Текст книги "Жизнь и смерть князя Святослава. Князья и воины"

Жизнь и смерть князя Святослава
Князья и воины
Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2023

ISBN 978-5-4493-9650-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КНЯЗЬ – ВОИН

И БЫЛ ОН ТОЛЬКО СЛАВНЫЙ ВОИН

Пролог

 
Мчатся дивные кони, тихо тают в тумане,
Возвращается страсть, и сражение манит.
Нас опять окружают дивных викингов песни,
Это старые мифы в поднебесье воскресли.
И князья удалые будут к нам благосклонны,
И проносятся кони, и глядят удивленно.
Там волхвы молодые, нет пленительней магов,
И еще остается, и любовь и отвага.
 
 
– Что ты снова за саги, нам бы надо про чувства,
Но опять побеждает, и любовь и искусство.
И прекрасные девы во мраке встречают,
И родные напевы снова нас окружают.
Кто там – свет этот дивный? Там красавица Лада,
Где-то в шелесте ливня и любовь и отрада.
Это Русь дорогая в дивном свете и звоне,
И несутся куда-то наши легкие кони.
 

2.

 
Мы встречаем их снова в тиши на рассвете,
Мир прекрасный и новый там солнце осветит,
Это гордая ведьма с русалкой воркует,
Все растаяло где-то, только Русь торжествует.
Никаким басурманам ты уже не подвластна,
И не взяли обманом – старались напрасно.
Там волхвы молодые, нет пленительней магов,
Нам еще остается, и любовь и отвага,
 
 
Нам останутся саги и песни о битвах,
И лежат они где-то в курганах забытых,
Но однажды проснутся и, даль рассекая,
Снова песни польются, на Русь увлекая,
И прекрасные девы во мраке встречают,
И родные напевы снова нас окружают.
Возвращается страсть, и любовь тебя манит,
Мчатся дивные кони, тихо тают в тумане….
 

Был он воин и только. И детям своим кроме преданности оружию и ратной доблести, ничего более передать не мог. И в русской истории ВОИНОМ остался. Опаленная гибельным пожаром Искорстаня, душа его не могла найти покоя.

Повести временных лет.

И БЫЛ ОН ТОЛЬКО СЛАВНЫЙ ВОИН

И начнем мы повествование о Святославе, сыне Олега и Ольги, воине воинов и князе князей. Не грешно и нам сегодня, присоединяясь к бесчисленным сказаниям и легендам, написать еще одну. Пусть сей славянский король Артур, спавший до сих пор богатырским сном, воскреснет снова и промчится на коне своем боевом, по тем землям, которые он когда– то защищал и завоевывал, поливая собственной кровью. Он достоин того, чтобы мы, сколько бы времени не прошло, помнили о нем.

Вступление

И снова белый лист бумаги. И снова комната, забитая книгами, рукописями с замысловатыми записями. И имена, имена Гостомысл, Рюрик, Олег, Ольга – далекие наши предки становятся ближе, роднее, понятнее.

Мой собеседник смотрит в пустоту, куда-то выше моей головы, он отключился от реальности, хотя и внимательно следит за каждым движением. И с ним я постепенно перебираюсь в прошлое, и нереальным кажется настоящее.

Эпоха четвертого славянского князя. Он был после Рюрика, Олега и Игоря с Ольгой. Его знают лучше предшественников, о нем так много писали в древних рукописях, им восхищались.

Его мы видели в младенчестве, рядом с матерью его княгиней Ольгой, когда полыхали города древлян. Он видел, как она мстила коварным за гибель отца его. Отмечали, как угрюмо взирал он на происходящее. Кажется, что он рос у нас на глазах, и ушел от матери своей, не желая принимать христианство и подобно отцу своему оставаться до конца дней в тени Олеговой.

– Ты рвался о Святославе поведать, – Напомнила я на этот раз моему вечному рассказчику.

Но дух противоречия в нем неистребим.

– Рвался, когда ты меня о викингах и Рюрике пытала, а теперь не хочу.

