Автор книги: Людмила Иванова
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Возможно, изначально родители новобрачных посещали баню с целью узнать, принята ли молодая духами-хозяевами бани и духами-первопредками в их род, понравились ли ее подарки и она сама. Исполнена ли, таким образом, основная функция бани для новобрачных.
Интересный обряд «бани для свекрови» был зафиксирован в д. Кондопоге в 1872 году. Он достаточно широко был распространен в русской свадьбе. Автор статьи, захотевший остаться неизвестным, проезжая по деревне, заметил, что у дома жениха толпится много народа, хотя свадьба закончилась несколько дней назад. Оказалось, все ждут, «когда свекровь поведут в баню, а это бывает не тотчас после свадьбы, а часто через неделю и более. Вот уже наверное узнали, что в такое-то время будет свекровина баня. Многие женщины села, а большею частью близкие, родные свекрови, приносят заранее в баню хвойных прутьев и веников, которые из них, смотря по обстоятельствам, и будут употреблять в дело. Наступит час – молодая ведет свекровь свою в баню, а за нею толпы женщин идут с песнями. Здесь, как мне рассказывали, молодая моет свою свекровь, а лишь только начнет готовиться ее парить, как женщины, присутствующие в бане, поднимают хвойные прутья, намереваясь ими попарить счастливую свекровь. Тогда молодая невестка, желая защитить свою новую мать от такой парки, начинает потчевать женщин кренделями или другим чем и просить их, чтобы они преложили гнев свой на милость и попарили бы ее матушку новыми выпаренными веничками. Когда свекровь выходит из бани, молодая подает ей рубашку, сарафан, чулки и башмаки, приготовленные ею заранее в подарок свекрови. Когда свекровь при помощи молодой оденется в новые подарки, тогда невестка, поклонившись в ноги свекрови, начинает просить присутствующих при этом женщин, чтобы они похвалили ее матушку, на что хор женщин отвечает дружно: «хороша». При этих криках, смешанных с песнями, молодая ведет под руку свою свекровь в дом, а женщины, потолковав еще около дому свекрови, тоже начинают расходиться по домам»[390]390
N. N. Свекровь в бане // Олонецкие губернские ведомости. 1872. № 1. С. 10.
[Закрыть].
В мордовском (как и в вепсском) свадебном ритуале также проводили особую баню невестки, в которой она парила свекровь и даже других родственников мужа[391]391
Девяткина Т. П. Мифология мордвы. Саранск, 2006. С. 104.
[Закрыть].
Таким образом, в бане для новобрачных проходил ритуал перехода молодой жены в новый для нее род мужа, закреплялись семейные узы, которые в народной ментальности карелов считались нерушимыми.
Ритуальная послесвадебная мужская баняСтоит упомянуть еще об одной ритуальной бане карелов, во время которой поднимали мужскую потенцию. Этот обряд проводили в экстренных случаях в конце первой послесвадебной недели. К этому времени появлялись свидетельства об утрате или о слабости лемби[392]392
Подробно о лемби см. главу «Баня в любовно-магической ритуальности».
[Закрыть] молодого мужа, что свидетельствовало, согласно народным представлениям, о том, что во время свадебного обряда на него была наведена порча. Сделать это могли деревенские колдуны или по просьбе односельчан, или по требованию менее удачного соперника жениха, или по инициативе самих колдунов, если их не пригласили на свадьбу или должным образом там не уважили.
Утром после первой брачной ночи родственники спрашивали молодых, надо ли истопить баню. Если проходило несколько дней, а молодые баню так и не заказывали, это свидетельствовало о том, что половой контакт не состоялся, то есть о половом бессилии молодожена. А следовательно, и знакомить молодую жену с духами-первопредками, и приобщать ее к новому роду, что и происходило в первой традиционной послесвадебной бане новобрачных, пока нельзя.
Карелы говорили в этом случае, что парня pinoh pantih положили в поленницу, то есть кто-то навел порчу. Объяснить однозначно, почему болезнь носила такое название, сложно. В единичных текстах упоминается, что порчу (по всей видимости, какие-либо заговоренные предметы) колдун убирал именно в поленницу дров. В Лоухском районе, когда снимали с парня порчу, говорили, что lempi pinosta otettih лемпи из поленницы сняли (то есть расколдовали)[393]393
Конкка А.П. О заговорах «поднятия лемпи» из собрания Фольклорного архива Финского литературного общества (SKVR: Беломорская, Приладожская и Северная Карелия) // Методика полевых работ и архивация фольклорных, лингвистических и этнографических материалов. Петрозаводск, 2013. С. 98.
