Текст книги "Юность Розы"

– Знаю, о ком ты, и не удивлен, – заметил доктор, пожав плечами.

– Вы все видите и понимаете, наверное, нет смысла продолжать?

– Продолжай, пожалуйста! Кто еще? У меня больше нет догадок.

– Еще один рухнул на колени прямо в оранжерее миссис Ван и вещал о великой страсти, стоя на колючем кактусе! Китти случайно зашла, а я не удержалась от смеха… Он на меня с тех пор дуется.

К радости Розы, у доктора тоже невольно вырвалось веселое «Ха!», ведь ситуации, нелепость которых не оправданна искренними чувствами, невозможно воспринимать серьезно.

– Другой без устали слал стихи, совсем как Байрон. Я все сожгла и новых, думаю, не увижу, а поэт утешился в обществе Эммы. А один – это самое ужасное! – решил делать предложение во время танца – при всех! Я обычно танцую вальсы только с нашими мальчиками, а в тот вечер согласилась, потому что девочки надо мной смеялись, называя скромницей. Так мне и надо – нечего было их слушать!

– Это все претенденты? – спросил дядя.

Как Роза и опасалась, вид у него стал свирепым при мысли, что его любимице пришлось выслушивать признание, кружась в объятиях партнера.

– Есть еще один, но про него я не расскажу, потому что он искренен и правда страдает, хоть я и старалась его не обидеть. Я пока ничего не понимаю в любви, но этот молодой человек вызывает уважение и сочувствие.

Голос Розы снизился почти до шепота, а доктор Алек понимающе склонил голову, потому что когда-то тоже пережил отказ. Затем пытливо заглянул в лицо племянницы.

– Ты хочешь продлить срок еще на три месяца?

– Я сообщу в канун Нового года, дядя!

– Хорошо. Не сбивайтесь с курса, маленький капитан, а если попадете в шторм, зовите первого помощника!

– Есть, сэр! Так и сделаю!

Глава пятая
Прекрасный принц

Роза погрузилась в раздумья, выронив старую перчатку, когда в коридоре зазвучали шаги и послышался мелодичный голос:

 
«Узрел он вдруг прелестный лик.
Прекрасна и стройна,
На парня дева в этот миг
Глядела из окна».
 

Услышав знакомый мотив, Роза присоединилась к пению:

 
«Взбежал он вверх – и у окна,
В стекло заколотил,
И уж впустить его она
Спешила, что есть сил».
 

В дверь постучали.

– Доброе утро, Розамунда, письма доставлены, верный слуга ждет дальнейших указаний! – объявил Чарли, входя, как обычно, красивый, веселый и доброжелательный.

– Указаний не будет, благодарю! Вольно, Принц! Если только отправить ответы… – Роза принялась распечатывать записки.

– О, ужас! Что я вижу? – вдруг воскликнул Чарли, театрально содрогнувшись и указывая на перчатку: как и многие начинающие актеры, он любил превращать повседневные встречи и разговоры в небольшие представления.

– Это дядина.

– Ну ладно! Я уж подумал, тут был соперник! – Чарли поднял перчатку, шутки ради нацепил ее на голову стоящей на каминной полке маленькой Психее[13]13
  Психея – в древнегреческой мифологии олицетворение души, дочь царя, превосходящая красотой богиню Венеру.


[Закрыть], напевая третий куплет:

 
«И тотчас Дженни обнял он,
В свой горский килт одет…
Тот смел, кто истинно влюблен,
Преград для страсти нет»[14]14
  Песня на стихи Роберта Бернса в переводе Н. Сидемон-Эристави.


[Закрыть].
 

Роза принялась читать письма, однако мысли ее возвращались к разговору с дядей, а также к новому гостю с его песенкой.

Все три месяца после возвращения Роза видела Чарли чаще других кузенов. Он единственный располагал свободным временем, чтобы «поиграть с Розой», как они говорили в детстве. Остальные вечно были заняты, даже маленький Джейми мужественно сражался с латынью, которая будто злой рок омрачала мальчишескую жизнь. У доктора Алека накопились дела за время отсутствия; Фиби музицировала; тетушка Изобилия неустанно хозяйничала. А Чарли то и дело забегал: занести письмо, передать привет, поделиться новостью или куда-нибудь пригласить, и это вошло в привычку. Чарли помогал Розе с рисунками, катался верхом, пел, а также, как само собой разумеющееся, сопровождал на балы и в гости вместе с тетушкой Кларой, которая, будучи охочей до выездов, взяла на себя обязанности дуэньи.

