школы вышла женщина в полицейской форме. Она помедлила у двери, осматривая автостоянку, а потом неспешно направилась по травянистому пригорку к бейсбольному полю и трибунам.

Она остановилась на гребне пригорка, где учительница увидела Джеба, и посмотрела на деревья, где он стоял раньше. Потом повернулась и зашагала к своему автомобилю. Джеб не сомневался, что она собиралась объехать вокруг школы и посмотреть, опросить ближайших соседей насчет высокого темноволосого незнакомца в кожаной куртке – человека, который проник на школьную территорию и прикасался к девочкам.

Напряжение не оставляло его. Часы начали обратный отсчет. Игра началась. Он не собирался начинать именно так или так скоро.

Женщина-полицейский отъехала от школы, повернула направо и направилась к жилым домам, огибавшим бейсбольное поле. Настала тишина, прерываемая лишь биением веревки и карабинов о металлический флагшток, хлопаньем флага. Джеб посмотрел на часы. Уже почти четыре часа, и становилось темно, но Куинн еще не вышла.

До него внезапно донесся звук приближавшегося автомобиля. Серый «Додж-Рэм» круто повернул на автостоянку, и покрышки взвизгнули, когда водитель обогнул поворот и подъехал прямо к школьному входу, где запрещалось ставить машины.

Дверь со стороны водителя распахнулась, и появились длинные ноги в сапогах, обтянутые колготками бедра и короткая юбка. Каштановые волосы взметнулись над головой женщины, когда ветер подхватил их. Джеб вздрогнул, как от удара током.

Рэйчел.

Он застыл с гулко бьющимся сердцем, пока смотрел, как она протягивает руку за коричневой курткой на заднем сиденье. Она набросила куртку на плечи и поспешила к школе, на ходу убирая ключи в карман. Джеб обратил внимание, что она слегка прихрамывает – видимо, после того падения на трассе, которое заставило ее уйти из спорта. Он сглотнул, но во рту было сухо, как в пустыне.

Распахнув двухстворчатую дверь обеими руками, Рейчел исчезла в школе.

Он читал о том происшествии в газетах. Она приближалась к финишу, когда вышла на подъем под неправильным углом и потеряла равновесие в воздухе во время прыжка. Она упала на плотно спрессованный снег и покатилась по склону в вихре мелькающих лыж и лыжных палок. Край одной лыжи зацепился за оранжевое ограждение трассы, и ей вывернуло ногу отдельно от тела. Когда она остановилась, темно-красная кровь уже расплывалась на белом снегу, и зрители замерли в потрясенном молчании, пока санитары бежали к неподвижному телу и вызывали спасательный вертолет.

Мощный поток адреналина хлынул в кровь Джеба, пока он смотрел на двери, за которыми скрылась Рэйчел. Реакция была настолько мощной и первобытной, что он задрожал всем телом. Он каждую ночь видел во сне эту женщину. Женщину, которая была его самым близким другом. Единственную женщину, которую он любил, любил до сих пор. Женщину, которая теперь была недоступна для него. Тем не менее она заботилась о его ребенке. Она приехала сюда, чтобы заступиться за Куинн. Что за ирония судьбы!

Теперь он никак не мог покинуть свой наблюдательный пункт. Он должен был увидеть, как Рэйчел выйдет наружу вместе с Куинн. Он должен был снова увидеть их обеих.

Глава 5

Я быстро веду Куинн к автомобилю и на ходу засовываю в карман листок с именами и телефонными номерами родителей девочек. Хотя еще нет пяти вечера, уже наступила темнота, а температура опустилась почти до нуля. На школьной автостоянке включились фонари, залившие асфальт тускло-оранжевым светом. Листья шуршат и разлетаются у нас под ногами.

Куинн идет с опущенной головой, сгорбленными плечами и плотно сжатым ртом. Я почти час провела с директором и школьным психологом, пытаясь сделать так, чтобы Куинн объяснила, почему она напала на девочек, но она упрямо молчит. Не знаю, что с этим делать.

Я открываю перед ней пассажирскую дверь, но Куинн стоит на месте, смотрит на свою обувь и так крепко прижимает к себе школьный рюкзачок, как будто от этого зависит ее жизнь.

