Текст книги "Снежный король. Сны об Александре Блоке"

Глава 4 Реальность и сон

Алекс появилась, как только услышала о его триумфе. Она всегда была проницательна. По ее улыбке все можно было понять. Их свадьба стала началом конца, сколько бы еще они не были вместе. А она не могла понять, что так расстроило матушку Он так и не мог избавиться от нее, – обреченно говорила Алекс, – я с самого начала знала, что этим все и закончится.

Люба решила не расспрашивать ее о том, что произошло. Сначала он не хотел, чтобы прекрасная дама стала его возлюбленной, потом он чувствовал, что это почти невозможно. Об этом он и сказал матери, когда они беседовали. Она была встревожена не на шутку. Все оказалось еще хуже, чем она подозревала прежде. Их не связывает даже постель. Жене отказано в том, на что может рассчитывать любая другая женщина.

В это трудно было поверить, но он никогда не лгал.

Фантастика. Старуха так прочно привязала его к себе, что ему не нужна молодая жена. Или он просто не хочет быть с ней ночью, желая оставаться наедине с самим собой?

Но почему это настолько тревожило ее?

Но она видела, что здесь никогда не было страсти и любви, только мистика, только вечная тайна, и желание прорваться с ней вместе, за пределы пространства и времени.

Да я возьму тебя туда,

Где кажется земля звездою,

Землею кажется звезда – объяснит он сам свой порыв немного позднее, пока она одна в целом мире знала эту его страшную тайну.

Но зачем он повел ее под венец и так беспечно погубил собственную жизнь? Понять это в тот момент было невозможно.

Она не позволила бы Ксении вернуться тогда, в самом начале. Теперь тем более это уже невозможно. Но что же делать с ними? Как сделать этих двух прекрасных и молодых людей хоть немного счастливее? Она не могла заснуть всю ночь и перечитывала строки:

Дыша духами и туманами

Она садилась у окна,

И пахли древними поверьями

Ее упругие шелка…

Она все знала и все понимала, даже больше, чем следовало бы ей знать и понимать. Это была вечная тайна ее.

И был театр. Ее увлекал он еще в юности, и эта страсть, этот трепет передались и сыну тогда. И он затерялся в ту метельную зиму среди актрис, легкомысленных и восхитительных. И среди маскарада он забыл о реальности, о бедах и радостях земных.

Его выбор тогда пал на ту, которая и по ее разумению была больше всех похожа на Оксану.

Наталья была великолепна и она его не любила. Это стало понятно с первого взгляда. Он перечитывал вечерами сказку о Снежной королеве.

И из обыденной истории он пытался сотворить новый удивительный миф. Но он и представить себе не мог, вероятно, что существует обольстительная женщина, которая не влюблена в него.

 
И как, глядясь в живые струи,
Не увидать тебя в венце,
Твои не вспомнить поцелуи
На запрокинутом лице.
 

Стихи получились великолепными, это был его новый взлет после прекрасной дамы, такой же неповторимый и таинственный. Тогда он понял, что теряет сразу двух женщин. Люба ушла без рыданий и упреков, хотя никто не мог знать, что творится у нее на душе. Наталья возмущалась и упрекала за то, что он писал о том, чего не было между ними, но она никак не могла постигнуть суть той тайны, это было выше ее понимания. Они так и остались для нее просто красивыми фантазиями поэта. А то, что там рождался новый мир и новый миф, этого она не видела и видеть не могла. Она была только слабой тенью той, первой, той, единственной. Он был оскорблен ее возмущением не меньше, чем ее равнодушиемОна могла не любить мужчину, он допускал это, но то, что касалось его творчества – это совсем иное измерение, и здесь все священно.

Публика еще какое-то время всматривалась и вслушивалась, а потом они яростно отвергли ее. Говорят, они случайно встречались в театре и на вечерах. И желая оставаться в центре внимания, она тянулась к нему. Но он оставался непреклонен.

– Не знаю, я забыл тебя, – бросал он ей в ответ. Это же публиковалось и в свежем номере газеты.

Он узнал, что Люба была у нее, выясняла отношения. Зачем? Не было разговора о разводе. У него и в мыслях этого не было, это совсем другое.

Матушка и тетушка еще какое-то время пристально смотрели на Наталью. Они прекрасно понимали, почему он выбрал именно ее тогда. Он встретился с первой любовью и юностью. Но тень не может воплотиться. И он понял это снова. Она не знала, что в тот момент, когда она говорила об этом с сыном, Люба стояла за дверью. Она хотела войти, но невольно остановилась в полумраке коридора. Так старая тайна ворвалась снова в их жизнь.

