Текст книги "Наследие викинга"

– Не твоя забота, все будет как надо. Я пойду спать, приедет Брукс – разбуди.

Значит, пока мне здесь делать нечего. Нужно выбираться отсюда. Вернувшись на улицу тем же путем, я пошел по ней, вглядываясь в названия трактиров и гостиниц, встречающихся у меня на пути. По дороге уже проезжали первые повозки крестьян, спешащих на рынок. Вдоль стен домов торопились первые прохожие.

– Хорошо, что Тибальд убедил меня надеть плащ и шляпу, – подумал я. Шпагу по привычке я всегда носил с собой, когда уходил далеко от дома. – Теперь у меня вполне человеческий вид.

Я вышел вслед за прохожими на рыночную площадь. Утро выдалось пасмурным, и дождь мелкой моросью сыпал на землю. Медленно прохаживаясь вдоль рядов рынка, я рассматривал товары, лежащие на повозках и прилавках, и попутно расспрашивал у торговцев о гостинице или таверне под названием "Кровавая Лилия", но никто о такой даже не слышал.

– Мишель! Черт меня подери, точно Мишель де Морель! – вдруг раздалось совсем рядом.

Я застыл от неожиданности. «Попался! Что теперь делать? Скрыться не удастся». Я видел краем глаза, как раздвигая плечом прохожих, ко мне спешил ле Ретеньи, секундант погибшего на дуэли, на свадьбе Рауля, шевалье де Роа. (Его, тяжелораненого, пощадил и оставил в живых мой секундант и друг де Блейз). Я не повернулся к нему, надеясь, что мой новый облик заставит ле Ретеньи подумать, что он ошибся. Но, ле Ретеньи решительно приближался, в его мыслях не было и тени сомнения. Он был настроен решительно, радуясь возможности затеять со мной ссору. Отомстить за погибшего друга было делом чести каждого из нас. И случись такое со мной, я бы тоже ринулся в бой.

Подойдя ко мне вплотную, он с любезной улыбкой спросил:

– Что же вы, месье, убегаете? И побледнели? Неужели боитесь? Конечно, без своих друзей страшновато! Не так ли? Поэтому вы скрывались и ваши родные выдали вас за погибшего? – он рассмеялся мне в лицо. – Эдикт короля суров, но ведь мы не трусы, а? де Морель? Я хочу отплатить вам за смерть моего друга! И вам не удастся скрыться на этот раз!

Понимая, что мне от него не отвязаться и еще опасней оставлять его как свидетеля моей жизни, я решительно поднял голову и, глядя прямо в его глаза, спросил:

– Вы желаете сатисфакции? Я в вашем распоряжении.

От моего стремительного движения и нового вида он попятился. Его мысли разлетелись, как испуганные воробьи из-под ног. Он молча пошел вперед, мысленно пытаясь ободрить себя: «Вот дьявол, у него жуткий вид. Видимо, долго сидел в погребе папаши! А глаза как у сатаны, чтоб ему провалиться. Ну ничего, сейчас он к нему и отправится! Еще никто не мог сказать, что ле Ретеньи – трус и не посмел отомстить за смерть друга. Зато очень интересно будет рассказать эту новость! Раулю придется объяснить воскрешение братца!»

Зайдя в глухой переулок, он резко обернулся и выхватил шпагу. Я ответил тем же. Мы скрестили шпаги. Я не хотел убивать его как простой разбойник, с моей реакцией и молниеносными движениями я мог в одно мгновение рассечь его пополам. Но это было бы похоже на убийство. Поэтому, двигаясь как можно медленней, я фехтовал то нападая, то отступая, создавая вид боя. Пусть он умрет с сознанием, что погиб в честном поединке. Потом, в одно мгновение закончив бой, отступил с чувством угрызения совести: все-таки схватка была неравной.

С испорченным настроением я вернулся к дому посланника. Обойдя дом вокруг и найдя открытое окно, надежно спрятанное в густой зелени растущих в саду деревьев, я влез внутрь. В доме царило явное оживление. Я крался по длинному коридору, прячась за тяжелыми занавесями на дверях.

