Текст книги "Его сбежавшая невеста"

Глава 7. Ева

Спустя мгновение я уже жалею о сказанном. Казалось, что Харитон уже в курсе и сообщить нужно только Даниле, чтобы он перестал буянить. Но я ошиблась. В моей жизни это происходит регулярно.

Харитон буквально сверлит взглядом Данилу, оглядывая сначала лицо, волосы, а потом и все маленькое тельце. Заметит ли он схожесть, о которой говорила Светлана Павловна. Про которую я знала всегда.

Одно хорошо, Данила застывает каменным изваянием, тоже вперивается взглядом в Харитона. Но уже через секунду поворачивается ко мне.

– Ты сказала, папа умер.

– Да нет. Живой, как видишь. Даже здоровый, хотя не знаю… После удара-то лопатой.

Данила открывает рот, чтобы высказаться, но тут же убегает в другую комнату, довольно сильно хлопая дверью. Я и не ждала от него другой реакции. Вопрос скорее в том, что будет делать Харитон.

Он поднимает указательный палец в мою сторону, потом сжимает его в кулак. Тоже открывает рот, словно готовый высыпать на меня сотни вопросов, сотни претензий, но молчит. Разве что…

– Я… прогуляюсь.

Я остаюсь одна в прихожей, поднимаю голову, чувствуя, как по щеке катится слеза. Утыкаюсь глазами в зеркало. Я никогда не любила свое отражение. Даже став красивой, оно не стало моим лучшим другом. Но сейчас я смотрю на себя не переставая, пытаясь найти ответ, что делать дальше. Как себя вести. И стоит ли говорить Харитону то самое важное, что, по сути, его не касалось никогда.

Ведь я для него лишь дурацкий эпизод, который он и вспоминать не хотел. Теперь лишь та, что обманула. Недавно была объектом желания. После всего не факт, что все останется как прежде.

Возможно, он просто уйдет оттуда, откуда пришел. Возможно, он просто не захочет знать своего ребенка. Возможно, у него таких детей десятки по всему миру.

Я отмираю через пару минут и иду домывать остатки посуды. Включаю телевизор, который не слушаю. Все только ради того, чтобы заглушить немного свои мысли, но они давят грузом, не дают расслабиться. И среди них главная. Вернется ли Харитон?

И еще стоит ли пойти к сыну и просто сказать, что эта новость ничего не меняет? Что он такой же крепко любимый, и что я не хотела ему зла. Что ложь была скорее для нас спасением от новой череды бед. Но я своим желанием глупой мести спустя столько лет навлекла их еще больше.

Дура, Боже. Можно ли быть большей дурой?

И только я решаюсь сходить к сыну, как дверь толчком открывается, впуская сквозняк с улицы. И… Харитона. Он не смотрит на меня. Вешает ветровку. Даже странно, откуда у него такая дешевая.

Но даже не это меня смущает. А как свободно он себя чувствует. Как будто это не чужой дом, а одна из его собственностей. Возможно, и я стала его собственностью. Уже очень давно. Навсегда запечатлев в сознании свою зависимость от парня, который пугал и будоражил меня до дрожи.

Сняв ботинки, он прошел в гостиную и немного осмотрелся. Только потом повернул голову ко мне, так и замершей на пороге кухни.

– Значит, – потирает он затылок ладонью, явно не зная, с чего начать разговор. Но и я не знаю. Мне нечего сказать, кроме той информации, что я уже поведала. – Данила.

– Я ничего доказывать не буду. Ты можешь верить, можешь нет.

– Да че там верить, – фыркает он. – По роже видно, что он мой.

– По лицу.

– Рожа, лицо, какая разница. Слушай, я честно в ахуе, – впивается он в меня взглядом. – Я искал твоего любовника, хотел ему рыло начистить, а нашел… Как это вообще вышло? Тебе же было… Блять… Почему ты не сделала аборт, почему я не знал, почему я думал, что ты мертвая?

Он еще задавал кучу вопросов, а я остановила поток взмахом руки, как по волшебству. Он выглядит почти потерянным. Из грозного мстителя, он вдруг превратился в мальчика, который стоит у доски и не может разобрать простейшее уравнение.

