Текст книги "Кругосветное путешествие юного парижанина"

Андре и Фрике только беспокойно изумлялись.

Перед каждым пленником церемонно поставили по кувшину.

Доктор даже не шелохнулся.

Что же дальше?

Проголодавшийся Фрике прямо рукой залез в кувшин и зачерпнул жирную и клейкую массу.

– Гм-м! – пробормотал он, гримасничая. – Ба!.. На войне как на войне! Ну, ладно!.. Если трезво оценивать ситуацию, то другого пути избежать голодной смерти нет…– Фрике облизнул палец. – не так скверно, как кажется на первый взгляд. Не очень-то вкусно, но если не быть слишком требовательным в еде… Заказных блюд тут, по-видимому, нет.

Парнишка принялся без энтузиазма есть. Но, видно, туземцы на энтузиазм и не рассчитывали; хорошо, что хоть не пренебрегли их угощением!

– Ну, ладно! Хватит! – съев по меньшей мере литр хозяйского пойла, решительно произнес Фрике. – Откровенно говоря, это вовсе не яблочный торт и даже не жареная картошка за два су[39]39
  Су – бытовое, неофициальное название французской разменной монеты,сантима, составляющего 1/100часть основной денежной единицы – франка.


[Закрыть].

Однако перерыв в еде не понравился представителям племени осиеба, они тотчас же начали выражать недовольство жестами, пытаясь заставить белых оказать уважение их кухне.

– Спасибо, вы очень любезны, – отвечал им гамен. – Не надо церемоний. Потом, понимаете, для первого раза довольно.

Но эти слова успеха не имели. Напротив. Артисты быстро положили на землю музыкальные инструменты и приготовились броситься на Фрике. Мальчишка тут же вскинулся, точно готовый к бою петух.

– Это еще что такое?.. Где ваше воспитание?.. Доктор, продолжая лежать, воскликнул голосом премьера, не привыкшего к возражениям:

– Проявите терпение, дитя мое, проявите терпение!

– Я ничего особенного не прошу. Но пусть не лезут. Я не люблю, когда меня трогают!

Доктор произнес несколько слов на местном языке, они тоже, однако, не произвели никакого впечатления.

Спустя мгновение туземцы бросились к молодым людям.

Но и Фрике и Андре уже рванулись к приоткрытой двери. Проворный, как белка, гамен и мускулистый сильный Андре сумели опередить туземцев и выскочили наружу.

– Теперь наша очередь смеяться! – Фрике, натирая руки песком. – Оружие, дарованное природой, – продолжал выкрикивать он и за долю секунды принял классическую стойку по правилам французского бокса. – А ну, поворачивайтесь! Ты, сын мой?.. Прекрасно. Р-р-раз! – мощным ударом ноги в плечо свалил одного из нападавших. – Чья теперь очередь смеяться?.. Неверный шаг портит все дело. Минуточку! Похоже, ситуация осложняется!

Хлоп! Хлоп! Наш дьяволенок нанес двум туземцам сокрушительные удары в живот. Испустив отчаянные крики, оба рухнули наземь.

Андре же стоял спиной к хижине в защитной стойке английского боксера. Позиция оказалась великолепной и свидетельствовала о профессиональном знакомстве с основами современного кулачного боя.

– Браво, месье Андре! Чувствуется настоящая школа! – восхитился гамен, одновременно нанося удар ногой в челюсть противника. – Туше[40]40
  Туше – в борьбе: прикосновение (и перекат) борца лопатками к ковру, определяющее момент поражения.


[Закрыть], мой друг!

Пуф! Пум! Это разнеслись звуки двух прямых ударов кулака Андре поочередно в грудь безумцев, которые тут же повалились навзничь.

– А это тебе, приятель! – гаврош[41]41
  Гаврош – один из главных персонажей романа французского писателя Гюго Виктора Мари (1802—1885) «Отверженные» (1862) – веселый, живой, неунывающий, свободолюбивый подросток, чье имя стало нарицательным.


[Закрыть] удары ногой по берцовым костям противника. – Раз-раз – ив глаз, как говорят у нас на бульварах… Ты куда это? А ну, получай, подонок!

Туземцы, окружившие Андре, стали отступать.

Никто из дикарей Старого и Нового Света не в состоянии противостоять мускулам тренированного европейца; ведя кочевой образ жизни, страдая от тягот и лишений, эти дети природы очень редко обладают большой силой.

Гамен действовал необыкновенно быстро – без особых усилий, с потрясающей ловкостью и проворством он наносил десять ударов в секунду. Парижанин провел мощный удар в голову одного черного дьявола, лишил зрения другого, попав в глаза растопыренными пальцами (такой прием на парижских заставах зовется «удар вилкой»), третьему разбил челюсть. И еще, встав на руки, двинул четвертому пяткой прямо в лицо.

