Текст книги "Девушки здесь все такие милые"

Понадобилось полчаса и целый водопад фальшивых слез, чтобы Дэйв предложил поговорить в каком-нибудь местечке потише. Мы переместились в его комнату, пропахшую дезодорантом Axe. Он набросил мне на плечи одеяло, но я его стряхнула.

Не знаю, сколько я там просидела, прежде чем Дэйв разоткровенничался насчет недостатков Лесли. Не знаю, сколько было времени, когда наши головы коснулись его подушки. Задушевный разговор нас утомил – но не настолько, чтобы я не уткнулась ему в шею, и не настолько, чтобы не затвердел пенис в его джинсах. Дэйв застонал, когда я коснулась его через ткань, его губы в темноте нашли мои. Несмотря на то, что он меня ни капельки не привлекал, – плохая кожа, безвольный подбородок, – я испытывала странное возбуждение, когда вскарабкалась на него, вся в броне собственной силы.

Дэйв кончил в штаны – для меня это стало и разочарованием, и облегчением. Когда он захрапел, я выскользнула из его постели, долго петляла по извилистым коридорам, наконец добралась до Баттс-С, завернула в ванную и плеснула себе в лицо воды. А когда вышла, наткнулась на Салли: босая, в шортах и худи, она, похоже, только-только выбралась из очередной койки.

– Шоу начинается, – сказала я и подмигнула ей, как она мне на той первой вечеринке, – во всяком случае, я почему-то была уверена, что тогда она подмигнула именно мне. Я улыбалась до ушей, когда входила в свою комнату, на двери которой пылал неоново-зеленый листок – «Все в твоих силах!».

«Вот уж точно», – подумала я. Никогда я еще не чувствовала так остро, что живу.

5. Сейчас

Кому: «Амброзия Веллингтон» [email protected]

От кого: «Совет выпускников Уэслиана» [email protected]

Тема: Встреча выпускников 2007 года

Дорогая Амброзия Веллингтон!

Встреча с прошлым уже не за горами! Не забудьте захватить фотоаппарат, альбомы, скрапбуки, фотографии и другие вещи, которые хранят старые воспоминания, – чтобы дать начало новым. И приготовьте свой самый лучший красно-черный наряд для торжественного ужина!

Искренне Ваш,

Совет выпускников

Ее имя было в каждом письме-напоминании – притулившееся под Советом выпускников, выделенное жирным шрифтом, хотя сама она никогда не стремилась выделяться. Флора Баннинг, неутомимая общественница, протестовавшая против невеганской еды в буфете и устраивавшая киновечера. Мне никуда не деться от ее лица, когда мы с Адрианом приедем в кампус, от ее белоснежной улыбки и полного отсутствия морщин (как она увлажняла и умащала кожу – это отдельное искусство). Из всех, кого мне предстоит увидеть, ее я боюсь больше всего.

Впрочем, лишь потому, что еще одного человека – человека, который подозревает меня в самом худшем, – на встрече выпускников не будет.

Я забиваю в поисковую строку детектива Тома Фелти – теперь он уже капитан Фелти – с рабочего компьютера, уничтожая остатки дорогущего салата, который заказала на обед. Иногда я гуглю, как он поживает, – мне спокойнее убедиться, что он в Мидлтауне, далеко-далеко от меня. Его голубые глаза пронзают меня с экрана, словно он знает, где я. В ушах у меня до сих пор отдается канонада вопросов, которыми он забрасывал меня в полицейском участке. «Вы не замечали? Вы не знали?» Он пытался меня расколоть. Я не поддалась.

Я на таком взводе, что после работы иду не прямиком домой, а в спортзал, расположенный в нашем же доме. Причем пробираюсь через заднюю дверь, которую старуха миссис Лоу всегда подпирает деревяшкой, чтобы удобнее было заносить покупки. Не хватало еще наткнуться в холле на Адриана. Снимая квартиру, мы думали, что будем каждый вечер потеть в спортзале, а не валяться на диване и тупить в телевизор.

Когда мы начали встречаться, я из кожи вон лезла. Брила ноги и на корню истребляла любой намек на лобковые волосы, если они отбивались от той анемичной взлетно-посадочной полоски, которую я возделывала, как любимый огородик. Каждые выходные мы вместе бегали в Астория-парке. Вскоре мы съехались, и тут-то все пошло под откос. Адриан стал испражняться с открытой дверью и наел дряблое брюшко, нависавшее над штанами. «Отцу семейства положено», – шутил он, хотя никаким отцом не был – но очень хотел стать.

