Текст книги "Под барабанный бой"

ГЛАВА 5

Старый знакомый. – Тревога. – В разведку. – Старина Перрон и двое неизвестных. – Парадный марш зуавов перед королем. – Кофе Виктора-Эммануила. – Чтобы взять пленного. – Загадочный зов. – Ужасная борьба. – Смертельный удар. – Все взорвалось.

В лагере зуавов только что прошла перекличка. Капитана, командира второй роты, увезли с высокой температурой из расположения полка. Командование принял молодой поручик лет двадцати шести – двадцати семи. Высокий, голубоглазый, с красиво очерченным носом, светлой бородой, он великолепно выглядел в форме африканских офицеров – красные штаны и черная туника[61]61
  Туника – древнеримская нижняя одежда, подобие рубахи с короткими рукавами, перехваченной поясом; схожую с ней одежду как верхнюю носили зуавы.


[Закрыть], складками спадающая с широких плеч. Могучую грудь украшали орден Почетного легиона, боевая медаль и медаль за битву в Крыму. Зуавы любили своего нового командира и гордились им.

В лагере повсюду царило оживление. Солдаты, расположившись возле сумок, пили кофе. Молодой командир подошел к группе из четырех человек. Зуавы тотчас вскочили, поднеся правую руку ко лбу, а левую положив на эфес шпаги в знак приветствия.

– Обозный! – командир к одному из стоящих.

– Слушаю, господин поручик!

– Так ты говоришь, Франкур исчез?

– Да, господин поручик. Не знаю, что и думать…

– Но я видел его вчера вечером и говорил с ним.

– Он был здесь, его вещи лежат рядом с моими. Но утром, когда нас разбудили, обнаружилось, что капрала нет на месте.

Подошел сержант-горнист и отдал честь офицеру.

– Питух, ты пришел вовремя. Франкур исчез! Кебир хотел видеть его, и немедленно… Я очень обеспокоен!

– Я тоже, поручик! Ведь он – мой друг. Если разрешишь, я поищу его. Капрал когда-то спас мне жизнь…

– Перед атакой! Да ты рехнулся! Мы можем выступить с минуты на минуту.

– Однажды в Крыму, когда ты был простым зу-зу[62]62
  3у-зу – шутливо-дружеское прозванье зуавов.


[Закрыть], Жаном Оторвой, мы пошли на это. Мы плевали на все и в том числе на дисциплину.

Красивого офицера звали Жан Бургей. Прозвище Оторва укрепилось за ним, когда Канробер производил его в сержанты. Поручиком Бургей стал после того, как установил флаг на Малаховом кургане. Легендарный зуав, герой многих любовных приключений, женился на княжне, а свидетелями на его свадьбе были офицеры – адъютанты маршалов Франции. Однако поручик оставался простым и добрым товарищем и с удовольствием рассказывал о своих подвигах. В полку его любили чуть ли не так же, как императора в армии.

– Там, в Севастополе, – ответил он Питуху, – мы не боялись, что полк покажет нам хвост…

В это время прибыл офицер в голубой униформе приближенного к императорскому двору. Не слезая с коня, порученец быстро сказал несколько слов полковнику и ускакал обратно. Тотчас же заиграл горн.

– Скорее на место! – крикнул Питух и помчался прочь.

– Значит, судьба такая… – сказал ему вслед поручик и положил руку на плечо Перрону.

– Что ж, старина, возьми мешок и карабин Франкура и отнеси в повозку.

Перрону было около сорока лет. Ему нравилось, когда к нему обращались на «ты» и называли «стреляным воробьем», особенно когда это делал Оторва.

Исчезновение капрала повергло Обозного в смятение. Кто поддержит его в трудную минуту? Кто будет заботиться об отделении? Толстяк прилип к Перрону. А тот уже командовал:

– Взвод, шагом марш!

Перрон отдал сумку капрала Обозному, а карабин – Раймону. И трое друзей отправились искать повозку. К поручику подбежал аджюдан-мажор[63]63
  Аджюдан-мажор – старший адъютант.


[Закрыть].

