Текст книги "Невиновных нет"

Его правда – бежать леди Янамари некуда. Даже в Амалер, под крылышко к Аластару, не выход, если она не хочет и его заманить в ловушку. В крайнем случае, Эск позаботится о детях, тайно или явно. Но связывать ему руки нельзя.

– Не мучай себя. В твоей судьбе и так все предопределено, лаунэйда. Разве нет?

– Не знаю, что и сказать.

– Скажи «да», когда тебя спросят по-настоящему.

– Как это «по-настоящему»?

– Ты поймешь, – твердо сказал волшебник-диллайн и добавил голосом Аластара: – Иди ко мне.

С дразнящей душу хрипотцой, в которой таится и страсть, и печаль. Джона забралась к диллайн на колени, свернулась клубочком и растворилась в его Тишине и Покое…

Чтобы очнуться после Порога, прижавшейся к спине ролфийки, которая уже не хрипит и не кашляет.

– Не тревожься, лаунэйда, – сказал сидящий возле очага недремлющий Алфер-страж. – Она здорова, а вам нужно набраться сил. Надо поспать еще.

И беглянки проспали почти до следующего вечера – в тепле, под защитой волшебства, в полной безопасности. Так спят маленькие дети в колыбельках, так спят звери в логовах и птицы в гнездах.

– Пора, – молвил хозяин, растолкав гостий, и, пока те не успели сообразить, что к чему, сунул каждой по ложке и миске с ароматной жирной похлебкой. – Скоро закат. К ночи туман рассеется, и огонь костра будет виден издалека. Нужно успеть до отлива.

Грэйн понимающе кивнула в промежутке между ложками сытного варева и легонько подтолкнула Джону под локоть. Мол, слышала, человек дело говорит.

Путь из пещеры к морю занял, наверное, чуть меньше получаса, но ни графиня, ни эрна так и не поняли, как очутились на берегу. Вроде бы шли через какие-то заросли, а потом – раз! И вот они – обрыв, камни, едва приметная тропинка вниз к прибою.

«Да тут шею сломать – секундное дело!» – мысленно охнула Джона, вообразив себе быстрый спуск к воде. Придется кубарем катиться.

– Смотрите себе под ноги и держитесь друг за друга, – посоветовал диллайн.

И сразу так захотелось вернуться в уютную пещеру, к его очагу, к травам и шкурам. Чтобы больше никогда не уходить.

– Еще встретимся, – посулил Алфер на прощание.

Почему-то Джона была уверена, что так оно и будет. Где и когда – неведомо, но еще доведется взглянуть в эти прекрасные яркие глаза и ощутить касание руки. При условии, что шуриа вообще не загадывают далее будущего рассвета.

То, что за все на свете рано или поздно придется платить, – истина расхожая. И среди ролфи обольщаться на этот счет было не принято. Понятно же, что боги никогда и ничего не дают просто так, даром… И за волшебные сутки неожиданной передышки в уютном гнезде колдуна-диллайн с беглянок будет спрошено сполна. Но как хотелось бы Грэйн верить самой в то, о чем она так уверенно говорила Джойн! Дескать, осталось совсем чуть-чуть, последний рывок – и вот они уже на борту корабля, в безопасности, и спасительные берега Ролэнси уже практически видны за туманом…

Если бы!

Мало скрытно пробраться на прибрежную скалу и сложить там костер, мало затаиться среди камней, ожидая ответа на этот сигнал… «Ускользающий» ведь может еще и не прийти! Хотя Грэйн и сама не знала, чего она боится больше: так и не увидеть в колдовском тумане долгожданный силуэт корвета или… Или – увидеть. Этот Нимрэйд, помнится, был так уверен, что ролфийка не вернется. Может, неспроста? Может, у него имеются и свои планы, о которых лорду Конри неведомо?

А даже если и нет, утешение слабое. Грэйн совершенно не хотелось еще раз… выплачивать каперу «премию», буде он вновь ее потребует. А если не от нее? Если проклятый змей покусится на Джойн? Хороша тогда будет из эрны Кэдвен «проводница и защитница»!

