Текст книги "Радость и грусть бытия"

Осенняя судьба

 
Осень на подиум вышла, вся –
Яркая, броская, рыжая.
Есть в ней и что-то высшее,
И в то же время бесстыжее.
 
 
В гриме и блеске бисерном,
В гроздьях рябин – побрякушками,
С оранжевыми монистами,
В последнем пыланье истовом,
С огненными макушками!
 
 
Волнами – платьями, юбками, –
Плещешь на зрителя-путника.
Утром же, бесприютная,
Смотришь туманами мутными.
 
 
Шёлком, парчою – листьями
Речи заводишь шуршащие.
Золото вязов, лиственниц
Сыплешь под ноги на счастье нам.
 
 
Блистательная, горящая,
В обманку листвы одетая,
В свои ноябри уже зрящая,
Где эхо дождей от лета лишь.
………………………………………….
 
 
Хвалилась лесами-рощами,
Вводила в соблазн. Осыпалась,
Стоишь теперь голая, тощая,
Разводишь печаль и сырость здесь.
 
 
Была хороша, ненаглядная,
Но время так быстро мчится ведь.
Заброшенная, неприглядная,
Тоскливой глядишь волчицею.
 
 
Завалена мусора кучами,
Загажена дачником, дачницей,
С ненастными дружишь тучами,
И слёзы льёшь, неудачница…
 
 
Но миг твоей жизни огненной
Останется от фотосессии,
В красивые рамки вогнанный,
На память, как платье невестино.
 

6 мая 2007 г.

Земная печаль

 
Как плакали-кричали
По рóдному, по нём…
Туда, где «несть печали»,
Когда-то все уйдём.
 
 
Вернёмся мы к началам,
Где ангельская грусть.
Конец земным печалям,
Конец и счастью пусть.
 
 
Ведь счастье наше зыбко.
Чуть что, пошла волна,
Сошла с лица улыбка,
А там, внутри, – война.
 
 
Себя ли мы ругаем
Иль ближнего браним,
В душе бунтует Каин,
Судьбой своей гоним.
 
 
То зависть, бедных, гложет,
То ревность, то нужда,
То старость нас скукожит,
А то «заест среда».
 
 
Нас с горем повенчали
Болезнь, разлуки дни…
Туда, где «несть печали»,
Потом, Господь, возьми.
 
 
Где нет ни воздыханий
ЗЕМЛИ, ни горьких дней.
Но всё тепло дыханья
Оставим мы на ней.
 

6 мая 2007 г.

Весенний дождь

 
Дождь принимался неоднократный,
То тихий, ленивый, то десятикратный,
Идти-моросить, барабанить по лужам.
А в небе лазури полоски всё ýже.
 
 
– Что хочешь от нас, куафёр[8]8
  Куафёр – (уст.) парикмахер.


[Закрыть] ты небесный? –
Берёз расчесал изумруд ты чудесный,
Осыпал салатные завязи клёнов,
И лаком покрыл волос травок зелёный.
 
 
Асфальт сотней зеркалец-луж ты украсил.
И всё-то ты хмур, и всё лик твой ненастен?..
– Хочу, чтоб всё пело вокруг и смеялось,
Чтоб к солнцу тянулось, чтоб всё объяснялось
 
 
В любви своим пышным убором и видом,
Чтоб не было места в природе обидам,
Чтоб каждый расцвёл в меру соков и сил,
И этим гармонию в мир привносил.
 

5 мая 2007 г.

Когда созреет кедр

«– А ты знаешь, что трёхсотлетний кедр

звенит перед рубкой?»

Из разговора

 
Зачем-то опять написала о смерти.
Пытаюсь ли так примирить себя с ней? –
В приходо-расходной судьбы моей смете
Всё меньше годков (хорошо бы, не дней).
 
 
Прожить их хотелось бы с пользой и толком.
Но в чём «польза-толк»? – Это как посмотреть:
Поставить стихов своих книгу на полку?
Собою ли жертвуя ближним, сгореть?..
 