И я тоже бросила стараться. Адриану все равно, если я не накрашусь. А если накрашусь, он этого даже не заметит. Впервые в моей жизни что-то было просто. Но для меня это было противоестественно. Я не понимала, кто я, если не силилась стать кем-то другим.

Подтягиваясь, я залезаю на беговую дорожку. Адриан однажды предложил нам купить собственную такую. «Ты будешь бегать, а я писать», – сказал он. На мой вопрос, куда мы ее впихнем, он ответить не смог. Жилой площади у нас семьсот квадратных футов, кухню от остальной квартиры отделяет дверной проем с аркой, а спальня, как микроопухоль, лепится где-то сбоку. Две тысячи триста долларов в месяц за то, чтобы не иметь никакого личного пространства и чистить зубы над раковиной, которая усыпана сбритой мужниной щетиной.

Я начинаю бежать, задрав дорожку покруче, чтобы сжечь побольше калорий. Телевизор, висящий на стене напротив, показывает местные новости, в основном всякий криминал. В памяти всплывают кадры из Гробовщаги: толпа девчонок перед Баттерфилд-С, трясущиеся бледно-соломенные ноги в траве, молодой полицейский с его просьбой отойти от хлопающей на ветру желтой ленты. Я и подумать не могла, что скоро Фелти обрушит на меня шквальный огонь своих вопросов. Это была роль всей моей жизни.

Тяжеловесно топая, я поднимаю скорость до седьмой. От меня пышет жаром. В сотый раз я пытаюсь придумать, как бы увернуться от этой встречи выпускников. Хэдли и Хизер постоянно спрашивают, что я надену на торжественный ужин, и уже планируют, как мы все вместе сфотографируемся у нашего коттеджа на Фонтейн-авеню, в котором мы жили на последнем курсе. Но потом снова передо мной возникает записка, впаявшаяся мне в память. «Нам надо поговорить».

«Почему именно сейчас?» И почему на встрече выпускников? Почему она ни разу не пыталась со мной связаться и почему мне не удавалось найти никаких концов, как я ни билась? Ни в Фейсбуке, ни в Инстаграме – ее не было ни в одной социальной сети.

Мокрым пальцем я выставляю скорость на восьмерку. Ее слова гонятся за мной по пятам. «Нам надо поговорить о том, что мы сделали той ночью». Они превращаются в другие слова, которые она должна была бы сказать. «Нам надо поговорить о том, кем мы стали той ночью».

Я понятия не имею, какая она сейчас. С другой стороны, я и тогда ее толком не знала. Она как была, так и осталась для меня загадкой. В этой дружбе, продлившейся несколько месяцев, мы были скорее чем-то умозрительным, нежели реальным. Но кожа у меня до сих пор саднит в том месте, где я с ней срослась, и я с легкостью могу вообразить другое измерение, где мы настоящие подружки, не разлей вода.

Иногда я отпускаю себя пожить в этом другом измерении, хотя бы на минутку: мы обе в Голливуде, читаем сценарии – обожженные солнцем, захваченные мечтами. И иногда мне очень хочется в этом измерении оказаться на самом деле.

Несмотря на все мои просьбы запирать замок, дверь квартиры открыта. Когда я захожу, Адриан лежит на диване в трениках. Этот диван из кожзама, купленный в Furniture Market, – первая наша мебель. Когда мы его покупали, мне было все равно, что это дешевка, потому что мы были счастливы.

Я окидываю взглядом разгром вокруг: на кухонной стойке – коробка из-под пиццы и пивные бутылки, в раковину небрежно свалены вюстхофские ножи с белыми рукоятками, по полу разбросаны носки и бумажки.

– Разве у тебя не выходной? Мог бы и прибраться.

Я жду обычного ответа в духе «Остынь, детка!», который ненавижу, потому что именно его расслабон напрягает и заводит меня больше всего. Но он не предлагает мне остыть. А поворачивается и показывает фотографию.

– Кто это, Амб?

Прищурившись на снимок, которым он размахивает, я дрожащими руками подтягиваю хвост на макушке.

