Текст книги "Его сбежавшая невеста"

Глава 9. Ева

Зря я пошла на поводу у сына. Надо было гнать Харитона в машину, а желательно подальше от нас. Внутри все зудит от желания рассказать святому отцу-мученику, которому не дали воспитывать сына, что я пережила. И я ведь рассказывала, в своих историях, но разве он понял? Разве он услышал хоть что-то. Лопата. Мало ему лопаты.

Я не знаю, что должно произойти, чтобы он начал думать не только о себе, чтобы понял, почему я не пошла к его отцу. Разве дело в деньгах. Я делала все, чтобы мой мальчик ни в чем не нуждался. И если судить по Харитону с Никой, да и по мне в том числе, то деньги еще ни одного ребенка не сделали счастливым.

Я плохая мать? Пусть так. Но я делала все, чтобы мой сын ни в чем не нуждался. Я делала все, чтобы мой ребенок выжил. Аборт… Да, глупо не признать. Были такие мысли. Но они лишь промелькнули, потому что малыш был единственным близким человеком в целом мире, на тот момент я нуждалась в нем ничуть не меньше, чем он во мне.

Он помог мне выжить, он до сих пор является смыслом моей жизни. И я не позволю никому его обидеть. Особенно мажору, который сам еще не вырос из штанишек.

Вот и как уснуть, когда в голове такой бардак. Как прибраться там и найти нужный мне ответ на вопрос, как жить дальше. В дом Харитона возвращаться нельзя, даже если сказать ему правду про Рашида. Нет никаких гарантий, что он выживет.

Я знала, что мне сложно будет пережить эту ночь, но я даже не представляла, что мне придется спать на соседней кровати с Харитоном. Который ко всему прочему тоже не спит. Я слышу его частое дыхание, чувствую взгляд, которым он жжет мне спину. Думает. Обвиняет меня в своих бедах. Планирует, как забрать у меня сына?

Данила уснул без задних ног. В этом плане детям можно позавидовать. Что бы у них не случилось, они все равно будут спать хорошо, потому что никакие тяжелые мысли их не волнуют.

– Ева?

Отлично. Нашел время поболтать.

– Спи.

– Принеси воды.

Иногда Данила тоже просит пить, но я никогда так не раздражалась из-за простой просьбы.

Я мельком глянула на стол, на котором всегда стоял графин с водой, но тут же вспомнила, что последнюю воду мы потратили на умывание. А новой с ручья я так и не принесла. Оставалась только одна бутылка в сумке, которые принес Харитон из дома Светланы. Можно, конечно, обмануть его, сказать, что воды нет и пусть терпит до утра. Да, так и сделаю.

– Мне сказать волшебное слово?

– Если ты, конечно, умеешь, – почти выплевываю я шепотом и сажусь на кровати, стараясь не издавать лишних звуков.

Он лежал на кровати, как я и предполагала, смотря прямо на меня. Но не это меня смутило, а что в отличие от нас с Данилой, спящих в пижамах, он лежал в одних трусах. И судя по всему, его мучала не только жажда.

– Пожалуйста.

Он так и лежал не шелохнувшись, а я продолжала как идиотка разглядывать его тело в тонкой струйке лунного света. В школе он часто мелькал прокаченным торсом, смущая и восхищая всех девчонок и немало учителей. Но я уже давно поняла, что ни один юноша не сравнится с тем, каким совершенным может быть мужчина. Ни у одного юноши не будет такого рельефа, таких вен на руках, и шрамов, которые совершенно не портят внешний вид.

Сердце заходится от стука. Во рту пересыхает. Мне тоже нужно попить. Срочно. Да и понимающий взгляд Харитона не способствует спокойствию.

Я поднимаюсь резко, больше несмотря на него, иду к рюкзаку, чтобы достать бутылку. Но ее там не оказывается. И в этот момент я слышу звук откручиваемой крышечки. Я медленно поворачиваю голову и замечаю, как Харитон, не дуя в ус, пьет воду, смотря прямо на меня.

У меня челюсть чуть не падает от возмущения. И зачем нужно было меня поднимать, чтобы что? Продемонстрировать свое тело? Или то, как легко можно меня развести?

