Текст книги "Капля крепкого"

Глава 10

– Высокий-Низкий Джек, – произнес Грег Стиллмен.

– Но ведь не так же его называли в меблированных комнатах?

– Они называли его просто Джек, он сам так себя назвал. О, или Джек Тюряга, или Джек Уголовник. Но не прямо, конечно, а за глаза.

Особенность анонимности нашего общества сводилась к тому, что все мы знали друг друга только по имени, так что приходилось придумывать клички, чтобы отличить одного Джека от другого. В церкви Святого Павла у нас были Длинный Джим и Джим Бегун. А моего поручителя прозвали Джим Армейский Жилет, потому как его редко когда видели без этого предмета одежды.

Было ли у меня прозвище – или, если вам угодно, погоняло, – я не знал. Оставалось лишь строить догадки. Мэтт Коп? Мэтт Сыщик? Впрочем, на сборищах в церкви Святого Павла я был единственным Мэттом, так что, наверное, необходимости в прозвище не возникало.

– Нет, ты пойми, ничего оскорбительного в прозвищах нет, – добавил Грег. – К тому же тюремный опыт пошел Джеку на пользу. Он понял, что получил по заслугам, понял, что никогда бы не оказался в тюрьме, если бы не пьянствовал. Но в прозвищах всегда надо искать логику. И Высокий-Низкий Джек… Что это означает?

– Не знаю. Слышал, так называл его коп из Шестого участка, когда я сам там работал. Но с тех пор, вплоть до сегодняшнего вечера, ни разу не слышал.

– От кого?

– От осведомителя, – ответил я и тут же задумался… Интересно: Дэнни Бой – прозвище или погоняло? Никогда не слышал, чтобы его называли по-другому, и, насколько мне было известно, в свидетельстве о рождении у него значилось: «Дэнни Бой Белл».

– И осведомитель знал Джека?

– Они никогда не встречались, и знает он о нем совсем мало.

– Но ведь откуда-то ему известно прозвище Джека, а вот я, например, не знал. И в отчетах по Четвертой ступени это имя не фигурировало. Я бы непременно его вспомнил, если бы слышал раньше.

– Он был азартным игроком? Картежником?

– Джек? Нет, не думаю. Хотя однажды говорил, что несколько лет назад провел на бегах целый день, но в основном только пьянствовал и ставок не делал. Ну, что-то насчет того, что завис в баре и не пришел вовремя в кассу сделать ставку.

– Иными словами, пьянство тогда помогло сэкономить деньги.

– Да, нет худа без добра.

В пабе «У Пугана» действительно имелся телефон-автомат, и я знал, что он в рабочем состоянии – видел, что по нему звонят люди, пока сидел и наблюдал, как Дэнни Бой хлещет водку «Столичную» – в объемах, способных возродить советскую экономику. И когда я собрался уходить, телефонная будка пустовала. Но я не стал пользоваться ею, вышел на улицу, свернул за угол. Первый телефон-автомат не работал, нашелся другой, исправный, через дорогу. Я опустил четвертак и набрал номер своего поручителя.

– Нет, еще не так уж и поздно, – поспешил успокоить он меня. – Слышу визг тормозов, а не крики пьяниц и алкоголиков. Отсюда вывод – ты звонишь с улицы.

– Ты единственный из всех, кто мог бы стать отличным детективом. Скажи, слова Высокий-Низкий Джек что-нибудь тебе говорят?

– Есть такая карточная игра, – ответил он. – Если не изменяет память, называется «сплит в океане». Или попросту сплит[19]19
    Сплит – вариант игры в блек-джек.


[Закрыть]. Забыл, как в нее играют, но кажется, там надо набирать очки, и есть ключевые слова – верхняя и нижняя карты, джек и гейм. Да, вроде бы точно помню эту фразу – верхняя, нижняя, джек и гейм. Чем-то помог тебе?

– Не знаю.

– Я и сам не пойму, чем тут можно помочь, – хмыкнул мой поручитель. – Высокий-Низкий Джек. Верхней и нижней в покере называют позицию, когда стартовая и нижняя руки набирают большее количество очков, срывают куш. Но никак не возьму в толк, при чем тут Джек?

– Может, речь идет о валетах[20]20
    Игра слов: валет – по-английски «jack».


[Закрыть] и картах высшего достоинства, – предположил я.

