Текст книги "Таланты и преступники. Иронический детектив"

Степан Аркадьевич усмехнулся.

– Ну тогда ясно, в таком образе тебя даже мама родная не узнает, если ты к ней появишься.

– У меня нет ни мамы, ни папы, так что пугать мне некого. Разве что Петра Вениаминовича Березкина, моего начальника в «Бахусе».

– Прости, я не знал, – смутился Остапов.

– Да ладно, – Алька махнула рукой, – это было давно, я уже родителей почти и не помню.

– Я вот зачем тебя позвал, – Остапов увел разговор от скользкой темы. – Я по поводу той баночки с лекарством, которую ты умыкнула у преступников.

Алька вся подалась вперед.

– Так вот, я ее отдал на экспертизу моему другу. На баночке написано «Онколайф»22
  Лекарства с таким названием не существует.


[Закрыть]. Это такой препарат, который выписывают онкологическим больным. На стадии, когда операции позади, и больной прошел курс химиотерапии, «Онколайф» зарекомендовал себя великолепно. Лекарство это достаточно новое, стоит серьезных денег, но люди его покупают. Кто где деньги берет: кому родственники помогают, а кто и последнее продает. Так вот, в этой баночке таблетки внешне абсолютно идентичны настоящему «Онколайфу». Но по составу это не он.

– А что? – шепотом спросила Алька.

Остапов взглянул на нее, не смог сдержать смешка и подумал: «Вот пригласи ее на поминки в таком виде, так она сорвет похороны, потому что все безутешные родственники умрут от смеха, глядя на нее».

– Эти таблетки включают что угодно, только не вещества из состава «Онколайфа».

– И что это значит? Что кто-то пропил курс «Онколайфа», у него собралось много баночек. Он их не выкинул – во всяком случае, я бы точно не выкинула – и приспособил их под другие таблетки. Да?

– Нет, Алевтина, я думаю, что дело обстояло несколько иначе. Кто-то, назовем его Икс, воспользовавшись тем, что это лекарство пользуется немалым спросом, наладил свой преступный бизнес. Вместо настоящего лекарства продает беднягам черти что.

Алька вскрикнула и обхватила лицо ладонями. За дверью раздался тихий стон.

– Да как же так можно?! А как они их продают, из-под полы, что ли? – Алевтина недоуменно покачала головой. – Так долго не наторгуешь. Да и покупатели могут насторожиться. А в поезде они везли много коробок этого лекарства, значит, торговля идет бойко.

– Да, – протянул Остапов и потер подбородок, – тут надо подумать и доложить в полицию.

– Ты чего?! – вытаращила Алька глаза. – Хочешь, чтобы меня прикончили? Представляешь, что произойдет?! В полиции обязательно сидит кто-то из оборотней в погонах, который состоит на службе у мафии. Ну, в смысле, у этой лекарственной мафии. Ведь если преступники такое дело замутили, им обязательно «крыша» в полиции своя понадобится. И все, дело замнут, убитый труп спишут на меня – ведь я же в том поезде была – псевдолекарство припрячут до той поры, пока все не успокоится. Меня посадят в тюрьму, а на зоне пришьют, как свидетеля, который слишком много знал.

Остапов фыркнул. Уж больно комично выглядела Веревкина в этом наряде с желтым лицом, морковным ртом, размахивающая абсолютно белыми руками.

– Доля правды в твоем спиче имеется. Не в смысле, что тебя на зоне убьют, – Степан хмыкнул, – а в смысле, что преступники с лекарством притихнут. А потом опять начнут убивать этим так называемым «Онколайфом» больных отчаявшихся людей. Сволочи.

– Вот-вот, и я о том же. Надо как-то самим прекратить это. Правда, я не знаю как, но моя подруга Светка Пустозвонова обязательно что-нибудь придумает. У нее знакомых полно, всяких важных. Вот я завтра вернусь из Толчино, и придумаем что-нибудь.

Остапов принялся ходить из угла в угол.

– Не нравится мне все это, Алевтина. Насколько я понимаю, люди это серьезные, да и деньги от торговли нешуточные. Недаром же один труп уже есть, а может и не один. Обещай, что без моего ведома ни ты, ни твоя подружка ничего предпринимать не будете.

– Да ладно, как будто мы немощные какие, – Алька встала и уверенно направилась к двери.

