Текст книги "Жизнь и смерть князя Святослава. Князья и воины"

Глава 2 Юный властелин

Монах, обуреваемый сомнениями и страхами, уехал как раз вовремя. Молодой князь Святослав круто взялся за дело, на девятый день поминовение еще состоялась, но о сороковом уже никто не помнил. Хотя, по тайному его приказу, уже на девятый день в чулан были вынесены все Ольгины иконы и распятия. Уцелели они только благодаря дальновидности и преданности княгине слуг ее, они стремились на память о ней сохранить красивые, и, может быть дорогие вещи.

А сам князь велел разжечь костер, чтобы на глазах у всех бросить туда все сокровища чужой веры, и у страшить тех, кто успел заразу эту вкусить.

Но найти ему ничего не удалось, как не гонял он воинов своих, вместе со жрецом исчезли все его вещицы, так бережно хранимые еще недавно в царских покоях.

С досадой обратил он взор свой к небесам. Уж не прихватила ли Ольга с собой богов своих?

Святослав понял, что княжеская власть дает много, но не все, но долго не переживал о неудавшемся возмездии. Еще меньше переживал великий князь о сбежавшем монахе. Надо было как можно скорее позабыть о том, что здесь происходило в дни смерти княгини Ольги.

Долго смотрел князь на воевод своих, побывавших в доме у жреца и о побеге ему поведавших. Он хотел понять, не они ли сами его обо всем и предупредили и помогли ему скрыться.

Но воины не понимали, чего от них упорно добивается их князь. Они ни в чем не были повинны, побродив по пустому дому, отправились прочь, и только. Расправы не получится – это было видно всем.

Но князь на мгновение подумал о том, что их бог может быть и на самом деле существует, если все так складно и ладно оказалось. Но он не повалял себе расслабляться: «Убрался и черт с ним», Хотя и досадно было, что они не увидели нового распятия. И если он, их бог существует, пусть потом воскресит его, и докажет, что все муки и усилия были не напрасны.

Во сне матушка угрожала ему местью и страшной карой за помыслы его северные, но даже если и так, почему он в собственной постели умирать должен, только в сражении с врагами красна смерть для настоящего викинга, а потомком тех безрассудных воинов он и считал себя. Он останется в сердцах славян лучшим из лучших.

Но перед глазами встало холодное, неподвижное тело ее. Как она окаменевшая, уходящая в землю навсегда, могла отомстить ему? Смешно и глупо, а он не собирался морочить себе голову такими глупостями. Еще несколько дней назад он не верил в то, что она может умереть. Она жила так долго, и казалась ему вечной, но и она стала, как он убедился, тленом и прахом. Это открытие вселяло тоску и развязывало ему руки. Она беспомощна, грозная его мать, равнодушна ко всему, что будет тут происходить дальше. Помня о ней, он не должен брать ее во внимание и жить своей жизнью.

Ну а душа? А что такое душа? Кто и когда ее зрел? Пусть о ней монахи старушкам рассказывают да пугают карой небесной за грехи, а он – воин. Нив чем и никогда не смогут они убедить его, никогда не испугают.

№№№№

Отпустив дружинников, князь остался в гридне один. Он думал о том, что делать дальше. Неудачи не пугали его. Так много важного было впереди, а он стремился вперед, а не назад. Но самая главная проблема его в том заключалась, что он должен сделать выбор – к Анне или Марии ему теперь отправляться нужно на эту ночь. Правда, недавно женился он спокойной и ласковой дочери варяжского князя Любаве, но решил, что баловать ее особенным своим вниманием незачем. Развлечься с одной из старых и верных своих жен, ими забытыми из-за женитьбы и смерти матери – это самое верное дело.

Всех женщин этих еще в юности князя определила для него мать. С ними было интересно и разнообразно, а это – самая большая радость.

Когда– то они учили его любовным утехам, теперь он сам любую горазд был научить. И это была, чуть ли не единственная наука из всех возможных, которую он так хорошо усвоил. Хотя он не был особенно ласков ни с одной, никого не любил, считая это слабостью, и с возлюбленными своими не особенно церемонился, не терпел дерзости и сопротивления их, и прощался с любой без сожалений.

