Текст книги "Славянские древности"

Из славянских племен дальше других на восток продвинулись северяне. Летопись говорит о них мало: «…а друзии седоша по Десне и по Семи, по Суле и нарекошася север»³¹. Однако это не были их первоначальные места расселения, здесь они жили лишь в летописный период. С северянами произошло то же, что и с другим, только что упомянутым русским племенем. Северяне, по-видимому, основали все вышеупомянутые славянские колонии, которые уже в VI веке упоминаются на Донце и Дону, а в арабских источниках IX и X веков на Дону, Волге и Северном Кавказе³². Им же, вероятно, принадлежала и славянская колония Тмуторокань в устье Кубани (см. с. 211). Однако в XI веке, в летописный период, эти восточные колонии славян, включая Тмутаракань, были либо покорены, либо в результате продвижения тюрко-татар обратно оттеснены на север и запад.

Поэтому Северская земля ограничивается в этот период поречьем Десны, Сейма и Сулы, а из позднейшей русской истории мы знаем, что и Сула не стала надежной охраной от набегов азиатских кочевников, что славяне строили укрепления и в глубине своей территории – на Трубеже, Сейме и Остре.

Западной границей, отделявшей северян от полян, был Днепр; на севере граница с радимичами, насколько можно судить по северянским курганам, свидетельствующим о различии культур обеих племенных групп, шла между реками Ипуть и Снов и далее по Сейму вплоть до Суджи и Ворсклы. Где проходила граница с вятичами – сказать трудно.

А.А. Шахматов на основании анализа рязанского диалекта полагал, что Рязанская область входила еще в состав Северской Земли, однако против этого резко выступил профессор Е. Будде³³.

Главными укрепленными пунктами у северян были Любеч, Листвен, Ропеск, Новгород, Чернигов и Переяславль на Трубеже, Брянск, Мценск и Воробино (Воробейко) были уже вятичскими.

По данным летописи, дреговичи поселились между Припятью и Западной Двиной, то есть на обширной территории, границы которой летопись точно не указывает; но поскольку из дальнейшего текста нам известно, что Полоцк на Двине был уже кривичский, можно думать, что в летописный период дреговичи еще не достигли Двины. На юге их примерной границей была широко разливающаяся Припять. На востоке они перешли Березину, о чем свидетельствуют курганы дреговичского типа, имеющиеся в большом количестве и на Березине в Бобруйском уезде. Города Дрьютьск (Дрютеск), Борисов, Изяслав и Логойск, по данным летописи (под 1127 годом), были уже кривичскими. Труднее всего определить границы дреговичей на западе. Было бы напрасной тратой сил пытаться установить их для летописного периода. Первоначально поселения дреговичей находились поблизости от Днепра и Припяти, так как по топонимике белорусских областей, основание которым как раз и положили дреговичи, видно, что литовский элемент проник значительно дальше нынешней русско-литовской границы, идущей от Двинска (Даугавпилса), около Видза, Свенцян, Вильно, Грод, Дубич, Друскеников и далее к Августову и Сувалкам. Историческое значение дреговичей заключается в том именно, что они начали наступление на литовцев и продвигались из бассейна Припяти в бассейн Двины и Немана. Результаты их продвижения налицо, но на основании имеющихся у нас материалов, как исторических (степень древности их наименований остается неизвестной), так и лингвистических и археологических, мы не можем сказать, где и когда установилась граница этого продвижения, где она проходила в летописный и долетописный периоды. Однако результаты археологических исследований показали, что среднее и нижнее Побужье (по Западному Бугу) принадлежали уже другому племени. На юге первоначальной границей дреговичей была Припять, от которой уже позднее, теснимые волынянами, они несколько отошли. Древними важными центрами дреговичей были здесь города Туров в Мозырьском уезде и Пинск.

Наименование «дреговичи» тесно связано с корнем дрег, драг, обозначающим болото (ср. наименование травы дрыгва, дрегва, дрягва, дреговина, растущей в болотах, и литовское dregnes – влажный, сырой). Однако суффикс – ичи показывает, что правильней будет толковать его как патронимикум собственного имени – Драг, Драгое³⁴.