– В голове крутится много эпитетов в отношении тебя. Выбери самый мерзкий, – шиплю я, поднимаюсь и сдергиваю со стула шаль. Мне нужно на воздух. Подальше от него. Заодно и воды наберу, раз уж все равно не спится.

– Сексуальный мерзавец? – слышится вслед, но я просто закрываю двери и глубоко вздыхаю. Ночи в этих местах самое удивительное явление. Редко, когда небо затянуто тучами, являя миру россыпь звезд, а ветер легонько колышет деревья, создавая настоящую музыку природы. Может и хорошо, что мне не спится. Теперь, когда Харитон знает про это место, мне придется отсюда уйти, забыть про него, чтобы и Светлана Павловна тоже не пострадала. Поэтому последнюю ночь я хочу насладиться воздухом, видами и своим ощущением в этих местах.

Ева Павловна нашла меня на остановке, когда я сбежала от семьи Рашида. Я ревела и не могла остановиться, вспоминая все, что произошло за последние семь месяцев.

Она протянула мне платок и спросила, что случилось. А я, не думая, вывалила на нее все свои беды. В том месте, где я сидела, была станция. Именно на нее она повела меня, а затем привезла сюда. Пока я жила в этом домике, пытаясь понять, что делать дальше, она принесла мне новые документы, оказывается, она работала в ЗАГСе.

Заранее сделала свидетельство о рождении на Данила, поставив прочерк в графе «отец», и вместе со Светланой Павловной принимала роды, когда пришло время. К зиме мы переехали на ее квартиру, а еще через полгода она слегла в больницу. Оказывается, у нее был рак.

Именно в той больнице я встретила умирающего отца, которого так и не смогла оставить одного и забрала на квартиру. Наверное, надо было оставить его умирать, тогда я не влезла бы в долги и не была на грани потерять квартиру женщины, которая сделала для меня столько добра.

Вот она, ее могила. Вместе с мужем и маленькой дочкой. Я набрала цветов и возложила их на три могилы, мысленно поблагодарив Еву за все, что она для меня сделала. И извинившись, что я не смогла оправдать ее ожиданий.

– Так странно видеть твою могилу, – слышу позади голос Харитона. В ночи, на кладбище мне почти страшно, но не настолько, чтобы закричать. Я просто замираю, продолжая сидеть на корточках. Потом медленно встаю и поворачиваю голову, замечая Харитона и ведро в его руках. Пошла, называется, за водой.

– Она не моя.

– Я уже понял. Значит, это та женщина, имя которой ты украла.

– Господи, ты можешь замолчать и не нести чушь?! – не выдерживаю. – Я никогда ни у кого ничего не крала! Не надо меня ровнять по себе! Никого не надо.

Я дергаю подбородком и подхожу близко, чтобы забрать ведро, но он крепко вцепился в него и вдруг насмешливо оглядывается.

– Знаешь, а я ведь никогда не трахался на кладбище.

– Можешь начинать, отдай только ведро, – снова пытаюсь я отобрать, но он не отпускает. Тогда я просто тяжело вздыхаю и иду по направлению ручья. Он за мной.

– Ты растеряла свое чувство юмора.

– Нет, но порой шутки не уместны. Особенно в таком месте.

– Она была тебе дорога? – продолжает он спрашивать, а я уже понимаю. Не отлипнет, пока не расскажу хотя бы часть правды.

– Она принимала у меня роды. Дала новое имя. Дом. Стала матерью. И шутить, а тем более трахаться в ее присутствии оскорбление ее памяти.

– Извини.

Мне даже показалось, что я ослышалась.

– Что?

– Я извинился. Слово из шести букв и трех слогов. У меня не было матери, мне эту всю хрень не понять.

– Мне пожалеть тебя? – огрызаюсь, хоть и понимаю, что во многом он прав. Его мать. Я видела ее пару раз до того, как она покончила с собой. И меньше всего ее интересовали дети. А мужа она и вовсе ненавидела. Ходил слух, что Геннадий Черепанов изнасиловал ее вместе с друзьями, а потом вынудил жениться и родить ему детей. Не знаю, насколько все это правда, но факт в том, что мое детство было лучше. А это имеет значение. Большое значение. Может быть, поэтому я подсознательно держалась подальше от этой семьи. Они принесли нашей столько горя, мне не хотелось, чтобы Данила был частью этой гнили.