– Откуда ты это взял? – Я шагаю к нему и вырываю фотографию из его пальцев.

– Я искал ту книжку по драматургии, которую ты мне подарила на прошлое Рождество. Где про спасение кошки. На ней лежала другая книжка, я их обе поднял, а фотка возьми и выпади.

Он лжет. Он рылся в моих вещах, но уличить его мне не удастся. Я покусываю нижнюю губу.

– Это Джон Донн!

И я даже заставляю себя рассмеяться.

– Какой еще Джон Донн? Твой бывший?

– Один из выдающихся поэтов-метафизиков, – отвечаю я. – Это книга его стихов.

– А, – бормочет Адриан. – Но ты же понимаешь, я спрашиваю о парне на фотографии! Зачем тебе его фотка?

– Парень и парень. Из очень далекого прошлого.

– Значит, ты с ним встречалась, – говорит Адриан едва ли не с ревностью – это было бы даже приятно, все лучше, чем непробиваемая детская беспечность, – если бы не та смертоносная трясина, в которую он ненароком ступил. – В колледже?

– Не совсем, – быстро отвечаю я. Глаза у него сужаются. – Ну, в смысле, что-то в этом роде. Это книга с тех занятий, на которые мы ходили вместе.

– Он будет на встрече выпускников? – Адриан ставит пиво на журнальный столик. – Ничего, я переживу. Мы муж и жена. Думаешь, меня волнует, что у тебя были парни до меня? У меня тоже до тебя были девушки.

О которых он мне во всех подробностях рассказывал. О той прибабахнутой, которая пыталась поселить свои вещи в его комоде после недели знакомства. О той, которая как оглашенная бегала за знаменитостями. О той, которая спала с плюшевым зайкой, и зайка оставался на кровати во время секса. О той, которая смотрела только фильмы с Леонардо ДиКаприо. Словно он пытался убедить меня, что во всем всегда были виноваты они, а не он – он-то нормальный парень. Словно пытался показать, как мне повезло, что он выбрался из этих бабьих терний целым и невредимым.

– У нас были отношения, – говорю я. Мне хочется услышать, как она звучит – эта жалкая, уродливая ложь. – Но на встрече выпускников его не будет. Дело в том, что он… он умер.

– Фу ты, черт, – Адриан прихлопывает ладонью рот. – А что с ним случилось?

Я качаю головой:

– Мне не хочется об этом говорить.

Он кивает:

– Ты меня пойми – это, конечно, паршиво, что он умер, но эта фотка меня просто выбесила. Я подумал, что ты ее припрятала не просто так. Тем более в той же книжке еще и это было засунуто. – Он достает конверт, на котором ее изящным почерком выведено мое имя.

– Ты его открывал?

– Прости меня. Не смог сдержать любопытства. Что же такое вы сделали той ночью? И какой, собственно, ночью?

Я должна держать себя в руках. Адриан думает, что видел меня в ярости, но это была так, лайт-версия.

– Просто наша внутренняя шутка, – говорю я. – Это мне подружка написала.

Он разглядывает меня дольше, чем надо бы, а потом берет со столика пиво.

– У вас все серьезно было? С этим парнем?

Я кручу фотографию между пальцами, уголки врезаются в ладонь. На него я не смотрю, но и на Адриана тоже не могу заставить себя посмотреть.

– Более или менее серьезно. Но все это в прошлом. Я и забыла уже про эту книжку. Она мне много лет на глаза не попадалась.

В уголках его глаз снова собираются морщинки.

– Ты, наверное, была такая романтическая барышня, одни стихи в голове. Надеюсь, над тобой никто не смеялся. Но даже если смеялись, то погоди: когда мы с тобой появимся вместе, все вредные девчонки полопаются от зависти.

«Ох, лапочка. Да мы и были вредные девчонки».

Я отхлебываю пива из его банки. Он поди воображает, как я бреду по усыпанному листьями кампусу, навьюченная рюкзаком, – на уме одна учеба, не дай бог на пару опоздать. Как же он ошибается…

Я не могу изменить то, что мы сделали. Что я сделала. Я превратилась в чудовище – ведь этот мир так легко делает чудовищами девушек, которые хотят того, что принадлежит не им.