– Давай же, Куинн. Садись, пожалуйста. На улице холодно.

Моя племянница отказывается сдвинуться с места.

Где-то в темноте над нами пролетает цапля; ее крылья мягко хлопают, как будто она что-то ищет под оранжевыми фонарями. Я замираю на месте, и по спине внезапно пробегает холодок. Я чувствую, что за мной кто-то следит. Придерживая рукой открытую дверь, я вглядываюсь в окружающую темноту. Кроме теней и листьев, ничего не движется, и я не вижу ничего необычного. Несколько пустых автомобилей и автофургон. А может быть, это медведь, притаившийся в темноте за углом?

Куинн вскидывает голову и смотрит на меня, как будто ощутив мой страх.

– Куинн, – ласково говорю я. – Ну пожалуйста.

Девочка залезает в автомобиль. Я захлопываю дверь, усаживаюсь на водительское место и завожу двигатель. У меня дрожат руки, но не от холода. Меня обуревает тревога и беспокойство за Куинн. Чувство вины. Последние шесть месяцев она испытывала меня и не сочла достойной опекунства. Я не знаю, как это делать, особенно сейчас.

Слава богу, что все обошлось расквашенным носом. Школьная медсестра позаботилась об этом. Сегодня вечером мне придется позвонить родителям и извиниться перед ними. До сих пор не было выдвинуто никаких обвинений, хотя в школу вызвали полицию. Меня беспокоит, чем это может обернуться. Но сильнее всего меня гложет известие о том, что мужчина с черными волосами появился на школьной территории и вмешался в драку. Одна из девочек заявила, что этот мужчина также последовал в лес за Куинн незадолго до стычки.

Слова Леви звучат у меня в голове, когда я включаю обогреватель.

Он не такой дурак, чтобы подписать себе смертный приговор. Что ему может понадобиться здесь?

Я делаю глубокий вдох. Джеб не знает о своем ребенке. Он не может знать. Откуда? Единственным другим осведомленным человеком является Трэй, а он обещал молчать.

Пока я жду, когда автомобиль прогреется, то делаю очередную попытку:

– Может, ты все-таки расскажешь, почему ударила Мисси?

Молчание. Я сдерживаю досаду и стараюсь говорить ровным тоном.

– Мне было бы полезно знать, отчего ты так рассердилась, потому что тогда мы сможем разобраться с этим…

– Они стервы, – неожиданно выпаливает она.

Я считаю до двадцати, потом спокойно спрашиваю:

– Они сказали что-то гадкое, чтобы спровоцировать тебя? Чтобы ты потеряла голову?

Куинн угрюмо молчит, уставившись на крышку отделения для перчаток.

– Послушай, – мягко говорю я. – Я действительно хочу помочь тебе. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло на том поле. Если девочки говорили тебе обидные слова, это называется травлей, и нельзя делать вид, будто ничего не случилось. Будет только хуже.

Моя племянница резко отворачивается и смотрит в окошко. Она плотно сжимает рюкзак на коленях, костяшки пальцев побелели от напряжения.

Я делаю глубокий вдох. Полегче. Она пережила трудное время. Один неправильный ход может все испортить…

– Ладно, тогда мы можем обсудить это за обедом. Закажем еду навынос. Что бы ты хотела?

Она продолжает молчать, постукивая пяткой ботинка по основанию сиденья.

– Пицца?

Молчание.

– Жареный цыпленок?

– Я не хочу есть.

Я решаю спустить дело на тормозах, хотя бы ненадолго. Возможно, вечером Куинн станет более разговорчивой. Или завтра. После дня Благодарения в школе начинаются каникулы, и занятий не будет целую неделю. Возможно, мне следует оторваться от работы и побыть вместе с Куинн, сделать что-то особенное. Возможно, куда-нибудь поехать. Во мне назревает внутренний конфликт. Сейчас не время отходить от дел с газетой и потенциальными рекламными контрактами на носу, особенно когда наступает сезон больших «индейских распродаж». Бэнрок тоже будет дышать мне в спину, ведь теперь он владеет почти половиной моей компании.