По нему к трапезной проносились слуги с подносами, уставленными тарелками с едой. Милорд приехал раньше, чем ожидалось. Я выругался про себя: « не пошел бы бродить по городу, и ле Ретеньи был бы жив, и я ничего бы не пропустил».

Подойдя к закрытой двери, из которой только что выскочил слуга с пустой посудой, я заглянул в щель: в огромной трапезной, за длинным столом, сидел тучный человек. Жирные складки щек и нескольких подбородков лежали на белоснежной салфетке, обернутой вокруг его необъятной шеи. Блюда, расставленные перед ним, и бутылки с вином говорили о его непомерном аппетите. Он обедал в одиночестве. Лакей, стоящий за стулом, то и дело доливал вина в его бокал.

– Тридвиг здесь? – спросил он по-английски.

– Да, милорд. Он приехал ранним утром. Сейчас спит, – ответил лакей.

– Хорошо, пусть спит. Мне тоже нужно отдохнуть. Когда приедет Брукс, позовешь меня.

Опять ждать. Только я в раздражении собрался простоять здесь весь день, не желая опять попасть в какую-нибудь переделку, как у дверей дома послышался грохот подъезжающей кареты. Через некоторое время послышался шум шагов и в трапезную вошел лакей доложить о прибытии господина Брукса. Сидевший за столом милорд, громко вздохнув, сорвал салфетку и, мысленно чертыхаясь, встал из-за стола. Состроив на лице любезную мину и ругаясь про себя на чем стоит свет, поспешил навстречу гостю.

– Буди Тридвига, – бросил он лакею на ходу.

Я увидел, как по длинному и темному коридору стремительным и уверенным шагом шел высокий, закутанный в темный плащ человек. Я узнал в нем того ночного гостя, что приезжал в замок в первый раз и которого я видел в мыслях отца. Он широко распахнул двери трапезной и вошел, оставив их открытыми.

– Брукс, здравствуйте, прошу вас, проходите к столу. Я ожидал вас несколько позже и поэтому решился сам сесть за стол, – любезности милорда не было конца.

– Благодарю. Я сыт, – кратко, так же как и Тридвиг ответил Брукс. Его мысли были такими же короткими и отрывистыми.

– Тридвиг сейчас придет, он приехал под утро и еще спит, я послал разбудить его.

Не отвечая, Брукс прошел к креслу у окна и сел. Глядя в маленькую щелочку, я старался разглядеть его. Я заметил, что он сел так, чтобы свет, падающий от окна, мешал рассмотреть его лицо. Но милорд и не пытался сделать это, наоборот, он старательно делал вид, что занят рассматриванием узора на мозаичном полу. Зато мне удалось рассмотреть Брукса. Его лицо было необычным: худое, с заостренными скулами и серыми глазами, с узкими, плотно сжатыми губами. Его суровое выражение не располагало к дружеской беседе и походило на лицо морского волка, редко бывавшего на берегу. Он был сух и мускулист: это было видно в откинутые в стороны полы плаща и, несомненно, не обижен силой и может легко справиться с любым врагом.

Его мысли прыгали с предмета на предмет, ни на чем не останавливаясь. Это беспокоило меня все больше и больше. Ни у кого из людей не было такой особенности, это неспроста, за этим что-то кроется. И это мне не нравилось.

В трапезную вошел Тридвиг, сухо поприветствовав милорда и кивнув Бруксу, сказал:

– У них нет того, что нам нужно. Они отреагировали так, как ты и предполагал. Я обещал им, что вернусь. Тьедвальд не был глупцом и не стал рисковать. Думаю, что ты и тут прав – нужно найти его могилу. На кладбище ее нет. Может, он захоронен в Норвегии. Необходимо вернуться и расспросить об этом.

– Тебя опять выкинут из дома, – грубо бросил ему Брукс. – У маркиза было четверо детей. Двое старших нам не подходят. Сын пропал в августе прошлого года. Младшая дочь учится в монастыре Святой Агнессы. Ее и надо увести. Перед угрозой потерять и дочь он будет сговорчивей. Маркизу придется сказать, где могила и дать согласие на осмотр замка. Тем более, что нам все равно нужно похитить девушку, вот и решим две задачи сразу. Ты же помнишь, что сказал Лорд? Нужно привезти кого-то из молодых и невинных де Морелей.

