Текст книги "Кружевное убийство"

– Вот и отлично. Когда? Сейчас?

Снежана бросила взгляд на часы – почти половина первого, скоро придет Зимин.

– Нет, не сейчас, – решительно сказала она. – Предлагаю сегодня все-таки выбрать образцы тканей, чтобы мы могли оформить заказ. Придут они не быстро. У меня на сегодня назначена встреча, поэтому предлагаю вам прийти в понедельник, как мы и планировали изначально. Я принесу коробку со сколками сюда. Кроме того, к этому времени я все-таки сплету пару образцов, чтобы вы могли увидеть разницу на конкретном примере. Устраивает вас такой план?

Отчего-то она была уверена, что противная посетительница откажется, но та милостиво склонила голову в знак одобрения.

– Да, меня все устраивает.

– Тогда Лида поможет вам выбрать ткани для белья и штор. Это наша сотрудница, у нее прекрасный вкус, а я на этом, с вашего разрешения, откланяюсь.

Рванув с вешалки пальто, она накинула его на плечи и выбежала на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. От запаха духов Светланы Павловны ее неожиданно начало мутить. Последнее, что успела заметить Снежана, – лучистый и восторженный взгляд, брошенный спешившей с альбомом тканей в руках Лидой на Артемия.

Мама с Татьяной Алексеевной уже были дома. После прогулки обе выглядели румяными и довольными. Впервые Снежана порадовалась визиту нежданной родственницы – мама заметно посвежела и казалась более оживленной. У вечно занятой Снежаны не хватало времени на подобные прогулки, и запертая в четырех стенах мама наверняка страдала от отсутствия как свежего воздуха, так и общения.

– Вот уж не думала, что в этом году такое скажу, но какие чудесные настали времена! – заявила мама, блестя глазами. – Когда такое было, чтобы у нас к обеду собирались гости! Снежинка, порежь хлеб, Таточка, мой руки, садись за стол, сейчас придет очаровательный молодой человек, и я разолью суп. Сегодня по просьбе Таты у нас снова борщ, а пока, если не терпится, можно начать с селедки. Снежинка, ты представляешь, мы с Татой завернули на рынок и купили свежайшей селедки. Так вдруг захотелось, м-м-м! И да, к селедке полагается водка. Вот, я заранее в холодильник графинчик поставила.

Снежана смотрела во все глаза. Графинчик с водкой, кажется, такие называли смешным словом «лафитничек», селедка, посыпанная зеленым луком и политая ароматно пахнущим маслом, нежное розовое сало, посыпанное черным перцем, разогретые пампушки с чесноком, сметана в маленькой плошке, расстеленная под всем этим великолепием кружевная, парадная скатерть, сияющие мамины глаза и розовые щеки, почти не трясущаяся голова и ничуть не дрожащие руки, уверенно расставляющие на столе какие-то плошки и вазочки. Да, маме определенно все нравилось, и за это Снежана была благодарна и сегодняшнему дню, и Татьяне Елисеевой.

– Не потеряли вас ваши дети? – спросила она у родственницы.

Та с удивлением посмотрела на нее.

– Разумеется, нет. Как они могли меня потерять, если человечество придумало сотовую связь, интернет, What’sApp и прочие мессенджеры? Я каждый день говорю со своими детьми и внуками. Кроме того, я скинула им фотографии вашего потрясающего Софийского собора и колокольни. Это такое место! Я остановилась и почувствовала, что у меня дыхание перехватило. Ведь где-то там, неподалеку жили наши предки. Я никогда не задумывалась, что голос крови действительно существует. Казалось, это что-то эфемерное, красивая выдумка для придания патриотичности и глубины чувствам. Но нет, сегодня я ощутила, просто физически, что он есть! Я стояла на этой старинной площади, смотрела на белоснежный собор, серебряные купола и просто ощущала себя частью этого места. Никогда и нигде мне не было так спокойно.

В глазах у гостьи стояли слезы. Мама подошла и обняла ее, прижав голову к груди, как делала с дочерью, когда та нуждалась в утешении. Снежана хотела что-то ответить, но не успела из-за раздавшегося звонка в дверь. Пришел следователь Зимин.