И в минуты ласк он оставался мрачноватым и грубоватым, чаще без лишних слов брал ту, к которой приходил и толкал на ложе. Чувства в душу свою допускал редко и ни одной, помня о слабостях Олеговых, не позволял одержать над собой верх. Он пользовался всегда готовым откликнуться телом женским, и, получая наслаждения, уходил, что-то буркнув в оправдание. Если задерживался, то засыпал, отвернувшись к стене, и на утро уходил, не взглянув в лицо, словно его могли уличить в слабости. Но чаще всего, полежав немного, переводя дыхание, уходил тут же, предпочитая проводить ночь в одиночестве и размышлениях, и не повторять совершенного один раз, он берег свои силы. Ни одну из них о своем приходе он не предупреждал заранее, никогда не интересовался той, которая была рядом, ни лица, ни голоса не помнил, только очертания фигуры, да и то скорее наощупь, чем зримо.

Об этом среди возлюбленных жен его ходило немало слухов и шуток разных, часто они бывали грустными и ироничными, потому что каждая новая жена хотела большего, но им оставалось только смириться с происходящим.

Они говорили о любви, рассказывали достоверные истории об Олеге, а потом о великолепии и благородстве императора византийского. Шум о похождениях русской королевы – княгини Ольги не смолкал и после ее ухода. Заезжие купцы говорили о сладострастии турецкого султана.

А жены князя не считали себя даже соперницами, скорее подругами по несчастью. Они убедились в том, что Святослав не только не предпочтет одну из них, оставив в покое остальных, но будет набирать новых жен, и вряд ли отличает их по лицам и именам.

Может в чем-то они, и были несправедливы, но все так и было тогда. Потому он и сидел, задумчив, никак не мог решить, к Анне или к Марии ему отправиться следует.

Иногда, надо отдать ему должное, он обращал внимание на тех, кто рядом с ним на ложе лежал, но это быстро забывалось, как только появлялись какие-то мало-мальски важные дела.

Но в тот момент он думал о том, что Мария слабовольна и самовольна, а может быть насмешливой и ироничной, что ему нравилось еще меньше. Зато Анна спокойна и невозмутима, но ему всегда хотелось, чтобы она была немного живее и нежнее. Жена же в сравнении с ними (та, которая была самой первой) и вовсе безропотна, беззащитна, пуглива. Она едва сдерживала ужас, когда он стремительно, всегда неожиданно появлялся в ее покоях. И когда-то это ему даже нравилось, но быстро надоело. И он все время искал женщину сильную и волевую. Хотя понимал, что она будет похожа на его мать, а от нее он всегда старался убежать как можно дальше.

Так и метался сын Игоря между землями и женщинами и никак не мог остановиться, иногда с грустью полагая, что только смерть сама и остановит его в один прекрасный момент.

Подумав о сильной, властной насмешливой вечной своей сопернице, он толкнул дверь к Марии.

Он и не обратил внимания на то, что словно тень у двери, стояла Любава, заслышав шаги мужа, она никогда и ни с какими другими не перепутала бы их. Так передвигаться мог только он один, никто не осмелился бы даже подражать ему – в том она не сомневалась. Она пыталась только угадать, к кому он направляется. И зная ответ на самый больной вопрос, неслышно побрела в свою постель.

Глава 3 Княгиня

Княгиня сидела в постели, сгорая от пережитого унижения, обиды и стыда. Она понимала, что зарыдать не может – это услышат слуги и явятся сюда, а завтра все остальные тайно или открыто будут смеяться над ее бессилием. А если это дойдет до князя, то даже трудно представить, как он с ней поступит. По праву рождения стала она княгиней, и когда-то гордилась и домом и отцом своим, но все переменилось, когда она узнала о его решении выдать ее замуж за Святослава. Она была любящей дочерью и подчинилась, хотя всегда боялась Ольгу и предпочла бы держаться от нее как можно дальше.

Отец в дочери своей единственной души не чаял: баловал, наряжал, разрешал все, о чем она его просила, оберегал от мира. Она поверила в то, что все мужчины таковы, другого и не представляла себе тогда. Она говорила матушке, что и у нее будет такой же муж, та только с грустью улыбалась, вспоминая сердитого мальчика, который никогда не умел улыбаться.

Она добра душой и никому не делала зла, почему же с ней должны поступить по-другому. Но отец на этот раз думал не только о ее душе и спокойствии, но и хотел быть как можно ближе к столу княжескому. И она была для него тем самым пропуском в княжескую гридню. Он не особенно думал о ее благополучии и тихом счастье. Характер и склонности Святослава удельному князю были мало интересны. Все решило их общее стремление породниться и шагнуть к вершине, к Киеву, укрепив тем самым и собственные земли.