Мерзавцы! Меня охватила ярость. Зачем им нужна еще и сестра? Это переходит все границы.

Я стоял за шторой, и мысли с невероятной скоростью проносились в моей голове, в поисках решения. Нужно срочно что-то предпринять! Я решил отдать им ларец и задержать их на несколько дней, а за это время предупредить родных и спрятать Николь.

– Готовься, через час мы отправимся в монастырь. После того, как они узнают о пропаже дочери, дня два переждем. Потом принесем им доказательство того, что она у нас. Посмотрим, как они будут говорить с нами после этого.

Тридвиг кивнул и вышел из трапезной. Милорд и Брукс молчали. Милорд со страхом думал о последствиях. Он проклинал тот день, когда к нему явились эти двое и принесли письмо от человека, которого он давно похоронил. Брукс опять ни о чем не думал. Неслышно, очень осторожно я выскользнул в пустой коридор. План дальнейших действий уже созрел в моей голове.

Выбравшись из дома, я подошел к двери и громко постучал висящим на ней молотком. Лакею, вышедшему на стук, я объявил, что пришел от маркиза де Мореля. Я понимал, что они могут спросить о том, как я их нашел, но мне было все равно. Я должен оградить родных от беды. Придумаю что-нибудь.

Через несколько минут лакей провел меня в ту же трапезную, за дверью которой я был всего несколько минут назад.

В мыслях Брукса и милорда, которые я прочел, пока шел по коридору за лакеем, чувствовалось любопытство. «Хоть чем-то я пронял их» – усмехался я про себя. Когда я вошел, Брукс стоял у стола. Увидев меня, он мгновенно напрягся, и его мысли с невероятной скоростью стали скакать с предмета на предмет.

Не став думать об этом сейчас, я произнес:

– Я пришел от маркиза де Мореля с поручением; он нашел ларец и хотел бы вам его передать. Но он не хочет, чтобы вы появлялись в его доме, поэтому, я принесу его вам сюда. Завтра вечером.

Немного успокоившись и приведя мысли в порядок, Брукс сказал:

– Рад слышать это. А вы, позвольте спросить, кем ему доводитесь?

– Я его племянник, – я пять усмехнулся про себя, – «ишь ты, даже обходительность вспомнили»!

– Сын его родной сестры или брата?

У отца не было брата, кто их знает, может им это известно. В тщательно охраняемых мыслях этих загадочных людей мне ничего не удастся прочесть, с досадой понял я.

– Сестры.

– Я рад, что маркиз переменил свое решение. Это поможет избежать много недоразумений. Посланник, вот кто должен владеть ларцом. Для маркиза в нем нет особой ценности, разве, что в денежном измерении. Вот, возьмите и передайте это маркизу, – он положил на стол увесистый кошель.

Я не сдвинулся с места:

– Спасибо, маркиз не нуждается в вознаграждении. Ему приятно выполнить волю своего далекого предка.

Выйдя из дома, я быстро пошел к окраине города. Зайдя в лес, помчался к монастырю. Еще успею проведать Диану, потом заберу ларец и вернусь в город. Мне пришла в голову мысль о том, что отдав ларец, я смогу проследить за таинственными искателями сокровищ. И потом, если на то пошло, я ведь могу и забрать его назад, когда пойму, что больше нет опасности для близких мне людей. « Если я буду рядом с этими людьми, то так мне легче будет оградить родных от беды, я буду знать об их решениях и вовремя предотвращать опасность. Тибо мне поможет в этом». – Решил я для себя.

* * *

Поохотившись в лесу по дороге к монастырю, я приблизился к его стенам. Для меня уже стало ритуалом приходить каждый вечер под окно Дианы. Отлучившись на несколько дней, я сильно скучал, и с нетерпением ждал удобного момента, чтобы вскарабкаться на стену старинного монастыря.