– Здравствуйте, милая девушка, – сказал он, когда Снежана отперла дверь. Она почему-то стояла и молча смотрела на него, не давая войти. – Что такое? Вы передумали меня кормить? Или разговаривать?

– Меня до сих пор никто не называл «милая девушка», – ответила она и сделала шаг, пропуская его в прихожую.

Их диалог ужасно ей что-то напоминал, вот только Снежана никак на могла вспомнить, что именно.

– Я не хотел вас обидеть.

– Я вовсе не обиделась, – возразила она и вдруг вспомнила. Ну да, конечно же! – Сейчас в соответствии со сценарием должна следовать ваша реплика: «Дело в том, что я ужасно правдив. Если я вижу, что девушка милая, я прямо так ей об этом и говорю», – сказала она и засмеялась.

Следователь Зимин озадаченно смотрел на нее.

– Боюсь, что я не понимаю.

– Разумеется, не понимаете. Это цитата из фильма «Обыкновенное чудо», когда медведь впервые встречается с принцессой. Он называет ее милой девушкой, и дальше следует тот диалог, который мы с вами воспроизвели практически слово в слово.

– И что? Из этого вытекает что-то важное? – Он снял куртку, ботинки и теперь переминался с ноги на ногу, стоя в носках на паркетном полу. Мужских тапок в доме не держали.

И не объяснишь же, что Снежана решила, будто он похож на медведя, а потому и диалог действительно прозвучал смешно! Еще подумает, что она набивается в принцессы, а это уж точно никуда не годится. С давно не стриженной богатой шевелюрой, уже начинавшей седеть, крупными чертами лица, мясистым носом, плотным телом, широкими ладонями с длинными крепкими пальцами, он действительно был похож на бурого медведя, который нежданно забрел в город.

Снежана вздохнула:

– Проходите, Михаил Евгеньевич. Вон туда, на кухню.

Усевшись за стол, гость познакомился с Татьяной Алексеевной, благосклонно принял из маминых рук запотевшую рюмку с водкой и восхищенно вздохнул при виде плывущей к нему тарелки с борщом, над которой поднимался душистый пар. Что ни говори, а мама знала толк в кулинарных изысках.

– Ну, рассказывайте скорее, – поторопила его Снежана.

– Дочь, ты что? Мне стыдно за тебя, – строго сказала мама и даже пальцем по столу постучала. – Сначала кормим, потом спрашиваем. Разве это мыслимо, за столом говорить о каких-то там трупах!

– Трупах? Каких трупах? – оживилась Елисеева. – Боже мой, какой шарман, я что, попала в настоящий детектив?

– Таточка, ты только не подумай, что Россия – бандитская страна, – не на шутку всполошилась мама, – это просто совпадение. Молодой человек расследует дело об убийстве. В лесу нашли труп, а при нем сколок работы Таты Елисеевой, твоей тезки и прабабушки.

– Ско-лок? – не поняла гостья. – Прошу прощения, но я не знаю это русское слово.

– Ах, боже мой, Снежинка, покажи!

– Нет уж, сначала кормим, потом показываем, – мстительно сообщила Снежана. – Татьяна Алексеевна, сколок – это рисунок, по которому плетется кружевной узор, я вам потом покажу.

– ОК, то есть хорошо, – согласилась пожилая родственница. – Но рассказывайте сейчас!

Под борщ Снежана быстро ввела ее в курс дела, дав возможность Зимину спокойно поесть, и только потом передала ему слово. Мама убирала со стола тарелки, накладывала второе – пюре и котлеты, ставила на стол миску с овощным салатом и тоже внимательно слушала.

Зимин быстро, но толково и довольно подробно поведал трем женщинам о беседе со странным жителем деревни Фетинино Иваном Петровичем Некипеловым, который опознал в убитой женщине некую Дарью Степановну Бубенцову и как заведенный талдычил о каком-то предке каторжнике и оставленном им дневнике.

