Текст книги "Жила Комстока"

Луис Ламур
Жила Комстока

Посвящается Джозефу и Ширли Вершба

Часть первая

Глава 1

Все началось с мечты, с мечты, которая обернулась кошмаром. Началось в крытой соломой хижине с полом из плитняка и запахом жареной рыбы; мать ставила на стол голубые тарелки, отец сидел возле огня, а за окном бесновался ветер, и дождь хлестал в ставни. Началось это в Корнуолле, в Англии, в 1849 году, когда они слушали, как завывает налетевшая с моря буря и шипит огонь, когда случайные капли дождя попадают на него через дымоход.

Тогда Том Тревэллион и сказал:

– Мэри, мы едем в Америку.

Мать застыла на месте с голубой тарелкой в руках, уставившись на отца.

– Мы едем в Калифорнию, на золотые прииски, – повторил он. – Нечего нашему сыну делать на здешних рудниках. Сегодня я наконец принял решение. – Том наклонился и, вытряхивая из трубки пепел, постучал ею о край очага. – Завтра отправляемся в Гануоллоу.

– А что, разве там есть золотые прииски?

– Да. Такие же, как у нас были прежде оловянные, пока не появились глубинные подземные разработки. Туда и взрослому-то мужчине незачем соваться, не то что парнишке. Ты только посмотри на него! Год проторчал в рудниках, и весь румянец земля съела. Такой был чудный мальчик, когда рыбачил, загорелый, румяный. Нет, Мэри, не надо мне этого. Не будет наш сын жить, прячась от солнца, как я.

– Но как же мы сумеем, Том?

– Я отложил немного… Этого, правда, недостаточно, но все же хоть что-то. И потом, мы сначала отправимся в Гануоллоу берегом моря, побудем там несколько дней.

– В Гануоллоу? О-ох! – Тут она догадалась, что муж говорит о сокровищах. – Но это же пустая затея. Многие уже пробовали, причем некоторые потратили на это не один год.

– Да. Но я кое-что разузнал… Немало дней и ночей провел я у старого Трегора. Старику долго не протянуть, и он это прекрасно знает. Он всегда любил меня, Мэри…

– Они с твоим дедом вместе ходили в море и тоже пробовали.

– Так вот, старик шепнул мне кое-что по секрету. Правда, не о том корабле с деньгами, с которого время от времени прибивает к берегу монеты. А о другом судне, его собственном. Когда оно пошло ко дну неподалеку от Лизарда, люди попрыгали за борт, прихватив каждый причитавшуюся ему долю. Они пытались добраться до берега возле Гануоллоу, но проклятый шторм разбушевался так, что все они разбились о камни. Только деду и старому Трегору удалось выбраться на берег. Все, что они прихватили с собой, так и лежит до сих пор там, в прибрежных скалах. Не ахти какое сокровище, разумеется, но чтобы добраться до Калифорнии, думаю, хватит.

– Если ты начнешь там нырять, вокруг тебя тут же соберется полдеревни!

– Ночью, Мэри, только ночью. Когда я еще рыбачил, как раз в один из последних дней… я и нашел тот обломок. У нас только один сын, Мэри, и он должен быть счастлив. В былые времена, когда намывали олово по рекам, все шло совсем не так. Мы работали на открытом воздухе и притом только на себя. А теперь появились эти огромные компании, которые завладели всем, и такие, как я, Мэри, им поперек горла. Мы другой породы, слишком свободные и не устраиваем их. Америка – самое подходящее для нас место: клочок земли, корова, несколько кур-несушек да пара лошадей, чтобы ездить верхом и запрягать в повозку.

Отец, смуглый широкоплечий мужчина, сильный и закаленный тяжелым трудом на рудниках, не любил болтать языком, но благодаря его особой манере говорить его всегда слушали. Приисковое начальство не слишком-то жаловало его за прямолинейность и гордый нрав, но держало как прекрасного работника.

Вэла, как и многих его сверстников, когда ему исполнилось двенадцать, привел на рудник отец; вскоре парнишка сильно похудел, побледнел, что заставило Тома призадуматься. Кроме того, у него самого появилась потребность изменить жизнь к лучшему.