– Ладно, это мы потом разберемся. Собирайся, мы едем домой.

Вот это действительно неожиданно. А главное, опрометчиво. И как бы мне не хотелось уехать с ним. Но в тот дом я сына не приведу. Я не знаю, вернулась ли Ника, но она вряд ли обрадуется наследнику. Плюс ко всему меня ищут. И если Харитон встанет на пути, его просто убьют. А при всей моей обиде, смерти я любимому не желала никогда.

– Мой дом здесь. Тот, где ты меня впервые увидел.

– Смеешься? Та халупа? Твой отец был одним из богатейших людей.

– Ты тоже, но мог щелчком мышки всего лишиться, – замечаю я как бы невзначай. Странно, но он не злится на этот выпад. Скорее забавляется ситуацией.

– Только дебил держит все свои сбережения в компании. Так что меня разорить сложно, хоть ты и пыталась.

– А к чему тогда истерика?

– Не знаю, может быть потому что я фактически в любви тебе признался, а ты плюнула мне в харю?

Мы стоим как два фехтовальщика, коля друг друга обвинениями. Правда никто не решается заговорить о главном. Наверное, потому что это разрушит ту зыбкую как песок атмосферу некого равновесия?

– Голодный? – внезапно спрашиваю, думая, что он скорее с утра ничего не ел. А еще пролежал какое-то время на сырой земле. Теперь чувство вины за то, что я оставила его, кажется острее.

– Адски, – загораются его глаза, и он словно магнитом тянется на кухню, впитывая ее запахи.

Я киваю на стол, за который Харитон сразу садится, привычно провожая взглядом каждое мое действие. По началу в его доме меня это смущало, но спустя время без этого стало сложно существовать.

– Ты остыл? – спрашиваю, пока достаю курицу из холодильника и выкладываю на тарелки вместе в запеченной картошкой.

– Типа того.

– Как ты догадался про Светлану Павловну?

– Ты будешь смеяться, но она орала на меня по началу, а потом вдруг подмигнула, – мне ничего не остается, как только подавить смешок, представляя эту ситуацию. – Я сначала подумал, что она просто больная, и уехал. А потом на пол пути к дому вернулся. Дошло до меня. Найти ее дом труда не составило. Я так понимаю, мне повезло, что ты не смылась, сверкая пятками до ближайшей станции?

– Ты меня напугал.

– Ева…

От продолжения фразы отвлекает микроволновка, которая дает о себе знать звуком сигнала. Я просто достаю тарелку до верху заполненную ароматным блюдом, ставлю перед Харитоном и отхожу на безопасное расстояние. Словно он может быть опасен. Может, но не в общем понимании слова. Просто рядом с ним мурашки по коже и тело ноет в тех местах, где он его касался.

Но судя по всему ему не до меня. Харитон занят поглощением еды. И судя по скорости, с которой она исчезает, не ел он несколько дней.

Я оставлю его, чтобы пойти к сыну. Странно, пока Харитон в доме, мне спокойнее. По крайней мере, я могу сказать Даниле, что его отцу не все равно. Раньше я не могла за это ручаться.

Захожу в комнату, где лежат наши сумки. Он сидит на подоконнике и чертит линии на запотевшем стекле.

– Милый, я даже не знаю, что тебе сказать, – честно, без прикрас. С сыном я всегда была честной. Даже в отношении Харитона. Ведь он действительно был для меня мертвым.

– Почему он делал тебе больно? Он плохой?

Не такого вопроса я ждала. Но даже на него я не могу ответить.

– Мы с ним… Немного недопоняли друг друга, – как же ему объяснить. – Вот ты иногда дергаешь за косичку девочек?

Он поворачивается ко мне и хмурится.

– Только одну. Она мне списать не дала.

Ладно, упустим момент со списыванием.

– Ну вот. Считай, что твой папа тоже дергал меня за косички. Только по-взрослому.

– Тогда получается, я зря его ударил? Он не враг?

– Он не враг, – говорю то, в чем уверена. – Но ты меня защитил как герой. Я горжусь тобой.

– И теперь он будет всегда с нами? Ну, как настоящий папа?

