Текст книги "Холодная вода"

Холодная вода
Любовь Безбах

Девицы вообще подобны шашкам:

не всякой удаётся, но всякой желается

попасть в дамки.

Козьма Прутков

1

Фотограф Михаил Новиков

Фотограф Радмила Родионова

© Любовь Безбах, 2023

© Михаил Новиков, фотографии, 2023

© Радмила Родионова, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0059-6605-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обложенное тучами небо над автобусной остановкой опустилось ниже и потемнело. Прохладный дождливый май не радовал солнцем. Ветер упорно дул со стороны целлюлозного комбината, принося в город невыносимую вонь. Мимо Кости вереницей медленно проезжали машины, рассеивая сумрак ближним светом. Парень поёжился и покосился на девушку, стоящую поодаль, бесстрашно оголившую плечи в конце неприветливого мая. «Не холодно ж им!» – подивился Костя всем на свете девушкам, не желающим тепло одеваться. С неба посыпались первые промозглые капли. На остановке не было павильона, и люди невнятно заворчали, поднимая капюшоны и воротники. Костя стряхнул рукой капли с макушки и съёжился ещё больше, проклиная в мыслях нынешнюю весну. Дождь превратился в ливень, в лужах закипели пузыри. Девушка с оголёнными плечами сжалась и обхватила себя руками. Длинные распущенные волосы повисли сосульками. Короткая, не по погоде, юбчонка открывала стройные, красивые ножки в аккуратных туфельках. Костя оторвал взгляд от чарующих ножек и окликнул их обладательницу. Девушка обернулась, смущённо прикрывая лицо ладошкой.

– Иди ко мне под пиджак, – позвал Костя.

– Я мокрая вся, – ответила девушка, не показывая лицо.

– Я тоже.

Она отвернулась и негромко ответила:

– Не хочу.

Костя решился, стянул пиджак, подошёл к девушке и набросил его на мокрые плечи.

– Спасибо, спаситель.

Она шмыгнула носом и благодарно кивнула, всё также прикрывая лицо. У спасителя между тем застучали зубы.

– Как вас зовут? – спросил он, но тут подошёл автобус, дверь раскрылась, обдав заждавшихся на остановке теплом, и Костя протянул девушке руку:

– Пойдём?

– Это не мой автобус.

– Жаль.

Костя вспрыгнул на ступеньку.

– Пиджак забыл! – крикнула девушка, и Костя на мгновение увидел смазанные потёки косметики, торопливо прикрытые ладошкой. Парень повернулся к незнакомке мокрой спиной и внедрился в толпу пассажиров. Девушка осталась снаружи с его пиджаком на плечах.

Автобус набился пассажирами. Первыми, как водится, прорвались самые резвые, последней лезла бабуля, и ей всё никак не удавалось втиснуться в автобус.

– Бабушка, ведь придавит в дверях – жаловаться будете на всех, – заявил в микрофон водитель. Девушка упёрлась руками в бабкину спину и вдавила её в салон. Двери закрылись. Автобус с тяжкими стонами отвалил от остановки. Костя из заднего окна с интересом разглядывал удаляющуюся стройную фигурку девушки под потоками ливня, с головой прикрытую его пиджаком – любо-дорого! Какие всё-таки стройные ножки, а?!

Анюта, промокшая с головы до ног, шумно ворвалась в комнату.

– Как я замерз-з-зла! – процедила она сквозь дребезжащие зубы.

Полнотелая Ольга расширила и без того круглые глаза и с острым любопытством оглядела подругу.

– Ты кого ограбила? – удивилась она.

– Никого. Он сам. Холодно!

Анюта жалобно захлюпала носом и стянула с себя промокший насквозь чужой пиджак.

– Лицо умой! – хохотнула Оля. Крашеные в радикально-чёрный цвет Олины волосы, тщательно завитые в продольные пружинки, падали ей на глаза и на нос, и Оля на них беспрестанно фукала.

– Ты на себя в зеркало посмотри! Фук! Фук!

Аня торопливо стянула мокрую одежду, явив завистливому взору подруги красивую, поджарую фигуру, и надела халат.

– Пиджак мне дал один парень. Красивый! – сообщила Аня, безжалостно подбросив дров в костёр подружкиной зависти, нацепила шлёпанцы и ушла умываться.