Меня снова охватывает глубинный, темный страх: темноволосый незнакомец на школьной территории. Джеб вышел из тюрьмы…

– Этот человек, который прекратил драку, – говорю я. – Ты видела его раньше, или сегодня был первый раз?

Она даже не делает вид, что слышит меня. Постукивание становится более громким и ритмичным. Напряжение растет.

– По словам учительниц, у него черные волосы и он носит черную кожаную куртку. Он сидел на корточках и разговаривал с тобой, но когда они приблизились, он поспешил прочь и скрылся за деревьями.

Стук ее ботинка отдается внутри моего черепа.

– Мисси и Эбигейл рассказали миссис Дэвенпорт, что раньше он провожал тебя в магазин и что ты вернулась с пакетом сластей. Это правда? Что он тебе говорил?

Мне отвратительны визгливые нотки в собственном голосе.

В салоне автомобиля заметно теплеет. Я жду еще какое-то время – в основном потому, что не понимаю, как мне следует себя вести. Чем больше я думаю об этом, тем больше тревожусь, что это мог быть Джеб.

– Ты говорила с ним по пути в магазин?

Молчание.

– Скажи мне, Куинн!

Она разворачивается, сверкая глазами.

– Они стервы! Он все врут! Он не шел за мной, а просто проходил мимо, когда это случилось. Он не плохой человек!

На моем лбу выступает пот. Я медленно перевожу дух.

– Значит, он купил тебе сладости? Он задавал вопросы?

– Какая разница, если купил? Никто не делает ничего хорошего для меня. Он добрый человек.

– Он спрашивал, где ты живешь?

Тяжелое, мрачное молчание невидимым облаком опускается на нее.

Я тянусь вперед и ставлю автомобиль на передачу, напоминая себе, что она потеряла родителей при чудовищном пожаре. Она была оторвана от своих корней и вынуждена жить вместе с молодой тетей, которую почти не знала. Новый город, новая школа. Новые друзья. Течение подхватило ее, и она могла только удерживаться на плаву.

Как и я.

Я внезапно чувствую себя очень одинокой и совершенно не приспособленной. Ни у кого из моих сверстников нет детей такого возраста. Трэй ушел от меня. У меня большой дом и бизнес, в котором я еще не вполне разбираюсь. Я тоскую по Софии и Питеру. Я тоскую по отцу. Общее чувство утраты оставило глубокую дыру в моем сердце. Чем я заслужила все это?

Нужно расставить приоритеты, думаю я. Куинн должна стоять на первом месте. Выше моего бизнеса. Выше моих финансовых неурядиц. Моя племянница балансирует на опасной грани, и моя первостепенная задача – обеспечить ее безопасность. Если это значит взять отпуск или даже покинуть Сноу-Крик на несколько недель вместе с Куинн, то я залезу в долги ради этого.

Я направляю машину к выезду со стоянки. Но когда мои фары осветили белый автофургон, я замечаю позади отблеск хромированной поверхности. Мотоцикл. Что-то заставляет меня посмотреть в зеркало заднего вида, когда я выезжаю на улицу. Дует ветер, тени движутся, и под таким углом я не могу разглядеть ничего особенного. На какой-то момент показалось, что на мотоцикле сидит человек в шлеме. Но может быть, это была игра света.

Когда я приближаюсь к перекрестку с автострадой, включается красный свет, и я останавливаюсь. Пока мы ждем, я снова обращаюсь к Куинн.

– Мне очень хочется, чтобы ты все-таки рассказала, почему набросилась на этих девочек.

– Я же сказала! – вопит она. Ее неистовство изумляет меня. – Они стервы, лживые стервы…

Слезы быстро катятся по ее бледным щекам, ее плечи судорожно вздрагивают.

Включается зеленый свет. Вместо того чтобы повернуть на север по автостраде, я быстро проезжаю перекресток и останавливаю автомобиль на обочине под ветвями старого дуба. Поворачиваюсь на сиденье, обнимаю Куинн и привлекаю ее маленькое дрожащее тело к себе. Просто крепко держу ее. У меня ноет в груди от ее боли. Я глажу ее мягкие волосы и вспоминаю, как держала ее на руках, когда она была новорожденным младенцем.