 
В согласии с внутренним жить ли настроем,
Иль «брань» бесконечную с сердцем вести?
– Нет, мне не дано быть «по жизни» героем,
В бореньях с собой мне б себя обрести.
 
 
Не верю, кто смерти, сказал, не боится.
Боится, мол, боли, которая ждёт.
Ну-ну, сочиняй о себе небылицы.
И тот не герой, кто про смерть себе лжёт.
 
 
Меня, да, страшит этот час – умиранья.
Я в маминых смерть рассмотрела глазах,
И хватку её, как у рыбы-пираньи.
И ужас мой вылился в снах и в слезах.
 
 
Когда с чёрной меткой поступит конвертик,
Надеюсь, Господь будет милостив, щедр:
Силкѝ опустеют мои перед смертью,
Душа зазвучит, как созревший к ней кедр.
 

6 мая 2007 г.

Летние сказки

 
Открывая лета двери,
Забываем о потерях,
Ведь к природе в полной мере
Только летом мы близки.
 
 
Ждут нас всех тропинки в парке,
И на солнце тел «поджарки».
И зелёных замков арки
Так воздушны и легки.
 
 
И дорвавшийся до речек,
Разогретых пляжных печек,
Будет праздный люд «овечек»
В синем небе наблюдать.
 
 
В речке рыбка кувыркнётся,
Счастье бабочкой завьётся,
И такая, друг, начнётся
В душах наших благодать,
 
 
Что её ни словом в сказке,
Ни фломастером в раскраске,
Ни в какой-такой рассказке
Ни за что не передать.
 
 
По ромашковым дорожкам
Ходят-бродят наши ножки.
А когда покажет рожки
В небе месяц, жёлт и юн,
 
 
Из небесных водоёмов
На невидимых паромах
Приплывёт из ночи Дрёма,
А за нею – кот Баюн.
 
 
Он нам сказок понамелет
О Снегурочках, о Лелях,
О принцессах и Емелях
И про тот, что с цепью дуб.
 
 
И заснёт народ счастливый,
Тихий, мирный, молчаливый.
А под дубом и под ивой
Ходит сказка: туп-туп-туп…
 

6 мая 2007 г.

Под воскресшею звездой

 
Прости меня ты, жизнь, прости,
Преемницу земных закатов, –
Не удержала я в горсти,
Что ты дарила мне когда-то.
 
 
Что в суетливой спешке дней
К тебе любовью я остыла,
Без роздыха гнала коней
Судьбы усталой и постылой.
 
 
Лишь смерти вид остановить
Сумел мой бег, пустой и грешный.
Свой новый день хочу прожить
В краю сиреней и черешен.
 
 
И, заново увидев свет
Фиалковой земли весенней,
Я птицей певчей прежних лет
В родные возвратилась сени.
 
 
И, словно птица, вью гнездо
Уюта нового и счастья.
И под воскресшею звездой
Приму закат свой, как причастье.
 

2-3мая 20007 г.

Фото под пальмой

 
Это было у моря
В стародавние дни.
Сладкий запах магнолий
Источали они.
 
 
Как дышалось у моря
Средь нетленных «марин»[9]9
  Марина – (фр. marine, от лат. marinus – морской) – пейзаж, изображающий море.


[Закрыть]:
Солнце, пальмы и горы,
Моря аквамарин.
 
 
Плыли папа и мама
Вдоль самшитовых кущ.
Мне досталась панама
Да вдоль дач пыльный плющ.
 
 
Отшумело то море,
Но хранит шум рапан.
Так штормило, что в горе
Голос счастья пропал.
 
 
Где вы, Гагры и Сочи?
Где ты, галечный пляж?..
Тени прошлого ночью
Рвутся на абордаж.
 
 
Эти счастья кусочки
Мне теперь не собрать.
Ах, вы, горькие ночки,
Где лишь призраков рать.
 