Мне хочется его обнадежить. Мне хочется сказать ему, что теперь наша жизнь может быть легкой и беззаботной. Но если я скажу Харитону правду про Рашида, он может пойти на рожон и погибнуть. А лучше иметь живого отца, на расстоянии. Чем найти и потерять вот так…

– Нет, сынок. Я не хочу тебя обманывать. Но мы с твоим папой чужие люди. У него своя жизнь. У нас своя. Но сегодня. Пока он здесь. Пока мы в деревне, ты можешь с ним подружиться. Если захочешь, конечно.

– А он захочет? Почему он никогда нас не искал?

Это никогда не кончится. Я никогда не перестану ощущать себя виноватой перед сыном.

– Потому что он не знал о тебе.

– А о тебе?

– Он думал, что я умерла, – по крайней мере я уловила этот посыл. В том состоянии он бы не стал лгать.

– А где он сейчас?

– Кушает. После удара головой об что-то твердое всегда хочется кушать, – улыбаюсь я и киваю на дверь. – Пойдем знакомиться? – если Харитон не ушел, что более вероятно. Вряд ли он не с того не с сего решил стать настоящим отцом.

Данила неохотно спустился с подоконника, но я видела, что в нем горит огонь любопытства. Мы вместе выходим на кухню, где за столом уже третью порцию поедает Харитон.

Он, словно чувствуя нас, поднимает голову и вытирает грязный рот рукавом, отодвигая тарелку. Данила сжимается рядом со мной, но расслабляется после того, как Харитон усмехается.

– Отличный удар, кстати. Спортом занимаешься?

– Да, – почти с вызовом отвечает Данила. – Футболом.

– Так там вроде ногами надо играть, а не руками. Так и будете стоять? Это вроде я в гостях.

Мы словно отмерзаем и садимся за стол, но еще более напряженного состояния я не испытывала.

– И что там на футболе? Чему вас учат?

Харитон не стал задавать важные вопросы прямо сейчас, но умело вывел Данилу на диалог. Тот рассказывал о методе тренировок, о победах, о драках, а Харитон рассказал, что в детстве тоже играл в футбол и даже мечтал о мировой славе, но не сложилось из-за отца.

– А твой папа…

– Дед твой? Он умер. Некоторые отцы недостойны жить, – усмехнулся Харитон, но я нахмурилась, и он, откашлявшись, сменил тему. Интересно, а слух про то, что его убила Ника, правдив? – Значит, ты эти три недели был на сборах?

– Две. Да. В Англии.

– Катался на колесе обозрения? Вид там шикарный.

– Нет. Другие пацаны катались, а у меня денег не было, – он виновато взглянул на меня. А через секунду я ощутила взгляд Харитона.

– Так, хватит на сегодня воспоминаний. Данилка, тебе пора спать?

– Мам, я не хочу.

– Папа никуда не денется…

– Так в машине он и поспит, – вдруг заявляет Харитон, поднимаясь. – Мы все равно уже уезжаем.

Внутри все замерло и воспламенилось от напряжения. В этом весь Харитон. Если он что-то решил, мнение других его не интересует.

– Данила. Иди ложись спать, мы никуда не едем.

– Едете. Здесь вам делать нечего.

– Я не буду с тобой спорить. На сегодня мы закончим.

– И что, это срабатывает? Я должен как собачка кивнуть и вильнуть хвостиком под твоим строгим взглядом? Данил, собирайся. Если мама не хочет, мы поедем вдвоем.

Глава 8. Харитон

Я до сих пор не могу прийти в себя. Ощущение, что все эти годы я жил в странном, иллюзорном пространстве, и только вот сейчас начинает проклевываться реальность. Еще несколько часов назад я не мог думать ни о чем, кроме наказания для Евы. Кроме своего желания обладать ею, а сейчас…

Сейчас я смотрю на свою точную копию, на то, как в свои восемь лет он правильно складывает слова в предложения, и чувствую злость в первую очередь на себя. Не слышал. Не слушал. Не верил. Теперь я перевожу взгляд на Еву и не могу понять, как за две недели я не допер, что она та самая, как мог не узнать. Неужели мне настолько хотелось затащить ее в постель, что мозг отказывался работать. Хорошо, что я не упустил ее. Не упустил сына, который смотрит на меня с таким трепетным любопытством, что становится больно.