– Все зубы тебе выбил, негодяй? Итак, кто следующий? А! Хотите познакомиться с приемами французского бокса? Давайте, поучу!

Вопящие дикари получили подкрепление. К старым бойцам присоединились новые. Могут ли два европейца противостоять двум сотням диких зверей?

Андре и Фрике несколько секунд отчаянно пытались стряхнуть с себя живые гроздья тел, но безуспешно.

Раздался громкий победный клич, и двоих белых со связанными руками и ногами бросили на земляной пол хижины.

Несчастный доктор, полный сочувствия к молодым людям, то и дело громко разражался замысловатыми провансальскими ругательствами[42]42
  Прованс – историческая область на юго-востоке Франции, в Альпах, у Средиземного моря. ВX—XVвеках входил в состав Римской империи. Жители – провансальцы – говорят на особом диалекте.


[Закрыть].

Фрике наслаждался, как знаток жаргона[43]43
  Жаргон – речь какой-либо социальной группы людей или же представителей одной профессии, отличающаяся наличием специфических слов и выражений; не имеет своего грамматического строя и основного словарногофонда, в отличие от диалекта – местногонаречия, говора, имеющего собственный грамматический строй и словарный состав, отличающийся от общего для данного региона языка.


[Закрыть]. Андре хранил презрительное молчание.

Через какое-то время, как ни в чем не бывало, вновь подали варево.

Под звуки музыки туземцы внесли три деревянные подставки, каждая высотой более двух метров, на которых стояли три кувшина.

В нижней части кувшинов виднелась тонкая гибкая трубка с наконечником из слоновой кости.

– Бедняги! – доктор. – Добровольно или по принуждению, нам все равно придется это съесть.

Молодые люди с любопытством наблюдали за приготовлениями. Без сомнения, им собирались силой запихнуть в рот эту противную кашу.

Большим и указательным пальцами дикари попросту зажали каждому пленнику нос, и те поневоле разомкнули стиснутые рты.

Щелк! И «лакомство Бикондо», как назвал это месиво Фрике, потекло через наконечники, удерживаемые множеством крепких рук.

Оставалось либо глотать, либо захлебнуться…

И несчастные вынуждены были глотать! С высоты двух метров варево под воздействием атмосферного давления довольно быстро перетекало в желудки несчастных друзей.

Доктора тоже подвергли такой пытке, но он стремился к тому, чтобы не пропало ни капли еды.

Постепенно лица пленников наливались кровью. Глаза вылезали из орбит, тела покрылись потом. Принудительное кормление продолжалось более десяти минут. Наконец-то глиняные кувшины опустели! Наконечники выплюнуты. Обед окончен.

Довольные проведенным кормлением, туземцы племени осиеба удалились, оставив на циновках троих несчастных.

Более двух часов пленники приходили в себя, мучила ужаснейшая жажда. Поглощая огромное количество воды, европейцы кое-как смогли потушить сжигавший внутренности вулкан.

Первым заговорил доктор:

– Итак, несчастные друзья мои, что скажете? А вы, дорогой Андре, все еще полагаете необходимыми проповеди цивилизации и евангельских заповедей[44]44
  Евангельские заповеди (десятисловие) – содержащиеся в нескольких книгах Евангелия нормы религиозного и нравственного поведения («Десять заповедей») почитание родителей; запрет убийства, кражи, прелюбодеяния, лжесвидетельства, посягательства на чужую собственность и т.д.


[Закрыть] столь гастрономически изощренным антропофагам?

– Мне бы пятьсот морских пехотинцев с нашего корабля да винтовку в руки, я бы сумел дать ответ.

– А знаете, как следует назвать данное действо? – свою очередь высказался Фрике. – «Механическая кормушка» из Парижского зоосада! Ею пользуются для кормежки содержащихся в неволе диких уток, цесарок, гусей и индюшек.

– Совершенно верно, мой друг! – воскликнул доктор.

– Бедные зверюшки, откармливаемые на убой! – продолжал гамен. – Сейчас в роли подопытных кроликов выступаем мы! Ну, ладно, допустим, данное племя просто злобное. Но каковы шутники, хотят повелевать нашими желудками! Однако посмотрим, чем все кончится.

– Доктор, – обратился Андре, – вы полагаете, нас просто откармливают?

– Конечно, черт побери!

– Вот этим самым варевом наподобие чечевичной похлебки? – сказал Фрике.

– От чечевичной похлебки не прибавляют в весе, мой ДРУГ.

– Вот как!

– От нее лишь укрепляется мышечная ткань, друг мой, для наращивания мяса и жира требуются растительное и животное масла, крахмал, сахар и тому подобные питательные вещества.

– А я-то думал… Но, в конце концов, вам лучше знать. И все-таки если поглощать это варево, где, конечно, много масла, и грызть целый день сахар, то превратишься в кусок сала?

