Текст книги "Славянские древности"

Среди многочисленных укрепленных пунктов, известных по «Житию св. Оттона» епископа Бамбергского, проповедовавшего здесь христианство в 1124–1128 годах, главным был укрепленный пункт и город Щетин (Stetin, Stetina), окруженный водой и поэтому неприступный. «Civitas antiquissima et nobilissima in terra Pomeranorum, materque civitatum», – писал о нем Герборд (2.5, 25, 32, 40, 3.13).

За исключением упомянутых остатков поморян (кашубов и словинцев) и сербов (лужичан), вся огромная полабско-балтийская ветвь западных славян прекратила свое существование в войнах, которые вели против них немцы, начиная с Карла Великого и до XII века, то есть в войнах, продолжавшихся почти 400 лет. Лютичи, а также ободриты были уничтожены полностью; остатки древан прекратили свое существование в XVIII веке, а остатки лужицких сербов и поморян были слишком незначительны, чтобы без посторонней помощи сохранить свою народность³³.

Славяне потерпели поражение потому, что, несмотря на всю их силу и многочисленность, борьба с немцами велась в неравных условиях. Большому объединенному германскому государству, пользовавшемуся полной поддержкой католической церкви, противостояли славяне, раздробленные на ряд небольших племен и племенных объединений. Им никогда не удавалось объединиться и создать против немцев единый союз, более того, они чаще объединялись с немцами в борьбе друг с другом: иногда ободриты выступали вместе с немцами против лютичей, к которым они издавна питали вражду, иногда, наоборот, лютичи шли вместе с немцами против ободритов. Помогали немцам также и чехи. Но замечательные победы, иногда очень значительные и вначале многообещающие, какими, например, были восстание лютичей и ободритов в 983 году или сражение на Гаволе в 1056 году, оказывались безрезультатными. Напрасны были также и попытки создания крупных славянских государств, предпринимавшиеся польским королем Болеславом Храбрым (992-1025), а затем ободрицким князем Готшалком (1043–1066) и руянским князем Крутым (1066–1105), а также сыном Готшалка Генрихом (ум. в 1119 году). Около 1127 года пала знаменитая Ретра, а в 1168 году – еще более знаменитая Аркона; в 1177 году был сожжен Волин, а со второй половины XII века мы находим полабско-балтийских славян, в том числе и поморян, уже в немецком подданстве. Это означало для них не только утрату политической свободы, своей веры и культуры, но и своей народности, так как тот, кто не был уничтожен, стал подвергаться усиленной германизации, закреплявшейся обратной колонизацией немцами тех областей, в которых они когда-то обитали в начале нашей эры.

Однако изложение хода этой колонизации уже не входит в задачи настоящей книги.

Народ, положивший начало будущим чехам и словакам, пришел на свои исторические земли с севера, из-за Одера и Вислы, где некогда находилась его прародина. У нас нет оснований предполагать, что он мог прийти каким-либо другим путем, и постоянно возникающие теории о том, что чехов в конце VI века привели с юго-востока авары, не имеют под собой никакой почвы. Не подкреплена данными лингвистики и теория С. Чамбела¹, согласно которой словаки во всяком случае пришли с юго-востока и представляли собой отделившуюся ветвь южных славян. С исторической же точки зрения это вообще неверно. Словаки, наиболее близкое чехам западнославянское племя, образовали вместе с чехами еще в начале нашей эры единый чехословацкий народ, который, придя с севера через горы, занял одновременно как Чехию и Моравию, так и северо-западную часть позднейшей Венгрии.

И только здесь, на этих новых местах поселения, произошло языковое, культурное и политическое разделение народа на две части; только здесь отделенная горным хребтом Малых Карпат западная часть этого народа была в течение долгого времени предоставлена иным судьбам, чем те, которые постигли его восточную часть; только здесь под влиянием новых условий, а главным образом в результате тысячелетнего господства венгерских королей над словацким народом, в результате венгерского ига образовался народ, который, признавая свое общее происхождение с чехами, стал все же считать себя особым от них народом. Только ликвидация старых политических отношений дала возможность восстановить в 1918 году то, что являлось естественным состоянием обеих частей, и объединить их в едином государстве в единый чехословацкий народ.