Снежана слушала внимательно, у нее даже волоски на руках поднялись дыбом: во всем, что говорил Зимин, крылась какая-то тайна, касавшаяся, она чувствовала, ее лично. Мама тоже внимала гостю, напряженно сдвинув брови, что было для нее признаком особого интереса, а Татьяна Алексеевна даже рот приоткрыла и шевелила губами. Как вдруг поняла Снежана, она повторяла некоторые трудные для себя слова, чтобы лучше понимать быструю русскую речь. Может, не врет, и она правда иностранка?

– И как к этой самой Бубенцовой попал Таточкин сколок? – спросила Елисеева, когда Зимин наконец умолк.

– Именно это я и хотел попросить вспомнить Ирину Григорьевну и Снежану, – пожал плечами тот. – Бубенцова совершенно точно имела какую-то связь с вашей семьей, и мне хотелось бы понять, какую именно.

– Но зачем? – воскликнула мама. – Если убийца этот ваш Некипелов, то, скорее всего, он убил эту бедняжку по каким-то своим личным мотивам. Какое это имеет отношение к кружевному сколку?

– Во-первых, Некипелов в убийстве не признается. Твердит, что в последний раз видел Бубенцову живой и невредимой, и никаких улик, которые бы доказывали его причастность к убийству, у нас нет. Ничего, кроме этого кружевного рисунка. Во-вторых, если рисунок оказался единственным найденным при жертве предметом, то, с большой долей вероятности, это что-то да значит. А рисунок ведет к вам, дорогие дамы, хотите вы этого или нет.

– Не хотим, – мрачно сообщила Снежана.

– Почему, это же настоящий детектив! – всплеснула руками мама. – Я уже практически чувствовала, как от меня исходит противный запах нафталина, а тут такой шанс встряхнуться и проветриться. Правда, Тата?

– Пожалуй, правда, – согласилась гостья. – Отправляясь в Россию, я даже не гадала, что попаду в такое роскошное приключение. Мало того, что я нашла вас, так у меня еще есть шанс узнать какую-то тайну из прошлого моей семьи! Это замечательно.

Зимин смотрел на них во все глаза, словно две старые женщины внезапно сошли с ума. Пожалуй, Снежана его понимала.

– Мама, Татьяна Алексеевна, – начала она, и ее голос звучал строго, – раз уж вам так нравится вся эта ситуация, то давайте постараемся принести пользу следствию. Я совершенно точно никогда в жизни не слышала о Дарье Степановне Бубенцовой. Об Иване Петровиче Некипелове сегодня тоже услышала впервые. Теперь вы обе напрягитесь и вспомните, вдруг кто-то из ваших родителей, бабушек и других родственников упоминал в своих рассказах эти две фамилии: Бубенцовы и Некипеловы. Что может связывать их с Макаровыми?

– А почему не с Елисеевыми? – живо спросила Татьяна Алексеевна.

– Сколок относится к тому времени, когда Тата еще подписывала свои работы. Тогда она была Макаровой, значит, если какая-то связь есть, то она тянется именно в то время. Кто-нибудь из вас знает, когда Тата вышла замуж?

– Я знаю, – тут же откликнулась вновь обретенная тетушка. – Тата вышла замуж в 1893 году, а уже год спустя родила свою старшую дочь Наталью.

– Ну вот, значит, события, о которых может идти речь в дневнике каторжника, произошли до этого. Кстати, Михаил Евгеньевич, дневник можно прочитать?

– Я даже не знаю, существует ли он на самом деле, – пробормотал Зимин. – Признаться, экскурс Некипелова в историю оставил меня совершенно равнодушным. Мне все же кажется, что причина убийства утилитарна и кроется в нашем времени, а не в седой старине.

– Если бы не сколок, я бы с вами согласилась, – медленно сказала Снежана. – Но он все-таки есть и создан в середине девятнадцатого века, так что дневник, если он не плод фантазии подозреваемого, нужно отыскать и прочитать. Возможно, там обнаружится если не объяснение случившегося, то хотя бы ключ к нему.

Ей показалось, или во взгляде смотревшего на нее следователя промелькнуло восхищение? Он открыл было рот, но тут у Снежаны зазвонил телефон.