Я не был у Дианы три ночи; пробираясь к уже ставшему мне родным окну, я замер. Диана, скучала по мне! Она вспоминала наше первое свидание. Я видел себя в ее мыслях – непривычно и как-то неловко было видеть себя с такой стороны. Но я был счастлив. Она любит. Она ждет. Конечно, она всегда чувствовала мое присутствие. Сдерживая себя, она не давала мне это понять. Но разве я не догадывался? Разумеется, я знал это. Но сейчас, не зная, что я рядом и могу прочесть ее мысли, она дала волю своим чувствам. Осторожно приблизившись, я заглянул в окно. Диана сидела на своем жестком ложе, откинувшись к стене и, закрыв глаза, думала обо мне.

Не желая случайно смутить ее, я отпрянул от окна и, затаив дыхание, слушал ее мысли. Они были так чисты – ее помыслы, воспоминания. Она беспокоилась обо мне, гадала, почему меня нет. И в ее мыслях была нерушимая вера в меня, в мою любовь. Она верила, знала, что я люблю ее сильней жизни и никогда не оставлю ее. И я был безмерно благодарен ей за эту веру. Потом она уснула, а я, подчиняясь непреодолимому влечению, проник в открытое окно и прильнул к ее руке.

Ее запах по прежнему волновал, вызывая во мне неудержимый поток огня желания и страсти, но мне даже нравилась эта пытка. Так я мог ощущать ее близость, ее необычайную притягательность. Перед тем, как в монастыре зазвонят к заутрене, я прильнул ко лбу Дианы невесомым поцелуем и выскользнул из окна.

* * *

Пробравшись в замок, я оставил на условленном с Тибо месте знак, что я дома. Потом спустившись в грот, самым тщательным образом еще раз осмотрел ларец. Не найдя ничего нового, я заполнил лежащий в ларце кожаный кошель золотом, затянув шнурок, повесил его на шею. Поместив ларец в заплечный мешок, выбрался наружу. Тибо уже ждал меня. Я рассказал ему обо всем.

– Я хочу проследить за ними. Поэтому, меня может долго не быть дома.

– Поеду с вами, может, пригожусь вам, – Тибо был полон решимости.

– Нет, ты один знаешь о них все, что знаю я. В случае чего, действуй по обстоятельствам. Дай знать отцу. Осторожно намекни: пусть заберут Николь из монастыря пораньше, не дожидаясь, пока их отпустят домой на лето. Помни, что ей грозит опасность. Следи за всем. Это очень опасные и серьезные люди. Ты нужен здесь.

Попрощавшись, я отправился в Онфлер.

Глава 6

Когда наступил вечер, я подошел к дверям уже знакомого мне дома. Постучав, стал ждать. Лакей, вышедший на мой стук, как-то неловко отступил в сторону и, напевая про себя старинный мотив (что давалось ему с трудом, он явно нервничал), провел меня в дом. Не обратив внимания на его нервозность (мало ли, чем он расстроен), я пошел за ним. Подойдя к одной из дверей, лакей открыл ее и пропустил меня вперед. Я почувствовал его смятение и обернулся, чтобы посмотреть, что с ним. Но было поздно. На меня сверху упала тяжелая, свитая из металлических колец, сеть. От неожиданности я растерялся, но, совладав с собой в считанные секунды, рванулся изо всех сил. Сеть, тяжесть которой могла бы раздавить обычного человека, и крепкая настолько, что удержала бы и разъяренного быка, опутала меня, как кокон. Запутавшись в ней, я упал.

Я рвался из сети со всей силой, на какую был способен, ярость слепила глаза кровавой пеленой. Кольца начали поддаваться моим рывкам. Сеть, с металлическим скрежетом, рвалась от моих усилий.

– Скорее! Давай шип! – услышал я совсем близко, – коли его, быстро!

В мое тело воткнули что-то твердое, как кинжал, и мгновенно я почувствовал, как силы покидают меня. Ослабев, но, не потеряв сознания, я затих, не в силах пошевелиться.

Ко мне подошли Тридвиг и Брукс. Молча, опять не думая ни о чем конкретном, они быстро освободили мои ноги и руки от сети. Несколько слуг подтащили и надели на них чугунные кандалы. Один человек, не то, что поднять – не смог бы сдвинуть их с места. Затем, присев у моей головы, Брукс так же деловито стянул на ней металлический обруч, при этом внимательно вглядываясь в мое лицо.