– Я никогда не просил меня жалеть, – высказывается он, ровняясь со мной. Мы почти приблизились к ручью, который светился отражением луны. – От тебя я хотел лишь преданности. Любви, если хочешь.

Харитон, ничего более не говоря, подходит к нему совсем близко, ставя ногу на не очень надежное место. И в моей голове происходит какой-то сдвиг. На кладбище желания шутить не было, но здесь можно показать, что у меня с чувством юмора все в порядке.

Так что я делаю пару шагов и толкаю Харитона в спину, наблюдая, как он забавно машет рукой, пытаясь удержаться. И у него бы обязательно получилось, если бы не тяжелое ведро, потянувшее его вниз. И все бы ничего, только второй рукой он резко цепляет мою ногу, дергая меня за собой.

Глава 10. Харитон

Поначалу я даже испугался, что могут быть острые камни, и принял удар на себя. Но под водой оказался мягкий песок, который вскоре набрался мне в штаны, а скорее всего совсем не культурно проник в зад.

Вода накрыла нас с головой, так что пока я снимал с себя футболку, с удовольствием смотрел, как пытается выбраться из собственных волос Ева, как тонкая ткань натянулась на ее теле, как просвечивают маленькие соски. Кайф…

– У тебя это входит в привычку, – смеюсь, когда она наконец убирает волосы с лица.

– Что именно?

– Толкать меня в спину.

– Опять ты за свое, – фыркает она, мельком взглянув на меня, но я-то вижу каждую промелькнувшую мысль, каждое промелькнувшее порочное желание. И все они весьма созвучны с моими.

– Постоянство признак мастерства, – не даю ей уйти и тяну обратно.

Ева вскрикивает, но не особо сопротивляется, когда прижимаю ее к телу, довольно сильно надавливая на поясницу.

А может это мне плевать на ее сопротивление, я слишком долго ждал, чтобы вкусить эти дрожащие губ. Но на всякий случай посмотрел на спину, нет ли еще кого с лопатой.

– Хватит елозить, если не хочешь, чтобы я поимел тебя прямо здесь.

– Не надо, Харитон, давай может… Давай поговорим.

Черт, она ведет себя гораздо скромнее, чем в тот вечер. Чем в доме, когда она словно специально меня соблазняла. Чем в больнице, когда делала приятно. Наверное, потому что сейчас она понимает. Больше ей никуда от меня не деться. Нас разделяют ее тайны, но открыв для меня тело, она вряд ли сможет скрывать что-то еще.

Вот и боится. Вместе с ее одеждой слетят последние секреты, и я словно пытаюсь докопаться до истины, тяну мокрую пижаму вверх, оголяя маленькую, но такую совершенную грудь.

– Харитон, ты хотел узнать… – почти стонет, а я усмехаюсь. Нет ничего важнее, чтобы попробовать ее на вкус, овладеть в свете луны, потому что сейчас, здесь, она настоящая, она хочет меня, несмотря ни на что.

– Ты хотел узнать, люблю ли я тебя.

– Слова ничто, я лучше проверю на деле, – окончательно скидываю верхнюю часть пижамы, касаясь мягких прохладных губ, и все внутри замирает, потому что я не чувствую сопротивления, лишь жажду, что поглощает и меня. Ее. Делает единым целым в попытке достичь нирваны.

Она отвечает мгновенно, лаская мой язык своим, пока мои руки уже сжимают зад, вдавливая ее в меня, чтобы поняла, через что ей сегодня придется пройти. Что именно она будет ласкать руками. Пока только руками, пока не привыкнет к мысли, что моя. Что между нами не будет больше тайн, не будет больше скромности.

– Харитон, холодно, – последняя попытка, но это не помогает, она уже льнет ко мне, а я спускаюсь губами к груди.