– Что так? – удивляюсь я, понимая, что если он и на самом деле не хочет этого, то заставлять его бесполезно, он слишком упрям. Но, скорее всего он только капризничает и набивает цену. Я знаю, как любит он говорить о Святославе, может быть потому, что бывал с ним чаще, чем с другими, и виноват перед ним больше, чем перед ними. И он считает его главным своим завоеванием, отвоеванным у ненавистной христианки – княгини Ольги.

В противовес светлому, мудрому и прекрасному Олегу, которого невозможно не любить, Святослав иногда кажется таким суровым, что любить его невозможно, он жесток и упрям. Но истина где-то посередине. Многое наносное, придуманное врагами о князе позднее. Стоит только вглядеться и вслушаться, понять, как было на самом деле и ясно, что это не так. Трагедия эта более страшна и глубока.

И мы любим его, гордимся им, и вслушиваемся в ту историю, которую поведали нам древние летописцы.

Есть особые люди, особые события, особенные обстоятельства.

– Да что Олег, – врывается в мой внутренний монолог Мефи, о нем я успела почти забыть к тому времени. Я могла бы заступиться за Олега, но думаю теперь о князе Святославе – упрямом мальчике, брошенном в водоворот недетской борьбы, храбрейшем из мужей, и мне не хочется снова уходить в Олеговы дали. Хотя Олег и Святослав – это две стороны одной медали, две половинки души нашей.

– Его Бог погубил, – тяжело вздыхает собеседник мой, и я уже не понимаю, о себе или о князе он говорит, и напряженно жду объяснения. Он знает, что я его жду, и долго молчит.

– Почему ты так говоришь? – спрашиваю я.

Он не верил его и отвергал, и остается его вечным противником на все времена. Ему нет никакого дела до Бога.

– Так то оно так, но он никак не оставляет нас в покое. Мы никак не можем успокоиться. И князь ждал подвоха, постоянно, еще больше, чем верующий о нем думал, и не то, чтобы боялся, он ничего на свете не боялся, он ничего в мире не боялся, но оглядывался постоянно, – задумчиво рассуждал бес. Кажется, я понимала его, а может, только догадывалась о том, что, скорее всего он, говорит правду. Хотя вполне возможно, что он просто издевается, и запутать меня хотел. Не потому ли сейчас так насмешливо и злорадно взирает из-за угла своего.

– Князь слишком любил воевать, со всеми без исключения, начал говорить он, и я настраиваюсь на эту волну.

– Он был наказанием для матери своей, но и Владимир стал сущим наказанием для него, – вдруг догадываюсь я, удивляясь тому, как неумолимо, невероятно все повторяется. Как взаимосвязано одно с другим.

И снова тризна, как когда-то, когда мы с ним впервые встретились. И Ольга была молодой и яркой. Только это не языческая тризна, а христианская панихида. Действо новое и оно кажется чудным для них. Какой невероятный путь проделала княгиня Ольга. Бес спокоен и неутомим. А мне нет, и не может быть покоя, хотя и не ясно почему. Я понимаю., как неуютно, пусто и уныло должно быть Святославу на этих похоронах. Какими чужими и далекими они должны казаться ему, и все-таки он не осмелился нарушить волю матери, и распорядился похоронить ее по христианскому обычаю, хотя это доставляет ему почти физическое мучение.

Но ничего, завтра все изменится, он просто уйдет от новой веры, неистребимой в их душах. Она медленно, словно паутина, охватывает их тела. Но сам он никогда не будет причастен к этому и останется до конца со старыми богами. Она одолеет язычество только после его ухода, но не в его бытность. Благими намерениями он стелет себе дорогу в ад, смешно, больно и грустно все происходящее там.

Говорят, что Боги жестоко мстят. Уж, не из той ли самой чаши пил он и просил понести ее мимо – не вышло.

А память возвращает нас к самому началу его пути. В те дали. К тем необъятным просторам. И князь – воин в белых одеждах, во всей красе своей в полный рост встает перед нами, улыбается загадочно и молчит. Его трудно представить улыбающимся. – Суровый, наверное, так прозвали его недаром. И я пытаю беса, почему он не показывал ему духов своих. Отчего этот князь – язычник оказался оторван и от земных, и от водных и от домашних духов, они никакой роли почти в жизни его не играли.