Передо мной вспыхивает еще одно воспоминание: я лежу в объятиях Джеба, под защитой его крепких рук. Боль пронзает меня изнутри. С того самого дня в офисе Гатри шесть месяцев назад Джеб и Куинн переплелись в моем сознании. Я до сих пор не могу отделить одно от другого.

Как я могла так ошибаться в нем? Как я могла так поступить? Я сглатываю комок в горле. Нет, сама я не справлюсь; мне понадобится помощь. Мне нужно будет отвезти Куинн к психотерапевту.

– Они все врут! – тихо рыдает она мне в куртку. – Они ужасные, ужасные лгуньи. Я их ненавижу! – Ее гибкое тело вздрагивает, когда очередная волна рыданий накатывает на нее. – Это неправда…

– Что неправда, Куинни? – шепчу я и глажу ее волосы. – Ты имеешь в виду, что они говорили о мужчине, который шел за тобой?

– Они назвали меня незаконнорожденной, – шепчет она. – Они сказали, что я из приемной семьи.

Кровь гулко стучит у меня в висках.

– Что они сказали?

– Они сказали, что папа и мама не были моими настоящими родителями.

Теперь мое сердце колотится так, как будто готово выскочить из груди.

– Это неправда, – повторяет Куинн. Потом, ощутив мое внезапное замешательство, она медленно поворачивает лицо ко мне. Ее щеки блестят от слез, губы дрожат. – Я не приемный ребенок.

Я стараюсь сглотнуть, но не могу. Меня охватывает паника. София хотела сохранить в секрете происхождение Куинн, но я всем сердцем желаю того, чтобы они хотя бы рассказали ей, как удочерили ее. Черты Куинн изменяются, когда она наблюдает за моим лицом, видит мое растущее напряжение.

– Я… Я не… Разве…?

О Боже, София, где ты? Пожалуйста, дай мне знак, помоги мне… что я должна сказать? Почему вы оставили Куинн без этого знания?

Доверие.

Мне нужно завоевать доверие Куинн. Если сейчас я нарушу его, то навсегда потеряю мою племянницу. Но настало ли время сказать правду? Не причинит ли это больше вреда сейчас, чем потом? Я должна что-то сказать; девочки из школы открыли бутылку, и я уже не смогу загнать этого джинна обратно.

– Рэйчел? – тонкий, дрожащий голос Куинн звучит умоляюще.

Время как будто растягивается. Грохот в моей голове становится громче. Что бы я ни сказала сейчас, это надолго – может быть, навсегда – определит мои отношения с Куинн.

– Рэйчел? – Теперь голос девочки звучит пронзительно, и в нем слышатся нотки отчаяния.

Я делаю глубокий вдох и говорю:

– Куинни, твои родители любили тебя больше всего на свете. Они были твоими родителями во всех отношениях, но ты особенная, потому что у тебя есть еще и… биологические родители.

Господи, все равно плохо вышло!

– Я… не понимаю. – В ее глазах появляется необузданный блеск. Но обратного пути больше нет. Я беру ее маленькие холодные руки в свои ладони.

– Твои папа и мама очень долго, годами пытались завести собственных детей, биологических детей. Они очень хотели завести ребенка, иметь настоящую семью. Но когда врачи сказали им, что это невозможно, они решили взять приемного ребенка. Именно тогда они удочерили тебя. Ты вошла в жизнь Софии и Питера, и они стали заботиться о тебе. Они принесли тебя домой, когда тебе исполнился только один день от роду, – крошечную новорожденную малышку, прямо из больницы.

Мой голос прерывается из-за наплыва чувств. Я наклоняюсь и отвожу со лба прядь ее волос.

– Я была там, когда они привезли тебя домой. Я видела их улыбки: это был самый счастливый день в их жизни. Они собирались всегда быть с тобой и любить тебя. – У меня жжет глаза, но я нахожу силы закончить: – Они хотели ребенка, Куинни, и ты нашла их.

Она остается совершенно неподвижной. Я даже не уверена, что она дышит. Меня охватывает беспокойство, и я провожу ладонью по ее щеке.