– Совершенно верно; именно поэтому в нас насильно впихивают кашу из кукурузной муки и сладкого картофеля, политую пальмовым маслом.

– Б-р-р-р!

– А поскольку у пальмового масла довольно приятный запах, то антропофаги – известные лакомки – добавляют его в нашу еду, чтобы придать будущему мясу особый привкус.

– Ну и ну! От ваших слов бросает в дрожь. Однако послушайте, доктор, значит, мы скоро… разжиреем?

– Если нас будут насильно кормить огромным количеством специально приготовленной пищи да еще держать в неподвижности, как, впрочем, и в неизвестности, то за две недели мы наберем достаточный вес и попадем в котел.

– Но ведь… вы такой худой!

– Таков уж от природы, вдобавок, как я уже сказал, есть надежный способ похудеть. Гарантирую: ваш организм не накопит и одной сотой грамма жира, даже если наши хозяева удвоят порцию.

– Покажете прямо сейчас?

– Как хотите…

– Тогда давайте!

– С удовольствием.

Доктор, как и его спутники, отяжелевший от пищи, встал и направился в угол хижины, взял сосуд, до половины наполненный пальмовым маслом с какими-то растительными волокнами, и поджег смесь.

– Действуем по порядку. Несчастные! У вас глаза на лоб лезут, а животы раздуты, точно бурдюки! Но – терпение…

Затем доктор достал большой глиняный горшок, служащий чем-то вроде жаровни. Туда он вставил сосуд, формой напоминающий бутылку, в горлышко ввел гибкий, полый стебель пальмового побега. Все это он поместил в корзину грубого плетения, наполненную, по всей видимости, марганцем.

– Вы изучали химию, дорогой Андре, не так ли?

– Изучал, как все в коллеже, – ответил молодой человек.

– А я, – сообщил Фрике, – изучал на курсах и химию, и физику, и всякие фокусы.

– Не может быть!

– Может! – не без самодовольства произнес юноша и весомо добавил: – Я учился у самого Робер-Удэна![45]45
  Робер-Удэн Жан Эженн (1805—1871) – французский иллюзионист, фокусник, родился в Блуа.


[Закрыть]

– Великолепно! – проговорил доктор. – Чернокожие обожают фокусы: успех вам обеспечен. Минерал в корзине, мой дорогой Андре, – перекись марганца.

– Я узнал.

– Теперь о практической стороне дела. Вы без труда все поймете. В глиняный сосуд, – назовем его ретортой, – я помещаю некоторое количество перекиси марганца. А в горлышко воткнем гибкий стебелек… Теперь загружаем в горшок приготовленный заранее уголь и принимаемся коптить смесь, как селедку. Вот смотрите: поджигаю, кладу на жаровню реторту с темно-красной перекисью.

– Если не ошибаюсь, – поинтересовался Андре, – получается… кислород?

– Ну вот, вы и поняли, значит, изучили химию не хуже самого Вертело[46]46
  Вертело Марселей (1827—1907)– химик и политический деятель, родился в Париже. Автор работ по синтезу органических веществ и термохимии.


[Закрыть]. Заинтригованы? Хотите спросить, как данное открытие сможет помешать туземцам насладиться нашим жиром? Секрета нет. Марганец совершенно случайно я обнаружил в двух шагах отсюда. И, что бывает крайне редко, этот минерал здесь почти химически чистый. Не хватало угля, и мне пришлось его изготовить; я отыскал белое дерево местной породы и обжег его по методу европейских углежогов. Полагаю, что по праву мог бы занимать должность директора Пиротехнического[47]47
  Пиротехника – изготовление горючих, осветительных, зажигательных, дымовых составов.


[Закрыть] института племени осиеба и легализовать созданную лабораторию. Итак, смотрите.

Во время пространной речи доктора сосуд с марганцем мало-помалу приобретал темно-красный оттенок.

Доктор вынул один уголек и дал ему догореть.

И когда огонек стал затухать, доктор поднес уголек к отверстию трубки.

Уголек тотчас засверкал, как дуговой электрический фонарь, и продолжал несколько секунд ярко гореть: его подпитывал кислород, выделявшийся из перекиси марганца.

Фрике разинул рот от изумления.

Не говоря ни слова, доктор наклонился к трубке и глубоко вдохнул.

Молодые люди наблюдали за происходящим сверкающими, точно карбункулы[48]48
  Карбункул – старинное название густо-красных прозрачных минералов (рубина, альмандина).


[Закрыть], глазами. Доктор дышал быстро, прерывисто, и жизненные процессы в теле, казалось, ускорились во сто крат.

– Хватит! – испуганно воскликнул Андре. – Вы же себя убьете!