Этот парень на фотографии – его не будет на встрече выпускников. Я об этом позаботилась. Равно как и о том, что там не появится его подружка и что я никогда больше не увижу ни его, ни ее.

6. Тогда

После Дэйва-Любовь-Морковь я подсела на эту иглу. Я рассчитывала, что моя дерзость позволит мне сблизиться с Салли, создаст вокруг меня такую ауру, что она узнает во мне родственную душу. Но дни шли, а ничего не менялось. Несколько раз на парах наши взгляды встречались, но мы ни словом не перемолвились до следующих выходных, когда пересеклись на вечеринке студенческого братства Бета.

Мне хотелось мужского внимания. Поменьше одежды, побольше алкоголя – и вот я уже танцую, поглаживая собственное тело. Со мной была Лили из Баттс-С, которую бортанули друзья, – она была вся румяная от водки. Я ощущала на себе взгляды окружающих и все выше поддергивала юбку. И вдруг голос, который Лили не принадлежал, проник мне в ухо, и чьи-то холодные руки сомкнулись у меня на ключицах.

– Прекрати это, слышишь, – проговорила Салли.

– Что прекратить? – Я попыталась обернуться, но она крепко держала меня и пощипывала мою кожу.

– Выделываться им на потеху.

И она сама развернула меня к себе.

– Ты думаешь, что нравишься им. Что они хотят сойтись с тобой поближе. Но на самом деле они просто пялятся на тебя со скуки.

– Они – в смысле, парни? – Они стаями кружили вокруг нас – бывшие короли своих школ, спортсмены с глазами хищников.

Салли резко хохотнула.

– Причем тут парни? Я о девчонках, дуреха! – «Дуреха» она выговорила мягко. – Они притворяются, что все такие резкие и дерзкие, но это не более чем игра. Или хуже того, прикидываются белыми и пушистыми, а потом судачат у тебя за спиной. Вон как твоя соседка.

Флора, с ее бумажками-мотивашками. Сегодня она налепила на нашу дверь листочек с надписью: «Доброта каждому по карману». С той ночи имени Дэйва-Любовь-Морковь она как-то попритихла. Я понимала: она меня осуждает.

– Ну и хрен с ними, – фыркнула я.

Глядя мне в глаза, Салли надавила большим пальцем мне на подбородок.

– Ты-то у нас не белая и пушистая.

Не знаю, был это вопрос или утверждение, но ответ у меня все равно был один.

– Ни разу.

– Вот и хорошо. Ненавижу белых и пушистых.

Мы кружили на месте, и я пыталась понять, что же в ней так притягательно, но это было все равно что пытаться удержать в ладонях бабочку. Зрачки у нее были расширены – она явно была под кайфом, – губы алые, за спиной колыхалась грива волос. Но все это могла воспроизвести любая другая девушка, даже я – и в ближайшие недели мне предстояло научиться ей подражать. Салли никто не мог сказать нет, но не потому, что люди видели что-то особенное в ней. А потому, что рядом с ней начинали иначе видеть самих себя. Ее камикадзевское отношение к жизни заставляло сердца людей биться быстрее. Невозможно было предугадать, что она сделает через минуту и что рядом с ней сделаешь ты.

– Я знаю, что тебе нужно, – сказала она, перекидывая свои волосы мне через плечо. – Тебе нужно хорошенько потрахаться.

Я кивнула. Она не знала – да и никто здесь не знал, – что за всю жизнь спала я только с Мэттом. Мысль о сексе с новым партнером вселяла одновременно предвкушение и ужас. Может, мне и впрямь нужно эдакое эмоциональное кровопускание – обряд, который поможет мне вычистить из памяти предательство Мэтта.

– Ага. Я как раз об этом думала. – Я не дрогнула под ее взглядом. Чтобы удерживать внимание Салли, надо было постоянно находиться в тонусе.

– У меня как раз есть кое-кто на примете, – сказала она, указывая куда-то длинным пальцем. – Вон он. В футболке Rolling Stones. Ему тоже не мешает с кем-нибудь перепихнуться. Иди и завоюй его!

Это был не приказ – скорее вызов. И я его приняла.