– Я тебя согрею, – одной рукой придерживаю бедро, легонько толкаясь в нее, другой лезу за резинку мокрых штанов, мимо мягких завитков, туда, где скрыто укромное местечко. – Черт, ты уже влажная.

– Дурак, – смеется она мне в плечо, пока я развожу влажные складочки, касаясь припухшего клитора. – Я же в воду упала.

– Тогда почему там так горячо?

– Замолчи, – умоляет она, кусая кожу на плече, пока я кружу пальцами по клитору, лаская его чуть быстрее. Сильнее. Резче. – Господи, зачем ты это делаешь.

– А сама ты не… – чуть надавливаю, наслаждаясь дрожанием тонкого тела, маленькими зубками, что даже не причиняют боль, влагой, что уже стекает по пальцам.

Она мотает головой, а вот во мне просыпается нечто дикое, первобытное. Желание во всем у нее быть первым. И ведь я действительно был. Но вряд ли мог оценить это в тот момент, зато могу насладиться ее невинностью сейчас. Ведь по реакции тела видно, что она не богата сексуальным опытом. И еще никогда я этому так не радовался.

Я тяну ее пальцы к себе, через мокрые джинсы, сжимаю член, который она уже доводила до крайней степени напряжения.

И сейчас, здесь, я хочу, чтобы это было не в жалость от того, что я лежу в больнице, а потому что она хочет сделать мне приятно. Сейчас, здесь, я хочу кончить вместе с ней.

– Харитон, что ты творишь. Не место. Не время.

– С утра, Ева, я буду задавать тебе вопросы. Ты ответишь на каждый. Ты больше не будешь от меня ничего скрывать. И расскажешь о себе все в мельчайших подробностях, – дергаю рукой чуть сильнее, пока она облизывает губы и кивает, не найдя реакции лучше. – Но сейчас я хочу, чтобы ты замолчала и просто чувствовала. Меня. Себя. Нас. Перестань сжиматься и просто наслаждайся.

Новый кивок и она сама проявляет инициативу, целуя меня и обнажая мой член. Тонкие пальчики сжимают его, мягко водят вверх-вниз, заставляя кровь кипеть, а внутренности сжиматься от предвкушения развязки.

И все это, пока я продолжаю терзать ее клитор, дурея от запаха, от жадных губ, от дыхания, которое становится все чаще. Все прерывистее. Я и сам уже задыхаюсь, ощущая себя в тисках наслаждения. Оно словно вода омывает меня со всех сторон, то холодя низкими температурами, то изжаривая кипятком. И как же хочется заменить неумелые пальчики ртом, узким лоном, что сейчас пульсирует под моими пальцами, подводя мою обманщицу к финалу. И стоит мне чуть ускориться, чуть сильнее долбиться в ее кулачок, почти умирая от напряжения внутри тела, как она отрывается от моего рта, запрокидывает голову, выдыхая стон, сотрясаясь всем телом.

– Харитон, Боже.

Пара резких движений и я догоняю ее, чувствуя в голове такое приятное освобождение, не сравнимое ни с одним оргазмом в объятиях шлюх.

Теперь мы стоим напротив друг друга, совершенно не зная, что друг другу сказать. Хотя…

– Теперь нам точно удастся заснуть.

– Думаешь? – улыбается она, опустив взгляд и рассматривая руку, на которой блестят несколько белесых капель.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас ее облизала, – говорю, а сам беру пару пальцев в рот под ее завороженным взглядом. Вкусно, черт возьми. Нереально сладко. Как я и думал.

Ева в немом шоке, и я пользуюсь ситуацией и просто целую ее, давая ощутить свой собственный вкус.

– Это так, – она сглатывает и все-таки моет руку. – Пошло. Боже.

– Поверь, это только малая часть того, что я хочу с тобой делать.

– Извращенец, – смеется она и все-таки моет руки, а я вижу, как она скрывает смущение. Это было подло с моей стороны, я почти не дал ей выбора, прекрасно зная, как действует на нее мои прикосновения, зная, что она не смогла бы мне отказать, попроси я ее отсосать мне прямо здесь. Но мне это было нужно. Нужно было понять, что все, что было в течение двух недель, было настоящим. Что она меня хочет, несмотря на предательство и обман.