– Бургей, вы идете на Сан-Пьетро в боковом охранении, затем – к каналу и выходите на дорогу к Росбио, рядом с белыми строениями… Разведку надо провести особенно тщательно.

– Слушаюсь, господин капитан.

– Армия выступает с фланга, чтобы захватить противника справа, тогда как нас ждут между Морторой и Виджевано. Поэтому сведения, которые вы добудете, имеют огромное значение.

– Значит, господин капитан, главная цель наших войск – дорога между Новаро и Тичино?

– Именно!

– А африканские стрелки?

– Они поступают в ваше распоряжение и будут помогать обеспечивать связь с полком. Будьте осторожны, в бой не вступайте. Если наткнетесь на противника, уходите. Понятно?

– Да, господин капитан.

– Желаю удачи!

– Спасибо, господин капитан.

Перрон заметил двух зуавов, неторопливо удалявшихся куда-то в тыл. По всему было видно, что они не собираются принимать участие в общем построении.

Полк шел бодрым шагом по берегу Сезии. Из-под ритмично топающих по дороге солдатских ботинок поднимались столбы пыли. Вскоре густое серое облако окутало французов: только штыки и стволы ружей поблескивали на солнце, да мелькали красные штаны.

Зуавы прибыли в Бридду, где располагался Генеральный штаб короля Пьемонта. Итальянская армия готовилась к выступлению. Монарх уже заканчивал завтрак, когда перед штабом появились первые ряды французских пехотинцев. Увидев королевский штандарт, они гаркнули во все горло:

– Да здравствует король! Да здравствует капрал Эммануил!

Не дожидаясь тамбурмажора[64]64
  Тамбурмажор – начальник музыкантов и барабанщиков в полку, имеющий особую форму и снабженный булавой (стержень с шишкой на конце).


[Закрыть], Питух приложил к губам горн и заиграл. Как раскаты грома, грянули приветствия, теперь подхваченные всеми: «Да здравствует король!.. Да здравствует Эммануил! Да здравствует капрал!»

Король отставил украшенную фамильным гербом большую серебряную чашку с ароматным мокко[65]65
  Мокко – сорт кофе.


[Закрыть], промокнул губы салфеткой, пригладил бороду и, широко улыбаясь, в сопровождении одного лишь адъютанта вышел навстречу зуавам. Виктор-Эммануил всегда ел в одиночестве, офицер явился только для того, чтобы выслушать приказ.

– Позвать караул! – распорядился монарх.

Прибежали гвардейцы и быстро выстроились в почетную шеренгу. Виктор-Эммануил вытащил из ножен саблю и салютовал проходившим мимо французам.

– Да здравствует Эммануил! Да здравствует король-капрал! – неслось от ряда к ряду по нескончаемой колонне шагавших строем солдат. Барабанная дробь была уже еле слышна, а монарх все стоял и улыбался, глядя вслед уходящим воинам, навсегда покорившим его своей храбростью и сердечностью.

Столовая на время опустела. Офицеры, служащие, дневальные, ординарцы – все покинули дом, чтобы проводить зуавов. Вдруг в комнату бесшумно вошли двое «шакалов». На первый взгляд они ничем не отличались от бравых африканцев: форма сидела безупречно, не было ни единой лишней детали. Но что-то в их облике настораживало. Может быть, отсутствие некоторой небрежности в одежде и непринужденности в поведении? Да и лица не покрывал южный загар, которым так гордились зуавы, а в движениях не чувствовалось военной выправки. Но среди всеобщего ликования на это никто не обратил внимания.

Незнакомцы действовали быстро. Один с карабином в руке встал у двери, другой подошел к столу и, вытащив из кармана маленький зеленый флакон, вылил несколько капель в чашку с кофе. По комнате распространился едва уловимый запах горького миндаля[66]66
  Запах горького миндаля (семян-орешков миндального дерева) имеют синильная кислота и ее соль – цианистый калий, смертельные яды мгновенного действия.


[Закрыть]. Вскоре он улетучился. Виктор-Эммануил вряд ли что-либо заметит, когда вернется.