Они все еще кружились в вихре, и метель обвивала их тела, и пьянила музыка.

Со временем все решилось само, он снова остался один. И в том его страшном одиночестве нельзя было обвинить ни одну женщину. Они не могли как-то на него особенно влиять.

Глава 5 Твои не вспомнить поцелуи

О, в этот сияющий вечер

Ты будешь все так же прекрасна,

И, верная темному раю

Ты будешь мне светлой звездой!

Я знаю, что холоден ветер,

Я знаю, что осень бесстрастна,

Но в темном плаще не узнают,

Что ты пировала со мной

А. Блок

Это было время, когда стихи перестали существовать, вернее они еще оставались в этом мире, в памяти тех, кто недавно упивался ими самозабвенно, разве можно было о них и о том благословенном времени забыть.

Но все они, брошенные в кошмар мятежа, и не понимавшие как там оказались, все еще не могли поверить, что оно, то их счастливейшее время не вернется больше никогда.

Они бродили по городу, наполненному теперь не только Двойниками, Мертвецами и Призраками, но еще и пламенем вполне реальных костров, в которых и сгорала вся их счастливая и такая беззаботная жизнь.

Она знала, что из маскарада, от которого во сне, счастливом и безмятежном сне кружилась голова, она перенеслась в чудовищный мир призраков и грез, где слышались реальные выстрелы. И то, что пули не задели пока ее гибкое тело, не прошили его насквозь – это была только странная случайность, счастливая или ужасная, как знать, ничего в этом мире нельзя больше знать наверняка. А уж актриса тем более не знала.

Ей казалось несколько лет назад, что все для нее завершилось тогда, когда ушел юный ее и любимый поклонник.

Сергей никогда не был красноречив, но тогда краткости его мог позавидовать только немой:

– Я ухожу, не надо, не говори ничего.

И все, никаких объяснений и страданий.

Никто бы не поверил, но она рыдала несколько дней, не выходя из маленькой квартиры, ничего не ела и не пила.

А потом взглянула на себя в зеркало, ужаснулась, но заставила рассмеяться, ведь она была великолепной актрисой. И еще раз убедилась, что талант, в отличие от вероломного любовника, никуда не исчезает.

Пришла подруга, которая ничего не заметила. Хорошо, что она опомнилась и привела себя в порядок раньше, и стала верещать о поэтическом вечере:

– Пошли дорогая, мне неудобно без приглашения, а вы были знакомы и даже дружны.

Она говорила о знаменитом поэте, о котором Натали успела позабыть совсем, как странно. О нем помнили все, а она имела дерзость и тогда отвергнуть его любовь, и теперь не думать о нем.

Но подруге актриса ничего не сказала, потому что та все равно ей не поверит. Но это правда.

Он в своих стихах, в которых никто никогда ничего не поймет, конечно, совсем о другом мир возвестил:

И как, глядясь в живые струи,

Не увидать тебя в венце,

Твои не вспомнить поцелуи

На запрокинутом лице?

Она ругала его тогда, она пришла в почти настоящую ярость, хотя тогда надо было репетировать Медею, и она очень долго добивалась высшего накала страстей, и сама не смогла бы с уверенностью сказать, что там было истинным гневом, а что только игрой.

Он смущенно молчал. Наталья подумала о том, как она выглядит в гневе, так же прекрасна, а что если безобразна? Все внутри похолодело.

А он уже говорил о том, что к реальности эти стихи не имеют отношения. Он перечитывал сказку о снежной королеве. Это она поцеловала Кая во второй раз, и он позабыл все, а третий поцелуй – смерть. Его поразило то, что она совсем не помнила знаменитой сказки. А она уже ярилась, кажется в этот раз по-настоящему, видя, что он отторгал ее, и считал ледышкой. И когда она пожаловалась Валентине, подруге, видевшей часть этой сцены, та только рассмеялась и уверяла ее, что поэт совершенно прав, он вообще никогда не лжет, даже в мелочах.

– Только ты могла не заметить этого его удивительного качества.

Так все путалось тогда, и к концу каждого дня, когда он появлялся, она уже не могла понять, что правда, а что ложь, из-за чего она должна сердиться, а чему радоваться.

Хотя по большому счету, ей не было дела до всего, что с ним было связанно, просто лестно сознавать, что он рядом, что пишет стихи и пристально смотрит в ее глаза. Она всегда не выдерживала этого взгляда, и первая и отпускала огромные пушистые ресницы, которым всегда гордилась. Он тогда тихо улыбался, и ощущал себя победителем. Но кто же выдержит такой взгляд.