Радимичей летописец помещает по реке Сож, вятичей – по реке Оке. Однако в обоих случаях, особенно во втором, это весьма приблизительно. Бассейн Оки велик, и мы знаем, что там обитали также и финские племена мурома, мордва и меря. Более точно границу радимичей можно установить лишь на востоке с вятичами. Топонимика этой области и данные археологии показывают, что граница между ними проходила по водоразделу рек Снов и Ипуть, притоку Сожа. На западе граница между радимичами и дреговичами проходила примерно у Днепра и Березины; верховья Сожа на севере были уже кривичскими, а на северо-востоке Козельск, укрепленный пункт на Жиздре, в 1154 году уже известен как вятичский. О радимичах в летописи сообщается мало. Летопись не знает также ни одного большого укрепленного города радимичей. По всей видимости, радимичи были одним из слабых и зависимых племен. Они без сопротивления подчинились Киеву и уже в 885 году платили Киеву дань, которую раньше выплачивали хазарам. Вятичи занимали территорию, простиравшуюся на западе до водораздела между рекой Жиздрой и левыми притоками Десны, однако основная их часть занимала области по Оке вплоть до Коломны – Калужскую, Тульскую – и часть Московской губернии. Что касается Рязанской области, то хотя В.А. Городцов на основании археологических находок относит и ее к вятичам, но результаты современных исследований древнего диалекта Рязанской области весьма расходятся со сделанными им выводами. Это же относится и к изучению древнего диалекта на юге бывшей Орловской губернии³⁵. Определить здесь границу поселений вятичей мы еще не можем. Однако здесь, на другом берегу Оки, так же как и на севере, поселения вятичей, несомненно, смешивались с поселениями северян и кривичей, причем в основном эти области были заселены еще не славянскими, а финскими племенами.

Летописец, объясняя наименования «радимичи» и «вятичи», называет их прямыми потомками Радима и Вятка. К этому он присоединяет легенду о том, что они были братьями, происходили от ляхов, то есть являлись выходцами из Польши, и что они пришли сразу со своими людьми и осели на Соже и Оке³⁶. Достоверна ли эта легенда? Действительно ли радимичи и вятичи польского происхождения?

Теоретически можно себе представить, что в бурном движении славян и их развитии, наблюдаемом повсюду в V, VI и VII веках, одно или два племени могли уйти из переполненного западнославянского центра (например, в результате нашествия готов или аваров), пробиться через полосу русских племен и оказаться на востоке среди восточных славян и финских племен. Речь идет лишь о том, что вряд ли можно еще какими-либо данными, помимо летописной легенды, доказать такое предположение. В самой легенде слишком много вымышленных аналогий, чтобы ее можно было безоговорочно принять.

Никакими историческими данными эта легенда не подтверждается. Правда, с лингвистической точки зрения, вся область древних радимичей, так же как и соседних дреговичей, относится ныне к области белорусского языка, в котором имеется много совпадений с польским языком. Но это уже не относится к области, занимавшейся некогда вятичами, являющейся великорусской, в которой следы связей с польским языком значительно слабее.

Таким образом, совершенно ясно, что если в отношении радимичей летописная традиция до некоторой степени подтверждается данными лингвистики, то относительно вятичей такое подтверждение является значительно более слабым. Летописец, соблазненный их соседством, видимо, лишь по ошибке присоединил к ним вятичей.

Во всяком случае, бросается в глаза, что в других местах летописи, звучащих гораздо более определенно, говорится о ляшском происхождении одних только радимичей. Наконец, выражение «радимичи и вятичи (происходят) от ляхов» не должно означать, что они пришли из Польши и являлись непосредственно польскими племенами, оно может означать, что они пришли от ляхов, то есть с той стороны, от польских границ. Весьма вероятно, что предки радимичей, а также дреговичей первоначально обитали на славянской прародине по соседству с поляками, находились под их влиянием и, по-видимому, составляли промежуточную полосу между поляками и чисто русскими племенами. Оттуда они продвинулись на восток и вклинились в среду остальных северных и южных русских племен. Принадлежность вятичей к этому клину остается спорной.

Остается также неизвестным, где образовался этот клин и когда эти племена пришли. Приход вятичей на основании данных археологии и лингвистики относится обычно к довольно позднему периоду, а именно к X и даже XI векам, но против этого можно привести тот довод, что об их приходе в древнейшей части летописи говорится как о старой традиции, а не как о чем-то имевшем место в летописный период. Я бы не колеблясь остановился даже на утверждении, что они пришли значительно раньше и приход их был уже связан с движением днепровского славянства, начавшегося в результате аварского или даже готского нашествия. Когда-нибудь археологи установят время прихода славянских элементов на Сож и Оку. Сейчас же от решения этой задачи мы еще довольно далеки.

