Текст книги "Короткие пьесы"

Ольга (голосом Галочки). Зачем вам тапочки?

Михаил Миронович. Не могу же я ехать в Париж босиком… У меня мерзнут ноги… (Ольга надевает тапочки Михаила Мироновича.) Ольга ушла?

Ольга (голосом Галочки). Ушла…

Михаил Миронович. Очень хорошо… Ты простила меня?

Ольга (голосом Галочки). Михаил, не беспокойтесь, я все простила.

Михаил Миронович. Галочка, я должен тебе сказать что-то очень важное… Слушай внимательно…

Ольга (голосом Галочки). Я вас слушаю…

Михаил Миронович. Галочка, мы в Америке… В свободной стране… Мы теперь свободные, как птицы… Теперь мы можем ехать в Париж вместе… Будем вдвоем гулять по Парижу… Эйфелева башня, Елисейские поля… Что там еще у них в Париже? Мосты… Там есть какая-нибудь река?

Ольга (голосом Галочки). Сена…

Михаил Миронович. Да-да, Сена… Именно Сена… Теперь мы свободные люди… Нам никто, никакие парткомы не могут помешать… Дай мне твою руку… Хочу чувствовать тебя рядом… со мной… (Ольга дает свою руку.) Галочка, я так рад, ты простила меня… (Пауза.) После того, как мы объяснились, у меня, как гора с плеч… Нам пора идти в поезд… Какой у нас вагон?.. В вагоне я, наконец, лягу на свою полку и спокойно засну… Галочка, только не уходи, прошу, и не отнимай своей руки… Мы едем в Париж… Вместе… Теперь мы вместе…

Михаил Миронович ложится на свою постель. Ольга помогает ему накрыться одеялом.

Михаил Миронович. Теперь я в порядке… Как говорят американцы, «я – Ок»?.. Галочка, люблю тебя… (Пауза.) Галочка, прикрой мне ладонью глаза… Свет мешает…

ЗАНАВЕС.

Мать и дочь

Действующие лица:

Мать – женщина лет тридцати пяти.

Дочь – девочка лет тринадцати – четырнадцати.

СЦЕНА

Комната в однокомнатной квартире. Дочь стоит на коленях. Мать раньше вернулась с работы, тихо вошла в прихожую и наблюдает за дочерью. Дочь молится и ничего не замечает. Мать входит в комнату. Дочь быстро вскакивает с колен…

Мать. Катя, что ты делаешь?

Дочь. Ищу карандаш… Уронила карандаш на пол…

Мать. Не лги матери! Ты молилась… Я стояла в коридоре и видела, как ты крестилась…

Дочь. Следишь за мной?

Мать. Беспокоюсь за тебя… Пойми меня правильно… Сейчас такое время…

Дочь. Какое?

Мать. Опасное… Ты еще маленькая и глупая… Не понимаешь, как надо жить… в нашей стране…

Дочь. Мама, я не глупая, все понимаю…

Мать. А если не я, а кто-нибудь из соседей увидал бы, как ты крестишься…

Дочь. Ну и что? Я бы сказала, что я репетировала сцену из пьесы…

Мать. Кто тебя научил молиться?

Дочь. Сама знаешь… Бабушка… Бабушка научила меня креститься и читать молитвы…

Мать. Какие молитвы?

Дочь. «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся»…

Мать. «Благодатная Мария, Господь с тобою». Ты читаешь эти молитвы?

Дочь. Конечно… Все так молятся…

Мать. Твоя подружка Люся тоже верит в Бога?

Дочь. Нет, она не верит…

Мать. Почему?

Дочь. Не знаю, может быть, потому, что у нее нет бабушки… Потом, она не одна, у нее есть брат. Когда я стала верить в Бога, я перестала бояться темноты и оставаться одна в квартире, когда ты на работе…

Мать. Да, ты часто остаешься одна, но тебе известно, я работаю на двух работах, чтобы нам хватало денег для нормальной жизни…

Дочь. Мама, мне надо с кем-то разговаривать…

Мать. С кем ты разговариваешь?

Дочь. С Богом…

Мать. О чем?

Дочь. Каюсь в грехах… Спрашиваю его совета… О многом…

Мать. Бог тебе отвечает?