И была еще ненависть сонма его поклонниц. Наталья это заметила не сразу, сначала просто не понимала, почему ей так трудно выходить на сцену, ей мерещился могильный холод. Она никому в том не признавалась и была уверенна, что с ней что-то не то происходит, а когда, наконец, решилась рассказать о своих страхах той же Валентине, та только рассмеялась:

– А что ты хотела, голубушка, вчера ты была одной из нас, тебе легко и просто было и играть и жить. Но как только он оповестил мир, о том, что ты его королева, хотя и снежная, они все рванули взглянуть на тебя, но вряд ли кто-то из них, – она указала рукой в зрительный зал, – питает к тебе добрые чувства. Вот и разбери хорошо это или плохо.

Она успокоилась, убедившись, что не лишается рассудка, как недавно казалось, но если эта ненависть настоящая, то что же может случиться дальше.

Она решила с ним поговорить об этом. И пришла к нему, когда там никого не было, жена его уехала на гастроли, он был один.

Я пришла к поэту в гости – это не она и не про себя написала. Она должна была сказать о том, что все кончено, он должен забыть о ее существовании.

Разговора не получилось. Он молчал, смотрел так же пристально, и только в конце сказал о том, что все, о чем она просит, не в его власти. Она думала, что это беда, но это было только полбеды, потому что на следующий день весь город читал (Она не сразу увидела ту газету, и все еще не понимала, что происходит, почему они так смотрят на ее – мужчины с интересом, женщины с презрением или яростью – непонятно, что страшнее). А когда в гримерной она увидела свежий номер газеты, то тайна развеялась, и снова гнев охватил ее впечатлительную душу:

Она пришла с мороза,

Раскрасневшаяся,

Наполнила комнату

Ароматом воздуха и духов,

Звонким голосом

И дальше, он просто и нагло описывал все, что происходило там, когда она была уверена, что этого никто не видит и не увидит никогда. Валентина была права, честности его может позавидовать кто угодно. Она заставила себя прочитать это до конца, хотя сделать такое было не просто.

Все это было немножко досадно

И довольно нелепо

Да черт бы побрал этого правдивого гения, что он себе позволяет, оставалось только надеяться на то, что не одна она к нему приходила, сколько там было влюбленных дур. Но кто-то принес ей газету. И Валентина улыбалась за спиной:

– Видно, это правда, а я их всех убеждала в том, что ты никогда бы не пошла к нему.

– Он правдив, – едва сдерживалась Натали, – и ты видишь, что там ничего нет об отношениях, мне нужно было поговорить.

Она повернулась резко к ней, так, что больно кольнуло шею.

О, как она не любила эту странную усмешку.

– Тогда жаль, тебе нечего будет в воспоминаниях написать, если бы мы поменялись местами, я не стала бы раздумывать, раз ты была там, то стоило ли останавливаться, ведь вы были одни..

Шутила она или говорила серьезно, кто вообще мог знать это:

Я рассердился больше всего на то,

что целовались не мы, а голуби,

Прочитала Валентина, заглядывая в текст из-за ее спины.

– И это останется в веках, они все будут ржать над тобой, дорогая, и это только твоя вина.

Она побледнела и запустила в нее пудреницей, но подруга увернулась, пострадала только пудреница, и смех ее слышался уже где-то в полутемном коридоре.

Наталья осталась одна перед зеркалом. Вглядывалась в полумрак и понимала, что на этот раз не сможет успокоиться.

Так это было тогда, когда она как безумная любила Сергея, и, вероятно, на самом деле была полной дурой.

Теперь они спешили на поэтический вечер. Она еще не знала, что хочет увидеть и услышать и хочет ли вообще чего-то.

Он совсем не изменился. Но какая наглость, был с какой-то рыжей кривлякой, только кивнул слегка, и скользнул по ней взглядом. Зато все, кто были там, за ними следили внимательно. И та коротконогая красавица, на которую она смотрела сверху, пыталась заслонить его собой. Все это казалось смешным, но Наталья не смеялась. Она чувствовала, что у нее было два мужчины и не осталось ни одного.

До конца вечера она просто утешала себя, говоря о том, что он не хочет показывать миру их отношения, он уверен, что она не любит его, и его мужское самолюбие задето. Хотя раньше он все показывал без всякой жалости. Но даже из зала было видно, что он смотрел все время, (она помнила этот пристальный взгляд) не на нее, а на ту, другую. Он мог отомстить ей за прошлое.

– Оперная певичка, говорят, он слышал все спектакли, где она пела «Кармен», – тихо говорила Валентина, она как всегда все знала.

