Текст книги "Заклинатель змей. Рассказы"

Глава V
Месть Пейхваха

На другой день, рано утром, когда дети еще спали, Буркьен отправился в поле поглядеть на сбор индиго. Только вышел за ворота, навстречу ему попался Мали со своими корзинами.

– Куда это ты собрался в такую рань, Мали? – удивился Буркьен.

– Пора и домой, сирдар, – ответил старик. – Соберу своих беглянок, дойду до Ганга, а там и рукой подать до моей лачужки.

– Хорош старик, нечего сказать, – укоризненно произнес Буркьен. – Собрался уходить, а сам ни с кем и не попрощался.

– Нет, господин мой, этого бы я никогда не сделал, – возразил Мали. – На прощанье я собирался низко поклониться вам и молодым господам. Но мне хотелось переговорить с вами с глазу на глаз, а потому я и поджидал вас здесь.

– Не бойся, говори! – ободрил его Буркьен. – У тебя здесь хорошие заступники, можешь быть уверен, отказа с моей стороны не будет.

– Ничего мне, господин, не надо, я и так премного вам обязан, – ответил старик. – Позвольте только задать вам один вопрос: что говорил вам вчера Нана-Сагиб?

– Какой Нана-Сагиб?

– Да принц Дунду, как вы его называете. Сын и наследник последнего Пейхваха, он получил бы при вступлении на престол имя Нана-Сагиба. Этим именем мы, старики, друзья его покойного отца, и привыкли называть принца.

– Так-так, мой друг… Сказать по правде, принц ничего особенного не говорил мне.

– Странно! – промолвил Мали и после минутного колебания добавил: – Что бы там ни было, я должен вам сказать кое-что по секрету, хотя и рискую поплатиться за это головой. Только сделайте милость, присядемте, а то у меня от слабости ноги подкашиваются.

Они присели на краю дороги.

– Много-много лет тому назад, – начал старый заклинатель, – когда я был еще совсем мальчиком, отец взял меня с собой на празднества в честь богини Парвати. Отец был заклинателем змей. Зная, что на празднике ему будет много дела, захватил меня с собой. Однажды утром, когда отец куда-то ушел, а я остался с нашими змеями в храме, туда пришла принцесса с многочисленной свитой поклониться нашей доброй, кроткой Парвати. Испугался я, затрясся весь, а сам творю заклинания и пою молитвы, какие полагается. Видно, понравился я ей. Она спросила, сколько мне лет, и в конце концов убедила отца оставить меня при дворе.

Таким образом я попал во дворец к Пейхваху, одному из самых могущественных наших принцев. Его полководцы. Голкар и Скиндия, вернули ему большую часть Индостана и одерживали победу за победой над англичанами. Не гордыми завоевателями являлись тогда ко двору принца англичане, а скромными послами. Насмотрелся я и на французских офицеров, бывших на службе в нашей армии. Не раз видел и служившего в нашей армии вашего прадеда, доблестного генерала Буркьена, этого героя из героев, единственного оставшегося верным нашему делу.

И вдруг все изменилось. В один злосчастный день принцесса была вынуждена покинуть свой раззолоченный дворец и искать спасения в глухой деревушке Бунделькунда. За ней последовали лишь немногие из верных слуг, в том числе и я. При принцессе находился ее новорожденный сын Нана, наследник царя царей и единственная надежда великого магаратского народа.

Мальчик рос в изгнании. Я не разлучался с ним, любил его как сына, почитал как государя своего. От природы Нана был гордого, крутого нрава; сердце его, казалось, не знало жалости, и в этом мне пришлось скоро убедиться. Раз в наше тихое убежище приехал английский офицер и от имени своего правительства предложил принцу отказаться за колоссальное вознаграждение от своих прав на престол. Я был уверен, что принц с негодованием отвергнет такое предложение, но ошибся – он принял его. Слабохарактерность принца так возмутила меня, что я в тот же вечер, гуляя с ним по берегу Нербуды, откровенно высказал ему мое порицание в выражениях, быть может, слишком резких, но извинительных в моем возрасте и при моей близости к принцу. Страх как вскипел тут принц! «Как смел ты, презренный колдун, хоть одну минуту усомниться во мне! – вскричал он с искаженным от бешенства лицом. – Знай же, Нана не забывает обид и никогда их не прощает, клянусь в том священной рекой Нербудой! Если бы мне даже пришлось унизиться до дружбы с подлыми англичанами, я готов и на это пойти, лишь бы отомстить им. Месть моя будет беспощадной. Кровью жен и детей они заплатят мне за слезы, пролитые мною над униженной, порабощенной родиной. А ты, парс[7]7
  Парс – представитель религиозной общины в Индии, возводящей материальное благополучие в цель жизни.