Не говоря ни слова зуавы быстро вышли. Форма служила им прекрасным пропуском. Со стороны можно было подумать, что они спешат догнать своих товарищей, от которых отстали.

В то время как полк проходил перед королем парадным маршем, рота поручика Бургея быстро миновала несколько сот метров, отделявших лагерь от фермы, и остановилась недалеко от построек. Вдруг раздался выстрел. Пуля просвистела над ухом командира.

– Ложись! – тут же скомандовал Жан.

Зуавы залегли в высокой траве, африканские стрелки, спешившись, укрылись за виноградниками и фруктовыми деревьями. Последовали новые выстрелы, скорее громкие, чем опасные. «Что бы это могло значить?» – подумал Бургей.

Он подал сигнал: два коротких свистка, один длинный.

Тотчас из-за высоких колосьев появился сержант.

– Прибыл по вашему приказанию!

– Хорошо. Возьми восемь человек. Обойдите ферму справа и выясните, что там происходит. Но – ни выстрелов, ни криков… И чтобы никто вас не видел. Постарайтесь взять кого-нибудь в плен.

– Есть, господин поручик.

Унтер-офицер скрылся во ржи. На ферме продолжали стрелять. Прошло несколько минут. Зуавы, прекрасно зная, что Оторва не упустит случая ввязаться в драку, спокойно ждали.

Отряд сержанта, никем не замеченный, добрался до молодых вязов с густой кроной и удобными для лазания стволами. Командир осторожно взобрался на вершину одного из деревьев и раздвинул ветви.

Во дворе находилось семь или восемь австрийских солдат, которые беспрестанно палили из ружей без видимой причины.

– Что делают здесь белые мундиры? – прошептал сержант.

Появился человек в костюме тирольского стрелка с дымящимся факелом в руке. Обойдя здание, незнакомец громко отдал какое-то приказание по-немецки. Тотчас солдаты бросились к люку, очевидно ведущему в подвал либо в колодец. Один за другим белые мундиры исчезали в дыре. Заинтригованному сержанту это показалось странным. Вдруг он вспомнил, что поручик просил захватить пленного. Зуав перевел взгляд с опустевшего двора на канал, омывающий стены фермы. На воде покачивались две барки: одна довольно большая, способная вместить десять человек, другая совсем маленькая, похожая на каяк[67]67
  Каяк – маленькая кожаная крытая лодка с двухлопастным веслом.


[Закрыть]. Вдруг в каменной стене у самого берега открылся потайной лаз. Из него один за другим стали выпрыгивать австрийцы и направляться к лодкам. Сержант мигом оказался на земле.

– Спрячьтесь за насыпью у канала, – приказал он своим подчиненным. – Когда я крикну «ко мне» – бегите!

Пока пехотинец пробирался к каналу, австрийцы успели сесть в лодку и отплыть на значительное расстояние. На берегу оставался один тиролец. Вдруг сержанту показалось, что из подземелья доносятся крики. Молодой офицер прислушался. Раздался знакомый каждому «шакалу» свист, который означал, что зуав попал в беду. «Там кто-то из наших!» – подумал сержант, однако времени на размышления не оставалось – тиролец уже сел в каяк. Каменная дверь в стене с тяжелым скрипом вернулась на место, и пехотинец больше не слышал ни звука. Какое-то мгновение он еще колебался, но незнакомец взялся за весла, еще секунда – и он уйдет. Не раздумывая, сержант прыгнул в качавшийся на волнах ялик[68]68
  Ялик – небольшая лодка, двух – или четырехвесельная.


[Закрыть], который от сильного толчка перевернулся. Зуав и тиролец оказались в воде. Схватив своего противника за рукав, сержант крикнул:

– Вы мой пленник! Отряд, ко мне!

Тиролец был очень силен и яростно сопротивлялся. Борьба длилась недолго. Когда пехотинцы прибежали, на воде качалось лишь бездыханное тело сержанта. Вытащив труп, они обнаружили, что грудь несчастного распорота от сердца до подмышки.

Вдруг неслыханной силы взрыв обрушил на головы зуавов град обломков. В мгновение ока от трагического и загадочного дома остались лишь дымящиеся головешки.