И вот в один памятный день Тревэллионы собрались ехать в Гануоллоу. Владелец рудника Дженкинс собственной персоной явился к их дому, чтобы просить отца остаться – событие доселе неслыханное, – и вся деревня слушала их разговор, выглядывая кто из-за дверей, кто из окна.

– Уедешь сейчас, обратно не возвращайся, – грозил хозяин. – Не возьму, так и знай. Я не позволю своим рабочим шастать туда-сюда.

– Я не вернусь, – ухмыльнулся Том Тревэллион. – За морем тоже есть прииски, и один из них станет моим.

– Чушь! Что ты понимаешь в золоте? Олово, медь – еще куда ни шло, но золото! Это же совсем другое дело.

– Ничего, научусь.

– А денег-то у тебя хватит?

– Мы отложили кое-что. Дом продам.

Вэл стоял рядом, испытывая гордость за отца, потому что еще никогда хозяин не приходил в хижину рабочего, чтобы справиться, как тот живет.

Отец посмотрел Дженкинсу прямо в глаза и вдруг предложил:

– А почему бы и вам не поехать? Продайте свой рудник да поезжайте в Калифорнию. Ведь все это, – он взмахнул рукой, – гроша ломаного не стоит по сравнению с тем, что вы найдете там.

Слова эти рассердили хозяина.

– Гроша ломаного…

– А что? Человек вы ловкий и осторожный, – продолжал отец, – дела пошли бы у вас отлично.

Дженкинс презрительно проворчал:

– И ты еще смеешь давать мне советы? Да ты сдохнешь там с голоду, если вообще туда доберешься. Не с голоду погибнешь, так от руки дикарей или утонешь по дороге.

Он повернулся и собрался уходить, его прямая, негнущаяся спина говорила о том, как глубоко он оскорблен.

– Я дал тебе возможность отказаться от глупости, которую ты задумал, но раз так – ты мне больше не нужен. Давай уезжай! Вали отсюда!

Дженкинс зашагал прочь, и весь вид его выражал гнев и уязвленную гордость. Отец повернулся и встретился взглядом с матерью. Она улыбалась.

– Ах, Том, если уж нам суждено умереть с голоду, то я умру гордой женщиной. Кто бы мог высказать хозяину все, что у него на душе! Ты смелый человек, Том.

– Смелость мне еще пригодится. Не думай, что мне так легко уезжать отсюда, Мэри. Ведь нас ждет много трудностей. А пока мы отправляемся в Гануоллоу.

– Ты продашь дом?

– Я разговаривал с Эдвардом Бэйни – он приехал сюда недавно и держит магазин, – он согласился купить у меня дом, притом за хорошую цену.

Вэл поднял голову, посмотрел на отца и спросил:

– А Калифорния – это далеко?

– Далеко… очень далеко.

– Мы поплывем на корабле?

– Боюсь, на очень маленьком корабле, но там кроме нас будет множество народу. Потом, когда мы доберемся до Америки, мне придется искать работу, а когда мы будем знать, что нам нужно, купим фургон…

– Фургон?

– Да. Ведь нам придется пересечь прерии. Еще понадобятся волы, чтобы тащить фургон, верховая лошадь и ружье для охоты на разную дичь.

– А как же местные власти? – поинтересовалась Мэри.

– Там нет никаких властей. Зверье бегает свободно, и каждый, кто хочет, может охотиться.

– А ты стрелял из ружья?

– Нет. Даже в руках не держал. У нас в Англии только крупные землевладельцы имеют право охотиться, поэтому ружья я видел только у солдат. Но я научусь. Мы все должны научиться.

– Отец, а что такое прерии?

– Это обширные равнины, они похожи на наши вересковые торфяники. Покрытые травой безлесные пространства, раскинувшиеся на много-много миль. Деревья там растут только вдоль рек.

– Том, это так же далеко, как отсюда до Лондона? – спросила мать. – Я имею в виду, если пересекать эти прерии.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Помнишь Уилла Холдера? Он вернулся в Хелстон за своей семьей. Так вот, Уилл сказал, чтобы пересечь прерии, понадобится пять месяцев… а то и полгода. – Отец помолчал. – Это очень далеко. Нам придется тащить с собой все, что понадобится в дороге. Путь в Калифорнию, Мэри, дорого обойдется, но дело того стоит. Холдер уехал отсюда ни с чем, а вернулся с деньгами, в отличной одежде, в новых башмаках.