– Я показывал их только тем, кто сам на них посмотреть хотел, – упрямо говорит он, а Святослав только на свой меч наделся и считал их пустой забавой, вот и пусть обходится, как знает, – он скорчил при этом обиженную мину.

Каждый мир существует таким, каким мы его хотим видеть. Если Олег верил в то, что подводное царство существует, и был с ним душой связан, то для него так это и было на самом деле, а если Святослав не обращал на это никакого внимания, то для него ничего этого и не было никогда, – пожал плечами бес.

Да и у нас нынче мир такой, каким мы его себе представляем.

– Но ты был жесток по отношению к нему, – не удержавшись, упрекнула я его, зачем ты заставил его заглянуть во Владимировы времена?

Он должен был все это увидеть и понять. Любой рано или поздно столкнется с делом своих рук.

Так мы и отправились в Святославовы времена на первую христианскую панихиду княгини Ольги.

ДО КНЯЗЯ. СОН О РЮРИКЕ И СКАЗ ОБ ОЛЕГЕ

СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ

 
В тумане веков проступают прекрасные лица,
И древние саги становятся ближе в тот миг,
Дружина в походе, но князь Гостомысл неистов,
Он думает снова о людях и землях своих.
Он видел во сне, как сыны его гибли внезапно,
И юные внуки остались в тумане снегов.
Несется дружина по полю с отвагой, с азартом,
И снова разят его воины грозных врагов.
Что будет потом, нет, не хочется думать об этом,
Земля завоевана, кто же ее сохранит.
И викинги снова подходят к границам, и с ветром
Их грозная песня над миром славянским летит.
 
 
2.
Рассвет, и в тумане мелькают знакомые лица.
И древнего города вижу опять я холмы.
– Что нынче случилось? —Сражение, воинам биться
Придется с врагами, и пали в той схватке сыны.
А дочь пленена, и ее увозили куда-то,
Остался один, и молчит среди этих холмов,
На тризне печальной давно посчитали утраты,
Князь стар и устал, он не в меру сегодня суров.
– Идите туда, посмотрите, родится там Рюрик,
Скажите ему, что я буду лишь воину рад.
И воины снова в просторы снегов заглянули,
Ушли к королю, и никто не вернулся назад.
3.
 

Он рос и мужал среди этих снегов и дружины,

И был он чужим, как не чувствовать это опять.

И лишь королева смотрела печально на сына,

И страшную тайну хранила, ей слез не унять.

– О чем ты, зачем ты мальца этой сказкой тревожишь? —

Суровый король все прощал ей, а тут не сумел.

И где-то в снегах, узнавал он пока осторожно

О дальней земле, ею дед его грозный владел.

– Я жду тебя Рюрик, – над миром суровым несется, —

Вернись, чтобы княжить, пусть в Ирии наши сыны,

Но мир сохранен, ты надежда и яркое солнце,

И тихо склонился Орел седовласый над ним.

4.

Тогда и проснулся средь ночи кромешной орленок,

Сорвался он с места, и бросился в небо опять.

– О, что с тобой Рюрик? – спросила она удивленно.

И гордая Гида умела с ним рядом летать.

– Мы скоро отправимся в мир, где царили славяне,

Зовет меня дед, я останусь там князем навек.

И гордая птица кружила в тиши над полями,

Пока от бессилья не падала комом на снег.

Но даль эта снова в тумане небесном вздыхала,

И странные песни казались сегодня родней,

И гости внезапно врывались: – Славяне, слыхала,

Отец твой их шлет, отправляй же им сына скорей.

5.

 
Молчит королева, навеки придется расстаться,
Но здесь удержать его сможет она навсегда?
И Одда нашла, как умеет мальчишка сражаться.
– Иди, туда, милый, его загорелась звезда.
И ты завоюешь тот мир, это пряхи сказали,
Поможет Перун, будет Велес с тобою, мой друг.
И слушал чужак, и внимал и любви и печали,
И меч он сжимал, воевода и воин, и друг.
А Рюрик летел в эти синие дивные дали.
Впервые увидел, и понял, какой там простор.
– Смотрите, о, братья, мы только во сне пировали
На землях славянских, но час нам вернуться пришел.
 

