Текст книги "Замужем за незнакомцем"

Глава 2

– Я? – От удивления она приоткрыла рот, и ее лицо приобрело комическое, глуповатое выражение. Кажется, и его удивила такая реакция и заставила усомниться, не ошибся ли он в этой умной, уверенной в себе женщине, которую встретил полгода назад по приезде из Индии. Опомнившись от удивления, она наконец закрыла рот и серьезно спро сила: – Почему вы хотите жениться на мне, лорд Чаттертон?

О нет, он не ошибся: она, безусловно, обладала такими качествами, как интеллект и храбрость. А София уже пришла в себя, встревоженная, удивленная его неожиданным предложением, но не позволила себе показать свое волнение. Он вспомнил, как впервые увидел ее после возвращения из Индии. Тогда ему было не до нее – он недавно пережил кораблекрушение, провел в воде долгие часы, полные отчаяния, голос его охрип от крика – он звал брата, которого унесло в море.

София упала в обморок, узнав ужасную весть, но быстро пришла в себя и ухаживала за матерью, которая время от времени впадала в истерику. А он был настолько погружен в собственные страдания, что не мог оказать ей поддержку и выразить сочувствие, но машинально отметил ее способность сдерживать эмоции, сохраняя внешнюю благопристойность и благоразумие.

Он почти ничего не рассказывал о случившемся и был благодарен ей, что она не стала его упрекать и обвинять в том, что он не смог спасти брата и ее жениха.

– Я был на палубе, а Даниэль в одной из шлюпок: помогал спускаться в нее женщинам, – кратко объяснял он тогда. – Огромная волна накрыла всех и унесла в открытое море. Я не смог его найти.

– И ты прыгнул в воду? Ты пытался спасти его? – спрашивала она, и он видел ужас в ее глазах. И снова перед ним предстала жуткая картина: огромные волны бушующего моря, темнота, скрип шпангоутов и крики тонущих…

– Разумеется. – Он смотрел на нее невидящим взглядом. – А как, по-твоему, я мог еще поступить?

Она протянула руку и погладила его по щеке, теп лые пальцы будто обожгли кожу, ставшую вдруг ледяной.

– Тебе надо согреться, иначе ты заболеешь.

Недели спустя, когда ледяной холод внутри начал растапливаться, он вспоминал ее прикосновение и желание утешить его, заботу о нем, хотя она и сама нуждалась в тот момент в утешении и сочувствии.

Постепенно воспоминания о той страшной ночи блекли, он заново учился жить, смирившись с потерей.

Кэл понимал, в каком тяжелом положении оказалась София после смерти жениха. Он настойчиво просил Дана, когда сам приводил в порядок свои бумаги, сделать то же самое и переделать завещание, упомянув там невесту, но тот отмахнулся – у него еще будет для этого время. Впрочем, он обещал брату, что займется этим. И добавил, что не собирается умирать, к чему тогда спешить с завещанием? Он избежал тех тропических болезней, которые поджидают европейцев в Индии, не был укушен, ужален, съеден дикими животными – так о чем Кэл так волнуется? В крайнем случае, если с ним что-то случится, брат позаботится о Софии, он уверен в этом.

– Разумеется, я о ней позабочусь, – говорил Кэл. – Как о своей собственной сестре или невесте, клянусь. И все-таки…

Но Дан так и не навел порядок в делах, не притронулся к завещанию и впоследствии. Да и он, вернувшись один, к сожалению, ничем не помог Софии. Он был слишком погружен в собственное горе, рядом с ним образовалась черная дыра – место, которое занимал погибший брат. Но когда он пришел в себя, совесть напомнила о Софии.

Кэл вглядывался в молодую женщину, стоявшую перед ним в своем стареньком застиранном платьице и смотревшую на него настороженно темно-голубыми глазами. Она выросла, превратилась в женщину, но все еще оставалась тоненькой и бледной.

– Когда я впервые почувствовал, что снова живу, то заглянул в будущее и решил, мне надо жениться. Мне скоро двадцать восемь. Я не могу в одиночку вести дом, включая приемы, визиты, и уделять время карьере. И жена… Это вполне логично.