[Закрыть], уходи с глаз моих, не хочу тебя больше видеть!»

Ни просьбы, ни мольбы не могли смягчить гнева моего царственного ученика. Делать нечего, пришлось опять взяться за нищенский посох и кормиться ремеслом моих отцов. Прошло с тех пор двадцать лет, и случай снова свел меня с принцем Дунду. Тщетно молил я его о помощи – он не сжалился над своим несчастным старым слугой… Попомните мое слово, Бурхан-сагиб, Нана ничего не забыл, ничего не простил. Он сегодня украшает цветами свои жертвы, которых завтра собирается задушить…

Тут радостные крики прервали беседу старого заклинателя с Буркьеном. К нему со всех ног бежали Андре с Бертой.

– Здравствуй, папочка! – издали кричала Берта. – Мы чуть не целый час разыскиваем тебя.

И она бросилась отцу на шею.

– О чем ты это секретничаешь с Мали? – спросил Андре отца. – Пари готов держать, Мали пустился в свои любимые рассуждения про тигрицу и тигренка, про человека, который, хотя и имеет глаза и уши, все же ничего не видит и не слышит… Говоря откровенно, старина, мне куда больше по душе твои фокусы со змеями, нежели твои наставления.

– Ты совсем уходишь, Мали? – спросила Берта. – И не простившись с нами? Нехорошо, старик, нехорошо!

– Да, госпожа, ухожу. Только что откланялся вашему отцу и ждал вас, чтобы проститься и поблагодарить за все, что вы для меня сделали.

– Куда тебе торопиться, пожил бы еще у нас, – сказала Берта.

– И рад бы, да не могу. Промешкай я день-другой, пожалуй, и змей своих не найду, а я ведь без них как без рук.

– Опять эти противные змеи! – с гримасой промолвила девушка.

Уходя, старик еще раз повторил:

– Не забудьте, что Мали предан вам телом и душою. Как бы далеко он ни был, только дайте клич, и он тотчас явится.

Долго-долго глядели Берта с Андре вслед старому заклинателю и только тогда пошли домой, когда он скрылся за поворотом дороги. И у обоих было такое чувство, словно они не чужого человека проводили, а старого преданного друга.

Буркьен слегка досадовал на детей, что они помешали досказать Мали все, что он знал про Дунду. Одну минуту он даже хотел вернуть назад Мали, но, поразмыслив, решил, что придавать особенного значения словам старика не стоит. «Видно, расходилось стариковское сердце, он и наговорил на своего бывшего питомца невесть что», – сказал он себе в успокоение.

В тот же день он получил от генерала Вейлера секретное уведомление, в котором тот сообщал, что положение дел ухудшается с каждым часом и того гляди вспыхнет восстание по всей стране. Предупредив Буркьена, чтобы он принял все меры предосторожности, генерал так заканчивал письмо: «К счастью, мы можем вполне положиться на преданность принца Дунду. Вчера вечером в беседе со мной он обещал взять наших жен и детей к себе во дворец, где они будут в полной безопасности. Завтра же прикажу приготовить лодки и отправить в Битур к Дунду всех женщин и детей нашего гарнизона».

«А что, если Мали прав и Нана действительно ничего не забыл и не простил!» – подумал Буркьен, прочитав письмо.

Не теряя времени, он созвал всех своих людей и приказал им вооружиться, не снимать оружия ни днем ни ночью и при первом же сигнале собираться во дворе перед домом. По дорогам были расставлены дозорные, и им приказано извещать о всяком появлении каких-либо подозрительных групп. Наконец, стена вокруг усадьбы и ворота были основательны укреплены.

Андре с Бертой в недоумении смотрели на все эти приготовления и досадовали на Мали, виновника, по их мнению, всего этого переполоха. Андре вздумал было даже подтрунить над отцом, но тот строго остановил его, сказав, что теперь не до шуток.

Известия с каждым днем становились все тревожнее. Говорили, что полки сипаев один за другим переходили на сторону мятежников. Из Каунпора и его окрестностей европейцы спешно отправляли свои семьи в Битур, так как принц еще раз открыто заявил, что он сторонник англичан и готов приютить всех беглецов.