Остапов преградил ей путь. Алевтина растерялась, она совершенно не понимала, что ей делать. То, что надо кокетничать и, как говорила Пустозвонова, «брать быка за рога», она сообразила. Нужно срочно обольщать своего нового начальника! Но как это осуществить на практике, она не имела понятия, да и как-то страшно стало.

Она мощной рукой отодвинула Остапова в сторону, уже взялась за ручку двери, чтобы поскорее мчаться на вокзал, как испугалась еще больше. Если Светка потом узнает, какой ей представлялся шанс, а она его упустила, то ее ожидала страшная головомойка со стороны подруги. Да еще и насмешки, что она ничего не может, несмотря на то, что Светка ее учит-учит…

Вспомнив, что женщина должна быть слабой и беспомощной, Алька картинно приложила тыльную сторону ладони ко лбу и, неуклюже повернувшись вокруг своей оси, стала оседать на пол. Во всяком случае, в кино так всегда делали героини, когда хотели потерять сознание. Степан некоторое время удивленно смотрел, как бегемотистая Веревкина закатывает глаза и пытается осесть на пол. И, совершенно не понимая, зачем она это делает, инстинктивно попытался ее поддержать.

Чушкина услышала возню в кабинете и прижалась к двери всем телом, пытаясь понять, что там происходит. В это время мощный толчок отбросил ее от двери, и в коридор вывалилась ее соперница, а сверху на нее упал бесподобный Остапов.

Глава 9

В Толчино Алька добралась без происшествий, единственное, что ее напрягало всю дорогу, так это недоуменные и насмешливые взгляды пассажиров поезда. Но Алевтине было не до них: она вертелась, пытаясь вглядеться в лица попутчиков. Ей было очень страшно. Казалось, что, несмотря на прекрасную маскировку, преступники ее обнаружат, и… прощай жизнь. Хотя умом она понимала, что вряд ли ее ночью кто-то разглядел и запомнил, но щупальца страха крепко держали за сердце.

Она и сама никого тогда не рассмотрела, единственное, что зафиксировалось в памяти – это голос одного из бандитов. Он был достаточно высоким для мужчины и с особым жутковатым тембром. Одним словом, если бы Аля его услышала, то, безусловно, узнала бы.

Дома она в первую очередь приняла душ и с наслаждением смыла с себя индийский грим. Потом сварила огромную тарелку пельменей и с удовольствием все съела, да еще и вымакала хлебом сметану. После чего отправилась на работу.

В офисе была обычная суета и беготня. Альке стало как-то не по себе. Подумалось, вот уйди она из компании или, не дай бог, умри, а рабочая жизнь фирмы будет продолжаться. И никто не заметит отсутствия в нем чудной девахи Алевтины Сигизмундовны Веревкиной.

Занятая философскими мыслями, она не заметила, как уткнулась в Петра Вениаминовича Березкина. Тот стоял посередине коридора, скрестив руки, и смотрел на Альку с брезгливым удовлетворением.

– Ну вот, Веревкина, я так и знал. Что, приехала? Выгнали? Так быстро? Нашего лучшего менеджера? И даже договор не подписали? – спросил он с отвращением.

Альку охватила злость.

– Представьте себе, я приехала увольняться. Меня забирает на работу «Сатори».

– Да неужели?! – проблеял отвратительный Березкин. – И кем же, позвольте спросить, вас забирают работать? Менеджером по недвижимости? Брокером на бирже ценных бумаг?

Алевтина сосредоточенно рассматривала соринку на полу.

– Или нет, – начальник хихикнул и дурашливо поклонился, – вас забирают работать директором холдинга. Я прав?

Он зашелся истеричным смехом и глумливо подмигнул Альке.

– Меня берут работать сомелье, – выкрикнула Веревкина со слезами в голосе.

Неизвестно почему, но сегодняшнее кривляние ее непосредственного начальника страшно Альку задело. Воодушевленная тем, что в «Сатори» ее увидели, оценили, с ней на равных говорил глава серьезной компании, решила, что она ценный работник. И в «Бахусе» расстроятся, узнав об ее увольнении.

Вернее, увольняться она не собиралась: здесь ее город, здесь одноклассники, Ванька Огурцов, здесь ее работа… Аля хотела взять отпуск за свой счет и поработать у Остапова, чтобы понять, что к чему. А про увольнение выкрикнула от обиды. И что же получилось? Здесь не только не сожалеют о ее уходе, но еще и рады этому.

