Текст книги "Своя на чужой территории"

Глава 7

Утром у двери редакции Юля и Вадик обнаружили котенка. В этот день они, не сговариваясь, пришли на работу пораньше.

– Ой, какой симпатичный! – восхитилась Юля.

Котенок был маленький, темно-серый и доверчиво смотрел яркими голубыми, как васильки, глазами.

– Давай его в редакцию заберем, – предложила она.

– Вот у нас только кота и не хватало, – поморщился Тымчишин. – Хочешь, тащи. Мне, в общем, все равно. Я сегодня не в форме, голова болит. Мне не до кота.

У него действительно раскалывалась голова. Вчера вечером в гости зашли одноклассники, все закончилось коньяком и разговорами до утра. Ребята работали во вторую смену и могли спать до обеда, а вот Вадик утром еле собрался и пошагал на работу писать материал, надеясь потом отпроситься пораньше – домой, отлеживаться. Юля уловила запах перегара и не сдержалась:

– Тымчишин, ты вчера пьянствовал?

– Было немного, – согласился он.

– Понятно, почему у тебя голова болит и ты котенку не рад.

– Я, подруга, ничему не рад. Башка трещит невозможно. Хотел дома поработать, но флешка с материалом в редакции осталась, вот и притащился с утра пораньше. Буду кофеем отпаиваться.

– А я котенка покормлю.

– Сорнева, у тебя удивительная способность всех спасать – и людей и котов, – Вадик проглотил таблетку, налил кофе и прихлебывал «напиток бодрости» из большой кружки, чувствуя, как головная боль потихоньку уходит.

– Вы представляете! – громко возвестила о своем появлении корректор Надя Метеля. – Я зашла в хлебный: купила сосиску в тесте, чтобы съесть по дороге. Откусила, а там кусок пластмассы – чуть зуб не сломала. Вот о чем надо писать, как людей травят! – возмущалась девушка. – Прямо готовая тема для статьи!

Вскоре появилась и Мила Сергеевна. Ответственный секретарь с неудовольствием воззрилась на картину «Утро в редакции»: безответственный Тымчишин прихлебывал кофе и продолжал страдать, распространяя устойчивый запах перегара; сердобольная Сорнева стояла на коленях перед котенком, лакающим молоко (молоко Юля позаимствовала в общем редакционном холодильнике – некоторые сотрудники предпочитали пить кофе с молоком); а эмоциональная Метеля громко возмущалась беспринципностью изготовителей сосисок в тесте и размахивала руками, в одной из которых был зажат пресловутый кусок пластмассы.

Мила Сергеевна не удержалась и тоже всплеснула руками:

– И эти люди делают газету! Вы себя организовать не можете! Юля, зачем ты котенка притащила?

– Милочка Сергеевна, не ругайтесь! Я не притаскивала, он тут уже был – сидел под дверью, а мне просто стало его жалко. Я сегодня объявление на «кошачьем» форуме напишу, вдруг кто отзовется и себе заберет, – начала оправдываться Юля.

– Котов нам еще не хватало, – согласился с Милой Тымчишин.

– А ты, Вадик, просто боишься конкуренции с ним не выдержать, – отшутилась Юля, хотя настроение у нее было тревожное.

Впервые в своей журналистской практике она должна была написать два противоречивых материала. Да не просто противоречивых, а принципиально разных. Зря она пожадничала, пусть бы главный отдал материал про убийство оператора ее коллеге Коростылевой. Ан нет, вцепилась, как будто ей больше всех надо. Видимо, действительно так.

Получается, теперь именно Юля несет ответственность за то, как будут выглядеть киношники в глазах жителей их города. А она ведь симпатизирует Луизе Юнис и ребятам из съемочной группы. Поэтому выхода у нее нет: выложиться придется «на все сто», статья о том, как у них в городе снимается известный сериал, должна быть с яркими подробностями, киношными приколами, плюс с ее личной историей о съемках в эпизоде. А через номер уже будет другая – история-расследование об убийстве в гостиничном номере питерского оператора Алика Царева. И не факт, что обойдется без конфликта интересов: киношники ей дали шанс написать отличную статью о съемках, а она им удружила – написала про убийство.