– Что, кстати, напомнило мне о еще одной игре, разновидности покера. Называется дро-покер, и там нужна пара валетов, чтобы открыться…

– Правильно.

– Но если ни у кого нет на руках валетов или карт выше, тогда побеждает игрок с самой низкой комбинацией. К примеру, если у него такие карты: пятерка, четверка, тройка, двойка и туз. Или же: шестерка, четверка, тройка, двойка, туз. Или еще один вариант: семерка, пятерка, четверка, тройка, двойка – все зависит от правил в данной игре.

– Вот уж не знал, что ты играешь в покер.

– Да так, баловался когда-то, и ставки не превышали бакса. Работал печатником, и играли мы на заднем дворе типографии, что на Хадсон-стрит. Но потерял всякий вкус к игре, когда однажды после большого запоя вдруг вышел из ступора посреди игры и не понял, почему делаю такие отчаянные ставки. «Джекс и Бэк», так мы называли этот вариант. Думаю, это тебе тоже не поможет. Как все прошло сегодня?

– Нормально, – ответил я. – Всегда приятно повидаться с Дэнни Боем. Ну и дал ему кое-какие здания, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки.

– И ты не выпил ни капли.

– Нет. А когда уходил, Дэнни подарил официантке кубик Рубика, причем с таким видом, точно это алмаз Хоупа[21]21
    Алмаз Хоупа – крупный алмаз весом 45,52 карата, находился в Музее естественной истории при Смитсоновском институте в Вашингтоне. История камня овеяна легендами.


[Закрыть].

– Это тот, на который было наложено проклятие?

– Теперь это на нее наложено проклятие. Очень надеюсь, что Дэнни сегодня повезет.

– А я надеюсь, что не слишком разозлил тебя сегодня. Можешь поблагодарить меня как-нибудь в другой раз. Надо же, Высокий-Низкий Джек. Еще одна игра – теннис. Ты предпочитаешь бить сверху, я – снизу. Или же есть какой-то другой способ?

Согласившись быть моим поручителем, Джим первым делом преподнес подарок – маленький кошелек из красной кожи для мелочи. В нем лежали четвертак и жетон на метро.

– Это для начала, – пояснил он. – Выходя из дома, убедись, что в нем лежат с дюжину четвертаков и с полдюжины жетонов на метро. Чтобы ты всегда мог позвонить и всегда мог вскочить в автобус или в вагон метро, возвращаясь домой.

– Прямо как у парня из мафии, – заметил я. А затем объяснил, что у каждого из таких парней, которых мы задерживали, лежали в кармане четвертаки общей суммой долларов на десять. Они опасались прослушки и всегда звонили только из телефонов-автоматов. Целая куча четвертаков иногда находила у них и другое применение – можно было зажать их в кулаке, и тогда удар получался более мощным.

Став трезвенником, я не испытывал желания кого-то бить, да и сомневался, что кто-то может прослушивать мой телефон. Но никогда не выходил из дома без запаса четвертаков и жетонов. И вот теперь потратил уже второй четвертак на звонок своему клиенту – как выяснилось, зря. Мало что узнал от него, как, впрочем, и он от меня. Но вроде бы он был доволен, что я продолжаю работать над делом, и расследование потихоньку продвигается. Хотя в целом у меня складывалось впечатление, что его не слишком интересуют результаты этого самого расследования.

По пути домой я задался вопросом: почему? У него тоже была дилемма – что делать и как лучше поступить, и он решил перепасовать этот мячик мне. А что сейчас происходит, не слишком его волновало. Он сделал то, что нужно, и мог теперь передать дело другому человеку.

Вполне в духе Третьей ступени: «Мы принимаем решение вверить наши судьбы и жизни в руки Господа Бога, поскольку только на Него и уповаем».

Я слышал эти слова бессчетное число раз: в дискуссиях на разных этапах, читал в «Как это работает», в «Большой книге» – сборнике в самом начале большинства собраний. Сама идея мне нравилась, а вот насколько она осуществима, я не понимал. Встречалось в литературе кое-что на тему ключа стремления – о том, что рано или поздно им можно отпереть любой замок. Весьма поэтичное сравнение, но я все равно, хоть убей, не понимал, о чем они там талдычат.

«Третья ступень вовсе не означает, что Бог будет заниматься вместо вас стиркой или выгуливать собаку». Еще одно высказывание, которое я часто слышал. И что тогда? Не надеяться на Бога и делать все самому, так, что ли? Странно получается.