Наутро они отправились в Гануоллоу дорогой, что шла берегом моря, и вскоре добрались до дома, где родилась Мэри Тревэллион и где все еще жил ее брат Тони.

– У тебя есть лодка? – спросил отец у Тони, коренастого парня в кожаной куртке, с голубым платком на шее.

– Ага. А зачем тебе?

– Хочу немного порыбачить. Если поможешь мне, возьмешь себе потом часть улова.

– Если тебя интересует что-то еще кроме рыбы, то зря будешь надрываться. Джон Нил уже искал «Короля Португалии», но так ничего и не нашел. И ты не найдешь.

– А ты помнишь старого Трегора?

– Кто ж его не помнит? Он приезжал сюда и всегда уходил далеко в море. Однажды он даже пропал надолго, а когда вернулся, то вид имел еще тот… еле выбрался на берег, весь промок до нитки. Вижу его, как тебя. Он шел, шатаясь будто пьяный. А потом отправился в Маллион доживать свой век.

– И что, никогда больше не возвращался в Гануоллоу?

– Как же, возвращался еще пару раз. Чтобы порыбачить да пропустить пинту-другую пива в местной таверне.

– А на что же он жил все эти годы?

Тони пожал плечами.

– Говорят, ухаживал за лошадьми в конюшнях Годолфинов.

– Так вот, жил он на то, – заявил отец, – что выудил из моря. Сейчас старый Трегор при смерти. Он оставил мне все, что там лежит. Я возьму сколько мне нужно, оставшееся – твое. Когда старый Трегор отправлялся рыбачить, он на самом деле нырял. Нырял в том месте, которое известно ему одному. Конечно, сокровище небольшое, но для таких, как мы с тобой, это все же богатство. Когда я возьму свое, там еще кое-что останется. Пользуйся им бережливо, никому не рассказывай, и тогда у тебя всегда будет каравай хлеба да пинта пива на столе.

Утром они отправились в море, а когда спустилась ночь, незаметно вернулись к берегу и бросили якорь в прибрежных камнях. Тони забросил удочку и ждал, а Том Тревэллион нырнул и вскоре всплыл на поверхность, держа в руках небольшой сундучок, в котором оказалось несколько золотых монет и пара драгоценных украшений. Затем, пока он отдыхал, в воду прыгнул Тони и вынырнул с небольшим холщовым мешочком, в котором тоже хранились золотые монеты, а также серебряная пряжка да кое-какие мелкие предметы – совсем немного, все, что в ту бурную ночь много лет назад имел при себе каждый из матросов потерпевшего бедствие суденышка. Однако Трегору хватило на жизнь пары таких находок.

Тони взял себе только одну золотую монету, зато теперь он точно знал, где лежит затонувшее судно, и там оставалось по меньшей мере еще два таких же ада, а может быть даже и три. На следующее утро он отвез Тревэллионов на своей повозке в расположенный весьма далеко от деревни Фалмут, где стояло маленькое, грязное, переполненное людьми суденышко, отплывающее в Америку.

Только спустя несколько часов они вышли в море. Вэлу нравились огромные паруса, скрип снастей и звук бьющихся о борт волн. Штормов он боялся и все-таки сказал отцу:

– Я хочу стать матросом.

– Собачья это жизнь – быть матросом, – покачал головой Том. – Работаешь днем и ночью, а взамен – только скверная еда, дурное обращение да жалкие гроши.

– Зато всегда на свежем воздухе, – возразил сын.

– Да уж, – согласился отец, – это точно.

– Когда доберемся до Америки, мы не сразу поедем в Калифорнию?

– Уилл Холдер не советовал ехать сразу. Сначала надо получше узнать людей и обычаи. Тот, кто приезжает в страну впервые, может понаделать ошибок.

– А денег нам хватит? – спросила Мэри.

– Если расходовать экономно, хватит, чтобы добраться до Калифорнии и продержаться там немного, пока я не начну зарабатывать.

– По-моему, у нас денег столько…

– Не так уж и много, если учесть, что мы должны купить фургон, быков, лошадь, ружье и большой запас еды. Уилл считает, что бедному ехать на Запад не по карману – слишком дорогая дорога.