Повернув меня и разрезав кожаные ремешки, Брукс снял с меня мешок с лежащим в нем ларцом. Достав, он долго рассматривал его, поворачивая во все стороны. В его голове проносились неясные обрывки разговора с каким-то человеком.

Я, заставив себя успокоиться, внимательно вчитывался в мысли Брукса. В его мыслях я видел темную огромную комнату, затянутую драгоценными гобеленами и со старинной дорогой мебелью. В темном углу, на небольшом возвышении, стоял стул с высокой спинкой, повернутый к собеседнику боком. Высокие подлокотники стула полностью скрывали сидящего на нем. Только глухой голос негромко доносился из его глубины.

Тот, кто сидел на стуле был явно чем-то раздражен. Он бросал фразы так же отрывисто и грубо, как и Брукс. В отрывках мыслей Брукса я только и смог разобрать, что таинственный собеседник требует от него привезти ларец и молодого, невинного потомка Тьедвальда.

Но зачем? Кому понадобились через пятьсот с половиной лет старый ларец и живой человек? Я не мог даже представить себе такое.

– Мы сделаем Лорду подарок, о котором он даже не мечтал. Ты знаешь, кого мы поймали? Это пропавший сын де Мореля! И надо же – уже кем-то превращенный. Удача сопутствует нам! – проговорил Брукс, все еще рассматривая ларец.

– Откуда тебе известно, что это сын де Мореля?

– Ты, старина, никогда не был внимательным. В доме противника нужно примечать все. Там много чего интересного можно заметить, например: картины и портреты.

– Понятно, а как ты узнаешь, невинен он или нет. Сам-то не проверишь – не девка! – Тридвиг расхохотался.

Меня начал опять наполнять гнев. Вот подлец! Еще хохочет. Странно было слышать его смех: скрипучий, похожий на воронье карканье.

– А мне и не надо проверять, я и так знаю. О нем ходит добрая слава. Он невинен, как юный монах. Посмотри на него. Даже вампиром не искусился – сила! – Брукс сказал это таким тоном, что я не понял, восхищается он или забавляется этим фактом.

– Тогда нечего здесь торчать, пора и домой! Как думаешь, Лорд раскошелится?

– Отходим сегодня же, как управимся – сразу. Думаю, Лорд будет доволен. А он очень щедр, когда доволен.

Глубокой ночью к дому подкатила телега. Сняв с моих ног кандалы, меня заставили встать на ноги. Я не сопротивлялся – мне было важно отплыть с ними в море. Там уж я попробую выпутаться. А тогда посмотрим, кто из нас «невинный монах». Меня переполнял гнев, но я решил не показывать своего настроения, пусть думают, что я смирился.

Шип в моей руке лишал былой силы. Я чувствовал себя так же, как в последние дни моего перевоплощения, когда лежал на полу склепа: боли не было, но не было и сил.

Мы прибыли в порт, в самый отдаленный его уголок. К пристани причалила шлюпка, в которой сидело несколько здоровенных матросов. Их внешний облик выдавал бывалых моряков, суровое выражение их лиц не предвещало ничего хорошего тому, кто осмелился бы вступить с ними в перепалку. Недовольно ворча на проливной дождь, заливавший город уже несколько часов, матросы закрепили шлюпку у причала и выбрались из нее.

Подойдя ко мне и не церемонясь, подхватили под руки и грубо поволокли к шлюпке. Брукс и Тридвиг поспешили за ними. Бросив меня на дно, залитое дождевой и морской водой, все уселись в ней, и матросы, оттолкнувшись от причала, разобрали весла. Они действовали быстро и слаженно. Если капитан их судна хотел выйти в море, то нужно было торопиться – скоро начнется отлив.

«Из таких молодчиков получились бы хорошие пираты, – подумал я. – И передо мной нет того страха, какой безотчетно возникает у людей, стоит мне пристально посмотреть на них. Может они и есть пираты? Брукс и Тридвиг – точно».

Мы вышли из порта. На рейде стоял, почти невидимый, человеческому взгляду, из-за пелены дождя, корабль. На его палубе не были зажжены сигнальные огни. Капитан явно намеревался тайно выйти в океан.