 
Лунный луч вырвет фото
Из полýночной тьмы,
И пронзительной нотой
Зазвучит блик луны.
 
 
Там на карточке малой –
Их не тронут года, –
Папа под руку с мамой
Среди пальм навсегда.
 
 
Это было у моря.
Будет в памяти пусть.
Отштормит моё горе
И останется грусть…
 

Конец мая 2007 г.

Страшный сон

Посвящается мужу Игорю

 
Какой мне дикий сон приснился!
Проснулась я, едва дыша, –
Чужою страстью ты прельстился.
Я, одинокая, ушла.
 
 
Я шла с душой опустошённой,
Её язвили сотни жал.
Крутился мир умалишённый,
И ты за мной не побежал.
 
 
Куда я шла, зачем, не помню, –
Исчезли в боли цель и смысл.
Летели в спину грязи комья,
И жуткий слышался мне свист.
 
 
То ты с подругой обретённой
Всю жизнь мою «перемывал».
Я шла с душой разворочённой,
И коршун сердце мне клевал.
 
 
А поутру, совсем проснувшись,
Стряхнув кошмар ночного сна,
Химерам ночи ужаснувшись,
Увижу я: в окне весна,
 
 
И сад в цвету, и ты – со мною,
И лишь поэтому живу.
Я шторы свету дня открою,
И жизнь отпустит тетиву.
 
 
Стрела, что целилась мне в сердце,
Из сна в пространство улетит,
Но мир предательств и коммерций
Стрелою в памяти свистит.
 
 
Сия меня пусть мѝнет чаша!
Господь, помилуй, пронеси!
Не пережить того мне часа:
Весь мир могу я обрести,
 
 
Но потерять тебя, и значит –
Себя с тобою потерять.
Пусть в жизни будет всё иначе:
Тебя, как воздух, не отнять!
 

16 мая 2007 г.

На рассвете

 
Золотой монетой дня
Блещет солнце для меня,
И для всех, конечно, светит,
Кто и тьмы, и света дети.
 
 
А теперь монеты две:
В небе и в реке на дне, –
За бессонницу мне приз –
Утро лета без каприз.
 
 
Просто солнце. Просто светит.
Ярче чтоб жилось на свете.
Подниматься не устало.
А в реке-то вдруг пропало,
 
 
Провалилось, как в карман.
То ли съел его туман,
То ли рыба, то ли кит.
То ли сетью рыбаки
 
 
Отловили ту монету.
Не печалься: это лето,
Это просто снова утро
Рассыпает солнца пудру,
 
 
Отражаясь в водной глади,
Тихим светом речку гладит,
Космы длинные ракит. –
Всех утешит, кто не спит.
 
 
И теперь я поняла,
Почему же не спала:
С горизонта, как с вокзала,
Встретить день не опоздала.
 

15 мая 2007 г.

Пока ты со мной

 
Сегодняшний день, он – мой.
Пусть завтра ты будешь с другой
Смотреть на свою звезду,
Платя ей за счастье мзду.
 
 
Пусть óбразам завтра иным
Тобой воскуряется дым,
Но нам пока по пути
За счастьем вдвоём идти.
 
 
Пусть нашей мечты олень
Копытцем серебряным бьёт,
Разлуки же мрачная тень
Пусть света у дня не крадёт.
 
 
А коли уйдёшь, ту ночь,
Быть может, переживу,
Смогу если боль превозмочь,
Когда полоснёшь по шву.
 
 
Отчаянью дань отдав,
Скажу себе: что за дела?!
Он не был моим никогда,
Ничейной и я была.
 
 
Моя любовь – впереди.
Возможно, ещё дойду.
А смерть если опередит,
На небе её найду.
 

16 мая 2007 г.