Хотя он и знал, что с женой будет скучновато после тех месяцев бесконечной череды женщин, которыми пытался согреть свою постель, скоротать бессонные длинные ночи, когда он боялся уснуть, чтобы не погрузиться в кошмар.

– Я все понимаю. – В ее глазах мелькнул лукавый огонек. – Но почему я? Ты – брат графа, ты живешь в Лондоне, там полно молодых леди, которые хотят замуж, ты для них выгодный жених, так что выбор у тебя огромный. И прости за прямоту, но они моложе, и у них впереди больше лет, когда они будут способны подарить тебе наследников. Ведь ты думаешь о наследниках, не правда ли?

Ему нравились ее откровенность и прямота, и он ответил ей так же честно:

– Я не хочу всех этих прелюдий, ухаживаний, долгих обручений, а мы могли бы обойтись без этого.

Она немного покраснела, ее губы искривились в легкой усмешке. Слава богу, она обладала чувством юмора.

– И все же я повторяю вопрос, – настаивала София, снова став серьезной и сдвинув задумчиво брови. – Почему ты хочешь жениться именно на мне? Сезон, правда, закончился, но я уверена, что ты найдешь жену в Лондоне, если захочешь.

– Во-первых, ты мне подходишь. И во-вторых, это мой долг перед братом, – признался он. – Даниэль хотел бы этого. Я обещал ему исполнить его волю, но потом ушел в свои переживания и забыл об обещании.

А ведь Даниэль любил эту женщину, хотя относился к ней легкомысленно.

– Что? – возмутилась она, прервав его мысли. – Ну уж нет! Произошел несчастный случай, трагедия, и никто мне ничего не должен. И я не жду ни от кого помощи и уж тем более чтобы ты на мне женился, Каллум Чаттертон! Ты никогда не интересовался мной, ни в детстве, ни в юности.

Она вскочила, щеки ее пылали, в глазах сверкало негодование. Он не двигался с места и не делал попыток успокоить ее. Кэл понимал, что ее гордость уязвлена, и еще он заметил, что в своем возмущении она очень похорошела. Пожалуй, он был слишком прямолинеен и нечаянно оскорбил ее.

– Но я честен с тобой и предлагаю тебе, скажем так, брак по расчету.

– Очень благородно с твоей стороны.

Его восхищало ее самообладание, ее сдержанность. У нее было чувство достоинства и храбрость. И вдруг он заметил, что гнев в ее глазах сменился неуверенностью.

– Давай уточним. Ты имеешь в виду, что в брак не входит постель?

– Ну почему же, разумеется, я хочу разделить с тобой постель и заниматься с тобой любовью, София.

Ее голубые глаза расширились. Она настолько целомудренна? Это только подхлестнуло его интерес. До сих пор он имел дело с искушенными женщинами, и невинная жена принесет разнообразие и оживит чувства.

Она взяла себя в руки:

– Прости, но я не считаю для себя возможным принять столь лестное предложение.

– А я-то думал, что у тебя больше здравого смысла и ты не ждешь от меня романтической чепухи, – сухо заметил он. – Говорить тебе о чувствах, которых я не испытываю, было бы лицемерием, я не жду подобных изъявлений и от тебя. Так что давай будем честны до конца. Ты ведь не давала обета целомудрия? – Она нахмурилась. – Тогда за кого ты собираешься выходить замуж? За местного сквайра? Кюре? Вместо такой жалкой участи ты можешь стать невесткой графа и жить обеспеченной жизнью, которую я могу тебе предложить.

– Давай пока оставим в покое ту выгоду, которую я могу извлечь из брака с тобой. – Она отвернулась, глядя на запущенный сад. – Тебе всего двадцать семь. Зачем тебе невеста без состояния, связей, старая дева? Чтобы успокоить свою совесть? Подумай, любая с готовностью согреет твою постель.

Он стал очень серьезным.