[Закрыть]. Стоит вспомнить, что полено фигурировало во многих обрядах. Невеста, отказав сватам, приносила его с поленницы и бросала с порога в большой угол, призывая вместо одного девять женихов. В зимние Святки девушки не глядя вытаскивали полено из поленницы и гадали по его сучковатости или гладкости, каким будет муж. В быличках в полено (чаще всего осиновое) превращается ребенок, подмененный нечистой силой, то есть лешим, лембоем или чертом. В карельской сказке, наоборот, старуха качает в колыбели ольховую чурку, которая вдруг становится прекрасным здоровым мальчиком. Согласно фольклорным текстам и древнему мировоззрению многих народов, первочеловек образовался в том числе и из фитоморфных природных элементов. Например, в карельских эпических песнях Вяйнямёйнен плавает в водной первостихии «чуркой еловой, бревном сосновым»[394]394
SKVR 1,1:15 (Jyskyjärvi).
[Закрыть]. В одном из свадебных заговоров патьвашка обращается и к нечистой силе и просит сделать из ольхи чурку, ребенка из щепок[395]395
SKVR 1,4:1869 (Kontokki).
[Закрыть].
У карелов есть и такая поговорка: «Pino suuri, hallot pienet» – «Поленница большая, дрова мелкие»[396]396
Федотова В. П., Бойко Т. П. Словарь собственно-карельских говоров Карелии. Петрозаводск, 2009. С. 207.
[Закрыть].
Когда жениха, перед тем как он поедет за невестой, парят в жениховой бане, произносят:
Pinossas on pienet hallot,
pilko puikot puhtahaiset,
lämmitä o kyynelkyly,
saussuta simainje sauna…
В поленнице мелкие дрова,
Чистенькие наколотые щепки,
Натопи-ка слезную баню,
Растопи-ка медовую сауну…
Понятие, аналогичное карельскому panna pinoh, т. е. положить в поленницу, встречается и у вепсов. И. Ю. Винокурова видит связь названия недуга с русским выражением «лежать, как бревно», то есть мужчина не способен двигаться, скован, как полено в поленнице [397]397
Винокурова И. Ю. Вепсские молодые в хронике биосоциальных событий // «Уведи меня, дорога…». СПб., 2010. С. 115.
[Закрыть].
Навести порчу на молодого мужа мог обиженный чем-нибудь патьвашка или какой-нибудь другой колдун по чьей-либо просьбе (например, соперника жениха). В д. Покровское Медвежьегорского района рассказывали, что с целью испортить первую брачную ночь, чтобы она оказалась неудачной, безрезультативной, недруги клали под порог дома банный веник, чтобы молодые прошли по нему[398]398
ФА 2018/16.
[Закрыть].
Сведения о лечебной бане, которую топили в таких случаях, минимальны. Известно, что «знахарь до трех раз водил новобрачного в баню, парил веником, обливал заговоренной водой, давал ему пить эту, как теперь сказали бы, активированную воду, а главное – заговорами и всем своим поведением помогал пациенту избавиться от мнительности и страха»[399]399
Сурхаско Ю. Ю., Никольская Р. Ф. Баня в семейном быту карел // Обряды и верования народов Карелии. Петрозаводск, 1992. С. 79.
[Закрыть]. Но нельзя сводить весь процесс только к психотерапии. На наш взгляд, причины исцеления, согласно народному мировоззрению, следует искать гораздо глубже, в мифологических воззрениях карелов.
Ритуальную баню топили различными сучками и деталями небольших санок-волокуш ahkivon portilla, а также сосновыми дровами. Воду брали, произнося особый заговор. В баню шли молодые в сопровождении знахаря. Некие действия проводили только над мужчиной, жена просто стояла рядом. Один из способов исцеления был такой: в полу находили и отсчитывали трижды по девять сучков, скоблили их или отрезали ножом кусочки, заваривали их крутым кипятком и давали выпить этот настой. Во время обряда применяли особое веретено, сделанное из сосны, им «освобождали, лечили» – «piässettih» молодого мужа[400]400
НА 8/374 (Медвежьегорский район).
[Закрыть].
В Лоухском районе в д. Софпорог рассказывали, что, когда наведена порча (pinoh pantih – положили в поленницу) и мужская лемби упала, надо эту «лемпи из поленницы взять». Для этого патьвашка приносил воду из глухой ламбы, в которую не впадают и из которой не вытекают никакие ручьи и реки. Затем в бане проводил особый магический обряд исцеления от полового бессилия и поднятия мужской лемби pinosta otettih, то есть «снимал из поленницы», расколдовывал[401]401
ФА 2713/9.
[Закрыть].
На севере Карелии в д. Муеярви, когда мужская сила «положена в поленницу», знахарь брал медвежий череп, лил сквозь него воду, произнося заговор:
Yheksän orihin suonet,
karhun suonet kymmennet,
peät’ on pystys pitämäs,
selkäsuonta seisottamas.
Девять жил жеребца,
десятая жила медведя,
пусть голова стоймя держится,
спинная жила стоит.
