Текст книги "Большие девочки тоже делают глупости"

Глава 4. Танька-потеряшка

Девочка сразу увидела этого мужчину, хотя вообще-то он не бросался в глаза и был совсем незаметным: черная куртка, в каких ходят сотни людей, надвинутая на глаза темная шапочка. Танька наблюдала за ним из своего убежища – из-за мусорного бака. Люди шли по своим делам, спешили, и никому, кроме нее, не было дела до незнакомца. Он, в отличие от прохожих, никуда не спешил и просто прохаживался по двору туда-сюда, поглядывая по сторонам, и Танька решила, что мужчина кого-то ищет или ждет. Девочка любила наблюдать за людьми, ее воображение всегда дорисовывало уличные картинки.

«Вон та женщина непременно должна быть учительницей, она строго сомкнула губы, натянула на голову берет и шагает быстро и прямо, как будто кто-то нарисовал для нее на асфальте специальную линию. А вот мужчина, прогуливавший собаку, должен быть очень добрым: он никогда не повышает голос на псину, зовет ее ласково «милая» и всегда кормит голубей пшеном».

Увиденный пятнадцать минут назад мужчина был каким-то лишним во дворе, ненастоящим, и поэтому, когда он нагнулся к стоящей машине и что-то положил туда, Танька не отрывала от него глаз. Ей казалось, что перед ней сейчас снимается приключенческий фильм про сокровища, она об этом много читала и мечтала когда-нибудь обнаружить клад.

Впрочем, все это было в другой жизни, когда еще была жива мама, которая так любила Таньку. Таня вообще думала, что мамы всегда любят дочек, и каково же было ее удивление, когда в первом классе она услышала, как кричала на свою дочь мама ее соседки по парте:

– Ты дебилка или прикидываешься?!

– Почему вы так разговариваете? – вступилась за одноклассницу Таня.

– А твое какое дело, малявка?!

– Я не малявка, я человек!

Дома мама очень спокойно и долго объясняла Тане, что люди бывают разные и что маленькие не могут делать замечания взрослым.

– А почему? – удивлялась Таня. – Разве взрослые всегда правы?

– Нет, не всегда, но делать замечания взрослому человеку ты не имеешь права.

– Даже если она обзывается?

– Даже если так, – вздохнула мама.

– Значит, в следующий раз пойду в милицию.

– Полицию, – поправила мама. – Сейчас это полиция. Мне кажется, ты слишком категорична, девочка моя. Мир состоит не только из черно-белых красок. Ты, как будущий художник, должна это понимать.

Таня, которая только поступила в художественную школу и очень любила рисовать, не совсем поняла про краски, но осознала, что мама ее поступок не одобрила.

– Ты могла только попросить взрослого человека о чем-то. Пожалуйста, не веди себя так.

Таня молча кивнула – она привыкла слушаться и маму, и бабушку, но молчать она не сможет и не будет. Хорошо, она попросит взрослого человека не обзываться, хотя, если человек взрослый, он должен знать об этом сам.

Беда с этими взрослыми! Они говорят одно, делают другое и каждый раз что-то объясняют про сложную жизнь. С высоты своих лет Танька считала, что у нее сложностей нет, правда, отец как таковой у нее отсутствует, и мама не любит говорить на эту тему, а в остальном все прекрасно.

«Подумаешь, отец! Мужчинам нельзя верить, – говорила она себе, повторяя где-то услышанное. – Мама, наверное, поверила, а зря».

Девочка любила рассматривать мамины фотографии, и среди них была одна любимая: мама стоит в розовом платье под цветущим деревом и смеется, рядом с ней двое мужчин, которые тоже смеются. Было в этом фото радостное настроение и счастливая мама. Теперь мама всегда была усталой и печальной. Таня слышала, как бабушка шептала маме:

– Нельзя так много работать. Посмотри, на кого ты похожа!