– В твоем лице я обрету жену с элегантными манерами, умную, обладающую храбрым сердцем и большим самообладанием, – сказал Кэл. Он видел только ее щеку, которая стала пунцовой, как пион, и понимал, что преувеличил. Тем более что сейчас она была далеко не элегантна в своем старом платье. – И я буду удовлетворен и спокоен, что поступил так, как хотел бы от меня брат. – Он помолчал. Что ж, она заслуживает полной откровенности. – Я не ищу в браке любви. И не льщу себя надеждой, что способен на такие чувства вообще. После того кораблекрушения какая-то часть меня умерла вместе с Даном. Ты меня знаешь с детства и понимаешь: потеряв брата, я лишился частицы себя. Я не смогу полностью отдаться чувству и полюбить – ни женщину, ни даже своего старшего брата.

Она подошла к двери и остановилась, ухватившись рукой за косяк, как будто боялась упасть. Но молчала.

– С тобой, – продолжал он, – учитывая твою зрелость и нашу общую потерю, я могу надеяться, что брак будет приемлем. Не уверен, что это будет так, женись я на девушке, которая грезит о первой любви и нежных чувствах.

Она не отвечала.

Сколько еще он собирается ее мучить, напоминая вновь и вновь о ее потерянных мечтах и упущенных годах, вертелось у нее в голове.

А Кэл вспоминал, как десять лет назад она дала слово ждать Дана. И она ждала. Была верна клятве, которую дала в тот далекий день в 1799-м, когда он предпринял неуклюжую попытку отговорить ее не обручаться с Даном, не делать ошибки. Что ж, его опасения были не напрасны и подтверждены прошедшими годами.

Дану давно следовало вернуться и жениться на Софии, если уж он не хотел рисковать ее здоровьем, увозя в Индию. У нее были бы положение в обществе, состояние, может быть, дети, даже если бы он приехал домой на время, а такая возможность существовала. Значит, не было глубокого чувства. У Дана было одно желание – как можно дольше сохранить свою свободу, и полное отсутствие чувства ответственности за кого бы то ни было, кроме брата. Кэл мог заставить его вернуться и выполнить долг перед невестой, но не сделал этого, потому что тоже был эгоистом, не хотел делить брата с женой и детьми.

Он женится на Софии, если она примет его предложение, потому что это будет правильным и честным поступком. Но он не станет утешать ее, собирать осколки ее разбитых мечтаний – слишком жива еще его собственная боль от потери брата.

В любом случае сама жизнь подсказывает необходимость жениться. На нем лежит ответственность за два наследных владения, пока они находятся под опекой. Но женитьба требует обязательных процедур, которые заранее вызывают у него тоску: придется ухаживать, выполнять все светские формальности, притворяться и объясняться в любви. С Софией все легче и проще, и это сразу решит и его, и ее проблемы.

Было бы намного легче, окажись он способным на эмоции, но они его покинули, оставив темный провал в душе, образовавшийся от непрерывных страданий и сожалений. Он утратил способность к сопереживанию и сочувствию. Впрочем, он может понять боль своего брата, Уилла, но не Софии. В остальном же он вернулся к жизни: много работал и добился определенных успехов, ум его оставался острым, ожили прежние амбиции. Он уже планировал будущее, с удовольствием проводил время в обществе друзей и коллег, с аппетитом ел, следил за собой, собирался создать свой собственный семейный очаг, оставив в прошлом холостяцкие утехи.

София все еще стояла у двери, и вдруг солнце позолотило ее волосы, и сквозь тонкую ткань платья проступили очертания ее фигуры. Потом она обернулась, и в ее взгляде он увидел неуверенность и настороженность, которой раньше не было. И вдруг неожиданно его охватило желание, кровь зашумела в ушах.

– Ну как, София? – Он приблизился к ней, подол ее юбки коснулся его ботинок. – Назначим дату?

– Мистер Чаттертон, Каллум, я не могу выйти за тебя.

Она не стала вдаваться в пространные объяснения, обошлась этой короткой фразой. Не стала говорить о том, что у него не должно быть никакого чувства долга перед братом. Ведь она не любила Дана и испытывала сейчас глубокое чувство вины и стыда за тот необдуманный поступок в юности. Дан тоже не любил ее, хотя, как джентльмен, не мог первый разорвать помолвку, а она чего-то ждала, тянула время и не рискнула объясниться.