Впрочем, чехословаки после прихода на новую родину распадались в рамках одного большого племени на ряд мелких племен, которые лишь в ходе исторического развития образовали, с одной стороны, чешский и, с другой, словацкий народы. Об этой древней дифференциации свидетельствуют даже современное состояние языка и этнический состав чешского и словацкого народов. Мы можем отметить значительное разнообразие диалектов, а также культурные, физические и психологические различия², уходящие своими корнями в далекое прошлое. Так, например, внутри чешского народа выделяется чешская область в более узком смысле этого слова – хотя и здесь имеются значительно отличающиеся друг от друга локальные районы, как Крконоши, Табор, Шумава (племя ходов) и др., – и племена ганаков, валахов, ляхов и словаков в Моравии, всегда отличавшиеся друг от друга в языке, культуре и характере. Значительные местные различия имеются и в Словакии, входившей в состав Венгрии, даже если оставить в стороне Восточную Словакию, в отношении которой не ясно, не является ли ее население словакизированным русским элементом³. Однако наряду с этими племенами, происхождение которых можно отнести к глубокой древности, мы располагаем и древними историческими свидетельствами о существовании, в частности в Чехии, ряда небольших племен.

Ряд известий, относящихся к IX и X векам, постоянно свидетельствует не о чешском князе, а о ряде славянских князей в древнем Бойохеме⁴; затем в ряде старых легенд и летописных известий Χ-ΧΙ веков также рассказывается о междоусобной борьбе отдельных племен и князей⁵; об этом же имеются некоторые данные у Масуди⁶, и, наконец, еще один важный документ – учредительная грамота Пражского епископства от 1086 года, подтверждая старые привилегии 973 года⁷, упоминает при этом ряд мелких и больших чешских и силезских племен, обитавших в X веке на северной границе, рядом с сербами и поляками. Чешскими племенами были следующие⁸: тугост на реке Хубе, на пути из Домажлиц в Баварию; седличане (Zedeza) – у замка Седлец, возле Карловых Вар; лучане (Lusane) на среднем течении р. Огры; дечане (Dazana) – на Эльбе у Дечина; литомерицы (Liutomerici) – у устья Огры; лемузы – на реке Билене, а, вероятно, также и на правом берегу Эльбы; пшоване (Pssouane) – от Мельника между Эльбой и Изером; хорваты – по обе стороны Орлицких гор (Chrouati et altera Chrouati). Далее за горами в Силезии и по соседству с сербскими мильчанами к ним примыкали еще слезане (Zlasane), требовяне (Trebouane), бобране (Poborane) и дедошицы (Dedosize). К перечисленным чешским племенам, по данным других источников, можно отнести также упоминаемые у Козьмы Пражского (1.10) Populus Bilina; последние были, вероятно, тождественны названным выше лемузам; затем зличан, обитавших в среднем Полабье до Орлицких гор и Литомышля⁹, дудлебов – на юге Чехии (у Масуди – Diilaba), голасицы – в районе Опавы (у географа Баварского Golensici) и, наконец, собственно чехов – в центре страны, известных главным образом по летописи Козьмы Пражского. Центром чехов стала Прага, которую впервые описал в X веке Ибрагим ибн Якуб.

Сильнейшими из названных чешских племен были лучане, зличане и чехи, о которых сохранилось наибольшее количество известий относительно их междоусобной борьбы. Эта борьба шла по всей земле за власть над другими племенами. В конечном счете главенства над другими племенами добились в IX–X веках чехи. Чешский князь объединил и надолго подчинил себе всю чешскую землю, а позднее и Моравию, объединил воедино отдельные племена.

Так образовался чешский народ – разумеется, без венгерских словаков, которые с XI века входили в состав Венгрии. Только часть словаков, обитавших в Моравии (так называемые моравские словаки), уже тогда составила единое целое с чешским народом. Племя чехов передало всему чешскому народу и свое имя – чехи¹⁰, которое старые латинские источники уже в конце XIII века переводят как Bohemi, Boemi. Из этого видно, что соседи чехов считали славянские племена в Бойохеме (Богемия), осевшие там уже в VIII веке, единой родственной группой, хотя в тот период они еще не были объединены в единый народ.