6.В Новгороде

Старик умирал, он смотрел безнадежно на небо,

И снилось ему, как когда-то он шел по полям

В неведомый город, где жили лишь гордые предки,

– Домой возвращаться велели, о, други, и нам.

И люди в тоске и тревоге его не оставят.

Пусть гибли до срока, но где-то светился вдали

Сожженный Славенск, он в трясине болотной восстанет,

Он будет сиять, защищенный в тумане любви.

Его они строили вечность, и век защищали.

Он был неизменно их князем – суров и красив,

Но дни сочтены, и уже окружили печали.

Дождется ли Рюрика. Песни унылой мотив.

7.

Там викинги пели о мире, оставленном где-то.

– Опасность над нами? – хрипел, задыхаясь, старик.

Но не было больше ни солнца, ни дивного света,

Лишь Велес могучий над телом застывшим стоит.

– Предайте огню, – он твердил, – и оставьте до срока,

Пусть видит воитель, что мир его дивный спасен,

Я сам проведу этих викингов, всюду болота,

Но Рюрик летит, и дружиною он наделен.

И вспыхнул костер погребальный над этой равниной,

И скорбные воины видели славный конец,

А в миг, когда князь этот мир так спокойно покинул

Явился из леса, красивый и сильный юнец.

8.

 
– Здесь мир твой, о, Рюрик, – твердил ему радостно Велес, —
Он был до тебя, он останется после, поверь.
Пришел навсегда ты, и птицы в тумане распелись.
Иди и владей, мой орленок, землею своей.
Ты будешь силен вместе с девой снегов и Олегом,
Потомки твои эту землю потом сберегут.
И слушая Велеса, кони чужие с разбега
Призывно храпели и таяли где-то в снегу.
И вышел к кургану силен, знаменит и прекрасен,
И тень Гостомысла металась в огромном костре
– Дождался, – хрипел он устало, – как радостен праздник,
Наш Рюрик вернулся, останется он на земле.
 

9.

 
В сиянье весны к ним спускалась веселая Лада,
И с Чашею Сварога вышел Ярила к нему.
– Храни ее вечно, за верность и силу награда
И дивная чаша – Жар-птица осветит ту тьму.
Поднял ее воин, и тьму в тишине осевшая,
Все поняли снова, не русич, но светлый их князь,
И гордые викинги, в битвы отважно шагая,
Сражались и гибли, и вновь поднимались, смеясь.
Там Игорь родился в плену этой силы и воли,
И мир озаренный казался сильней и прекрасней,
Гроза в небесах, – им Перун говорит, что доволен,
И беды отступят, Купалы приблизился праздник
 

10

Князь вместе с Олегом на дивной поляне пирует,

И девы, и духи его в тишине обступают.

И мир, возрожденный с ним вместе смеется, ликует.

Жар цвет из болота им Одд в этот год добывает.

Он смело прошел все тропинки, врываясь в пучину,

В дремучем лесу его духи и звери пугали,

Но викинг прошел, и тот мир никогда не покинет,

О, огненный свет, он желания все исполняет.

И дева прекрасная к викингу нынче прильнула,

И Рюрик смеется, – Ты будешь удачлив, мой друг.

И огненный цвет сама Лада ему протянула,

Рассвет наступил, жизнь врывается в яростный круг.

11.

 
Так Рюрик наследника миру спокойно оставит,
И с ним воевода, им вместе сражаться опять.
И древние боги помогут, и яростно правит
Отважнейший воин, и княжич готов воевать.
И к древнему Киеву снова ладьи их уходят,
В неведомый мир, отправляется нынче Олег,
И он покорится, и девы в тиши в хороводе
За лучшим из воинов снова стремились на брег.
– Иди там и правь, – говорил ему Велес спокойно, —
С тобою мой Киев, останется, знаю, в веках,
К Днепру приближался отважный и яростный воин,
И чашу сжимал в этот миг в своих сильных руках.
 

12

 
И Чаша напомнила миру о воле и власти,
И Киев сдается на милость, и он покорен.
Какие там битвы, какие там грозные страсти,
Смирит их Олег, и с хазарами справится он.
Потом засветилась в тумане звезда Византии,
Царьград рассмеется, угрозу услышав вдали,
Да рано смеются, еще им сраженья такие
Устроят Олеговы воины, только смотри.
И щит на вратах, и печали, и слово о Чаше,
И древние боги сильны с ним, и дивная Русь.
И сам император о мире просивший все чаще,
На пир поспешил, не скрывая и ярость, и грусть.
 