– Вовсе нет! – громко возразил доктор. – Я сжигаю углерод в организме и потому худею.

И снова приступил к сеансу ингаляции, продолжавшемуся семь-восемь минут.

– Ну, а теперь вы попробуйте выкурить новую трубку мира. Уверяю, это совершенно безопасно.

– Нет, отдохнем до завтра; а пока объясните, пожалуйста, как кислород помогает худеть или, иными словами, мешает полнеть.

– И желательно поподробнее, – попросил Фрике, который никак не хотел смириться с участью будущего куска мяса.

– Так вот, друзья, – произнес доктор с марсельским акцентом, – растительные и животные жиры и все вещества организма, не содержащие азота, нужны в основном для сохранения тепла и двигательных функций. А дыхание – своего рода сгорание накопившихся в теле веществ. И при нормальных обстоятельствах они разрушаются и выводятся из организма.

– Похоже на то, как если бы хозяин квартиры поддерживал тепло, сжигая мебель.

– Именно вещества, не содержащие азот, участвуют в процессе дыхания и являются «топливом» тела – точно так же кокс или каменный уголь участвуют в работе паровой машины. Таким образом, сохраняются постоянная температура тела и способность двигаться.

Но бывает и так, как сегодня: жиры не используются полностью для повседневных нужд. Тогда они равномерно распределяются по всему организму и служат своеобразным запасом топлива для живой машины.

Считается, что полные люди лучше переносят холод, чем худые, поскольку обладают постоянным источником подогрева.

И еще один потрясающий пример: верблюжьи горбы – запасы жира, позволяющие переносить самые невероятные лишения. К концу трудного, изнурительного пути горб сильно уменьшается и болтается, точно пустой бурдюк[49]49
  Бурдюк – кожаный мешок для хранения и перевозки жидкостей, в основном вина, воды.


[Закрыть]. Запасы опустошены, подобно тендеру[50]50
  Тендер – специальный вагон для топлива, воды, сцепленный с паровозом, или часть паровоза для хранения топлива.


[Закрыть] локомотива, доведшего поезд до пункта назначения.

Как невозможно паровозу без угля, так нельзя живому организму без жира. Понятно?

– Еще бы! – воскликнули оба благодарных слушателя.

– Вот почему эскимосы, гренландцы, саамы и прочие обитатели холодных широт потребляют огромное количество жирной пищи. Зато на экваторе богатый выбор продуктов питания, от употребления которых не образуется веществ, сберегающих тепло.

– Дорогой доктор, нам ясна суть вашего чудесного изобретения.

– Чудесного? Гм-м! Да вы мне льстите.

– Дикари, без всякого сомнения, раз двадцать будут заставлять нас поглощать в огромных количествах вещества, лишние для организма.

– Надо воспользоваться открытием, и неиспользованный жир окажется выведенным из организма.

– И мы, таким образом, не пополнеем.

– Теперь я не смогу без смеха глядеть на пузо какого-нибудь богача, – проговорил Фрике, напустив на себя многозначительно-задумчивый вид.

– Значит, – вступил Андре вслед за репликой парижанина, – вы поглощаете кислород и выжигаете ненужный жир. Происходит нечто подобное тому, как если бы, при желании поскорее выжечь светильник, наполненный маслом, туда опустили двести фитилей вместо одного.

– Браво! Ваше сравнение превосходно! Из вас вышел бы прекрасный физиолог!

– Но послушайте, доктор, не проще ли засунуть два пальца в рот и опорожнить несчастный желудок… ну, как случается при морской болезни, хотя это чересчур примитивно.

– Ваш замысел неплох. Однако у проклятых дикарей ушки на макушке. Когда меня схватили, то первые три дня и три ночи выставляли не смыкавшую глаз стражу и прислушивались к малейшим звукам. Тогда-то я придумал эту систему, ее применение увенчалось полнейшим успехом, – завершил рассказ бесстрашный врач, демонстрируя истощенное тело пергаментного цвета.

– Мы согласны, – произнесли двое собеседников, – завтра употребим повышенную дозу кислорода. Ибо есть выбор: остаться живым или быть съеденным!

ГЛАВА 3

Чудесные приключения парижского гамена. – Ньюфаундленд[51]51
  Ньюфаундленд – порода служебных собак, выведена на острове Ньюфаундленд, расположенном у восточных берегов Северной Америки, принадлежащем Канаде. Применялись собаки для спасения утопающих.


[Закрыть] по необходимости, спасатель – в силу долга. – Театр «Сен-Мартен» в пароходном трюме. – Несколько тысяч лье в угольной яме. – Торговец человеческой плотью. – Лицом к лицу со слоном. – Светское общение с негодяем. – Опасные изыскания в теле Ибрагима. – Триумф доктора.

Пленники, еще сутки назад совершенно незнакомые, сейчас стали лучшими друзьями. Отныне само их существование зависело друг от друга.