– Я понимаю твои чувства к Даниэлю, они делают тебе честь, но мешают принять решение. – Каллум говорил деловым тоном, как будто обсуждал цены на чай. – И все же я стану тебе хорошим мужем, поверь. Я уже решил, что остаюсь в Англии, тебе не придется жить в нездоровом климате или терпеть долгие расставания.

Он считает, что она не может переступить через любовь к его брату. Откуда ему было знать, как непостоянна она была в чувствах? Да, она поклялась когда-то, что будет вечно любить Даниэля. И какой вывод он должен сделать теперь? Конечно, она не станет сейчас разубеждать его и удивлять неожиданным заявлением, что, оказывается, не любила Дана. Это нанесет ему еще одну рану, когда не до конца затянулась прежняя. Он продолжал что-то говорить, но она не слушала его, думая о своем, и теперь спохватилась и с трудом сосредоточила внимание.

– Мне нужна жена такая, как ты: понимающая, благоразумная… хорошо меня понимающая! Мы можем тихо, без всякой шумихи пожениться, получив разрешение.

Он все обдумал.

– Ты все продумал, – у нее пересохло во рту, – как это предусмотрительно! Но что касается моего благоразумия и дружеского отношения, должна признаться, я в себе сомневаюсь… Понятия не имею, насколько у меня хватит ума и терпения.

Все в ней кричало: «Не спорь с ним, тебе нужен муж!» Разве не об этом думала она бессонными ночами, перебирая возможные выходы из сложившегося положения. Ее охватывала паника при одной мысли о кредиторах, о том, что нет ни одного человека на свете, кто может оплатить их долги. Пройдет бог знает сколько времени, прежде чем она сможет из жалких денег, которые платят гувернантке, сэкономить нужную сумму. Скорей всего, никогда. Но выйти за мужчину, который предлагает ей брак по холодному расчету, из чувства долга…

– Я не могу выйти за тебя, потому что ты делаешь предложение под влиянием минутного порыва, сочувствия и долга.

– Я никогда не совершаю серьезных поступков, повинуясь импульсу.

Он, кажется, впервые сделал попытку улыбнуться, губы его искривились.

– Тем более по доброте душевной, – вызывающе бросила она.

– Похоже, мне не свойственны такие порывы, – подтвердил он, и вдруг она ощутила на себе его взгляд, мужской, оценивающий.

Кажется, он был уверен в себе и не ожидал отказа. Она прикусила нижнюю губу, сдерживая свой гнев. Она ведет себя неблагоразумно, но ведь никто, кроме нее самой, не может решать ее судьбу.

– Значит, мои чувства по отношению к твоему брату тебя мало трогают?

– Возможно.

Кажется, он не хочет углубляться в эту тему. Вполне вероятно, она ему настолько безразлична, что его совсем не беспокоит, любит ли она еще Дана. По его мнению, брак не обязательно означает глубокую физическую привязанность двух людей.

София отвела взгляд от его широких плеч, длинных сильных ног, невольно подумав: да, этот человек очень привлекателен. И все же это не причина выходить за него, тем более что он не испытывает к ней влечения и вряд ли будет испытывать в будущем. Жена всего лишь теплое тело в постели, исполняет покорно супружеский долг и производит детей.

Похоже, она выдержала смотр, хотя и не заставила его загореться желанием.

Это был еще худший вариант, чем в случае с Даниэлем. Холодный расчет. Она напомнила себе, что Каллум по своему воспитанию и своему профессиональному интересу – торговец. Он и брак рассматривает как деловую сделку, как контракт.

– У тебя ведь финансовые проблемы. Разве я не прав?

Лучше отвечать честно, спрятав подальше свою гордость.

– Да, у нас долги. Их так много, что нам не справиться. Я хотела найти себе работу гувернантки или компаньонки.

– Я этого ожидал, хотя и не думал, что дела обстоят так плохо. Не волнуйся, я позабочусь об этом.