– Ты как, подруга? Вся в сомнениях? Лучше бы Маринке Коростылевой материал отдала, а сама бы продолжала «гламурничать». Жаба задавила? Еще не поздно передумать… – Тымчишин будто читал Юлины мысли.

– Вадик, у меня часть проблем в жизни как раз из-за тебя!

– Из-за меня? Ну ты великая сказочница! – искренне удивился он.

– Конечно! Если бы ты вчера в гостинице «не нарвался» и следователя не разозлил, я могла там что-то узнать. А так пришлось тебя своим телом прикрывать и отходить на безопасные позиции.

– Наконец нашла виноватого? Я же шофер. По-твоему, с шофера какой спрос?!

– Может, уже начнете работать? Тебе, между прочим, Тымчишин, пора материал сдавать, – не выдержала Мила Сергеевна.

– А с пластмассой, которая в булке, что делать? – поинтересовалась Надежда Метеля.

– Выкинуть и больше в этом магазине ничего не покупать! – отрезала Мила Сергеевна.

– Ладно, Юлька, не обижайся! Я бы тоже свою тему никому не отдал. Мне нужен час, чтобы написать, а потом я готов тебя к Луизе отвезти, – пошел на мировую Вадик.

– Пиши, не отвлекайся. Я сначала сама попробую. Позвоню им, узнаю, как дела. Вчера же все съемки отменили, – и взялась за телефонную трубку.

Луиза ответила сразу же, но разговаривала слабым, едва слышным голосом:

– Юля? У меня голова болит невозможно.

– Вы сегодня все сговорились? – удивилась Сорнева.

– Кто – все? – не поняла Юнис. – У меня голова болит сама по себе.

– Да это у нас в редакции у некоторых товарищей тоже болит голова, – пояснила Юля. – Луиза, мне надо с тобой встретиться. Какие у тебя планы? Когда твое начальство приезжает?

– Не приезжает мое начальство, – печально ответила девушка. – Ногу оно сломало.

– Как?

– Да вот так. Оно же тоже живое, в смысле начальство. Бегает, крутится, прыгает. Вот и допрыгалось. Никто не приедет. Я тут одна, как тополь на Плющихе.

– Тополей, между прочим, на Плющихе было три. И два сейчас к тебе приедут. А что разгребать все тебе одной, так это знакомое дело. Кто везет, того и погоняют.

– Не рви мне душу, Юля. Ладно, приезжайте, «тополь» и «тополица». Или «тополиха»? И будет нас трое, как в кино. Я через полчаса буду в форме.

Юля нажала кнопку «отбой» и крикнула Тымчишину:

– Вадик, у тебя сорок минут, и потом мы едем!

– Услышал! Обязуюсь шедевр к этому времени закончить. А кормить будут?

Тут стоит упомянуть о том, что гостиница, в которую поселили питерских гостей, до уровня пятизвездочного отеля никак не дотягивала. Да и откуда бы взяться такому отелю в маленьком сибирском городке? Но здание было основательное, в стиле «сталинский ампир», с длинными неуютными коридорами и красными ковровыми дорожками. Мебель в номерах была скромно-дешевой, кондиционеры отсутствовали, а летом, конечно же, на месяц отключали горячую воду.

– Поскупилась наша мэрия на гостиницу, – заметил Вадим, когда они с Юлей поднимались в номер Юнис.

– Вадик, администрация полностью оплатила проживание. А дареному коню, сам знаешь, никуда не смотрят.

Когда Луиза открыла дверь, Вадик присвистнул. Лицо девушки напоминало яичную скорлупу – если вареное яичко покатать по столу, как раз так и будет выглядеть скорлупа – мятая и вся в мелких трещинках.

– Обалдеть! Сколько же ты вчера выпила, Луиза? Вроде бы тебя в нашей компании не было.

– Сам ты пьяница! Не доставай ее! – бросилась Юля на защиту. – Не обращай внимания – у Вадика вчера гости были, а сегодня он зол и мрачен. Думаю, ясно почему.

– Если бы напилась! – жалобно сказала Луиза. – Проревела весь вечер, вот и выгляжу на сто лет.

– На девяносто девять, – смилостивился Вадик.