«Вон он» был Мюррей, любитель дури с клочкастой растительностью на физиономии – по уэслианским меркам легкая добыча. Пропустив пару стаканчиков, мы уединились в его комнате и слились в поцелуе. Дело шло к развязке. И меня вдруг обожгла мысль: как это я допущу внутрь себя незнакомого человека? «Он ведь даже не звал меня на свидание, – лихорадочно думала я. – Он вообще ничего обо мне не знает!» Вроде как положено сперва познакомиться – такова цена допуска к телу. Но Салли права. Хватит мне быть потехой для других.

– Вообще-то я нечасто такое вытворяю… – пробормотала я, силясь унять дрожь, когда его пальцы проникли в меня. Мне казалось, что в этой фразе в меру и авантюризма, и благонравия. Я чувствовала, что надо как-то совместить одно с другим.

– Ну да, – фыркнул он. – Я уж вижу!

Что я уже успела сделать не так?

Я бы довела дело до конца, переспала бы с ним, но у его члена оказались другие планы. Мюррей все пытался спихнуть на кокаин. Так же, как и с Дэйвом, я ощутила прилив облегчения. Я никогда не придавала сексу какого-то особого значения, но понимала, что от того, как и с кем я займусь им в Уэслиане, зависит то значение, которое будет придаваться мне. Таким образом я проведу некую черту, определю, как далеко готова зайти. Может быть, был какой-то тайный смысл в том, что первые две попытки закончились конфузом. Но я была не в настроении высматривать знаки от мироздания. В душе еще тлели угли унижения, которому меня подверг Мэтт.

– Ну как оно? – спросила Салли следующим утром на паре.

– У него не встал, – ответила я. Голова раскалывалась от похмелья.

Она вытаращила глаза, и я тут же пожалела о своем признании. Но потом она хихикнула в ладошку и подвинула мне свой стакан с кофе.

– Та же фигня, когда я пыталась его трахнуть. Пытался запихнуть его в меня мягким. Ну, по крайней мере, с языком своим он управляется неплохо, верно?

Я кивнула, хотя сомневалась, не проверка ли это, и еще больше сомневалась, прошла я ее или провалила.

Но я не тот человек, который легко сдается. Я решила, что секс без лишних эмоций – именно то, что мне нужно. И через неделю после Мюррея я наконец получила, что хотела, от Дрю Теннанта, гитариста, с которым я взялась флиртовать после того, как побывала на выступлении его группы в клубе студенческого братства Эклектика. Секс с Дрю очень напоминал секс с Мэттом – потно, небрежно, крещендо из похрюкиваний и мятых простыней. Тем не менее через несколько дней я привела его к нам в комнату, когда Флора была на занятиях, и сделала вид, что кончила вместе с ним (как будто это так просто!).

Нелепо, но больше всего мне нравилось после секса валяться с Дрю в обнимку, в истоме после всех трудов. Жар его кожи доставлял мне наслаждение, какого секс с ним доставить не мог. Пока я уговаривала себя сказать: «Тебе надо идти», он меня обскакал.

– Пора мне, – бросил он, застегивая джинсы на своих шикарных загорелых кубиках. – Впахивать надо.

Я даже не успела спросить, как именно он собирается впахивать. На том наша связь и закончилась: стоя на пороге, я приподнялась на цыпочки и поцеловала его, и он тут же рванул прочь, посмотрев на меня так, будто в первый раз в жизни видел.

Салли продолжала звать меня на тусовки, на которых я видела ее лишь мельком, в толпе, на другом конце помещения: длинные волосы реяли, как знамя, и ряды под этим знаменем никогда не редели. Она все всегда делала с перехлестом – пила, танцевала, укуривалась, ее губы постоянно искали новых губ – и все рядом с ней кайфовали. Она делала то, чего другие хотели, но не решались. Каждый раз, когда ее взгляд перескакивал на меня – а это случалось обязательно, – я чувствовала, что она по-прежнему ко мне присматривается.

Флора существовала в своем замкнутом мирке, вне гравитационного поля Салли.

– У Слоан что ни вечер, то гулянка. Когда только учиться успевает! – сказала она однажды вечером и замолкла в явном ожидании, что я тоже выскажусь осуждающе. Я пожала плечами. Флора пыталась перетянуть меня на свою сторону – листочек на двери сегодня утром гласил: «Будь собой! Остальные роли уже разобраны!»