Я бы и сейчас спросил, как все произошло, как она связана с Рашидом и почему вместо того, чтобы довериться мне, пошла на обман.

Но я не хочу снова думать, сейчас я хочу просто наслаждаться ночью и местом, что подарили мне столько удовольствия.

Оргазм словно снял с плеч часть нагрузки, давая в полной мере ощутить желание моей невесты. Теперь ей от брака со мной точно не отвертеться. И дело даже не в сыне, просто я своих решений не меняю, несмотря на обстоятельства. Тем более Ева сама этого хочет.

Может быть, хоть это исправит ошибки мои и моего отца, из-за которых погублено столько жизней.

– Сейчас будет неуместный вопрос, – говорю я, набирая воду в ведро, и наблюдая, как она скрывает свое тело за мокрой рубашкой и выжимает мою футболку.

– Давай, чего уж теперь, – смотрит она, чуть повернув голову.

– Ты весила много. И вообще, узнать тебя… Сложно.

– Я поняла, не продолжай, – обиделась. – Я не делала операций или чего-то подобного. Даже не диетах не сидела. Просто после родов вес стал уходить, врачи сказали гормональный фон сменился, сошли прыщи, а очки я носила чтобы скрывать часть прыщей. Вот.

– А волосы. Они были темными…

– Краска, – пожимает она плечами. – Мне казалось, это окончательно запутает тех, кто мог меня искать.

– А вот с этого места…

– Давай завтра, – просит она глазами. – Мне так не хочется слушать очередную истерику. А при Даниле ты будешь сдержан.

Вот оно как…

– То есть я истеричка?

Она смеется и кивает.

– Иногда. Помнишь, как ты в меня подносом кинул?

– Ты даже бровью не повела.

– Я жила с умирающим отцом, который истерил по поводу и без, так что…

– Кстати об этом.

– Все завтра, – доходим мы до дома, и она сама меня целует перед тем, как зайти. – Сними джинсы и трусы. Я все высушу.

– Ева, ты такая неприличная. Там же ребенок…

– И прикрой одеялом срам.

– Ты скоро этот срам будешь умолять в рот взять.

– Мне кажется, ты переоцениваешь мои таланты. Я вообще не понимаю, зачем это делать.

Ух, обучение будет очень приятным и интересным.

– Я тебе расскажу и покажу, как только мы останемся дома.

Она меняется в лице, и я подозреваю неладное.

– Дом? Ты туда не хочешь?

– Нет. Пусть это будет другое место.

– Рашид? Ты… – она передергивает плечами, и я делаю губами знак молчания. – Ладно. Снимем дом где-нибудь за городом. С утра займусь. Нормально?

– Просто идеально. Тогда надо выехать пораньше.

– Боишься значит? За мной никто не следил, – ну кроме Генриха, которого я обезвредил.

– Все равно давай выедем, как только позавтракаем, – мы заходим в дом, я тут же ложусь в кровать и, накрывшись одеялом, снимаю трусы. Но отдаю ей их не сразу, потянув на себя и умыкнув короткий поцелуй. Она отвечает, мягко проводит по волосам, лаская меня взглядом. – Спи давай. Вставать рано.

И приказ срабатывает. Я отключаюсь мгновенно, напоследок думая, что давно не чувствовал себя таким счастливым. Завтра будут ответы, и будет очередной скандал, но ради Данилы, ради нас мы должны все это пережить.

Ночь пролетает незаметно. Вроде только лег, а мне уже хочется подняться и открыть глаза. Но получается далеко не сразу. Кажется, что кто-то упорно долбит меня по голове, чтобы я не очнулся. Странно, я вроде не пил.

И когда мне все-таки удается раскрыть затекшие веки, я натыкаюсь взглядом на озлобленную рожу ухмыляющегося Ильдара, кулак которого в крови.

– Привет, урод. Соскучился? Долго же я этого ждал…

Глава 11. Харитон

Паника захлестывает с головой, когда осознаю, что это ни хера не сон. Получается, все страхи Евы были оправданы!