– Давай на завтрак, мы тоже с тобой кофе выпьем, – скомандовала Сорнева. – Там и лицо в порядок придет.

В гостинице был «шведский стол». Однако все блюда на этом столе можно было пересчитать на пальцах одной руки: омлет, сосиски, хлопья, нарезки сыра и колбасы.

– Очень впечатляет! – пошутил Тымчишин. – Ладно, подруги, я угощаю!

– Аттракцион неслыханной щедрости, – съязвила Юля. – Придется объесть тебя на бутерброд с колбасой. Иди за кофе!

Юля с Вадимом сели за столик, следом подошла и Луиза с тарелкой омлета.

– Рассказывай! – нетерпеливо попросила Юля.

– Да что рассказывать… напилась вчера вся группа. Я ничего сделать не могла, никто меня не слушал. Всем Царька было жалко. Мы с Настей сидели с ними, сидели, а толку-то… Потом пошли в мой номер и плакали.

– Поня-я-я-я-тно… – Юлька смотрела с сочувствием.

– Погудин теперь может запить, да и Ким в этом смысле тоже ненадежный. А может, и не сорвутся. По плану съемки сегодня с часу дня, а пока не ясно, кто в состоянии будет работать. Начальство меня кинуло, пресса сейчас жрать с потрохами будет. Нескучная у меня нынче жизнь, товарищи журналисты. Вы поди тоже про убийство страшилку писать будете?

– Да не боись, продюсерша! Сорнева будет писать, – кивнул Вадик в сторону приятельницы. – Она просто вызвала огонь на себя: за материал в редакции буквально дрались. А Сорнева, как известно, своих не сдает. Верно, Юлька?

– Верно, товарищ защитник! – согласилась Юля. – Только ты, Луиза, должна мне помочь и рассказать все как есть. Давай прямо сейчас и начнем! Мне это очень важно, я понимаю, что на мне тоже лежит ответственность за вашу репутацию. Я ведь вас сюда заманила. Вопрос первый: кто желал смерти оператору Алику Цареву?

– Я Алика не убивала, я не знаю, – Юнис чуть не подавилась омлетом.

– Луиза! Надо вспомнить все, до мельчайших подробностей. За точку отсчета берем тот разговор, когда Алик признался, что он родом из нашего города.

Глава 8

Отец Алексея Погудина был известным актером. Еще в школе на мальчика показывали пальцем: «Смотри, вон сын „Строгого“ идет!»

«Корабль „Строгий“» – так назывался фильм, в котором Погудин-старший сыграл роль героического мичмана, спасшего корабль и команду. В конце фильма героя подло прикончили враги, и «Строгий» ушел на новое задание без него. Алексей смотрел фильм много раз и фактически знал его наизусть: в детстве плакал, когда папу убивали злодеи, а став подростком, начал гордится отцом и силой его актерской игры.

Погудин-старший дома бывал редко, большую часть времени проводя в разъездах: на съемках, репетициях и спектаклях. Из питерского театра его пригласили в Москву. Мать-домохозяйка боготворила своего «Лешечку», но в столице жить не хотела. В Санкт-Петербурге она была не только женой известного актера, но и дочерью известного академика. Правда, академик с супругой давно уже покоились на кладбище, да и брак дочери с молодым (и нищим) актером в свое время не очень приветствовали. Но, кто старое помянет… И терять нынешний статус ей вовсе не хотелось.

– Ну ее, Москву эту. Людей там толпы, дышать нечем, того и гляди, тебя затопчут.

– Только там и жизнь, Манечка! – смеялся Погудин-старший.

– Не называй меня этим колхозным именем! – сердилась она. Маму Алексея звали Марией, но грубой «Маше» она давно предпочитала изысканную «Мари». Романтично и элегантно! Положение жены известного актера обязывает, и надо соответствовать!

– Манечка ты! Как ни крути, Манечка – Маняша! – шутил отец.

Предложение известного московского театра отец все же принял. Собрался второпях и уехал, пообещав в ближайшее время вернуться и перевезти в столицу семью. А вскоре, случайно услышав разговор матери с подругой, Алексей понял, что в семье происходит неладное.

– Она там у них «прима» молодая… – шмыгала носом мама.