– Мама, мне Танюшку в художке учить надо, чтобы она не хуже других была.

– Хуже других скоро будешь ты. Ты себя в зеркале видела?

– Некогда мне в зеркала смотреть.

– Ой, доведешь ты себя, дочка…

Потом мама заболела и долго лежала в кровати. Девочка брала ее за руку.

– Мама, когда ты поправишься?

– Скоро, доченька, скоро. Вот весна наступит, и поправлюсь. Пойдем с тобой к реке рисовать.

– Я обязательно речку нашу нарисую, а то в прошлый раз волны не получились.

– А ты покажи, что вы в художественной школе рисовали.

– Да горшки и прочую дребедень.

Мама смеялась тихим смехом.

– Давай показывай дребедень.

Таня бежала за папкой и любовно раскладывала рисунки.

– Чем тебе горшки не нравятся, ребенок? Это основа всех основ.

– Я хочу корабли рисовать и море.

– Кто научится рисовать горшки, тот обязательно будет рисовать корабли.

Весной мама умерла. Танька поняла это сразу же, когда увидела дома заплаканную бабушку.

– Ба, что-нибудь случилось?

– Да, Танечка. Мы остались с тобой вдвоем. Рак – это такая болезнь, которая не отпускает человека. Мама ушла от нас.

Куда мама ушла, Таня спрашивать не стала, но у гроба, посмотрев на лежащую там женщину, спросила:

– А где мама?

– Это мама, – ответила ей бабушка.

– Нет, ты же сказала, что мама ушла. Это чужая тетка.

Бабушка молча заплакала.

Таня не стала больше спрашивать о маме и решила, что взрослые опять чего-то недоговаривают. Не может чужая женщина, лежащая в гробу, быть ее красивой мамой. Маму, наверное, положили в больницу, и надолго, а бабушка что-то придумывает. Но мама домой так и не вернулась.

– Танечка, к сожалению, ты не сможешь больше ходить в художественную школу, – сказала как-то бабушка. – У меня маленькая пенсия, мы с тобой, конечно, выживем, но про школу придется забыть. По крайней мере, пока, а потом я что-нибудь придумаю.

Бабушка тоже умерла весной, когда Тане исполнилось двенадцать лет. Девочка считала себя уже совершенно взрослым человеком, потому что была самостоятельной: давно ходила в магазин за продуктами, покупала бабушке лекарства. Женщина из социальной службы, которая приносила бабушке пенсию, на похоронах пожалела Таню:

– Тебя, наверное, в детдом определят. А может, родственники какие отыщутся? Отец твой где?

Танька молча пожала плечами. Родственников она никаких не знала, как ничего не знала и про отца, а в детский дом она не пойдет, дудки всем важным взрослым, которые хотят ее туда запихнуть. Утром следующего дня она просто ушла из дому. Взяла оставшиеся деньги, оделась и пошла в город.

«А там что-нибудь придумаю», – мыслилось девочке.

Почти целый день она ездила на городских автобусах от конечной до конечной, пока кондуктор в одном из автобусов не спросила:

– Двойку, что ли, сегодня получила, катаешься? Домой идти не хочется?

Танька согласилась с кондукторшей, но из автобуса вышла и направилась в городской парк, где случайно и познакомилась с Тимой и Колей. Она сразу приметила мальчишек, которые стояли у кафе и жадно смотрели на еду.

– Есть хотите? Угощаю, пошли со мной. – И она царским жестом пригласила их в кафешку. Мальчишки упираться не стали, присели на белые пластмассовые стулья. Таня принесла всем чай и горячие беляши. Ребята вцепились в пирожки так жадно, что Танюшка им посочувствовала.

– Что же вы такие голодные? Как звать-то?

В ответ она услышала имена:

– Тима и Коля.

– Как будто вас три дня не кормили. – Девочка ощущала себя волшебницей, которая совершила чудо.