Дочь. Иногда отвечает, под настроение…

Мать. Ты прекрасно знаешь, каждый человек в нашей стране должен быть комсомольцем… Ты ведь тоже собираешься вступать в комсомол?

Дочь. Конечно, почему нет? Все должны быть комсомольцами… Иначе могут не принять в институт.

Мать. А ты не боишься, когда тебя будут принимать в комсомол, могут спросить, веришь ли ты в Бога… Комсомольцы не должны верить…

Дочь. А я им скажу, что не верю…

Мать. Это будет ложь! Ты ведь знаешь, что это ложь!

Дочь. Конечно…

Мать. Кто тебя научил говорить неправду? (Пауза.) А если они все-таки узнают, что ты веришь в Бога, что они подумают… Тебя могут выгнать из комсомола…

Дочь. Неважно, что они подумают… Я их не боюсь…

Мать. А вот я боюсь… Всю жизнь боялась и сейчас боюсь… Как ты стала такой храброй?

Дочь. Я верю, что у меня есть ангел-хранитель, который меня спасет… Надо только в это верить…

Мать. Мой отец верил в Бога, но тот его не спас…

Пауза.

Дочь. Мама, расскажи мне о твоем отце…

Мать. Позже…

Дочь. Почему позже, я хочу сейчас… Кто был твой отец?

Мать. Я родилась и выросла в селе… Мой отец был в этом селе учителем…

Дочь. Это неправда! Он не был учителем!

Мать. Замолчи! Он был учитель!

Дочь. Ты сама никогда мне не говорила правду! Ты спрашиваешь, кто меня научил лгать? Ты! Ты меня научила!

Мать. Молчи! Грубиянка! (Бьет дочь по щеке.) Не смей так со мной разговаривать! Я твоя мать! Ты ничего не понимаешь!

Дочь. Почему ты меня ударила?

Мать. Потому что ты не понимаешь, чего я натерпелась в этой жизни! Что мне пришлось пережить…

Дочь. Я сказала правду… Он не был учителем… Твой отец был священником!

Мать. Тише, не кричи… Кто тебе сказал?

Дочь. Бабушка…

Мать. Я так и знала… Значит, я была права, когда запретила вам с бабушкой встречаться после развода с твоим отцом…

Дочь. А мы все равно встречались… Иногда… Я любила бабушку… Она была хорошая… Она всегда говорила, что это отец во всем виноват… А ведь папа ее сын…

Пауза.

Мать. Я не знала, что бабушка была на моей стороне… Даже не догадывалась…

Дочь. Ты о многом не догадываешься… А я давно уже знала, что твой отец был священником, но никому не рассказала…

Мать. Господи, всю жизнь боялась, что кто-нибудь узнает, что я дочь священника! Уехала из своего села в город… Больше всего боялась, что ты узнаешь и расскажешь кому-нибудь…

Дочь. Мама, что случилось с моим дедушкой?

Мать. Если бы я знала, что с ним случилось!.. Они пришли поздно ночью и арестовали его…

Дочь. Кто пришел?

Мать. Милиция, НКВД, КГБ, не знаю точно… Сказали, что забирают ненадолго, им надо с ним побеседовать… Он ушел с ними почти раздетый… Я побежала за ним и сунула ему в руки теплую куртку и кусок хлеба… Помню, он остановился, взял куртку, хлеб и на прощание… перекрестил меня… Больше я его не видела…

Дочь. Почему его арестовали?

Мать. Сказали, за то, что священник… Приговор был десять лет без права переписки… Потом мы узнали, что это означало расстрел… Всех священников арестовывали, не его одного…

Дочь. Мама, я все-таки не понимаю, почему арестовывали священников?

Мать. Ленин сказал: «Религия – опиум для народа». Согласно Ленину, получалось, священники обманывают народ… Значит…

Дочь. Значит, священников надо было арестовывать?

Мать. Вот такие были наши времена…

Дочь. Мама, хорошо, что ты, наконец, рассказала мне о дедушке… Видишь, я не такая уж глупая… Я умею хранить тайны…

Мать. Да, теперь вижу… (Хочет обнять дочь.)

Дочь (отталкивает руку матери и отходит в сторону). Не надо, не хочу…

Мать. Почему я не могу тебя обнять?

