Текст книги "Ручей повешенной женщины"

Луис Ламур
Ручей повешенной женщины

Глава 1

Только к вечеру мы добрались до железнодорожного моста. Дождь лил как из ведра – ледяной дождь.

Увязая в раскисшей глине, мы спустились по насыпи и укрылись от непогоды под мостом. Разожгли костерок и, обступив его, принялись гадать: куда же подевались заработанные за лето деньги?

Нас было трое. Еще несколько часов назад мы даже не знали друг друга; теперь же нас объединяла общая цель – мы стремились на Запад. Что до меня, то я возвращался домой. Впрочем, где он, мой дом?.. Ведь я – перекати-поле; ветер изредка прибивает меня к чьей-нибудь изгороди, а потом несет дальше… Куда направлялись мои спутники, я понятия не имел.

Костер тихонько потрескивал, и плясали оранжевые языки пламени, выхватывающие из мрака черный силуэт моста. Временами под навес задували порывы ветра, обдававшие нас холодными брызгами дождя. В эти моменты пламя с шипением стелилось по земле.

Лесные шорохи напомнили мне время, проведенное в Монтане, лагере Хартмана и Лиггетта. Зима была почти бесснежной, лишь изредка налетали вьюги, но морозило вовсю. В тот год ручей промерз до дна, и лед растаял только поздней весной.

И все же, несмотря ни на что, то было славное времечко. Уютная хижина надежно защищена от ветров, пузатая печка в избытке дарила тепло, к тому же я нашел в той хижине кипу старых журналов и несколько книжонок.

А если не было охоты читать, я просто сидел и размышлял.

С юных лет я запоминал места, где побывал. Когда делать было нечего, я деталь за деталью восстанавливал в памяти то или иное событие. А вслед за этим всплывали образы знакомых людей, припоминались и наши разговоры, и все прочее.

Когда припоминаешь все подробности, невольно начинаешь понимать, что дело куда серьезнее, чем казалось поначалу. Да, серьезнее, потому что знаешь: былое постоянно станет возвращаться к тебе в воспоминаниях. Да еще задумываешься о себе самом. А если начинаешь копаться в себе, рассматривать себя как бы чужими глазами, на душе иной раз становится очень неспокойно.

Грош цена тому ковбою, который не способен наблюдать. Что поделаешь, ремесло забрасывает тебя в самые глухие края, и где бы ковбой не оказался, он очень скоро знает каждую лощину, холм, каждый кустик на многие мили вокруг. Ты примечаешь звериные тропы, источники, убежища, где можно укрыть стадо от непогоды, – да мало ли что еще.

Так вот, в том лагере Хартмана и Лиггетта над очагом всегда висел котелок с печеными бобами. И сколько я не ел их, никогда они мне не приедались. Сейчас, сидя в сумерках под мостом у этого распроклятого костра, я вспоминал и лагерь, и этот котелок с бобами. До чего же мне хотелось еще разок их отведать…

Один из моих нынешних спутников, здоровенный негр, заявил, разглядывая меня:

– Похоже, тебе частенько приходилось пускать в ход кулаки?

– Да, случалось, то тут, то там, – пожал я плечами.

– Ты что же, мастак драться?

– Да как сказать… Просто дерусь, и все, как придется.

– А я вот боксировать умею, – откликнулся он.

С виду он казался, пожалуй, на год-другой старше моих двадцати шести. Высокий – около шести футов, крепкого сложения. И кулачищи у него были изрядные.

Да и он обо мне отозвался с похвалой.

– У тебя руки что надо. – Он потрогал мой кулак. – Костяшки ровные. Такие лучше выдерживают удар. Сдается мне, из тебя вышел бы неплохой боксер.

Я собрал еще немного дровишек. Чтобы поддержать огонь, сойдет что угодно: ветки, старые жерди, прутики, все, что подвернется под руку.

– Так когда, говоришь, должен проходить товарняк? – поинтересовался Ван Боккелен.

– В десять двенадцать, если не опоздает.

Ван Боккелен был долговязым, костлявым, белобрысым. Космы спутанных волос обрамляли широкоскулое лицо, не лишенное, однако, некоторой привлекательности. В маленьких льдисто-голубых глазках было не больше теплоты, чем в шляпке от гвоздя.