Поначалу Роза была довольна, однако вскоре начала желать, чтобы кузен нашел другое занятие и перестал ходить за ней по пятам, словно у него нет других дел. В семье уже привыкли к праздности Чарли, а мальчики до сих пор наивно считали, что Принц – украшение клана, достоин лучшего и обязательно прославит Кэмпбеллов. Каким образом прославит – никто точно не знал: Чарли, хоть и был талантлив во всем, не проявлял интереса или склонности ни к чему в отдельности. Старшие родственники уже покачивали головами, видя, что амбициозные планы и выдающиеся способности ни к чему не приводят.

Роза наблюдала все это, и ей хотелось сподвигнуть гениального кузена на некое благородное дело, чтобы окружающие не только любили, но и уважали его. Задача, впрочем, оказалась не из легких: Чарли ее добродушно выслушивал, с готовностью признавал недостатки, а затем придумывал аргумент или отговорку, и через пять минут Роза уже сомневалась в собственной правоте и оставляла спор.

Постепенно Розе стало казаться, будто Чарли считает себя вправе единолично распоряжаться ее мыслями и временем, остро реагируя на появление других претендентов. Это раздражало Розу, она опасалась, что Чарли неверно расценил ее дружеские намерения, а тетушка Клара и вовсе обернула ситуацию в свою пользу, объясняя частые встречи тем, что Роза «должна повлиять на дорогого мальчика», – как бы не так! «Дорогого мальчика» она обожала и никому не позволила бы воспитывать. Роза с досадой думала, что угодила в ловушку: хоть Чарли и был самым привлекательным из кузенов, она не хотела, чтобы он так просто ее присвоил, учитывая, что более достойный мужчина искал ее внимания менее бесцеремонно.

Эти мысли постоянно возвращались в ее голову, пока она читала письма, и оказали некоторое влияние на развитие последующего разговора.

– Столько приглашений, если буду на все отвечать, никогда не закончу с подарками! – пожаловалась она.

– Позволь, я помогу, побуду твоим секретарем, – предложил Чарли, который чувствовал себя в маленьком кабинете как дома и охотно брался за любое дело.

– Можешь ответить на записки, если хочешь. Нужно написать вежливый отказ почти на все, кроме двух или трех. Зачитывай имена, я скажу – каких именно.

– Слушаю и повинуюсь! Кто теперь посмеет назвать меня бездельником?

Чарли с радостью уселся за письменный стол, ибо часы, проведенные в кабинете Розы, были самыми приятными и счастливыми за день.

– «Порядок – первый закон небес!» Чудесный вид, однако я не вижу писчей бумаги! – сказал он, открывая крышку и с интересом оглядывая содержимое.

– В правом ящике! Сиреневая с монограммой для записок, обычная – для деловых писем. С ними я сама разберусь! – ответила Роза, размышляя, кому подарить кружевной платок. Анабелле или Эмме?

– Доверчивое создание! А если бы я открыл не тот ящик и наткнулся на сердечные тайны? – продолжил новоявленный секретарь, перерывая аккуратно сложенные стопки.

– У меня нет тайн, – скромно ответила Роза.

– Неужели? Ни одной трогательной записки, бережно хранимого миниатюрного портрета или засохшего букетика? Я вам не верю, кузина! – Чарли с сомнением покачал головой.

– Вам я бы точно ничего не показала, нахальный юноша! Есть несколько сувениров, но ничего особенно сентиментального и интересного.

– Хотел бы я взглянуть! Жаль, не смею просить… – хитрил Чарли, умоляюще поглядывая поверх полуоткрытой крышки.

– Смотри, если хочешь, но ты разочаруешься, Пол Прай![15]15
  Персонаж пьесы Джона Пула (1786–1872) – любопытный, хитрый, сующий нос в чужие дела.


[Закрыть] Левый нижний ящик с ключом!

– О, добрый ангел, моя благодарность безмерна! С каким же трепетом я ждал сего момента! – С этой цитатой из «Удольфских тайн»[16]16
  «Удольфские тайны» – произведение английской писательницы, одной из основательниц готического романа, Анны Радклиф (1764–1823).


[Закрыть] Чарли отпер и открыл ящик картинным жестом. – Посмотрим, что в шкатулке… Семь локонов: соломенно-желтый, рыжевато-каштановый, золотой, просто рыжий… Что-то знакомое! Похоже, я знаю, с чьих голов они срезаны!