– Да… От всех молодаек мужа не убережешь! – сочувствовала подруга.

– Теперь он подал на развод. Хорошо, мой папа до этого не дожил!

– Вот как раз папа твой – академическим авторитетом и мог его удержать.

– Мог! – согласилась мама и начала плакать. – Что же мне делать?

Следующим утром, накрыв стол к завтраку, мама сообщила Алексею:

– Мы с папой разводимся. У него в Москве другая семья и скоро будет ребенок.

– Он нас бросил? – поинтересовался Алексей.

– Ты можешь с ним общаться. Я не буду возражать.

– А как же ты? А Москва?

– Школу закончишь здесь, а потом, если захочешь учиться в Москве, я не буду препятствовать.

Тогда Алексей не пошел в школу, а целый день прослонялся по городу. Обида душила, не давала свободно вздохнуть. Привычный мир, в котором было так хорошо и комфортно, рухнул в одну минуту. Мальчик твердо знал: все происходящее неправильно, так быть не должно.

– Тоже мне, взрослые, называются… Никакой ответственности! – рассерженно бубнил он. А потом решил, что должен совершить «нечто», чтобы заставить отца вернуться к ним с мамой. И поздним вечером, повинуясь некому неясному порыву или просто желая дать выход накопившимся отчаянию и гневу, сорвал шапку с прохожего и бросился бежать.

– Ты куда?! Ах ты, дрянь такая! – Мужчина догнал подростка и схватил его за ухо.

Домой Алексей Погудин-младший вернулся в сопровождении двух милиционеров. Мама пришла в ужас и вызвала из Москвы отца. Погудин-старший приехал на следующий день и был нервно-весел, словно прибыл на семейный праздник.

– Ты что же это, дружок, вытворяешь?! Так не годится!

– Это слова из твоей новой роли? – мрачно осведомился Алексей, поскольку ему было неприятно видеть отца.

– Не смей так разговаривать с отцом! – вмешалась мама. – Он приехал тебе помочь! Тебя могут посадить за грабеж!

– А пусть посадят! Пусть все узнают, какой у знаменитого артиста сын! Сын-преступник!

– Зачем ты так говоришь, Алексей? – возмутился отец. – Какой ты преступник?! Это у тебя сложный подростковый период. Мы вместе все преодолеем. Ты, я и мама.

– Нет никаких вместе! – заорал Алеша. – Нет! Ты нас предал! Видеть тебя не могу! Да лучше в тюрьму! В тюрьму, чем тут, с вами! Ненавижу вас! Ненавижу! – Он кричал так громко, что почти физически ощущал, как его ненависть приобретает форму вроде искрящихся электрических разрядов. Потом Алеша увидел, как эти искрящиеся шары сближаются и взрываются, полыхая белыми и голубыми огнями, дико вскрикнул и потерял сознание.

Следующий месяц он провел в Клинике неврозов. За это время отец уладил все проблемы, заплатил моральную компенсацию владельцу шапки и уехал обратно в Москву, к своей новой семье. К Алексею в больницу он приходил один раз, но разговора не получилось.

– Ты, сынок, если что… звони… я приеду… – заискивающе говорил отец.

Алексей молчал и рассматривал трещину на подоконнике. Трещина была большой и напоминала оскаленный рот. Когда его выписали из больницы, мать уже устроилась на работу в архив и из «Мари» превратилась просто в «Марию Ивановну». А еще Алексей решил стать актером, чтобы доказать отцу, насколько он умен, трудолюбив и талантлив. Пусть отец пожалеет о собственной низости и подлости, когда поймет, какого замечательного сына потерял!

Способности к лицедейству у Алексея Погудина-младшего оказались хорошими. А еще юноша рано понял, что талант актера заключается в умении вызывать эмоции не только у окружающих, но и внутри самого себя, по-настоящему «проживая» каждую роль. Про внешние данные и говорить не приходилось – заинтересованные женские взгляды Алексей ловил на себе постоянно.