Отец с матерью только и говорили о Калифорнии – что будут там делать, как жить. Она казалась им далекой прекрасной мечтой, да и остальные на борту корабля пребывали в таких же мечтаниях. Золото там повсюду, убеждали друг друга люди, знай подбирай его со дна рек или вымывай из песка.

На это Том Тревэллион лишь улыбался:

– Посмотрим, какую они запоют песню, когда им придется несколько часов покрутить лоток. Уж мы-то, добытчики олова, всю жизнь промывали песок, пока не появились большие компании и не прибрали все к рукам. Это тяжелый, очень тяжелый труд.

Лежавший рядом с отцом йоркширец вдруг вздохнул:

– С ума все посходили из-за этого золота. Лично я направляюсь в Орегон. Золото меня не интересует, мне бы кусок хорошей земли. Запустить бы руки в добрый жирный чернозем да собственными пальцами потрогать это богатство. Если обращаться с землей по-доброму, друзья мои, она даст вам покой и уверенность и вообще все, что человеку нужно. Попробуйте посадить в землю крупицу золота, и что из этого выйдет? А посадите зерно, и вам воздастся сторицей.

Корабль доставил их в Новый Орлеан, где отец купил всем новую одежду. «Все равно понадобится, – говорил он, – но в портовом городе дешевле, чем где-то еще». Потом на речном пароходе они добрались до Вестпорта. Там их планы неожиданно изменились. В коридоре небольшой таверны, где семья сняла комнату, ожидая, когда подвернется фургон, в котором можно жить и передвигаться, Мэри Тревэллион увидела плачущую женщину и подошла к ней.

– Том, – позвала вдруг Мэри, – у этой женщины умер муж. Она осталась с двумя маленькими детьми, фургоном и таким запасом провизии, который ей не нужен.

– Ну что ж, она легко продаст все это.

– А почему бы нам не купить у нее?

Женщина подняла глаза:

– Если купите сегодня, уступлю. Я хочу домой. Хочу вернуться к родственникам.

Фургон был крепко сколочен и выкрашен в голубой цвет. Том Тревэллион, который хорошо разбирался в подобных вещах, тщательно осмотрел его.

– Вам и быки понадобятся. У меня есть восемь голов, отдам за двести долларов. Для фургона хватит и пяти.

Отец Вэла присел на корточки, чтобы проверить подпорки, к которым крепились запасное дышло и чуть провисшее холщовое полотнище длиною почти с сам фургон, подвешенное за уголки.

– А это зачем? – поинтересовался Том.

– Для бычьего помета, – ответил случайно оказавшийся рядом прохожий. – Женщины обычно идут позади фургона, подбирают бычий помет и бросают его на холстину. В пути это единственное топливо.

– Бычий помет? – переспросила Мэри с нескрываемым отвращением. – Но разве он…

Прохожий усмехнулся:

– Да, леди. Только очень сухой… старый помет. Из него можно разжечь отличный костер. Спросите любого, кто живет в прериях.

Они купили фургон и животных. Мужчина в новеньком, аккуратном костюме, бледный, с залысинами на висках, с редкой, но ровно подстриженной бородкой, стоял рядом и наблюдал, ожидая, когда сделка будет завершена. Он смотрел молча, не улыбаясь, прищурив тусклые глаза.

Фермер, стоявший неподалеку, раскурил трубку и, глянув на Тома, подмигнул:

– Здорово снарядился. Большая удача приобрести сразу столько добра. В наши дни двести долларов это почти годовой доход фермера. Я бы тоже отправился на Запад, если б мог приобрести такое.

Женщина взяла у Тревэллиона монеты, а человек с бородкой вдруг быстро выступил вперед и протянул руку.

– Можно взглянуть? – спросил он женщину. – Не бойтесь, я верну… Сдается мне, это редкая монета.

Монета была золотая и довольно тяжелая.

– Дублон, – определил незнакомец. – Такие нечасто встретишь. – Он повернулся к Тому Тревэллиону: – Где вы взяли ее?

– Отец принес с войны. Он хранил эти монеты всю жизнь.

Бородач вернул монету.

– И у вас есть еще такие? – спросил он.

– Нет, – сдержанно произнес Том и отвернулся.

Незнакомец замешкался, чтобы проследить за ними взглядом.