– Кармен? Она? Ты шутишь?

– Да нет, ему всегда нравились странные дамы, и в эту, похоже, он пока влюблен.

Она поднялась и пошла, не глядя на всех, сидевших и слушавших. Они стали что-то зло говорить. В глубине души она надеялась, что он посмотрит ей в след. А как она могла еще привлечь к себе внимание. Хотя прежде никогда не допустила бы этого, но все меняется в мире.

Голос его звучал за спиной так же ровно и тихо. Она ушла, чтобы не возвращаться.

Хотя чувствовала и обиду, и влюбленность в душе. Поэта больше не мог застилать от нее, пустой, юный и вероломный красавчик.

В тот вечер Наталья поняла, что пропустила что-то большое и важное в реальности своей.

Больше ничего с ним связанного не случилось. Хотя нет, случилось еще одно.

На каком-то вечере, когда его уже похоронили, и бунт разгорался с новой силой, к ней подошла высокая поэтесса. Она не скрывала своего раздражения, словно бы они не поделили главной роли в спектакле, какая чушь. Все театры были уже закрыты, а на роль в какой-то их пьеске она никогда бы не согласилась, даже если бы это была самая последняя роль в ее жизни.

Но та самая поэтесса, которая никогда не была актрисой, произнесла странное:

– Это вы? Ну и как вам живется?

– Пусто.

Только и ответила в тот момент на странный вопрос Наталья Николаевна

– Но я не уводила Вашего мужа, почему такой тон.

– Да, вы не уводили моего мужа, да и не смогли бы.

Больше она ничего не сказала и отошла в сторону. Тогда Валентины не было рядом, она-то все знала, и объяснила бы, в чем дело. Но, вернувшись в холодный дом, она нашла у себя ее книгу, хотя забыла, что покупала когда-то и стала листать.

И тогда только поняла суть их разговора. Это снова ОН:

– Я пришла к поэту в гости,

Ровно в полдень, воскресенье.

Сначала она не поняла, и ей показалось, что та просто издевается над ней, но потом до нее дошло, что она была в гостях у него, возможно в то самое время, только он не писал ей: «Я рассердился больше всего на то, что целовались не мы, а голуби». Она стала искать ответ в его сборнике, ведь наверняка ответил. И нашла.

Красота страшна, вам скажут,

Вы накинете уныло

Шаль испанскую на плечи…

– что за чушь, что он хотел этим сказать?

И после этого Натали улыбнулась. Она понимала гнев поэтессы. Та не получила то, что хотела больше всего, и то чувство, которое для нее оказалось ненужным грузом, было подарено все-таки ей тогда, в те благословенные времена их молодости. Любящая и любимая женщина– это не одна и та же, это почти никогда не одна и та же.

И чтобы подтвердить свою догадку, она вернулась к тому стихотворению, которое вызвало когда-то ее праведный гнев:

Она немедленно уронила на пол

Толстый том художественного журнала,

И сейчас же стало казаться,

Что в моей большой комнате,

Очень мало места.

Усталая женщина улыбалась.

Голос поэта, долетевший из прошлого, стал последним отблеском светлой грусти в мире, где полыхал пожар, готовый все уничтожить на своем пути, и давно не было места стихам.

Она мысленно благодарила того, кого так и не смогла полюбить за ту нежданную радость, которую он ей подарил. И она была почти уверенна, что он простил ее.

Глава 6 Прощение с Прекрасной Дамой

Наверное, ни одному стихотворению А. Блока не уделялось так много внимания в школьной программе с давних времен, как этому. «О доблестях, о подвигах, о славе», даже в глухие годы нашей юности, когда поэзии серебряного века не существовало, а секса и страсти в нашей стране не было, примерные ученики заучивали его наизусть и декламировали, потому что по мнению строгих учителей там не было ничего крамольного, и для непостижимого А. Блока на первый взгляд все было понятно. Это прощание с любимой женщиной, дочерью великого химика Л. Д. Менделеевой.

Если не углубляться в перипетии их отношений, треугольников, то просто грустное стихотворение о разрыве. Но так ли это? По большому счету – все так? Но на самом деле.

Вспоминается почему-то Пушкинское, вечное и такое прекрасное:

Я вас любил так искренне, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

Нам хочется именно таких отношений в момент расставания, но от гармонии Пушкина, до дисгармонии и «страшного мира» А. Блока – целая пропасть. И не дождется мы от него этого грустного, но такого благородного пожелания счастья бывшей возлюбленной. Все усложняется еще и тем, что у А. Блока, это не просто женщина, жена – это целый миф, так потрясший умы и сердца многих – миф о Прекрасной Даме, и потому не может там быть обычных житейских переживаний. Потому первая строчка не что-то типа:

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

а совсем другое, из другого даже мира —

О доблестях, о подвигах, о славе,

Я забывал на горестной земле.