Он легко поступил в театральный вуз и с блеском его закончил. На втором курсе Алексею предложили сняться в историческом фильме, и вот уже он выискивал в учебном графике «окна» для следующих съемок. Карьера складывалась успешно, но, как ни странно, Алексей не был счастлив. А все потому, что в титрах его фамилию писали как «Погудин-младший». То есть каждое появление Алексея на экране было свидетельством его успеха и одновременно напоминанием об отце. Отец к тому времени сошел со сцены и жил, или даже прозябал, где-то в Подмосковье. С одной стороны, это наполняло Алексея восторгом свершившейся мести, но с другой – словно оголяло все нервы и ни на секунду не давало забыть об отцовском предательстве. Получалось, Алексей так и не начал жить своей собственной жизнью, оставаясь в плену глупых детских обид.

– Может, отца повидаешь? – как-то спросила мать. – Он звонил, жаловался на болезни.

– Нет! И закрыли тему, мама! – Алексей был категоричен.

– Он порадуется твоим успехам.

– Вот пусть радуется в мое отсутствие. Я с ним встречаться не собираюсь.

Зачем-то Алексей два раза скоропалительно женился и так же быстро разводился. Браки казались ему глупейшей авантюрой, а жены голодными молодыми акулами, желавшими отхватить кусок покрупнее от его гонораров. Как его угораздило два раза наступить на одни и те же грабли, Алексей и сам не понимал. Привычка совершать дурацкие поступки назло отцу? Так отца уже давно нет в его жизни, и получалось, поступал Алексей назло самому себе. Или желание позлить судьбу, лишившую его счастливого детства? Но так Алексей лишь отрицал возможность счастливого настоящего.

В общем, Алексей Погудин прибывал в состоянии легкого личностного кризиса, когда подвернулось удачное предложение – контракт на съемки в многосерийном фильме «На темных улицах». Главная роль – старший лейтенант «убойного» отдела Алексей Прокудин (фамилию героя режиссер, не мудрствуя лукаво, решил лишь чуть-чуть подкорректировать).

Пилотные серии пользовались успехом, сериал быстро переместился в прайм-тайм, а спустя несколько сезонов смело мог претендовать на звание самого продолжительного полицейского сериала. В рамках отечественного проката, конечно же.

Актеры, помрежи, операторы, сценаристы, режиссеры, художники, администраторы, гримеры и прочие необходимые для киношной жизни люди чувствовали себя одной большой семьей. Отчасти потому, что работали бок о бок каждый день, отчасти из-за бушевавших по ту сторону экрана страстей – погони, задержания, разоблачения рождали чувство сопричастности к особому миру, а значит, и собственной исключительности. Частенько эта сладкая киношная жизнь-игра казалась более реальной, чем та, настоящая. В этой жизни были свои простые и понятные, но незыблемые правила, добро всегда побеждало зло, да и перепутать злодея и благородного героя было нельзя, а в жизни это, как известно, случается сплошь да рядом.

В мире кино даже «кровь» изготавливалась по рецепту: крахмал, красный пищевой краситель и шоколадный сироп. «Варила кровь» помреж Галочка, каждый раз «на глазок» добавляя ингредиенты.

– В прошлый раз кровь была слишком яркой! – ругался оператор Алик Царев. Давай побольше шоколадного сиропа, я замучился ее подсвечивать.

Иногда искусственная кровь сильно красилась, пачкая одежду, и тогда ругался уже Алексей: получив однажды по сценарию ранение в грудь, он весь перемазался липкой гадостью.

Собственно, именно «кровавый вопрос» и свел вместе Алексея Погудина и Алика Царева. После одного такого конфликта на съемочной площадке их «понесло»: напились в гостинице, дежурная по этажу помогла найти веселых, не обремененных излишней моралью девчонок, и компания куролесила до утра. На следующее утро помреж Галочка не смогла их добудиться и подтянула «тяжелую артиллерию» в лице режиссера Матвея Усольцова. Матвей сломал дверь в номер и долго ругался. Тогда провинившихся просто пожурили, но загулы становились все чаще, а потом случилась одна история, после которой Погудин общаться с оператором прекратил вовсе.

Когда убили Царька, Погудин вспомнил их последнюю размолвку и подумал, что жизнь – это тоже своего рода кино: каждый играет роль, которую выбирает сам. Вот Царев, похоже, выбрал не ту роль и не в том фильме. Видимо, попортил кровь не только Алексею, но и кому-то еще. И этот другой не выдержал и… таков печальный финал царьковской жизни.