– Сомелье? – Петр Вениаминович вытаращил глаза. – Ты в свое уме? Какой сомелье? А ты образование соответствующее имеешь? У тебя что, ноги от ушей растут и волосы до попы? Ты что о себе возомнила?

– Можно подумать, у вас волосы до попы!

Березкин дернулся и прикрыл лысину ладонью.

– Да пошли вы все! Увольняюсь! Все, достали! – крикнула Аля.

И, развернувшись, быстро пошла в сторону своего кабинета.

– Нет, это уже наглость, – заорал Петр Вениаминович и вприпрыжку ринулся за Алькой. – Увольняется она, видите ли. А отработать? Ты не забыла, что, как положено по КЗОТу, должна отработать месяц?

И непримиримая парочка скрылась с глаз сотрудников, равнодушно наблюдавших за привычной сценой разборок Березкина с Веревкиной.

Глава 10

– Рёва, ты что? – испуганно бормотал Огурцов, глядя на собирающую вещи подругу. – Ты с ума сошла? Зачем увольняешься? А если у тебя не пойдет работа в столице, если придется вернуться?

– Возможно, конечно, придется, вернуться, – Алька скидывала в рюкзак свои вещи, размазывая по лицу злые слезы. – Но к Березкину я больше не вернусь, хоть убей.

– Ну, Рёва, ну ты что?! Ну чего ты взвилась? Уж сколько он на тебя визжал, а тебе было все равно. Ты же наш главный пофигист. Наплюй и разотри. Ты подумай, что я здесь без тебя делать-то буду? – потерянно уговаривал ее Ванька.

Алька с сопением продолжала складывать милые сердцу вещицы. Тут были и будильник с одной отломанной стрелкой, и засохший пряник, который можно было еще вымочить в чае, и упаковка салфеток, и чашка с выщербленными краями, и полпачки рафинада, и, наконец, главная ценность – книга американского автора Эстеркина «Все о винах».

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и туда ввалилась целая делегация, состоящая из начальника отдела сбыта Березкина, руководителя отдела закупок Свидригайло-Полянского, завскладом Томилиной и Эллочки Духовичной, менеджера по персоналу.

Веревкина с Огурцовым опешили от такого количества начальников на один квадратный метр.

– Алечка, деточка, – подошел к сотруднице Свидригайло-Полянский, протянув к ней руки.

Алька испуганно ринулась за спину Ивана. Тот выставил грудь колесом, защищая подругу.

– Да не бойся же ты, глупышка, не бойся. Ох, молодость, горячая кровь, чуть что – «уволюсь»! – руководитель отдела закупок по – отечески пожурил Алевтину.

Вся делегация умильно закивала головами. Причем больше всех умилялся Березкин.

– Переутомилась, небось. Еще бы! Три года без отпуска. Так возьми отпуск, да и махни на месяцок в Крым. А потом приедешь и будешь, как новая копейка, – Свидригайло-Полянский исходил патокой.

– Возьми, возьми отпуск, – дружно вторила делегация.

Ванька вытащил Альку из-за спины и ткнул локтем в бок.

– Чего ты толкаешься? – заныла Веревкина. – А вы что, точно хотите, чтобы я осталась?

– Ну конечно же, конечно, наша дорогая, – всплеснула руками Эллочка. – Ведь мы вас так любим. Все любим.

И она обвела присутствующих руками.

Алька уставилась на Петра Вениаминовича. Тот стоял по стойке смирно и преданно хлопал своими поросячьими глазками.

– А вот этот, – Алевтина мстительно ткнула пальцем в его сторону, – сказал, чтобы я убиралась.

– Что ты, Алечка, ты меня неправильно поняла, – честно глядя ей в глаза, проникновенно проговорил Березкин. – Я хотел, чтобы ты осталась, вот и вспылил. Наоборот сказал, мол – увольняешься, ну и ладно. Это я так специально, чтобы ты из чувства противоречия не уходила. А то, что голос повысил – ты меня прости, нервы.

Березкин потупился.

– У него нервы, он специально так сказал, – снова загомонила делегация.

– Если вы устали, нужно обязательно отдохнуть. Ведь вы, как я понимаю, еще ни разу не были в отпуске, – сказала завскладом Томилина, обращаясь к Алевтине.