– Мы не ели со вчерашнего дня, – доверительно сообщил белобрысый. – А ты кто? – поинтересовался он.

– Я просто Таня. Танька-потеряшка.

– А кто тебя потерял?

– А меня просто никто не ищет. Где вы живете, друзья?

– В колодце.

– Как в колодце? Где?

– За молокозаводом сразу, там знаешь сколько колодцев, и все теплые.

– А перекантоваться с вами можно, переночевать пару дней, пока я что-нибудь не придумаю.

– Можно, – не задумываясь, в один голос сказали мальчики. – У нас места много.

Места в колодцах действительно было много, да и не колодцы это были, – подумалось Тане, – а катакомбы молокозавода, брошенного, почему-то оставленного людьми. В основание большого колодца были набросаны тряпки.

– Вот сколько места, выбирай. А можешь соседний колодец занять.

– А вы-то почему тут живете?

– Кольку батя сильно бьет, особенно когда выпьет, он и сбежал, а я приехал из другого города. С поезда меня сняли, хотели в приемник, а я сбежал.

– А дома что тебе не жилось?

– Хочу мир посмотреть, до Кубы доехать!

– До Кубы? Да зачем тебе Куба?!

– Нравится мне Фидель Кастро, хаа-роший он мужик, хочу в кубинскую армию записаться.

Танька решила не спорить с новыми товарищами в первый день, кому ведь куда хочется – ей к маме, а другим вон на Кубу.

Несколько месяцев жизни в теплом колодце молокозавода пронеслись мгновенно. Утром дети отправлялись на поиски пропитания – на базар, к выходам из кафе и магазинов. Небольшие деньги, которые были у Тани, через месяц закончились. Потом из их компании исчез Колька, на что у Тимы была своя версия.

– Домой вернулся, к родителям. Он мамку очень жалел, все время за нее заступался. Говорил, что батя тоже хороший, только пьет и руки распускает.

Таня вдруг с грустью подумала, что она тоже не отказалась бы от отца, пусть любого. Отец ведь тоже родной человек.

Она спрашивала маму про своего отца, и ответ ее удивил.

– Танечка, у тебя нет отца.

– Мама, а так бывает?

– Бывает, доченька.

Таня почему-то легко поверила маме. Нет так нет.

Танька наконец поняла, почему она не может оторвать взгляд от незнакомца во дворе, – от мужчины исходили тревога и опасность. Тут из подъезда вышла красивая девушка, хозяйка машины. Девочка не раз видела ее за рулем этого автомобиля. Девушка остановилась, наклонилась, словно что-то потеряла на асфальте, и в это время раздался сильный взрыв.

– Ни фига себе! – Танька поднялась на цыпочки и краем глаза из-за мусорного бака увидела, как мужчина сел на лавочку у соседнего дома и наблюдает за происходящим.

Взрыв поднял машину в воздух, и от нее начали отваливаться обгоревшие куски. Девочка замерла.

«Как в кино! Супер!»

Таньке было видно, как девушка быстро побежала от полыхающей машины, и только тогда она связала произошедшее с незнакомцем.

«Вот козел, взорвал машину!»

Девочка каким-то внутренним чутьем поняла, что ей тоже надо отсюда бежать, иначе не поздоровится. Мужчина мог ее заметить.

Глава 5. Фестивальные истории

Юлия Сорнева никогда раньше не бывала на фестивалях прессы. Так сложилось, что на журналистские тусовки почти всегда ездила ответственный секретарь газеты «Наш город» Мила Сергеевна или главред Заурский. Но тут было дело принципа: во-первых, на ее нынешней командировке настаивал главред, во-всех остальных тоже было все понятно: ее статьи вошли в шорт-лист фестиваля, признаны лучшими, и кто знает, вдруг молодой сибирский журналист Сорнева окажется в числе победителей престижного журналистского конкурса «Сибирская Панорама»?