Сейчас же, в маленьком сибирском городке, куда их забросила актерская судьба, Алексей чувствовал необычное умиротворение. Во-первых, здесь отчетливо ощущались тишина и спокойствие, осень была сухой, теплой и уютной, с алеющим шиповником и красным занавесом рябины. Словно тут действовали иные, не такие, как в туманном дождливом Питере, законы природы. Во-вторых, потому что «принимающая сторона», то есть веселая молодая журналистка по имени Юля, была такой светлой и нежной, но при этом энергичной, и казалось, в ней столько жизненной силы, что та просто плещется через край.

С женщинами у Погудина, после неудачных браков, не складывалось. Случайные знакомые сменяли в его постели почти незнакомых фанаток, да и коллеги по съемочной площадке на него заглядывались. Например, Настя Капцова. Интерес девушки Алексей ощутил давно и заранее начал подыскивать подходящие фразы, чтобы помягче объяснить, мол, отношения с ней не входят в его планы. Вот если бы так на него смотрела местная журналистка Юля, было бы куда радостнее.

Глава 9

Луиза нервничала и яростно ковыряла вилкой бледный гостиничный омлет.

– Усольцев не приедет, придется мне тело из морга забирать. Ну, если разрешат, конечно. Сказали: забирайте завтра. Господи, я так много ждала от этой поездки! А тут одни проблемы, и я виновата – за Аликом недосмотрела.

– Здравствуйте! Ты, пожалуйста, не придумывай. Тебя никто в смерти оператора обвинять не собирается. Ты должна была его «пасти»? Он взросленький мужичок! Выкини эти глупости из головы! – успокаивала девушку Юля.

– Спасибо на добром слове, товарищи журналисты! – Луиза подцепила кусочек истерзанного омлета и отправила в рот. – Большое спасибо за доверие! Только что теперь с этим делать?

– Зря ты ерничаешь! Я правда помочь хочу!

– Чем ты мне можешь помочь?! Ты меня еще больше «потопишь» со своей статьей. У нас же руководство отзывы на сериал в СМИ по всей стране собирает! Называется «пресс-клиппинг». А тут какие положительные упоминания! Только наоборот! Я и попадусь в сети, как глупый карась.

Луиза представила осуждающий взгляд Матвея Усольцева и всхлипнула.

– На глупого карася ты не тянешь, – уверил ее Тымчишин. – Послушай, ты Юлю напрасно недооцениваешь. Она не просто журналист – она умеет раскрывать преступления. Если возьмется писать материал про вашего оператора, то докопается до самой сути и убийцу найдет.

– Это правда? – Луиза перестала терзать остатки завтрака. – А полиция?

– Иногда журналист бывает проворнее полиции. Хотя и они не зря свой хлеб едят. – Юля пожала плечами. – Просто люди журналистам больше доверяют, на эмоциональном уровне, что ли. В общем, так получается. Но это не значит, что я справлюсь с этим делом.

– Вот ты заладила: иногда, иногда! Да не иногда, а всегда у тебя получается! – без тени сомнения заявил Вадик. – Ты же хороший журналист? Несомненно!

– Ой, Вадик! У меня не сегодня день рождения, ты меня так захвалишь!

– Я, подруга, всегда за правду! – комично приосанился Тымчишин.

– Луиза, мне надо знать все про этого Алика. Ты давно с ним работала? – Сорнева вновь попыталась направить Луизу на путь реконструкции событий последних дней. Даже достала из сумки блокнот и приготовилась записывать.

– Работала… – вяло согласилась Луиза. – Он хороший оператор. Был. Кадр чувствовал, ведь это профессия между техникой и искусством. Но человек гнилой. У него даже деньги никто не занимал.

– Давай-ка лучше по порядку.

– Ребята! – взмолилась Юнис. – Я сама еще года в сериале не работаю! И попала случайно, по объявлению. А по образованию я юрист.

– Юрист? – настала очередь журналистов удивляться.

– Да, но не в области уголовного права. И юристом я быть никогда не хотела. Всегда мечтала «в кино» попасть. Вот, свою мечту осуществила!