Затем «больной» эту воду выпивал и, как говорит рассказчик, «kun sitten vettä juodaan, kyllä luonto nousee» – «как только воду выпьет, сразу природа воспрянет»[402]402
Paulaharju S. Matkakuvia karjalan kankailta 1907. Helsinki, 1981. S. 57–58.
[Закрыть].
В мифологических рассказах говорится, что, если молодые сходились против воли родителей, колдуны незаметно подкладывали в подушки голову змеи, чтобы молодые постоянно ругались между собой. В Сямозерье «была старуха, которая насылала половое бессилие.
А если отнести ей муки или чего еще, то потом в бане парит, отпускает, лечит, что сама наворожила»[403]403
Конкка А. П. Сямозерская свадьба // На плечах Большой медведицы. Петрозаводск, 2015. С. 302.
[Закрыть].
Существует много фольклорных рассказов, свидетельствующих о том, что в неудачах первой брачной ночи часто был виноват не только молодой муж. Невеста из чувства стыдливости иногда даже не позволяла ему приблизиться к ней и так и спала одетая. В таких случаях молодых в баню водила крестная ristimoamo, раздевала их, они ложились на полки, и она парила их одним веником. Рассказчица, вспоминая молодость, говорит: «Oli vielä huigei! Hän tuli vielä kylyh da meidä hoivi vassalla, yhellä vassalla hoivi!» – «Было еще и стыдно! Она пришла еще и в баню да нас отхлестала веником, одним веником отхлестала!»[404]404
НА 8/910 (Медвежьегорский район).
[Закрыть].
В приложение данной работы включен яркий рассказ о том, как жениха во время свадьбы pinoh pantih положили в поленницу. Он записан автором исследования в 2015 году и свидетельствует о том, что данная магическая практика была распространена среди карелов-ливвиков и во второй половине XX века.
Баня и похоронно-поминальная обрядность
Баня в поминальной обрядности карелов имела большое значение. Как считает И. Вахрос, ритуал приготовления бани для умерших у русских – один из древнейших, он возник задолго до XI века[405]405
Vahros I. Geschichte und Folklore der grossrussischen Sauna. FFC. N 197. Helsinki, 1966. S. 101.
[Закрыть].
Для душ родных предков в определенные дни устраивались трапезы и в избах, и в банях. Например, в Пермской губернии в середине XIX века накануне родительского дня на Фоминой неделе специально для умерших протапливали баню, в которой никто из живых в тот день не мылся[406]406
Кремлева И. А. Похоронно-поминальные обычаи и обряды // Русские. М., 1997. С. 528.
[Закрыть]. В «Слове об идолах» ев. Григорий, разоблачая древние языческие обычаи, писал: «Мнят себя христианами, а погански дела творят и пеплом посреди мовницы сыплют. Оставляют мертвым молоко, масло, яйца и все необходимое бесам на печь льют. Для мытья им чехлы и убрусы у мовницы вешают»[407]407
Гальковский H. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 1. Харьков, 1916. С. 72.
[Закрыть].
Культ предков был широко распространен у карелов и сохранялся вплоть до последних десятилетий XX века[408]408
Лавонен Н. А. Из наблюдений о бытовании погребально-поминального обряда в Южной Карелии // Фольклористика Карелии. Петрозаводск, 1993. С. 24^-7.
[Закрыть]. В это же время из активного бытования стала уходить похоронная причеть, являющаяся традиционным языком общения с жителями страны мертвых Маналы-Туонелы. Причитание сопровождало похоронный обряд, в нем постоянно обращались к «спасам-предкам» и «спасам-прародителям», утешали умершего тем, что у порога в иной мир его встретят «белые прародители с восковыми свечечками»[409]409
Конкка У. С. Поэзия печали. Петрозаводск, 1992. С. 36.
[Закрыть]. Синкретизм христианских и дохристианских верований прослеживается как в фольклорных текстах, так и в молитвенных, когда карелы обращаются и к Богу и православным святым, и к своим прародителям, которых они называют syndyizet сюндюшки и spoassaizet спасушки[410]410
Сурхаско Ю. Ю. Семейные обряды и верования карел. Л., 1985. С. 152.
[Закрыть]. Культ предков основывался на вере в единство семейно-родовой общности, куда входят и живые, и умершие сородичи. На протяжении всей жизни карел сохранял прочную связь с прародителями, что было ему необходимо для получения от них помощи и покровительства. Покойных родственников приглашали чаще наведываться домой, им устраивали почетные приемы с баней и ритуальным угощением и торжественные проводы со двора[411]411
Там же. С. 151.
[Закрыть].
В карельском похоронном обряде роль бани была выражена не столь ярко, как в поминальном[412]412
Подробно о погребально-поминальной обрядности карелов см.: Сурхаско Ю. Ю. Семейные обряды и верования карел. Л., 1985. С. 52–132.