Студентки жили вдвоём в тесной комнатушке общежития. Оля подняла брошенный Аней пиджак. Плечи-то у парня широкие… Повезло же Аньке родиться такой красивой! Оля не виновата, что нет у неё таких длинных ног, да и ростом она не вышла. Зато плоскогрудая Анька давится завистью при виде пышного бюста Ольги, нахально торчащего упругой плотью. А, по фиг! Ольга бросила пиджак на спинку стула и вернулась к переписыванию пропущенной накануне лекции.

Вернулась умытая Аня.

– Английский надо делать, – недовольно сказала она. – Что у нас на ужин?

Оля, усердно строчившая в тетради неразборчивым почерком, ничего не ответила. Аня повесила пиджак на плечики, чтобы высох, и беспардонно полезла в чужие карманы.

– Упс! Оль! Паспорт!

Ольга подняла голову – фук! фук! – и звонко расхохоталась.

– Твой парень – лопух! – безапелляционно заявила она.

Аня зашуршала подмокшими листами паспорта и сказала:

– Ты бы лучше убралась хоть раз в комнате, а то всё «я» да «я»… Семёнов Константин Фёдорович, – прочитала она. – Прописан… Хм-м… Придётся возвращать.

– Новый сделает, – хохотнула Оля.

Ане вовсе не хотелось ехать на другой конец города, но хозяин пиджака был уж больно красивым, грех не помочь такому. Аня бросила паспорт на полку, чтобы листы просохли.

– Завтра съезжу, – решила она и с нежеланием достала английский. В комнате установилась напряжённая тишина. Торопливо шуршала по бумаге Ольгина ручка яростно шелестели страницы англо-русского словаря.

– Кхр.. кхр… Ой, то есть khr… khr… А это что ещё за словечко: «Chairman»? «Стул– мужчина», что ли?

– Одно из двух, – проронила Оля. – Или человек, страдающий расстройством желудка, или человек, который сидит, как квашня, и ничего не делает.

– «Министр», – прочитала в словаре Аня. – Эх, ты, переводчица.

Анюта без труда нашла нужный дом. Семёнов Константин Фёдорович изволил проживать в спальном районе, куда не долетало амбре комбината. Отстроенные лет пять назад многоэтажки пастельного цвета были заботливо обсажены молодыми деревцами и клумбами. В ежедневно отмываемых подъездах царила нереальная чистота. Цены на недвижимость в новом микрорайоне будоражили воображение всего города. На радость Ане, нужный подъезд раскрылся прямо перед ней, жилец даже придержал дверь. Вот и квартира. Аня цепким взглядом оценила мощную дверь с глазком и изящным узором по краям. На звонок открыл вовсе не парень, спасший её накануне от простуды, а мужчина лет пятидесяти с громадным пивным животом, упрятанным в синий атласный халат с кисточками. Растерявшаяся Аня увидела тёмные изломанные брови, такие же, как у того парня, такой же нос с мягкой горбинкой, и без труда узнала директора вонючего комбината.

– Семёнов Константин здесь живёт?

– Здесь, – буркнул директор неприязненно.

Аня отплатила ему презрительным взглядом и протянула пиджак.

– Передайте ему, – холодно сказала она и отвернулась к лестнице. Дверь за её спиной захлопнулась, негостеприимно щёлкнул замок, отсекая незваную гостью. «Ну и ладно», – подумала Аня, спускаясь вниз и кипя от негодования.

Фёдор Андреевич между тем прошёл в комнату сына и бросил ему пиджак.

– Твоё?

– О! Откуда?!

– Принесли только что.

– Кто?!

Отец к интересу сына отнёсся равнодушно, и Костя ринулся к окну. Там, в окне, он сразу увидел ту самую девушку, быстро пересекающую двор, те самые ножки! И бросился вон из квартиры. Ему повезло, он её догнал. Теперь Костя увидел её лицо, больше она его не прятала. Длинные карие глаза с лисьей хитринкой смеялись. Тонкие, чуть подкрашенные брови, узенький подбородок, кожа – белая, чистая, и Косте захотелось дотронуться до её щеки.

– Догнал, – сказал он, запыхавшись от бега. – И всё-таки, как тебя зовут?

– Аня, – ответила девушка со смехом. – Дверь открыл твой папа?

– Да. Откуда ты знаешь, где я живу?

– Из паспорта.

– Из паспорта?! О-о…

– А вы с отцом похожи.

Они смеялись. Взявшись за руки, они шли широким шагом, перепрыгивая через лужи. Костя опомнился и остановился.

– Тебе далеко? Уже темнеет, могу подвезти.