– Не пей, – говорил мне Джим. – Не пей и ходи на собрания. Вот и все, что тебе пока надо знать.

В ячейке меня ждало сообщение от Джен: «Позвони в любое время до полуночи». Но сейчас шел уже первый час. Мы не подтвердили, состоится ли очередное свидание, и я решил позвонить ей прямо с утра. Нет, конечно, можно изобрести предлог и пропустить его на этой неделе, но не слишком ли поздно? Мне почему-то казалось, звонить в субботу утром и отменять свидание, назначенное на вечер того же дня, не слишком прилично. И еще я был уверен: этому можно найти логическое объяснение в «Большой книге» и в «Двенадцать и двенадцать», где настойчиво утверждается, что пресловутый ключ стремления играет главную роль.

Ради разнообразия я все же вспомнил, что надо делать перед тем, как лечь в постель, и опустился на колени.

– Благодарю за еще один трезвый день, – сказал я.

И ощутил свою правоту и глупость одновременно. Просто удивительно, как часто эти два чувства совпадают.

Глава 11

За завтраком я читал «Таймс», потом вернулся к себе в номер и позвонил Джен. Мы договорились вместе пойти на встречу в Сохо в соборе Святого Антония. И еще я сказал, что предпочитаю пообедать после, а не до, если, конечно, это ее устраивает. На что Джен ответила, что согласна, поскольку завтракала сегодня поздно.

– Должен был позвонить тебе вчера вечером, – извинился я, – но вернулся слишком поздно. Должен был встретиться с одним парнем, а он из разряда сов.

– Похоже, ты занялся работой, – заметила Джен.

– Занялся. Не вижу в ней особого смысла, но мне платят.

– Разве это не есть смысл?

– Возможно. Надо бы повидаться с кое-какими людьми. Не слишком уверен, что получится, но весь день буду пытаться. Поэтому и решил, что пообедаем после.

Зачем я ей все объясняю? Почему у меня постоянно возникает потребность что-то объяснять? Мы даже не женаты, черт побери, а если бы даже и были женаты…

– Тогда до встречи в Сохо, – весело отозвалась она, явно пренебрегая не высказанными вслух аргументами. – А потом пойдем в одно из этих заведений в стиле «итальяно» на Томпсон-стрит. И ты все расскажешь мне о деле.

Помимо Джека Эллери, я озадачил Дэнни Боя еще пятью именами. Он бегло просмотрел список, затем ткнул пальцем.

– Алан Маклиш, – протянул он. – Или Маклиш Волынщик, так вроде бы его называют.

– Потому что он шотландец?

– Отчасти, наверное, да. Но, сдается мне, к музыкальному инструменту это имеет меньше отношения, чем к тому факту, что он лупит им людей по голове.

– Избрал себе такое странное оружие?

– Насколько мне известно, – пробормотал Дэнни Бой, – он использовал его всего лишь раз, но, видно, от души, вот кличка и прилипла. Знаешь историю про Пьера Строителя Мостов?

– Конечно.

– «Ах, мсье Пьер, постройте-ка нам этот мост. Я построил дюжины мостов. Но разве стали они после этого называть меня Пьером Строителем Мостов? Ничего подобного!»

– Ага, помню.

– «Будешь сосать один и тот же член – никогда не прославишься». Нет, ей-богу, старые шутки – это лучшие шутки. Поэтому так живучи. – Он взял со стола кубик Рубика, оглядел его со всех сторон, снова поставил на место. – Почти на все сто уверен: Волынщик в тюряге. Был посредником при продаже крупных партий наркоты, и, согласно законам Рокфеллера[22]22
    Законы Рокфеллера – законы по борьбе с распространением и хранением наркотиков, принятые в штате Нью-Йорк в 1973 г., когда губернатором штата был Нельсон Рокфеллер.


[Закрыть], его упекли на длительный срок. С тех пор прошло несколько лет, но сомневаюсь, что он вышел.

Следующие два имени не сказали ему ровным счетом ничего.

– Кросби Харт. Нет, никогда не слышал о парне, которого родители бы назвали Кросби. Иначе вспомнил бы. А вот второй – полная противоположность. Роберт Уильямс? Как думаешь, сколько парней в Америке откликаются на это имя?

– Я даже не уверен, что он из преступной среды, – вставил я. – Был другом Джека, а Джек трахал его жену. И вроде бы даже считал, что это он отец ее ребенка.