Я постепенно становилась своей. Конечно, я не столичная штучка и не гольф-клубная принцесса на семейных деньгах, но в то же время и не провинциальная лахудра вроде Эллы Уолден, с джинсами в облипку, сине-серебристыми тенями и визгливым хохотом. Я вполне вписывалась в компанию крутых девчонок. До последнего сентябрьского понедельника, когда выяснилось, что Лорен обладает властью, которой не обладаю я. Паутина, которую она раскинула, оказалась такой тонюсенькой, что я и не подозревала о ее существовании, пока мне не перерезали ниточку.

– Все хочу спросить, ты едешь к Лорен на выходных? – поинтересовалась Флора, складывая свои блузки в идеальные пастельные квадраты. – Очень мило с ее стороны позвать к себе весь курс, но у меня такой завал по учебе! Жаль, потому что я люблю Хамптонс.

В груди у меня была пробита брешь. Я с трудом сделала вдох.

– Не знаю, – выдавила я. – Еще не решила.

Я бы ни за что не призналась Флоре, что Лорен сознательно исключила меня из числа приглашенных, по причинам, которых я толком даже понять не могла. Время от времени мы обедали вместе, и она ни разу не упоминала Хамптонс.

Но точки кипения мое замешательство достигло днем, когда я наткнулась в туалете на Эллу. Она была вся румяная от возбуждения.

– Мне прямо не верится, что мы едем в Хамптонс! Я там никогда не была, а ты? У родителей Лорен дом на побережье! Только вот я понятия не имею, что с собой взять. Мы должны помочь друг дружке собраться!

– Я была. Ничего особенного.

Это была ложь. Я поверить не могла, что даже Эллу позвали в дом на побережье. Нижняя губа у меня затряслась. Я вылетела из туалета, оставив там ошарашенную Эллу, и разревелась.

Тем вечером я пошла тусить с Лили и Кларой в поисках подтверждения, что хоть кому-то нужна. Мне подвернулся Хантер из Баттс-А, с сальным, прыщавым лбом. Он лапал меня на танцполе в братстве ДКЭ, а через два дня случился и секс – безрадостная встреча, очередной поддельный оргазм. Он как раз оделся и собрался уходить, когда с пар вернулась Флора.

– Ой, привет, – пробормотала я. – А мы тут домашку делали.

В глубине коридора маячила Салли. Остановившись у туалета, она даже не пыталась скрыть смех.

– Увидимся, Амбер, – бросил Хантер. Щеки у меня запылали. Он был тот еще кобелина – переспать и забыть. Но я не могла делать вид, что я хозяйка положения, если он даже имя мое запомнить не в состоянии.

– Пока, Хадсон! – крикнула Салли ему вслед и показала язык.

– Я Хантер, – обиженно поправил он, обернулся и увидел ее. – А, Салли! Привет.

Я не могла смотреть в лицо Флоре, которая – я знала – будет недовольна, поэтому схватила сумку и решила пойти в Олин, где все всегда впахивают и никому ни до кого нет дела. Салли стрелой метнулась за мной и положила холодную руку мне на плечо.

– У него мозг одноклеточный, – сказала она. – А член вообще кривой. Ты заметила?

Я обернулась:

– Ты тоже с ним спала?

Она расхохоталась.

– Ну а сколько тут игрушек? Не так уж много. Придется делиться, как-нибудь не подеремся. – Она взялась за цепочку у меня на шее – подарок от Билли на шестнадцатилетие – и передвинула подвеску-цветочек обратно в центр. – Вот я бы твое имя не забыла. Для меня это важно.

– Да плевать на него, – пробормотала я. – Все равно трахается он паршиво.

По правде говоря, у меня было не так много опыта, чтобы научиться отличать хороший секс от плохого. Всегда это было плюс-минус одно и то же: соударение тел, долбежка и пыхтение в темноте.

– Да они почти все здесь паршивые, эти кобели. Но позабавиться с ними все-таки можно. Пошли, я тебе покажу.

В Олине мы сели за стол, и она сразу принялась ковырять свои дырявые колготки, раздирая прорехи. Она была сногсшибательна – зеленые глаза, царственный разлет бровей. Слазив в карман худи, она протянула мне что-то через стол. Серебристая «Нокиа».

– Я вчера с Джем ходила на вечеринку в общежитие Никс. Все укурились к чертям. Там я встретила парня. Лапу.