ГЛАВА 6

Выполняя поручение. – Чтобы выпить глоток. – Похвала подействовала. – Один стаканчик за два су. – В столовой короля. – Слишком сладкое вино. – Королевский кофе. – Сражен напитком наповал. – Виктор-Эммануил избежал смерти. – Обозный потерял товарища, но приобрел батон колбасы.

Перрону, Раймону и Обозному порядком надоело таскать вещи без вести пропавшего товарища. Потеряв надежду встретить повозку, они не без сожаления оставили сумку своего командира на дороге и поспешили вслед за ротой.

Бойцы совершают геройские поступки не каждый день. Бывают моменты, когда солдат чувствует себя расслабленным, вялым и размякшим, как тряпка. Именно это состояние и испытывали трое друзей, шагая по пыльной дороге под палящими лучами солнца. Ах, если бы только восстановить потраченную накануне в сражении энергию с помощью нескольких стаканчиков живительного напитка!

Зуавы часто страдали от жажды и всегда были рады случаю промочить глотку. И он не замедлил представиться: повозка матушки Башу с искусительными напитками уже громыхала по дороге.

– Не пропустить ли нам по стаканчику, – воскликнул Перрон, и нос его сморщился в довольной гримасе, как у кота, почуявшего молоко.

Раймон, бледное лицо которого говорило о склонности к крепким напиткам, кашлянул в бороду:

– Кхе-кхе… Не откажусь…

Но, похлопав по карману, печально добавил:

– У меня только дуро![69]69
  Дуро – старинная испанская серебряная монета.


[Закрыть]

Перрон, в свою очередь, тоже проверил наличность.

– Кхе-кхе… У меня, как у Раймона, – Сахара в глотке, а в кошельке – ни сольдо…[70]70
  Сольдо – итальянская монета, равна 1/20 лиры, основной денежной единицы Италии и Турции.


[Закрыть]

Обозный не проронил ни звука. Может быть, он стал богачом? Удивленный Перрон спросил:

– Эй, Обозный, ты случайно не хочешь промочить горло?

Толстяк пробормотал что-то невразумительное. Интуиция[71]71
  Интуиция – чутье, догадка, основанные на предыдущем опыте.


[Закрыть] подсказывала друзьям, что в карманах у жителя провинции Бос имелось несколько су. А в душе бывшего крестьянина шла страшная борьба между врожденной бережливостью и нежеланием показаться скаредным. Хитрец Перрон понял, в чем дело, и решил пойти окольным путем. Старый солдат притворился страшно огорченным и с видом человека, понесшего большую потерю, произнес:

– Жаль все же, что мой кошелек совершенно пуст. Он плоский, как подошва. А мне так хотелось спрыснуть твою феску, Обозный!

– Мою феску? – удивился ю ноша. – Ты что, рехнулся?

– Говорю, что думаю, старина, и ничего более…

– Не понимаю…

– А ты следи внимательно за ходом моих мыслей. Что делает человека зуавом?

– Не могу знать.

– Феска.

– Как это так?

– Только зуав может носить феску на своей голове. Этот головной убор Провидение создало исключительно для «шакала».

– Что ты говоришь?

– Внимание, новобранец! До вчерашнего дня твоя феска возвышалась на голове, как ночной колпак, и позорила полк.

– Что правда, то правда.

– Но вчера ты побывал под огнем, понюхал пороху… Ты дрался, как истинный зу-зу… И вот результат – феска стала лучше держаться у тебя на ушах. Дух фески проник в твое тело и обратил тебя в настоящего зуава, – продолжал плести тонкую паутину лести старый обманщик. Он ускорил шаг и, поравнявшись с повозкой, спросил:

– Я правильно говорю, матушка Башу?

– Конечно, мой дорогой Перрон.

– И я также буду прав, если скажу, что зуав Обозный заплатит за каплю, которая не даст старикам умереть от жажды.

Жадность в душе крестьянина отступила. Леон Сиго был счастлив. Он чувствовал себя настоящим героем и не думал более сопротивляться. С легкостью отстегнув кошелек, юноша извлек из него заветную монету в двадцать су, которую уже несколько недель хранил между кожаными прокладками, и с достоинством протянул маркитантке:

– Обслужите нас, матушка Башу!