Конечно, все это будет беспокоить Грэйн лишь в том случае, если «Ускользающий» все-таки придет, сейчас же надобно думать совсем о других вещах, но… Боги, получается, она графиню обманывает? Та-то небось надеется, что на борту корвета все их тревоги закончатся, а ролфи тем временем изводит себя подозрениями, что все только начнется!

Может быть, он все-таки не придет? Может, лучше попробовать добраться до Ролэнси самим?.. Нанять какого-нибудь рыбака на лихтере – или припугнуть, а то и вовсе захватить… и отдать себя на волю Морайг, и пусть боги решают, суждено ли беглянкам достигнуть Архипелага. Вдруг да получится, а?

Джона прислонилась щекой к камню и неотрывно глядела на море. Темное, холодное, коварное, оно просунуло свою лапу-залив между обрывистых берегов, чтобы подманивать беспечных странников, а потом хватать их челны ледяными когтями волн и утягивать на глубину. На своем языке шуриа зовут его – Беригель – Опасное море. Где-то там, за краем его, Джону ждет Священный Князь, чтобы… как выразилась эрна Кэдвен, возлюбить. Леди Янамари нервно хихикнула.

«Да, да. И вождь ролфи возлюбит шуриа, как родную. Эйккен уже одну возлюбил. А потом она тоже его возлюбила… пламенной страстью».

Джона покосилась на сидящую рядом Грэйн. Сосредоточенна, напряжена, словно тетива арбалета. Нет, лучше с эрной Кэдвен не шутить относительно повторения истории.

«Как она про его косы рассказывала. И прочие достоинства».

Вчерашняя попойка осталась без последствий только благодаря волшебству Алфера. Джона вспомнила, как они с ролфийкой едва не обесчестили колдуна-отшельника, и снова удержалась от смеха. Воистину, две пьяные дамы – стихийное бедствие для одинокого мужчины. То флиртуют, то хохочут, то рыдают, и вместо решительной атаки на целомудрие ему перепадает сомнительное удовольствие укрывать пледом сладко сопящие тела несостоявшихся искусительниц. Впрочем, Алфер и не собирался воспользоваться своим положением. Вот бы еще знать, зачем он решил помочь двум беглянкам. Ведь маги, тем паче диллайнские маги, никогда и ничего не делают просто так.

А спросишь – не ответит. Улыбнется и промолчит, как это заведено у волшебников. Они как свет маяка для корабля. Имеющий глаза да увидит.

Свет!

– Грэйн! – шуриа теребила задумавшуюся ролфи за рукав и звала, уже, верно, не в первый раз: – Грэйн, очнись! Вон там, в тумане… видишь? Это же сигнал? Это же за нами?

Эрна Кэдвен вздрогнула и прищурилась, пытаясь разглядеть за пеленой тумана хищный силуэт «Ускользающего». И верно… вот мигнул огонек! Раз и другой… И третий. А на сером полотне ненастья, словно бы тончайшей кистью по драгоценному фарфору, вырисовывался абрис корвета.

Он пришел. Значит, так хотят боги. Они явили свою волю, провели корабль сквозь колдовскую пелену, укрывшую берега Синтафа, и теперь остается только подчиниться.

– Да. Это за нами, – твердо молвила Грэйн. – Нечего ждать, пойдем.

Они заторопились вниз, той же тропинкой, по которой недавно карабкались на обрыв, и спуститься, конечно же, оказалось гораздо сложнее, чем подняться. Из-под неловких ног осыпались мелкие камушки, сперва одна чуть не оступилась, потом другая, и за собственным тяжелым дыханием женщины уже не слышали ничего вокруг. Быстрее, быстрее… совсем чуть-чуть осталось! Вот он, корабль, уже отчетливо виден! Вот же, там, на корвете, должно быть, заметили их и уже спускают шлюпку! Еще десяток-другой шагов по тропе – а там и узкая полоса пляжа, и отлив скоро начнется… Успели бы эти, в шлюпке, добраться до берега!