Дочь. Потом… Лучше расскажи, почему ты… Я давно хотела тебя спросить… Это ведь ты первая захотела развестись с моим отцом? Почему?

Мать. Твой отец обманывал меня… Много пил… Приходил поздно… Иногда совсем не приходил домой… Я так с ним измучилась… устала его ждать, нервничать… Мы часто ссорились…

Дочь. Я помню, папа, когда приходил меня навещать, приносил конфетки на палочках… Они были очень вкусные… Я любила эти конфетки и… папу…

Мать. Я понимаю, тебе нужен близкий человек…

Дочь. Конечно, нужен… Я одна… Папу я видела редко, а теперь он переехал в другой город… Бабушка умерла… Ты приходишь поздно, вечно усталая… (Пауза.) У меня нет ни братьев, ни сестер…

Мать. Катя, если бы они были, ты бы их любила?

Дочь. Конечно, все любят близких родственников…

Мать. У тебя есть двоюродная сестра, но ты с нею совсем не дружишь…

Дочь. Она не близкая… Она чужая…

Мать. Сказать по правде… Ты ведь и меня не любишь…

Дочь. Это ты меня не любишь и никогда не любила… Поэтому я осталась одна… Хорошо, что сегодня ты вернулась с работы пораньше и не такая усталая… Наконец мы с тобой по душам поговорили…

Мать (задумчиво). Катя, ты права, родители не могут работать день и ночь. Они должны проводить какое-то время с детьми… (Пауза.) Но ведь я не всегда так много работала… Помнишь, как мы с тобой ходили в музей? Было очень холодно, ты потеряла рукавички и начала плакать…

Дочь (грустно). Помню…

Мать. А потом мы сели в трамвай, и ты была такая несчастная, грустная… замерзшая… Тебе не понравился музей… Я хотела тебя утешить… У тебя были холодные ручки… Я стала греть их, дула на них, гладила твои ручки, чтобы они согрелись… Ты помнишь?

Дочь. Я плакала, потому что я просила купить мне мороженое, а ты купила конфеты, совсем невкусные… Я их выплюнула на снег, не могла есть…

Мать. Надеюсь, ты теперь-то понимаешь, раз ты такая умная, почему я не купила тебе мороженое?

Дочь. Почему?

Мать. У тебя болело горло…

Дочь. Ну и что? Горло болело совсем немножко…

Мать. Ты все-таки рассуждаешь, как маленькая… А я помню, что ты перестала плакать, когда я согрела твои руки, и они стали теплые…

Дочь. Совсем не поэтому, когда мы сели в трамвай, я поняла, что ты все равно не купишь мороженое и перестала плакать…

Пауза.

Мать. Катя, я перед тобой виновата, хочу покаяться…

Дочь. В чем?

Мать. Мы, когда поженились с твоим отцом, были очень молодые… Твой отец любил выпивать по вечерам, чтобы отвлечься… Работа у него была тяжелая, требовала отдыха… А отдыхал он только одним способом, с помощью выпивки… Ему хотелось, чтобы я тоже пила вместе с ним, за компанию…

Дочь. Выпивать вместе… Что тут плохого?

Мать. Когда я забеременела, то перестала пить, в рот ничего не брала. Тогда твой отец стал пить с друзьями, приходил поздно… Я беспокоилась, обижалась, злилась, плакала, умоляла его прекратить пьянство… Мы начали часто ссориться… Несмотря на все мои просьбы, отец делал, что хотел…

Дочь. В чем же ты каешься передо мной?

Мать. Я думаю, что мое печальное настроение во время беременности передалось тебе… Говорят, что ребенок уже в животе чувствует настроение матери… Может быть, поэтому ты всегда была такой грустной и несчастной девочкой…

Дочь. Неправда, я была грустной, потому что была одна…

Мать. Да, мы развелись с отцом сразу после твоего рождения…

Дочь. Ты хочешь сказать, поэтому у меня нет ни братьев, ни сестер?

Мать. Может быть, поэтому… (Пауза.) Катюша, я жалею тебя… Я знаю, ты нуждаешься в любви и ласке…

Дочь. Я не помню, чтобы ты была ласковой со мной…

Мать. А ты знаешь почему? Каждый раз как я хотела тебя обнять и приласкать, ты грубо отталкивала меня… С некоторых пор, когда ты стала постарше, я прекратила эти попытки и ты, по-моему, была этому даже рада…

Дочь. Я не была рада… И вообще, не понимаю, для чего ты это говоришь?