Точно так же в тот же период распространяется наименование мораване (по-латински сначала Marahenses, Margi, Marahi, Maravi, Marvani, позднее, с XI века, Moravi) для обозначения союзов мелких моравских племен, объединившихся, видимо, раньше, чем в Чехии, на территории, по которой протекала река Морава, вокруг большого центрального укрепленного пункта, к которому относится сообщение Фульдских летописей 869 года «ineffabilis Rastizi muni-tio». Был ли это загадочный и до сих пор не установленный Велеград – вопрос спорный¹¹. К мораванам, образовавшим в IX веке большую державу, первоначально были присоединены и словаки в Северной Венгрии (княжество в Нитре) и в Паннонии (княжество у Блатна). В том, что словаки в VIII и IX веках уже были в Венгрии, нет никаких сомнений; поэтому совершенно неверны утверждения венгерских историков, что словаки являлись элементом, пришедшим в страну уже после того, как она была занята мадьярами, – утверждения, повторяющиеся вплоть до последнего времени с целью обосновать фальсифицированными доводами историческое право венгров на эту территорию. Большой могильник IX–X веков у Пилины (Piliny) в Новограде является словацким.

Границы древней чехословацкой земли точно не известны. На западе чехи отдельными группами проникли через Шумаву в Баварию (см. выше, с. 138–139); на севере примерной границей были горы (с. 147) (вплоть до сербского округа Загозд в Чехии) и район Опавы в Силезии. Область у Немчи (Niemcze) уже была польской. До какого пункта первоначально доходили словаки на востоке, мы не знаем, вероятно, до больших девственных Гемерскоспишских лесов или по крайней мере до низовьев Грона¹², где они уже смешивались с южными славянами, а позднее и с мадьярами. Пешт на Муране свидетельствует о присутствии болгар. На юге словацкий элемент проник до Паннонии, вплоть до озера Блатна (Балатон), чешский же местами доходил до Дуная, о чем нам известно по Пассауской грамоте 987 года, приводимой Эйнхардом, и другим свидетельствам, например по древней топонимике этой области¹³. Помимо этого, именно по топографической номенклатуре видно, что и южнее, между Литавой и Энсом, далеко в Альпах обитал народ, язык которого являлся переходным от чешского к собственно словинскому¹⁴. На западе, в Баварии, река Мюгль была примерной границей, до которой доходил чешский элемент. Однако уже с IX века новый поток немецких колонистов из Баварии начал германизировать Подунавье, причем с такой силой, что славяне удержались здесь лишь местами и только до XII века¹⁵.

О первоначальном развитии и судьбах польского народа нам известно значительно меньше, так как источники начинают подробно говорить о поляках только с IX века. Отношение польского языка к другим славянским языкам ясно свидетельствует о том, что поляки принадлежали к западной ветви славянства и издавна являлись соседями поморян, велетов, сербов и чехов, а все это, равно как и их исторические места поселения, неопровержимо доказывает, что они издавна обитали там же, где и позднее, и что они в меньшей степени, чем другие вышеупомянутые народы, продвинулись со своей прародины между Вартой и Западным Бугом. Но и поляки с самого начала не были единым и таким большим народом, каким они позднее выступили в истории. И здесь первоначально обитала лишь группа небольших родов и родственных племен, о которых история оставила нам несколько неясных известий и следы которых проявляются еще в существующем и поныне разнообразии диалектов польского языка и в различном характере культур отдельных польских областей. Так же, как и в соседней Чехии, здесь усилилось одно из древних племен, которое подчинило себе другие, объединило их и дало свое имя всему вновь созданному объединению.

Однако о подробностях этого исторического процесса нам известно немного.

Что касается древней племенной дифференциации, то уже Киевская летопись различает у поляков, которых она называет ляхами, две большие ветви: полян и мазовшан. Эти сведения дополняют и другие современные источники, в частности, учредительная грамота Пражского епископства под 973 годом (см. выше, с. 162), затем «Житие св. Мефодия», описание путешествия короля Альфреда и сообщения географа Баварского, а также другие данные, свидетельствующие, что в области, первоначально занимавшейся этой группой славян, обитали следующие племена.

