Текст книги "К далеким голубым горам"

Глава пятая

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы угадать, что это действительно тот человек. Уверенный вид, твердая походка – все говорила о целеустремленности.

– Что будем делать? – спросил Том.

– Если он хочет со мной поговорить – поговорю.

– Только поосторожнее, – предупредил Том.

– Нам понадобится приличная лодка, – сказал я Пиму, – с парусом, мало-мальски ходкая.

Пим – он сидел, задрав ноги на стену, – поднял на меня глаза.

– Куда плыть?

– В море, очевидно, – сказал я. – Если придется, мы ее купим. Если найдешь, что нам надо, возвращайся сюда, только по сторонам поглядывай, тут может завариться каша.

Я пошел вниз.

Человек в плаще дожидался в общей комнате с кружкой в руке. Вторая стояла на столе – для меня. Причем стояла так, что если я сяду на то место, то окажусь спиной к двери.

Я перенес кружку на другое место, откуда мог, сев за стол, видеть дверь.

Он улыбнулся с неподдельным одобрением.

– Отлично! Осторожные люди мне по душе! – и наклонился вперед. – А теперь, Барнабас Сэкетт, давайте поговорим.

– Ну так говорите. А я буду наслаждаться элем, уютом этой комнаты и видом на реку.

– Ты оказался в щекотливом положении, Барнабас.

И принялся излагать дело королевы против меня. Я терпеливо слушал – пусть выговорится. А сам гадал, чего ему надо. Когда он закончил, я рассказал ему о кожаном кошеле и его содержимом.

Он улыбнулся:

– А другие монеты?

– Какие другие?

Он улыбался, но это не была веселая улыбка.

– Не считай меня дураком! Я принимал тебя за смышленого молодого человека, но такую историю мог рассказать только дурак.

– И тем не менее, она правдива.

– Хватит уже этих глупостей! – он хлопнул рукой по столу. – Ты нашел сокровище. Королева желает его получить. Оно принадлежит Англии, – он сделал паузу. – Желают его получить и другие люди. Если тебя поймают, королева все у тебя отберет, можешь не сомневаться. Да еще тебе придется расплачиваться за причиненные хлопоты в Ньюгейте или Тайберне.

– Или?..

– Есть и другие. Такое сокровище может дать человеку целое состояние, а такое состояние означает силу и власть. Если сговоришься с этими, другими, можешь и сам получить кое-что… Достаточно, чтобы стать богатым. А кроме того, тебе будет предоставлена возможность жить в какой-нибудь другой стране.

– Кто ты? – внезапно спросил я.

Он умолк всего на миг, потом поднял глаза на меня – до сих пор он смотрел себе на руки.

– Я – Роберт Малмейн.

Это имя я знал.

На мгновение все у меня внутри похолодело, ибо он был человек известный, но в то же время загадочный, обладавший тайной властью, человек, незаметно скользящий в тени фигур, окружающих королеву, но некоторые голоса шептали, что он иезуит. И еще шептали, что он секретный агент самой королевы и правая рука папы. Такие истории – дело обычное, переплетение сплетен, лжи и слухов. Но одно оставалось фактом: он обладал властью.

– Ты доставишь сокровище ко мне, – продолжал он, и голос его был холоднее льда. – И получишь свою долю. В противном случае я тебя уничтожу – вот так! – он щелкнул пальцами. – Ты думаешь, у тебя есть корабль, но мои люди у него на борту и им командуют. Мы знаем, что ты должен сесть на него в Фальмуте, так что, несомненно, сокровище дожидается тебя там.

Фальмут? Я никому ничего не говорил о Фальмуте, потому что этот город никак не входил в мои планы. А сесть на корабль я собирался совсем недалеко от того места, где мы сейчас находились, на другой стороне залива, у Портлендского мыса.

Кто-то на борту, Темпани, возможно, или Джереми Ринг – может, даже Абигейл, – заставил людей Малмейна поверить, что Фальмут – именно то место (и, кстати, вполне убедительное).

Абигейл, наверное, – но почему? Она верила, что я могу сделать все что угодно, не зная, что такое невозможно, что такое предел сил человеческих.

Но что мы можем сделать против людей Малмейна? Я не знал, ни сколько их там, ни как они вооружены, ни как ловки.

– Ну так можете быть уверены в одном, Малмейн. Сейчас в Фальмуте сокровища нет.

Что ж, это было совершенно честно. Насколько я знал, сокровище все еще на дне Уоша – несомненно, в недосягаемом для человека месте. Определенно, я ему не соврал.