Она извлекала из сделки большую выгоду, чем он, потому что приносила в жертву только себя и не считала, что стоит многого. Это был ответ на ее ночные мольбы. Но почему тогда внутренний голос в ней протестует? Это блестящая партия, любая молодая, воспитанная, образованная девушка мечтает о таком женихе, как Каллум. Любая ухватилась бы за этот шанс и возблагодарила судьбу, потому что второго такого могло и не быть.

Но она была другой. В браке ей хотелось встретить любовь, понимание и дружбу. Сердце подсказывало, что надо отказаться вежливо, но твердо и положить конец этому унижению, но голова и трезвый расчет удерживали от необдуманного, поспешного решения.

– Я должна подумать, – услышала она свои слова.

– Но о чем тут думать? – Он, кажется, был неподдельно удивлен ее сопротивлением и уклончивым ответом. – Это касается твоей матери? Ты ведь думала о том, что с ней будет, когда вернется Дан? Наверняка есть родственники, которые составят ей компанию.

– Ну, пожалуй, кузина Летисия будет счастлива переехать сюда, она всегда об этом мечтала.

Каллум кивнул:

– Прекрасно.

– И все-таки я не могу понять, как ты можешь так спокойно относиться к тому, что я была помолвлена с твоим братом? – София протянула к нему руки, как будто пытаясь проникнуть через стеклянную стену, которую он воздвиг между ними. – Я не буду напоминать тебе о Даниэле?

Он смотрел на ее руки, но не торопился взять их.

– Я уже все сказал тебе о своих чувствах. Я преодолел свою скорбь и надеюсь, что не настолько глуп, чтобы ревновать к твоим чувствам. Если ты скажешь, что не можешь выйти за меня только из-за своей любви к нему… – Фраза повисла в воздухе – он оставил ей лазейку для отхода.

И чем бы эта ложь обернулась для всех них? Несчастьем для нее, матери и для Марка тоже. София покачала головой:

– Нет, это не так. Я знаю, что он… Я уже смирилась с его уходом, это было неожиданно, больно, и мне нужно время, чтобы забыть обо всем.

– Время не на твоей стороне. Ты ведь не вдова с его детьми.

Он сказал это так обыденно и с такой холодностью, что до нее не сразу дошел смысл сказанного, и только спустя некоторое время она осознала: ведь он предупреждает, что это ее последний шанс иметь детей, она никогда не станет матерью, если упустит его.

А он продолжал, не замечая ее смятения:

– Думаю, тебе поможет принять решение вот что: разумеется, у меня есть дом в Лондоне, но, кроме него, еще два поместья в сельской местности. Я покажу их тебе, ты сама выберешь, куда захочешь переехать, если нам вдруг не понравится городская жизнь. Давай съездим туда и решим, где станем жить сами, а что можем сдать в аренду.

– Выберем, где будет жить? – Как все быстро он решил за нее. – Но Лонг-Веллинг был всегда твоим, не так ли?

– Им занимался мой отец, потом Уилл. Я ведь, как ты знаешь, был в Индии, а вернувшись, полгода провел в Лондоне. Ни к одному дому я не привязан, и оба свободны.

Свой дом, в котором она станет жить с этим человеком… Внутренний голос нашептывал, искушая, что ей будет уютно в его сильных объятиях, что он будет надежной опорой. И она наконец сможет испытать физическую близость с мужчиной. Он даст ей детей. Надежность. Но правильный ли это будет выбор?

– Вижу, тебе нужно время подумать. – Она вдруг очнулась и увидела, что он собрался уходить – уже взял шляпу, хлыст и перчатки, – а она даже не заметила. – Я вернусь завтра утром. До свидания, София.

– До свидания, Каллум…

– О, кажется, я кое-что забыл. – Он наклонился и поцеловал ее, коротко, но сильно прижавшись губами к ее губам. – Ты этого хотела?

– Я не знаю. – Она смотрела на него, с трудом удерживаясь, чтобы не провести по губам языком – ей хотелось ощутить его поцелуй на вкус. – Я сама не понимаю, чего хочу. И что должна делать. Своим неожиданным предложением ты перевернул весь мой мир.