– Они были твоими родителями, Куинн. Я тоже из твоей семьи.

По ее телу пробегает дрожь. Лицо белеет, губы сжимаются в тонкую линию. Она стискивает кулачки. Я не знаю, что делать; у меня нет никакого руководства. Я испытываю физическую потребность в том, чтобы моя сестра была здесь, чтобы она помогла мне, прошептала на ухо слова поддержки.

– Они собирались рассказать тебе, когда ты немного подрастешь, – говорю я, но голос изменяет мне. – У них просто не было шанса.

Она неожиданно выпрямляется отталкивает меня и выставляет рюкзак перед собой. Пряжка попадает мне в глаз.

– Ты тоже врешь! Все это ложь! Ты тоже стерва! – визжит она. Она расстегивает ремень безопасности и тянется к дверной ручке.

– Куинн! Подожди! – Объятая страхом, я хватаю ее за руку. Она гневно смотрит на меня, сверкая глазами. Я чувствую, как она дрожит. Она борется с собой, борется с этим знанием, стараясь отогнать его от себя, ответить ударом на удар. Ткань ее психики, ее веры в себя и свое происхождение – сама основа ее личности трещит по швам.

Я сглатываю и немного ослабляю захват, но не отпускаю ее, опасаясь, что если сейчас Куинн выйдет из автомобиля, она слепо устремится в ночь. Окрестная глушь – опасное и холодное место, особенно в это время суток. Я достаточно долго проработала добровольцем в местной поисково-спасательной группе, чтобы знать это на собственном опыте. Я знаю, сколько людей так и не вернулись домой.

– Я люблю тебя, – шепчу я. – Я очень-очень сильно люблю тебя. Я всем сердцем любила твою мать, и Питера тоже. Мы семья. Куинни Маклин, ты член нашей семьи. – У меня прерывается голос. – Как и тебе, мне невыносимо, что произошло с твоими родителями. Но мы с тобой – это все, что осталось. Нам нужно быть рядом друг с другом. Я тоже чертовски напугана. Вернее, мне страшно, потому что я не знаю, как быть хорошим опекуном. Но я здесь ради тебя, и я всегда буду с тобой. Это я обещаю. И еще я обещаю, что буду стараться изо всех сил. Но мне нужна твоя помощь.

Искренность моих слов что-то затрагивает в душе Куинн. Девочка медленно поднимает голову.

– Я не знаю, как это сделать, – повторяю я. – Но давай попробуем вместе, ладно? Потому что если ты сейчас откажешься от меня и убежишь, куда ты отправишься сама по себе? Если миссис Дэвенпорт выгонит тебя из школы за насилие, что мы тогда будем делать? К кому мы обратимся?

На шоссе завывает сирена, удаляясь в горы.

– Знаю, это паршиво, – шепчу я. – Но мы справимся. Понемногу, шаг за шагом. Мы будем стараться прожить каждый день. А потом, наверное, станет немного легче. Словно рассвет после бури.

Долгое молчание.

В зеркале заднего вида внезапно появляется свет единственной фары и на мгновение ослепляет меня. Я поворачиваюсь и гляжу в заднее окно. Мотоцикл повернул с дороги примерно в ста ярдах за нами. Свет погас.

Я думаю о мотоцикле возле школы. Меня снедает беспокойство.

– Я хочу домой, – тонким голосом говорит Куинн. – Хочу к маме.

– Знаю. – Я снова обнимаю девочку и испытываю неописуемое ощущение, когда прижимаю ее к своей груди. Материнский инстинкт. Осознание того, что я готова на все ради этого ребенка. На что угодно. И я защищу ее, я сделаю ее счастливой.

– Мы найдем способ, – шепчу я в ее волосы. – Мы вместе поставим этих девочек на место, хорошо? Но нам нужно сделать это по-умному. Мы не можем физически отбиваться от всех дурных вещей. Насилие – это не ответ.

– Именно так он и говорил.

По моей спине пробегает ледяной холодок. Я отодвигаюсь в сторону.

– Кто?

Она только смотрит на меня.

– Ты имеешь в виду… этого мужчину?

Молчание.