– Да, вы дали мне по локону перед отъездом, и они путешествовали со мной по миру в этой шкатулке.

– Лучше бы путешествовали сами головы… Так, янтарный флакон в виде божка с золотым колечком на спине – какой чудный аромат! – продолжил осмотр Чарли.

– Давний подарок дяди, мои любимые духи.

– А это уже подозрительно – мужской перстень с цветком лотоса и письмо! Я с дрожью спрашиваю: кто, где и когда?

– Один джентльмен, на мой день рождения, в Калькутте.

– Неужто мой родитель?

– Хватит дурачиться, конечно, он! Дядя оказал мне самый радушный прием! Тебе бы поехать и навестить его, как добропорядочному сыну, вместо того чтобы попусту терять время здесь.

– Дядя Мак твердит то же самое, однако никакие нотации не загонят меня в упряжку, пока я не нагуляюсь на свободе, – упрямо буркнул Чарли.

– Если долго гулять, можно заблудиться… – серьезно начала Роза.

– О, за меня не волнуйся – судя по благодарной записке, ты обещала за мной приглядеть. Бедный мой родитель, хотел бы я его увидеть! Последний раз он навещал нас почти четыре года назад, должно быть, постарел с тех пор…

Чарли иногда называл дядю Стивена «родителем», потому что, в отличие от остальных мальчиков, которые знали и любили отцов, редко видел своего и прибегал к полунасмешливому обращению. Для Чарли отец был лишь некой фигурой, выдвигающей требования и отдающей приказы, которые часто выполнялись с неохотой или не выполнялись вовсе.

Роза давно знала, что дядя Стивен не любит бывать дома из-за пристрастия жены к светской жизни и предпочитает сбегать, объясняя затянувшееся отсутствие делами.

Глядя, как кузен с непривычной серьезностью, которая была ему к лицу, вертит в руке кольцо, Роза решила, что это подходящий момент для разговора, и с жаром произнесла:

– Он и правда стареет. Дорогой Чарли, подумай о долге, а не об удовольствии – я уверена, что ты не пожалеешь!

– Хочешь, чтобы я уехал? – быстро спросил кузен.

– Думаю, это было бы правильно.

– А я думаю, ты была бы еще очаровательней, если бы поменьше беспокоилась о том, что правильно, а что нет! Тебя дядя Алек этому научил, как и другим странным понятиям.

– И хорошо, что научил! – воскликнула Роза, затем добавила спокойней: – Знаешь, женщины всегда пытаются сделать дорогих им мужчин лучше.

– Верно! Удивительно, что мы еще не ангелы. Впрочем, ангелы наверняка понравились бы вам меньше, – лукаво улыбнулся Чарли.

– Возможно, но не уходи от ответа. Ты поедешь к отцу? – неосмотрительно настаивала Роза.

– Нет! – исчерпывающе ответил Чарли.

Повисла неловкая пауза, во время которой Роза усердно завязывала банты, а Чарли бесцельно ворошил содержимое стола.

– Смотри-ка! Мой подарок! – вдруг радостно воскликнул он, поднимая маленькое сердце из агата на выцветшей голубой ленте. – Позволь, я заберу каменное сердце, а тебе оставлю свое, настоящее? – спросил он то ли в шутку, то ли всерьез – его тронула старая безделушка и связанные с ней воспоминания.

– Нет! – резко ответила Роза, рассерженная дерзким вопросом.

В силу легкости характера Чарли обычно быстро справлялся с краткими приливами эмоций, успокаивался сам и успокаивал других.

– Ну вот, теперь мы квиты! Давай забудем ссору! – предложил он с подкупающим добродушием, невозмутимо пряча маленькое сердце в карман и собираясь закрыть ящик.

Вдруг его внимание привлекла толстая стопка писем с иностранными марками.

– Это еще что такое? – воскликнул он, извлекая из-под пачки фотографию.

– О, я и забыла… – потупилась Роза.

– Кто он? – Чарли хмуро рассматривал красивое лицо.

– Благородный Гилберт Мюррей, который сопровождал нас в поездке по Нилу, отгоняя крокодилов и прочую живность. Он прекрасный охотник, я же тебе писала! – весело объяснила Роза, слегка смущенная открытием Чарли. Знакомство с Гилбертом относилось к «опасным моментам», которые упоминал дядя.

– Судя по стопке писем, крокодилы его еще не съели? – ревниво спросил Чарли.