– Иными словами, искать предстоит Роберта Уильямса, у которого жена трахается на стороне. Сильно сужает круг поисков.

Было еще два имени, и Дэнни Бою они оказались знакомы, но вот чем занимаются сейчас эти люди и где их искать, он не знал.

– Был такой Саттенштейн, жил на северной окраине. На Карбини-бульвар?… Да, вроде бы где-то там. Мелкий скупщик краденого, если это тот, о ком я думаю, а потом напрочь исчез из виду. Фрэнки Дьюкс. А вот это имя мне хорошо знакомо, хотя не припомню, почему и откуда. И еще не знаю: Дьюкс[23]23
    Дьюкс (сленг) – кулак, рука, сжатая в кулак.


[Закрыть] – это фамилия, или его прозвали так, потому что ловко управляется кулаками?…

«Не так уж и ловко», – подумал я.

«Отметелил его от души, – писал Джек. – Сломал парню нос и два ребра».

– Кто-то наверняка его должен знать, – заметил Дэнни Бой. – Или же знать того, кто его знает. Ну, сам понимаешь, как все устроено в этом мире.

Я знал, как устроено. И потому, вернувшись в гостиницу, просмотрел свой список и вычеркнул из него Алана Маклиша.

«Это я вовлек его в неприятности», – написал Джек рядом с его именем.

Если он ответствен за то, что парня надолго упекли за решетку, я бы назвал это недооценкой заслуг со стороны Джека. Но он также писал о том, как трудно будет ему исправить свою ошибку, и при более внимательном чтении выяснилось, что Волынщик действительно сидит в тюрьме и что Джеку это было известно. «Должен получить разрешение, чтобы попасть в список посетителей и иметь право с ним переписываться. Но как?»

Действительно, как?

Таким образом, оставались Кросби Харт, Марк Саттенштейн, Фрэнки Дьюкс и рогоносец Роберт Уильямс. Я открыл телефонный справочник по Манхэттену, стал листать страницы и водить по ним пальцем. Харты в нем значились, но не было ни Кросби, ни Дьюка, ни Фрэнка. Зато был один-единственный Марк Саттенштейн, и проживал он на Восточной Семнадцатой улице.

Что ж, прекрасно. Я набрал указанный в справочнике номер. Четыре гудка, затем включился автоответчик, и мужской голос предложил мне оставить сообщение. Причем таким тоном, словно ему не важно, оставлю я его или нет.

Я повесил трубку, переписал адрес и номер телефона Саттенштейна. Затем добрался пешком до площади Колумба и там спустился в метро.

До недавнего времени я мог бы сделать еще один телефонный звонок – Эдди Кёхлеру, моему «раввину» в Нью-Йоркском департаменте полиции, который поспособствовал моему переводу в Шестой участок, где он возглавлял детективное подразделение. Эдди часто помогал мне по телефону, что избавляло меня от необходимости ехать в центр города, и всякий раз при этом настойчиво советовал подать заявление о возвращении на службу.

А до этого случилось непоправимое – на Вашингтон-Хайтс шальной пулей из моего револьвера была убита молоденькая девушка. Но вовсе не этот инцидент стал причиной моего увольнения из департамента, равно как и причиной того, что брак мой распался. Правильнее сказать, он просто ускорил эти два события, и после мне ничего не оставалось, как напиваться в стельку на протяжении нескольких лет.

Согласно проведенному внутреннему расследованию, стрельба моя была признана правомерной. Я преследовал двух вооруженных грабителей, которые только что убили бармена, стрелял в них, прикончил одного и ранил второго – и это был прекрасный результат, поскольку стрелял я ночью и в движущиеся мишени. Выпустил много пуль, и одна из них срикошетила, попала в девчонку, случайно оказавшуюся не в том месте и не в то время. Смерть ее была трагедией, но никто не упрекал меня за это и не наказывал, поскольку действовал я правильно. Напротив, в полиции мне даже вынесли благодарность.

Но сам я корил себя на чем свет стоит. Я разрядил служебный револьвер, и погиб ни в чем не повинный ребенок, и оба эти явления были тесно взаимосвязаны. Когда начну составлять свой список Восьмой ступени, то первым именем в нем будет Эстрелита Ривера, на самой верхней строчке, хотя исправить ситуацию все равно уже невозможно.