Двенадцать часов назад ни один из нас и слыхом не слыхивал о своих нынешних спутниках. А познакомились мы в кутузке.

Я угодил туда за драку. Я вечно влипаю в истории из-за драк. Не то чтобы я специально нарывался, – характер у меня такой. Люблю подраться.

Ветер пронизывал до костей, и по-прежнему лил дождь. Подняв воротник куртки, я протянул руки к огню.

Слева от нас протекала речушка; ее высокий песчаный берег немного защищал нас от ветра. А дождь все усиливался, все громче барабанил по мосту.

– Тебе есть где жить? – спросил Эдди Холт, чернокожий парень.

– В смысле там, на Западе? Нет у меня никакого жилья. Да никогда и не было. Запад – вот мой дом. И вон то седло. – Я указал на тюк.

– Тогда тебе нужна и лошадь.

– Ты думаешь? Иной раз мне кажется, что я всю жизнь таскаю на себе это чертово седло.

– Будь я проклят, если бы мне пришлось таскать за собой такую тяжесть! – вмешался Ван Боккелен. – Давно бы уж я коня украл.

– Что ж, и то дело, – согласился я. Мне вовсе не хотелось вступать с ним в спор. Тем более, что мы грелись у общего костра.

Надеясь услышать гудок паровоза, мы внимательно вслушивались в шум дождя. Но до поезда еще оставалась уйма времени, а я был голоден, как медведь по весне.

– Может, мне удастся найти какую-нибудь работенку с лошадьми? – предположил Эдди.

– Помню одного цветного парня… Я тогда обретался в Нью-Мексико, а он был ковбоем – отличным ковбоем. А ты умеешь ездить верхом?

– А как же!.. Скакал в шоу Буффало Билла note 1Note1
  Уильям Коди, по прозвищу Буффало Билл, – охотник на бизонов, участник войн с индейцами с 1870-х годов и до самой смерти в 1916 г. гастролировал по всему миру с шоу «Зрелище Дикого Запада».


[Закрыть]. Изображал индейца. – Он усмехнулся. – Кое-как управляюсь с лассо. Но со стадом никогда не работал.

– Тот, кто не может прожить не работая, просто болван, – насмешливо фыркнул Ван Боккелен. – Уж лучше прямиком в ад, чем гоняться за коровами да пыль глотать.

Что ж, я промолчал, заставил себя промолчать. Всю свою жизнь я пас коров, всю жизнь в поте лица трудился, и мне не по душе, что какой-то бездельник называет мена болваном. Как не верти, а это не слишком-то любезно с его стороны.

Эдди Холт, тот тоже помалкивал. На то, надо думать, имелись свои причины.

– Каждый живет как знает, – сказал я минуту спустя. – А я вот пасу стадо.

– За тридцатку в месяц? – осклабился этот белобрысый невежа. – Слышь, парни, отправляйтесь со мной, будете в шелках и бархате щеголять. Такие ребятки, как вы, мне пригодятся.

Тут я услышал, как шлепают по лужам чьи-то сапоги.

– Сюда идут, – сообщил я, оглядываясь.

Повернувшись к костру, я увидел, что Ван Боккелен исчез.

– Сиди тихо, – предупредил Эдди. – Это закон.

И точно. Их было четверо – четверо верзил в плащах и с дробовиками. Они обступили костер и принялись рассматривать нас.

– Ты! – Тот из них, которого я принял за шерифа, указал на меня дулом дробовика. – Встань!

Он подошел ко мне вплотную.

– Оружие есть?

– Когда-то у меня был винчестер, – ответил я. – Но то когда-то…

Наклонившись, он быстро обыскал меня, быстро, но со знанием дела; затем проделал то же самое с Эдди. Никогда еще не встречал такого мастера обыскивать.

– У тебя что, нет даже ножа? Или какой-нибудь бритвы?..

Эдди продемонстрировал свои здоровенные кулачищи.

– Кроме этого, мне ничего и не надо, – сказал он.

Шериф повернулся к узколицему рыжеволосому мужчине.

– Ты, кажется, говорил, их было трое? Ты же утверждал, у вас сидели трое…

– Так и есть, трое. Посадили-то их порознь, а ушли они все вместе. Этот черномазый влетел за бродяжничество. Околачивался в округе без дела. Мы засадили его на ночь в камеру, а утром велели убираться подальше. А тот вон, в широкополой шляпе, затеял в Риане драку с Салти Брикенриджем. Весь салун разгромили.