– Не была, – Алька смотрела исподлобья, – и не пошла бы. Но сейчас у меня обстоятельства. И мне нужен в распоряжение целый месяц. Я хотела взять отпуск, а он сказал, что я свободна, то есть уволена.

И Аля снова обличающе ткнула пальцем в сторону Петра Вениаминовича.

– Что ты, Аленька, – дребезжащее рассмеялся тот, – я же сказал «свободна», ну это в смысле «отдыхай».

– Ну ладно, – протянула Веревкина, – тогда я иду в бухгалтерию с заявлением об отпуске?

Делегация линейных менеджеров с облегчением вздохнула и вышла из кабинета.

– Ну ты, Рёва, даешь, – с восхищением присвистнул Ванька. – Видала, сколько начальников пришло тебя уговаривать?!

– Ой, можно подумать, – Алька жеманно дернула плечиком. – Ты ведь знаешь, какой план я делаю? Конечно, им не выгодно мое увольнение, вот и пришли. Четыре года не прошло, как вспомнили, что я ни разу не отдыхала.

– Так ты ж все равно не бездельничать едешь. Опять будешь пахать, а отпуск потратишь. А мы могли бы съездить на море, – проговорил он смущенно и отвел глаза.

– Ты что?! Какое море? – возмутилась Аля. – Тоже мне, олигарх выискался по морям раскатывать.

– А чем я хуже? Уж на курорт-то деньги имеются. А ты ж потом целый год будешь ишачить без продыху! Так и заболеть недолго. Вон у меня тетка работала так, работала. И бац!

Ванька шлепнул ладонью по столу.

– Что «бац»? – спросила Веревкина испуганно.

– «Бац» и все! Синдром хронической усталости заработала. Вот что!

– Да ну тебя, Огурцов, – с досадой махнула рукой Алевтина. – Пошли лучше в столовку, кофе попьем со сгущенкой и пряником. И сразу вся усталость пройдет.

Подхватив Алькин рюкзак, они отправились пить кофе, болтать и прощаться.

Глава 11

– Я понятия не имею, как ты собираешься разоблачать этих бандитов. Надо идти в полицию и все, дальше не твоего ума дело, – нервно прохаживаясь по своему кабинету, говорил друг Остапова Игорь Петрович Ласточкин. В руках он вертел баночку с поддельным «Онколайфом». – Тем более, что заключение о содержимом этого, с позволения сказать, «лекарства», у тебя на руках. Сода, мел, лимонная кислота и прочие пищевые компоненты.

Игорь Петрович когда-то работал в ФСБ, но после тяжелого ранения открыл свою охранную компанию.

Сам Остапов сидел в кресле, держал фужер, на дне которого плескалось вино, и рассматривал его на солнце. Вино было темно-рубинового цвета и маслянистой консистенции.

Степан любил приходить к Игорю. У него в офисе было по-домашнему уютно. Никакой черно-белой гаммы, никакого стекла и хрома. Секретарь Игоря, Мария Ивановна Кудесникова была дамой пенсионного возраста. Созданный уют – ее рук дело. Она носила мягкие трикотажные костюмы и туфли на удобном устойчивом каблуке. Чай подавала в пузатом заварнике, накрытом сверху стеганой рукавичкой, чтобы подольше держалось тепло. И салфеточки, везде салфеточки.

– Честно говоря, я и не знаю, что делать. Самому вести расследование – это попахивает каким-то пижонством, – Остапов усмехнулся, – любительским детективом. Но согласись: что-то делать надо. Можно, конечно, отдать это все полиции и умыть руки. Успокоить себя, мол, сделал все, что мог. Хотя прекрасно понимаешь, что сделал не все. И у тысяч людей, которые могут поправиться после страшного диагноза, и у их родственников нет никаких шансов, если они будут продолжать тратить сумасшедшие деньги на эту подделку.

– Я понимаю, Степан, понимаю. Но ведь в полиции профессионалы, связи, им открыты любые двери. А что можешь ты?

– Да не знаю я, – Остапов осторожно поставил фужер с вином на край стола и поднялся. – Не знаю, но что-то делать надо.

– Надо, конечно. Я со своими бывшими коллегами переговорю, покумекаем.

Остапов признательно пожал Ласточкину руку.

– Спасибо тебе, дружище. Очень обяжешь.

– Да я что ли не понимаю, – махнул рукой Игорь Петрович.

– Ну, бывай, до встречи в клубе, – попрощался с другом Остапов и с достоинством удалился.