Мать. Мы сегодня с тобой разговорились… Разговаривали откровенно, как близкие люди… Попробуй не отталкивать меня и быть поласковей… Можно многого добиться лаской…

Дочь. Ты действительно так думаешь?

Мать. Уверена… Попробуй, у тебя должно получиться… Ты уже большая.

Пауза.

Дочь. Мама, подвинься ближе ко мне… Поближе… Еще… (Мать придвигается к Кате.) Дай мне твои руки…

Мать. Зачем?

Дочь. Я их погрею… (Берет руки матери и начинает их гладить.)

ЗАНАВЕС.

Миша Чехов

Действующие лица:

Миша Чехов – актер шестидесяти лет, с бородой, одет по консервативной американской моде 50-х годов.

Ксения Чехова – жена Чехова, актриса лет шестидесяти.

Время 1955 год.

СЦЕНА

Ксения (в черном платье выходит на середину сцены, говорит медленно, еле сдерживая волнение, с трудом подбирая слова). Я должна сообщить вам… Я потеряла мужа… Мой муж, Михаил Чехов умер от сердечного приступа. Это случилось вчера… Миша не прекращал курить сигареты, хотя доктор предупреждал, что это опасно для его здоровья… Сердечный приступ случился с ним в тот самый момент, когда он потянулся за сигаретой. Ему было всего 64 года… Простите, я не могу, мне трудно говорить… (едва сдерживая рыдания, медленно и печально покидает сцену.)

Действие второе

Комната в доме Михаила Чехова в Лос-Анджелесе. Ранее утро. Ксения с подносом и завтраком на подносе появляется в комнате. Миша сидит за письменным столом пробует дозвониться по телефону… Закуривает сигарету… и быстро прячет сигарету вместе с пепельницей в ящик стола, когда Ксения входит в комнату.

Ксения. Миша, Миша, завтракать! (Пауза.) Миша, завтрак готов… (Ходит по комнате, принюхивается.)

Миша. Видишь, я занят…

Ксения. Ты опять курил?

Миша. Как я могу курить, когда я звоню по телефону? (Придвигается ближе к ящику стола.) Не мешай, у меня срочное дело…

Ксения (подходит к столу, отодвигает Мишу, выдвигает ящик, в пепельнице лежит потушенная сигарета. Хватает сигарету и брезгливо бросает ее в корзинку для мусора.) Я так и знала… Врач сказал, если не бросишь курить, умрешь.

Миша. «Я знаю, врач запретил мне курить. Но я очень нервный…»

Ксения. Я уже где-то слышала эту фразу…

Миша. Правильно. Я это говорил, когда в фильме Хичкока играл психиатра. Американцы очень смеялись…

Ксения. А мне не до смеха… Ты обещал, бросить курить… А сам…

Миша. Эта последняя… Не мешай…

Ксения. Кому ты звонишь?

Миша. Юлу…

Ксения. Бриннеру?..

Миша. Мне сказали, что он будет сниматься в фильме по роману Достоевского «Братья Карамазовы»…

Ксения. Хочешь его поздравить?

Миша. У меня идея… Я должен помочь Мэрилин Монро… (Пауза.) Никто не отвечает… (Кладет телефонную трубку.)

Ксения (с возмущением). Ты опять за старое?

Миша. Что ты имеешь в виду?

Ксения (кричит). Он не понимает… Я устала от твоих увлечений… Сьюзен, Юлия, Энн и наконец Маргарет… Забыл, сколько я пережила, когда ты в Коннектикуте влюбился в эту пышку Маргарет Дрэппер или Пэппер?

Миша (морщится). Не кричи… я все объясню…

Ксения. Слушать не хочу… Я заткнула уши… (Затыкает руками уши.)

Миша. Я хочу рассказать, об одном уроке в моей студии.