Двое молодых с добрыми сердцами людей с момента, как встретились с доктором, безотчетно оказались преданы ему в силу психологического закона, гласящего: чем больше человек делает добра другому, тем больше его любит.

А доктор, в свою очередь, со всей искренностью ответил взаимностью, ибо оценил усилия, которые оба храбреца приложили для его спасения.

– По-моему, – произнес Фрике, – пора рассказать каждому о себе.

И поскольку дремота никак не торопилась сомкнуть им веки, трое друзей решили занять себя беседой: узнать подробности жизни каждого.

Англичан друг другу церемонно представляют. А трое французов тут же принялись сами рассказывать о своих приключениях.

Это желание поведать о странном переплетении событий, сведших вместе здесь, на экваторе, людей из одной страны, было вполне естественным.

Присутствие Андре, некоторое время исполнявшего обязанности управляющего одной африканской плантацией, пока не стал ее совладельцем, было все-таки закономерным. То же самое можно было бы сказать и о докторе.

Однако как Фрике, вольный парижский воробышек Фрике, принесший на своих подошвах пыль парижских предместий, оказался в далекой хижине, где его откармливают пальмовым маслом и сладким картофелем?

Это было весьма интересно знать двум его товарищам.

Гамен не заставил просить дважды.

– Моя история, – сказал он, – очень проста. Дитя Парижа, я не знал ни отца, ни матери. Припоминаю: у меня было и другое имя, а не только прозвище. Меня ведь, конечно, крестили, а лишь потом прозвали Фрике, что означает на парижском диалекте – воробышек.

Кажется, лет в семь или восемь я очутился в будочке папаши Шникмана, пожилого «глянцевателя обуви», иными словами, мастера по чистке и починке мужских и женских башмаков.

Тесная будочка сапожника постоянно была забита растоптанными, распоротыми, заношенными «обувками». В таких «хоромах» и прошло мое детство.

Папаша Шникман частенько накачивался спиртным, и тогда удары шпандыря[52]52
  Шпандырь – ремень, которым сапожники прикрепляют работу к ноге.


[Закрыть] сыпались на меня градом. Но я терпел выпадавшие на мою долю побои.

За работу платили мало, едва хватало на хлеб. Что же до воды, то рядом был фонтан Уоллеса[53]53
  Уоллес (1818—1890) – английский филантроп, на его средства в Париже построены фонтаны для публики.


[Закрыть].

Иногда клиенты кидали пару су на чай, тогда удавалось купить и немного колбаски. То-то был праздник!

В обычное время я смолил дратву[54]54
  Дратва – толстая просмоленная нитка для шитья обуви, кожаных изделий.


[Закрыть], отрывал подметки и выполнял мелкие поручения хозяина. Как я лез из кожи вон!..

Несколько лет все шло ни шатко ни валко. Я подбирал окурки, играл на бильярде и в «пробочки» около дворца.

– Какого дворца? – спросил Андре.

– Да, черт побери, Пале-Рояля![55]55
  Пале-Рояль – дворец в центральной части Парижа, построен в 1629—1634 годах по приказу фактического правителя Франции, каковым был Ришелье Жан дю Плесси (1585—1642), кардинал, герцог. Затем дворец был местом заседаний Государственного совета, в одной части здания помещался театр.


[Закрыть] Другого там нет. Я понемногу привык выпивать по двести граммов вина, как пьют в кабаках на двоих. Но особенно этим не увлекался. Пел тирольские[56]56
  Тироль – земля в западной части Австрии, в Альпах. Население на 1890 год – 813 тысяч, в основном немцы и итальянцы поровну. В сельской местности носили яркие своеобразные одежды, распевали оригинальные песенки.


[Закрыть] песни, корчил рожи у витрин магазинов, а еще дрался с извозчиками; в общем, жил как обычный уличный оборванец.

А чего вы хотите? Я рос без отца, без матери… Не суждено мне иметь бедную старушку, которую бы любил от всего сердца, к которой вернулся бы после дальних странствий и смог обнять…

Вот испытанные мною превратности судьбы, я плачу по своей жизни…

И слезы навернулись на глаза юноши.

Какой разительный контраст с прежним, неунывающим Фрике! Дитя Парижа, вместо того чтобы смеяться, плачет!

Эти слезы вкупе с исключительной храбростью гамена, когда он бросился спасать шлюп, растрогали обоих слушателей.

– Ну, дьяволенок, – произнес доктор, – мне пятьдесят лет, детей у меня нет, и я уже люблю тебя, как сына, раз уж ты такой сорвиголова.

– Что до меня, – проговорил Андре, – знай, что я считаю тебя не просто настоящим другом… а, если угодно, братом. Я, дорогой Фрике, не очень богат, но достаточно обеспечен. Вот когда вернемся во Францию, поедешь со мной. Я приложу все силы, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь.