Шериф посмотрел на меня с уважением.

– С Салти? Видел его! Но я-то думал, он сцепился с кем-нибудь покрепче тебя. Сколько ты весишь, парень?

– Сто семьдесят. Только, по-моему, вес в драке ничего не значит. – Помолчав, я нехотя признал: – Хотя этот Салти… он мастер драться на кулаках.

Шериф удовлетворенно хмыкнул.

– Верно говоришь. До сих пор его еще никто не мог побить.

Он пнул ногой тюк с упряжью.

– Что тут?

– Седло. Я направляюсь на Запад.

– А как ты попал на Восток? Перегонял стадо?

– Угу, – кивнул я.

Один из спутников шерифа, сероглазый парень, пока еще не вымолвивший ни слова, все время озирался по сторонам.

– А где еще один? – спросил он наконец. – Такой высокий блондин?..

– Не видел его, – заявил я, – не видел с той минуты, как мы вышли из камеры. Он сказал, что собирается в Риан, мол, хочет глотку промочить. – Я усмехнулся. – Ну а я решил, что мне не стоит туда возвращаться.

Все они тотчас на меня уставились. Потом сероглазый сказал:

– Зря, ребята, его выгораживаете. Он того не стоит – скверный человек…

– Может, так оно и есть, – я пожал плечами. – Но ведь он был у вас в руках. Зачем же вы его выпустили?

Шериф выругался.

– Потому что мы не знали, что он за тип. Мы оказались полными идиотами. Только потом Фарго вспомнил о старой афишке. Там объявлена награда за этого человека… живого или мертвого. Его разыскивают за убийство.

Эдди – тот даже не взглянул на меня.

– И сколько же? – поинтересовался я из чистого любопытства.

– Пять тысяч.

– Пять тысяч! Да я за всю жизнь не видывал этаких деньжищ. А впрочем, чему удивляться? Если работаешь за тридцать долларов в месяц и харчи, то вообще денег не видишь. Когда мне наконец-то удалось накопить сорок долларов, чтобы обзавестись седлом, я и то считал, что мне крупно повезло.

Фарго посмотрел на меня.

– Как тебе звать, ковбой?

– Пайк, – ответил я. – Барнабас Пайк. Кое-где меня зовут Пронто.

– Пронто? note 2Note2
  Быстрый, скорый (исп.).


[Закрыть] Потому что ты такой проворный?

Я усмехнулся прямо ему в лицо:

– Может, из-за того, что я слишком быстро завожусь. В смысле теряю голову, когда меня выводят из себя. Правда, не всегда…

– Охотно верю, – кивнул шериф. – Я видел Салти после вашей драки.

Они еще немного покрутились у нашего костра, даже подошли к реке, и, наконец, собрались уходить. Один лишь Фарго немного замешкался. Он стоял, ковыряя сапогом землю в том самом месте, где недавно сидел Ван Боккелен.

– Пять тысяч, – произнес он. – Это ведь куча денег.

– Знаете, мистер, – отозвался я, – этот джентльмен мне сразу же пришелся не по нутру. Но я в жизни никого не продавал и впредь не намерен этим заниматься.

– Я так и думал, – проговорил Фарго. – Но советую: не связывайся с этим парнем. Держись от него подальше. От такого добра не жди.

– Ты, верно, бывал на Западе? – заметил я.

– Да, приходилось, – кивнул он. – Может статься, и еще раз придется.

Он повернулся и поспешил вслед за своими приятелями. Мы же, Эдди Холт и я, молча глядели им вслед.

Наконец Эдди, подобрав несколько сучьев, швырнул их в костер.

– Убийство… – пробормотал он. – Нехорошо это… А все же интересно – кого он убил?

– От такого жди любой пакости, – отозвался я. – На него взглянуть – сразу видно, что за птица… Слушай, Эдди, ты точно знаешь, куда именно направляешься? Если нет, пойдем со мной. Какая разница – голодать вдвоем или в одиночку. А если мне удастся найти работу, то замолвлю словечко и за тебя.

– Согласен! – просиял Эдди.

От костра шло тепло, ветер улегся, дождь почти перестал. Слышно было, как с навеса под мостом срываются последние крупные капли.