– Луиза! Тогда ты, как человек «пытливой» профессии, могла заметить больше остальных, – обрадовалась Юля.

– Да ты что! – возмутилась Юнис. – В том-то и дело! Когда мне по сторонам глазеть? У меня на площадке знаешь сколько дел!

– Давай все-таки сначала начнем, – упорствовала Сорнева.

– Так. Алик Царев. – Луиза прикрыла глаза. – В сериале почти с первых дней съемок, работает хорошо. Но иногда на площадку может прийти нетрезвым. За ним всегда какой-то шлейф негатива тянется. Он может обидеть просто так, если у самого плохое настроение. Живет где-то в центре, точного адреса не знаю. Женат, детей нет. Жену зовут Ангелина.

– Геля, значит! – прокомментировал Тымчишин.

– Ты мешаешь! – шикнула на него Юля.

– Работает Ангелина комендантом в общежитии. Из «наших» ее никто ни разу не видел. Алик говорил, старше его на несколько лет. Он вообще, если разговор заходил, как-то скептически о жене отзывался. Честно говоря, и за другими дамочками ухлестывал.

– Ты точно знаешь или предполагаешь? Извини, без «выноса сора из избы» не обойтись, – развела руками Юля.

– Сор будем выгребать мешками? – усомнился Вадик. – Сейчас из обычных «походов налево» вы сочините целую версию, девочки.

– Не обращай на него внимания, – отмахнулась Юля. – Это мужская солидарность. И что значит «шлейф негатива»?

– Мутный он какой-то. Глаза злые, все время намекает на что-то, будто он много знает плохого об актерах.

– О ваших актерах?

– Об актерах вообще. Рассказывал, как был в гостях у известной актрисы, сейчас она на пенсии, смеялся над ней. Мол, сверкала в свое время, а сейчас вынуждена делиться пикантными воспоминаниями за деньги, то есть бывших коллег «грязью поливать». Мерзко! А насчет дамочек – лип он ко всем, одни «велись», а другие сразу его посылали.

Луиза помолчала, словно решая, продолжать или нет.

– С Настей Капцовой у него небольшой романчик был. Но она, как про жену узнала, сразу отношения прекратила.

– С Настей? – удивилась Юлька.

– С Настей. Они встречались одно время. Настя потом обходила его за километр. Я, кстати, жене Царькова звонила о смерти мужа сообщить. Она, Ангелина в смысле, заплакала.

– Понятное дело! Известие не из приятных, – согласилась Юля.

– Юля! Ты же журналист! Нужно уметь выбирать слова! – притворно возмутился Тымчишин. – У нее муженька придушили, а ты кокетничаешь: «известие не из приятных». Да это конец жизни для многих! У меня вон соседка по подъезду мужа похоронила и сама через полгода умерла, от тоски.

– Понимаешь, Вадик… я горю человеческому сочувствую, но сейчас мне нужно абстрагироваться от эмоций… – и Сорнева посмотрела на Луизу. Продолжай. – Итак. Убили Царева здесь, а не в Питере. И он, оказывается, местный.

– Да господи! Я тебе это уже говорила!

– Надо начать сначала, то есть найти дом, в котором он жил. Где этот дом? О каком он говорил?

– Думаешь, я запомнила? – возмутилась Юнис.

– Дом и школу нужно найти! Как хочешь, но ты должна!

– Не помню я! – взмолилась девушка. – Он же показывал из автобуса во время экскурсии, так, между прочим, будто это совсем для него не важно.

Вадик поднял руку, словно спрашивая разрешения высказаться.

– Девушки! Слушать меня внимательно! Сейчас вы примете участие в съемках фильма «Джентльмены удачи по-сибирски». Рекогносцировка местности начинается!

– Нам не до шуток, Вадик! – хором ответили девушки. – Какие джентльмены?

– А я не шучу! Помните, как в фильме герои человека искали, а ориентирами были памятник и пальма в магазине. Ну: «Кто ж его посадит? Он же памятник» и «Дерево! Во!».

– Да, помним, – согласились заинтересовавшиеся Юля и Луиза. И что?!