Ревность

 
Что ты душу когтишь
И ночами не спишь, –
Ревность?
Опоила меня
Мутным зелием дня. –
А как пелось!
Долбишь каплей во льду,
Дуешь в ту же дуду
Нудно.
Горячо шепчешь вновь:
Ты теряешь любовь! –
Трудно.
Мысль вертѝтся – юла,
Что другая мила, –
Больно.
Мне разлука, что мгла,
А когда-то была
Вольной.
Что мне воля теперь?
Держит душу не дверь
В башне.
Одиночество – зверь
После стольких потерь
Страшный.
Не смотри на меня
Тучей сумрака дня
Рваной.
Мне бы ту залечить,
Что так кровоточит,
Рану.
В чём опору найду,
Обойти чтоб беду,
Ноги?
Знает сумрак-ведун,
Все дороги ведут –
К Богу…
Снова солнце взойдёт,
Разливая свой мёд –
Глянец.
И просохнет слеза,
Новый день-стрекоза
Светом утра в глаза
Глянет.
 

16 мая 2007 г.

Утро

 
День пытается пробиться
Через шторы на окне.
Он насвистывает птицей
Песню утра сонной мне.
 
 
Сна спадут пелéны, шоры,
Мысль пробудится, ясна.
Я раскрою в окнах шторы, –
Засияет в них весна.
 
 
На столе – букет фиалок,
Бело-жёлто-синих крох,
Он слегка подвял и жалок.
Рядом ландышей горох.
 
 
Сладковатым ароматом
Одурманит меня вдруг.
Пусть мой будет день богатым,
Как цветами вешний луг.
 
 
Утро – всё, как ожиданье
Чуда, сказки, волшебства.
Как наклон и колебанье
Жизни шаткого шеста…
 

17 мая 2007 г.

Жара в красках

(В тени +33 градуса)

 
Ультрамариновое утро.
И синий кобальт меж ветвей.
Для тех, кто к ночи не был мудрым,
Не будет утро мудреней.
 
 
И новый день в жаре и поте,
Как предыдущий, пролетит.
Людей в реке, как груш в компоте, –
От девяти до девяти.
 
 
Распят телами местный пляжик,
Кишит, орёт, визжит река.
А тот, кто лыка уж не вяжет,
Лежит «цыплёнком табака».
 
 
Краплак и кадмий, окись хрома[10]10
  Химические элементы, входящие в состав красок: соответственно, красного, жёлтого и зелёного цвета.


[Закрыть], –
Пестрит, жужжит весь пляжный рой.
Народ бежит к реке из дома,
Гоним нещадною жарой.
 
 
До синих плещутся мурашек,
Мелькают юркие мальки –
Детишки в речке, а мамаши
Готовят снеди им кульки.
 
 
Какой-то дурень оголтелый
На всю приёмник врубит мощь.
Ум перегрет и в ссоре с телом.
И завтра нам не светит дождь.
 
 
Жара. Жарища, как в пустыне.
Полýденный, без ветра зной.
К закату чуть народ остынет,
Гуськом потянется домой.
 
 
Чуть меньше дома – двадцать восемь.
И есть не хочется, но – пить.
В жару невольно вспомнишь осень. –
Жди, будет повод погрустить.
 
 
Оставь «филиппики»[11]11
  Филиппики – гневная речь обличительного содержания.


[Закрыть] на осень:
Дожди и холод ждут нас в ней.
Раскинет ночь всю в звёздах простынь.
Пусть утро будет мудреней…
 

27 мая 2007 г.

Попытка самоуговора

 
В день Вознесения Христа
Так дивно Ангелы нам пели!
Их взоры в синих небесах
Как будто в души нам глядели.
 
 
Две ветви веры в этот день
Вновь ýзами соединились,
Рассеял свет размолвки тень,
И Ангелы возвеселились.
 
 
И умиленная слеза,
Нежданная, из глаз скатилась,
И всё, что видели глаза,
Небесным светом осветилось.
……………………………………….
 
 
А в это время наверху
Сверлила дрель и бухал молот.
Болел и ныл сустав, опух,
И слух терзало дрели соло.
 
 
Соседка делала балкон, –
Чтоб не балкон был, а «конфетка».
Был так некстати шум и звон,
Примерно, как свинье салфетка.
 