Впрочем, все это к делу не относится. Я стал трезвенником, и как-то раз мы с Джимом беседовали о будущем. Возник вопрос: чем я собираюсь зарабатывать на жизнь? Обсуждали мы и возможность моего возвращения на службу. Причем я говорил об этом и с Джен, а потом и с Эдди Кёхлером, который пробыл в этой упряжке целых два года после наступления пенсионного возраста. А потом подал в отставку, продал свой дом и переехал во Флориду.

Наверное, до сих пор у меня есть возможность восстановиться в прежней должности, но изо дня в день я откладываю это решение, и оно начинает казаться все менее реалистичным. Я слишком долго отсутствовал. Истерлись и оборвались все связывающие меня с этим местом нити, да и Эдди, способного снова скрепить их, уже не было в участке, а у друзей, оставшихся там, не имелось даже клочков этих нитей.

В случаях, подобных этому, я предпочитаю метро телефону.

Я прекрасно помнил копа, присутствовавшего на опознании с участием Джека Эллери – высокий лоб, ярко-синие глаза и бульдожья челюсть. А вот имя его забыл напрочь. Протопал, наверное, целый квартал по Западной Десятой и вдруг вспомнил. Лонерган. Да, точно. Это фамилия, но имя вспомнить по-прежнему не удавалось. Спросил сидящего в дежурке сержанта, на месте ли детектив Лонерган, и лицо его омрачилось.

– Должно быть, вы о Билле Лонергане, – заметил он и сообщил, что этот детектив вышел в отставку то ли в марте, то ли в апреле.

Он дал мне номер телефона, а когда я уже двинулся к выходу, окликнул и сказал, что я могу воспользоваться вот этим, служебным.

– Все экономия, – рассудил он. – К тому же в округе, кварталов на шесть, нет ни единого исправного автомата.

Я позвонил, трубку сняла женщина. Позвала его, и я сразу узнал голос. Представился, он повторил мое имя, а потом сказал, что не припоминает. Тогда я сообщил, что занимаюсь расследованием убийства Джека Эллери, но и это имя, похоже, ни о чем ему не говорило.

– Вы вели его дело, – напомнил я. – Правда, давно, несколько лет назад.

– Тогда должен помнить, – сказал он. – Послушайте, почему бы вам не приехать? Увижу вас и сразу вспомню. Скорее всего этого вашего Джека Эллери тоже.

– У него было прозвище Высокий-Низкий Джек.

– Звучит знакомо, – протянул он. – Ладно, за то время, что будете добираться, покопаюсь в памяти.

Жил он в Куинсе, в районе Вудсайд, в небольшом домике на одну семью с крохотной лужайкой у фасада и асфальтовым сайдингом. Поездка заняла почти час. Пришлось сделать две пересадки, чтобы добраться до места. По дороге я прикинул, что Лонерган всего на несколько лет старше меня, а стало быть, рановато вышел в отставку. И еще я вспомнил, как помрачнел сержант в дежурке, стоило мне упомянуть Лонергана.

Я отметил также скорость, с какой сержант выдал мне номер телефона и даже разрешил воспользоваться служебным аппаратом, затем присовокупил сюда же тот факт, что Лонерган с такой легкостью и охотой согласился встретиться со мной и пригласил к себе. Если сопоставить все эти элементы, вывод напрашивался однозначный, а потому я не слишком удивился, когда миссис Лонерган отворила мне дверь и провела в гостиную. Муж ее был одет в пижаму и халат и сидел в кресле-качалке перед телевизором с выключенным звуком. И лицо у него было такое измученное, осунувшееся и бледное, что сразу стало ясно – он умирает.

Но внутренне я был уже к этому готов. Не думаю, что на лице моем отразился шок, хотя, с другой стороны, Лонерган был детективом и умел читать выражения лиц и мысли.

Однако сказал он только:

– Ну да, конечно, Мэтт Скаддер. Вспомнил сразу, как только повесил трубку. Правда, не припоминаю, чтобы мы вместе работали над каким-то делом, но встречались и пару раз даже выходили выпить по рюмке-другой. Помните забегаловку на Шеридан-сквер? Нет, не «Львиная голова», а заведение прямо по соседству.

– На Пятьдесят пятой?

– Да, точно. Господи, вот славное было местечко для серьезной выпивки. И вы ходили туда не для того, чтобы потягивать через соломинку этот гребаный шприц из белого вина и содовой. Да, кстати, что будете пить? Есть виски и виски. Или, если кто еще не вылакал, эль «Баллантайнс» из холодильника.