Мы снова замолчали. Мне ужасно хотелось хоть ненадолго задремать, но уже совсем скоро мог появиться поезд. Сидя у огня, я мечтал о том, чтобы в составе оказался хоть один пустой вагон. Терпеть не могу товарняков, если нет пустого вагона.

– Значит, мы компаньоны, Пронто? – спросил Эдди.

– Почему бы и нет? – сказал я.

И в тот же миг издали донесся гудок паровоза.

Мы поднялись. Эдди затоптал костер и, зачерпнув старым котелком воды из речки, залил еще дымящиеся угли. Затем начали взбираться на насыпь.

Здесь, перед подъемом, поезд сильно замедлил ход, так что нетрудно было заскочить на ходу.

Мы пропустили около дюжины вагонов, а затем Эдди углядел открытую дверь.

Он побежал вдоль рельсов и, поравнявшись с вагоном, легко запрыгнул в него, и поймал брошенное мною седло. Ну, и я, конечно же, не заставил себя ждать.

Еще долго после того, как Эдди уснул, завернувшись в какое-то тряпье, которое он нашел в дальнем углу вагона, я сидел у открытой двери и глядел на проносившиеся мимо края. Время от времени мы проезжали одинокие фермы, – в окнах светились огоньки… У одного дома я заметил человека с фонарем в одной руке и ведром – в другой; его собака яростно облаивала поезд.

«Грязные фермеры, – усмехнулся я про себя. – Тоже мне хранители домашнего очага!»

Но в глубине души мне было не до смеха. В конце концов этот человек стоял у своего собственного дома, и скоро все его семейство усядется ужинать за своим собственным столом.

А я? Что есть у меня? У меня лишь заунывные гудки паровоза, отсветы огня в толпе, трясущийся вагон вместо жилья и ждущая меня где-то в конце пути чубарая ковбойская лошадка.

Глава 2

Когда я проснулся, было уже светло. Поезд на всех парах несся вперед. Я подошел к двери. Передо мной мелькали перелески, речушки и простирающиеся на много миль пшеничные поля.

Эдди сел.

– Это правда, что ты вчера сказал? Мы и в самом деле компаньоны?

– Ну разумеется.

– А куда мы направимся?

– Как куда? На Запад… Может, в Майлс-Сити… или в Медору. В первое же подходящее место.

– Я сумею заработать себе на хлеб. Вот увидишь, парень.

– Ну и отлично, – отозвался я.

– А ты давно занимаешься этим делом?

– Угу. С тех пор, как мне стукнуло двенадцать. Сперва работал вместе с братом, пока его не убили. А потом сам по себе. Мой брат не очень-то ловко обращался с кольтом, но слишком уж о себе воображал… И вот как-то в одном ковбойском городке налетел на судебного исполнителя…

Поезд чуть замедлил ход, предстоял сначала поворот, а потом крутой подъем. Выглянув за дверь, я увидел впереди длинный ряд вагонов.

– Этого исполнителя винить в общем-то не в чем, – продолжал я. – Мой брат пытался показать, какой он лихой парень. Судебный исполнитель велел ему отправляться домой и хорошенько проспаться, а Алекс как наскочит на него… Вот и схлопотал пулю.

– Ты своими глазами все видел?

– Ну да, видел. Исполнитель подошел, посмотрел сначала на тело, потом на меня. И сказал мне: «Сынок, у меня не было выбора. Надеюсь, ты не будешь держать на меня зла». – «Он сам виноват, – ответил я. – Я пытался отговорить его, но он был упрям как осел. Думал, никто с ним не управится». – «С ним нетрудно было управиться, сынок. Да и стрелком он был никудышным».

Мы сидели в дверях вагона, высунувшись наружу и болтая ногами. Ласково пригревало солнце. Запах дыма из паровозной трубы смешивался с таким же сухим и жарким ароматом пшеничных полей. Близилось время жатвы. Вообще-то работа в поле оплачивается лучше, чем возня со скотиной, но полевые работы не по мне. Никогда меня не привлекало то, чего нельзя сделать, не слезая с коня.

– Подъезжаем к городу, – сообщил Эдди.

– Угу.

– А может, ты и так мог бы проехать. Я хочу сказать с удобствами… Мне говорили, что тому, кто перевозит скот или перегоняет стадо, компания оплачивает обратный проезд.