Корабль, – легкий и быстрый флейт, такому мог позавидовать любой пират! Я всегда хотел служить на таком судне. Такие суда были, в основном, военно-транспортными и, ходя на них, можно было побывать во многих странах. Что же, мои мечты сбываются, но в каком-то извращенном, изуверском виде!

Подняв на палубу, матросы молча приковали меня к фок-мачте чугунными кандалами, руки стянули сзади железными, в несколько рядов, цепями, а голову притянули и закрепили за обруч. Я стоял прикованный и не имеющий возможности даже пошевелиться, с головой, высоко поднятой вверх.

Так меня могли не опасаться матросы, несущие вахту на палубе. «Я не смогу смотреть на них и воздействовать своим взглядом», – понял я их действия.

Мы вышли в море с ночным отливом. На палубе царил полный порядок и сосредоточенность, матросы работали слаженно и каждый из них знал свое место и работу. «Чтобы команда работала так хорошо, нужен авторитет, значит, капитан не из робких людей, раз сумел у таких моряков завоевать доверие и подчинение», – заметил я про себя. И все же матросы были возбуждены и радовались, что им не пришлось долго торчать в порту Онфлера.

Я смотрел на ночное небо. Дождь внезапно кончился и облака рассеялись, звезды серебряной россыпью мерцали в его бездонной глубине. Глубокая печаль примешивалась к чувству облегчения от того, что мне удалось помочь своей семье и отблагодарить близких мне людей за их любовь. Что ждет меня впереди? Вернусь ли я домой, увижу ли Диану? Мне было грустно от того, что она даже не знала о том, что я приходил к ней вчера ночью. Я знал, что она будет ждать, и будет любить – всегда! И я постараюсь вернуться, я сделаю все для этого. Пусть мне придется идти к ней всю жизнь – я вернусь.

Глубокой ночью на капитанский мостик поднялся капитан. Вместе с ним были Брукс и Тридвиг. «Вышли подышать свежим воздухом после обильного ужина и выпивки» – понял я из мыслей капитана. Негромко разговаривая, они стояли у борта.

– Зачем они ему? Все время об этом думаю, – спросил капитан Брукса, продолжая, очевидно, уже начатый разговор.

– Я спрашивал его, но он очень хитер и скрытен, все время увиливает от прямых ответов. Но я понял, что в ларце сокрыта сила, неведомая людям. Тьедвальд знал тайну ларца. Лорд надеется разгадать ее.

– Тогда зачем ему нужны другие вампиры? – вмешался в разговор Тридвиг.

«Похоже, о Лорде больше всех знает Брукс», – я внимательно стал прислушиваться к разговору.

– Не знаю, но, как будто, они его разочаровали, он все время что-то ищет, и не может найти. При мне он очень осторожен и не и болтает лишнего. Я знаю только, что вампиры, которых мы для него ловили, не случайные, он все время ищет кого-то конкретного.

«Это уже интересно, может, мне следует попытаться разгадать эту тайну? Она напрямую связана с моим предком, значит, имеет для всех Морелей большое значение. Кто знает, что еще взбредет в голову этому таинственному Лорду. Лучше быть готовым ко всему, чем ждать в неведении, что он еще придумает, – я внимательно прислушивался к их разговору. – Значит, Брукс и Тридвиг – охотники. Теперь понятно, почему они умеют распылять мысли – их научили этому, а сеть и кандалы – их орудие ловли, и еще этот шип, что это может быть? Очень любопытно».

Постояв на палубе еще немного, Брукс и Тридвиг отправились в каюту. Капитан, проверив ночную вахту и отдав необходимые распоряжения, тоже отправился спать.

Утро. Легкий бриз упруго надувал паруса, позволяя флейту нести свой длинный корпус с приличной скоростью. Матросы, несущие утреннюю вахту, были заняты своей работой. Я внимательно прислушивался к их мыслям, стараясь понять, куда мы направляемся.