И что я сделал вместо того, чтобы все выяснить и обезопасить ее? Сына? Лез, блять, в трусы!

Пока надо мной стоит эта обезьяна, я спешно оглядываю раскуроченную в хлам комнату. Белье, посуда. Кровать и скудная мебель. Все валяется. Даже холодильник и плиту не пожалели. И каким образом я не проснулся? Как мог не услышать, что он пришел? Или… Они?

Голова нещадно болит, а в ней отзвуком крик Евы:

«Боже, нет! Данила! Харитон!».

А следом темнота.

Пытаюсь схватиться за голову и в ужасе понимаю… Прикован. Прикован, сука. Ладно хоть прикрыли, ублюдки!

Новый удар по лицу дает понимание, почему его кулак в крови. По щеке стекает кровь, висок и челюсть нещадно ноют. Такое я испытывал только во времена реслинга. Может быть, поэтому жив.

– Где Ева? Данил! – ору, дергая наручники, которые тут же впиваются мне в кожу, в кровь царапая. Ноги просто связаны, и я как гусеница под смех Ильдара. Убью! Убью, сука!

Сплевываю кровь прямо в смуглую харю и широко улыбаюсь.

– Дай мне только добраться до тебя, черномазая свинья. Ты кровью ссать будешь.

Новый удар почти выносит меня из реальности, но я держусь. Не ради себя. Ради них. Пиздец, я идиот! Как можно было упустить такое!? Почему не уехали вчера…

– Говори, где Ева, тварь!

– А ты дохуя смелый, хотя связанный…

– А ты смелый, только потому что я связанный. А один на один слабо со мной? Или зассал?

– Ты инвалид, что с тебя взять?

– То есть бить связанного интереснее. Да ты извращенец, – усмехаюсь. Только бы сбежали. Только бы успели уйти. Ева, Ева, скажи, что ты умная. Скажи, что ты смогла скрыться и спрятаться. – Ну что ты пялишься? Отстегни меня и покажи, что можешь бить не только лежачих!

Давай, давай, придурок. Только дай мне шанс, и я вырву твой гулящий кадык и затолкаю его тебе в глотку!

Он подкидывает ключи в руке, а я жадно ловлю их. Но только взглядом.

– Ладно, – посматривает черномазый в сторону выхода, откуда не доносится ни звука. Ищут их. Только бы искали и не нашли. – Посмотрим, на что ты способен. А то мне прям тебя как бойца ММА преподносят. Задолбали…

Я, может, и не боец, но сейчас в крови такой адреналин, что могу зашибить любого.

Ключи уже подносятся к наручникам, и я буквально чувствую, как сердце закачивает кровь быстрее и бьется с бешеной скоростью. Давай, давай, один щелчок замка. Мне бы только руку освободить, мне бы только добраться до тебя.

– Попробуй только его отстегнуть! – раздается впереди знакомый голос с ярко выраженным восточным акцентом, и внутри все холодеет.

Не просто шавок пригнал, а сам приехал.

Как они нас нашли? Ведь следил только Генрих, я точно знаю.

И черт меня дергает, но, когда Ильдар как послушная собачонка собирается подняться, я преодолевая боль в запястьях, дергаюсь вверх. Клацаю зубам на длинном носу ублюдка.

Он воет от боли, а я только сдавливаю челюсть все сильнее, пока рядом с нами не гремит оглушительный звук выстрела.

На подсознательном уровне я не стал бороться с инстинктом самосохранения и отпустил убогого, который держался за нос и выл от боли.

– Рашид! Дай я убью его!

– Заткнись и выйди.

– Но я…

Новый выстрел в миллиметре от башки Ильдара и тот умолкает, а я вовсе глаза смотрю на Рашида, который занимает почти все пространство комнаты.

В этот момент в мозгах шевелится воспоминание о бойце по кличке «Мутант». Отец о нем рассказывал, когда-то давно. Почему-то сейчас кажется, что это он. Хоть и изрядно постаревший.

– Свали вон! Ты меня сегодня раздражаешь! Тебя чуть пацан не уделал! – Данила!

– Он подошел со спины!