Жюри возглавлял генеральный директор авиакомпании «Грин-авиа» Марк Бельстон. Об этом преуспевающем бизнесмене она была наслышана, читала и понимала, почему почетное место председателя досталось ему.

Конкурсы профессионального мастерства проводят чуть ли не в каждой сфере деятельности – от парикмахеров до шоферов. Для одних это возможность разнообразить рабочий график, шанс заявить о себе, для других – дань моде и развлечение. Но не всякий может собрать на участие в конкурсе деньги, а журналисты находят своеобразный выход из ситуации: в жюри, на место председателя, приглашается спонсор, и о нем каждый участник конкурса должен написать в своей газете. Понятно, что писать нужно только позитив.

– То есть опять занимаемся своей древнейшей, – прокомментировал позади Юльки женский голос.

– Ну, не хочешь – не занимайся, – парировал другой женский голосок, потоньше.

– А редактору я как отчитаюсь?

– Ну, тогда не выделывайся, а прославляй господина Бельстона.

– Да я не выделываюсь, но руки чешутся правду написать – про то, как он прихватизировал Сибирскую авиакомпанию, про подружек его многочисленных…

– Это пусть жену заботит, тебе какое дело?

– Председатель жюри все-таки, облико морале.

– Я тя умоляю!

Юлька развеселилась.

«Вот за что мне нравятся мои коллеги – всегда информированы, готовы поделиться информацией с окружающими, остры на язычок.

– Девчонки, давайте знакомиться. – В перерыве она пересела к двум девушкам, что шептались у нее за спиной. – Я Юлия Сорнева из «Нашего города».

– О! Это твоя работа вошла в шорт-лист? – бойко спросила маленькая. – Меня Фая звать, а это, – она толкнула в бок свою соседку, – Даша. Мы с Алтая. Твои статьи читали, молодец. Видела, какое строгое жюри?! А господин Бельстон ради сотни писак даже на время оставил свои самолеты!

– Ну, разве это плохо, девочки, раз нашего брата так ценят?

– Ага, ценят, когда мы их облизываем. Сейчас как раз мастер-класс по скорости лизания будет, минут десять до начала осталось.

– Где здесь Сорнева, газета «Наш город»?! Сорнева, отзовитесь! – громко крикнула в зал секретарь жюри Зинаида Ивановна.

– Я Сорнева! Я «Наш город»! – как на перекличке ответила Юля.

– Подойдите сюда, пожалуйста.

Юлька подошла к помещению, где заседало жюри. Жюри, нужно сказать, было профессиональное, там собрались многие мэтры от журналистики.

– Юлечка, мы тут спорим по поводу ваших публикаций, и вот даже Марк Александрович попросил вас зайти к нему.

– Марк Александрович – это Бельстон?

– Да, это председатель жюри Марк Александрович Бельстон.

– Но он в журналистике ничего не понимает, – шепотом сказала Юлька. – Что мне к нему идти?

– Он понимает в деньгах, уж поверьте мне, девочка. Раз председатель жюри вас приглашает, сделайте одолжение, пройдите к нему в кабинет. Мы ему даже отдельные условия создали для работы, ну и лучшие статьи, что в шорт-лист вошли, он с удовольствием прочитал. Вас хвалил как интересного автора. Хотел поговорить. Сказал, что у него к вам дело.

«Какое у него может быть ко мне дело? Нужен мне ваш Бельстон и его самолеты!» – подумала про себя Юлька.

– Он ждет вас в кабинете, – настаивала Зинаида Ивановна.

– Иду, иду, иду.

Она прошла десяток метров по коридору и постучалась в темную дверь с приклеенной бумажкой «Председатель жюри». За дверью была тишина.

«Ну вот, еще сразу и не открывает!»

Юлька топталась под дверью и краем глаза видела, как за ней наблюдает Зинаида Ивановна.

– Стучи сильней! – крикнула она.

Юля постучала еще раз, а потом как-то навалилась на дверь, та заскрипела и открылась.