Молодой матрос, драивший палубу возле меня, сердито перебирал в уме свои ошибки, из-за которых он вчера проигрался в кости какому-то Джону. Чуть поодаль, другой матрос, мечтал о кружке доброго рома, и ругал, на чем стоит свет капитана, который ввел на корабле запрет на спиртное. То легкое вино, что выдавали матросам за обедом, он считал недостойным такого старого морехода, как он. Еще несколько матросов, занимаясь своей работой, иногда поглядывали на меня со страхом и омерзением. Такое существо как я, по их мнению, не должно оставаться в живых. Единственное, что их удерживало от расправы надо мной, это приказ капитана и хороший куш по окончании плавания.

Стоя у мачты, прикованный и усмиренный, я размышлял над этим. В том мире, в котором я жил до своего перевоплощения, вера в существование духов, привидений и вампиров было обычным делом. И всегда в этих легендах говорилось о том, как уберечься, или убить такого, как я. В них не говорилось о пощаде или милости к чудищам, подобным мне. Разве я сам не пытался покончить с собой, считая себя ужасным монстром, не имеющим права на жизнь? Меня изумляла, конечно, та легкость, с какой Тибо и Диана приняли мой новый образ. Но открыться родным, означало бы подвергнуть их большой опасности. Гонения церкви, инквизиция – это было реальной угрозой для жизни моих родственников. Мысли о том, как бы они приняли меня в виде вампира, тоже останавливали меня. Даже если бы меня и не убили, то чувствовать постоянный страх перед собой, или отвращение, было бы для меня невыносимо. Внешне, может, никто и не выказал бы этого при мне, но ведь никто не смог бы скрыть от меня свои мысли.

Поэтому то, как воспринимали меня эти люди, не удивляло и не сердило меня. Только горько было от того, что они не знали обо мне ничего, того, что мне не нужны их жизни и кровь. Оставаясь внутри себя человеком, и что, в конце концов, примирило меня с собой, я не мог крикнуть всем этим людям, что я человек! Пусть не такой, как они, пусть я ничего не ем и пью кровь животных, но я не хочу причинить им зло. Я не хотел становиться вампиром. Это не мой выбор. И не моя в том вина, что судьба была так жестока со мной.

Солнце, поднявшись над горизонтом, начало своими лучами высушивать палубу, отдраенную матросами. Легкий пар поднимался над ней, и, хотя я не мог видеть этого, я слышал легкое шипение, исходившее от досок палубы. Паруса на бушприте белоснежными крыльями закрывали меня от жгучих лучей, но я понимал, что так будет не всегда, и тогда мне придется терпеть невыносимые муки.

Матросы, свободные от вахты, расположились на палубе и занимались своими делами: кто-то чинил одежду, кто-то играл в кости. Но их мысли витали вокруг меня в ожидании забавы. Я видел в их мыслях моих предшественников, корчившихся под палящими лучами солнца. Это было развлечение, а при скучной корабельной жизни – прекрасный повод повеселиться.

– Держу пари, скоро мы будем слушать песни, – со смехом проговорил кто-то из них.

– Да, солнце поджарит нашего друга. И тысяча акул мне в печень, если он не завертится, как вошь на гребне моей бабки, – подхватил другой матрос, расхохотался сухим трескучим смехом и закашлялся.

Они наперебой стали заключать пари, как долго я выдержу пытку солнцем и что стану делать при этом. Несколько матросов подошли ко мне и грубо срезали ножами с меня одежду, оставив только кожаные штаны, не задев при этом шип, по-прежнему, торчащий из моей руки.

Через несколько минут солнечные лучи тысячами огненных игл вонзились в мое тело. Я, закрыв глаза и сжав зубы, молча сносил пытку. Матросы притихли, моего крика они ждали с нарастающим нетерпением, готовые в любой момент разразиться торжествующим смехом. Но я не предоставил им такой радости. Несколько часов солнечный свет заливал палубу, и все это время они ждали, что я не выдержу и закричу. Я молчал: когда-то я сам подставил свое тело солнцу и молча перенес боль, неужели сейчас я не смогу с ней справиться.

Наконец, солнце скрылось за парусами грот-мачты и прекратило мои мучения. Матросы с удивлением посматривали в мою сторону. Я видел в их мыслях даже нечто похожее на невольное сочувствие и уважение. Эти грубые и сильные люди, не знающие пощады и не признающие сентиментальных проявлений души, уважали стойкость и силу.