– Надеюсь, нет! Его сестра, наверное, упомянула бы об этом…

– Вот как! Значит, ты переписываешься с ней? Вообще сестер стоит опасаться! – Чарли с подозрением рассматривал пачку.

– От этой сестры сплошная польза, потому что она единственная подробно описала мне свадьбу брата.

– Что ж, если он женат, мне на него наплевать. Я-то думал, что нашел объяснение твоей неприступности! Если дело не в тайном возлюбленном, то я вновь в полном недоумении. – Чарли бросил фотографию в ящик, совершенно потеряв к ней интерес.

– Я непреступна потому, что разборчива и не нашла никого, кто был бы мне полностью по вкусу.

– Никого? – бросил нежный взгляд Чарли.

– Никого! – подтвердила Роза, вспыхнув, и призналась: – Многие меня восхищают, многие нравятся, но нет никого достаточно сильного духом и доброго. Полагаю, мои идеалы слегка старомодны.

– Зануды, вроде Гая Карлтона, графа Альтенбурга и Джона Галифакса[17]17
  Гай Карлтон (1724–1808) – британский военачальник. Граф Альтенбург – герой романа ирландской писательницы Марии Эджуорт (1767–1849). Джон Галифакс – герой романа английской писательницы Дины-Марии Мелок (1826–1887).


[Закрыть] – я знаю вкусы добропорядочных девиц, как ты, – усмехнулся Чарли, предпочитавший Боклерка и мистера Рочестера[18]18
  Боклерк (фр. Beauclerc – хорошо образованный) – прозвище Генриха I (1068–1135). Эдвард Рочестер – герой романа английской писательницы Шарлотты Бронте (1816–1855).


[Закрыть].

– Значит, я не добропорядочная. Я не люблю зануд. Я ищу джентльмена в лучшем смысле этого слова и готова ждать, поскольку уже знаю одного.

– Черт возьми! Я с ним знаком? – в тревоге воскликнул Чарли.

– Немного, – ответила Роза с хитрым блеском в глазах.

– Если это не Пэм, то я сдаюсь. Он самый воспитанный из моих знакомых.

– О боже мой, нет! Гораздо лучше мистера Пэмбертона и много старше! – уважительно сказала Роза, и Чарли, еще больше встревожившись, продолжил гадать.

– Какой-нибудь преподобный отец? Набожные девушки обожают пастырей. Но пастыри, как правило, женаты!

– Нет!

– Сжалься – назови имя! – взмолился Чарли.

– Александр Кэмпбелл.

– Дядя? Ей-богу, это облегчение, хоть все равно ужасно нелепо! Значит, когда найдешь такого же святого помоложе, выйдешь за него замуж? – спросил Чарли – новость и позабавила, и обескуражила его.

– Если встречу человека хотя бы вполовину такого же честного, доброго и благородного, как дядя, с гордостью стану его женой, – решительно заявила Роза.

– Странные вкусы у женщин! – Подперев рукой подбородок, Чарли задумался о неразумности отдельно взятой представительницы, которая предпочитала старого скучного дядюшку молодому привлекательному кузену.

Роза тем временем заворачивала подарки, жалея о своей излишней суровости – отчитывать Чарли было нелегко, хоть тот порой сам напрашивался на отповеди, каялся в грехах и, пользуясь своей неотразимостью, легко получал прощение.

– Пора заканчивать с записками, – напомнила Роза, чтобы прервать тягостное молчание.

Чарли не заставил просить дважды и тут же настрочил несколько ответов в своей изящной манере. Дойдя до делового письма, он пробежал его глазами и озадаченно спросил:

– Что это? Расценки строительных работ и так далее… от некоего Баффема.

– Оставь, с этим я потом сама разберусь.

– Не оставлю, мне интересно! Если думаешь, что я ничего не смыслю в делах, ошибаешься!

– У меня есть два старых дома в городе, я делаю ремонт и готовлю их к сдаче.

– Квартиры для сдачи в аренду? Что ж, хорошая идея, должно быть, неплохой доход!

– Что ты, это не ради дохода! Брать деньги в моей ситуации – равносильно идти на сделку с совестью! – решительно заявила Роза.

– Почему же? Что плохого в том, что люди снимают квартиры, а владельцы получают взамен кругленькую сумму?

– Знаешь, я повидала много нужды и здесь, и за границей, мы там не только развлекались, уверяю тебя! Дядя посещал больницы и тюрьмы, и я иногда ездила с ним, но это было слишком грустно, и дядя предложил другие виды благотворительности, которыми я могла бы заняться по возвращении: школы для бедных, работные дома, приюты и тому подобные заведения. Ты не представляешь, как это было мне полезно и как я рада, что у меня есть средства, чтобы хоть немного сократить количество страданий в мире!