– Далеко везти придётся, до общежития. Я студентка, – с вызовом сказала Аня. Костя вызова не заметил:

– Какое совпадение! Я тоже студент. Ты не туда идёшь. Нам туда.

– Ты уверен?

– Да. Там у меня гараж с машиной.

– Откуда у тебя машина, студент?

– От сырости завелась, – смеялся Костя, счастливый. – Старая отцовская. Он себе другую купил, давно уже.

Он довёз её на белом «жигулёнке» до общежития, темнеющего среди деревьев мрачноватой громадой. Аня со смехом ловко выскочила из машины, и Косте пришлось скрыть разочарование: он ждал приглашения в гости. Вытащив телефон, он потребовал номер. Аня, всё так же смеясь, покачала головой.

– Мой тогда запиши.

Ответом снова был смех, и Костя назвал свой номер вслух. Звук, трепеща, бесплодно растворился в воздухе.

– В какой комнате живёшь-то?

Аня кокетливо повела глазами:

– А что?

– В гости приду. А то ты меня забудешь.

– Не забуду, – со смехом пообещала Аня и грациозной походкой направилась к крыльцу общежития.

– Я приду! – крикнул вслед Костя. – Жди.

Анюта третий день с остервенением прибирала комнатушку, беспощадно тираня неряшливую Ольгу. Подруги тявкались из-за растянутых на кровати Олиных лифчиков и колготок, из-за грязных кружек на столе. Оля не видела в грязных кружках ничего криминального, к тому же мытьё посуды обычно доставалась именно ей. Оля называла ежевечернюю процедуру с посудой «традиционной матчевой встречей». Аня посуду не мыла, потому что таз с ней можно задвинуть под стол, откуда его не видно, зато ревниво следила за чистотой. Оля знала, зачем подруга это делает: чтобы многочисленные поклонники хвалили. А грязную посуду под столом никто не увидит.

– Достала ты со своими уборками, показушница, – беззлобно ворчала Оля. – Не старайся ты так, не придёт он. Надо было – давно бы пришёл. Любовь с первого взгляда, ага! Мало таких на остановках – длинноногих…

– Помаду на место убери, – огрызнулась Аня, домывая полы.

– Тьфу ты…

Оля подошла к окну. Конец мая улыбнулся тёплым солнышком, и Оля с жмурилась на солнечный свет, как кошка, разве что не мурча от удовольствия.

– Цветочки бы завести, – размечталась Аня. – В комнате бы ещё лучше стало.

Холодильника у студенток не было, и продукты они хранили на подоконнике за шторой. Пачка маргарина растаяла на солнцепёке, стекла с подоконника на пол. Застывшую лужицу за шторой не было видно, и Аня, когда мыла полы, не удосужилась её убрать. Оля внезапно проявила инициативу.

– Сейчас я его выкину, – озабоченно сказала она, грозно нависнув над застывшей лужей.

– Не трогай его. Пол чистый. Я на нём что-нибудь зажарю. Чуть позже.

Оля скептически хмыкнула и выпрямилась. Аня, уставшая после уборки, опустилась на стул. В дверь постучали, и Аня, как обычно в эти дни, радостно вскочила.

– Оля, открой! – попросила она.

– Ладно уж, так и быть, открою, – хихикнула подруга, весело наблюдая, как подруга мечется по комнате.

На пороге стоял Игорь, и Аня отвернулась, чтобы скрыть разочарование.

– А, это ты, – протянула Оля.

Игорь сверхвежливо раскланялся прямо с порога. Деревянный от стеснения, он протянул Ане коробку дешёвых конфет.

– Это тебе, Анечка, – сказал он с натянутой улыбкой.

– Спасибо, – вздохнула Аня, поднялась и поставила чайник.

Разговор не клеился. Игорь стал ещё скованнее. Откушав чаю с конфетами, Оля сочно зевнула, нещадно захрустев челюстью, и засобиралась в гости к друзьям в соседнюю комнату.

– Анечка, что ты делаешь в среду? – вопросил Игорь, когда Оля уходила.

Она вернулась через пару часов. Игорь вовсю беседовал с Анечкой:

– Анюточка, а что ты делаешь в четверг?

На бледном лице Анюточки застыла отрешённая маска.

– Ты такая сегодня печальная, – заметил на редкость наблюдательный гость. – Давай я тебя развеселю.

Оля подавилась смешком.

– Давай, развесели, – хмыкнула Аня.