Больно было и когда она огорошила нас правдой. В тот момент мне хотелось ее убить. Схватить за волосы и бить о деревянный пол этой деревенской халупы. И требовать ответа, почему, почему она ничего не сказала. Почему не пришла к отцу, когда залетела. Он мог быть каким угодно гандоном, но скорее всего обеспечил бы будущее своему внуку.

Вопросов еще столько, что голова раскалывается на части, и на все придется ответить Еве. Но сейчас перво-наперво нужно доехать домой и показать Даниле, что его отец не позорный насильник, которого надо опасаться, а нормальный человек с очень прибыльной работой.

Сын. Я никогда даже не думал, что смогу иметь продолжение. Всегда знал, что нашей семье нельзя размножаться. Знал, что это гнилое семя не имеет права на существование. Но сейчас, смотря на Данину, я думаю, что, может быть, ошибался. Что, может быть, имею не такие уж плохие гены?

– А твой папа? – вдруг задает вопрос мальчишка, жадно впитывая каждое произнесенное мною слово.

– Дед твой? – урод. – Он умер. Некоторые отцы недостойны жить. Значит, эти три недели ты был на сборах.

– Две. Две. В Англии.

Ого. Впечатляет. Надо будет еще заглянуть к тренеру, который его обучает. Судя по покрасневшим щекам Евы, пацан уехал в Англию не за ее счет.

– Катался на колесе обозрения? – рассказывать ему, чем мы там занимались с англичанкой, я не буду. Пока. – Вид там шикарный.

– Нет, – грустно вздыхает Данила и виновато смотрит на мать. То есть денег даже на такую мелочь у нее не было. Я уже ни хера не понимаю. – Другие пацаны катались, а у меня денег не было.

– Так, хватит на сегодня воспоминаний, – внезапно встает Ева. – Данила, тебе пора спать.

В смысле? У нас теперь общение по расписанию?

– Мам, я не хочу, – вот это правильно. Нечего нами потакать.

– Папа никуда не денется.

– Так он в машине и поспит, – выдаю я гениальную идею. – Мы все равно уже уезжаем.

В момент Ева из нежной и ласковой матери превращается в фурию. Пацан сжимается, а мне плевать.

– Данила. Иди ложись спать, мы никуда не едем.

– Едете, – тоже поднимаюсь, возвышаясь над Евой. Но она не думает сдаваться. Моя смелая девочка. – Вам нечего здесь делать. Моему сыну тем более.

– Я не буду с тобой спорить. На сегодня мы закончим.

– И что? Это срабатывает? Я должен как собачка кивнуть и вильнуть хвостиком под твоим строгим взглядом? Данил, собирайся. Если мама не хочет, мы едем вдвоем.

В этот момент атмосфера и без того напряженная, раскалилась до бела. Ева просто открыла рот и не смогла его закрыть, поливая меня отборными обвинениями, словно забыв о наличии в комнате ребенка.

– Серьёзно? И что, по-твоему, мой сын, увидев тебя впервые, сразу бросит меня и поедет с тобой? В дом, где жил твой извращенец отец, в дом, где живет твоя сестра? А может быть ты рассчитываешь, что он и забудет сразу обо мне? Не пытайся им манипулировать, потому что в отличие от тебя Данила хотя бы умеет слышать и слушать?

– А кто виноват, что я не участвовал в его жизни?

– Поверь мне, Харитон, это лучшее, что может с ним произойти. И если он и будет с тобой общаться, то только если ты будешь вести себя адекватно.

– А когда я вел себя неадекватно по отношению к тебе? А может быть я хоть раз принуждал тебя к чему-то? И ты не забудь рассказать Даниле, что пока он жил в нищете и не мог покататься на долбанном колесе обозрения, я ворочаю миллионами, которые потом все перейдут ему. Ты – мать, как ты могла воспитывать сына в таких условиях? Или ты так сильно на меня обижена, что своей гордостью решила наказать и моего сына? Ты ведешь себя как святая, а на самом деле…

– Давай, давай, скажи мне, кто я на самом деле! А потом расскажи, что ты со мной сделал, расскажи, как обманул меня в тот день! – кричит она, и вдруг я замечаю, что Данила сбежал, встав так резко, что уронил стул, на котором сидел. Ева тут же дернулась за ним, но я схватил ее руку.