[Закрыть]. Но ее основные функции сохранялись. Во-первых, гроб с телом после выноса из дома несли к бане и ненадолго останавливались там, чтобы покойный мог проститься с ней[413]413
Тароева Р. Ф. Материальная культура карел. М.-Л., 1965. С. 116.
[Закрыть]. В похоронных причитаниях говорилось, чтобы он простился с духами-хозяевами бани и с сюндюзет. Не случайно, вынося гроб, в избе также останавливались в сакральных местах обитания духов – у печи и на пороге. Иногда говорится, что гроб в таких локусах следует трижды немного приподнять и опустить.
Во-вторых, в похоронном обряде баня играла и очистительно-охранительную функцию. Пока основная процессия была на кладбище, те, кто оставались дома, топили баню. Иногда это делалось и рано утром, до ухода на кладбище. Возвратившись с похорон, хозяева сразу (реже после поминального стола) шли в баню, мылись и парились, чтобы освободиться от холода мира мертвых, очиститься от вредоносных сил калмы (kalma – могила, kalmannenä – могильный нос), которая могла пристать к человеку на кладбище. После бани пили чай (информатор из д. Юккогуба подчеркивает, что в старину больших поминок карелы не устраивали, провожающих угощали только на кладбище) и ложились спать[414]414
ФА 2391/23.
[Закрыть].
Особая роль отводилась бане в поминальной обрядности. Во время поминок покойных родственников поздно вечером ждали в баню и на приготовленное в избе угощение, а провожали их следующим утром.
Первым наиболее важным отрезком со дня смерти был шестинедельный kuuzinedälihizet (в русской традиции сороковой день, сорочины). Считалось, что в эту ночь покойный последний раз в образе невидимой птицы или бабочки näkömättömä lintu tai liipukkaine в сопровождении трех ангелов kolme anhelia придет в свой дом, свою баню попрощаться со своими родственниками. Если баня будет в меру горячая, веник мягкий, а поминальный стол kallis murkina богато накрыт, покойный будет доволен и уйдет, смеясь, в иной мир Туонелы-Маналы. Если же его что-то во время прощания не устроит, а стол будет пуст, он уйдет, «плача кровавыми слезами» – «verisiä kyyneleitä itkien». Поэтому перед шестинедельными поминками мыли всю избу, готовили угощение, затем шли в баню. После нее одевались в лучшие одежды и начинали накрывать стол (на это время покойный приглашался в баню). На поминальный обед kallis murkina (в старину его проводили в полночь) северные карелы приглашали всех родственников и вдов, для покойного было отведено место во главе стола под образами[415]415
Paulaharju S. Syntymä, lapsuus ja kuulema. Vienan Karjalan tapoja ja uskomuksia. Jyväskylä, 1995. S. 158–163.
[Закрыть]. Баню для умерших накануне сорокового дня устраивали и вепсы[416]416
Винокурова И. Ю. Банные обряды жизненного цикла человека в вепсском культурном ландшафте // Труды Карельского научного центра РАН. 2012. № 4. С. 65.
[Закрыть], и руссские на северо-западе[417]417
Vahros I. Gesghihte und Folklore der grossrussischen Sauna. FFC. N 197. Helsinki, 1966. S. 103.
[Закрыть].
У карелов было еще несколько поминальных дней, во время которых накрывали стол, а накануне топили баню: через год, в день смерти, а также в поминальные дни для всех умерших. Особенно выделялась Радуница Roadencu. Карелы называли ее Пасхой мертвых: «Tossargen on Ruadincat jälles Äijiäpäiviä, pokoiniekin Äijypäivy» – «Во вторник после Пасхи Радуница – это Пасха покойников»[418]418
KKS. Osa 6. Helsinki, 2005. S. 766
[Закрыть].
В Суйстамо накануне Егория осеннего Syysjurrinny топили баню для покойников, готовили им угощение. Сам хозяин с непокрытой головой вечером накануне Юрьева дня встречал в темном дворе умерших жителей дома, а на другое утро провожал их до края поля, время от времени выливая на землю вино[419]419
Конкка А., Огнева О. Праздники и будни. Петрозаводск, 2010. С. 200.
[Закрыть]. Примечательно, что хозяин провожает покойных предков только до края поля. Вспаханная земля считалась безопасной, но это был рубеж, за которым начинались владения «иного мира», например, духов-хозяев леса.
Особо была ритуализирована поминальная обрядность во время празднования дня Кегри.
День Кегри Kegrin päivy, отмечавшийся 1–2 ноября или в первую субботу ноября (сведений о нем сохранилось очень мало), знаменовал собой окончание старого и начало нового хозяйственного года. Это был праздник урожая и завершения пастбищного сезона. В некоторых районах этот временной отрезок называют jakoaika время раздела[420]420
Мансикка В. Из финской этнографической литературы // Живая старина. 1916. № 903. (Петроград, 1917). С. 203.