– А почему я должен тебе верить? – напирал Малмейн.

Пусть верит или не верит, во что хочет. А мне нужно лишь одно – возможность удрать.

Я поднялся.

– Ладно, Малмейн, Фальмут – так Фальмут. Вы говорите, что мой корабль – у вас. Вы говорите, что сокровище у меня. Малая доля лучше чем ничего, так что пусть будет Фальмут.

– Где сокровище?

Я усмехнулся высокомерно – надеюсь, у меня это хорошо получилось.

– Вы что думаете, я вам скажу? А после свалюсь с обрыва с перерезанным горлом? Сказано Фальмут – и все, или там, или нигде, а если вы сами или ваши люди ко мне подойдете, все улетит на ветер.

Ему не понравились мои слова. Да и я сам.

Он уставился на меня тяжелым взглядом, барабаня пальцами по столу.

– Попробуй предать меня, – сказал он наконец, – и ты умрешь… когда я решу, что можно позволить тебе умереть.

Я взял свою кружку, допил эль и пошел обратно наверх.

Он смотрел мне вслед и улыбался.

Закрыв за собой дверь своей комнаты, я позвал Черного Тома и Пима. Но они исчезли.

Я лихорадочно думал.

То, что надо сделать, надо делать быстро. Я выглянул в окно, надеясь увидеть Тома или Пима. Вокруг было много людей – рыбаков, матросов, торговцев, – но ни следа моих товарищей.

Я уже отворачивался от окна, как вдруг мое внимание привлекла девушка, которая тянула за собой двухколесную тачку, заваленную мешками – по виду, с бельем для стирки. Она свернула с улицы за угол и остановилась прямо у меня под окном; остановилась и начала перекладывать мешки, словно стараясь уложить их как-то по-особому. Я смотрел вниз, а она вдруг подняла голову.

– Прыгай! – сказала она негромко, чтобы услышал только я.

Схватив ножны, я вскочил на подоконник, глянул налево, направо – и спрыгнул. Мягко приземлился, перекатившись набок, и был тут же прикрыт мешком белья.

– А теперь лежи тихо, а то я из-за тебя потеряю крону.

Подхватив оглобельки тачки, она повезла ее вдоль улицы, шагая без напряжения, потом повернула.

Я почуял запах реки.

Девушка сняла один мешок и глянула на меня.

– О, да ты пригожий парень! Рада, что спасла тебя, хотя хотелось бы мне, чтоб ты малость задержался. Там вон лодка, брошенная без присмотра. С одним коричневым парусом, называется «Плутовка». Тебе стоило бы поскорей забраться в нее и плыть вниз. И не благодари меня, твой дружок Пим уже это сделал. Вот это парень, будь уверен! Да еще ко всему и крона. Ну что ж, нельзя, чтоб девушке такое везенье каждый день подваливало, а то она вовсе стирать не захочет!

Она подняла мешок. Я быстро скатился с тележки и встал на ноги. Лодка была на месте. Несколько быстрых шагов – и я на борту.

Я увидел на носу Пима, увидел, как он отвязывает швартовый конец, услышал, как жалобно завизжал блок, когда парус пополз вверх по мачте.

Внизу мои глаза постепенно привыкли к темноте – и тогда я разглядел Черного Тома. Итак, мы все трое целы и в безопасности – по крайней мере, сию минуту.

Черный Том Уоткинс долго глядел на меня, потом утер рукавом лоб.

– Ну, прошибло меня холодным потом! Жуткий холод, а в брюхе – страх смертный. Слава Богу, ты пришел! Это девчонка, да?

– Да. – Я рассказал им о Роберте Малмейне. – Пока что ничья не взяла – до тех пор, пока Роберт Малмейн думает, что королевское сокровище у меня.

– Ты что хочешь сказать, наши беды еще не кончились?

– Только начинаются, Том. Малмейн со своими людьми попытаются выследить нас. Но у нас есть корабль, на который мы должны попасть, океан, по которому мы уплывем, и новая земля, которую мы сделаем своей.

– Аппетит у тебя неплохой, – угрюмо заметил Том. – Надеюсь, и зубы достаточно велики!

– Не велики – так вырастут, – ответил я – и ощутил, как нос лодки нырнул; брызги плеснули мне в лицо, вода потекла по щекам.

Я облизнул языком губы – соленые.

Мы снова были в море.

Глава шестая

Воды Лулвортской бухты были спокойны и пустынны. Я заметил лишь несколько рыбачьих лодок. Поглядывая назад, на берег, я не видел никакой необычной суеты, никаких свидетельств, что происшедшие события привлекли чье-то внимание.