– Ему восемь! – выплевывает Рашид и почти пинком под зад выбивает Ильдара из крошечной комнаты, в которую тут же входят еще двое.

– Узнаю рестлеровский захват. Так делают бойцы, когда сил не остается, но победить хочется.

– Мне не нужны твои нравоучения. Где Ева и Данил? Сбежали поди.

Рашид осматривает комнату тяжелым взглядом, даже заглядывает под половик, а затем снова на меня. И внутри все сжимается. Наверное, именно так смотрят маньяки перед тем, как порезать на куски.

Он садится на единственный стул, который под ним скрипит, как кровать под толстой шлюхой в борделе, где я однажды спас Нику. Сука, если она причастна, я убью ее.

– Я сделал все, чтобы им не удалось сбежать, – блять! Дергаюсь, царапая руки, почти вою. – Специально приехал, когда только начало светать, и вошел в дом со своими парнями.

– Где они! Где! Сука! Я удавлю тебя, если ты тронешь…

– Трону, еще как трону эту сладкую девочку…

– Закрой пасть! Не смей вообще говорить о ней, даже думать!

– Ты силы бы не тратил, все равно не вырвешься. А вообще, я хотел тебя убить. Надо сказать, я ведь и сейчас еле сдерживаюсь, чтобы не отрезать твой хуй и не смотреть, как ты подыхаешь от потери крови.

– Не надо завидовать…

– Закрой свое хлебало! И внимай, сосунок, когда взрослые дяди жизни учат! – заорал он так, что треснуло стекло. – Ты еще жив только потому, что Ева умоляла меня не убивать тебя. На коленях умоляла. Потому что обещала больше не сбегать и не дергаться, когда я захочу ее поиметь.

– Врешь, сука…Врешь, тварь! Гнида! – она не могла. Не могла рисковать Данилой.

– Мне плевать, веришь ты или нет. Ты живой и будь за это благодарен Еве. Я, если честно, был уверен, что после того видео ты видеть ее не захочешь, но ты оказался тупым бараном и не понял, кто она такая на самом деле. Но теперь, – он встает и приближается ко мне, опаляя мерзкой улыбкой. – Тебя вряд ли заинтересует Эвелина, когда ляжет под меня.

– Только тронь ее.

– Можешь не сомневаться. А ты забудешь про нее. И про пацана. Иначе сдохнешь на глазах Эвелины и сына. Медленно, в муках. А еще я перережу всех, кто тебе дорог. А потом взорву здание вашей вшивой конторы и мне, мальчик, не будет за это ничего. Ни-че-го…

Терпи, Харитон, молчи и терпи. Он поплатится. Он сдохнет.

– Она умоляла не убивать тебя, но про отпустить речи не было. Так что будешь гнить здесь. Посмотрим, через сколько твои друзья вспомнят о тебе, – ржет он так, что блевануть хочется. А еще хочется понять.

– Ты можешь поиметь любую! Зачем тебе она?! Сын, который не от тебя! – ору ему в спину, когда он уже поднимается и собирается уйти. Оставить меня здесь.

– А ты так и не задался вопросом, почему дочь богатого предпринимателя сбежала, поменяла фамилию, считалась мертвой…

Блять, блять, блять. Ну что я за тупое говно?

– Я хотел убить ее выродка, что она носила. И это было моей ошибкой. Она оставила этот шрам, – указывает он на свое лицо. – Думала, что я умер. Я слег в кому, а моя семья искала ее, но не нашла. Забила и стала жить дальше. Но каждый помнит Эвелину. Мою… жену. И не важно, как она изменилась. Не важно, что сын не от меня. Так даже лучше, – облизывается этот ублюдок, подписывая себе смертный приговор.

Синяя борода. Черт. Нет.

– Это было давно… Прошла долбанная куча лет, никто не поверит, что он твой, что она с тобой добровольно!

– Аллах не признает для брака срока давности. Если она стала моей женой, она будет ею, пока не сдохнет. А все ее дети – мои дети.

– Он мой! – дергаюсь изо всех сил.

– По закону – мой. Да и зачем ему мертвый папа? А ты так или иначе сдохнешь. Или здесь, или попытавшись встретиться со мной еще раз.