В те героические времена огненная вода стоила два су за маленький стаканчик.

Маркитантка трижды наполняла стаканчики, которые солдаты выпивали до капли.

– Три раза по шесть – будет восемнадцать… Осталось еще два су. Добавляю на второй стаканчик от себя, – сказала добрая женщина.

Благодарные зуавы выпили за здоровье матушки Башу и не без сожаления расстались с повозкой и ее хозяйкой. Теперь мир казался прекрасным, а настроение заметно улучшилось.

Вдалеке из-за поворота показалась головная колонна полка, направлявшегося в Бридду. Желая сократить путь, путники пошли наперерез. Вскоре зуавы услышали барабанный бой, звуки труб и приветствия, а потом увидели короля, отдававшего воинам честь.

– Какая удача! – мгновенно сообразил Перрон. – Может, капрал Эммануил угостит нас парой глоточков?

И хитрец выразительно посмотрел на товарищей. Те только облизнули сухие губы.

– Смотрите в оба и следуйте за мной!

Перрон осторожно добрался до задворок Генерального штаба и вдруг увидел двух зуавов, бежавших в направлении, противоположном тому, куда ушел полк.

– Вот те на! Смотрите-ка, те двое, кажется, опередили нас. Будем надеяться, что они оставили нам что-нибудь…

Перрон служил не первый месяц и знал, по крайней мере в лицо, всех солдат своего полка. Те двое были ему совершенно незнакомы.

– Откуда их черт принес? – пробормотал он. А Раймон добавил:

– И физиономии какие-то бледные, а одеты во все новое, должно быть, из запаса…

– Или из штаба, секретари какого-нибудь начальства.

– Да, да, писаки…

– Хорошо, кабы они не все съели и не все выпили.

– Не бойся, у короля найдется, чем угостить доблестных зуавов. Вперед!

Водка уже ударила солдатам в голову, а пьяному – море по колено. Все трое беспрепятственно вошли в столовую. Обозный сразу углядел огромный батон болонской[72]72
  Болонская – от названия города Болонья в Северной Италии.


[Закрыть] колбасы, схватил его и, вдохнув запах, произнес:

– Черт возьми, пахнет неплохо! Ее хорошо есть с сухими хлебцами! Я беру… Удачный налет! Bouno!

Юноша действительно становился настоящим зуавом. Насадив батон на кончик штыка и убедившись, что он держится крепко, босеронец перешел к напиткам. Его более расторопные друзья уже изучали содержимое бутылок. Раймон заинтересовался наполовину пустой флягой с асти[73]73
  Асти – белое вино, названное по имени города на северо-западе Италии.


[Закрыть]. Поднеся ее к губам, он сделал большой глоток, прополоскал горло и сплюнул:

– Фу!.. Сладкое! Никогда бы не подумал, что такой матерый волк, как капрал Эммануил, пьет сироп!

Перрон завладел бутылкой с белой этикеткой.

– «Киршвассер»[74]74
  «Киршвассер» – водка из вишен, вишневка (нем.)


[Закрыть], – прочитал он название, написанное мелкими буквами. – Наверное, латинское или греческое. Но цвет – не очень…

– Да, похоже на настой из трав.

– Может быть, минеральная вода?

– Дьявол, достаточно одного взгляда, чтобы вызвать отвращение…

Тут Перрон заметил большую, полную до краев серебряную чашку и, понюхав, сказал:

– Королевский напиток! Настоящий мокко. И подают на серебре. Надо попробовать!

– Ну ты, гурман![75]75
  Гурман – ценитель и знаток изысканной пищи.


[Закрыть]

– Это очень редкая вещь – значит, для меня!

– Оставь мне глоток, я не брезгую ни тобой, ни Эммануилом. На старости лет, когда мы станем ветеранами наполеоновской гвардии, будем рассказывать, что пили из кружки короля.

– Мне кажется, я слышу шаги, – сказал Обозный.