Летопись рассказывает, что словене поселились на озере Ильмень, построили Новгород и находились там еще до того, как, согласно традиции, в 862 году, а в действительности еще раньше, туда пришли во главе с Рюриком скандинавские русы³⁷. О приходе новгородских словен на озеро

Ильмень нам ничего не известно (но я полагаю, что это произошло задолго до IX века, см. выше, с. 29), неизвестно также, почему у этой ильменьской колонии в отличие от других сохранилось наименование «славяне» и каким образом они были связаны с местностью, где это племенное название возникло.

Славяне пришли в область, занятую финнами, а именно племенем чудь. Выгодное расположение колонии на озере Ильмень, благодаря чему в ее руках находился северный конец днепровского пути, значительно содействовало ее быстрому расцвету и развитию. Новгородские словене начали продвигаться на запад к реке Луге, на север к Ладоге и на восток к Мете, но так как сопротивление финских племен, по-видимому, было здесь сильным, колонизация вскоре направилась в другую сторону – в Заволочье, где финские поселения были более редкими, а сопротивление значительно слабее. Уже в X веке мы видим словен на Белоозере, где до этого обитало финское племя весь, а в XI и последующих веках новгородская колонизация направилась далее на Мологу, Тверцу, Шексну, Сухону, Кострому и по Волге – на нижнюю Оку. Одновременно с новгородской и параллельно с ней шла и кривичская колонизация.

Однако трудно сказать, где в этих отдаленных землях находились поселения новгородские, где кривичские или даже вятичские; русские историки и филологи, значительно расходящиеся в вопросе о происхождении славян Ярославской, Суздальской, Ростовской или Московской областей, тем более расходятся и в вопросе о происхождении славян в землях более отдаленных.

Кривичи еще до их упоминания в летописи исторически засвидетельствованы императором Константином Багрянородным (Κριβιτζοί, Κριβιταιηνοί, De adm. imp., с. 9), однако лишь летопись указывает, где они обитали: «…на верхъ Волги, и на верхъ Двины и на верхъ Днепра»³⁸. При этом летопись добавляет, что кривичи, обитавшие на реке Полоте, притоке Западной Двины, являлись отдельным племенем и назывались «полочане»³⁹. Следовательно, кривичи обитали на территории, которая вклинивалась в земли дреговичей, радимичей, вятичей и новгородских словен, при этом последние, как показывает вся обстановка, так же, как, например, полочане на Двине, являлись лишь кривичской колонией на Ильмене. Таким образом, границы территории, занимавшейся кривичами, можно определить уже на основании того, что говорилось выше об областях, занимавшихся их соседями, а Η.П. Барсов еще более уточняет их, давая подробный перечень топографических наименований, в которых очевидны следы имени кривичей на землях первоначально неславянских (кривичи, крево, кривск, кривцы, кривец, кривче, кривская, кривцовская, кривцов, кривик, кривены и т. д.). Оказалось, что эти названия распространены на территории начиная от Днепра и до верхней Угры, Сожа, Десны, Москвы-реки, Клязьмы и Суздальской и Владимирской областей⁴⁰. К тому же из летописи XII века нам известно, что укрепленные пункты Изяслав, Борисов, Логойск и Мстиславль на Соже были кривичскими, благодаря чему мы можем более точно определить южную границу кривичей, несмотря на то, что отдельные наименования встречаются и далее, до верховьев Дона. О колониях, на востоке перемешанных с соплеменными новгородскими колониями, уже говорилось. На севере граница между кривичами и новгородской землей проходила примерно по Валдайской возвышенности, а на западе кривичи перешли за реку Великую и Чудское озеро, где уже в IX веке был основан сильный укрепленный пункт кривичей – Изборск (неподалеку от позднейшего Пскова), который затем был присоединен к Новгороду. Кривичи перешли также и через Двину (упоминающиеся на ней топографические наименования распространены вплоть до бассейна реки Неман), и чрезвычайно интересно, что на этой западной границе наименование кривичей сохранилось и по сегодняшний день, правда, лишь в устах латышей, которые и теперь называют своих русских соседей Krews (кревс), а землю русскую – земля Kreewu.

Вторым центром кривичей (полочан) был Полоцк на Двине, но главным и наиболее важным центром всего племенного объединения оставался всегда Смоленск на Днепре, воздвигнутый на удобном месте, на скрещении древних торговых путей (см. выше, с. 173). Произведенные В.И. Сизовым раскопки Гнездовских курганов неподалеку от нынешнего Смоленска дают нам возможность довольно ясно представить себе культуру кривичей в X веке, наполовину славянскую, наполовину скандинавскую⁴¹.