Она была в то время прекрасной дамой, а он ее верным рыцарем, и после свадьбы это все исчезло, потому что поэт не должен жениться на прекрасной даме, так убеждали его те, кто присутствовал при рождении великолепного мифа. Но он поступил по-своему, и на какой-то срок, даже считал себя правым. Но время показало, что это не так.

И вспомнил я тебя пред аналоем,

И звал тебя, как молодость свою.

После оптимистического Пушкинского было сверх пессимистическое стихотворение И. Бунина «Одиночество», где поэт тоже пишет о очень личном. Но в след уходящей женщине он размышляет:

Что ж, камин затоплю, буду пить,

Хорошо бы собаку купить.

Конечно, собака – самое верное создание, в отличие от женщины с ней никаких хлопот, и она навсегда останется рядом.

Стихи А. Блока можно расположить где-то посередине, потому что они не совсем о личном, там есть еще и маски, и мифы, и символы.

Стихотворение А. Блока открывает цикл «Возмездие», и здесь наступает эпоха «страшного мира», в который ему приходится погружаться. Итак, он сообщает миру, что перестал быть верным рыцарем, и мужем.

Но еще недавно все было прекрасно:

Когда твое лицо в простой оправе

Передо мной стояло на столе.

Странный немного образ, связанный с женой и любимой женщиной – фотография на столе – но она и нынче остается символом семейного счастья и спокойствия. НО в какой-то миг все разрушилось:

Но час настал, и ты ушла из дому,

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Вероятно, все это произошло после бурной ссоры и выяснения отношений. Она ушла в ночь и дождь, а он остался. Тоже довольно странное для любящего мужчины положение, но почти полностью повторяет стихи Бунина, но не будет ни камина, ни собаке, по крайней мере в тексте стихотворения, перед нами не унылый И. Бунин, а великолепный А. Блок, о свидании с которым мечтала любая женщина от А. Ахматовой, до юной безымянной девушки. и он должен соответствовать своему имиджу, а потому у А. Блока, все выше, трагичнее, и значительно страшнее.

И что мы видим? Минутное раскаяние и признание собственной вины, он всегда оставался предельно честным, об этом пишут все без исключения его близкие люди. И на этот раз резкое, холодное:

И я забыл прекрасное лицо.

И потом будет еще более откровенное признание, но никогда ни себя, ни других не собирался поэт жалеть или щадить:

Летели дни, клубясь проклятым роем,

Вино и страсть терзали жизнь мою.

В это время и происходит сознание проклятой ошибки, связанной с женитьбой. А в памяти остается только синий плащ. И прощается он не с женщиной, а с очередным мифом, им же самим и созданным, потому так настойчиво повторяется мотив рыцаря:

Уж не мечтать о подвигах, о славе.

А что же касается живой женщине, которая и ушла, вероятно, потому, что ей уделялось меньше внимания, чем мифической Прекрасной Даме, с ней поэт обходится очень просто и жестко:

Твое лицо в его простой оправе

Своей рукой убрал я со стола.

Финал трагедии будет прописан в более позднем стихотворении «Перед судом». Он снова оглядывается на ту, которая когда-то имела смелость от него уйти, чтобы не в мифе, а в реальности найти свое счастье. Но она вернулась назад, правда, изменившейся до неузнаваемости:

Вот какой ты стала – в униженье,

В резком, неподкупном свете дня.

Мучительный и лукавый путь любимой женщины проходит перед его глазами, и в глубине души он понимает, что и сам виноват в том, что с ней случилось:

Все-таки, когда-нибудь счастливой

Разве ты со мною не была?

Вина, жестокость, невозможность что-то изменить в жизни любимой женщины, и его последнее прости:

Страстная, безбожная, пустая,

Незабвенная, прости меня.

Так завершается эта история, начавшаяся в самых удивительных «Стихах о Прекрасной даме».

Как же грустно слушать эту его исповедь, как печально все, что с ними происходит.

Хотелось думать, что он посередине между Пушкиным и Буниным. Но в том-то и загадка, что А. Блок не вписан ни в какие программы и системы. Его невозможно с кем-то сравнивать, от него невозможно ждать привычных ходов. Он совсем иной, особенный и таким останется навсегда, сколько бы мы не пытались проникнуть в его тайны и лабиринты, никому ничего не удавалась разгадать в нем.