[Закрыть]. По сути, его можно трактовать как древний Новый год. Не случайно в старинных заговорах и ритуальных святочных песнях образ Кегри играет такую же роль, как, видимо, стадиально более поздний южнокарельский святочный персонаж Сюндю.
К этому времени заканчивался летний цикл и начинался зимний, была завершена полевая страда, наступал период женских работ: обработка льна и шерсти, прядение и вязание. Все немногочисленные данные, собранные об этом празднике, свидетельствуют, что его центральным персонажем было некое божество (или мифологическое существо) Кегри[421]421
См. подробно о Кегри: Иванова Л. И. Персонажи карельской мифологической прозы. М., 2012. С. 27–35.
[Закрыть].
Сохранились сведения, что еще в конце XIX века карело-финское население Восточной Финляндии центральное место в этот праздник отводило обрядам, связанным с одним из самых архаичных культов – с культом мертвых.[422]422
Kemppinen I. Suomalainen mytologia. Helsinki, 1960. S. 37.
[Закрыть] В древности, по-видимому, именно он наряду с жертвоприношением составлял основу праздника, уступив позднее первенство ряженью, в котором в XX веке уже забывалась связь с тотемистическими представлениями, а приоритет отдавался развлекательной стороне.
Накануне дня Кегри для покойных предков, на время возвращающихся с того света, топили баню, приносили воду и веник, чтобы они попарились и помылись. А в избе в это время готовили праздничное угощение. Через некоторое время в баню шли хозяева, а первопредки и умершие родственники syndyzet, согласно древним верованиям, приходили в дом и начинали пировать. Затем хозяева, вернувшиеся из бани, стелили постель для ночлега покойных и сами садились на их место за стол[423]423
Krohn К. Suomalaisten runojen uskonto. Helsinki, 1915. S. 53–56; Vilkuna K. Vuotuinen ajantieto. Helsinki, 1950. S. 296–298.
[Закрыть]. Все это должно было обеспечить в будущем году хороший урожай, благополучие в доме, а особенно – успех в животноводстве[424]424
Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. М., 1973. С. 123–125.
[Закрыть]. Карелы также поминали почивших родителей и считали Кегри своим духом-покровителем. Праздник этот выпадал на первую субботу ноября перед Дмитриевым днем и считался поминальной субботой[425]425
Virtaranta Р. Vienan kansa muistelee. Porvoo-Helsinki. 1958. S. 764.
[Закрыть]. В XX веке карелы ходили на кладбище, чтобы навестить прародителей и заручиться их покровительством. Там оставляли им угощение. Чаще всего это были рыбники, позже яйца (считалось, одним яйцом как средоточием жизненной энергии можно накормить сорок покойников); запрещалось брать изделия из картофеля (карелы считали его творением нечистого и называли karun tyrä – кила черта или половой орган черта). Одним из старинных поминальных угощений было толокно. В Суйстамо говорили: «Кегри придет, надо бы толокняной муки достать» – «Kegri tulou, pidäis talkkunajauhuo suaha»[426]426
KKS. Osa II. Helsinki, 1974. S. 119.
[Закрыть]. Тверские карелы, по свидетельству летописи 1869 года, в субботу «в день Кегри» варят много толокна, постятся до полудня, а затем, «помолившись, садятся за стол и с этим толокном поминают усопших родных»[427]427
Маслова Г. C. “Kegrin päivä” у карел Калининской области // Советская этнография. 1937. № 4. С. 150.
[Закрыть]. Имеются сведения, что во время праздничного пира «покойники иногда присутствовали через представителей, т. е. ряженых и маскированных посетителей и нищих, или в виде человекообразного чучела»[428]428
Мансикка В. П. Из финской этнографической литературы // Живая старина. 1916. № 903. (Петроград, 1917). С.203.
[Закрыть].
В Контиолахти в 1907 году рассказывали быличку о Кегри и хозяине, вернувшемся из бани: «Когда-то в старину жители Тимоваары поклонялись и Кегри. В день Кегри женщины перед уходом в баню собрали еду на стол, все самое хорошее, что было в доме, и пригласили Кегри покушать: «Поешь, пока мы в бане!» В это время чужой мужик-«каналья» пришел и съел все самое вкусное, а потом запустил свиней, чтобы те доели остатки, и закрыл дверь. Хозяин пришел из сауны, слушает за дверью и говорит: «Кегри еще ест, раз так рот чавкает!» – «Olivat ne Timovaaran asukkaat ennen vanhaan Keyriäki palvellet. Keyrinä olivat näet kylpemään lähtiessä kantaneet ruokaa pöytään, kaikenlaista hyvyyttä, mitä talosta olija sitten käskeneet Keyriä syömään, jotta “syykät nyt kylpyaikan!” Olipa kerran sitten muuan mieskanalja mennyt ja pistellyt suuhunsa paraan hyvän ja sitten laskenut siat loppuja korjamaan ja pannut oven kiini. Väki oli saunasta tullut ja kuunellut oven takana ja sanonut, jotta “Keuri on vielä nuivalla, koska niin suu matsaa!”»[429]429
Paulaharju S. Matkakuvia Karjalan kankailta 1907. Helsinki, 1981. S. 32.