– Превосходно. – И он, не оглядываясь, зашагал через лужайку.

Она наконец уступила своему желанию и быстро облизала губы. Вкус был незнакомый, чужой и тревожный, с привкусом кофе. «Превосходно? Ах ты, упрямый, самоуверенный, невозможный человек! Ты, кажется, и не слушал меня».

Глава 3

На следующее утро, сидя в большой гостиной с окнами на улицу, она пыталась разобраться в своих запутанных мыслях. Можно было негодовать на Каллума за то, что он решил все за нее. Но ведь нельзя отрицать и тот факт, что он прав, хотя ей трудно было в этом признаться самой себе. Она испытывала уважение к его чувству долга перед погибшим братом. И сознавала, что у нее есть свой долг – перед семьей, и лучше всего принять такое выгодное предложение. Решиться на этот брак.

Если бы у них были деньги! Мысли о безвыходности их положения день и ночь крутились в ее голове. После смерти отца торговцы поначалу были терпеливы и не требовали оплаты счетов. К тому же она была помолвлена с сыном графа. Но за последние шесть месяцев положение изменилось – они узнали о том, что произошло, и свадьбе не бывать, поскольку жених погиб. Правда, они надеялись, что она выйдет удачно замуж и влиятельная семья ее мужа оплатит долги. Но если она откажет Каллуму, за кого ей выходить?

Местное окружение не давало выбора: несколько мелких фермеров-землевладельцев, гораздо старше ее, викарий, пара вдовцов, но ни один из них еще не проявил к ней интереса. Брак с Каллумом откроет ей сразу все двери, и мир распахнется, охотно принимая ее. Мать будет счастлива.

И еще одна мысль тревожила ее – она находила Каллума Чаттертона очень привлекательным. Мало того, ее влекло к нему. Все вместе – и долг перед семьей, и неясное чувство физического влечения – кричало: «Соглашайся!» Но сердце и голос разума говорили «нет», он руководствуется холодным расчетом и долгом, он не испытывает к ней никаких чувств. Скрип гравия под окном вывел ее из раздумья, оставив в такой же нерешительности, как и раньше. Она так и не пришла ни к какому выводу.

– Мистер Чаттертон, – доложила служанка и, впустив Каллума, закрыла дверь.

В кожаных бриджах, сапогах и куртке для верховой езды он выглядел стопроцентным английским сельским джентльменом, возможно, этому способствовал оставшийся темный загар. В золотисто-карих глазах притаились искорки – это был охотник, а она – добыча. Хотя ради ее же блага, разумеется, но добыча.

– Доброе утро, София. Я приехал в коляске, поедем прокатимся? Погода чудесная, и на природе мы сможем поговорить свободнее и откровеннее, чем здесь, рискуя каждую минуту быть прерванными. Ты посмотришь оба дома.

«Ну же, не будь лицемеркой. Ты так и не решишь ничего, сидя в этой гостиной».

– Очень хорошо. Пойду возьму шляпку.

Когда они покидали дом, она сказала служанке:

– Я уезжаю на прогулку с мистером Чаттертоном, Люси. Не хочу беспокоить маму, скажешь ей потом, когда она спросит. Я, возможно, не приеду к обеду, если на обратном пути мистер Чаттертон решит заехать в Холл.

– Хорошо, мисс Лэнгли. – В глазах служанки плескалось любопытство. – Я не стану ее беспокоить.

«О боже, она, наверное, считает, что способствует моей любовной интрижке. Я бы сама хотела знать, что между нами происходит на самом деле. Может быть, не надо было вселять в него надежду? Но ведь я хочу выйти замуж и иметь детей. Если мужчина стоит моего уважения и нравится мне, не считаю, что навязываюсь ему в жены».

Она слабела перед его натиском и чувствовала это. Разумеется, она прекрасно видит и ценит достоинства Каллума Чаттертона. Он храбр и умен, успешно делает карьеру, при этом много работает, обладает твердым характером. Но нравится ли он ей настолько, чтобы выйти за него? Что скрыто за его непроницаемым панцирем, сквозь который пробивается лишь искорка чувственности? Может быть, он всегда был таким же холодным, лишенным эмоций и рассудительным сверх меры. Он сам признался, что не может сочувствовать другим. «Кажется, я хочу его. И безусловно, в нем нуждаюсь. Но может быть, не как в муже?»