– Тебе правильно сказали. Только я ни за что не пойду к новому чикагскому управляющему. С тем, что сидел там раньше, все было в порядке. А этот глядит на тебя сверху вниз… Никто не смеет так обращаться с Барни Пайком.

Внезапно по крыше вагона загремели шаги. Несколько секунд спустя сверху свесилась белобрысая голова, и мы увидели ухмыляющуюся физиономию Ван Боккелена. Потом он свесил вниз ноги и, раскачавшись, спрыгнул на пол рядом с нами.

– Ты бы мог так и под колеса угодить, – заметил я.

Он хохотнул в ответ:

– Мой номер еще не выпал.

В глазах его вспыхнули бесовские огоньки, и это мне совсем не понравилось. Может, оттого, что в его усмешке таилось еще и презрение. А по-моему, никто не имеет права презирать другого человека… особенно тех, кто придерживается иных взглядов на жизнь. Время от времени мне доводилось видеть, как умирают люди, и я что-то не замечал, чтобы провидение о ком-то из нас заботилось особо.

Сдается мне, наш жребий определяется по большей части случайностью, капризом судьбы и стечением обстоятельств. Люди, смерть которых я видел, почти всегда умирали оттого, что оказывались не в том месте, не в то время, а уж какими они были, не играло ровным счетом никакой роли. Отличные ребята погибали так же легко, как и негодяи, храбрецы так же внезапно, как и трусы.

Что до меня, то я всегда делал так, как считал нужным, и не рисковал понапрасну. Ведь на моей памяти столько парней погибло – и все из-за того, что люди хотели показать, какие они храбрецы; а некоторые гибли совсем уж по-дурацки, просто поддавшись на подначки и ввязавшись в совершенно бессмысленное предприятие.

– Те четверо, они приходили по мою душу? – поинтересовался Ван Боккелен.

– Угу.

– И что они сказали?

– Да ничего особенного. Только, похоже, им очень уж хотелось заполучить тебя. Так что тебе лучше избегать людных мест, – добавил я. – А мы как раз подъезжаем к городу.

– Ты называешь это городом? – Он загоготал. – Не город, а с десяток придорожных лачуг. Да и не стану я бояться площадных шутов.

«Площадные шуты… « Так иногда называли блюстителей порядка в маленьких городках. Но сам я не считал их шутами. Как правило, констебль или судебный исполнитель в таком городишке – человек отнюдь не робкого десятка, и, дай ему возможность, он покажет, на что способен. Потому я и решил: чем дальше мы будем держаться от Ван Боккелена, тем лучше. Парень явно напрашивался на неприятности. На кладбище Бут-Хилл полно таких ребят.

– Плевать мне на них. – Ван Боккелен похлопал себя по карманам. – У меня найдется, чем их угостить!

Ну почему все эти «крутые» ребята так похожи друг на друга, и разговорчики их – ну просто один к одному? Сколько раз в своей жизни я слышал такой же вот треп? И каждый из этих парней воображает, что имеет патент на удачу и лучшие в мире мозги. Все они сидят в своих норах, точно дикие звери, и лишь время от времени выходят на охоту. А потом снова скрываются от закона да бахвалятся планами на будущее. И кончают так же, как шайка Юнца Джеймса, – нарываются на кучку фермеров или дельцов в каком-нибудь захолустном городишке и превращаются в ворох тряпья, изодранный пулями.

– Твоя пушка, – сообщил я ему, – она поможет тебе устроиться в Бут-Хилл со всеми удобствами. На тамошнем кладбище места хватает.

Эдди Холт поднялся.

– Пронто, давай слезем да раздобудем чего-нибудь съестного.

Ван Боккелен фыркнул:

– Вы что, ребятки, совсем без гроша? Не дурите. Держитесь меня, будете купаться в долларах.

– А ты, что же, миллионер? – Я усмехнулся.

В глазах его вспыхнули все те же бесовские огоньки.

– Миллионер или нет – это не важно. Но дела мои идут неплохо. – С этими словами он вытащил из кармана пачку банкнот. – Этого, думаю, нам хватит.

– Эдди, гляди, вон у дома куча дров и топоры, – показал я. – Может, заработаем себе завтрак?