– Да, – сказала она, радуясь возможности сменить тему. Под взглядом медведя ей было жарко и неуютно, словно он видел ее обнаженной даже под одеждой. – Добрый день, Роман Юрьевич, рада вас услышать. Все ли в порядке? Вы здоровы? Вам ничего не нужно привезти?

– Это сосед по нашей даче, – пояснила мама то ли Зимину, то ли своей новой родственнице. – В отличие от нас, остается там зимовать, терпеть не может город: говорит, что не может здесь дышать. Он присматривает за нашим домом и участком, а мы ему раз в месяц продукты привозим. В смысле, что-нибудь вкусненькое. Так-то он не нищий, в помощи не нуждается – бывший военный, пенсия хорошая. Но бобылем остался, так что угощению рад.

Снежана уже закончила разговор и пережидала поток явно не нужной гостям информации.

– Мама, – наконец сказала она и порывисто вскочила, – нужно ехать на дачу! Роман Юрьевич сказал, что к нам влезли злоумышленники.

– Как? – спросила мама и молитвенно сложила руки на груди.

– Знамо, как: взломали замок да залезли внутрь. Роман Юрьевич сказал, что случайно заметил – дверь в дом нараспашку. Подошел проверить, а в доме все вверх дном перевернуто. Надо ехать.

– Да, конечно, – растерянно сказала мама. – Но как? На такси?

– Я могу вызвать свою машину, – с готовностью предложила Татьяна Алексеевна.

– Я вас отвезу, – спокойно предложил Зимин Снежане. – Собирайтесь и поехали, а вы, дамы, хорошенько заприте дверь, ждите нас и никому не открывайте. Понятно?

– Да, – хором ответили пожилые женщины, а Снежана побежала в свою комнату переодеваться в джинсы и теплый свитер.

Мир вокруг продолжал утрачивать привычные очертания. В этот проклятый год происходили все новые и новые напасти, и взлом старой дачи, как боялась Снежана, был вовсе не худшей из них.

Глава пятая

Место, где располагался загородный дом Машковских, в народе называлось «обкомовские дачи». Зимин много слышал о нем, а вот бывать не приходилось. Конечно, сейчас здесь уже не было той роскоши, которая в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века заставляла говорить об этом месте с придыханием, но основательность, с которой строили дома и благоустраивали участки, по-прежнему чувствовалась. Это Зимин смог оценить с первого взгляда.

Еще одно достоинство дач заключалось в том, что от города сюда можно было доехать минут за пятнадцать-двадцать. Когда-то направление считалось сложным из-за двух переездов, но несколько лет назад был построен виадук, и теперь добираться до дач стало чистым удовольствием.

Новые дома, построенные на участках, купленных у семей бывших «обкомовских» владельцев, здесь тоже были, но и старых, советских дач оставалось достаточно. Именно на такой дом указала Зимину Снежана, когда они въехали в поселок.

– Старая у вас дача, – сказал он, оценив аккуратный, но просторный дом. – Видно, что с историей.

– Папа купил его, когда стало можно, – охотно начала рассказывать Снежана. – У какого-то партийного работника, точно не знаю, у кого – если честно, никогда в этом не разбиралась. Папа всех этих людей знал, потому что бизнес начинал еще в перестройку. Когда этот дом стал нашим, папа запретил его переделывать и перестраивать: сказал, что эти дачи самодостаточны и никакого новодела не потерпят. Тогда я не очень понимала, что он имеет в виду, а сейчас, пожалуй, да. Самое трудное в жизни – достичь гармонии, а тут она есть.

– Согласен, – кивнул Зимин.

Эта женщина ему очень нравилась. Вернее, не очень, а просто нравилась. В ней не было тех качеств, которые он считал отталкивающими: она не навязывалась, не говорила с придыханием, не думала о том, какое впечатление производит, не старалась поймать, поработить или захомутать, не предъявляла требований. Зато была умной и очень проницательной, да и в логике ей не откажешь, а никакое качество Зимин не ценил больше, чем логичность мышления.

Привыкнув анализировать все свои действия, чувства и эмоции, он искал источник этой неожиданной симпатии, а главное – невесть откуда взявшегося доверия. Вот уже год майор Зимин совершенно не доверял женщинам. Он искал и не находил, что его смущало.