[Закрыть].
К середине XX века под влиянием христианства празднование дня Кегри было забыто полностью. Но поминальная обрядность[430]430
Конкка А. П. Клубок для Кегри, или некоторые проблемы изучения древнего карельского аграрного праздника (культ мертвых и вопросы временной приуроченности) // Историкокультурный ландшафт Северо-Запада-З. СПб, 2014. С. 66–73.
[Закрыть] сохранилась как mustinsuovattu поминальная суббота: «Mustinsuovattu on jälgimäine suovattu Pokrovua vaste sygyzyl… Minä päivänä on Kekri, ni siitä ensimäini suovatta tuaksipäin on muissinsuovatta» – «Поминальная суббота – это последняя суббота перед Покровом, осенью. В какой день Кегри, а первая суббота назад и есть поминальная суббота»[431]431
KKS. Osa 3. S. 355; Osa 2. S. 119.
[Закрыть]. Было четко расписано, как проводить дни всей поминальной недели. В среду и пятницу нельзя было ничего стирать, мыть, иначе «на том свете дорогим покойникам придется пить эту грязную воду». Женщины вязали, пряли, шили, мужчины вязали сети. Во вторник и четверг ходили в баню[432]432
Paulaharju S. Syntymä, lapsuus ja kuulema. Vienan Karjalan tapoja ja uskomuksia. Jyväskylä, 1995. S. 165.
[Закрыть].
Таким образом, и в похоронно-поминальной обрядности подчеркивается сакральность банного локуса для карела. Главной функцией бани была не столько очистительная, сколько функция поддержания культа предков и духов-хозяев бани.
Баня в обрядах гадания
Баня являлась и местом для проведения мантических ритуалов. Все они были строго регламентированы и состояли из трех этапов: подготовка к гаданиям, сам процесс гадания и толкование увиденного или услышанного. Следует отметить, что в старину это мероприятие ни в коей мере не было развлекательным. Старшее поколение требовало от молодежи подходить к этому ответственно. Одно из основных условий, которое требовалось строго соблюдать в день гадания, – все время бодрствования должно быть проведено в тишине, покое, без смеха, ругани и крика, чтобы и самой настроиться на серьезный лад и не рассердить духов, от которых ждали ответа на волнующие вопросы. Так как в этих обрядах участвовала чаще всего молодежь и в основном девушки, целью гаданий было узнать будущую судьбу и в первую очередь своего суженого. Маркеры могли быть визуальными, акустическими и предсказаниями по жребию. В мантических ритуалах использовались различные бытовые предметы, имеющие символическое значение в традиционной культуре. В обрядах, которые проводились на перекрестке дорог, у проруби, на невспаханном или засеянном зерновыми поле, общение или виртуальный вход в иномирное пространство духов-предсказателей чаще происходили через посредника, который произносил определенные заговорные формулы и имел при себе предметы-обереги, обладающие, согласно народным представлениям, магической силой. Они часто были металлическими и были связаны с покровительственной стихией огня и дома. Но примечательно, что в сакральном локусе бани ни посредник, ни магические обереги были не нужны.
Хотя, с другой стороны, банный локус считался одним из самых опасных для таких действий, так как вход в него в ночное время был запрещен для человека. В некоторых рассказах подчеркивается, что осмеливались прийти сюда только парни.
В обрядах гадания строго соблюдались и темпоральные границы. Только в определенные сакральные временные промежутки, в «пороговое» время суток и года (полночь или раннее утро, еще до рассвета; зимние и летние Святки), молодежь шла в баню узнать свою судьбу.
В бане судьбу гадающих предопределял баенник, хотя его роль, по мнению Н. А. Криничной, была опосредованной, завуалированной[433]433
Криничная Н. А. Русская народная мифологическая проза. СПб., 2001. С. 94.
[Закрыть]. Это подтверждается тем, что, согласно материалам, собранным в XIX веке у повенецких карелов, прежде чем в бане смотреться в зеркало с целью увидеть суженого, необходимо разломать банную каменку[434]434
Повенецкие карелы. Их домашний и общественный быт, поверья и предания // ОГВ. 1863. № 29. С. 7.
[Закрыть], то есть потревожить духа-хозяина бани. Гаданий, связанных с банным локусом, особенно много было у тверских карелов.
О будущей жизни можно было узнать, просунув руку в банное окошко. Как известно, в доме «через окно осуществляется символическая связь с миром мертвых»[435]435
Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 167.