Ксения. Ничего не слышу…

Миша (просто открывает рот, имитируя разговор, и, выразительно жестикулируя, изображает сильное волнение. Ксения приоткрывает уши. Миша начинает громко говорить.) Мы репетировали «Вишневый сад»… Мэрилин играла роль Ани, дочери главной героини пьесы. Вдруг, к моему удивлению, я почувствовал, сильное возбуждение… Сексуальное…

Ксения. Тебе не в первой чувствовать такое возбуждение…

Миша. Погоди… От Мэрилин исходила такая сексуальная энергия, что мне пришлось прервать репетицию и спросить Мэрилин, думала ли она о сексе, когда играла роль Ани?

Ксения. Дальше…

Миша. Мэрилин очень удивилась моему вопросу и ответила, что совершенно не думала о сексе, а была сосредоточена только на своей роли из «Вишневого сада»…

Ксения (с усмешкой). И ты ей поверил?

Миша. Поверил. Получалось, что она совершенно неосознанно и бесконтрольно излучала вокруг себя сексуальную ауру…

Ксения. Не верю…

Миша. И тогда я понял ее проблемы, связанные с киностудиями… Все эти боссы на студиях интересуются только ее сексуальностью, и только поэтому хотят снимать ее в кино. Когда я сказал ей об этом, она прислонилась к моему плечу, заплакала и призналась. «Я хочу быть в театре серьезной актрисой, и не хочу быть резиновой куклой для секса»… Ее горе и слезы так тронули меня, и я ей поверил…

Ксения. Простачок ты, Миша. А при чем Юл?

Миша. Если Юл исполняет в «Братьях Карамазовых» главную роль, то, я уверен, он сможет убедить своих боссов, пригласить Мэрилин сниматься в этом фильме.

Ксения. Какую роль ты наметил для нее?

Миша. Роль Грушеньки…

Ксения (удивленно). Майкл!

Миша. Я не Майкл, я Миша…

Ксения. Ты забыл, где живешь…

Миша. Живу в Америке, в Голливуде…

Ксения. Удивляюсь твоей наивности… Ты в Америке двенадцать лет, и так ничего не понял… Здесь никто из руководителей студии не будет прислушиваться ни к твоему мнению, ни к мнению Юла Бриннера…

Миша (мечтательно). Я так и вижу Мэрилин в роли Грушеньки… Грушенька такая же сексуальная, как и Мэрилин…

Ксения. Миша, ты старый человек… Мне казалось, что ты уже покончил со всеми увлечениями…

Миша. Но Мэрилин – не увлечение. Она моя ученица…

Ксения. Дрэппер тоже была твоей ученицей и полной бездарностью, но это не помешало тебе назначать ее на главные роли в спектаклях…

Миша (морщась, как от боли). Прошу тебя, прекрати… Мне неприятно…

Ксения. А мне было приятно, когда ты увлекся этой самой Пэппер и часами простаивал под ее окнами на виду у своих учеников?

Миша. Ксения, Мэрилин по секрету призналась мне, что в школе она очень уважала Авраама Линкольна, а теперь она так же уважает меня…

Ксения. Тебе хорошо известно, Мэрилин подписала контракт со студией «20 Век Фокс»…

Миша. Да, я знаю, она часто со мною советуется, как ей играть ту или иную роль…

Ксения. А тебе известно, что никто из боссов этой студии не позволит ей менять имидж американской, сексуальной бомбы на какую-то русскую Грушеньку?

Миша. Роль Грушеньки серьезная, драматическая роль… Я уверен, Мэрилин талантливая актриса, она справится…

Ксения. Талантливая? Не смеши… Лучше подумай о себе… Ты талантливый актер, а какие роли получаешь на голливудских студиях? Играешь смешных стариков… Да и то редко…

Миша. С моим ужасным акцентом… я не могу сниматься в американских фильмах… Меня приглашают, когда нуждаются в русских стариках с бородой… Сама понимаешь, это случается нечасто…

Ксения. Нам было совсем неплохо в Коннектикуте, где ты преподавал актерское искусство, но из-за твоей любовной аферы пришлось уехать… А теперь мы докатились до Тихого океана… Дальше ехать некуда… Впереди Япония…

Миша. Прекрасно знаешь, из-за чего нам пришлось уехать. Японцы бомбили Перл-Харбор, началась война, деньги перестали, поступать, школу пришлось закрыть, а меня пригласили в Голливуд… Разве я виноват, что здесь, в Лос-Анджелесе, нет театров, одни киностудии…