– Какие вы непонятливые?! Можно подумать, что вы принимали вчера гостей, а не я. А раз вспомнили, садитесь мигом в машину, и поедем дом искать, – скомандовал Тымчишин, довольный произведенным впечатлением. – А ты, Юля, свяжись с музеем и спроси, по какому маршруту их возили.

На самом деле особых достопримечательностей в маленьком сибирском городке не было. Да и откуда им взяться? Это в Северной столице, колыбели русских революций, число архитектурных памятников на один квадратный метр просто зашкаливает. Правда, когда говорят «памятник», первым на ум приходит памятник Петру I, с легкой пушкинской руки именуемый чаще «Медным всадником». В сибирских городах то же самое применимо только к памятникам Ленину. Сонмы Владимиров Ильичей – неотъемлемая часть советской традиции монументального искусства. Здесь никогда не было и не будет Кунсткамеры, а местные музеи больше похожи на хранилища бабушкиных прялок, чугунков и плошек. Но все же! Кое-что общее у сибирского городка и великого города на Неве было: городок проектировали молодые ленинградские архитекторы, вложившие в свою работу душу, и это каким-то незримым образом ощущалось, питерские традиции сливались воедино с суровой сибирской природой.

– Ну, товарищ сопродюсер? – спросил Вадик, когда они сделали несколько кругов по городским кварталам. – Видишь что-то знакомое?

Луиза пристально вглядывалась в пейзаж за окном.

– У вас так все дома друг на друга похожи… – жалобно протянула она. – Просто мозги клеятся… Вспомнила! Там сосна росла прямо у дороги.

– Точно как в «Джентльменах удачи»! Сейчас все городские сосны пересмотрим и непременно отыщем ту, единственную! – засмеялся Вадик.

Они ездили недолго, минут двадцать, пока Юнис не закричала.

– Стой! Стой! Вот! Вот сосна, – в ее голосе сквозила радость открытия. – Точно, как в кино! А вон школа и дом. Ура! Нашла!

– Ура! – в унисон завопила довольная Юлька. Мы сделали это!!!

– Жалко, памятника нет для полного сходства! – хмыкнул Тымчишин и поинтересовался: – А где «спасибо» организатору мероприятия?! Неблагодарные девчонки!

Дом, уверенно опознанный сопродюсером Юнис в качестве родного гнезда оператора Алика Царева, оказался обычной сталинской пятиэтажкой.

– Точно, это тот самый дом. И школа рядом, – еще раз повторила Луиза. – Слушайте, а я сейчас вспомнила… Алик ведь ни словом ни обмолвился, откуда он родом. Мы же обсуждали, когда билеты брали… А он молчал, что это его родной город. И никаких эмоций. Я имею в виду… семья, родители, родственники…

– А не мог он просто пошутить? – Владику пришла в голову неожиданная мысль. – Выпил с утра пива со скуки, экскурсия тоже «не ахти», вот и решил тебя разыграть? А мы ищем… все сосны пересчитали! Он вообще как, в смысле вранья, был?

– Нет! – уверенно сказала Луиза. – Понимаешь, он сказал нехотя. Я бы даже сказала, у него случайно вырвалось. Как оговорка по Фрейду.

– А ты сможешь его личное дело запросить? У вас же в офисе должно быть. И посмотрим, откуда он родом. – Вадик «выдавал» одну ценную идею за другой.

– Могу, – согласилась Юнис. – Попробую! В связи с убийством, Усольцев даже не спросит, зачем мне нужно.

– Спросит, придумаешь что-нибудь. Молодцы мы! Дом нашли, школу нашли, теперь будем действовать! – Юля была довольна.

– Подруга! Я тебя умоляю! Только не поквартирный обход! Я не хочу! – взмолился Тымчишин.

– Вадичка! Как легко тебя напугать и как плохо ты меня знаешь! Никаких обходов, попрошу знакомых из городского отдела образования выяснить, учился ли Алик Царев в этой школе. Если да, наверняка есть учителя, которые его помнят, так что будем бить прицельно. Сначала учителя, потом одноклассники, друзья и так далее. Так-то!

– Ты гениальна, Сорнева! Я всегда это знал! – На похвалы ее друг Вадик никогда не скупился.