Еще неделя ушла у Тревэллионов на то, чтобы купить необходимые инструменты, кое-какое снаряжение и приготовить запас провизии.

Женщина, продавшая фургон, дала им список. Ее муж составил его, посоветовавшись с несколькими переселенцами. Она утверждала, что более толкового и полного перечня им не найти.

На каждого взрослого полагалось по двести фунтов муки, семьдесят пять фунтов копченой свинины, тридцать фунтов сухарей, десять фунтов риса, двадцать пять фунтов сахара, по бушелю сушеных бобов и сухофруктов, десять фунтов соли, полбушеля кукурузной муки, пять фунтов кофе, два фунта чая, полбушеля кукурузных зерен, жареных и размолотых, бочонок уксуса и необходимые лекарства. Они также приобрели чугунную голландскую печку, кастрюлю с длинной ручкой, да еще другую печку из листового железа и котел. Том собирался установить печку внутри фургона, если в пути застигнет непогода. Ко всему прочему они взяли пару бочонков для воды, которые прикреплялись по бокам фургона, маслобойку, оловянную посуду и инструменты.

– Я продам вам ружье мужа, – предложила женщина. – Есть и револьвер.

– Мы думаем побыть в Штатах до июня, – заметила Мэри. – Нам еще многому надо научиться.

– До июня слишком долго, – возразила женщина. – Выходить нужно не раньше пятнадцатого апреля, когда уже появится подножный корм для скота, и не позже пятнадцатого мая. Кто опоздает, может застрять в снегах на перевалах Сьерры.

Чтобы не тратить деньги на гостиницу, Том Тревэллион с семьей перебрался в фургон, который поставил на берегу реки за пределами города. Сидя в тот вечер возле костра, он положил руку на плечо сыну.

– Видишь, парень, тут совсем другая жизнь. И люди другие. Нам сперва нужно здесь освоиться. Там, куда мы собираемся, нельзя ошибаться. Смотри в оба, Вэл, и быстро всему научишься.

– Бородач, который расспрашивал тебя о золоте, сегодня крутился в магазине, когда ты делал покупки, – сообщил сын.

– Да, я видел его.

– Он заговорил со мной, – добавила Мэри, – спросил, когда мы выезжаем. – Она посмотрела на мужа. – Я сказала ему, что мы еще не решили и что, скорее всего, останемся здесь и будем фермерствовать.

– Умница, – улыбнулся Том. – Нечего кому попало совать нос в наши дела.

– Беспокоит меня этот человек. Что-то он мне совсем не нравится.

Отец пожал плечами.

– Просто вынюхивает… многие этим занимаются.

Вэл помогал нагружать фургон. Он уже научился разжигать костер, смазывать оси, ухаживать за быками. Старался говорить поменьше, а когда владельцы других фургонов и проводники собирались по двое, по трое, подсаживался к ним поближе. Как-то он отправился забрать моток веревки, за который уже заплатили. Бородатый сидел возле магазина и жевал хлеб. Казалось, ничто больше его не занимало.

На обратном пути Вэлу встретилась ватага молодых парней, которые, собравшись в кружок, о чем-то шептались.

– …говорит, что он за все платит золотом, – донеслось до мальчика.

– Ишь ты, шкурник проклятый! – отозвался другой. – У него есть все, а мы тут последние гроши считаем!

Неужели они об отце? Вэл поспешил к фургону.

– Пап, тут какие-то люди…

Том выслушал его.

– Они могли говорить о ком угодно, Вэл, – успокоил отец. – Скоро мы уедем. А золота у нас немного.

Тем же вечером, собравшись в город, он позвал его и попросил:

– Присмотри-ка, сынок, за маленькой дочкой Редэвея. Нам с ее отцом нужно сходить по делам. Мама легла отдохнуть, а миссис Редэвей будет мыться в своем фургоне. Мы скоро вернемся.

– Но, пап! – возразил было Вэл.

– Делай что тебе сказали. Она славная девчушка, поиграй с ней…

– Поиграть?! – насмешливо воскликнул мальчик. – Да ей всего восемь лет!

– Ну и что? Каждый должен вносить свою лепту в общее дело, вот и давай. Будь послушным, сынок.

Ее звали Маргеритой, как она вежливо сообщила Вэлу, но папа называет ее Гритой.