В тумане, обманывающем любые глаза, не только ролфийские, корвет казался невозможно далеким, он словно бы парил где-то на краю света, и достигнуть его… А! Мгновенный блеск мокрых лопастей весел – уже так близко! Это же волшебство, это оно…

– Джойн! – задыхаясь, выдавила Грэйн, обхватив спутницу за пояс, чтоб та не свалилась на последних шагах их пути. – Должна остеречь тебя!.. Капитан корвета… Нимрэйд его имя… он твой сородич, и… Ах, когти Локки!

Прилетевшая с обрыва пуля высекла белый след на камне совсем рядом с Грэйниной щекой. Горячие осколки обожгли лицо ролфи мгновенной болью, а секундой позже донесся и звук выстрела, и крик…

– Бежим! – крикнула Грэйн, дернув шуриа за руку. – Быстрей! Они не попадут в нас, промахнутся… Бежим же!

Вниз, вниз, вниз по скользким камушкам, по влажной земле, цепляясь за какие-то липкие корни, падая грудью на валуны и тут же приседая на корточки, чтобы не угодить под пулю и чуть-чуть отдышаться. Наверное, они были очень хорошо видны с обрыва, потому что пули свистели прямо над головой.

Ветер уносил прочь голоса солдат, но Джоне и не требовалось слышать их дословно. Короткие команды офицера, ругань и запаленное дыхание.

– Скорее, Джойн! Не отставай! Ну же!

Ролфийка крепко впилась пальцами в предплечье графини, опасаясь в последний момент выпустить ее и потерять в темноте.

– Я ничего не вижу!

– Не смотри! Беги!

– Нас подстрелят!

– Мы нужны живыми! – с непоколебимой уверенностью прокричала Грэйн.

Но как только беглянки вбежали в море, а преследователи заметили лодку, ценность жизней двух женщин резко уменьшилась.

Джона споткнулась и упала лицом в горькую воду, но ролфийка все равно не выпустила ее руки. Потащила за собой шуриа, захлебывающуюся и визжащую от ужаса. Начинался отлив, и отступающее море, казалось, утягивало облепленную одеждой женщину в свои жуткие глубины.

– Я не могу… не могу… ах…

– Можешь! – скомандовала Грэйн. – Они уже рядом.

И вдруг чьи-то сильные руки схватили шуриа и одним рывком извлекли из воды.

– Вторую не забудь!

– Уже.

– Тогда греби обратно.

Волосы залепили Джоне лицо, и она могла только слышать грубые мужские голоса и чувствовать запах давно не мытых тел.

– Грэйн! Грэйн!

– Не кричи, – каркнула ей на ухо ролфи. – Я тут.

Особенной радости от столь своевременного спасения в тоне Грэйн не было даже приблизительно. Наоборот, эрну немного потряхивало в нервном ознобе.

– Мы спасены? – неуверенно спросила шуриа. Чувствуя под пальцами дрожь соратницы, она уже не была уверена, что все закончилось, и закончилось хорошо.

– Спасены… наверное… скорее всего…

Гребцы без устали налегали на весла, им тоже не улыбалось попасть под синтафскую пулю. Борт корвета приближался очень быстро.

«Ускользающий», – прочитала Джона название корабля.

На этот раз карабкаться по забортному трапу не пришлось – Нимрэйд расщедрился на помощь. Просунуть руки в петлю и вытерпеть грубый, но эффективный подъем на борт оказалось стократ быстрее, чем карабкаться самим по мокрым дощечкам, спотыкаясь и оскальзываясь. Грэйн споро перебирала ногами, ухватившись за веревку, чтоб жесткая петля совсем уж не сдавливала подмышки, и все равно ролфи показалось, что руки у нее сейчас оторвутся. На корвете с ценным грузом особенно не церемонились, тащили, как куль с отрубями. Перевалившись через борт, девушка выпуталась из веревки и перегнулась обратно, подбадривая шуриа:

– Держись за конец, Джойн, и шевели ногами!