Открыв ворота, он загнал машину на участок, помог своей спутнице выбраться, повернулся к воротам, чтобы их закрыть, и нос к носу столкнулся с невысоким худеньким мужичком лет шестидесяти, одетым в камуфляжный костюм и резиновые сапоги. Впрочем, невысоким он выглядел с высоты двухметрового зиминского роста – как правило, большинство людей казались ему маленькими. В руке мужик держал топор.

– А-а-а, Снежаночка! А я-то думаю, кого опять нелегкая принесла? Машина-то незнакомая, и на участок заезжает, по-хозяйски так. А тут и без лишних чужаков беда. Ишь, чего удумали, хулиганье! По домам шарить!

– Здравствуйте, Роман Юрьевич, – отозвалась Снежана, и ее вежливость Зимину тоже нравилась, потому что сейчас люди не любят отягощать себя правилами приличий, кивнут, в лучшем случае, да и хватит. – Познакомьтесь, это мой новый друг, его зовут Михаил Евгеньевич, он любезно согласился отвезти меня сюда. Что случилось-то?

– То и случилось. – Мужик сорвал с головы охотничью кепку и начал мять ее в руках, явно волнуясь, – иду я днем по нашему с Лаской маршруту. Ласка – это собака моя, – счел нужным пояснить он. – Через забор глядь, а дверь-то в ваш, Снежана, дом нараспашку стоит.

– А вы всегда смотрите через забор? – уточнил Зимин. – Тут такой забор, что вам сквозь него не видно.

– Ух ты, глазастый какой, чисто следователь, – мужчина запыхтел, словно с досады, – а через забор я смотрю в одном месте, там ворота, видишь, неплотно сходятся, щелка остается, через нее я и гляжу. Не скажу, что каждый день, – чего нет, того нет, – но пару раз в неделю поглядываю, потому что за присмотр я ответственный. Так у нас заведено, да, Снежаночка?

– Да, Роман Юрьевич.

– И когда вы в прошлый раз смотрели в эту самую щелочку?

– Так, почитай, в субботу. Тогда все в порядке было, дверь заперта.

– А сегодня, значит, отперта.

– Ну да. Я за ключом от калитки-то сбегал, на участок зашел, на крыльцо поднялся, покричал для приличия. Вдруг, думаю, хозяева приехали, ну, то есть вы, Снежаночка, с мамой. Но нет, никто не отвечает. Я внутрь зашел, а там, мать честная! Погром, чистый погром. Все вверх дном перевернуто. Ящики из комодов выворочены, из шкафов все выброшено.

– И вы не побоялись один в дом заходить? А если бы тот, кто беспорядок учинил, все еще оставался там?

– А если бы и оставался, – мужик усмехнулся и вдруг, прямо на глазах, словно стал выше ростом. – Я в прошлом кадровый офицер, в Афгане воевал, мне бояться непривычно. Да и когда я за ключом от калитки бегал, топор прихватил. Вот, – он поднял его, демонстрируя недогадливому Зимину. – Впрочем, не было тут никого. Я весь дом обошел, даже на чердак поднялся. Там тоже все вверх тормашками, но лихоимцев нет.

– Господи, а на чердаке-то им что понадобилось? – изумилась Снежана. – Там точно ничего ценного нет, старые лампы, стулья и ненужная посуда.

– А в комнатах хранилось что-нибудь ценное? – уточнил Зимин.

– Нет, это же дача. – Снежана пожала плечами. – Телевизор, холодильник, микроволновка, чайник. Ничего такого.

– Ну что ж, давайте зайдем в дом и проверим, что пропало.

Снежана все еще топталась в нерешительности, и он первым поднялся на крыльцо, распахнул дверь и вопросительно посмотрел на мужика в камуфляже. Тот понял взгляд правильно.

– Да, это я закрыл, не оставлять же дом раззявленным. Тут, чего с первого раза не вынесли, со второго умыкнут.

– А что, у вас это норма?

– Нет, что вы. – Мужик, кажется, Роман Юрьевич, замахал руками. – У нас место тихое, спокойное. Люди все живут приличные. Кто «из старых», те с воспитанием, а кто из «новых», так те с понятиями.