Целыми днями Андре с Бертой оставались на берегу Ганга и с тяжелым чувством смотрели на лодки, увозившие женщин и детей в Битур. Ни смеха, ни звонких песен не было теперь слышно; лишь проклятия и рыдания доносились из лодок – кто оплакивал отца, кто брата, кто мужа или сына. В томительном ожидании протекла неделя. И вот пронесся слух, что полки Убского набоба идут на Каунпор, весь гарнизон которого состоял из тысячи восьмисот европейцев и трех-четырех тысяч сипаев, на которых к тому же была плохая надежда.

Все окрестные крестьяне охотно отозвались на зов Бур-кьена, и он надеялся с помощью них отбить нападение неприятеля, который вряд ли станет терять время на продолжительную осаду столь маловажного пункта.

Расставленные по полям и дорогам дозорные опрашивали всякого прохожего, кто он, откуда и зачем идет, а мало-мальски подозрительного человека и близко не подпускали к фактории. Всем домашним, а особенно Андре и Берте, было строго-настрого запрещено ни под каким видом не удаляться далеко от дома.

Прошла неделя-другая. И вот однажды утром прибежал к Буркьену, запыхавшись, караульный и сообщил, что по дороге к фактории идет значительный конный отряд туземцев.

Подали сигнал, и через несколько минут все ворота были уже на запоре, а на дворе стояли под ружьем двести рабочих. Берте отец велел спрятаться в самую дальнюю комнату, затем, подозвав к себе рабочих, приказал им узнать, велик ли отряд, подходивший к фактории. Несколько человек кинулись исполнять его приказание. Не прошло и четверти часа, как к воротам подскакал всадник; в руках у него была обнаженная сабля с развевающимся на конце белым платком.

– Кто вы? Что вам надо? – крикнул с вала Буркьен.

– Вы меня не узнали, сирдар? – смеясь ответил всадник. – Я Дода, герольд принца Дунду-Пант-рао. Его светлость послал меня к вам.

– Что угодно принцу? – холодно спросил Буркьен.

– Его светлость идет с отрядом конницы в Каунпор на помощь генералу Вейлеру. Говорят, повстанцы, – будь они прокляты! – уже с утра подошли к реке. Его светлость желает условиться с вами, что предпринять для защиты дороги в Битур на случай обходного движения неприятеля.

– Хорошо, скажите принцу, что я жду его, – ответил Буркьен. – Один из моих людей пойдет с вами и прикажет дозорным пропустить вас.

Затем, подозвав одного из самых надежных слуг, Буркьен приказал ему отворить главные ворота и вместе с тем смотреть, чтобы все были на местах и в полной боевой готовности.

Немного погодя к воротам подошел отряд туземцев. Впереди гарцевал на горячем коне принц Дунду. На нем было на редкость богатое платье, а на тюрбане из золотой парчи сверкала великолепная бриллиантовая звезда – царский венец повелителей Индии. Принц выехал один во двор и, ловко осадив коня, церемонно поклонился Буркьену.

– Клянусь Индрой, вы проявили способности настоящего военачальника! – воскликнул он. – Ваш прадед Гектор Буркьен может вами гордиться, он сам не сумел бы лучше превратить мирную усадьбу в грозную крепость. Каково! Аванпосты!.. Укрепленные стены!.. Траншеи!.. Чуть не рота дюжих молодцов, вооруженных с головы до ног. Поздравляю вас, сирдар, от всей души поздравляю.

– Я сделал только то, что требовали обстоятельства, – просто ответил Буркьен.

– Разумеется, разумеется! – подхватил принц. – Но если бы все так поступали, победа была бы за нами.

– О, в этом я и не сомневаюсь! – убежденно проговорил Буркьен. – И если бы даже в Индии и Великобритании не осталось ни одного англичанина, знайте, что в Европе найдутся сотни тысяч людей, которые во имя высших идеалов человечества пойдут против убийц и предателей.

– Быть может, вы и правы, – ответил с живостью принц. – Но об этом после, теперь потолкуем о деле. Вам известно, что я предоставил всем европейским беглецам приют в моем дворце. У меня в Битуре собралось в настоящую минуту около тысячи двухсот женщин и чуть не втрое больше детей. Выступив по приказанию генерала Вейлера на защиту Каунпора, я поневоле ослабил гарнизон Битура и теперь рассчитываю, что в крайнем случае вы мне поможете. Кстати, у вас есть пушки?.. Скажите – сколько?

– Две, – ответил Буркьен.

– Этого вполне достаточно, – произнес принц. – Ваша маленькая крепость может одновременно охранять дорогу и реку, тем более что при первом сигнале мы поспешим к вам на помощь.

– Прекрасно. Все будет сделано, как вы говорите. Так и передайте генералу Вейлеру.