Графиня снизу что-то неразборчиво пискнула.

К счастью, капитан Нимрэйд хорошо выдрессировал своих головорезов: над двумя неуклюжими мокрыми девицами никто не смеялся. Да команде было и не до смешков. Пули с берега досюда уже не долетали, но…

– Значит, вам удалось, – вместо приветствия обронил капер, привычно подкравшись сзади, пока ролфи высматривала за бортом спутницу. – И вы привели на хвосте погоню.

Отпихнув какого-то матроса, Грэйн собственноручно помогла Джойн перелезть и высвободила ее из петли. И, убедившись, что графиня стоит на ногах и дышит, ответила, не оборачиваясь:

– Вы напрасно сомневались. А от погони мы ушли.

– Еще нет, – хмыкнул Нимрэйд. – А, вот же они! Полюбуйтесь, эрна.

Грэйн глянула, куда он показал, и выругалась. Из-за ближнего мыска показались – как собаки из будки! – два не слишком больших, но довольно хищно смотревшихся корабля. Орудийные порты на первом были открыты.

– Синтафская береговая охрана, – пояснил капер. – Им наверняка просигналили с берега, и вот они тут как тут.

– А это уже ваша забота, – огрызнулась ролфи, заслоняя от него Джойн.

– Воистину, эрна, моя. И я позабочусь, будьте покойны. Я непременно навещу вас позже, сударыни. – Нимрэйд коротко хохотнул и приказал: – Вниз их!

– Пойдем, – Грэйн подхватила графиню под руку и потянула за собой. – Будет бой, и нам нечего здесь делать.

Спускаясь в грязное и вонючее чрево «Ускользающего», она успела подумать о глупых мышках, которые сами лезут в пасть змея, но тут корвет вздрогнул, прогремев носовыми орудиями, и всякие мысли покинули голову ролфи. Кроме, пожалуй, одной. Хотелось бы… все-таки хотелось бы надеяться еще разок увидеть солнце. Или хотя бы просто небо вместо темных досок над головой. Но теперь от желания эрны Кэдвен уже ничего не зависело.

– Все будет хорошо, – она стиснула в темноте руку спутницы. – Этот… он свое дело знает. Все будет хорошо.

Удаз Апэйн

Милостью Предвечного и Силой его тив Херевард был излечен от тяжелейшего приступа грудной жабы в кратчайшие сроки, но к тому моменту, как он прибыл в Синхелм, тив Удаз успел сделать многое: проворонить леди Янамари и девку-ролфийку, настроить против себя всех тивов Локэрни и потерять остатки доверия Эсмонд-Круга. Это если не считать пепелище на месте Синхелмского храма. Треть городских домовладений тоже пострадали изрядно, но не так сильно, как репутация эсмондов. Где это видано, чтобы два тива, один из которых наделен немалыми полномочиями Эсмонд-Круга, а следовательно, и Силой, не могли управиться с двумя слабыми женщинами?

Что было ответить Удазу на этот вопрос? Ничего. Вот тиву Рэйлему, тому повезло – заколотый штыком, зарезанный и обгоревший, он пред тивом Херевардом уже не ответчик. А Удазу… Уже, к слову, не тиву, пришлось объясняться. Вернее, он-то рассказывал, но его, по диллайнской привычке, никто не слушал. Проигравший всегда виновен. Золотой лед в глазах тива Хереварда не растаял, и Удаз начал готовиться к тихой, бесшумной казни. Дверь откроется, войдет незнакомец в длинном черном кафтане, и все кончится быстро и без борьбы. С одной стороны, от исполнителя Эсмонд-Круга еще никто не уходил, а с другой… Зачем, скажите, зачем жить дальше, когда тебя лишили сана, Силы и смысла жизни? Лучше смерть.