Каллум уже ждал ее, стоя около двухместной коляски, запряженной парой лошадей. Она не увидела позади грума. Десять миль до Веллингфорда в открытом экипаже вдвоем с мужчиной – это будет немедленно всеми замечено.

– Может быть, ты считаешь для себя неприличным ехать без сопровождения, со мной вдвоем? – Наверное, он увидел сомнение на ее лице. – В Индии это было бы в порядке вещей, если мужчина уже представлен семье. Уверен, что твоя мать мне вполне доверяет, – добавил он, и она впервые увидела на его лице настоящую улыбку.

– Конечно, – согласилась она, и он подал руку, помогая ей сесть. – Мама одобрит любого мужчину, который сейчас проявит ко мне интерес, не говоря уже о таком кавалере, как ты, – добавила она и увидела, как на его лице промелькнуло выражение удовольствия.

Вчера она не была откровенна с матерью, когда та расспрашивала, зачем приезжал Каллум. Он заехал узнать о самочувствии Софии, просто визит вежливости, заверила она ее. Но теперь София почувствовала вину перед матерью.

Каллум передал ей поводья, обошел экипаж и сел рядом. Она отдала ему поводья, стараясь не дотронуться до его рук. Ей никак не удавалось выбросить из головы мысль о возможной физической близости. Эта мысль возникала всякий раз, когда она смотрела на него. А уж дотрагиваться…

– Ты уверен, что хочешь остаться в Англии? – спросила она, когда они выехали на дорогу, ведущую в Веллингфорд.

– Я не был уверен в этом, когда мы покидали Индию, но сейчас уже закрепил свое положение здесь. Один из директоров компании возвращался вместе с нами, мы разговорились, обсуждали и мою дальнейшую карьеру. Он тоже выжил в катастрофе, и именно ему я обязан теперь своим положением.

– Думаю, ты это заслужил. Я рада, что ты останешься в Англии. Мне бы не хотелось воспитывать и растить детей в жарком климате Индии. Я много слышала о редких тропических болезнях, которые подстерегают там европейцев.

Она долгое время убеждала себя, что именно это являлось причиной того, что она не настаивала на браке с Даниэлем, довольствуясь многие годы положением невесты. Но потом поняла, что это было не так.

– О, так мы уже говорим о детях? – И она, задержав взгляд на его губах, снова увидела его улыбку, правда мимолетную. София поспешно отвела глаза в сторону. – Я могу считать это многообещающим началом?

– Не обязательно. – Он слишком быстро перешел к основному вопросу, и ей это не понравилось. – Я просто взвешиваю все аспекты твоего предложения.

– Значит, если я не вернусь в Индию, ты за меня выходишь, а если решу снова вернуться туда, то не выйдешь!

– Каллум Чаттертон, перестань меня дразнить! Я ничего подобного не говорила, и это не предмет торга.

– Ладно, тогда давай внесем ясность. Мне нужен наследник. Мне хотелось бы иметь несколько детей, по правде говоря. Но я не жду, что ты станешь жить в Индии и воспитывать там детей.

– А я не хочу жить отдельно от мужа, который будет оставлять меня одну на длительные сроки.

– Это для меня лестно, – весело сказал он, и она, как в детстве, толкнула его локтем в бок.

– Я не это имела в виду.

– Ну, ну… А я уж собрался сказать, что не стану покидать Англию без твоего одобрения. Видишь, какой я покладистый, и ты это скоро оценишь.

– Уже оценила, благодарю вас, сэр, – пробормотала она, и снова на его лице промелькнула легкая улыбка.

– А вот и поворот на Веллингфорд-Виллидж.

Этот дом – родовое наследство Даниэля. Здесь она стала бы жить, если бы Дан вернулся и она вышла за него замуж, подумала вдруг София.