13.

 
Смотрел он в глаза, снова видел:– Не русич упрямый,
А викинг могучий сражается с ним до конца.
Признать пораженье – начало и боли и драмы,
Распятый Царьград не поднимет пред князем лица.
Уходят до срока, там, в Киеве, ждут их хазары,
И земли родные придется еще защищать,
И юная Ольга влюбилась в Олега недаром,
И лишь усмехнулся усталый и яростный князь.
– Ты будешь над ними и миром, о, юная дева,
Мой век завершен, я не смею противиться боле,
Смотрел он на Велеса и не скрывал больше гнева,
Но викинг метнулся внезапно в бескрайнее поле.
14.
 
 
– Мне к Рюрику нынче на пир и на бой собираться,
Закончены дни, мир иной и иная борьба.
И волхв с ним рядом, и надо им в небо подняться,
И к дубу священному снова уводит тропа.
Могучие руки его эти ветви сжимали,
И видели все, как врывался он яростно в небо,
И там Берегини с улыбкой его провожали,
И Ольга страдала, смотрела то тихо, то немо.
– Прощай, властелин, нам еще на земле оставаться,
Но вынесем все, и уже подрастают сыны,
Князь Игорь смотрел, как звезде в небесах загораться
Еще предстояло, и видел тревожные сны.
 
 
15.
Он видел древлян эти дикие жуткие рожи,
Толпа приближалась, расправу над ним учинить,
И станет поход для него тем погибельным роком,
Он звездную Чашу не смог удержать, и поник.
И Ольге тогда оставаться придется вдовою,
И мал Святослав, что за доля теперь у юнца.
– Как страшен мой сон, и какие он дали откроет.
И князь уходил, вспоминая во мраке отца.
– О, Рюрик, спаси, помоги мне в седле удержаться,
Хрипят мои кони, и мир надвигается зло.
И странные тени над этой землею теснятся,
И дивные духи пытают его на излом.
16.
 
 
Так мал Святослав, а жена моя силы не зная,
Не сможет остаться одна, помоги мне опять.
Но черные кони, куда-то по тьму улетают,
Пред вечной бедою и смертью останется князь.
– Почто ты оставил, нелегкая Доля такая,
Вернее Недоля меня не оставит вовек.
Древляне из бездны к нему в этот вечера шагают
И падает Игорь в печали бесстрастно на снег.
Лишь волки над миром поверженным яростно воют.
Мелькнул и погас над главою кровавый закат.
Вдруг отрок проснется, и женщина, ставши вдовою.
Заплачет о князе, но он не вернется назад.
 
 
17.
Врывается тень, и просила она об отмщенье,
Не будет покоя ни мертвым теперь, ни живым,
Древляне трепещут, им тоже являются тени.
– Горим мы в огне, мы в бессилии вечно говорим.
Но надо смириться, а как еще можно смириться?
И хочется снова остаться в тиши у огня.
О, Русь моя, снова мне время лихое приснится,
И князь Святослав не отпустит в реальность меня.
Несутся куда-то во тьму одичалые кони,
И воины немы на дикой охоте своей.
Душа замирает во мраке от вечной погони.
И дивная Русь проступает в тумане ясней..
18.
 
 
Там пир или тризна, не знаю, мой ангел, не знаю.
Но слышу Бояна, и песнь его нынче ясна,
И снова дружинники князя в тиши вспоминают.
Высокая женщина, кто же, скажите она.
Живет моя Русь, и ее охраняют поэты,
И светлые песни, над миром весенним летят.
И белые кони идут к водопою с рассветом.
Очнулся от сна, и выходит из гридни наш князь.
И в этом порыве, о русич, с тобой мы едины,
Нас черные тени не смогут, я знаю, смутить,
И новая песня становится снова былиной,
И голос Бояна над милой землею летит.
 