– Скольких мы перевезли, Билли, и не один из них не мог выдержать солнца. А этот, что-то уж очень тихий. Может, он и не кровосос вовсе? Давай проверим. Подойди-ка к нему, если укусит – значит, вампир, – со смехом проговорил кто-то из матросов.

– Ага, а то привезем, а он и не вампир вовсе, давай Билли, не трусь, может его в команду нужно зачислить, а не к мачте привязывать! – подхватил кто-то еще.

На палубе завязалась шутливая возня. Матросы развлекались, пытаясь подпихнуть ко мне незадачливого Билли. Когда кто-то не рассчитав, толкнул его чересчур сильно, Билли с размаху угодил прямо в меня. Внешне я никак не отреагировал на прикосновение, хотя запах его тела, разогретого потасовкой и жарой, ударил в голову, невольно сжимая мои мышцы и наполняя рот горькой ядовитой слюной.

Билли, в ужасе отскочив от меня, ругался, так, как могут ругаться только матросы. Его товарищи хохотали в ответ и подтрунивали над ним.

Когда все угомонились и дневная вахта, поужинав, расселась на палубе, как всегда бывает в тесной компании по вечерам перед сном, начались разговоры и воспоминания бывалых моряков. Молодые же слушали их, затаив дыхание.

– Помню, года два назад, привели на борт Брукс и Тридвиг молодую вампиршу, – начал один из них, – была бы человеком, на край света пошел за ней. Хороша девка, даже смотреть страшно. Привязали ее, значит, к мачте, а молодежь так и вьется вокруг. Тронуть нельзя – так хоть посмотреть. А она все стонет да охает жалобно так, прямо за сердце тянет. Вот и не выдержал Стиф, ночью подкрался и говорит:

– Что, хочешь – все сделаю, для тебя и жизни не жалко.

А она стонет:

– Шип, – говорит, – руку жжет, нет сил терпеть, вытащи, я никого не трону. Он и поверил, вытащил шип, она ничего, стоит, только стонать перестала. А к утру-то и пропала. Нашли только оковы разорванные, да Стифа мертвого и шип пропал, искали – да где там. Говорят вампиры за такой шип, что хочешь, принесут.

– Да, на острове, когда вампир сбежал, тоже про шип говорили, он им силу дает, когда вытащат. Странно, сначала слабеют, а потом, наоборот, сила приходит.

– Брукс уже лет пятнадцать на Лорда работает, и Тридвига потом привел. Он сколько этих уродов на остров перевез?! И зачем они Лорду?

– Говорят, он их приручает. У него в пещерах уже сотня, наверное, сидит. Может, этот Лорд и сам вампир, его ж никто не видел.

– Был бы вампиром, чего бы на острове-то сидел? И зачем к нему тогда других привозить?

В их мыслях я видел этот остров. Одиноко стоящий посреди океана, он старой шляпой с куцыми рваными полями лагун, лежал на поверхности водной пустыни. Высокая гора, с чашей потухшего вулкана, с крутыми склонами, покрытыми редкими зарослями кустарника.

Посидев еще немного и выкурив трубки (многие из моряков пристрастились к этому зелью, привезенному из Нового Света), все разошлись. Все стихло.

Ночью вахту нес молодой матрос, на вид ему было лет четырнадцать. Среднего роста, с копной давно не стриженных темных волос, торчащих во все стороны от соленого влажного ветра. Его лицо, еще юное, но уже загорелое и обветренное в дальних морских походах, излучало миролюбие и любопытство. Он целый день вертелся возле меня, слушая старых матросов, которые рассказывали о том, как на этом корабле перевозили других вампиров. Мальчишка с интересом поглядывал на меня, я видел в его мыслях, что он потрясен моей выдержкой, и, сравнивая меня с другими вампирами, которых он видел раньше, отмечал мое отличие от них. Его волновал вопрос, правда ли я могу читать мысли и что случится, если я вырвусь на свободу.

– Я не стану пить кровь людей – это не в моих правилах, если это тебя интересует, – ответил я на его мысли.