То, что отец предал и продал ее великому князю, появилось в душе Любавы при первой встрече с женихом. Святослав появился в их дворце в окружении свиты своей, странно тихой, почти безгласной, хотя народу за ним двигалось немало. Сам князь, едва взглянув на невесту свою, пошел к столу. И таким холодом жутким от него в те минуты повело, что странно заволновалась душа княгини, отшатнулась она и не могла больше проронить ни звука. А он ни о чем ее и не спрашивал.

Она метнулась к отцу своему в страхе непреходящем, но тот был странно глух и слеп, словно какая-то служанка, а не любимая дочь к нему с мольбой обращалась.

Тогда она и поняла, что защиты ей ждать неоткуда. Как странно ощутить себя вдруг одинокой и потерянной для всего мира. Мать умоляла ее покориться судьбе, правил которой ни кто иной, как сам Кощей Бессмертный или Змей какой Горыныч, потому что ни один светлый бог никогда не послал бы ей такого жениха.

И взглянув на князя еще раз, она уже твердо знала, что не человек, а бес какой-то перед нею стоит. Но отец погладил ее по голове, думая о чем-то своем. Запоздало прозвучали слова какого– то нелепого утешения о том, что любая девица в стольном граде желала бы быть на ее месте. В этом ей тоже скоро пришлось убедиться, не только желал, но многие из них именно там и были с самого начала. Хотя это часто ее не огорчало, а даже радовало.

– Ты будешь великой княгиней, разве мало этого? Посмотри на Ольгу. Разве ты хуже этой безродной девки, непонятно откуда взявшейся? Зверя лесного приручить можно, а с князем как-нибудь сладим.

Любава не привыкла перечить отцу, да и не нашлось у нее таких слов, особенно когда он стал по-прежнему ласковым и нежным. Ей хотелось, чтобы он был ею доволен, но она уже точно знала, какая огромная цена будет за это заплачена.

– Ну как же он не понимает, – вырвалось у нее, когда она оставалась наедине с матушкой.

Та молчала. Она знала, что возмечтавший о Киеве, он ничего не понимал и понимать не желал, а к страданиям ее впервые глухим так и оставался.

№№№№

Самым горьким и отталкивающим событием для нее стала брачная ночь. Правда, Ольга говорила ей что-то ласковое, пыталась как-то предупредить и сгладить то, что ей предстояло пережить. Но когда жених закрыл двери их покоев и остановился посреди комнаты, широко расставив ноги, она понимала, что лишится чувств. И может, в этом и было ее спасение. Невероятных усилий стоило ей удержаться. А когда Святослав, скрывая раздражение, дождался, наконец, пока она разденется и ляжет, он с усмешкой смотрел на ее дрожащие губы и руки, и грубо толкнул ее на ложе. Он буркнул что-то о том, что ее ничему не научили, но в тот момент княгиня потеряла сознание и не могла больше ничего видеть и слышать. В памяти всплывала только дикая боль, грубость и насмешка. Он умел быть несносным, и даже не чувствовал этого, особенно когда получал не то, что ему хотелось. Он был просто животным, ненасытным, грубым и грязным. И отношения с ним она считала низкими и позорными. А потому вспоминала сказки про Кощея Бессмертного, которые рассказывала ей нянька.

Сначала он был прекрасным юношей, но в бессмертии своем стал мерзким стариком, который все еще продолжал таскать в страну льдов прекрасных девиц, чтобы погубить их навсегда.

Каждую ночь, она ощущала как страшное испытание, сначала радовалась, если он проходил мимо, но потом, когда он почти совсем о ней забыл, в душе появилась обида оттого, что она оказалась брошенной. Княгиня и сама не знала, что она хочет.

Он совсем не приходил к ней, и возлюбленные его стали селиться во дворце – негоже было русскому князю куда-то к ним уходить. Он даже не объяснил ей ничего, считая себя полным хозяином положения.

Наложниц со временем становилось все больше, и она заметила, что они вовсе не испытывают к нему отвращения, и в разговорах между собой даже рассказывают о том, как прекрасно им было ночью.

Тогда она и задумалась о том, что возможно это с нею что-то не так, она просто слишком неразумна и неумела, чтобы понять то, что приводит их в такой восторг. Но как не старалась Любава, переубедить и перебороть себя она все-таки так и не смогла.