– Я специалист по точечному массажу.

– Да-а?!

– Я тебе массаж сделаю.

– Раздеваться?

Игорь мучительно покраснел. Нет, раздеваться, к счастью, не надо. Игорь не ожидал от Ани согласия и не на шутку испугался. Он робко взял её за тонкую шею трясущимися руками, и Ане захотелось немедленно закатить глаза. Через две минуты с массажем было покончено, и переволновавшийся парень напоследок нервно шмыгнул носом. Аня потрогала шею – цела ли?

Затем они сыграли в шахматы. Тут Игорь попал в свою стихию, осмелел, быстро обыграл Аню и, довольный, начал церемонно откланиваться. Девушки оживились. Натянув ботинки, гость шепнул Ане на ухо:

– Знаешь, я ведь гиперсексуалист.

– Кто тебе сказал это? – насмешливо фыркнула та.

Игорь покраснел и поспешил ретироваться.

– Ф-фу, наконец-то отделались, – вздохнула Оля.

– Два с половиной часа выпали из жизни, – резюмировала Аня и ещё раз на всякий случай потрогала шею. – Конфеты так себе. Лучше б мешок картошки принёс. Пойдём, прогуляемся.

На улице было свежо и прохладно. Сквозь кроны деревьев полыхали оранжевые лучи заходящего солнца. Асфальт немного подсох, и слабый ветерок затягивал лужи тонкой плёнкой пыли. Настроение у Ани поднялось, она приосанилась и перебросила за спину русые волосы. Прохожие оборачивались ей вслед. Ольга округлила пухлые губы и вызывающе выставила вперёд грудь – пусть и ей оборачиваются!

Анюта провожала взглядом каждую красивую машину.

– Что мимо едете? Хоть бы побибикал кто-нибудь, – заметила она.

Машины бибикали вслед молоденьким привлекательным девушкам. Аня снова осталась недовольной.

– Что бибикаете? Хоть бы кто-нибудь остановился.

Её желание исполнилось. Напротив девушек на ужасающих басах мощного рэпа остановился красный разбитый «москвич», какой впору перевязывать тросом, чтобы не развалился окончательно. Из него выглянул прыщавый юнец в засаленной олимпийке и шутливо провозгласил:

– Вай, дэвюшки, покатаемся, да?

– Дарагой, лучше б ты побыбыкал! – с досадой ответила Оля.

Неделю спустя, когда девичья память стала заволакивать бесцветной тиной изломанные брови и яркие серые глаза, а меланхолия почти бесследно испарилась, в гости явился Константин Фёдорович. Анина обида рассеялась от счастливого влюблённого взгляда, от мягкой улыбки. Костя водрузил на стол два больших пакета:

– Разбирайте, девчонки.

Оля полезла в пакеты, а Аня юркнула за занавеску у входа, где тишком обрызгала себя туалетной водой, чтобы перебить табачный запах.

В пакетах – фрукты, сладости и бутылка ликёра.

– Это всё нам? – лукаво удивилась Анюта.

– У меня сегодня день рожденья, – сообщил Костя.

– Поздравляем, – дружно сказали девушки и, перебрасываясь с гостем смешками и безобидными колкостями, быстро организовали стол из фруктов и сладостей. Еды у студенток никакой не было. Стол они покрыли красивой скатертью, расшитой мелкими розочками. Эту скатерть подруги бессовестно стянули когда-то с бельевой верёвки во дворах. Анюта села так, чтобы загородить спиной лужу маргарина на полу. Хоть за шторкой и не видно, но мало ли. И подняла на гостя хитрые лисьи глаза:

– Как ты узнал, в какой комнате я живу?

– А ещё я узнал твою фамилию. Журавлёва, верно?

– Верно.

– Прекрасная фамилия для девушки. Ты учишься на втором курсе, так?

– Следователь нашёлся, – хохотнула Оля. Она с любопытством разглядывала очередного Анькиного воздыхателя, но ожидаемой зависти не испытывала. Ей нравились другие, светленькие, с лёгким взором, а у Кости взгляд тяжёлый, придавливающий.