[Закрыть]. Реже во время гаданий засовывали руку в банную каменку. Последнее считалось гораздо более опасным. Если в ответ хватали мохнатой лапой (рукой) – год будет удачным или жених богатым. Если голой или холодной – жди бедного жениха, болезней или даже смерти[436]436
ФА 682/7.
[Закрыть]. Когда в подобных гаданиях участвовали несколько девушек, такие поочередные действия в какой-то степени напоминали жребий.
Этому сюжету посвящено много антибыличек. Они возникали, когда вера в банных духов-хозяев уже утрачивалась и парни подшучивали над подругами и друзьями, разыгрывая и пугая их именно таким образом. В таких случаях они выступали в роли демонических существ, к которым апеллируют гадающие. Вот как об этом рассказывали тверские карелы: «Во время Святок обычно ворожили, ворожили и по баням ходили. Пойдут, в бане мусор подметут и на улицу берут и там ворожат, что слышится… Сестра Пелагея рассказывала, что девушки пошли в баню, а парни узнали, что пойдут в баню туда ворожить и из окошка руку высовывать, кому что даст, голую руку или что. А там удалые парни. Одной так с тулупом и дал: о-о-о, у меня будет богатый жених, шерстистая. И вторая руку высунула: и у меня будет богатый, мохнатая, с полой тулупа вот так руку щупает. Третья высунула, у третьей схватили, а она караул стала кричать, все испугались, побежали, а девушке еле руку отпустили. И девушка испугалась»[437]437
ФА 682/7.
[Закрыть].
Здесь можно провести параллель с былинками о похищении ребенка в бане и женитьбе парня на «банной девушке», которые восходят к ритуалам инициации. Некоторые исследователи считают, что подобные мифологические рассказы «не только описывают определенные способы узнавания судьбы», но и «задают определенные стереотипы поведения неженатой молодежи во время ворожбы и посиделочных игр»[438]438
Баня и печь в русской народной традиции / Отв. ред. В. А. Липинская. М., 2004. С. 245.
[Закрыть].
В Тверской Карелии описан обряд гадания, который начинался в бане и был связан с акустическими маркерами. Девушки «идут в баню, баню подметают, а мусор тот берут и ссыпают под стреху. Ногами встают на него, слушают, откуда слышится. В какую сторону замуж выйду, оттуда и начнут говорить или петь. В какую сторону я замуж вышла, с той стороны и парень пел, на мусоре стояла, так и насвистывал. Я так и сказала, что куда я замуж выйду, оттуда пусть и запоют»[439]439
ФА 683/5, 7.
[Закрыть].
Иногда в бане южные карелы слушали предсказания Сюндю[440]440
Миронова В. П. Зимние Святки у ливвиков (по полевым материалам 1990-2000-х гг.) // Проблемы духовной культуры народов Европейского Севера и Сибири. Петрозаводск, 2009. С. 265–270.
[Закрыть], а северные – Крещенской бабы[441]441
Подробнее о Сюндю и Крещенской бабе см.: Иванова Л.И. Персонажи карельской мифологической прозы. М., 2012. С. 35–140.
[Закрыть]. В первом персонаже нашли отражение отголоски культа первопредков, а во втором – культа духов воды. В почитании хозяев бани, как считается, соединились оба эти культа. Для этого следовало встать или под дверью бани, или на то место рядом с баней, где палили свиную тушу.
Мифологические рассказы о подобных гаданиях были распространены у карелов-ливвиков[442]442
SKS 384/39.
[Закрыть]. Ефим Попов записал в Сямозерье в тридцатые годы XX века такую былинку: «На Святки Synnynmoanaigu ходят слушать Сюндю под дверью бани, где палили тушу свиньи. Только туда надо идти – надо иметь сердце, как камень. Там, когда слушают, то из бани разговаривают со слушающим и расскажут ему, что с ним в будущем случится. Только когда с ним разговариваешь, надо помнить первое (сказанное) слово и сказать его последним. Кто помнит то слово, с которого завел разговор, тот сможет уйти прочь, а если не сможешь сказать, то там и останешься (пропадешь)»[443]443
Конкка А. П. Календарная мифология и обрядность сямозерских карел // История и культура Сямозерья. Петрозаводск, 2008. С. 319.
[Закрыть].
Процесс такого гадания в бане мыслится как переход границы, разделяющей мир мертвых и живых. Сюндю приходит в мир человека, и, если тот не соблюдает все установленные табу и условия, он будет уведен в мир Маналы (Туонелы). Главное условие благополучного возвращения домой: защитный вербальный круг должен быть замкнут. Обращение за предсказанием к Сюндю здесь мыслится как обращение к первопредкам. В одном из карельских заговоров поднятия лемби, записанном в п. Тунгозеро, говорится, что одно из самых сакральных мест в бане, полки, сделаны pyhä synty святым предком:
Я начищаю пуночку,
Намываю зябличка
На этих гладких полках,
Созданных святым предком,
Сами полки являются локусом пребывания как банных духов, так и первопредков, выступающих в быличке в роли предсказателя, а в заговоре – в роли целителя.