Вэл принялся рассказывать девочке разные истории, а потом… потом случилось самое страшное.

Глава 2

Никогда еще Вэлу не приходилось разговаривать с незнакомой девочкой. Те, с кем он общался в Редтруте, Сент-Джастин-Пенвите или в Гануоллоу, хотя там он почти не успел обзавестись знакомыми, знали все известные ему истории. Здесь все складывалось по-другому.

Грита Редэвей, худенькая девочка, широко раскрыв огромные, казавшиеся темнее ночи глаза, слушала его рассказы о подземных разработках, о вооруженных бандитах, которыми кишели прииски, о штормах и кораблекрушениях возле скалистых берегов Корнуолла.

Оба фургона стояли обособленно от других. Ближайший фургон находился по меньшей мере в двухстах ярдах от них за холмом и кучкой деревьев. Костер еле горел. Вэл слышал плеск воды в оловянной кадке, в которой мылась мать Гриты.

Они сидели в кустах, в полной темноте. Мальчик говорил тихо, чтобы не беспокоить мать, отдыхавшую в фургоне. Он рассказывал историю о кораблекрушении возле Лизарда, когда до него донеслись пьяные крики.

– Надо поторапливаться, – раздался рядом совершенно трезвый голос. – В фургонах сейчас никого нет, и золото спрятано где-то там…

Вдруг шум прекратился, и в кругу света появилось несколько человек. Повинуясь инстинкту самосохранения, Вэл закрыл Грите рот рукой и толкнул ее под куст.

Один из хулиганов глотнул из бутылки, другой выхватил ее у него.

– Ну ты, Джимми! Чур поровну…

– Джордж? – раздался голос матери Гриты. – Это ты?

Пьяный парень, пошатываясь, бросился к фургону и, отодвинув холстину, заглянул вовнутрь.

– Нет, это не Джордж, это…

Его голос вдруг прервался… потом раздался женский крик.

Крепко держа Гриту, прижав ее лицо к своей груди, Вэл с ужасом наблюдал за происходившим. Первый запрыгнул в фургон, остальные карабкались за ним. Послышался приглушенный вскрик, а за ним злобные голоса ссорящихся бандитов. По меньшей мере четверо из них уже залезли в фургон, а остальные боролись и отпихивали друг друга, чтобы тоже протиснуться туда.

Вдруг из другого фургона выглянула мать Вэла.

– Эдит! – позвала она. – Что там такое? Что…

Бандиты, не успевшие забраться в фургон Редэвеев, повернулись и бросились к Мэри Тревэллион. Все, кроме одного. Этот отступил в кусты, росшие напротив зарослей, где прятались дети, и, казалось, чего-то ждал.

Несколько человек выпрыгнули из фургона, падая и наваливаясь друг на друга, и тут в слабом свете появилась фигура отца Гриты. Ничего не подозревая, он шагнул в круг света и остановился, испуганно озираясь по сторонам.

– Что…

– Прикончить его! – заорал кто-то.

Пьяная орава набросилась на Редэвея и принялась избивать его.

Он отчаянно сопротивлялся, раздавая наугад тумаки, но вскоре удар дубинки поставил его на колени. Редэвей пытался подняться, лицо его залила кровь, но его повалили наземь.

Замерев в ужасе, мальчик крепко прижимал к себе Гриту, понимая, что если она опомнится и побежит к матери, то тоже будет убита.

Вдруг кто-то крикнул:

– Сюда идут! Бежим скорее!

Бандиты разбежались. Последний, вывалившись из фургона, растянулся во весь рост, потом поднялся, вытер расцарапанное в кровь лицо и растерянно поглядел вслед удирающим дружкам. Вэл узнал в нем парня, который еще сегодня утром прорычал сквозь зубы: «Проклятые шкурники!»

Вскоре на поляне никого не осталось. Тогда из тени быстро вышел тот, кто скрывался в кустах, и взобрался в фургон Тревэллионов. Слышно было, как он шарит там, потом раздался сдавленный крик и звук падающего тела. Холщовая занавеска отодвинулась, и человек, держа в руках коробку с деньгами, принадлежавшую отцу, спрыгнул на землю.