– Но, дорогая моя, нельзя транжирить состояние в попытке накормить, вылечить и одеть всех несчастных! Делись, конечно, все должны помогать бедным понемногу, я это горячо поддерживаю! Только ради всего святого, не уходи в благотворительность с головой, как некоторые! А то станешь безнадежно серьезной, практичной и одержимой, такие особы – одно наказанье! – предостерег Чарли.

– Я буду делать добро изо всех сил и брать пример именно с «безнадежно серьезных, практичных и одержимых» женщин! Если это тебе не по душе, можешь со мной не общаться! – ответила Роза, повторив обидные слова, потому что она была готова отстаивать свои убеждения до конца.

– Над тобой будут смеяться.

– Ничего, я привыкла.

– Будут осуждать и сторониться.

– Те, чье мнение для меня важно, не будут.

– Женщинам не пристало ездить по приютам!

– Очень даже пристало!

– Подхватишь какую-нибудь заразу и потеряешь красоту, что тогда? – спросил Чарли, надеясь запугать юную филантропку.

Однако Роза не испугалась, а ответила с внезапным блеском в глазах, вспомнив недавний разговор с дядей:

– Досадно, конечно… Но есть утешение – лишившись красоты и раздав деньги, я узнаю, кто любит меня по-настоящему!

Чарли какое-то время молча покусывал перо, затем кротко спросил:

– Могу ли я поинтересоваться, что за великие перестройки планируются в старых домах, которые взялась облагородить прекрасная владелица?

– Я хочу предоставить удобное жилье для бедных женщин. Есть много порядочных людей, которые ограничены в средствах и вынуждены ютиться в дешевых квартирах, где тесно, шумно и грязно. Я способна помочь некоторым из них, и я попробую!

– Смиренно полюбопытствую: правда ли, что эти порядочные люди, ограниченные в средствах, будут занимать роскошные покои бесплатно?

– Так я изначально планировала, однако дядя убедил меня, что неразумно принимать их за нищих, лучше назначить небольшую плату, чтобы они чувствовали себя независимыми. Мне, разумеется, не нужны деньги, я потрачу их на содержание домов и помощь кому-то еще! – ответила Роза, не обращая внимания на скрытую насмешку в словах кузена.

– Не жди благодарности – ты ее не получишь, а также потеряешь покой, отвечая за множество обездоленных. Будь уверена, что устанешь и пожалеешь!

– Спасибо на добром слове, а я все же рискну!

Чарли, задетый ее непоколебимостью, потерял всякую осторожность и выпалил последний аргумент:

– Одно скажу точно: будешь продолжать в том же духе – никогда не найдешь мужа, а тебе он просто необходим, чтобы ты не сорила деньгами!

Роза обладала горячим нравом, однако редко позволяла себе его проявлять, но на этот раз не стала сдерживать гнев. Последние слова особенно ее задели, поскольку и тетя Клара нередко к ним прибегала, отговаривая Розу от щедрых вложений или недостаточно обеспеченных женихов. Роза разочаровалась в Чарли и рассердилась, что он высмеивает ее взгляды.

– Раз так, я никогда не выйду замуж! Предпочитаю сохранить свободу и делать то, что считаю нужным. А чем дрожать над деньгами, лучше завтра же отправиться в работный дом!

Чарли, осознав, что зашел слишком далеко, поспешил загладить вину, прибегнув к своим чарам. Обернувшись к маленькому пианино, он самым сладким голосом запел старый романс:

 
«Пусть ледяные дуют ветра,
Тебя я укрою пледом.
Нет ярче алмаза в короне моей,
Чем ты, моя королева,
Ты мне дороже земель и морей,
Ты мне дороже неба»[19]19
  Стихи Роберта Бернса.


[Закрыть].
 

Очевидно, прекрасный Принц не зря практиковался в искусстве менестреля – сам Орфей не восстановил бы мир быстрее. Мелодичное извинение было принято со снисходительной улыбкой и искренним раскаянием:

– Мне жаль, что я так рассердилась, но ты по-прежнему мастерски выводишь меня из себя, а я последнее время не в духе. Ночные бдения плохо на мне отражаются.

– Боюсь, в таком случае ты вряд ли пойдешь на прием к миссис Хоуп завтра… – сказал Чарли с лестным для собеседницы сожалением в голосе.