Ксения. Поэтому ты сидишь и ждешь, когда тебя поманит какая-нибудь киностудия. Приходите сниматься, нам нужен актер с бородой… Хорошо, что Станиславский не смотрит голливудские фильмы с твоим участием… Ему было бы стыдно за тебя…

Миша (огорченно). Ксения, в тебе говорит ревность… Никак не можешь простить мне старых увлечений…

Ксения. Миша, это не ревность… Мне обидно, что ты так и не сыграл своего короля Лира, хотя мечтал об этой роли всю жизнь… Тогда, в Коннектикуте, ты уже договорился о постановке Лира, уже начались репетиции с актерами… и вдруг ты исчезаешь в неизвестном направлении… Тебя пришлось искать несколько дней по всему Нью-Йорку… Ты не представляешь, что я пережила тогда…

Миша. Зачем вспоминать об этом? Меня нашли в конце концов…

Ксения. Нашли… И что выяснилось? Ты потерял драгоценное время, нарушил все договоренности из-за ссоры с этой самой дурацкой Маргарет… Тогда все поняли, нельзя доверять такие ответственные контракты и деньги этому сумасшедшему русскому…

Миша (улыбается воспоминаниям). Но ты тоже была, как сумасшедшая… Я чуть не умер… а ты издевалась… кричала на меня…

Ксения. Да, я была, как сумасшедшая, когда тебя застукали с твоей толстенькой красоткой… Что мне оставалось?

Миша. Ты никогда не понимала меня… Вместо того, чтобы пожалеть, стояла рядом и ругалась последними словами… Помнишь, что ты тогда кричала моим студентам?

Ксения (кричит). «Убирайтесь! Вы, все, убирайтесь отсюда! Я всем говорю. Вон отсюда! А ты, тем более, проститутка, грязная тварь! Спуталась с моим мужем! Соблазнительница!»

Миша. Ты обзывала моих студентов такими неприличными словами… Они были в шоке…

Ксения. Я обзывала сукой и проституткой твою Маргарет…

Миша. А что ты кричала мне? «Давай умирай, умирай поскорее! Подлец!» Ты действительно хотела, чтобы я умер?

Ксения. Я хотела, чтобы студенты ушли поскорее, а ты перестал придуриваться, изображая сердечный приступ.

Миша. Как ты догадалась, что я играю?

Ксения. Я знаю твои трюки… (Смеется.) Помнишь, после того, как ты кончил придуриваться, поднял голову и спросил меня. «Они ушли? Все?»

Миша (с довольным видом). Признайся, я ведь неплохо сыграл эту роль? Все студенты поверили, что я умираю…

Ксения. Тогда ты не умер… А вот теперь…

Миша. Что ты хочешь сказать?

Ксения. Ты умер как актер… Где твой Дон-Кихот?

Миша (печально). Не надо… Это моя боль…

Ксения. И моя…

Миша (встает с места и начинает в волнении двигаться по комнате). Однажды в России, Дон-Кихот явился в мою студию и заявил: «Меня надо сыграть»… Я ответил: «Конечно, надо, но некому»… Дон-Кихот исчез… После этого, отогнав от себя Дон-Кихота, я спокойно думал о его образе, сознавая как он глубок, многогранен и недоступен для меня. Потом он снова пришел и заявил уже более настойчиво: «Тебе надо сыграть»… Я спросил: «Кого? Сыграть кого?» Он не ответил и снова исчез… Но вскоре явился и властно заявил: «Посмотри на меня»… Я взглянул. «Теперь – это ты… Слушай мою мелодию… Я – звук, я – пластика». (Поднимает руку с копьем, изображая Дон-Кихота.) Я понял и принял его… Так закончился бой с Дон-Кихотом. Он победил, а я стал Дон-Кихотом… Я понял, как его надо играть…

Ксения (аплодирует). Но ты так и не сыграл Дон-Кихота. Это печально…

Миша. Но самое печальное… Он больше не является ко мне…

Ксения. Миша, поверь, сейчас ты был настоящим Дон-Кихотом, особенно в тот момент, когда поднял руку с копьем… Я всегда верила, ты замечательный, талантливый актер…

Миша. Очень благодарен… (Раскланивается, как перед воображаемой публикой.) Ты одна понимаешь меня… Ксения, должен признаться, сейчас я переживаю страстную и безнадежную… Любовь…

Ксения (думает, что эти слова относятся к ней, довольная улыбается). Миша, ну почему же безнадежную? Ты не прав… Я…

Миша. Переживаю… любовь к русскому театру… Помнишь, когда-то в России был такой актер Михаил Чехов?.. Неужели это был я?..