 
Но я терпела. А куда,
Простите мне, могла я деться? –
Ведь к часу Страшного Суда
Есть смысл к сим звукам притерпеться.
 
 
Вдруг я у Бога не найду
Себе прощенья, оправданья.
– Терпи болезнь, беду, нужду,
Чтоб скрасить с Господом свиданье.
 
 
Не раздражайся и не злись, –
Для Бога нет ценней смиренья.
И, слыша циркулярки визг,
Внемлѝ за ним иному пенью.
 
 
С пилой и молотом смирись,
Попридержи язык и мненье.
Ведь хочешь в рай? –Тогда лечись
Досад, скорбей и бед терпеньем.
 

10 мая 2007 г.

В однокомнатной «хрущёвке»

 
Не раз мечтала о балконе
Я в тесноте первоэтажной,
Где всё, как в том «в одном флаконе»:
Мой будуар неавантажный[12]12
  Авантажный – от фр.: производящий благоприятное впечатление, привлекательный.


[Закрыть],
 
 
Мой кабинет, читальня, зала
С неразберихою вокзала,
И раздевалка, и кладовка
Совмещены здесь очень ловко.
 
 
Когда на нужное нет денег,
То о комфорте речь нейдёт:
То полка мне плечо заденет,
То корпус в щёлку не пройдёт.
 
 
И вот мечта во мне теплится:
Как будто есть уже балкон –
Светёлка и цветам теплица,
И до чего ж уютен он!
 
 
Внутри него цветы и столик,
И кресло, чтоб читать, читать…
Хоть в жизни я не трудоголик,
С балконом им могла бы стать.
 
 
И лучшей не было б мне доли –
Писать рассказы и стихи.
Плыла б в балконе, как в гондоле
Я по Венециям стихий.
 
 
Известно, любит вдохновенье
На крыльях воспарять в эфир.
А тут какое воспаренье,
Коль рядом кухня и сортир…
 
 
Мечта иссякла. Всё, как прежде.
Суха гортань, мечты взалкав.
Моя балконная надежда
Зависла где-то в облаках.
 

18 мая 2007 г

Случай в Асéевском парке

 
Настал черёмуховый май.
Цветут тюльпан, нарцисс, фиалка.
Свет жизни льётся через край, –
Цвести готова даже палка.
 
 
Как хризолитна в парке сныть!
Берёзки светятся в серёжках.
Отрадно с другом мне бродить
По старым парковым дорожкам.
 
 
И вдруг – хлопок! И крыльев взмах!
Стрелял в ворону «добрый» дядя.
На наше «Ох!» и наше «Ах!»
Плевал тот дядя, в «мушку» глядя.
 
 
Он выстрелил в ворону-цель
(из пневмопушки иль мушкета?).
И вздрогнула от страха ель,
Услышав «смерть» из пистолета.
 
 
Он был немолод, даже сед,
Но с выправкой легкоатлета,
Он даже, кажется, сосед
Ближайших этажей и клеток.
 
 
Померкла вдруг моя весна.
Упало сердце, будто в шахту.
Кричали птицы, ель, сосна,
И дядя вдруг покинул «вахту».
 
 
Ему я крикнула вослед:
За что её? Она – ЖИВАЯ!
«Мы все живые», – он в ответ
Отлаял, как сторожевая.
 
 
Как объяснить ему, в летах,
Что так нельзя, ворона – Божья!
И что не нам дано решать,
Кому не жить. Себе дороже
 
 
И нервам обойдётся речь.
Что говорить? – Она – жи-ва-я!!
Свою-то душу уберечь,
И то от смерти не желаем.
 

10 мая 2007 г.

Тирада против быта

 
Как вездесущи тараканы,
Всепроникающе-мерзки!
Сочатся каплями из кранов
Заботы наших душ мирских.
 
 
Как мухи или таракашки,
Куда ни глянь, всё на виду:
Стряпни, уборки, стирки, глажки, –
Всё липнут мухой на меду.
 