– А сами вы из каких?

– Что, не по рангу мне в таком месте жить? – Мужик вдруг усмехнулся, словно оскалился. – Честно признаю: да, не по рангу. Но у меня тесть был – большая шишка. Дача от него в наследство жене моей осталась, сейчас тоже покойнице, а уж потом и мне. Дети в Москве, так что я тут и зимую. Город не люблю, задыхаюсь я в нем. А тут и воздух, и раздолье, и все при деле: то печку натопить, то за соседскими домами приглядеть. Вот, правда, за вашим, Снежаночка, домом недоглядел, каюсь.

Зимин перешагнул наконец порог, оказался в небольшой, но уютной прихожей и огляделся, пытаясь сориентироваться на местности. Так, налево кухня, направо гостиная, слева по коридору еще две комнаты, похоже, небольшие, и справа одна. Из прихожей лестница наверх, видимо, на тот самый чердак.

В доме было тепло, значит, отопление тут не печное.

– Папа обустроил батареи водяные, они от газового котла нагреваются. Тепло круглый год, – ответила на заданный им вопрос Снежана. – Мы зимой хоть и нечасто, но ездим сюда с мамой. Она любит по зимнему лесу гулять.

Вокруг действительно царил описанный соседом кавардак. Искали что-то явно не в спешке, а методично: не открытым не остался ни один, даже самый маленький ящик. Поднятые диваны, из которых выброшен нехитрый домашний скарб, при этом сочетались с нетронутой горкой буфета со стоящими аккуратными рядами рюмками, фужерами и стаканами. Большая жестяная коробка из-под датского печенья, в которой Снежана хранила пуговицы, нитки и иголки, оказалась выпотрошенной, а маленькая шкатулка с таблетками – нетронутой.

– Странно, визитеры даже не проверили, нет ли там украшений, – пробормотала Снежана. – Это довольно старинная шкатулка, ее можно было бы продать, но, в отличие от жестянки, она воров не заинтересовала.

По комнатам она передвигалась брезгливо, высоко задирая ноги. Зимину внезапно стало ее жалко, хотя с годами он привык осматривать место происшествия без излишней сентиментальности. У следователей, как и у врачей, есть свое кладбище, а цинизм – способ выжить и не выгореть, не более.

– Посмотрите, что именно пропало, – попросил он Снежану.

Та послушно начала озираться по сторонам. Прошла по всем комнатам, беззвучно шевеля губами, и вернулась в гостиную, с которой начала поиски.

– А вы знаете, Михаил Евгеньевич, ничего не пропало, – наконец сказала она. – Понимаю, это очень странно звучит. Но все, что могло представлять хотя бы минимальную ценность, на месте.

– Может быть, вы что-то не заметили? Представьте, что сюда залезли за тем, что, с вашей точки зрения, никакой ценности не представляет. Альбомы, журналы, книги, тетради, бумаги.

– Нет, – сказала Снежана, добросовестно обойдя дом еще раз. – Да и ничего из вами перечисленного здесь нет. Семейные альбомы мы храним в городской квартире. Никаких тетрадей и дневников у родителей никогда не водилось. Это действительно всегда была просто дача. Папа иногда здесь работал, но все его бумаги после того, как мы перестали иметь отношение к фирме, мама выбросила. Да они никому и не интересны спустя десять лет.

– А на чердаке что?

– Мои старые игрушки, – улыбнулась Снежана, – я никогда не соглашалась их выкинуть. Старое постельное белье, которое еще вполне может сгодиться на тряпки. Все, что больше не используется, но выбросить рука не поднимается. Кажется, даже папина старая дубленка до сих пор там.

– Пойдемте посмотрим.

Они поднялись по скрипучей лестнице на чердак, но там действительно не было ничего интересного, кроме ставшего уже привычным глазу бардака. Снежана вздыхала, видимо, представляя масштаб предстоящей уборки.

– Роман Юрьевич, надо бы замок в дверях поменять, – неуверенно сказала она. – Я вам денег оставлю, сделаете?