Пим заметил, что я разглядывая холмы, и показал на один рукой:

– Вон там есть каменный лес. Деревья – или что-то, очень на деревья похожее, – оказались под землей очень давно и обратились в камень.

Мы легко скользнули через выход из бухты и лодку качнула более длинная волна – уже морская. Залив был широк, а на другом конце его виднелся Портлендский мыс.

Дердлову Дверь сейчас закрывал берег, видны были лишь высокие береговые утесы. Волнение усиливалось. Я глянул на небо.

Том Уоткинс мрачно кивнул:

– Да, Барнабас, ветерок собирается задуть всерьез, это для нас плохо. Поганый ветер, будь уверен.

Я забрал у него румпель, и он прошел вперед вместе с Пимом.

Соленый вкус на губах был приятен, и ветер в лицо мне нравился. Место, куда мы направляемся, будет нелегко отыскать, да и опасно оно – рядом скалы и рифы. Ничего, главное – деться оно никуда не могло.

Я не представлял, сколько нам доведется ждать – ну что ж, будем ждать, наблюдать и надеяться, что корабль не проскочит мимо нас, не заметив, ночью или в бурю. Чезил-Бич протянулся к западу от нас – выгнутый дугой, поднимающийся откосом пляж из гравия и песка, из гальки, обкатанной морем; и не было опаснее места у берегов Англии, чем этот невинный с виду берег.

Здесь погибали хорошие корабли, и немалым числом. Хорошие корабли с хорошими людьми на борту, и море отмывало их тела и оставляло на пляже. После любого шторма здесь можно было найти старые монеты, старые брусья, всевозможные куски и обломки, восходящие ко временам еще до римлян. Кто знает, что лежит под этими водами? Какие еще неоткрытые сокровища?

Я снова глянул в сторону берега, затягивающегося дымкой густеющего воздуха. Это – Англия, моя родина, мой дом. Пусть даже теперь меня разыскивают, словно преступника, но так сложились обстоятельства, и ни страна в этом не виновата, ни ее народ. Я уплываю отсюда, но я буду любить ее всегда, и куда бы я ни уехал, часть ее всегда будет со мной.

Разувериться легко; насмехаться – просто; иметь веру труднее. Но я имел веру в настойчивость и целеустремленность моих земляков – неважно, как далеко уклонятся они порой от цели своих стремлений…

Наконец мы приблизились к мысу, обогнули его и проложили свой путь среди разбросанных скал, а потом – в темное отверстие, сейчас еще более темное, чем обычно. Я осторожно отпустил румпель, и лодка скользнула под порталом проема в огромную пещеру, буквально каменный собор. Откуда-то высоко наверху пробивался слабый отблеск света. Я слышал, там были дыры, выходящие на овечьи пастбища наверху, на острове Портленд, дыры, выходящие в этот грот; они были огорожены камнями, чтобы не провалилась какая-нибудь неосторожная овца.

Лицо у Пима Берка было ошеломленное, какое-то благоговейное.

– Откуда ты дознался про это место? – он завертел головой. – А второй выход отсюда есть?

– Никто не знает, – ответил я. – Отсюда ведут два прохода. Один, извилистый, идет чуть назад и в конце выходит на галечный пляж. Мой отец был там однажды и нашел римский меч. Он так и оставил его там лежать.

Снаружи начался дождь. Наша лодка мягко покачивалась на воде, ощущая только мягкую зыбь, доходящую сюда словно напоминание о волнах снаружи. Сюда, в эту громадную сводчатую пещеру, даже звуки моря доносились приглушенно, мы слышали только мягкий плеск воды да бормочущий отзвук собственных голосов. Зато мы могли выглядывать из устья пещеры и наблюдать за кораблями.

Придет ли наше судно? Дошло ли до них мое сообщение? Была ли у них возможность выйти в море и направиться сюда, или их схватили и посадили в тюрьму?

Прошел тягучий час, а я понимал, что это только начало, ибо мы можем прождать тут многие часы, а то и дни.

Часы медленно вытягивались один за другим. Мы спали по очереди и все время вели наблюдение из устья грота, где нас не могли заметить. Видимость была плохая, а времени у нас будет немного…

Волны разбивались о скалы, рычали и с чавкающим звуком грызли зубами черные камни. Пока остальные спали, я следил за морем, сжимая рукоятку шпаги, и думал о том, что ждет меня впереди.