– Марк Александрович, это журналист Юля Сорнева. Вы просили меня зайти?

В ответ была тишина. Юлька попятилась, не веря своим глазам.

Марк Бельстон сидел за столом с пробитой головой.

– Марк Александрович, что с вами? – запинаясь, сказала она и поняла, что ответа на этот вопрос не будет. Юля перевела дух и огляделась.

– Вы меня слышите?

Он не шевельнулся.

На столе лежали разбросанные письма, и Юлька, повинуясь журналистскому инстинкту, мгновенно сгребла их в сумку и вылетела из кабинета, не забыв сделать фотографию на телефон.

«Циничная девка, – сказала она себе. – Какая циничная!!! Первым делом в тебе срабатывает журналист, а потом человек».

Юлька закричала:

– Зинаида Ивановна, Зинаида Ивановна!

– Ты так быстро поговорила?

– Немедленно звоните в «Скорую» и в полицию!

– Зачем? – У женщины округлились глаза.

– У него пробита голова, кровь на столе и вокруг!

– У кого голова? – продолжала недоумевать Зинаида Ивановна.

– Да ну вас к черту! Голова пробита у нашего председателя жюри! – Юлька набрала телефон «Скорой» и позвонила в полицию. – Перекройте коридор, сейчас закончится мастер-класс, и будет перерыв на кофе. И сюда придет сотня журналистов, пытливых, бесцеремонных и пронырливых.

– Какой ужас, какой ужас!

– Я пойду встречать «Скорую», а вы не стойте, загородите коридор. Есть кому помочь?

– Да, там профессор Маркин и доцент Кириллова.

– Берите в охапку своих научных сотрудников и стойте здесь, никого не пускайте.

– Все, конец фестивалю! Это катастрофа, – сказала Зинаида Ивановна.

– Уже ничего не изменишь, будем действовать по обстоятельствам.

– Да, да, конечно. – Женщина лишь кивала. – За что же его? Такой приличный мужчина!

– Да уж, запомнится мне ваша «Сибирская панорама» «на всю оставшуюся жизнь».

Марка Бельстона через пятнадцать минут уже везли в реанимационное отделение – он оказался жив, и ему требовалась срочная медицинская помощь. Члены жюри неприкаянно ходили по коридору и отгоняли от кабинета, где работали следователи, назойливых журналистов. Новость о том, что Бельстона увезла «Скорая», мгновенно распространилась среди участников фестиваля. Журналисты толпились в коридоре и обсуждали версии.

– Сердце, говорят. Докрутился со своими самолетами!

– Да ладно ты наезжать! Мужик он видный. Только вот голова в крови была.

– В крови? Так какое это сердце?! Что нам Зинаида Ивановна лапшу на уши вешает! Сама лекцию читает «Правда и вымысел журналистики», а на деле – одно вранье!

– Станут тебе правду говорить, тоже наивный! Грохнули Бельстона почем зря, наверное, семья деньги делит.

Журналистские разговоры ни о чем, кто надо уже разбирается, прервала очухавшаяся секретарь жюри Зинаида Ивановна:

– Товарищи участники фестиваля! Я прошу вас собраться в зале для сообщения и дальнейшего обсуждения ситуации.

Журналисты, продолжая переговариваться, нехотя двинулись в зал. Члены жюри в количестве четырех человек с бледными лицами поднялись на сцену, это действо возглавляла пятый член жюри – энергичная Зинаида Ивановна. Именно она начала атаку.

– Уважаемые журналисты! Случилось непредвиденное событие. Такого я, честно признаться, не помню.

Профессора и доценты кивали в знак согласия и одобрения.

Зинаида Ивановна была типичной старой девой, посвятившей себя работе – преподаванию журналистики, но самих представителей этой профессии она недолюбливала. По ее мнению, они были слишком раскованны, особенно «в отношениях».