Пауза.

Ксения (с досадой). Помню, помню… Был такой актер… А здесь… Что ты сделал здесь, в Голливуде?

Миша. Кое-что сделал… Разработал метод обучения искусству актера, написал и издал два учебника для актеров на русском языке и на английском… Обучил целую группу знаменитых актеров Голливуда…

Ксения. Миша, ты действительно думаешь, что без твоих уроков они бы не стали известными или знаменитыми? Неужели ты прошел нелегкий путь театрального актера только для того, чтобы обучать других?..

Миша (огорченно). Да, примерно такой же вопрос мне задал на днях наш общий друг Джордж…

Ксения. Джордж Жданов?

Миша. Он спросил меня, для чего мы здесь? Чтобы актеры кино чуть-чуть лучше исполняли свои роли, а боссы в киностудиях богатели все больше и больше? Я ответил. «Нет, мы с тобою здесь для того, чтобы помочь людям расти духовно, становиться человечнее»…

Ксения (начинает громко смеяться, не может остановиться). Ой, уморил! Ой, не могу…

Миша (удивленно). Разве я сказал что-то смешное?

Ксения. Поэтому, поэтому… ты звонишь Юлу… Чтобы… Мэрилин росла… духовно? (Неожиданно смех переходит в слезы.) Миша, а я помню, каким ты приехал в Америку. У тебя была мечта, ты хотел создать здесь такой же театр, как у Станиславского в Москве. Ты тогда много работал, собрал вокруг себя способных актеров… Почему ничего не получилось?

Миша (огорченно). Я и сам не знаю… Все время думаю об этом… Я горел, я мечтал… Мне казалось, что вот-вот… я это сделаю…

Ксения. Ты приехал покорять Америку своим искусством… А в результате Америка покорила тебя…

Миша. Да, так получается… Я со своими русскими мерками, с русской ментальностью приехал в другую страну, о которой ничего не знал, не имел никакого понятия, без языка, зная только «хау ду ю ду», приехал с мечтой сделать что-то необыкновенное, удивить всю страну, поразить всех… И в результате ничего… Позднее я понял, иначе и не могло быть…

Ксения. Когда же ты понял?

Миша. Наверное, после провала нашей пьесы «Бесы» по роману Достоевского, на Бродвее… Мы репетировали эту пьесу два года…

Ксения. Критика была ужасная, как будто они все договорились тебя уничтожить…

Миша. Они в самом деле меня уничтожили, долгое время я не мог оправиться…

Ксения. Зачем тебе понадобилось ставить эту пьесу?

Миша. Тогда весь мир… сошел с ума. В Европе – фашизм, в России – коммунизм. Я хотел предупредить американцев, что и с Америкой может случиться то же самое…

Ксения. Слава Богу, пока не случилось…

Миша. Мне тогда казалось, эта тема должна заинтересовать американскую мыслящую публику… А им было скучно…

Ксения. На самом деле, провал пьесы был первым предупреждением, что ты чего-то не понимаешь… Тебе надо было подстраиваться под интересы американской публики…

Миша. Пока живу здесь, все время подстраиваюсь и никак не могу понять… что эту публику интересует…

Ксения. Поэтому ты звонишь Юлу с глупыми идеями. А руководители студии знают, публика хочет, чтобы Мэрилин Монро развлекала ее в смешных кинокомедиях, а не в серьезных театральных постановках…

Миша. Но я всегда верил в великую миссию театра… (Пауза.) И верю до сих пор…

Ксения. Миша, никакой миссии нет…

Миша. Тогда зачем я стал актером? Ты хочешь сказать, только для того, чтобы паясничать и смешить, публику?

Ксения. Именно… Люди работают целый день, устают, приходят в театр, чтобы отвлечься от повседневности… Что плохого, если они хотят развлечься и немного посмеяться?

Пауза.