В качестве акустического предсказателя во время зимних Святок часто выступала собачка мифологического персонажа Сюндю synnyn koiraine[445]445
Иванова Л.И. Персонажи карельской мифологической прозы. М., 2012. С.
[Закрыть]. Ее чаще всего слушали на перекрестках дорог, иногда на сметенном мусоре. Причем мусор собирали, подметая пол в избе поперек половиц или от двери к красному углу, что в обычные дни делать запрещалось. В начале обряда следовало обратиться к собачке:
Пришла свою судьбу узнать.
Полай, полай, собачка,
Из хорошего дома
От основания толстого столба.
Полай, полай, собачка,
Скажи мне правду,
В какую сторону я замуж выйду.
Иногда, например, в Сегозерье, подчеркивалось, что данную заговорную формулу следовало произнести трижды[447]447
ФА 1375/6, 2254/4.
[Закрыть]. Приход жениха в предстоящем году предвещал или лай собачки, или песня, или звон свадебных бубенцов.
В Тверской Карелии описан следующий акустический обряд гадания, который начинался в бане: «Идут в баню, баню подметают, а мусор тот берут и ссыпают под стреху. Ногами встают на него, слушают, откуда слышится. В какую сторону замуж выйду, оттуда и начнут говорить или петь. В какую сторону я замуж вышла, с той стороны и парень пел, на мусоре стояла, так и насвистывал. Я так и сказала, что куда я замуж выйду, оттуда пусть и запоют»[448]448
ФА 683/5, 7.
[Закрыть].
Сегозерские карелы рассказывали, что в пятницу накануне Рождества надо было прийти в баню, раздеться догола, сесть на лосиную шкуру, повернутую шерстью кверху, и слушать предсказания Сюндю. Считалось, откуда будет лаять собачка Сюндю Synnyn koiraine, оттуда и приедут женихи[449]449
НА 8/1023 (Медвежьегорский район).
[Закрыть].
В Северной Карелии святочный период был связан с появлением Крещенской бабы. Ее представляли в образе неприятной на вид взлохмаченной женщины, которая накануне Рождества поднимается из проруби и выходит на землю. В «риге она молотит зерновые, в хлеву гладит коров, в кладовых крышкой ларя гремит, в бане неслышно передвигается и тихонько парится, а в избе под столом хоронится». Крещенскую бабу северные карелы считали главной предсказательницей будущего. Чаще всего ходили гадать к проруби, где она и живет, или на перекресток. Но, сидя под столом, спрятавшись за концами скатерти, можно было услышать, что будет с домочадцами. Стук в риге или кладовой предвещал голодный год, в хлеву – падеж скота. Если, подойдя к банной двери, слышали оханье и стоны в бане, это было плохим предзнаменованием, например, грядущей болезни[450]450
Paulaharju S. Syntymä, lapsuus ja kuulema. Vienan Karjalan tapoja ja uskomuksia. Jyväskylä, 1995. S. 171.
[Закрыть].
Были распространены и гадания с зеркалами. Особенно много таких рассказов записано в Тверской Карелии: «Svätka-aigah kävymä z’ir’aloh kaccomah. Män’imä kylyh, slozima z’irkalot, nägyw kaksitoista z’irkaluo sielä. Kaksi z’irkaluo vassakkeh, i lampua nägyw ves’ma äijä. I rubein mie kaccomah z’ikaloloih. Tulou briha. Valgie, ves’ma briha soma. Pinzakko olgupäillä. I z’irkaloh tulou edähädä, nagol’e i peityTdäy z’irkalon tagah, tuas tulou, tuas peityTdäu, što tuttava on, n’iin ei ozuttuace. A ol’i hiän milma vanhembi. Mie yl’en en hänenkena i paissun, en mie voinun i tunnustua hända. A konza tukiin miehellä, n’in siioin mie jo i keksiin, što hiän ol’i z’irkaloloissa» – «Во время Святок мы ходили в зеркало смотреть. Шли в баню, устанавливали зеркала, виделось двенадцать зеркал там. Два зеркала напротив друг друга, и ламп виделось очень много. И стала я смотреть в зеркала. Идет парень. Светлый, очень парень красивый. Пиджак на плече. И в зеркала идет вдали, все прячется за зеркало, опять идет, опять прячется, что знакомый, так не показывается. А был он меня старше. Я очень с ним и не говорила, не могла я узнать его. А когда оказалась замужем, так тогда я уже и догадалась, что он был в зеркалах» [451]451
Новак И.П. Полевые аудиозаписи А. В. Пунжиной как источник информации о повседневной жизни тверской карельской семьи конца 19 – начала 20 в. // Культура повседневности карельской семьи. Сост. О. П. Илюха. Петрозаводск, 2014. С. 118, 121.
[Закрыть].
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