Вор быстро огляделся по сторонам и направился прочь, но в этот момент Джордж Редэвей застонал. Бандит остановился и медленно повернулся. Постояв над распростертым телом, он сунул коробку с деньгами под мышку и, взяв револьвер в обе руки, выстрелил отцу Гриты в голову. Пуля вошла между глаз. Заткнув револьвер за пояс, убийца скрылся.

Грита изо всех сил дергала Вэла:

– Пожалуйста! Мне же больно.

Он медленно отпустил ее.

– Не смотри туда! – решительно приказал он и взял девочку за руку. – Нам надо пойти поискать папу.

Они нашли отца в магазине, он делал последние покупки. Услышав о случившемся, бросил все и побежал. Владелец магазина скинул передник, схватил револьвер и последовал за ним. Его жена остановила Вэла, кинувшегося было за отцом.

– Вы… вы оба останетесь со мной. Это мужское дело. Вам туда незачем… Господи, какой ужас! – воскликнула она.

Все последующие дни Вэл находился рядом с Гритой. Она еще маленькая, говорил он себе, и потеряла отца с матерью. Девочка тоже не отходила от него, и он утешал ее, как мог.

– Знаешь, парень, – посоветовал ему человек со значком шерифа, – ты будь поосторожнее, не очень-то распространяйся, что видел тех людей. Если они узнают об этом, то постараются убить и тебя. Что поделаешь! Теперь эти подонки разбежались в разные стороны. А тот, с расцарапанной образиной, которого ты видел, когда он вылезал из фургона, на люди не покажется, пока царапины не заживут. Но так или иначе, – прибавил шериф, – они оставили следы.

– Я найду их! – грозился Том Тревэллион, тяжко переживающий потерю жены.

– Будь осторожен, – предупредил его человек со значком, – в этих местах полно всякого сброда.

Владельца магазина звали Керби. Он подошел к комоду и вытащил из ящика револьвер.

– Том, возьми это. Быть может, тебе придется столкнуться с ними так близко, что и ружье не поможет. Возьми… это мой подарок… и храни тебя Господь.

Родителей Гриты и Мэри Тревэллион похоронили рядом, на невысоком холме неподалеку от Вестпорта. Вэл уцепился за руку отца; другой рукой Том обнимал Гриту. Мальчик оцепенело смотрел, как опускают гроб в могилу, и все никак не мог поверить, что внутри лежит его мать, что ее больше нет… что это конец.

Когда похороны закончились, он спросил:

– А что теперь?

– Отправимся на Запад, – пожал плечами мрачный отец. – Мэри этого хотела.

– А как же Грита?

– Возьмем ее с собой. Теперь она наша.

Тогда вмешался священник:

– Может быть, у нее есть родственники и они захотят взять ее к себе. Они когда-нибудь говорили, что у них есть родня?

Отец хмуро сдвинул брови.

– Надо подумать. Джордж как-то обмолвился, что у его жены есть сестра. Надо осмотреть их вещи. Да и Маргерита может знать, где та живет.

Вэл медленно подошел к стоявшей в одиночестве Грите. Она смотрела на него широко раскрытыми испуганными глазами. Девочка выглядела такой одинокой.

– Хочешь остаться с нами? – спросил Вэл. – Правда, мой отец утверждает, что у тебя есть тетя.

– Да. Тетя Элен. Она живет в Новом Орлеане.

– Нам надо осмотреть вещи твоих родителей. Быть может, найдется ее адрес. – Вэл постоял в нерешительности, засунув большие пальцы рук в карманы штанов. – Но если хочешь, оставайся с нами. Здесь я не знаком ни с одной девочкой. – Он покраснел. – А ты славная.

Отец написал письмо, отправил его с речным пароходом, и они стали ждать ответа.

Керби пришел навестить их.

– Том, – сказал он, глядя на похудевшего, осунувшегося отца, – если ты собираешься ехать на Запад, то нечего откладывать. У тебя остается мало времени, чтобы пройти перевал.

– Подожду, пока придет ответ от ее тетки, – ответил отец.

– У тебя отличный парнишка, – покачал головой Керби. – Ему так будет не хватать матери.

– Да.

С минуту или больше Том Тревэллион стоял неподвижно, потом произнес:

– Мне тоже ее не хватает. Господи, как не хватает!