– Да, если мы до того не попадем на вертел, – ответил неутомимый гамен, смеясь и всхлипывая одновременно и в то же время крепко держась за руки друзей. – Выходит, нам повезло, что мы одновременно очутились у негров! Теперь у меня есть семья! Это здорово! А я люблю вас всем сердцем! Поверьте! Любовь горит в моей груди!

– Но доскажите вашу историю, – обратился доктор.

– Ну, давай, вечный болтун! – попросил Андре.

– Что верно, то верно. Ах! Поймите, до сих пор со мной никто не разговаривал на равных, извините, я прервал свой рассказ… Но он будет не слишком долог. А может, и не слишком интересен.

Значит, как было уже сказано, я жил у папаши Шникмана. И вот однажды… я кое-что… взял.

Тут рассказчик почувствовал неловкость и на некоторое время замолчал, а потом продолжил:

– Ну… в конце концов… что было, то было. Взял деньги и сбежал. Не так уж много взял, пять или шесть франков, может, чуть больше. Но до сих пор стыдно. Таких штук я больше не проделывал. И никогда не буду.

Ну, что еще рассказать? Поездил по разным местам, кем только не был. Выступал в театре «Шатодо» и продавал билеты, работал слугой и швейцаром в отеле; смотрителем в зоосаде, продавал иммортели[57]57
  Иммортель – растение, иначе называемое бессмертник, сохраняющее при высыхании форму и окраску, используется для изготовления сухих зимних букетов.


[Закрыть] на похоронах знатных особ, распространял дешевые издания, наскоро прошитые железной проволокой, раздавал рекламные проспекты, торговал газетенками по одному су, в спортивной школе «Пас» смазывал и полировал гимнастические снаряды, убирал опилки и тому подобное.

Там я твердо встал на ноги, мог при необходимости кому угодно утереть нос. Трудности меня закалили, я познакомился с основами французского бокса, повзрослел, подрос до пяти футов[58]58
  Фут – старая английская мера длины, равная 30, 48см.


[Закрыть] и шести дюймов[59]59
  Дюйм – единица длины, одна двенадцатая фута, равная 2, 54см.


[Закрыть]. О! Это были самые лучшие времена.

А еще провел два года у Робер-Удэна…

– Да! – отметил доктор. – Физика…

– Физика…– с подчеркнутой многозначительностью повторил Фрике. – Научился… показывать фокусы!..

И даже выступал.

В шестнадцать – семнадцать лет я был не слишком атлетичен на вид, зато крепок духом.

Никогда ничем не болел, не бывало ни насморка, ни простуды. Времени на болезни не хватало! И никогда не страдал несварением желудка.

Что еще сказать? В один ненастный день я очутился за воротами школы. Хочу заранее предупредить: в этом виноват не хозяин, а я сам, просто неуправляемым сделался.

Целый день ходил взад-вперед по мосту Искусств. Живот был пуст, как мех волынки. И тут я услышал крик, а затем всплеск, бросился к парапету.

Собралась толпа, все толкали друг друга.

Что же я увидел?.. Пляшущую на воде, окруженную пузырями шляпу.

Ну зачем же так?

Влез я на чугунную ограду, руки вперед – и прыгнул…

В воде открыл глаза и разглядел темный силуэт Я схватил утопленника и потащил вверх, а тот уже не дрыгает ни передними, ни задними лапами. Добрался до набережной, глядь: а «служивые» тут как тут, приняли нас аккуратно, и слова говорили хорошие. Ну, а я к такому обхождению не привык, смешно стало. Наконец мой спутник вернулся к жизни и здорово удивился, попав с того света на этот.

А в моем желудке не было даже жареной картошки за два су, и я грохнулся в обморок. Ну, в меня сразу же влили добрую чашку бульона, тогда я очнулся.

Немного пришел в себя и увидел: идет сбор денег. И поскольку спасенный был богачом, сиганувшим в воду из-за сердечных дел, то деньги достались мне. Сорок франков, самых настоящих! Их передал полицейский бригадир и сказал: «Спасибо!» Это мне-то спасибо? Конечно, за роль ньюфаундленда.

Тут я и ушел.

Вы бы никогда не догадались, что я сделал в тот вечер.

По всему Парижу висели чертовы афиши: «Театр „Порт-Сен-Мартен“. – Вокруг света за восемьдесят дней[60]60
  Речь идет о пьесе «Вокруг света за восемьдесят дней» (1874), написанной Жюлем Верном (в соавторстве с А. Деннери) по мотивам своего одноименного романа (1873).


[Закрыть]. – Невероятный успех!»