 
Забот вседневных мелочёвка
Так поглощает много сил,
Что к вечеру мечта – ночёвка.
Мечты иные быт скосил:
 
 
Учить язык, зарядку сделать,
Стихотворенье написать,
Своим заняться бренным телом,
Что стало часто «зависать»,
 
 
Как будто старенький компьютер,
А лямку-то ещё тянуть…
Да мало ль планов было утром.
И всё короче жизни путь.
 
 
И надо как-то исхитряться
Хоть главные успеть из дел,
Чтоб перед вечностью не клясться,
Что был талант, да «быт заел».
 

17 мая 2007 г.

Райские дни

 
Какие вдруг сине-зелёные дни
Для нас на земле наступили!
Они самоцветам их блеском сродни.
И нет ещё пуха и пыли.
 
 
И дождики были, хотя и без гроз.
И зелень повсюду полезла.
И светом пронизаны листья берёз.
Газоны узнали зуб лезвий.
 
 
По-летнему жарко. Черёмухи дух
Заполонил палисадник.
И комаров пока мало, и мух,
И прочих довесок досадных,
 
 
Что к лету положены, дабы оне
О бренности напоминали:
Хоть счастливы мы в этом солнечном дне,
Но рай всё ж не здесь, чтобы знали.
 

17 мая 2007 г.

И снова жизнь!

 
Жизнь ворвалась в мои стихи, как вихрь,
Торнадо, все сметающий преграды.
Едва записывать я успеваю их.
Возможно, то за боль мою награда.
 
 
Пишу о том, что было и что есть,
О будущем, как водится, мечтаю,
И это для меня – от жизни честь,
Такое счастье, – и сказать не знаю.
 
 
Об этом и мечтать я не могла:
Давно жила, лицом-душой уныла,
И заволакивала путь мой мгла,
А скорбь и вовсе чернотой покрыла.
 
 
Я думала, что жизнь моя прошла,
Что только эпилог её листаю,
И в обречённость, как в затвор, ушла,
Надежд крылатых выпустила стаю.
 
 
Но снова жизнь! И снова май и цвет!
И эту жизнь в стихах я воспеваю.
Не значит это, что в ней горя нет,
Но счастье есть, – я точно это знаю.
 

9 мая 2007 г.

«Иди и говори»

 
У меня вдруг открылись глаза.
Я от боли проснулась во мраке.
Свора бед, отпустив тормоза,
Погналась по пятам, как собаки.
 
 
Стала жить, округляя глаза,
Ужасаясь, стоная, болея.
Белый свет застилала слеза,
А собаки всё делались злее.
 
 
Я увидела мир, как он есть,
Без привычных романтик и флёра[13]13
  Флёр – скрывающая пелена, которая мешает ясно видеть что-либо; покров таинственности на чем-либо.


[Закрыть].
Были раньше – «ум, совесть и честь»,
А теперь лишь фиглярство актёра.
 
 
Оказалась я в смуте игры.
Окружала меня свора злая.
Я спасенья ждала до поры,
Всей жестокости игр тех не зная.
 
 
Я прошла эту боль, этот мрак.
И я видела смерть не из кресла.
И была бы смертельной игра,
Если б заново я не воскресла.
 
 
Но за это, судьба, не корю,
Что глаза, хоть и с болью, открылись.
Я проснулась: иду, говорю,
Над собой слыша Ангела крылья.
 

9 мая 2007 г.

Портрет с противоречьями

 
По жизни – трусиха и паникёрша,
Не в меру ленива, но в меру добра.
Бываю и мягкой, и колкой, как ёршик,
Терпеть не могу мата, хамства и драк.
 
 
Боюсь я болезней, хандры и старенья,
Но всё же и в старости мыслю пожить.
Люблю шоколадки, торты и варенье.
Искусству и Богу мечтала б служить.
 