И когда ожидание стало уже нестерпимо, дверь узилища все-таки распахнулась. На пороге стоял эсмонд. Сизокудрый красавец в элегантнейшем фраке, в начищенных до блеска сапогах. Унизанные перстнями пальцы крепко сжимали набалдашник трости. Хоть сейчас на картинку модного столичного журнала. А как двигается! Плавно, гибко, точно горный барс, а не человек.

– Ну надо же, сам Форхерд Сид пожаловать изволил, – безрадостно хмыкнул Удаз, проследив взглядом, как отец грациозно прошелся по комнате. – А ты что здесь забыл?

– Не вижу сыновней почтительности, – холодно молвил родитель, устраивая зад на жестком стуле, и протянул руку для поцелуя. – Ну!

Неведомая сила буквально сорвала полукровку с места. Удаз пал на колени и приложился к перстню с камеей. Сила привычки, материнскими побоями вколоченной, помноженная на страх и вечную жажду похвалы, – вот что это такое.

– Так-то лучше, – буркнул Форхерд.

– Пришел попрощаться?

– Почти, – жестокосердный диллайн взял долгую мучительную паузу, в течение которой Удаз успел заподозрить Эсмонд-Круг в том, что его отца послали исполнить приговор собственноручно. У них есть и такой вид наказания. – Ты настолько слаб, что даже мысли твои читаются по лицу, словно в открытой книге. Нет, я не стану твоим палачом. Все наоборот.

– То есть?

– Ты – свободен… Свободен бежать из Синтафа.

– Но… куда?

– Не на Ролэнси, там тебе точно не будут рады, – ухмыльнулся тив Форхерд. – Но выбор есть – в Базиле у меня хорошие связи, в Идбере тоже, но место это неимоверно скучное, Фиртсвит… Женщины там прекрасны в своей наивности, про остальные достоинства я ничего сказать не могу.

Видимо, в Эсмонд-Круге решили, что столь сильному тиву, как папаша Удаза, можно простить чрезмерное для диллайн сластолюбие. Он ни одной юбки не мог пропустить за все свои двести пятьдесят лет жизни. Стоило показаться на горизонте хорошенькой девичьей мордашке, и тив Форхерд забывал, казалось, обо всем на свете.

– Хродвин не советую, – продолжал он перечислять возможные варианты. – Ни женщин, ни выпивки, ни денег потратить. Тошно. Я бы предложил Эббо, в качестве компромисса, но решать тебе.

Удаз смотрел на отца с некоторым удивлением. Зачем все эти разговоры про увеселения? К чему они?

Тив Форхерд ответил заговорщической улыбочкой. И даже подмигнул.

– Это было единственным условием, мой мальчик. Иначе тебя не пощадили бы. Поверь, мне пришлось пойти на самые крайние меры, и только ленивый из Эсмонд-Круга не вытер об меня ноги. Но ты ведь мой сын, и я обязан помочь, коли ты попал в беду. И… я пообещал твоей матери.

Значит, они продолжали встречаться, догадался Удаз. Мать понять можно – она слаба, как говорится, на передок, а папаша красив, словно принц. Но зачем Форхерду раздобревшая от безделья, недалекая и склочная тетка?

– Ничего ты не понимаешь в женщинах, – хохотнул эсмонд. – Не беда, скоро поймешь.

Удаза насторожили эти слова. Можно сказать, испугали.

– Я не понимаю…

– Ты всегда был тугодумом, сынок. И ты же не думаешь, что тив Херевард так запросто помилует волшебника?

– Так я больше не…

Полукровка подумал, что сейчас его сердце остановится от внезапной острой боли.

– Да, – кивнул отец. – Ты больше не маг. Но ты жив и почти свободен. Разве этого мало?

Мало? Мало? Мало! Кабы Удаз Апэйн не задыхался и не ловил ртом воздух, он бы орал во всю глотку, точно подвешенный за ребро на крюк разбойник в разгар публичной казни. Довелось ему в детстве видеть экзекуцию – до сих пор снились синие и блестящие кишки казнимого, выпущенные рукой палача. Полвека назад были еще умельцы вскрыть чрево так, чтобы преступник до последнего мига видел собственный ливер.