– Как он может, – с горечью говорила княгиня своей верной служанке, приехавшей вместе с ней из отцовского дворца.

– Он может все, потому что некого бояться ему. И пусть попробует кто-то и в чем-то попрекнуть.

Когда он не приходил всю долгую зиму, хотя и оставался все время в Киеве, и даже не замечал ее во время трапезы, она отчаялась совсем и никак не могла понять, что же ей делать дальше.

Она ждала его и молила боги ню любви не ради себя самой, а для того только, чтобы они все стали насмехаться над ней. И ради этого она готова была терпеть любую боль и грубость, но ничего этого больше и в помине не было.

Но все они привыкли к происходящему, никто больше не обращал на нее внимания, так она и оказалась похороненной заживо в покоях, которые к тому времени уже не были роскошными, все более менее ценное продал Святослав для того, чтобы увеличить содержание своей дружины, и готовиться к новым походам.

Глава 4 А тем временем

Ольга издалека наблюдала за всем, что между ними происходило. Ей было искреннее жаль девицу. Но она не могла скрыть своей досады, видя, как та тиха и безропотна – так нельзя было с ее сыном. Да и в мире этом суровом такой тихоне не выжить. Может, она и была бы хорошей женой для воина или холопа, но не для того, кто уже стал великим князем.

– Ты никогда не справишься с ним, – как-то сказала она Любаве, – и в этом твоя беда. Но потом, устыдившись своей жестокости, она в первый и последний раз заговорила, когда они остались вдвоем, о своей жизни с Игорем:

– Думаешь, мне легче было, – усмехнулась про себя княгиня Ольга, – я для него и вовсе не существовала, правда и на других девиц он особенного внимания не обращал.

– Но этого не может быть, – вырвалось у Любавы.

– Не может, а было, да и что ты обо мне знаешь. Впрочем, я хотела другого – власти и княжеского стола и добилась своего. А о счастье с мужем, том, о котором богиня Лада глаголет, и не помышляла никогда – пустая эта забава для слабосильных и никчемных баб, которые ничего другого получить не могут. Тебе этого не нужно было, ты все с рождения имела.

Она замолчала, уносясь помыслами своими куда-то вдаль.

Любава все еще смотрела на нее. Пытаясь угадать, о чем в эти минуты она может думать.

– Но зачем ему столько женщин? – удивленно спросила она, боясь, что княгиня оборвет разговор, и она не узнает самого главного.

– Ему всего всегда много хотелось, может и хорошо, что он ни к одной из них не привязан. И все ему позволено, что душе угодно, хотя меня это никогда особенно не волновало.

– Но ведь у них будут дети, как они потом поладят друг с другом.

Она говорила о том, что давно терзало и саму Ольгу. Она знала, как велико в душе упоение властью. И если что-то и погубит этот мир – то сыновья Святослава от разных жен, в том можно не сомневаться, но что же с этим поделать? Она не ведала этого.

Постепенно все сглаживалось. Девицы вели себя довольно скромно, скандалов не возникало. Они понимали, что терпеть этого князь не станет. Но когда умерла Ольга – Любава осталась совсем одна и она стала понимать, как ей не хватает этой суровой женщины.

Она стала совсем бессловесной и безропотной, как тень. И к ней перешла служанка, боготворившая старую княгиню. Она пыталась как-то развлечь ее рассказами о старине. Но она привыкла к сильному характеру Ольги и никак не могла понять, как же, все получив, можно такой оставаться.

№№№№№№

Мария поднялась с постели, почуяв приближение князя. С русыми, распушенными по плечам волосами она была похожа на ведьму, и очень симпатичную ведьму. Святослав чувствовал ее насмешку над ним или всем происходящим, но это не смутило его – князь приближался к ней.

– Нынче моя очередь? – с вызовом спросила она.

– А ты этим недовольна? – он не позволял никому шутить и вольничать, но и не был с нею слишком резок, хотя сопротивление злило его. Хитрости были противны всему его сознанию, хотя возможно, для того, чтобы ощутить хоть какое-то сопротивление, он появлялся у нее чаще, чем у иных.

– За честь почту, – ответ держала она, но он не до конца верил всему, что она говорила, хотя страха не было в ее голосе, и вид казался бравым, даже вызывающим.