– Дай ему остыть.

– Не смей мне указывать. Нельзя ворваться в мою жизнь и просто сделать вид, что ничего не произошло!

– Я ворвался? – притягиваю ее к себе, впиваясь пальцами в тонкое запястье. – Я? Не ты ли пришла ко мне в дом, прекрасно, зная кто я такой и чем грозит наше новое знакомство? Может быть, расскажешь, как провернула дельце с Рашидом? Что он тебе пообещал? Не деньги точно, раз ты приехала сюда? Мою смерть? Или это он устроил мой позор, а ты наслаждалась? Грела свою мстительную душонку на моих страданиях.

– Ты ничего обо мне не знаешь. И о моем сына, – зло выговаривает она и отталкивает. – Ты живешь, твердо веруя, что весь мир крутится вокруг одного тебя, совершенно не думая о других.

– Я думал о тебе. Я хотел жениться на тебе.

– Не на мне, Харитон, не путай. Ты хотел поиметь тот образ, который сам себе придумал. Загадочный, манящий. Захотел бы ты на мне жениться, скажи тебе, кто я такая? Захотел бы ты трахнуть меня? Нет, скорее всего ты бы посмеялся.

– Ты этого не знаешь, – но ее слова заставили задуматься. С другой стороны… – Теперь я знаю, кто ты, и поверь, – прикладываю ее руку к паху, – я хочу тебя не меньше.

– Да, боже. Не ты ли привык брать все, что пожелаешь.

– Если ты сейчас снова о том вечере.

– Да, именно о нем.

– Одно предложение, Ева. Одно. «Ты мне нравишься» и ты буквально вывалила на меня все о своих чувствах, в которых не было любви, лишь слепая влюбленность. Я был уверен, что ты хотя бы задумаешься над тем, что делаешь, а ты просто легла и раздвинула ноги…

– Мне было…

– Не говори мне про возраст. Ты хотела этого. Так хотела, что даже не задумалась, с чего бы человек, тебя не замечавший, вдруг проявил подобный интерес, даже не прикрыв за собой дверь. Давай, расскажи мне о своей непорочности, а на деле ты такая же как все, жадная до плотских утех сука. Ты стонала и извивалась подо мной, явно не раз об этом фантазируя. Я бы не удивился, если бы ты не оказалась девственницей.

Еву потряхивает, она смотрит на меня как на врага народа, но я вижу по ее глазам, что никогда она не рассматривала ту ситуацию с этой стороны. Я подонок? Да. Я соблазнил невинную деву? Да. Но насилия не было. Нельзя соблазнить того, кто этого не хочет. А теперь она пытается мне доказать, что я виноват во всех ее бедах.

– Ладно. Хватит это вспоминать.

– Так просто? Так просто?!

– Да, Ева! Так просто! Потому что это прошлое! И в моей жизни было немало дерьма. И вспоминай я все, можно вздернуться. А там, – дергаю руку в сторону закрытой двери. – Будущее. Наше будущее. И о нем надо думать, а не о своей гордости, которую ты лелеешь не хуже, чем младенца.

Она прикрывает глаза руками, плачет, потряхивая плечами. Наверное, мне надо подойти ее обнять, но это будет слишком лживо. Я не готов превращаться в успокоительное. Она сама должна понять, что пора выбираться из иллюзий и жить в реальном мире.

Успокоившись, она вытирает слезы и поджимает губы.

– Может, ты и прав, может, я сама во всем виновата, а ты просто жертва ситуации… – храбрится она, но опять обида ее заводит не туда. Хотя и приятно наблюдать, как она сменила холодную маску на более человечную. Может быть, эти недели мне этого и не хватало. Ее слез? Настоящих… Мне не хватало настоящей Евы, тут она права. – Так что можешь меня обвинять и дальше, но не смей использовать сына и манипулировать им.