Что значит «слишком», она себе не объясняла, потому что «отношений» у нее никогда ни с кем не было. Ей никто и никогда не предлагал руку и сердце, она не знакомилась с мужчинами в Интернете и была искренне предана работе. Когда однажды коллега по кафедре, старый профессор-вдовец, пригласил ее в кино, она восприняла это как личное оскорбление. Зинаида Ивановна считала, что ее незаслуженно «задвигают с первой линии», и с заведыванием кафедры журналистики она бы справилась получше многих других ныне руководящих. Сегодня у Зинаиды Ивановны был «звездный час». Ее фотографии непременно должны попасть на первые полосы местных газет, ее интервью станет украшением местного выпуска новостей. Ей было не слышно, как в зале ее бывшие студенты обменивались репликами.

– Ну, распушилась Зинаида!

– Да у нее эндокринная система не работает, вся женская энергия в голос перешла.

Голос Зинаиды Ивановны и правда стал до того громким, что в актовом зале не нужен был микрофон – каждое слово она выговаривала четко и со смыслом.

– У нас произошло страшное событие – покушение на председателя жюри фестиваля «Сибирская панорама» Марка Александровича Бельстона. Он находится в реанимации, и за его жизнь борются врачи. До окончания работы фестиваля остались считаные дни. Мы с жюри посовещались и решили, что не будем прерывать ход фестиваля, на проведение мастер-классов приехали именитые люди из столицы, и я думаю, решение жюри будет воспринято с пониманием.

На Зинаиду были направлены несколько телевизионных камер и диктофонов. Техника фиксировала каждое ее слово, что очень вдохновляло выступающую.

– Фестиваль продолжается, продолжается наша работа, о здоровье председателя мы будем справляться ежечасно. – Зинаида наконец завершила речь и осталась довольна собой.

Юля Сорнева сидела в зале вместе со всеми и слушала несуразное выступление Зинаиды Ивановны.

– Мне-то точно не до мастер-классов, – подумала она, вспоминая окровавленную голову Бельстона.

– А ты успела с ним поговорить, с председателем-то? – услышала Юля рядом с собой вопрос. Алтайские журналистки Фая и Даша, с которыми она разговаривала не так давно, тянули ее за рукав.

– Давай колись, Сорнева, мы ведь слышали, что Зина тебе кричала.

– Нет, как я могла с ним встретиться, если он чем-то по голове получил!

– Так ты его видела? – продолжали допытываться девчонки.

– Да я только шаг в кабинет сделала и сразу назад, к Зинаиде, «Скорую» вызывать.

– То есть когда Зинаида тебя кричала, звала и говорила, что Бельстон с тобой хочет поговорить, он еще был в здравии?

– Получается, что так. – Алтайские аргументы были убедительны.

– А уже когда ты пришла, он был без сознания?

– Я вам уже говорила.

– Значит, – не унимались девчонки, шепотом перебивая друг друга, – в эти пятнадцать-двадцать минут на него и напали. А ты что-нибудь видела?

Юлька вдруг вспомнила, что шторка у окна как-то тревожно качалась, тогда ей казалось, что все увиденное пролетело в одно мгновение, но сейчас память начала давать странные подсказки. Ей стало жутко, шевеление шторы означало лишь одно: тот, кто напал на Бельстона, находился в кабинете, когда туда пришла Юлька, и этот кто-то явно видел, как она умыкнула со стола бумаги. Или ей просто показалось, что в кабинете кто-то был? Она от волнения плохо помнит свой короткий визит к Бельстону.

– Девчонки, простите, я правда ничего не видела. Вон Зинаида Ивановна все знает и обо всем расскажет в сто раз лучше меня.

– Кто тут Юлия Сорнева, газета «Наш город»?! Тебя следователь зовет.

– Ну вот, опять тебя ищут, – завистливо произнесли алтайские журналистки.

Юлька поняла, что ей предстоит встреча со следователем, и обреченно двинулась по коридору.