Эсмонды – люди гуманные, они не любят лишней жестокости, не любят потоков крови и дерьма. Но, видит Предвечный, лучше бы они заживо расчленили Удаза Апэйна, чем… Отобранный волшебный дар хуже отрубленных рук. Ей-ей, хуже!

Сквозь вьюжный гул в голове доносился спокойный голос отца:

– Вот деньги и доверенность для банка… десять тысяч золотых оул и столько же в ассигнациях… только не промотай за месяц… коляска ждет… и до пограничного поста даже носа наружу не высовывай…

Тив Форхерд при всем желании не мог выказать сыну сочувствие. В конце концов, мальчишке и так досталось сверх меры от причитающегося. Он, полукровка, наравне с эсмондами вкушал божественной благодати, нарушая тем самым законы мироздания. Теперь же все стало на свои места. И это хо-ро-шо! А чисто по-человечески и по-родительски, конечно, жалко парня.

Глядя, как Удаз, шатаясь и почти ничего не видя перед собой, бредет к экипажу, тив Форхерд чувствовал облегчение. Проблема разрешена раз и навсегда, долгие годы его опалы кончились, сын жив, имущество цело. Чего еще желать?

Ну и как мог бывший тив спокойно проехать мимо храма? В первом же попавшемся на пути эскизарском городишке глаз первым делом отыскал знакомые очертания стен и куполов. Серый камень, увитый плющом, гостеприимно раскрытые двери в пахнущий благовониями полумрак – все такое знакомое, такое близкое… И потерянное навек.

Удаз попросил кучера остановиться. Точнее, приказал.

– Жди меня здесь, я скоро.

Кто знает, что подумал местный тив, увидев на пороге измученного, бледного и шатающегося мужчину, закутанного в плащ, но на всякий случай принюхался, не пьян ли? Вроде нет. Вот и славно.

Удаз побрел на мягкое сияние алтаря, но вовремя вспомнил, что обычному прихожанину нельзя заступать в Круг.

Слова канонического обращения текли с искусанных губ, причем так легко и естественно, как никогда прежде. От чистого сердца и самых потаенных глубин души, как если бы грудь бывшего тива разверзлась, чтобы Предвечный мог видеть, как пульсирует его кровь в ритме сакральных слов молитвы.

«Он услышит! Он обязательно услышит! И… отзовется…» – билась под черепом отчаянная мысль.

Слезы экстаза текли по щекам полукровки, золотые огоньки множества светильничков дрожали и привычно сливались в сияющий столб света.

– Да! Вот оно! Слава тебе!

Глаза не нужны, совсем-совсем не нужны, душа видит это чудо без посредства тела. Но вместо того, чтобы впустить внутрь сияния дух верного, пусть и отставного ныне тива, из сверкающего кокона навстречу вышла… женщина. В мокрой рубашке-безрукавке, обтянувшей красивые упругие груди… тонкий стан и широкие, исполненные плотского жара бедра… Она откинула назад недлинные волосы и посмотрела на Удаза… зелеными волчьими глазами, ролфийкиными злыми глазами, полными ненависти и презрения.

От острейшего прилива возбуждения мужчина застонал и обеими руками ухватился за пах. Явись ролфийка наяву, он бы, наверное, овладел ею прямо на алтаре, настолько нестерпимым было его желание.

– Что-то случилось? Вам помочь? – дернулся было к нему местный преподобный.

Но Удаз Апэйн взревел, точно раненый вепрь, и бегом бросился прочь из храма. Больше у него иллюзий не осталось. Предвечный полностью отверг недостойного, наконец узрев ролфийскую половину крови эсмондского бастарда. Если ты диллайн, значит – одержимый. Без одержимости (а ее больше не осталось!) Удаз стал тем, кого больше всего ненавидел. Он стал ролфи!