Я задремал, проснулся, снова задремал, а когда наконец раскрыл глаза, увидел, что в море темнеет. Опустив оба весла в воду, я вывел лодку через широкий проем наружу. Волны свирепо разбивались на острозубых камнях неподалеку. Высокая, уходящая вверх острым шпилем скала, уже изгрызенная и обглоданная морем, стояла, словно мрачный молчаливый часовой, подставив грудь ветру.

Черный Том сел, потом потянулся расправить парус. Глянул на меня и улыбнулся:

– Господи, помоги беднягам-морякам в такую ночь!

Пим Берк тоже сел.

– Нас могут увидеть с берегового обрыва, – предостерег он.

– Да, если они вылезли из-под крыши и торчат под дождем, то могут нас увидеть, но надо быть последним дураком, чтобы, имея теплый огонь в очаге, стоять на черной скале и пялиться в море. Дураком – или поэтом, так я думаю.

– Или женой, чей муж еще не вернулся, – добавил Пим Берк. – Моя матушка не раз и не два высматривала с такой скалы мужа и сыновей… и очень часто высматривала напрасно.

– Англия отдала морю немало своей крови, – сказал Том Уоткинс, – не раз и не два отдавала. С тех пор, как люди в первый раз вышли на ее берега, они уходили в море и оставляли там свое сердце – и свои кости на дне морском.

Ветер навалился на нас, говорить стало трудно – он плевался брызгами и пеной, и мы умолкли; я вцепился в румпель, изо всех сил стараясь держать лодку носом против высоких волн. Все-таки это была добрая посудинка и, сколь ни злилось море, эта лодка несомненно видала штормы и похуже. Но когда ее нос вновь залепило пеной, я против воли вспомнил о голых черепах на дне и подумал, уж не добавятся ли к ним и наши три…

Всю долгую ночь мы боролись с морем, но так и не увидели на фоне неба ни паруса, ни даже голой мачты. С рассветом мы сдались и направились обратно в грот, и туго нам пришлось, пока пробивались в зев пещеры, но все же удалось – мы прорвались туда на гребне большой волны, которая перенесла нас через последние камни и оставила внутри, сразу за входом.

Вода в гроте уже не была спокойна, потому что буря загоняла внутрь высокие крутые волны, они вздымались, черные и сверкающие, и подымали лодку так, что мы опасались, как бы мачта не сломалась, зацепив за кровлю пещеры. Но, конечно, нас вовсе не поднимало так высоко, – это был лишь страх.

Но при всем при том теперь пещера была уже не таким удобным местом. И все же так устроен человек, что вскоре мы притерпелись. Я разломил на куски галету и передал ребятам, и мы, лежа в лодке, взлетающей и опускающейся с волнами, под рев моря жевали эту галету и мечтали дождаться конца бури.

Наконец ветер переменился, волны стали ниже, и мы смогли снова выглянуть наружу, в бурное море. Ветер завывал, как все баньши[16]16
  Баньши – «нечистая сила» кельтских верований, имеющая облик злобной женщины.


[Закрыть] Ирландии сразу, но в море не было видно ни одного корабля. Весь долгий день мы вели наблюдение, а с наступлением ночи усталость тяжко опустилась на нас, и лишь луна проглядывала иногда сквозь разрывы в облаках.

На следующий день мы снова сражались с морем и учили нашу лодку принимать удары волн, как подобает такому бравому судну. И вот, когда полностью рассвело, мы увидели на горизонте голые мачты – они казались черными на фоне поднимающегося солнца, подпрыгивали и раскачивались, и я узнал их – это был тот самый корабль, которого мы дожидались.

– У них будет линь спущен за борт, – сказал я.

Они наблюдали, как мы подходим все ближе и ближе, как наши два курса сливаются в один. На судне почти не осталось парусов – ровно столько, чтобы держаться носом против ветра, и когда мы приблизились вплотную, я заметил на палубе по крайней мере двух человек.

– Это или они – или Ньюгейт, – сказал я. – И если мы ошиблись, так можем хоть лечь чистенько на дно морское.

– Это точно!

Лодка накренилась, Пим перенес тяжесть тела на другую ногу, чтобы сохранить равновесие, и обтер руки о рубашку – пусть будут сухие, ему хвататься за линь.

– Давай, подводи поближе.

Когда наши курсы выровнялись, корабль оказался рядом и нам бросили оттуда конец. Мы подхватили его и быстро обвели вокруг банки для надежности; затем с борта упал шторм-трап, и я заметил лицо Сакима – мавра, моего друга.