Эдди соскочил на шпалы, немного пробежался и, повернувшись, пошел мне навстречу. Ну, а я тоже уже спрыгнул с поезда, не забыв, конечно, перед этим швырнуть седло в траву.

Из уходящего вагона донеслось:

– Работяги-простофили! Придурки деревенские!

– Не нравится мне этот тип, – сказал Эдди. – От таких одни неприятности.

Я подошел к дому и постучал в дверь. Эдди ждал меня у кучи дров. Открыла мне крепкого сложения ирландка. Взглянув на меня, она перевела взгляд на мой тюк.

– Что там такое? – спросила она.

– Мое седло, мэм. Вообще-то я наездник, но сейчас меня самого пришпоривает двухдневный голод. Мы с приятелем увидели у вас там два топора и подумали – не заработать ли себе завтрак?

– Что ж, вы крепкие парни. Помашите малость топорами, а я покуда соберусь с мыслями.

Мы проработали всего несколько минут, когда хозяйка подошла к двери.

– Ладно, ребята, кончай работу! – крикнула она. – Скоро придет Пат. Он убьет меня, если увидит, что я заставила вас работать за кормежку.

Она вынесла две глубокие тарелки, с верхом нагруженные ломтями ветчины, картофельным пюре и кукурузными початками, и поставила их на крыльцо.

– Будет мало, постучите. Пат и сам отменный едок, ему ничего не стоит справиться и с двумя такими порциями, я-то знаю.

Мы принялись за еду. Хозяйка поставила рядом с нами кувшин молока и снова скрылась в доме.

– Здесь куда не пойдешь, везде славные люди, – заметил Эдди. – Она точно не заметила, что я черный.

– Может, действительно, – не заметила? – предположил я.

Ну что ж, коли ее Пат и впрямь отменный едок, решили мы, то нам нельзя ударить в грязь лицом. В общем мы воспользовались ее приглашением и постучали в дверь. Хозяйка вновь наполнила наши тарелки, а затем вынесла на крыльцо здоровенный бумажный пакет, доверху набитый всякой снедью.

– Вот, возьмите немножко на дорогу, – сказала она. – И еще чуток кофе, если у вас найдется, в чем его сварить.

– Спасибо, мэм, – сказал я. – Большое вам спасибо.

– Премного обязан, – блеснул учтивостью Эдди.

– Говорят, бродяги ставят пометки на дверях домов, где их покормили. Это правда?

– Понятия не имею, мэм. Но я всегда буду вспоминать этот дом как обитель прекраснейшего цветка старой Ирландии. Вы просто прелесть, мэм.

– Ох, да Бог с тобой! Ладно, вы получили свой завтрак. А теперь ступайте своей дорогой.

Ночь мы снова провели в товарном вагоне, слыша сквозь сон потрескивание стенок на повороте и тяжкое громыханье колес по рельсам. Ван Боккелена мы больше не видели. Я был уверен, что он покинул город раньше нас, и, признаться, весьма радовался этому.

– Где следующая остановка? – полюбопытствовал Эдди. – Я еще ни разу не ездил в этом направлении.

– Полагаю, в Джимтауне. Если мы сумеем запастись там провизией, то сможем потом доехать до самого Майлс-Сити. Придется, правда, чуток затянуть пояса.

Поезд мчался вперед, изредка издавая низкие протяжные гудки. Страна, по которой мы сейчас катили, была покрыта простиравшимися на многие мили пшеничными полями. Порою мелькали полоски пастбищ. Однообразие бескрайней прерии время от времени нарушалось пологими холмами или небольшими озерцами и болотцами, обрамленными низкорослым кустарником.

Небольшие рощицы виднелись лишь у речек; да возле некоторых ферм или деревушек зеленели посадки.

Подъезжая к Джимтауну, товарняк притормозил; мы выпрыгнули из вагона и направились к Мэйн-стрит. Я попал сюда во второй раз и обнаружил, что со времени моего первого посещения городок сильно изменился.

– Мне было чуть меньше четырнадцати, – рассказывал я Эдди, – когда я приехал сюда на самом первом поезде. Ну, его только пустили по этой дороге… Хозяйство «Би Би» тогда как раз перегоняло скот из Техаса в Абилин, а оттуда стадо везли в Чикаго. Я тоже был с ними. Вот босс и решил взглянуть, какова трава в Дакоте. Потому и отправился на Запад на этом самом поезде, прихватив с собой две-три лошадки да несколько человек помощников. Ну, и меня в том числе.