 
Люблю и боюсь. Ненавижу, прощаю.
Сквозь слёзы смеюсь. Хоть не верю, но жду.
Несу ерунду. Временами вещаю.
Терплю (без смирения) боль и нужду.
 
 
Се есть человек. Я – от вашего роду.
А племя моё затерялось в веках.
Я двигаюсь в Лету, не ведая броду,
И вечности ветер лелею в руках.
 

9 мая 2007 г.

Возрождение к жизни

 
Как странно: я жила и не жила,
И повседневностью опутана, как тиной,
Я будто в стареньком кино была
И видела не жизнь – с неё картины.
 
 
Они лишь были копией плохой,
Порой вульгарной, реже – романтичной.
Я за своей преподавательской «сохой»
Себе казалась мудрой и практичной.
 
 
Вдруг оказалось, жизнь совсем не та,
Какой себе я раньше представляла,
И я как следует уже была в летах,
И жизнь меня как следует помяла.
 
 
Но после бед, несчастий, похорóн,
Судьба дала передохнуть все шансы.
Хотя весóм был дней моих урон,
Но понеслась я снова с жизнью в танце.
 
 
И, ощутив в себе восторг и дух стихий,
И вместо журавля увидев в небе цаплю,
Я стала снова петь и сочинять стихи,
Чтоб жизнь продлить, испить её по капле,
 
 
Как марочное пьёт гурман вино,
Писатель и поэт смакуют слово,
Как водолаз, спустившийся на дно
И выплывший из мрака к свету снова.
 
 
Хочу забыть, что забывать нельзя,
Хотя и помнить вроде бесполезно.
Смотрю, как возрождается земля
От холода, как затяжной болезни.
 
 
Земля живёт, надеется, цветёт,
И расцветает моё сердце с нею.
И в ульях жизни зреет новый мёд,
И я о мёде жизни думать смею.
 

9 мая 2007 г.

«Люблю и ненавижу»[14]14
  «Люблю и ненавижу» – название книги Т.Москвиной.


[Закрыть]

 
Стяжать не славу, но – венцы.
Не рвать у вечности мгновенья.
Так учат святости Отцы.
А я пишу стихотворенья.
 
 
Ведь если Слово дал Господь
(надеюсь, я – не графоманка),
Сквозь стынь и мрак, сквозь твердь и водь
Оно прорвётся к жизни танком.
 
 
И как смогу теперь посметь
Предать дарованное Богом?!
Препятствием мне будет смерть,
Но не дорóга, не дорóга.
 
 
Дышу – пою, хриплю – пою, –
Пусть этой песне люди внемлют, –
Как ненавижу и люблю
И эту жизнь, и эту землю!
 

10 мая 2007 г

Грусть Асéевского парка[15]15
  Парк, принадлежавший до революции промышленнику Асееву, находится на территории и в ведении нынешнего Тамбовского кардиологического санатория.


[Закрыть]

 
В Асéевском парке «врубают попсу»,
И берег реки тем же вторит.
Народу здесь кинули кость, словно псу,
Теперь особняк – санаторий.
 
 
Потрескались стены в нём и потолки,
Трещит и лепнина фасада.
И лопухом заросли уголки
Старинного барского сада.
 
 
На синей веранде не «дуются» в вист.
Оркестр не сзывает на бáлы.
Осеннего ветра пронзительный свист
Поёт здесь о том, что пропало.
 
 
Пока ещё ели стоят зелены,
Посажены любящим папой,
Пытаются ночью достать до луны
Мохнатой игольчатой лапой.
 
 
И дуб ещё помнит былые года
И предков асéевских деток.
Тоскою зелёной стекает вода
С его исторических веток.
 
 
Когда-то октябрьские злые ветра
По свету гнездо разметали.
Хранит особняк в себе горечь утрат.
И мы все счастливей не стали.
 