Теперь мы закрепили фалинь на носу лодки – он потащит ее на буксире, когда мы поднимемся на борт корабля, – Пим поймал шторм-трап за боковую веревку, взлетел наверх как обезьяна и перемахнул через фальшборт.

– Том! – Я понимал, что он меня не слышит за воем ветра, скрипом и стонами корпуса, но мой жест говорил сам за себя.

Он без всякого расположения глянул на раскачивающийся трап, но все же эта штука была не в новинку для человека, которому не раз приходилось подниматься на суда контрабандистов; Том поймал перекладину, поскользнулся, чуть не сорвавшись, но все же взобрался наверх.

В руках у меня был конец линя – его надо потянуть, чтобы освободить лодку, тогда она отойдет за корму и окажется на буксире. Какое-то мгновение я стискивал в руке веревку, набираясь духу, потом резко дернул и тут же схватился за веревочный шторм-трап. Одна нога у меня сорвалась, но вторая стала прочно, и я полез по перекладинам; ударился пальцем о корпус, но наконец перевалился через планширь.

Когда наша лодка отстала, натягивая фалинь, я подумал, что сейчас она его оборвет, но веревка выдержала и лодка пошла за нами на буксире – отважное суденышко, красивое, стойкое и надежное. Я в душе благословил этот добрый кораблик, а потом повернулся лицом к палубе, положив руку на эфес.

– Можешь не беспокоиться. – Рядом со мной оказался одноглазый Джереми Ринг. – Нам удалось отделаться от банды Малмейна в Лондоне. Можешь поблагодарить за это свою леди.

– Абигейл?

– Ну! Она подсунула им ром из корабельного буфета, мы их всех после сволокли на берег, как бревна.

Он подтолкнул меня к кормовой каюте. Я распахнул дверь и шагнул внутрь.

А там стояла она, протягивая ко мне руки, яркие губы приоткрылись в улыбке… Позади сидел ее отец.

И вот наконец они со мной, Англия – у нас на траверзе, а там, за морем – Америка, и со мной – отборная команда людей, с какими можно начинать строить новую страну… Если они выживут. И я тоже.

* * *

Мы вошли в каюту, и капитан Темпани поднялся нам навстречу из-за стола, где он разложил свои карты.

– Мальчик, мой мальчик! До чего славно тебя видеть! А мы уж боялись, особенно когда они поднялись к нам на борт в Лондоне и мы узнали, что это люди Малмейна.

– Но теперь мы в безопасности?

Его густые брови надвинулись на глаза.

– А о королеве ты забыл? Когда они узнают, что ты сбежал, за нами бросятся корабли.

А я-то думал, все будет позади, как только я поднимусь на борт… Теперь моя самоуверенность исчезла. Но наш корабль полностью укомплектован людьми, здесь мои старые друзья Саким, Джублейн и Джереми Ринг. И целая команда добрых ремесленников, которые смогут обустроить и сделать нашим домом новый свет – Америку.

И корабль доверху забит боеприпасами и снаряжением.

Абигейл была тихая и явно встревоженная.

– Барнабас, если они все же заберут тебя в тюрьму, я просто не знаю уж, что мне делать!

– Продолжай свой путь, а мое дело оставь Джереми и Тому Уоткинсу.

– А что они смогут сделать?

– Людям удавалось сбежать из Ньюгейта, а я думаю, побег будет моим единственным шансом. Понимаешь, никто не поверит в то, как было с этими монетами на самом деле. Подозрительно выглядит – слишком много везения одному человеку. Скажи, мой сундук на борту? Тот, с картами?

– Да. Там еще есть несколько других карт и бумаги, которые принес Питер Таллис. Знаешь, Барнабас, говорят, он нечестный, но мне он нравится.

– Мне тоже. Абигейл, если что-нибудь случится, плыви с отцом в Землю Рэли – и жди меня. Я приеду.

– Ничего не случится!

Она это сказала – но сама не верила до конца. И я тоже. Не будет мне покоя, пока нога моя не ступит на землю Америки.

– Мое место – рядом с тобой, Барнабас. Ты что думаешь, только мужчины хотят увидеть новую землю? Я тоже хочу увидеть эти берега снова. И я тоже хочу увидеть, что лежит дальше, за ними.

Я молчал, ибо знал: то, что она говорит, – правда, и не хотел переубеждать ее. Тут я был эгоистичен. Мне хотелось, чтобы она была со мной всегда.

– Это – земля не для нежных, прекрасных женщин, – вяло возразил я.