– Ева, да не о том же речь!

– Я не хочу это обсуждать сегодня. Я хочу спать. А ты можешь, – она достает из кармана ключи. – Переночевать в том домике, где нашел меня. Тут недалеко. Ну или… Ехать домой.

– Я без вас не уеду, – это даже не обсуждается. Забираю ключи. – Там нет собак, приведений, демонов?

– Кроме тебя? – задает она вопрос, уже отворачиваясь, а я корчу рожу и оглядываю еще раз кухню, где мы впервые сидели втроем. Наверное, если не думать о том, что это халупа, дом даже можно назвать уютным. – Спокойной ночи, Харитон.

Выходя из дома, я натыкаюсь на Светлану Павловну. Ей бы в актерское. Она так правдоподобно сыграла ненависть в магазине, что я почти испугался.

– Все? Уходишь?

– Ухожу, но не уезжаю. Переночую в доме Евы.

– Это правильно. Ей нужно время. Обидел ты ее сильно. Да и Рашид этот.

– А что с ним? – может она хоть расскажет.

– А вот ты бы и выяснил, что с ним и почему девочка боится его как огня.

– Боится все-таки, а почему?

– Ты идиот? – упирает она кулаки в бока. – Я говорю тебе выяснить! Все, не беси меня. Завтра увидимся, папаша.

Папаша. Слово-то какое. Я никогда вообще не думал, что услышу это по отношению к себе. Но теперь мне хочется это услышать не в насмешливом тоне от продавщицы, а от сына. Да, мне хочется, чтобы он назвал меня отцом. Я уверен, что точно стану лучшим отцом, чем был мой.

Через лесок и заросли я иду в сторону домика Евы. Он даже издалека выглядит убого, а вблизи еще хуже. Но внутри все чисто и аккуратно, а постель манит мягким покрывалом и пуховой подушкой, прикрытой словно занавеской. В домике всего одна комната, но устроена так, что спальня с двумя кроватями и кухня удачно отделены зонами. И кажется есть еще подобие ванной, куда я и иду, чтобы умыться, если будет хотя бы тазик с водой.

Включая тусклый свет, вместо тазика я натыкаюсь на чей-то силуэт. Принимаю по инерции боевую стойку и вдруг натыкаюсь взглядом на копну знакомых волос.

– Данила? Ты что здесь…

– Вы так кричали…

– Что? Черт, – провожу по лицу ладонью. Идиоты мы, нашли место разборки устраивать. – Ты сам сюда пришел? А матери сказал?

Он только покачал головой, и я уже представил, что там переживает Ева.

– Так не делается. Мать там поди с ума сходит. Пойдем ее встретим.

– Думаешь, она будет ругаться?

– Будет и правильно сделает, – веду его из домика, и в этот момент к нему уже бежит Ева в сопровождении Светланы Павловны и большого фонаря в ее руке. Ева бы вряд ли даже поднять его смогла.

– Данила! – кричит Ева и резко прижимает сына к себе, а я закрываю глаза, всего на мгновение вспоминая, сколько раз сам сбегал из дома. Меня всегда находила полиция. И всегда пиздил отец. А мать. Она даже не смотрела. Ей было все равно. – Ну как ты мог! Ты хоть представляешь, что я пережила!

– Прости, мам, – обнимает он Еву. – Прости, я больше не буду убегать, я просто хотел домой.

Я даже оборачиваюсь, чувствуя тоску. У меня есть дом. Целый особняк, но он никогда не был мне домом. Никогда. И я даже завидую пацану. Потому что есть у него и чудесная мать, и дом. И даже Светлана Павловна.

– Ну все, пошла я спать, – строго смотрит продавщица и уносит фонарь, а нас троих освещает только свет из окон домика.

– Наверное, тебе лучше пойти в машину спать, ну или домой поехать.

– Я уже сказал тебе, что без вас не уеду. В машину так в машину.

– Мам. Там же две кровати. Пусть он переночует.

– Данила, это не очень удобно.

– Зато безопасно. Для всех, – скромно напоминает он, и Ева кивает. Больше не сопротивляясь предлагает войти в дом и занять свободное место.

И что это значит?