Выйдя на улицу и окунувшись в летнюю духоту, Остапов захотел поскорее вернуться в свой офис, принять душ и в тишине и прохладе неспешно просмотреть отчеты финансового директора, чтобы подготовиться к завтрашнему совещанию. Но он знал, что если нырнуть в офисный комфорт, выйти оттуда уже будет невозможно.

Щелкнув ключами от своего любимого белоснежного «Лексуса», он забрался в его душное нутро и включил кондиционер. Через пару минут стало возможно дышать, и Степан поехал в один из крупнейших онкоцентров Москвы.

Накануне вечером он провел не один час в Интернете, разыскивая клиники, в которых есть онкологические отделения. Их оказалось так много, что самому посетить все, да еще и попытаться выявить, через которую из них налажен канал сбыта поддельного лекарства, просто невозможно. Поэтому Остапов решил, что начнет с самых крупных центров.

С одной стороны, логичнее было бы проверить маленькие частные клиники, так как им проще заняться преступной деятельностью – они меньше на виду. А с другой, частная лечебница нацелена на результат, поэтому лекарства там должны быть, по логике, только лучшие. И к тому же каждый больной на виду, их результаты тоже. А в больших центрах – поток, и пропускать через них поддельные лекарства проще простого.

Клиника поражала своими размерами: она состояла из нескольких отдельно стоящих строений. Фасад главного здания был отреставрирован, на одном из домов стояли леса. Остальные же постройки выглядели плачевно: отвалившаяся штукатурка, латаная крыша, обломанные желоба…

«Да, – подумал Остапов, – когда сюда приходит больной человек, о каком позитивном мышлении может идти речь? Ведь желание жить – одна из движущих сил на пути к выздоровлению. А какое желание возникнет здесь? Тлен, разруха…».

Остапов вспомнил анекдот из серии «черный юмор».

– Больной, у вас СПИД.

– А что делать-то, доктор?!

– Делайте грязевые ванны.

– И что, поможет?

– Это вряд ли. Но к земле потихоньку привыкать надо.

Девушка Оленька из регистратуры была румяной и свежей, как только что выпеченная булочка, от нее даже пахло ванилью. Она внимательно выслушала Степана, вникла в то, что пациент страдает канцерофобией, боязнью онкологии, и поэтому хочет провести полное обследование. Мазнула глазом по костюму от Армани, часам Patek Philippe Platinum, и увиденным осталась довольна. Сразу же завела на Остапова карточку и, выйдя из-за окошка регистратуры, лично повела его к врачу.

– Доктор у нас совершенная душка, – тараторила Оленька, кокетливо поправляя халатик на груди, – так что и не вздумайте бояться. Он все-все, совершенно все у вас проверит, и вашу фобию как рукой снимет.

– Вот уж и не знаю, как он проверит, – недовольно пробурчал Остапов. – Уж больно здание у вас неказистое. Небось, и аппараты допотопные. Как на них правильно диагноз поставишь? И лекарство, наверное, дешевое выписываете.

– Ой, да что вы такое говорите, мужчина, вы знаете какая у нас аппаратура? Мы, то есть, наша клиника, попала в правительственную программу. У нас лекарства прекрасные. И врачи, и диагностика.

– Ну а пилюли какие выписываете? Наверное, под госпрограмму попала какая-нибудь наша российская фармацевтическая компания, и вы будет теперь втюхивать отечественный товар. А импортное лекарство будет недоступно.

– Вот об этом будете говорить с врачом. Вам пока рано переживать о лекарстве. Вы же еще не обследовались.

Глава 12

Алевтина с Ванькой стояли в кафе вокзала и пили кофе из пластиковых стаканчиков. Алька поминутно оглядывалась и втягивала голову в плечи.

– Да что с тобой, Рёва, ты что такая дерганая? Боишься кого? – хохотнул Огурцов.

– Ничего я и не боюсь, просто, как бы не опоздать, – и она снова глянула через плечо.

– Ты это брось, я тебя знаю, как облупленную. Ты кого-то боишься, не иначе как Веника с компанией, которые решили не давать тебе отпуск, и сейчас на всех парах мчатся за тобой на вокзал.

– Ты представляешь, – встрепенулась вдруг Алька, – в Москве в офисе работает такой же чудик, как наш Веник, только зовут его Подберезкин Вениамин Петрович.