Она глянула на меня – и расхохоталась.

– Барнабас, мне еще и четырнадцати годков не было, когда у берегов Индии пытались взять на абордаж отцовский корабль, а я отстреливалась из пистолета.

Позднее я снова заговорил о своих тревогах с капитаном Темпани.

– Мы можем сделать лишь то, что в наших силах, – начал я, – а после этого – положиться на Бога. Я не хочу, чтобы вы рисковали, подвергая этот корабль артиллерийскому обстрелу, когда откажетесь выполнить приказ лечь в дрейф. Если они меня схватят, плывите по своим делам. А я уж найду способ добраться до Америки.

Он покачал головой.

– Мальчик, мальчик! Ты сам не знаешь, чем рискуешь! Я навещал как-то друга, попавшего в Ньюгейт за долги. Нечистое, омерзительное место, и за каждое послабление тебе там придется платить.

Потом мы долго говорили о торговле, об индейцах и товарах, о покупках и продажах, ибо у нас были большие планы.

– Эти новые земли – для тебя, мальчик мой, – сказал капитан Темпани, – и для моей дочери тоже, надеюсь.

И тут до нас донесся тупой гром. Сердце у меня словно остановилось на мгновение.

– Да, надо идти на палубу, – сказал Темпани. – Боюсь я за тебя, мальчик мой.

И только мы открыли дверь и вышли на палубу, как сразу увидели его, не далее двух миль впереди по курсу, отчетливо и ясно различимый – крупный королевский корабль двигался нам наперерез.

К нам кинулся Джереми Ринг.

– Капитан, он дал предупредительный выстрел, что, будем ложиться в дрейф?

– Боюсь, придется.

Ко мне быстро подошла Абигейл и взяла меня за руку. Лицо ее побледнело – как и мое, должно быть. Мы стояли с ней плечом к плечу и смотрели, как корабль надвигается на нас.

– Сорок две пушки, – угрюмо проворчал Ринг. – Не можем мы с ним биться, капитан.

– Я не стану сражаться с королевским кораблем, – отозвался Темпани.

На волнах уже подпрыгивала шлюпка, и Саким стоял на шканцах со шторм-трапом наготове. Казалось, прошло всего мгновение – и вот на борту у нас оказался эмиссар. Никем иным он и не мог быть, это я понимал.

– Я имею приказ обыскать ваше судно, – сказал он. Это был приятной наружности молодой человек, и Абигейл явно произвела на него впечатление. – Надеюсь, я не причиню больших неудобств, но я должен схватить человека по имени Барнабас Сэкетт, если он на борту.

– Я на борту, лейтенант, – спокойно проговорил я, – так что в обыске нет нужды.

– Я должен произвести обыск, – сказал он. – Сообщено, что на борту находится сокровище.

Он оказался добросовестным, надо отдать ему должное, и устроил нам такой обыск, какому подвергались немногие корабли, но королевского сокровища не нашел.

В конце концов я оказался у трапа.

– Эбби, – сказал я, – Эбби, я…

– Иди, – отвечала она, – но приезжай в Америку, когда сможешь. Я буду ждать.

Они стояли вокруг – Брайан Темпани, Джереми, Том Уоткинс, Пим, Джублейн, Саким и остальные.

Я обвел глазами их лица, поблагодарил всех, а потом перелез через фальшборт и спустился в шлюпку.

С палубы королевского корабля я смотрел, как они уплывают; паруса на моем судне забирали ветер хорошо.

– Славное суденышко, – сказал лейтенант, стоявший рядом.

– Самое лучшее, – отозвался я; печаль сжимала мне горло. – И народ отличный, верные люди и сильные.

– Пошли! – он взял меня за руку. – Вы должны спуститься вниз. Я сожалею об этой необходимости, но вас приказано держать в кандалах и так передать чиновникам королевы.

– Подождите, – взмолился я, – дайте хоть посмотреть, пока они не скроются из виду!

Он отпустил мою руку и отошел. И я стоял там один, на палубе корабля, увозящего меня в тюрьму, и смотрел, как все, что мне дорого, уплывает в туманную даль продутого ветром моря.

Вскоре нельзя было разглядеть даже топа мачты, только серая линия лежала там, где встречались море и небо, и сердце мое заполнила великая пустота.

Тогда меня отвели вниз и заклепали кандалы у меня на запястьях и лодыжках. Цепь прикрепили к шпангоуту – и оставили меня там.

Меня кормили понемногу. Давали воды. И никто ко мне не приходил.