– Я должна, ведь его устраивают в мою честь. Впрочем, я уйду пораньше и наконец отосплюсь! – Роза потерла лоб: у нее разболелась голова от напряженного разговора.

– Но немецкую польку танцуют поздно, а я ведущий танцор и рассчитывал на тебя в качестве пары! – взмолился Чарли, которому очень хотелось похвастаться кузиной.

– Нет, я обещала, что буду умеренна в развлечениях, и сдержу слово. Глупо подрывать здоровье и волновать дядю, к тому же, как ты мудро заметил: нельзя терять красоту, а значит, нужно лечь пораньше.

– Самое интересное начинается после ужина… Уверяю тебя: прием будет чудесный, и мы мило проведем время, как на прошлой неделе у Эммы!

– Тогда я точно не поеду! Стыдно вспомнить, какой был кутеж и с каким грустным лицом встречал меня дядя в три часа утра: выжатая как лимон, платье помято, голова болит, ноги подкашиваются от усталости, а результат пятичасовых трудов – лишь горсть конфет, искусственные цветы и клоунский колпак из бумаги. Дядя сказал, что я, вероятно, вернулась с французского бала-маскарада. Я больше не хочу слышать от него подобных слов, и рассветные лучи не застанут меня в столь жалком виде!

– Ты вовсе не была жалкой, вернулась домой еще затемно, и мама не возражала! Дядя слишком строг, не слушай его! Мы ведь отлично повеселились, какой от этого вред?

– Тоже мне веселье! Тетя Клара до сих пор лечит простуду, я проспала весь следующий день, а ты был бледен, как привидение, поскольку ходил на приемы несколько недель подряд!

– Ерунда! Все ходят в гости в сезон, ты скоро привыкнешь! – начал Чарли, твердо решившись уговорить Розу, ведь бальная зала была его стихией, а под руку с красавицей-кузиной он был особенно доволен собой.

– Я не хочу привыкать, подобное веселье слишком дорого обходится! Танцевать в душной зале с мужчинами, выпившими слишком много вина; менять день и ночь местами; тратить драгоценное время; превращаться в ветреную модницу, которая живет лишь развлечениями, – разве это хорошо? Не отрицаю – развлечения бывают приятны, но не заставляй меня слишком к ним привязываться. Лучше помоги противостоять дурным порывам и, пожалуйста, не высмеивай хорошие привычки, которые с детства прививал мне дядя!

Роза так искренне просила, и Чарли знал, что она права, но ему было сложно отказаться даже от малейшей прихоти, поскольку материнское потворство испортило его. Избалованный мальчик стал невоздержанным мужчиной. Роза обратила на кузена просящий взгляд, желая уберечь его и себя от опасного водоворота, который затягивает и кружит многих молодых людей, чтобы утянуть на дно или выбросить на берег сильно пострадавшими. Пожав плечами, Чарли бросил в ответ:

– Изволь. Я провожу тебя домой, когда скажешь, а на немецкую польку приглашу Эффи Воринг. Какие тебе прислать цветы к балу?

Это была хитрая уловка со стороны Чарли, поскольку модница мисс Воринг открыто обожала Прекрасного Принца. Роза недолюбливала ее, считая легкомысленной и фривольной. При упоминании Эффи решимость Розы покачнулась, и она почти уступила, но вспомнила слова «первого помощника». Роза очень старалась не сбиться с пути: бурный поток эмоций разворачивал на юг, а здравый смысл – единственный возможный компас – указывал на север, и она прилежно пошла по намеченному курсу. Случайно подписав «Анабелла» на объемном свертке с домашними тапочками для дяди Мака, Роза твердо сказала:

– Не волнуйся обо мне! Я поеду с дядей, а потом незаметно исчезну, чтобы никого не беспокоить.

– Уедешь рано и откажешься от танца? Я не верю! – воскликнул Чарли, запечатывая последнюю записку.

– Вот увидишь!

– Я все же не буду терять надежды!

Послав кузине воздушный поцелуй, Чарли поспешил отправлять ее письма, вполне уверенный, что бедной мисс Воринг не удастся станцевать с ним польку.

Мисс Кэмпбелл, казалось, и правда претендовала на эту честь, поскольку, едва закрылась дверь, вскочила и чуть не крикнула вслед: «Подожди, я передумала!» Однако, постояв минуту, пристально глядя на старую перчатку на голове Психеи, Роза глубоко вздохнула и решительно вышла из комнаты.