– В те времена здесь небось почти ничего и не было, – заметил Эдди. – Уж во всяком случае, все выглядело совсем не так, как сейчас.

– Верно. Тогда тут стояли одни палатки, – кивнул я. – Это теперь понастроили… Отели, магазины и прочее.

Я намеревался отыскать человека, которого еще мальчишкой знал в Фарго-средь-леса. В те дни трудно было бы найти злачное место, подобное этому. Оно таким и оставалось, пока солдаты Кастера наконец не очистили его. Джек О'Нил убил троих из них прежде, чем с ним разделались.

Этот мой друг был одним из ковбоев с ранчо «Би Би». Он, как и я, решил остаться в Дакоте, и мы оба обосновались в Фарго-средь-леса. Конечно, был еще и Фарго-средь-прерий, но его заселяли по большей части добропорядочные горожане. Что же до меня, то Фарго-средь-леса привлекал меня куда больше.

Мой друг оказался мудрым человеком: после того как Джек О'Нил убил троих солдат, он сумел убедить меня покинуть Фарго-средь-леса. В прежние времена он знавал ребят из Седьмого кавалерийского полка в Канзасе и понимал, что кавалеристы не останутся в стороне, когда убивают кого-то из их отряда. Мы-то, разумеется, были к этому убийству совершенно непричастны, но мой друг дал мне хороший урок.

– Держись подальше от всяких ссор и заварух, – сказал он. – В них всегда стреляют ни в чем не повинных соседей.

Вот мы и отправились на Запад к Джеймс-Ривер, где железная дорога тогда и кончалась… Словом, в Джемстаун, чаще именуемый Джимтауном. Он располагался в долине, где Пипстем-Ривер впадает в Джеймс-Ривер. Когда мы впервые попали туда, там жили лишь солдаты, да и тех было совсем немного.

Теперь же мундиры и вовсе исчезли из округи, а сам городок, каким бы крохотным он ни был, казался весьма преуспевающим.

– А если мы отыщем этого твоего дружка, он нас накормит? – спросил Эдди.

– На то и рассчитываю, – отозвался я. И если он здесь, то я его непременно найду. Просто спрошу, где тут аптека. Ведь Том Гетти не может спокойно пройти мимо аптеки. В жизни не встречал человека с такой кучей всевозможных хворей. Он как-то сказал мне, что и сам не знал, насколько тяжело болен, пока в одну из зим хижину, где он зимовал, не занесло снегом. Так вот, в той хижине он отыскал «Домашний Медицинский Советник» и прочел его от корки до корки. А если бы не эта книга, он так бы и дожил до глубокой старости, даже не подозревая, как тяжко болен.

Когда мы нашли аптеку, Эдди остался на улице приглядеть за седлом, а я зашел.

– Мне бы найти человека по имени Том Гетти, – сказал я.

– Еще бы несколько таких, как он, – вздохнул аптекарь, – и я бы нужды не знал. Том – самый живучий из всех умирающих, каких я когда-либо знал. Но ты, парень, к сожалению, опоздал. Он отправился на Запад… кажется, в Медору.

– Такое уж мое везение, – отозвался я.

Аптекарь вышел из-за стойки.

– Ты можешь разузнать о нем у Дустера Вимена. Он здесь заправляет делами Гетти.

Ну, уж я-то знал, что Гетти ничего не смыслит в сделках. Как, впрочем, и в покере.

– Когда я видел его в последний раз, – проговорил я, – он пас стадо. Мы работали вместе.

– Наверное, то было несколько лет назад. А сейчас дела у мистера Гетти, похоже, идут неплохо. Он торгует лошадьми и мулами.

Дустера мы нашли у двери салуна. Узнав, что я разыскиваю Тома Гетти, он насторожился и оглядел нас с головы до пят – сперва меня, потом Эдди.

– Так что вам от него нужно?

Я заметил у него под курткой кольт. Дустер носил револьвер за поясом. Впрочем, будь он и без кольта, все равно я сразу бы смекнул – у парня нрав крутой.

– Собственно, нам нужны припасы в дорогу, – объяснил я. – Мы с Эдди сидим на мели, а направляемся в Майлс-Сити. Том – мой старый друг. Мы вместе приехали в Дакоту.