Парень с гордым видом разлил розовый тягучий ликёр по гранёным стаканам. Импровизированные фужеры поднялись над фруктами и брякнули друг о друга. Аня пригубила ликёр. Ольге, заядлой театралке, даже не требовалось никуда идти, театр вот он, рядом: Анюта задержала дыхание, будто задохнулась от крепкого напитка и теперь изо всех сил скрывает это. По девичьей бархатной щеке скатилась непрошеная слезинка. Костя смотрел на неё необыкновенно серьёзно, даже улыбаться перестал. Ольга, поражённая скрытыми талантами подруги, забыла о собственном стакане, переживая одновременно восхищение и досаду. Деликатно кашлянув, она прервала затянувшееся молчание:

– Позвольте спросить, а сколько нашему имениннику исполняется?

– Мне? Девятнадцать, – доверительно сообщил собеседник, не подозревая подвоха.

Аня вскинула глаза:

– Девятнадцать?

Тут она сыграть не сумела. В голосе проскользнуло плохо скрытое разочарование. «Ну, парень, чао», – решила Оля. Костя оказался интересным собеседником, но, тем не менее, не прошло и часа, как разочарованная Аня вежливо выдворила его из комнаты, соврав, что они с Олей ложатся спать. Дождавшись, когда безутешная тень несостоявшейся партии исчезнет из-под окон, девушки побежали в ближайший магазинчик.

– Вот это другое дело, – сказала Оля, заталкивая бутылку креплёного вина себе под ветровку, подальше от глаз бдительной вахтёрши. – А то – ликёр…

Подруги закусывали вино шоколадом и грушами.

– Ты, Анька, дура, – втолковывала Оля подруге, крепко зажав сигарету между пальцами. – Пусть ему хоть трижды девятнадцать. Чем он тебе не угодил?

Аня по-бабьи безысходно вздыхала.

– Папа – директор предприятия… – перечисляла Оля достоинства парня.

– Предприятие давно уж банкрот, который ещё и воняет на всю округу.

– Ну и пусть воняет, тебе-то какое дело? Денежки имеются, машина есть. Выйдешь за него замуж…

– За папу? – хихикнула Аня.

– Тьфу ты, дура! Выйдешь замуж, будешь жить в престижном районе города. Оденешься-обуешься. Сапоги зимние сколько лет носишь, а? От сестры старшей достались? Ну-ну. Такую красоту в золото заворачивать надо, бриллиантами обвешивать, а не в сапоги с чужого плеча засовывать. В зеркало, поди, каждый день пялишься, удовольствие получаешь, а сапоги как с бомжихи снятые. Дура ты! Я бы в такую партию зубами вцепилась бы.

– С чего ты взяла, что он на мне женится?

– Захочешь – женится, с твоими-то талантами! – хохотнула Ольга.

– Не хочу.

– Ну и будешь свои сапоги ещё десять лет носить, сроду не купишь новых. Да и парень-то неплохой, Ань. На лицо пригожий, не урод какой-нибудь. Рыцарь. Где ты рыцарей сыщешь в наше время?

Аня успешно делала вид, будто этот разговор ей безразличен, и Оля вскоре махнула рукой. Ей-то какая боль, в самом деле?

«Рыцарь» тем временем неторопливо катался на машине по улицам. Возвращаться домой не хотелось. Счастье в груди никак не помещалось, и Костя, безбожно фальшивя, распевал песни. Скоро он увидел компанию знакомых, остановил «жигулёнок» и вышел. Одна из девушек с радостным восклицанием повисла у него на шее.

– Ты что сегодня такой счастливый? – спросила она и притёрлась к нему мягкой грудью. – Сияешь, как тазик начищенный.

– Давненько я тебя не видел, Светик, – ответил Костя, расцепил на шее её руки, но не отпустил. – Соскучился. Как дела?

Они отошли в сторону от компании и поцеловались, потом вдвоём сели в машину и отправились домой к Светику.

На следующий вечер к подругам пришли соседи, одногруппники Антон и Майя. Общежитие делилось на секции. Каждая секция включала пять комнатушек, кухню, превращённую в курилку, душевую и умывалку. Антон и Майя жили в соседней комнате. Антон, крепкий подвижный парень, с несчастным видом увалился на кровать:

– Май, ты не помнишь, кому Серый мои карты давал? Ох, задница болит…

– Он сам не помнит, кому давал, – ответила Антону светленькая астеничная Майя, обращаясь, однако, к Оле.

– Что давал? Задницу? – беззаботно хохотнула Оля, и локоны-пружинки так и затряслись от смеха.

– Неплохо, – поперхнулся Антон. – Девчонки, у вас же были карты.

– Где-то были, – отозвалась Оля, и, всё ещё смеясь, полезла в тумбочку. Мятые бумажки полетели в разные стороны. Колода нашлась, старая, зашлёпанная.