Страх и ярость попеременно курсируют во мне. Я поворачиваюсь на сиденье и гляжу туда, куда повернул мотоцикл.

– Он хороший человек.

– Откуда ты знаешь? – жестко спрашиваю я.

Что-то мелькает в глазах Куинн, и в этот момент я без тени сомнения понимаю, что это был Джеб. Он здесь. Он следовал за Куинн и говорил с ней. Это он проехал мимо на мотоцикле. Это он ждал и наблюдал возле школы.

– Он спросил, где ты живешь? – сдавленно спрашиваю я.

Молчание.

– Спросил или нет?

– Да! – выкрикивает она. Гнев – ее единственное оружие, и она снова хватается за него. – Он спросил, замужем ли ты. Я ему сказала, что твой тупой дружок бросил тебя.

Мне трудно дышать.

– У него есть мотоцикл?

– Нет. Не знаю.

– У него есть татуировка на шее? Маленькая рыбка?

Куинн резко отворачивается.

Я включаю зажигание, резко трогаюсь с места и возвращаюсь на дорогу. Разворачиваюсь на бульваре, едва не задев седан, припаркованный на другой стороне. Визжат покрышки. Я крепко сжимаю руль, потому что еду слишком быстро. Сердце бешено колотится в груди, пот выступает на лбу и верхней губе.

– Застегни предохранительный ремень, – говорю я.

– Что ты делаешь? Куда мы едем?

– В полицейский участок.

Она разворачивается лицом ко мне.

– Нет! Пожалуйста, не надо: он хороший человек.

– Откуда ты знаешь об этом? Потому что он купил тебе сладости? Потому что он приятно улыбался тебе? В мире есть очень плохие люди, которые хорошо знают, как понравиться маленьким девочкам. – Мой голос дрожит. – Ты можешь думать, что с ним тебе ничего не угрожает. Такие люди, как он, легко втираются в доверие. Они могут казаться друзьями, с которыми ты чувствуешь себя довольной и счастливой. Но они опасны. Это хищники. Ты должна понять это. Они могут творить самые ужасные вещи.

– Он не опасен! – рыдает она. – Он читал мою любимую книгу. Он помог мне, когда те девчонки забрали мои сладости.

Я резко сворачиваю на общественную автостоянку, задевая колесами о бордюр. Потом останавливаюсь и какое-то время сижу с работающим двигателем, глядя в зеркало заднего вида. Сердце продолжает колотиться в груди, пот стекает по всему туловищу. Но мотоцикла нет. На улице нет ничего, кроме случайных машин. Возможно, тот мужчина на мотоцикле возле школьной стоянки только почудился мне. Может, я вообразила, что за нами следят. Я видела Джеба за каждой проклятой тенью, потому что его выпустили из тюрьмы. Это паранойя. Я приглаживаю волосы ладонями. Сейчас воображение – мой худший враг.

Полицейский участок соединен с пожарной станцией, которая примыкает к нему сзади. Рядом находится база поисково-спасательного отряда. В офисе Адама Лефлера горит свет, желтое сияние льется в холодную ночь. Он работает за столом. Его крупный силуэт выглядит надежно и успокаивающе. Все будет в порядке.

Мы все готовы помочь тебе, Рэйчел. Ты можешь звонить любому из нас, в любое время.

Я могу с этим разобраться. Если Джеб вернулся и напрашивается на неприятности, Адам сдвинет небо и землю, чтобы снова упрятать его за решетку – на этот раз навсегда. Я отстегиваю ремень безопасности.

– Пошли, – обращаюсь я к Куинн и открываю дверь со своей стороны.

Куинн забивается глубже на сиденье и снова прижимает рюкзак к животу.

– Я не пойду туда с тобой.

– Куинн…

– Ты не можешь заставить меня. Я укушу тебя. Я буду лягаться и кричать.

Она отказывается смотреть на меня. Ее лицо снова становится угрюмым и замкнутым.

Я гляжу на полицейский участок, закипая от досады. Достаю телефон из кармана и набираю номер. Звонок сразу направляется на голосовую почту, где женский голос сообщает часы работы. Я ругаюсь сквозь зубы. Если не набрать 911, то телефон бесполезен.