 
Теперь для «сердечников» краткий приют
Сей дом, разным хворям обитель.
Утративший роскошь былую, уют,
Обшарпанный, грустно глядит он
 
 
На деток, играющих там, где карет
Следы под асфальт закатали,
На кучки заплёванные сигарет
В беседках, где раньше летали
 
 
Амуры, а нынче прописан комар,
Бутылки, обёртки от свадеб,
На мата под крышей похабный кошмар,
На стройки ближайших усадеб.
 
 
Здесь жалобно совы кричат по ночам,
А днём разудалость гармошки
Частушки торчащим поёт кирпичам,
Да бродят несытые кошки.
 
 
В столовой под расписным потолком
Витает дух каш-макаронов.
С карниза с осыпавшимся уголком
Глядят на больных Маскароны[16]16
  Маскароны – особые декоративные орнаменты, представляющие собой комбинацию человеческого лица и стилизованных листьев, завитков и прочих украшений.


[Закрыть].
 
 
И жалок львов-масок беззубый оскал,
И в тёмных подтёках колонны,
Которые осенью дождь полоскал,
Зима не была благосклонной.
 
 
Дух прошлого в доме скорбит, и болит
Душа трёхсотлетнего дуба.
И бодрую песню поёт инвалид
Про Родину, сидя у клуба.
 

6 июня 2007 г.

Про собак и котов

 
Кто-то пуделей любит, терьеров,
Кто-то – колли, болонок и такс.
Им не вольно, но сытно в вольерах,
Если дом называть можно так.
 
 
Их балýют, собачьих инфантов,
Покупают им корм «Педигри»,
Видят в них кучу всяких талантов,
Моют, чешут, выводят угри.
 
 
Их стилисты стригут. Куафюры[17]17
  Куафюры – причёски.


[Закрыть]
Лепят из беспорядочных лохм,
Чтоб на вязке все стрелы Амура
Попадали в сердца, а не в блох.
 
 
Их выводят гулять на природу,
Поиграть и оставить свой след,
Показать экстерьер и породу,
В общем, скажем, выводят их в свет.
 
 
Тратят деньги, и время, и силы,
Чтобы шнауцер или терьер
Был на выгуле самым красивым,
Знал команды «Ко мне!» и «Барьер!»
 
 
Чаще жизнь удаётся у этих
Одомашненных мелких «скотов»,
Но, признáюсь, милей мне на свете
Внешность, взгляд и повадки котов.
 
 
Есть в кошачьей породе то нечто,
Что французы назвали бы «шарм».
Говорят, что коты видят нечисть
Сквозь зелёный хрусталевый шар.
 
 
Кот не любит домашние клетки,
Он гуляет, хозяин себе,
Доедая людские объедки,
Благодарен и этой судьбе.
 
 
Как он ест! Так усерден, неслышен,
Ушки ходят, мелькнёт язычок…
Если ж в лапы поймается мышка,
Кот играет в неё, дурачок.
 
 
Как пластичен он! Как грациозен!
И хотя в лишаé и плешив,
Если надо, как тигр, будет грозен,
Если хочет – то нежно-пушист.
 
 
На охоту выходит сторóжко,
На подушечках крáдется лап.
Вычищает он зубками «блошков».
Сам себе он травник-эскулап.
 
 
Любит нюхать весенние травки.
Защищает пространство своё.
Полакает в ближайшей канавке
И – мурлычет, про счастье поёт.
 
 
Много ль котику надо для счастья? –
Вот настала весна, и тепло,
Можно с кошечкой в травке встречаться,
Можно в окна смотреть сквозь стекло.
 
 
– Там за окнами бродят собаки:
Тест на службу, видать, не прошли.
Вечно нас провоцируют в драки…
Вон боксёр по прозванью «Али».
 
 
Пролетела сорока-трещотка.
Голубь выклевал дрянь из земли…
Вот машина с огромною щёткой
Едет и на прохожих пылит.
 
 
На окошке – спокойно и тихо.
Тут герань. Я гераньку люблю…
Шлейф зелёный весна шьёт-портниха.
Я в клубочек свернусь и посплю.
 

Апрель 2007 г.