– Через час буду у генерала и лично доложу ему обо всем, – сказал принц. – До свидания, дорогой сирдар! Все-го хорошего!

Вежливо поклонившись, принц направился к воротам, но, отъехав две-три сажени, вдруг быстро повернул назад.

– А самое главное – наш пароль с генералом Вейлером я и забыл сказать вам! – крикнул он. – Знать же его необходимо, в это тревожное время изменников найдется немало.

Буркьен подошел.

– Еще поближе, сирдар, прошу вас… Я могу сказать вам пароль только на ухо – это государственная тайна.

Буркьен подошел вплотную к коню. Дунду наклонился к плантатору и с криком: «Месть Пейхваха!» – вонзил ему в спину кинжал, ловко спрятанный в рукаве. Буркьен повалился замертво к ногам лошади.

В этот же момент, как по сигналу, конный отряд ринулся во двор и, никого не щадя, стал рубить направо и налево. Захваченные врасплох люди Буркьена все полегли на месте; не уцелели и те, кто успел спрятаться в доме.

Андре был во дворе и видел, как отец упал замертво. Предательство было так ловко задумано и нападение так неожиданно, что молодой человек только тогда опомнился, когда разбойники ворвались во двор. В смертельном страхе он вскарабкался на стену и собрался было спрыгнуть в поле, как вдруг позади себя услышал раздирающий крик: «Папа! Андре! Спасите!»

Не задумываясь, Андре бросился опять назад и увидел, что двое разбойников выносят из дома Берту. Бедная девушка отчаянно кричала и старалась вырваться из их рук. Андре ринулся к ней на помощь, но только успел подбежать, как кто-то изо всей силы ударил его по голове бамбуковой палкой с железным наконечником, и он повалился на землю. Не обращая на него внимания, разбойники понесли свою добычу принцу, который стоял посреди двора и спокойно глядел на то, что кругом происходило. При виде Берты глаза принца сверкнули торжеством.

– Вы отвечаете мне за жизнь девушки, – обратился он к начальнику отряда. – Знайте, в ее жилах течет благородная кровь Пейхвахов. Горе тому, кто осмелится поднять на принцессу руку.

– Куда прикажете отвезти принцессу? – спросил начальник.

– Отвезите ее под усиленным конвоем ко мне в Битур, – приказал принц, – и окружите заботами, приличествующими племяннице Пейхвахов.

Затем, обратившись к своим людям, скомандовал:

– Поджечь дом изменника со всех концов, чтобы не осталось камня на камне. А там на коней и в Каунпор!

– Да здравствует Нана-Сагиб! Да здравствует Пейхвах! – раздался крик тысячи голосов.

Подожженная со всех сторон усадьба ярко запылала, осветив небо багровым заревом, а отряд, захватив все, что было поценнее, поскакал в Каунпор. Там, где несколько дней тому назад царили мир и благоденствие, теперь только дымились развалины и валялись трупы убитых людей.

Глава VI
Добрый самаритянин

В каких-нибудь два-три часа пламя уничтожило прекрасную гандапурскую факторию, красу и гордость страны. От ее высоких стен, величественного фасада, изящных веранд остался лишь огромный костер, яркие огоньки которого одни нарушали зловещий мрак.

Глубокая тишина царила кругом. Перед уходом повстанцы по приказанию Дунду добили всех раненых, подававших признаки жизни. В своей безумной ярости они не пощадили ни женщин, ни детей, ни стариков – всех, и европейцев и индусов, постигла ужасная участь. Весь двор фактории был усеян мертвыми телами; туда, учуяв добычу, со всех сторон сбегались на богатый пир гиены и шакалы.

Из многочисленных обитателей Гандапура уцелел один Андре. Оглушенный ударом по голове он лишился сознания: его сочли мертвым и больше не трогали. Несмотря на тяжелую рану, Андре остался жив и после двухчасового обморока под влиянием ночного холода пришел в себя. Глубоко вздохнув, юноша приподнялся и растерянно оглянулся кругом. «И приснятся же такие ужасы!» – подумал он.

Тут налетел ветерок, и тлевшая вблизи головешка вспыхнула, осветив на несколько секунд страшную картину, затем все снова погрузилось во мрак. Но и этого короткого мига было достаточно, чтобы вернуть юношу к действительности.

– Отец! Берта! – прошептал он и зарыдал.

Долго плакал бедняга, долго ломал себе голову, стараясь понять причину, побудившую принца Дунду, их соседа и друга, так вероломно с ними поступить. «Я спасся каким-то чудом, – подумал он. – Того и гляди, злодеи вернутся и прикончат меня. Надо скорее бежать, но куда?.. Где найти приют?» Он попытался было встать, но, обессиленный потерей крови, снова упал на землю.