– Мы же учиться пришли, Антошка, – с беспокойством напомнила Майя.

– Возьмёшь у девчонок лекции и учись хоть всю ночь, – отмахнулся Антон. – Анюта, дай Майке лекции до утра.

Аня протянула Майе лекции.

– Только я сначала объясню, что к чему, – сказала она и раскрыла тетрадь. – Сначала списываешь вот отсюда. Тут клочок посерёдке есть, я сама у кого-то списывала. К нему расшифровочка имеется, а то стенографии слишком много. Дальше пишешь как есть. Здесь пролистываешь пустые листы, меня самой на лекции не было. Ты на лист больше пролистай, у тебя почерк крупнее. А здесь лекция вклеенная, это не пиши, это с другого предмета.

– Ясно. А задачи?

– А задачи – с другого конца. Тетрадь переверни только.

Разобравшись с учёбой, студенты сели за карты. Только сели – пришёл Костя. Анюта, как ни странно, искренне обрадовалась.

– Это Костя. Костя, это Антон и Майя, – познакомила она всех. – Костя, в покер будешь играть?

– На интерес?

– Да ну, на интерес. Мы на мелочь играем.

Костя подсел к столу, и игра началась. Разговоры за столом – как в кругу старых, прожжённых джентльменов:

– Леди и джентльмены, делаем ставочки, пожалуйста…

– Пожалуйста, разменяйте мне…

– Да, конечно, с удовольствием…

– Нет-нет, что-нибудь помельче, пожалуйста… Благодарю, с вами приятно иметь дело… Фук-фук! Гони р-рубаль!!!

Это Майя забыла сделать ставку. Аня огребла кассу, оставив борозды на потёртой клеенке ухоженными ногтями. Кассу она огребла вместе с Антошкиным рублём, который тот уже поставил.

– Мои деньги, деньги отдай! – Антон внедрился в Анины сбережения обеими руками и безошибочно выкатил оттуда заветный рубль. Оля с треском швырнула веер на стол, Антон в азарте кусал зубами край столешницы. Дым от сигарет повис в воздухе двумя пластами. Костя забавлялся. Его не интересовала игра, зато он сидел напротив Ани, и её близость будоражила. Эх, какая там Света! Нет, Светик – отличная девчонка, но неказистая, словно мышь, только вот влюблена она в него, как кошка…

– Девчонки, сварите что-нибудь, а? – попросил Антон. Аня поставила вариться рожки, и в игре все о них забыли. Рожки прикипели ко дну кастрюли. Аня схватила горячую посудину и поставила её на стул, оббитый кожзаменителем.

– Что ты делаешь? – ужаснулась Оля и оторвала кастрюлю от стула вместе с кожзамом. И заскулила над испорченным стулом, вызвав общий приступ хохота.

Студенты закруглили игру, вырученные деньги сложили вместе, на них были куплены две бутылки вина и тут же распиты. Гости засобирались домой. Аня проводила Костю до крыльца общежития. Они остановились на крылечке под фонарём. Ей хотелось целоваться, и глаза её загадочно заблестели. Костя улыбнулся и вдруг сказал:

– Если я тебя хоть раз увижу с сигаретой, я сломаю её об колено, а тебя поставлю в угол. Надолго!

– Сигарету? Об колено? Я не курю! – оскорбилась Аня.

Обмануть Костю не удалось. Он обнял её и потянулся за поцелуем, но Анюта, игриво стрельнув глазками, вырвалась и убежала. Костя шлёпнул руками себя по бёдрам и недоумённо произнёс:

– Сама не знает, чего хочет.

Со Светиком как-то проще…

В комнате подруги обменялись взглядами. Аня осторожно подошла к окну, прячась за занавеской. Костя стоял под окном с задранной головой за пределами освещённого фонарём круга. Анюта улыбнулась. И наступила в лужу маргарина.

– Ах, чёрт!

Ольга запрокинула голову и расхохоталась.

– Убери маргарин! – закричала она. – Давай, я уберу!

– Не трогай! Я его завтра на блюдечко соберу.

– Ну, валяй, – откликнулась Ольга. – Как хочешь, а я спать.

Она отбросила с койки одеяло и взвизгнула:

– Ви, таракан! Меняю рыжих на белобрысых! Надо же, в постель забрался!

– Всё, пошёл. Надоело ему под окном стоять. Как ты думаешь, надолго он?