Миша. Ксения, последнее время мне снится один и тот же сон. Я сижу в своей артистической уборной в Москве, накладываю на лицо грим, сейчас мой выход на сцену, я играю «Гамлета», волнуюсь, слышу звонок, иду на сцену, передо мной темный молчаливый зал… И я говорю в эту пустоту. «Быть или не быть?», потом повторяю эти слова почему-то по-английски. «Ту би, ор нот ту би»… и просыпаюсь… Понимаю, где нахожусь, и меня охватывает такая тоска… Я знаю, мне уже никогда не сыграть «Гамлета»…

На глазах у Миши появляются на глазах слезы. Он берет дрожащими руками сигарету и закуривает. Ксения не останавливает его.

Ксения. Миша, но ты уже играл Гамлета в России… И совсем неплохо…

Миша (усмехаясь). Вот именно, «неплохо»… Станиславский был недоволен моей игрой… Он считал, что амплуа трагического актера не для меня… Я только теперь понимаю, как надо играть эту роль… (Пауза.) Недавно я пришел к выводу, актеры, не должны эмигрировать… Мы совершили ошибку, когда уехали из своей страны…

Ксения (в замешательстве). Миша, что ты говоришь? Ты ведь знаешь, что сделал Сталин с известными актерами и режиссерами. С твоим другом Мейерхольдом?.. Он и тебя бы уничтожил…

Миша. Может быть, из уважения к моему знаменитому дядюшке он не тронул нас? Моя тетушка, актриса Книппер-Чехова, прекрасно здравствует в Москве и играет свои роли в театре. Ее никто не трогает…

Ксения (с ужасом в голосе). Это еще ничего не значит… Не смей так думать! Миша, дорогой, не забывай, мы живы только благодаря тому, что эмигрировали в Америку… А ты успел здесь многое сделать…

Миша. Что же я успел сделать, кроме того, что остался жив?

Ксения. Разработал метод обучения искусству актера… Написал и опубликовал две книги… У тебя много учеников, и среди них замечательные, знаменитые актеры…

Миша (с горькой усмешкой). Теперь я знаю, что напишут обо мне в некрологе. Умер племянник известного русского писателя Чехова, учитель Мэрилин Монро и Юла Бриннера…

Ксения. А еще Гарри Купера и Грегори Пека, и… и…

Миша. М-м-м-м… Мэрилин Монро…

Ксения. Прекрати! Вспомнила… Энтони Куина, Джека Николсона…

Миша (смеется). Хватит, хватит… Для некролога достаточно… Сдаюсь, ты меня обыграла… Стал забывать своих учеников… Старею…

Ксения. Просто у тебя, их так много, что невозможно всех запомнить…

Миша. Я попрошу, чтобы перед тем, как писать мой некролог, они обратились к тебе…

Ксения (машет руками). Прекрати! Хватит! Не хочу больше ничего слышать о некрологах… Фу! Накурил здесь, дышать нечем! (Собирается уходить.)

Миша (миролюбиво останавливает Ксению). Ксения, не сердись… Я виноват перед тобой… Прости мне мои увлечения…

Ксения (улыбаясь). Дождалась… наконец…

Миша. На самом деле… я люблю только тебя…

Ксения (растрогавшись). Миша, давно тебе все простила и… люблю только тебя…

Миша (с удовольствием затягивается последний раз сигаретой). Ксения, мы давно вместе, но так откровенно, пожалуй, ни разу не говорили… Я тебе очень благодарен…

Ксения (обрадовано). За мое признание?

Миша (с хитрой улыбкой). Не угадала… Наконец ты позволила мне спокойно докурить мою сигарету…

Ксения (рассерженная). Паясничаешь? Станиславский прав. «Никакой ты не трагик»… Твое место в цирке…

Миша (упавшим голосом). Почему в цирке?

Ксения (кричит). Хочешь играть Гамлета, а сам, а сам… шут гороховый!.. Вот ты кто!

Миша. Ксения, зачем ты так?

Ксения. Зачем? Когда ты перестанешь издеваться надо мной? (Уходит, обиженная.)

Миша кладет окурок в пепельницу. Сидит в задумчивости, затем решительно берет другую сигарету и вдруг неожиданно хватается за сердце и резко откидывается на спинку кресла. Сигарета падает на пол.

ЗАНАВЕС.