– Думаю, не сегодня, – ответил я. А потом уточнил, что было не слишком для меня характерно: – Я завязал, Билл, некоторое время назад. Вступил в «Общество анонимных алкоголиков». Прошел долгий путь.

– Вот как. И давно это случилось?

– Скоро уже год.

– Так, дай-ка я на тебя посмотрю. – Он развернулся в кресле. – Выглядишь неплохо. Выходит, вовремя остановился. Ну а имбирный эль будешь?

– С удовольствием, если не доставлю хлопот.

Он заверил меня, что не доставлю, потом крикнул жене:

– Эдна, милая, не принесешь нам пару имбирного эля? Они, наверное, уже охладились, так что льда не надо. И можно прямо из банок, никаких бокалов.

Но она все же принесла два высоких бокала с несколькими кубиками льда в каждом. Он поблагодарил ее. А потом, когда она вышла, сказал:

– Док дал мне зеленый свет, сказал, можешь пить, если охота, потому как сейчас уже без разницы. Если бы ты пил, составил бы тебе компанию. Правда, последнее время спиртное скверно действует на желудок. – Он приподнял бокал к свету. – Ну, вообще-то выглядит как крепкое. Малость темновато для виски, а вот за коньяк с содовой вполне сойдет. – Он отпил глоток. – Нет, имбирный эль. Разве не радость и разочарование? Ты, я вижу, парень деликатный и спрашивать не станешь. Так я скажу тебе сам, и отправим эту тему на полку. Это цирроз плюс побочное явление – рак печени. Так что не важно, выпью я или нет, но буду чувствовать себя лучше, если нет. Конец истории.

– Джек Эллери, – задумчиво произнес Билл. – Говоришь, его кто-то убил? Сказал бы ты мне это год назад, и я бы ответил: туда ему и дорога. Но перспективы меняются, особенно когда смотришь на себя, вот такого. Последнее время я нечасто желаю кому-то смерти, понимаешь, о чем я?

– Конечно.

– Но паршивый был парень, подонок и отродье. Иначе не скажешь. Так ты работаешь как частный сыщик?

Не совсем, поскольку у меня не было лицензии. Но близко к этому, и я кивнул.

– Стало быть, у тебя есть клиент. Человек, которому не все равно, что Джека прихлопнули, и он готов платить, чтобы выяснить, чьих это рук дело.

– Да, один его друг.

Он задумался.

– Нет, конечно, он был из тех парней, у кого мог быть друг или даже два. Хотя обычно такая дружба длится недолго. Но друг, который якобы хочет узнать, кто его убил, и готов платить за это деньги бывшему копу – это уже нечто. Кто он такой?

Билл до сих пор оставался очень неплохим детективом.

– Да просто самый настоящий натуральный друг, – ответил я и тут же усомнился, что это определение подходит Грегори Стиллмену.

– И это не подружка, иначе бы так и сказал. – Он заглянул мне прямо в глаза. – Из «Общества анонимных алкоголиков»?

– Отличная догадка, Билл.

– Вот уж никогда бы не подумал, что Джек Эллери был пьяницей, – хмыкнул он. – То есть он пил, конечно, но кто сейчас не пьет? Ты пил, я пил… – Он осекся и покачал головой. – Так и ты туда же, верно? Нет, ты только посмотри на нас сейчас! Не могу сказать, что хорошо знал этого сукина сына. Мне всего-то и хотелось, что упечь его за решетку, но дело развалилось, и я сразу потерял к нему интерес.

– И вы никогда не напивались вместе в баре на Пятьдесят пятой?

Он покачал головой:

– А ты сам-то с ним пил?

– Знал его еще по Бронксу, но тогда оба мы пили шоколадный коктейль с молоком. А когда встретились вновь, оба стали трезвенниками.

– Так он действительно завязал?

– Не пил два года перед тем, как его убили.

Я рассказал еще немного о смерти Джека – о том, что на теле обнаружены следы избиения, а потом в него выпустили две пули. Потом назвал ему пять имен и объяснил, откуда они взялись.

– Заглаживать вину? Так это у вас называется? И всем скопом занимаетесь этим? – спросил он.

– Ну, так рекомендуется.

Он снова покачал головой:

– Может, оно и к лучшему, что я не пошел этой дорожкой. Список имен, Бог ты мой! Я бы не знал, с чего и начать.