– Сие от тебя зависит, дорогая.

– Я вот всё думаю, Оль, почему саксофон считается самым сексуальным инструментом?

Ольга захохотала уже под одеялом.

– А под барабан любовью не слабо заняться? То-то же. Разговоры у тебя… Ложись. Чё-т не похожа ты на влюблённую. Что жуёшь?

– Костя жувачкой угостил. И ещё шоколадкой. Завтра утром съедим.

– Ладно. Утром так утром, – зевнула Оля. – Жвачку ночью не жуй.

Разумеется, Аня так и заснула со жвачкой во рту. Утром Оля отстригала мерзкий ком от Аниных волос ножницами, а Аня причитала.

Вечером последовала очередная «генералка», и маргарин был собран на блюдечко вместе с пылью, волосами и следом от пятки.

– Выкинь в ведро! – поморщилась Оля. – Или зажарь себя на этих волосах.

Аня, привыкшая экономно относиться к продуктам, повздыхала над бездарно пропавшей едой. Маргарин бесславно окончил жизнь в мусорном ведре.

У Майи и Антона имелся телевизор. Показывал он худо-бедно, звук тоже оставлял желать лучшего, но это было лучше, чем совсем ничего. У Ани и Оли дела с телевизором обстояли «совсем ничего», и они частенько приходили к друзьям в гости поглазеть в экран. Началась сессия, но она уже не так страшила второкурсников, как год назад, и в телевизоре они себе не отказывали. Майкина сестра Юля, такая же астеничная, училась на первом курсе, сессия внушала ей ужас. Она пришла к сестре учить математику. Заявился и Костя, которого компания уже принимала за своего. Друзья впятером шумно смотрели худой телевизор, пытаясь понять, о чем, собственно, идёт речь, а Юля с ученической ручкой в тонких пальчиках силилась вникнуть в лекции по математике. Костя бросал на Аню ласковые взоры, Анюта строила ему глазки. Она целенаправленно не оставалась с ним наедине.

Юля аккуратно положила ручку на стол и заплакала.

– Что с тобой, сестрица Алёнушка? – ласково спросила Майя.

– Ничего не понимаю! – плакала Юля. – Экзамена боюсь.

Друзья впятером обступили маленькую девушку.

– Что там у тебя? – деловито спросила Оля.

– Кривые второго порядка, – пролепетала Юля сквозь слёзы.

– Не бойся, сдашь ты эту математику, – утешал её Костя.

– Как её учить? Как её сдавать?

– Не надо её учить, ты её не выучишь, – заверил Антон. – Напиши шпоры, на экзамене спишешь.

– Как я спишу? А вдруг ОН увидит? Он такой стра-ашный!

– Сядь на заднюю парту и, главное, на него не смотри, – посоветовал Костя.

– А шпоры я куда дену?

– В пиджак.

– Нет у меня пиджака.

– Тогда в карман.

– И кармана нет!

– Надень на ногу повыше резинку и заткни за резинку, – посоветовала Оля.

– У меня юбка короткая! – с отчаянием воскликнула маленькая Юля и разрыдалась. Пять человек беспомощно топтались вокруг неё. Антон уселся рядом с ней писать шпоры.

Костя приходил в гости каждый вечер, угощал девушек шоколадками. Частенько он заставал Анютиных ухажёров, которые его ни капли не смущали. Пусть ухажёры сами смущаются. Он отвадил всех воздыхателей, кроме Игоря. В присутствии Кости Игорь деревенел ещё больше и буквально прирастал к стулу задом. Аню это только развлекало. Костя ради смеха вставлял в Игоря крепкие, отнюдь не женские шпильки, тот, зеленея, терпел. С началом экзаменов Костя стал навещать свою зазнобу реже. Он учился в том же институте на первом курсе и во время сессии тоже был занят. От него то и дело приходили сообщения, то нежные, то забавные, и Аня не ощущала себя забытой.

Экзамены нервировали, и Оля заваривала в банке пустырник. Рядом стояла банка с заваркой. Чайником для заварки девушки пока не разжились. Подруги, с грехом пополам сдав последний экзамен, вернулись в общежитие радостные. Переволновавшаяся Аня единым духом опорожнила полбанки пустырника.

– Что ты пьёшь? – ужаснулась Оля.

– Как что? Пустырник.

– Вообще-то пустырник я выпила с утра. А это заварка.

– Блин. А я её глушу третий день подряд.