Мириады звезд сверкали на темном небе. Заметив, что на востоке свет их стал бледнеть, Андре понял, что скоро наступит день. Надо было спешить, каждая минута была дорога. С невероятными усилиями он дополз до цистерны на другом конце двора и с жадностью стал пить воду, потом разорвал носовой платок, смочил его и обвязал голову.

Вдруг неясный шум заставил его насторожиться. Он стал прислушиваться… Боже! Да ведь это шаги!.. Мороз пробежал у него по спине. Действительно, совсем близко от него вырисовывался чей-то темный силуэт. Человек то и дело нагибался, как бы внимательно всматриваясь в лежавшие перед ним мертвые тела, потом, бормоча себе что-то под нос, шел дальше.

«Ну так и есть, этот человек послан Нана-Сагибом, чтобы добить раненых… Сейчас он заметит меня и убьет!» – с ужасом подумал Андре и притаился за цистерной.

Но вот таинственный незнакомец выпрямился во весь рост, пытливо осмотрелся кругом, и Андре послышалось, что он тихо-тихо произнес его имя. Не успел он прийти в себя от изумления, как совершенно ясно услышал: «Андре-сагиб!» Трепетно забилось у Андре сердце: кто это – друг или враг? Но вот незнакомец позвал в третий раз: «Андре-сагиб!» Сомнения не оставалось – это Мали, старый заклинатель змей.

– Мали! Мали! – вскричал юноша.

Старик кинулся к нему и крепко прижал к груди.

– Ах, Андре, я потерял было всякую надежду тебя найти. Да будет благословенна Парвати, это она привела меня сюда.

– Мали! Мали! – только и мог вымолвить Андре.

Слезы радости полились у него из глаз – ведь старый заклинатель олицетворял для него надежду на жизнь, на спасение.

– Да, это я, старый Мали, твой искренний друг, готовый жизнью пожертвовать, чтобы спасти своего благодетеля. Ведь ты не только спас мне жизнь, но гораздо больше для меня сделал. С того дня, как мой царственный питомец, этот предатель из предателей, прогнал меня, я потерял веру в людей, в добро, истину. Но ты, протянув руку помощи мне, презренному натху, снова воскресил во мне веру в правду и добро… Ах, зачем я не мог предупредить вас о грозящей опасности. Подумать только, я был так близко от Гандапура, на другом берегу Ганга, рвался к вам всей душой и как на беду не нашел ни одного челнока, чтобы переплыть реку и вовремя известить вас о готовящемся предательстве коварного Дунду. И только поздно ночью посчастливилось мне найти наконец в камышах челнок. Я и не чаял увидеть кого-нибудь из вас в живых, но всемогущая Парвати помогла мне. У берега ждет нас челнок, не будем терять ни минуты – того и жди, с рассветом опять нагрянут разбойники.

– Бежать!.. А отец!.. Берта!

– Не знаю, что сталось с ними, – грустно произнес старик. – Здесь я не нашел ни Бурхана, ни вашей сестры…

Андре на минуту задумался.

– Погоди, вспомнил! – заговорил он. – Как сейчас вижу, бегут разбойники, несут сестру… Я было бросился к ней, но тут меня ударили, и я лишился сознания.

– Если Берта жива, можешь быть за нее спокоен, – сказал Мали. – Я знаю Нана-Сагиба. Как внучка магаратской принцессы твоя сестра священна для него. Он велит отвезти ее в один из своих замков, окружить ее царскими почестями, а когда придет время, выдаст замуж за одного из дружественных ему раджей.

– Несчастная Берта! – воскликнул юноша. – А отец? Если его нет в живых, я бы хотел поклониться его праху.

– Увы! Ты должен себе отказать в этом последнем утешении. Если не ошибаюсь, злодеи бросили тело твоего отца в огонь. В одном месте на дворе мне попался сильно обгоревший труп, на котором уцелели остатки европейской одежды.

Как громом поразили эти слова Андре, и он упал без чувств на руки Мали. Старый заклинатель осторожно положил его на землю и на минуту задумался. Потом быстро снял с одного из трупов одежду и тюрбан и надел их на Андре, а снятое с него платье наполовину сжег и полуобгорелые обрывки раскидал по двору.

Сколько ни хлопотал Мали, ему никак не удалось привести в чувство Андре, а между тем медлить было нельзя – на небе уже закраснела заря. Собрался Мали с силами, взвалил юношу на плечи и побрел к реке.