– Так как, ты говоришь, тебя зовут?

– Пайк… Меня еще называют Пронто.

Тут лицо его наконец-то прояснилось. До этого он глядел на нас не слишком-то дружелюбно.

– А… да, да, конечно! Том много про тебя рассказывал.

Запустив руку в джинсы «левис», Дустер вытащил пригоршню серебра и отсчитал с десяток долларов.

– Вот возьми. – Он протянул мне деньги. – Том мне вернет.

– Где его найти?

– Он, видишь ли, поехал по делам. Неплохая сделка… А вообще, лучше не расспрашивай о нем. Если хочешь с ним увидеться, поищи в окрестностях Майлс-Сити. Задержись там на некоторое время, и он сам тебя найдет.

Мы побрели прочь. Эдди уважительно покосился на деньги, которые я все еще держал в руке.

– У тебя друзья что надо, – сказал он.

Я промолчал. Одна мысль не давала мне покоя: с чего бы это Дустер так легко расстался с десятью долларами, да еще сказал, что, дескать, Том вернет. Насколько я помнил, у Тома Гетти никогда не водилось лишних денег; к тому же он был порядочным скрягой. Может, теперь его дела поправились, и он изменился? Да, так оно, наверное, и было… Уж если он мог позволить себе нанять такого человека, как Дустер, то, значит, точно: дела у него идут гораздо лучше.

Мы отправились перекусить, а когда вышли из ресторанчика, у обочины стоял какой-то человек.

– Привет, Пайк! – окликнул он меня.

Это оказался тот самый сероглазый Фарго, которого мы оставили на добрых две сотни миль к востоку от Джимтауна.

– А я-то думал, ты обоснуешься в восточной Дакоте, в городе, названном в твою честь, – хмыкнул я.

– Он был назван вовсе не в мою честь. – Вытащив из кармана сигары, Фарго протянул их нам. – Закуривайте, ребята.

Сигары были отличные.

Фарго взял одну и себе; мы дружно закурили. Несколько раз затянувшись, он заметил:

– А у вас, похоже, все в порядке.

– Да, вроде бы в порядке, – подтвердил я.

– А я, знаете, все голову ломаю – откуда у парней без гроша в кармане, – ну совсем без гроша, так что приходится дрова колоть, чтобы подкрепиться… так вот, откуда у них вдруг берутся деньги на обед в ресторане?

– Послушайте, мистер, чтобы вы ни затевали, вы суете нос не в свои дела.

Он лишь ухмыльнулся.

– По части носа у тебя передо мной большое преимущество. Ты мой можешь свернуть набок, а я твой – нет. Кто-то меня опередил.

Что я мог ему ответить? Только рассмеяться… Мне ведь и впрямь уже несколько раз ломали нос.

– Ладно, черт с ними, с носами! Лучше скажи – следишь за нами?

– Да нет. Просто еду на Запад. Вы больше не видели Ван Боккелена?

Странно, однако же… Я так увлекся мыслями о Томе Гетти, что начисто позабыл про Ван Боккелена.

Но я промолчал. Фарго с минуту помолчал, а потом сказал, разглядывая кончик своей сигары:

– Пайк, ты с виду – парень честный. Может, и колючий, но честный. Потому-то мне и не хочется, чтобы ты нарвался на неприятности.

– Разберусь, – я пожал плечами. – В конце-то концов, мои дела – это мои дела.

– Ну и отлично. – Фарго протянул руку. – Ребята, меня зовут Джим. Так что Джимом меня и называйте. А если понадобится помощь, я к вашим услугам.

Мы с Эдди повернулись и побрели к западной части города, чтобы снова запрыгнуть на наш товарняк, который вскоре отбывал со станции. И вот, когда мы уже миновали несколько кварталов, Эдди вдруг выпалил:

– Слушай, Пронто, он же пинк, пинкертошка! Сыщик, значит, из конторы Пинкертона.

Что ж, это объяснение придавало смысл всему происходящему… Но кого он выслеживал? Ван Боккелена?

Он сказал нам тогда, у костерка, что Ван Боккелен разыскивается за убийство, а ведь пинкерты, как правило, охотятся только за грабителями. Я и сказал об этом Эдди. Но тот возразил мне:

– А вдруг этот Ван Боккелен убил пинка?