* * *

Такова картина русских племен, и такова была этнографическая карта Восточной Европы в конце первого тысячелетия.

Вопрос о том, что же, собственно, представляли собой перечисляемые в летописи и Константином Багрянородным древнерусские племена, являлись ли они этнографическими – племенными или территориальными – политическими объединениями, занимал многих историков. Лично я полагаю, что всякая односторонняя точка зрения и одностороннее разрешение этого вопроса были бы неверны. На образование отдельных племен оказали влияние различные моменты: иногда это была прежде всего родовая традиция и родственные связи, а уже во вторую очередь – характер языка⁴²; в других же случаях, наоборот, особенности обычаев, покрой одежды, социальные формы, вообще культура и, разумеется, иногда в большей, иногда в меньшей степени факторы политические и географические (возникновение власти и административных центров, характер территории). Несомненно, однако, что большинство племен представляет собою этнографическое целое, так как летописец, перечисляя в начале летописи полян, древлян, словен, радимичей, вятичей, северян, хорватов, дулебов, уличей и тиверцев, подчеркивает, что они «имяху бо обычаи свои, и законъ отецъ своих и преданья, кождо свой нравъ»⁴³. Родовые имена также свидетельствуют о происхождении племени в результате разрастания рода; я не думаю, что уже в X веке идея рода и кровного союза «замутилась» так сильно, как это полагает Н. Барсов. С другой стороны, свое влияние на образование племенных единиц, бесспорно, оказывали и не этнографические факторы, и в отдельных местах летописи довольно сильно подчеркиваются моменты политические и географические. Племя – это политическое целое в пределах определенной территории, подчиненное власти князя. Впрочем, такой характер образования племени, несомненно, не являлся решающим и не исключал общности, возникшей из рода и этнографически единой.

Таким образом, если уже в долетописный период при образовании племенной конструкции русского народа наряду с языковыми и культурными факторами играли роль и факторы географические и политические, то позднее, как мы видим, первые теряют свое значение, а роль последних все более и более усиливается. Древние родовые и этнографические объединения исчезают и появляются новые, возникшие на географической основе под влиянием одних лишь политических и экономических факторов; или, как говорят русские историки, исчезает старый племенной быт и возникает быт областной; на месте старых племен мы видим области территориальные, объединенные в более или менее крупные союзы, над которыми установилась власть князей из рода Рюрика и его дружины. Исчезают старые племенные наименования, а их место занимают названия городских областей⁴⁴, выводимые из наименований центральных городов: земля Киевская, Черниговская, Смоленская, Переяславская, Ростовская, Суздальская, Рязанская, Муромская, Полоцкая, Пинская, Туровская, Волынская, Галичская. Каждый такой город в этих землях являлся торговым, промышленным центром всей области, центром религиозным, административным и гарнизонным пунктом княжеской дружины, которая обеспечивала охрану населения города и его окрестностей, опираясь на мощные валы с укреплениями, замечательную конструкцию которых показали раскопки в Белгородке близ Киева. Захват центрального города означал завоевание всей земли, и мы видим из летописи, что варяги, заняв главные города, подчинили себе славян. Из этих городов варяги распространили свою власть на славянские племена.

Возможно, что эти новые политические области местами оставались и племенными объединениями, но русская история XI и XII веков большей частью говорит о том, что они включили в себя и отдельные части различных древних племен. Так, Новгородская область образовалась из словен и кривичей, Черниговская – из северян, радимичей и части вятичей, Киевская – из полян, древлян и дреговичей, Полоцкая – из дреговичей и кривичей, Смоленская – из восточных кривичей, дреговичей и радимичей, словом, этнографические границы древних племен уже не совпадали с границами новых областей; карта вновь образовавшихся политических областей выглядела иначе, чем карта племен.

Еще один вопрос заслуживает особого внимания. Это вопрос об отношениях между старыми племенами и разделением восточных славян⁴⁵ на три большие группы, которое, как мы видим, началось в XIII веке. Совершенно очевидно, что разделение на малорусскую (украинскую)⁴⁶, белорусскую и великорусскую ветви имело свои корни уже в древний период и не было явлением более позднего времени.