Висляне (Uislane – географа Баварского) – в верховьях Вислы, в позднейшей так называемой Малополыпе, с центрами Краков и Сандомир. Не ясно, однако, являлось ли это наименование названием действительно существовавшего племени или же оно было собирательным для обозначения географического положения полян, обитавших на Висле – этом большом торговом пути, благодаря которому Польша вообще приобрела известность¹.

Поляне (Polani, Poloni, Pulani), называвшиеся так по полю (равнине), на котором они обитали по обоим берегам Варты; область полян помещалась между лютичами, поморянами, слензанами и мазурами, то есть между рекой Нотец, низовьями Варты, средним течением Одры, доходя на востоке до окрестностей Ленчицы и Серадза, обитателями которых были уже другие племена (ленчицане, серадзане), вскоре объединившиеся с полянами. Древнюю область между верховьями реки Нотец и Вислой населяли куявяне, однако упоминаются они лишь позднее, в хронике Кадлубека и Богухвала. Уже при князе Мечиславе поляне подчинили себе другие соседние племена, и вообще можно предполагать, что в конце X века при Болеславе (992-1025) объединение полянами польских племен было завершено. Главным толчком к этому, по моему мнению, было наступление немцев на полабских славян. В организации этой сильной славянской державы, которая, к сожалению, просуществовала недолго, Болеслав видел средство сдержать немецкое наступление. В области расселения полян следует искать колыбель и центр древней Польши уже и потому, что старая традиция локализовала первые народные политические и религиозные центры в Гнездно, Крушвице и Познани. В Познани в 968 году было учреждено и первое польское епископство.

О другом большом племени – мазовшан (Mazomenses), позднее называвшихся мазурами, нам также почти ничего не известно. Территорией их расселения являлась область на среднем течении Вислы, к востоку от полян и к северу от Свентокшиских гор.

Зато о племени слензян (Silensi) в верхнем течении Одры, между реками Бобра и Висла², нам известно, что еще в X веке в состав его входил и ряд других более мелких племен, среди которых учредительная грамота Пражского епископства и географ Баварский называют бобрян (бобжан) на реках Бобре и Гвизде, дедошан (дзядошан) на нижнем течении Бобры, ополян – у Полья и требовян (тшебовян); последние уже жили, пожалуй, на территории сербов (см. выше, с. 150). О загадочных хорватах, часть которых по некоторым известиям можно локализовать у верхней Одры и которые у различных польских историков фигурируют под названием польских хорватов³, я упоминал уже выше, на с. 98 и в прим. 8 на с. 624–625, куда и отсылаю читателя. Одновременно обращаю внимание читателя и на соответствующие страницы в разделе, посвященном русским славянам, где истолковывается сообщение Киевской летописи о двух племенах, вышедших из ляхов, то есть из Польши, и осевших на Руси: о радимичах на Соже и вятичах на Оке (см. с. 224–226). Я не считаю их польскими племенами.

В связи с историей Польши следует упомянуть о так называемом ляшском вопросе: проблеме происхождения и значения наименования ляхи (польское Lach, чешское Lech, русское лях; первоначально, с носовым звуком, ленх).

Киевский летописец на первых страницах своей хроники обозначает названием ляхи целую ветвь славян, к которой относит полян, мазовшан, лютичеи, поморян, вятичеи и радимичей. Помимо Киевского летописца, о ляхах упоминает современный ему византийский летописец Киннамос (11.18), который при этом добавляет: «Λέχοι, ot Σκυθικόν είσι γένος»⁴. Зато польские исторические источники ляхов поначалу вообще не знают, и лишь в хронике Кадлубека с главы X неожиданно появляются Lechitae. Отсюда их и взяли позднейшие польские и чешские летописцы, создавшие, помимо этого, и мифических праотцев – Чеха, Леха, Руса и Мега.