Часть 1 Из будущего в прошедшее

Глава 1 Разрушить все

Отзвучали голоса панихиды. Тело Ольги было предано земле по христианскому обычаю. Святослав старался исполнить ее наказ. И приближенные с опаской говорили о том, что он может к ее богу взор обратить, а к их Перуну охладеть. Так изменился он в эти скорбные дни. Обещания, данные матери, были исполнены. И если она все это видела с небес, то должна быть довольна происходящим. Но сам он твердо знал, что это первая и последняя уступка ненавистной, чужой вере, которая одурманила и некоторых воинов его, но сам князь точно знал, что останется, тверд в своих убеждениях до конца.

И еще один человек среди собравшихся – греческий священник не питал иллюзий по этому поводу. Отслужив панихиду, он понял умом и чутьем тонким, что для него закончилось благодатное время. Он должен расстаться с иллюзиями о том, что ему удастся сладить с новым князем, не случится это, пока он жив и правит в этом мире. А бороться и яростно сопротивляться ему сил в себе он не находил. Он останется здесь, (его предшественник ушел без всяких объяснений), но все, что происходит, больше не станет играть никакой роли, все напрасно. Костер, который вспыхнул при княгине Ольге, молодой князь безжалостно затушил. Он ждал, пока его пригласят к Святославу, но этого не случилось, и у него не хватило духу напоминать о себе. Тогда он неожиданно для себя стал собираться в путь, и поспешно покинул границы земель русских. Что еще ему оставалось в изменившемся мире?

Все знали о том, что крутого нрава Святослава больше никто не сможет усмирить. Вот и приняв неожиданно решение, он тверд был до конца.

Но как трудно привыкнуть к новому положению священнику, прожившему относительно благополучно десяток лет, и ни в чем отказа не ведавшего. За это время он успел уверовать в победу истинной веры над окаянным язычеством, но все возвращалось на круги свои, все оставалось неизменным для него. Подвергать себя страшной опасности быть принесенным в жертву на старости лет он не хотел, потому и уходил без возврата. И что мог он против веча и гнева княжеского? Да ничего не поделаешь с этим. И рвал связи, и оставлял завоеванное. Он и раньше знал, что Ольга не вечная. Но упрекал своего бога за то, что она ушла слишком быстро. Почему нужно было безжалостно растоптать росток, потянувшийся к солнцу и свету, кому и для чего нужно такое жуткое испытание. Он не мог понять это, как ни старался. И росток, хотя и вырос, но очень быстро зачах. Может быть, князь образуется и на него сойдет просветление, ведь и княгиня Ольга не сразу стала такой. Но пока ему в это верилось с трудом, и никакой надежды в душе не оставалось больше.

Когда он столкнулся с ним в последний раз, то в холодных глазах его не заметил и тени прозрения, ничего не осталось, кроме злобы и ярости. Но Ольга тогда была жива и сильна, как всегда, и она быстро освободила его из темницы, куда бросил его Святослав, а теперь он просто спасал свою жизнь. Князь отыграется сполна, может быть прибьет его как собаку, и никакой пользы никому от этого не будет. А он всегда славился разумностью.

Монах, усевшись в карету, еще раз оглянулся на растаявший навсегда город. Он поставил последнюю точку. Никогда больше не ступит его нога на эти земли.

Но куда отправляться? По дороге он задумался не о прошлом, которого не вернешь, а о грядущем. Через несколько дней корабль отбудет в Царьград. Только туда лежала его дорога. Пока на время он должен был побывать там, а потом все видно будет, ведь век человека короток, княжеский еще короче, а у такого, как Святослав, он может и из пары лет состоять, если не меньше. Ему хотелось верить в то, что все так и будет. Он отдохнет и обдумает все хорошенько. Надо рассказать императору о последних днях и кончине Ольги, оправдать свой побег и заверить, что он снова будет там, повелитель еще и оглянуться не успеет.

Но побег оставался побегом, как бы его не называть, из-за этого еще долго будет мучить совесть, и мысленно он будет готовить пылкие и яркие речи для оправдания, а уж в том, что он был пылок и красноречив, знали все.

И стыдно ему было перед усопшей княгиней и теми немногими русичами, которые поверили ему и пошли за ним, не устрашившись грозного князя. Но так устроена жизнь, теряя что-то, человек обретает значительно больше, ему всегда воздается по заслугам.