– Да, правда, сюда идут!

Перрон, боясь, что ему помешают, залпом выпил половину кружки. И тут случилось страшное: глаза солдата расширились и стали неподвижными, тело конвульсивно дернулось. Он хотел крикнуть, но дыхание перехватило; жуткая гримаса исказила лицо. Чашка выскользнула из сведенных судорогой пальцев, и Перрон, один из самых могучих и сильных зуавов в полку, рухнул как подкошенный. Бледный как полотно Раймон бросился к товарищу.

– Перрон, бедный Перрон, что с тобой? Бравый парень, как ты, не может так просто умереть… – причитал он. – Господи, это яд! Кофе короля отравлен!

Парадный марш полка закончился. Виктор-Эммануил вложил саблю в ножны, отпустил охрану и направился в столовую. Адъютант открыл перед монархом дверь, и оба услышали крики. Король, вступив в комнату, удивленно произнес:

– Что здесь происходит?

На лицах зуавов застыли ужас и растерянность. От хмеля не осталось и следа.

Потрясенный Раймон не мог вымолвить ни слова. Все же привычка к железной дисциплине одержала верх над чувствами. Справившись с собой, он шпагой отсалютовал монарху, потом вытянулся по стойке «смирно» и замер в ожидании. Обозный с некоторым опозданием старался как можно точнее повторить движения друга, но ему это удавалось плохо. Насаженный на штык батон болонской колбасы, весом в пять или шесть ливров[76]76
  Ливр – здесь: французская мера веса, равная приблизительно 1/2 кг.


[Закрыть], грозил вывалиться из рук вместе с оружием. Несчастный воришка, потеряв от; страха голову, думал только об одном: «Я пропал, я украл… теперь меня расстреляют…»

– Что вы здесь делаете? – спросил Виктор-Эммануил.

Раймон понял, что отвечать придется ему. С трудом подбирая слова, он выдавил:

– Извините, мой король! Мы выполняли поручение…. я… Перрон и Обозный. Нам очень захотелось пить… Вы наш капрал и должны понять…

– Но что произошло? Заканчивай! Тот зуав на полу, что с ним? Он смертельно пьян?

– Это мой товарищ Перрон из отделения капрала: Франкура, того, что спас вашего подданного… за что вы его собственноручно наградили…

– Ладно, ладно! Но что с ним?

– Он мертв!

– Не может быть!

– Выпил ваш кофе и упал замертво.

– Значит, он был болен… Кровоизлияние!

– Нет, нет! Сначала Перрон выпил королевскую водку, а это крепкий напиток… Все было в порядке… Потом отхлебнул из вашей чашки и упал замертво. В кофе – яд, я уверен. Вас хотели отравить, ваше величество.

– Но кто?.. Ты подозреваешь кого-нибудь?

– Когда мы шли к вам, то видели, как двое неизвестных, одетые в форму зуавов, выходили отсюда. Я еще сказал, что они не похожи на настоящих «шакалов». Ты помнишь, Обозный?

– Да, господин король! И они бросились бежать, едва заметили нас.

Виктор-Эммануил задумался, а Раймон продолжал:

– А что касается нас, мы честные солдаты… Хотели только глотнуть чуть-чуть, проходя мимо. Разве это преступление? А вот ведь чем обернулось… Один бокал за ваше здоровье стоил Перрону жизни.

Король Пьемонта понял, что солдат сказал правду. Несмотря на природную смелость, монарх вздрогнул, подумав о беспощадном враге, чья ненависть преследовала его повсюду.

– Они, все время они… – прошептал Виктор-Эммануил. – Узнаю их подлую манеру. Но ни смертельный яд, ни острые кинжалы, ни мрачные ловушки не остановят порыв народа, который скоро разорвет вековые оковы. Время пришло! Я буду жить, а Италия будет свободна!

– Вы храбрые ребята, – сказал король, обращаясь к солдатам. – Идите в свой полк. Только дайте честное слово, что никому не расскажете об этом печальном событии. Я сам все объясню командирам. Вашего товарища похоронят с почестями, и я никогда не забуду, что обязан ему жизнью.