– Прикольно, – протянул Ванька. – А что, он и внешне такой же пузырь, как и наш?

– Не точь-в-точь такой, но похож жутко.

– Так может это брат его, как думаешь? – поинтересовался Иван.

– Ну ты даешь, Огурец, как он может быть брат, если у них разные фамилии и отчества? Думай, когда говоришь. Хотя, – Алька потерла нос, – я вначале тоже так решила.

– Березкин-Подберезкин, фиг с ними. Ты мне зубы не заговаривай. Что у тебя случилось?

Алька оглянулась и горячо зашептала, придвинувшись ближе к Ванькиному уху.

– Я тебе сейчас такое расскажу, что ты умрешь со страху, – и она быстро и сбивчиво рассказала о происшествии с трупом, бандитами и баночкой лекарства.

Когда рассказ закончился, Огурцов почесал затылок и огорошено прошептал: «Ну ты, мать, даешь. Вот сидела у нас на фирме, звезд с неба не хватала, конечно, но и в криминальные разборки не попадала».

– Чего это я «звезд с неба не хватала», а?! – грозно надвинулась на него Веревкина. – Свинья ты, Огурец! Ты же говорил, что я уникум.

– Да я ж не в том смысле, – засуетился Ванька, – я в смысле, что на работе тебе не давали себя реализовать. Ты просто работала менеджером и все, не сомелье же каким-нибудь.

– А-а-а, ну тогда ладно. Пошли к поезду, а то я опоздаю, – и Алька решительным шагом двинулась на перрон.

Рослый и плечистый Огурцов суетливо бежал следом.

– Вот что, Рёва, ты должна составить словесный портрет этих бандюков, знаешь, как в милиции составляют. Фоторобот. И я бы тогда тебе помог их искать. Я бы приехал в Москву и искал бы их. Надо же тебя кому-то защитить.

Алька резко остановилась, и Иван с размаху врезался в ее монументальную спину. Она развернулась и смущенно пробормотала:

– Ну ты… спасибо тебе, Ванька, ты настоящий друг, – и неловко поцеловала его, тюкнувшись в щеку.

– Ты возвращайся поскорее, Рёва, а то мне без тебя труба, – прошептал Огурцов и залился краской. Как большинство светлокожих людей, он краснел мгновенно.

– Чего это тебе труба? – Алька кокетливо стрельнула взглядом в его сторону.

– Ну, в смысле на работе каюк будет, – Ванька вытер внезапно выступивший на лбу пот прихваченной в кафе салфеткой.

– Ааа, – протянула Алевтина разочарованно. – Если на работе каюк, тогда конечно.

Она надулась. Но не в ее характере было долго обижаться. И тряхнув головой, вдруг со всего маху ободряюще саданула Огурцова по спине: «Да скоро я, не дрейфь».

Тот от неожиданности дернулся, подался вперед, споткнулся и чуть не рухнул на асфальт. Алька остановила его, схватив за воротник. И, поставив на ноги, как ни в чем не бывало, продолжила:

– А если нет – значит, я устроилась в Москве. Я тогда тебя к себе заберу, договорюсь с Остаповым и заберу.

Ванька насторожился и равнодушно спросил:

– Что за гусь?

– Да он классный, мой новый начальник, я ему тоже все рассказала про преступников, а он не орал, не ругался, а обещал помочь.

– Молодой?

– Кто? Если ты про бандитов, то я не знаю.

– Да нет, – Ванька старательно не смотрел Алевтине в глаза. – Я про твоего шефа.

– Ну, – Алька закатила глаза в раздумье, – не так чтобы очень. Лет 40, а может больше.

– Короче, старик, – выдохнул с облегчением Огурцов.

– Сам ты старик, – обиделась за Остапова Алевтина. – Он знаешь какой?! Он красивый, нарядный и высокий. Волосы черные, глаза голубые, на лбу морщина. Как молодой Шон Коннери. Или даже лучше. Только картавит немного.

– Подумаешь – Шон Коннери… Влюбилась – так и говори. И вообще, иди, а то опоздаешь, вон твой поезд стоит уже.

– Сейчас как двину в лоб, будешь тогда знать «влюбилась», – зло сказала Алька, резко развернулась и пошла в свой вагон.

Огурцов ринулся было за ней, но остановился, засунул руки глубоко в карманы и с независимым видом, стараясь не оглядываться, двинулся с перрона.