Я очень хотел посмотреть это представление, но раньше пойти не мог, потому что даже на галерку билеты стоили дорого. Время от времени я продавал билеты, но никогда сам не покупал. Словом, сапожник без сапог. Ладно! После спасения, вечером, я мог пойти на «Вокруг света». Да, господа, я купил билет во второй ярус!

Какое это было представление!

С той минуты меня снедало одно желание: хочу в плавание. И вот я очутился в Гавре[61]61
  Гавр – город на севере Франции, порт в устье реки Сена, второй по значению после Марселя. Основан в 1517 году. Население на 1896год 120 тысяч человек.


[Закрыть], имея в кармане всего сто су. Почти не ел три дня и здорово проголодался. Вот беда-то! И особенно скверно – не было крыши над головой.

Зато какая красота! Море с огромными пароходами, с густым лесом мачт, с неповторимым ветром странствий… Но попасть на корабль и уйти в плавание оказалось для меня невозможным.

И потянуло назад, на парижские бульвары. Однажды во время прилива я был на набережной, ходил, размахивая руками, и очень сильно проголодался. Я уже говорил, что, несмотря на много хорошего вокруг, жизнь моя вовсе не была усеяна розами…

«Эй, послушай-ка, юнга! – раздался позади громовой голос. – Небось хочешь горло промочить?»

Я обернулся и увидел матроса; да что матроса – настоящего морского волка.

«Это вы мне? – воскликнул я. – Вы не ошиблись?»

«Не ошибся?» – переспросил собеседник.

И тут у меня поплыло перед глазами, как в тот день, когда я вытащил человека у моста Искусств.

«Разрази меня гром! – сказал моряк. – Твой трюм, похоже, пуст. За тобой нужен глаз да глаз. Пошли на борт!»

И я пошел, нетвердо держась на ногах. И вот очутился на палубе… Потом узнал, что попал на трансатлантический[62]62
  Трансатлантический – проходящий с одного берега Атлантического океана на противоположный.


[Закрыть] пароход.

Мне налили бульона, прекрасного бульона. Уже во второй раз бульон спас мне жизнь. И можно легко понять мое состояние.

Слово за слово, и я рассказал, как пошел смотреть «Вокруг света за восемьдесят дней», как очутился здесь, это вызвало бурный смех у матросов, но смех добродушный. Уж поверьте, они чуть животики не надорвали.

«Значит, – обратился ко мне морской волк, – ты хочешь плавать, очень хорошо. Уйти в море на корабле можно пассажиром или матросом. Пассажиром – дорого, а вид у тебя, не в обиду будет сказано, вовсе не богатый»

«Ну что ж! Выходит, матросом», – ответил я.

«Матросом! Но, молодой человек, ты же ничего не умеешь в морском деле!»

«Я научусь!»

«Послушай-ка, парнишка, наш экипаж укомплектован полностью. Попытай-ка лучше счастья на каком-нибудь из „купцов“.

Мне здорово понравились эти храбрые ребятки. И я решил во что бы то ни стало остаться с ними и в точности вести себя как герой спектакля «Вокруг света за восемьдесят дней».

Они мне объяснили, что матросы – не путешественники, в плавании очень редко доводится побывать на берегу, подчас и понятия не имеют о тех странах, куда заходят, точно кучер омнибуса[63]63
  Омнибус – многоместная конная карета, совершавшая регулярно по расписанию рейсы между городами и внутри них. Использовался до началаXXвека. Вытеснен автобусами.


[Закрыть], никогда не осматривающий достопримечательности, у которых останавливается его карета.

Но я, упрямый, как мул[64]64
  Мул – помесь осла и кобылицы; помесь жеребца и ослицы называется лошак.


[Закрыть] Иоанна Крестителя[65]65
  Иоанн Креститель – реальное лицо в истории христианской религии, проповедовал о пришествии мессии – Иисуса Христа, ввел обряд крещения – омовения в воде как символ нравственного очищения.


[Закрыть], уступать не собирался.

Все-таки на корабле нашлось одно-единственное место. Скверное место. Ах! Если бы я знал!..

Короче говоря, накануне умер кочегар, и мне предложили попытать счастья в трюме.

Кочегар! Теперь-то, пройдя через все широты и долготы, я знаю, каков его труд. Но тогда я и представить не мог, что, пройдя неведомо сколько тысяч лье, не увижу ни синевы неба, ни водной глади!

Понятно мое состояние в последние шесть месяцев, когда приходилось загружать уголь в котельную, а потом днем и ночью кидать его в топки. А они на восемь метров ниже уровня палубы!

Настоящее подводное путешествие, правда? Я оказался обманут в лучших ожиданиях! Но обманут по своей воле, как будто забрался посмотреть спектакль на шесть этажей ниже сцены. Это еще хуже, чем путешествовать под стражей.