– Тьфу ты. А я понять не могу, куда заварка девается.

Тут и смех накатил. Сессия сдана, теперь весело!

Приехал Костя на старом отцовском «жигулёнке», а ним друг Миша, рыжий, как деревенский котяра.

– Сессию сдали? Мы тоже. Поехали на речку купаться!

– Хорошее дело, – согласилась Оля. – Я ведь завтра домой улетаю.

Ольгины сборы заняли три минуты. Сборы Анюты длились полтора часа, пока Оля не оттащила её от зеркала силой. Ехать до пляжа недалеко, сразу за городом. Оказывается, солнце палило город совсем по-летнему, белые дома светились в июньской зелени. По пути Костя накупил всякой ерунды: чипсов, «Пепси-Колы», орешков, тоник.

Аня выразила недовольство:

– Лучше бы ты сока с пирожками купил.

– Ладно. Какой ты сок любишь?

– Яблочный.

– А ты, Оля?

– Помню, мне желудочный выписывали, – хохотнула та с заднего сиденья и вдруг широко распахнула глаза, и без того круглые:

– О, пиво! Пиво продают!

– Право руля! – скомандовал Миша, подмигнув Оле наглым желтоватым глазом.

Костя подрулил к очереди, отбросившей длинный хвост от ларька с пивом. Очередь дышала своей собственной внутренней жизнью. Люди нетерпеливо переминались с ноги на ногу, уплотнённые группы возбуждённо переговаривались, кое-кто в ожидании постукивал сушёной рыбой по ладони. Солнце не щадило жаждущих, но разогнать любителей пива не могло.

Продвигалась очередь удручающе медленно.

– До вечера простоим, – расстроилась Оля.

– Зачем? Стоять совсем необязательно, – откликнулся Костя.

Друзья вышли из машины и направились прямиком к ларьку. Очередь недовольно загудела, но парни народное недовольство проигнорировали. Костя подошёл к продавцу и произнёс с сильным акцентом:

– Пи-ива, please. Four… four… Четире.

Далее последовала фраза на чистом английском, которую подруги не поняли.

– Он просит четыре пол-литровых кружки пива, – перевёл Миша.

Ошалелая продавщица бухнула в полулитровую кружку сразу литр и сунула её в руки Кости.

– О, пьеннна. Пьеннна! – вытаращил Костя бессовестные глаза, снова выдал длинную фразу и вернул продавцу запотевшую кружку.

– Он просит четыре кружки пива без пены, – пояснил «переводчик».

Продавец наливала четыре кружки без пены добрых полчаса. Очередь терпеливо ждала. Довольные парни сунули девушкам тяжёлые скользкие посудины.

– Держите крепче, – посоветовал Миша.

– Я всегда говорил, что иностранцы падки на наших девушек, – обронил кто-то в очереди.

– А наши девушки падки на иностранцев, – сердито буркнул ещё кто-то.

– Как ты теперь за руль сядешь? – спросила Оля у Кости, собирая у друзей пустые кружки, чтобы вернуть продавцу.

– А что?

– Ты ж пива выпил.

Костя отмахнулся. На общий пляж друзья не поехали, отправились на «дикий», где никого не было. Место было удобное, закрытое со всех сторон непроходимыми зарослями от посторонних взоров и от ветра. Мимо с шуршанием текла река, перекатываясь на камнях. Друзья весело выкупались, не смущаясь дном, покрытым острыми камешками, потом валялись на горячем песке и нежились в траве в тенёчке. Оля вслух мечтала, как проведёт дома каникулы. Аня обозревала в бинокль водную гладь и дальние кущи на берегу.

– Мужик загорает, – комментировала она увиденное. – Ворона летит, за ней вторая. Странные у мужика плавки, беленькие, с помпонами.

– С помпонами? Дай, посмотрю, – Оля отобрала у Ани бинокль и воззрилась в него сама.

– С помпонами! Окуляры протри, подруга! – захохотала она. – Мужик-то голый!

– Как голый? – удивилась Аня. – Дай посмотрю!

Костя ревниво отобрал у Ани бинокль.

– Не могу вспомнить, отключила я газ или нет, – вдруг сказала Оля. – Не помнишь, Ань?

– Не-а.

Аня расслабленно жмурилась, и не было ей никакого дела до газа. Оля напрягала память.

– Блин, ведь не выключила, он так и горит.

– Да и фиг с ним, – равнодушно произнёс Миша.