– Новая княгиня на меня косится, мало ты жене своей уделяешь внимания, княже, говорила она, пылко обнимая и лаская его.

Одним махом сбросил князь на пол сначала ее, а потом и свое собственное одеяние и припал к ней:

– Ты о княгине беспокоишься? – хрипло спросил он, от страсти, наплывавшей волнами, говорить становилось все труднее.

Она ничего не ответила.

– Я князь тут, и мне решать, где и с кем ночь проводить, Не в силах больше сдерживаться, он толкнул ее на подушки, разбросанные по широкой кровати. И они замолчали на какой-то срок, забыв не только о княгине, но и обо всем мире, притаившемся за стенами комнаты наложницы.

– Не думай, что власть твоя безгранична, – усмехнулась она, когда он отстранился от нее и прикрыл глаза от радости и усталости, казавшееся невероятно приятной.

Он резко открыл глаза и поразился ее дерзости, хотя редко что могло в этом мире удивить великого князя Святослава.

– А ты что, бунтовать собралась? – поинтересовался обнаженный, и оттого невероятно красивый князь, вздрагивал он то ли от утихавшей страсти, то ли от нахлынувшей ярости. В голосе его звучало неподдельное любопытство.

– В порошок сотрешь, – все еще смеялась она, понимая, что с огнем играет, но никак не могла остановиться, – говорят, что бунтовать по-разному можно. Возлюбленная Олега вроде утопилась, а он потом всю жизнь к тому озеру ходил и на других смотреть перестал. Но это был Олег, он умел любить по-настоящему, а для тебя мы только наложницы, ты и лиц и имена наших не помнишь.

В голосе Марии вспыхнула обида, и послышался страшный упрек. Она была немного пьяна и болтала больше обычного. Тяжело на нее навалясь снова, Святослав хрипел от страсти и улыбался каким-то своим мыслям. Но слова ее показались странно обидными. Сколько они могут его попрекать этим бесценным Олегом. Как может та, которая спит с ним и получает от этого удовольствие, (великий князь не сомневался в этом) думать о предке его, от которого праха дано и в помине не осталось. Она говорила это не в первый раз, но нынче, когда он всей душой стремился к ней, не думая ни о какой другой, – слова показались особенно обидными. Он знал, какая опасная зараза – зависть, как она исковеркала всю жизнь его отцу. Тому вообще рядом с этим их ненаглядным Олегом добрую половину жизни прожить пришлось, а потом тень его, как грозовая черная туча все время нависала над его головой. И мать до сих пор любит его, зовет его. Она уверенна, что пока он хранит их, с миром ничего не случится. Но если Олег отвернется, они погибнут вместе с Киевом, градом, который он для них завоевал, и в котором души не чаял. Может, потому она так любила и лелеяла город этот, а он все время старался держаться от него как можно дальше, боясь, что Олег будет им недоволен.

Он когда-то дал слова, что тень Олега не коснется его своим черным крылом, и пока он жив, легендарный князь не посмеет к нему приблизиться.

И уже удовлетворив свою похоть, лежа рядом с нею, он вдруг спросил:

– Бунтовать будешь, (о чем-то подобном князь догадывался и прежде), славы темной захотелось, только Олег не придет к тебе ночью, а если тень его и появится, то проку от этого немного будет. А я тебя с любого дна достану.

В ярости он очень сильно сжал ее плечи.

– А потом я тебе такой бунт устрою, что ты и сама к Чернобогу сбежишь, и там свой рай найдешь на веки вечные, если здесь для тебя все недостаточно хорошо утроено. В одном ты права, – Святослав с трудом перевел дыхание, – я не Олег, никогда им становиться ни в чем не собирался. Ни Бог, ни Дьявол, ни Олег твой ненаглядный мне не страшны. Я долго ждал своего часа, но он наступил. Моим именем детей пугать будут, так когда-то в детстве волхв сказал мне и это правда. И не нужны мне ваши сказки про любовь великую.

Но было видно, что юноша просто старается отстраниться от тени предшественника самого, которая по-прежнему ему страшно мешала.

Он поднялся с постели и стремительно направился к двери, не глядя больше на Марию и не прощаясь с ней. Она видела, как глубоко ее упрек застрял в его душе. От него не избавиться так просто.

По дороге он дал себе слово больше у нее не появляться, но знал, что, возможно, это единственное обещание, которое он вряд ли сможет сдержать.