И так продолжалось до того дня, когда в Сен-Луи[66]66
  Сен-Луи – из портов государства Сенегал в Западной Африке, на берегу Атлантического океана, бывшей французской колонии.


[Закрыть] я перешел на американский пароход. Меня временно взяли котельным кочегаром. Так что я получил повышение.

Наконец-то появилась возможность иногда сойти на берег, поглядеть на новые земли, потрогать серебристые стволы деревьев, очень похожие на декорации театра «Порт-Сен-Мартен», впервые увидеть негров.

Наконец-то я получил награду за бесконечное пребывание перед пылающей топкой машины!

И вот меня направили в Габон. Это было через некоторое время, доктор, как вас схватили чернокожие. Поскольку я не заражался тропической лихорадкой и чувствовал себя прекрасно в тех странах, где прочие страдали от болезней, меня взяли на шлюп, направленный спасти вас. И вот я здесь. Полагаю, отсюда начнется мое настоящее путешествие вокруг света.

– Видишь, в какую мерзость ты вляпался! – произнес с улыбкой доктор, переходя на сердечное «ты». – Тем не менее все прекрасно, все прекрасно, все прекрасно! Ты стал теперь настоящим матросом!

Настоящим матросом! Фрике не верил своим ушам. Было произнесено то самое слово, которое хотелось бы услышать бесчисленному множеству людей, плавающих по морям. Это стоило тысячи похвал!

Генерал бы сказал: вот настоящий солдат!

Адмирал бы сказал: вот настоящий матрос!

Таким званием стоит гордиться! Не все служащие в армии – настоящие солдаты, и не все служащие на флоте – настоящие матросы.

А врач французской морской пехоты, храбрец, смело бросавшийся в бой, победивший двадцать эпидемий, отмеченный несчетное количество раз в приказе, назвал юнгу Фрике «настоящим матросом».

От волнения у гамена закружилась голова.

– Спасибо, доктор, – с дрожью в голосе проговорил он, – что вы так высоко меня цените! Постараюсь, чтобы слова не расходились с делом. А пока я только учусь морскому ремеслу.

– Дитя мое, ты стал матросом уже тогда, когда вытащил из воды крупную рыбу у моста Искусств. Ты единственный на шлюпе смело рискнул жизнью ради нас! Ты храбрый мальчик, настоящий матрос! Это я тебе говорю, доктор Ламперьер.

– События развивались с такой невероятной быстротой, что до сих пор мы как следует не представились друг другу– вступил в разговор Андре.

– Да, действительно! Ламперьер, доктор медицины и, как вы уже догадались, уроженец Марселя – города, где стоит родиться! И если история парижанина Фрике весьма любопытна, то моя и вовсе невероятна, сейчас расскажу…

Но вдруг послышалась стрельба.

Крики, а скорее вой взбесившихся собак, сопровождаемый рвущей уши музыкой, накладывались на грохот выстрелов.

На племя кто-то напал? Маловероятно.

Казалось, туземцы[67]67
  Туземцы – общее название коренного населения, с давних пор живущего в данной местности.


[Закрыть] предавались какому-то безумному веселью. Веселью, опасному с точки зрения трех пленных европейцев.

– Уж не нам ли они так радуются? – спросил Фрике. – Боюсь, это тот самый случай, когда говорят: «Так весело, что даже страшно».

Стрельба становилась все громче и интенсивнее.

– Похоже, – заметил Андре, – племя знакомо с порохом, но не стремится его экономить.

Благодаря рассказу Фрике о приключениях ночь пролетела быстро, трое друзей даже не успели сомкнуть глаз, и проникшие в хижину первые лучи солнца застали их врасплох.

– Только бы не заставили опять есть эти чертовы деликатесы!

– О нет, самое раннее, они придут в девять утра, а сейчас только три.

– Что же означает весь этот шум?

– Необходимо срочно убрать химические аппараты. Дикари сообразительны и могут заподозрить неладное.

Тотчас же жаровню задвинули в угол, а реторту с высовывавшейся из горлышка трубкой и корзину с двуокисью марганца засунули на нечто вроде этажерки, сработанной на скорую руку и украшенной странноватым орнаментом.

– Итак, уборка закончена.

В этот момент дверь отворилась, шум еще усилился и перед глазами троих друзей предстала следующая картина.

Нестерпимо яркое солнце освещало двух туземцев в почтительных позах и мужчину двухметрового роста с лицом, точно вырезанным из дерева. Колосс[68]68
  Колосс – здесь: человек очень большого роста и огромной силы.


[Закрыть] был одет в ослепительно белый бурнус[69]69
  Бурнус – плащ с капюшоном из плотной белой шерстяной материи у арабов.


[Закрыть], ниспадающий до щиколоток, на ногах виднелись сапоги из рыжеватого сафьяна, а руки были унизаны золотыми и серебряными перстнями.