Очевидно, что наименование лях (чешское Lech) было дано полякам их соседями; это подтверждается также тем, что как литовцы, так и венгры сохранили это старое название (Lenkas, lengyel), а в турецком и иранском языках сохранялось название Лехистан для обозначения Польши. Таким образом, историческое значение наименования ляхи ясно: так называли поляков их соседи, причем скорее всего восточные. Западные соседи поляков – лютичи, ободриты и сербы – этого названия не знали; в противном случае следы его сохранились бы в многочисленных известиях западных источников. Однако такое толкование исторического термина лях еще не объясняет его первоначального значения и связи с наименованием поляк, которое, как мы видели, обозначало жителя полей. Такие крупные лингвисты, как, например, В. Ягич, А. Соболевский, В. Негринг, Е. Бернекер, выводят наименование лях⁵ от слова lęda, русского ляда, чешского lada, и если такое объяснение, что весьма правдоподобно, является верным, то в названиях полян и ляхов мы можем видеть обозначения двух групп населения, живущих в различных экономических условиях: жители полей – это хлебопашцы, а жители нераспаханной земли – ляды – это люди, которые занимались не земледелием, а охотились и пасли скот. Таким образом, ляхи первоначально были охотниками и пастухами, а поляне – хлебопашцами. Областью же ляхов была та часть Польши, которая не являлась землей полян, то есть Повисленье, Мазовщина и Малополыпа, где наименование ляхи удержалось до сих пор. Отсюда понятно, почему русские славяне и славяне, обитавшие в Венгрии, звали поляков ляхами, в то время как сербы, лютичи и ободриты, знавшие в качестве соседей только полян, называли и весь народ этим вторым именем.

Изложенные выше экономические различия между ляхами и поляками сами по себе не означают предшествовавших им этнических различий между обеими группами населения. Однако ряд польских историков шел значительно дальше, сделав вывод, что ляхи были иного происхождения, чем остальной польский народ, и что пришли они в польские земли откуда-то со стороны, подчинили эти земли и удержались здесь в виде шляхты, со временем ополячившейся, но по происхождению бывшей все же чужой. Впервые эта известная теория о чужеземном происхождении польской шляхты появилась в польской историографии еще в 1730 году, проповедуемая сначала робко, а позднее, с 1837 года, все более настойчиво. Эта точка зрения защищалась И. Лелевелем, К. Шайнохой, В. Мацийовским, А. Куником, А. Беловским, а позднее главным образом Фр. Пекосинским. Лелевель и Беловский видели в польской шляхте касту, пришедшую с Балкан; Шайноха и Куник видели в ней германскую дружину; Мацийовский – племя полабских славян; Пекосинский считал, что лехиты – обитатели здешних мест, а шляхта – захватчики, пришедшие примерно в VIII или IX веках из земли ободритов⁶.

Однако историческими свидетельствами эти теории не подтверждаются. Такого известия, которое подтверждало бы приход особого племени завоевателей и образование из него шляхты, нет. Польское дворянство, как и всякое другое, образовалось в результате эволюции старых социальных отношений, и если в этом процессе и приняли участие чужеродные элементы, это все же не дает оснований отождествлять всю шляхту с каким-то особым, чуждым полякам племенем.

Что касается общих границ доисторической Польши, то они ясны уже из того, что говорилось о границах соседних с Польшей народов. На западе польская граница шла по рекам Гвизда и Бобра, затем по Одеру, до впадения в него Варты; на севере граница шла по Варте и реке Нотец, вплоть до Вислы у Торуня, откуда поляки вскоре стали проникать дальше на север, затем по нижнему течению Осы и Дрвенца; на востоке старая польская граница, судя по всему, проходила недалеко от нынешней, придерживаясь левого берега Буга и Стыра. В Галиции эту старую границу пока установить трудно (скорее всего она проходила между Саном и Висло кою). Естественную границу на юге составляли Карпатский горный хребет, а с Моравией и Чехией – Есеницкие и Орлицкие горы. Здесь чешский элемент издавна проникал только до района Опавы и вдоль Вислы⁷ к реке Олыпе, подвергаясь здесь значительному влиянию польского языка⁸. Окрестности укрепленного пункта Немчи (Niemcze) были уже польскими.