– Я не был здесь много лет. Понятия не имею, почему бабушка оставила его Даниэлю, а тот, другой, – мне. Она сама жила здесь, а моя тетка Доротея, сестра бабушки, жила в Лонг-Веллинге. Тот дом сдавался до недавних пор, и, наверное, оба дома требуют ремонта. Но я не очень в этом разбираюсь.

– Краски и ткани подобрать легко. Важно, чтобы тебе понравилось.

Ее сердце забилось от такой перспективы. Наконец иметь собственный загородный дом, старинное поместье. «Я выхожу за мужчину, а не за дом, – одернула она себя. – Любой дом можно изменить, а вот такого упрямого и прямолинейного мужа, как Каллум Чаттертон, вряд ли. Впрочем, надо думать об этом браке с точки зрения любви или даже привязанности. Это брак по расчету, удобный для обеих сторон. И придется привыкать к нему».

– Смотри, вон и он.

Каллум направил лошадей вверх, на гребень небольшого холма. Перед ними открылась красивая зеленая долина. Поля чередовались с небольшими рощами, а буковый лес венчал противоположный холм. Дымок поднимался из деревенских труб, а на склоне, прямо перед ними, стоял красивый кирпичный дом.

– Ну, что ты думаешь?

– Он выглядит таким… – София поискала слово, – чопорным и аккуратным. И на удивление симметричный.

Два окна по обеим сторонам входной двери, пять окон этажом выше и еще пять выглядывали из-под парапета на крыше. Подъездная дорога шла вокруг большой цветочной клумбы. Подсобные постройки располагались с обеих сторон дома, тоже с продуманной симметрией. Настоящий кукольный домик или домик, нарисованный ребенком.

– Тебе не нравится? – Каллум, наклонив голову набок, с любопытством наблюдал за выражением ее лица. – Для меня-то после Индии все выглядит как-то странно и непривычно. За исключением, конечно, родового гнезда – Холла, там я всегда чувствую себя дома.

– Может, посмотрим его изнутри?

– А это будет не слишком вызывающе? – спросил Кэл с самым серьезным видом, но она понимала, что он над ней посмеивается.

– Семь бед – один ответ. Поездка с тобой вдвоем в открытом экипаже – это уже легкомыслие, а войти в пустой дом одной, с мужчиной, разумеется, и вовсе предосудительно. Но я все-таки рискну – очень уж хочется взглянуть, как там внутри. По крайней мере, смогу потом посоветовать тебе кое-что, если ты затеешь ремонт дома. Твоего дома.

Каллум пустил лошадей шагом, они спустились с холма, проехали по деревенской улице, вызвав немало любопытных взглядов, и поднялись по дороге на соседний холм, спускающийся к воротам.

Вблизи впечатление изменилось. Издалека аккуратное и безупречно симметричное строение тонуло в запущенном саду, дорога заросла сорняками, окна давно не мыты. Каллум подъехал к пустой конюшне, привязал лошадей и, предложив спутнице руку, повел ее к входной двери.

– Последние жильцы съехали два месяца назад, – объяснил он. – Уилл не стал его сдавать, ждет, когда я сделаю выбор.

– Это похоже на вторжение. – Оказавшись в холле, София огляделась и вздохнула. – Мне так и кажется, кто-то сейчас выйдет и спросит, что мы здесь делаем.

– У меня такое же впечатление. – Кэл широко распахнул обе створки дверей. – Странно, правда? Когда здесь жила бабушка, дом казался таким уютным и гостеприимным. Комнаты очень хороших пропорций, с прекрасным видом из окон.

София последовала за ним:

– Надо осмотреть кухню и помещения для слуг.

Все выглядело очень неплохо. К ее немалому облегчению, Каллум не повел ее смотреть спальни.

– Очень хороший дом, – сказала она, когда они вернулись в передний холл.

– Но тебе не нравится.

– Разве во мне дело? – Она отвела глаза, чтобы избежать его испытующего взгляда. – А тебе?

– Не очень. Он немного… Угрюмый. Не представляю себе нашу жизнь здесь.

– А какие дома в Индии, на что они похожи? – спросила она, когда они направились к конюшне, – ей хотелось увести разговор от обсуждения брака.