Вопросу о возникновении русского, украинского и белорусского языков было посвящено много исследований и трудов, и, в частности, много споров вызвал вопрос о том, к какому из этих трех языков следует отнести язык тех или иных древних племен. Так, шли споры, куда следует отнести северян, вятичей и даже новгородских словен, но самые острые споры вызывал вопрос о том, кем считать древних полян, основателей русского государства, русской культуры и литературы: великорусами или малорусами⁴⁷. В этом вопросе изложенная позиция крупнейшего русского лингвиста А.А. Шахматова выглядит следующим образом.

Древние русские племена уже в летописный период образовали три группы, или три пояса, различных наречий: 1) северорусский, состоявший из новгородских словен и кривичей; 2) среднерусский, состоявший из дреговичей, радимичей, вятичей, северян, и 3) южнорусский, состоявший из полян, древлян, волынян, уличей, тиверцев и хорватов. Южнорусский пояс положил основание Малой Руси, северный – Великой Руси; средний же распался так, что юго-восточная часть – вятичско-северская – под влиянием нового центра, возникшего в Москве, присоединилась к великорусам, в то время как из западной – дреговичско-радимичской – и части южных кривичей образовалась Белая Русь⁴⁸. Еще и поныне в великорусском языке прослеживаются следы его двойственного происхождения, так как наречия к северу от Москвы сильно отличаются от южно-русских наречий (главным образом в произношении безударного я и в произношении звука г). Однако и это толкование известного русского филолога-историка не является последним словом, так как и в нем имеются весьма спорные отдельные вопросы. Однако заслуживает внимания то обстоятельство, что и русская археология на основании выводов, сделанных А.А. Спицыным, пришла к такому же заключению о наличии трех поясов, состоящих, с точки зрения представленных ими культур, из тех же племен⁴⁹.

Подводя итог нашим современным знаниям, древнейшее развитие русского народа можно представить себе следующим образом.

После разделения протославян на западную, южную и восточную ветви в этой последней, издавна обитавшей в бассейне Припяти и среднего Днепра, происходила дальнейшая дифференциация на две группы с отличными друг от друга наречиями: на группу северных и группу южных племен, которые из своей колыбели начали продвигаться, первая – на север и северо-восток, на верхний Днепр, озеро Ильмень и Волгу, вторая – на юго-восток к Дону и на юг к Черному морю. Между ними, видимо, уже позднее вклинилась часть славян, принадлежавшая к группе восточного языка, но сформировавшаяся на польской границе (и под влиянием польского языка), которая отделила южную группу от северной и образовала между ними средний пояс. К ней относились прежде всего племена дреговичей и радимичей. Эта часть славян положила начало возникшей позднее Белоруссии, в то время как словене новгородские и кривичи северного пояса (совместно с вятичами) положили начало образованию Великой Руси, а племена южного пояса – Малой Руси.

Позднее на дальнейшее расчленение этих трех групп наряду с языковой дифференциацией оказали влияние и другие факторы: этническое смешение народа, в одном случае с элементами литовскими, в другом – с финскими и в третьем – с тюрко-татарскими; затем влияние различной среды, в которой развивались северная и южная ветви; влияние новых крупных политических объединений, с одной стороны, Киевского и Галичского государств и с другой – Московского; затем татарское нашествие и происшедшие в результате передвижения в южном и среднем поясе. Однако все это уже относится к более позднему историческому периоду и выходит за рамки настоящей книги. Ясно, однако, что ни один из этих факторов не был настолько сильным, чтобы полностью уничтожить первоначальное единство русского народа. Белая, Великая и Малая Русь оставались и продолжают оставаться и поныне частями единого русского народа, и совершенно неправильно исключать из этого единства украинский народ либо доказывать, что он вообще нерусского происхождения. Дифференциация между Великой и Малой Русью зашла ныне так далеко, что Украина требует признания своего языка и своего народа одинаково ценными и равноправными с языком и народом Великой Руси. Однако эта дифференциация, питаемая главным образом политическими факторами, даже сейчас не зашла еще так далеко, чтобы опровергнуть фактическое единство русского народа, которое в отличие от других славянских народов всегда надежно связывает отдельные его ветви. До сегодняшнего дня, как правило, отмечает А. Мейе – замечательный знаток сравнительного славянского языкознания⁵⁰, – различия в русском языке этих трех ветвей являются менее значительными, чем различия в немецких или французских диалектах, и Белая Русь, Украина и Великая Русь, даже если каждая из них приобретает политическую самостоятельность, останутся ветвями одного народа и одной из свободных частей соединенного Русского государства.

24 июня 1920 года