У меня опять холодок побежал по коже, опять нахлынуло острое ощущение, что кругом бурлят вечеринки, бурлят люди, – а я даже не удостаиваюсь приглашения.

– Я хотела тебя позвать, – сказала Салли. – Но твоя соседка сказала, что вы собираетесь смотреть «Топ-модель по-американски».

Флора пыталась держать меня на коротком поводке – так же, как своего несчастного парня, которого заставляла вести все эти пустопорожние телефонные разговоры. Я вновь ощетинилась:

– Короче, не суть. Лапа оказался той еще скотиной. Схватил меня за голову, стал пихать вниз. Ну ты понимаешь. Я сказала, что не буду ему сосать. Тогда он обозвал меня сукой. Поэтому я кое-что у него стянула. Только посмотри, сколько у него тут девчонок! Сто пудов, что он с ними со всеми обращается как с дерьмом.

Я взяла в руки телефон. Модель была новенькая, пофасонистей моей. Я просмотрела эсэмэски – это была целая энциклопедия девчонок. Сара. Николь. Стеф. Анна. Бриджет. Чика с этики. Молли. Джаз.

– Давай над ним прикольнемся, – предложила Салли, поскребывая пальцами по столешнице, как кошка по когтеточке. – Выбери любую. Отправь сообщение. Пусть расхлебывает.

Я не стала колебаться. Желание взять реванш было слишком велико.

– Так, пусть будет Анна…

Последнее сообщение от Анны пришло три недели назад, в четыре часа ночи. Кого-то она мне напомнила… Ах да, меня саму – мою освежеванную гордость, когда я писала Мэтту после разрыва. Я представила себе Джессику Френч с ее бровками-ниточками. Для меня это была какая-то извращенная форма мести. Этот парень даже не ответил на последнюю эсэмэску от Анны – на жалобное «Я думала, ты придешь…».

Я стала набирать сообщение.

– Может, так? «Привет, детка, я соскучился. Надо как-нибудь повторить!»

Она фыркнула и помотала головой, растрепав гриву непослушных волос.

– Ну нет, ты ведь можешь лучше! Пусть встретятся взаправду.

Я удалила то, что набрала, и сочинила еще один вариант. Когда я его зачитала, Салли хлопнула рукой по костлявой коленке, торчавшей из ее драных колготок.

– Вот это другое дело! Я знала, что у тебя талант!

Ее комплимент был мне как бальзам на душу. Напоследок полюбовавшись текстом на экране, я нажала «отправить». «Привет, детка, приходи ко мне сегодня. Я много о тебе думал и хочу опять тебя увидеть. Надень опять ту штучку, которая так понравилась мне в прошлый раз. Буду тебя ждать».

– Шоу начинается, – сказала я. Ответом мне была улыбка.

На миг я вообразила реакцию Флоры – она бы скривилась от отвращения. Ну и пусть. Флоре никогда не приходилось пробивать себе путь наверх – ей невдомек, что в этом деле никогда нельзя довольствоваться занятым плацдармом.

Телефон у меня в руке почти тут же запищал. Салли схватила его – и рассмеялась.

– Несчастная дурочка! Пишет: «Выхожу». Лапу ждет сюрприз!

Мне немного тревожно стало, что будет с Анной и как отреагирует Лапа, но это чувство быстро прошло. Позже я узнала, что Лапа – это не прозвище и уж тем более не имя: Салли звала так всех, с кем ей случалось переспать, – универсальная шапка над незаполненной графой.

– О Секс-вечеринке в Эклетике слышала? – поинтересовалась она.

– Нет, а что это?

– Я слышала, там все ходят голышом и творят черт-те что. Будет в эти выходные. Ты идешь со мной.

– А ты не едешь в Хамптонс?

Она покачала головой:

– В гробу я видала этот Хамптонс. Здесь нам будет гораздо веселее.

Пойти на Секс-вечеринку с Салли – это лучше того, что могла предложить мне Лорен, лучше, чем провести говенные выходные в ее доме на побережье, отбивая ее двусмысленные комплименты.

– Наверняка там найдутся парни, с которыми можно будет позабавиться, – с ухмылкой добавила Салли.

Она говорила о парнях, словно об игрушках.

Но ее любимыми игрушками были девушки.