Элен Деверо прибыла сама со следующим пароходом и оказалась вовсе не такой, какой ее представлял себе Том: тоненькая, миловидная женщина со спокойным взглядом и легкими, грациозными манерами.

– Благодарю вас, мистер Тревэллион, что позаботились о моей племяннице, – заговорила она. – Девочка уверяет, что вы оба были несказанно добры к ней. – Элем улыбнулась и посмотрела на Вэла. – Она просто души в вас не чает, мой друг. И теперь я понимаю почему. Вы очень славный и красивый молодой человек. – Она повернулась к отцу: – Они скрылись, те люди, что сделали это? -

– Да. Мальчик видел некоторых из них, но никто не узнал их по его описаниям. Мы не очень-то распространялись об этом, – прибавил Том, – боялись, что они могут вернуться и убить парнишку. Правда, такое вряд ли может случиться. Скорее всего, это бродячая шайка подонков. Все они были пьяные.

– Мой зять… он погиб сразу?

– Они избивали его, и он упал, – ответил Вэл. – Они били его кулаками и дубинками. Восемь или десять человек. А потом вышел еще один и выстрелил ему прямо между глаз.

– Боялся оставить свидетеля, – сказал Том, нахмурившись. – Из слов Вэла следует, что все произошло не так просто. Человек, который совершил убийство, все время стоял в стороне, но именно ему достались наши деньги. И Джорджа прикончил он.

– Они должны быть наказаны! – Глаза Элен Деверо сверкали гневом. – Все до единого!

– Здесь нет закона. И нет никакой возможности найти их.

И тут вдруг вмешался Вэл:

– Я убью их. Я убью их всех до единого. Умру, но не отступлюсь.

Пораженные, они посмотрели на него. Грита крепко сжала его руку, а Элен спокойно произнесла:

– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Вэл. Я тоже готова растерзать их на части. Но ты не должен из-за этих мерзавцев погубить свою жизнь. Ты молод. У тебя еще все впереди. Когда-нибудь у тебя будет замечательный дом, ты женишься…

– Я хочу жениться на Грите.

Элен рассмеялась.

– Смотри-ка, Грита, тебе сделали первое предложение!

На следующее утро они присоединились к обозу, направлявшемуся в Калифорнию.

Над ними простирался необъятный свод голубых небес, а вокруг, подернутый рябью бесчисленных волн, поднимаемых ветром, раскинулся безбрежный океан травы. День за днем волы тащились вперед. По ночам сопровождаемые волчьим воем фургоны становились в круг, внутри которого разжигали костер. Несколько раз им встречались индейцы, но, не трогая путников, проносились мимо.

Потом начались дожди, прерия сделалась труднопроходимой из-за грязи. Движение замедлилось. Однажды они даже разбили лагерь на месте, откуда видна была их предыдущая стоянка.

Время от времени Вэл сам правил быками. Он водил их на водопой, разжигал костер. Отец сделался молчаливым и замкнутым, говорил редко, да и то, если бывал сердит. Вэл научился подолгу молчать и держался от него на расстоянии. Только иногда по ночам, сидя возле фургона и глядя на огонь, Том пускался в разговоры. Он часами рассказывал о приисках и рудниках, о бурении и взрывах каменистых пород. Только годы спустя, вспоминая те беседы у костра, Вэл понял, что отец пытался таким способом передать ему весь свой опыт и знания, которые у него были, только тогда ему стало понятно, что испытывал Том, стараясь выполнять одновременно роль и отца и матери, которой им обоим так не хватало. Том всегда считался замкнутым человеком, всецело посвятившим себя сыну и жене, но тепла и нежности, которыми окружала мальчика мать, он не мог ему дать. Вэл чувствовал, что отец любит его, но понимал: мать есть мать.

Все дальше на запад продвигались они день за днем, тащились по степи со скоростью, которая не превышала двух с половиной миль в час. Они брели по бескрайним равнинам, взбираясь на невысокие холмы, спускались вниз по крутым склонам, собирая бычий помет для ночного костра, и всегда держались настороже, опасаясь индейцев, а те все не появлялись.

Однажды, проснувшись утром, они обнаружили, что из лагеря увели нескольких лошадей. Но их кобыла осталась – Вэл очень любил ее и загонял на ночь внутрь круга, образуемого фургонами.