– Разумеется, – кивнул сосед. – Завтра же в ближайший поселок съезжу, замок подходящий куплю и врежу. Ключики у меня будут. В следующий раз приедешь – заберешь.

– Да, я думаю в выходные приехать с мамой. Надо тут привести все в порядок, нельзя на зиму бардак оставлять.

– А в полицию разве заявлять не будешь? – Внезапно Зимин заметил, что сосед смотрит на Снежану внимательно и недобро.

– Не буду, – снова вздохнула она. – Ничего не пропало, так, нашкодил кто-то. Не будет никто хулиганов искать, да и ни к чему это.

– Вы считаете, что в ваш дом влезли хулиганы? – Зимин не смог скрыть изумления ее наивностью. Снежана считала это в тоне, которым он задал вопрос, и застыла, словно пытаясь сообразить, в чем именно ошиблась. Да-а-а, синдром отличницы, что тут скажешь.

– А вы считаете, в мой дом влез кто? – уточнила она, впрочем, вполне миролюбиво.

– Здесь совершенно точно что-то искали, – сообщил Зимин, стараясь не выдавать своего превосходства.

– Что? – снова удивилась она.

– Я не знаю, вам виднее. Но ценные вещи не тронуты, ничего не украдено, а обыск, назовем это так, проведен методично и по всем правилам. Человек, который влез в ваш дом, искал что-то конкретное. Какую-то вещь, причем не мелкую. Не часы, не кольцо, не кулон.

– Потому что он не открыл шкатулку? – догадалась она. – Ну да, это логично. Но что бы этот человек ни искал, я понятия не имею, что именно это могло быть. Еще раз повторю: ничего, заслуживающего внимания, в нашем доме не было.

На этих словах она вдруг запнулась. Самую малость, но Зимин заметил.

– Что, Снежана? Вы о чем-то вспомнили?

– Да, у нас были три фигурки из дулевского фарфора. Бабушка их очень любила и собирала, а мама всегда терпеть не могла, считала мещанством и хотела выбросить, но папа не давал. Сказал, что, во-первых, это память, а ее нельзя снести на помойку, а во-вторых, что через какое-то время такие фигурки будут стоить целое состояние. Понимаете, мой папа был бизнесмен до мозга костей. Он просто внутренне чуял, на чем можно заработать, вот и эти фигурки выбросить не разрешил. Но, так как мама ни за что не соглашалась при переезде на новую квартиру тащить их с собой, фигурки отвезли сюда, на дачу. А сейчас я их не вижу.

– Фигурки дулевского фарфора, – задумчиво сказал Зимин.

– Ну да, была в советские годы такая фабрика Ликино-Дулево, которая делала столовые и чайные сервизы, очень ценившиеся. И еще они делали фигурки, например, Степана Разина, матрешки-невесты, сестрицы Аленушки.

– Да, я знаю, – кивнул Зимин. – Приходилось сталкиваться в одном деле. И также я знаю, что одна фигурка может стоить двадцать тысяч рублей. Но при этом есть и редкие. К примеру, фигурка женщины с детьми на прогулке. За нее коллекционеры от полумиллиона до миллиона готовы выложить.

– Правда? – удивилась Снежана. – Я не знала. Дело в том, что у нас как раз была такая «Мама с детьми на прогулке». Это серийная работа мастера Малышевой.

– Вот как! А остальные две фигурки какие?

– «Хозяйка медной горы» и «Гармонист с девушкой». Я, в отличие от мамы, в детстве любила их разглядывать. Жалко, если пропали.

– Посмотрите, пожалуйста, еще раз, – попросил Зимин.

Снежана снова послушно обошла все комнаты и вернулась к нему, покачав головой.

– Нет нигде.

– То есть рабочая версия, что преступник влез в дом за ценными фарфоровыми статуэтками? Или он все-таки искал что-то другое, а фигурки захватил в качестве моральной компенсации за потраченное время.

– Не было у нас больше ничего, на что стоило бы тратить время, – убежденно сказала Снежана. – А из-за фигурок мама совершенно не расстроится, это главное.

– Даже из-за той, за которую можно получить почти миллион?

– Так она же про это не знает. – Снежана вдруг рассмеялась, задорно и мелодично, как колокольчики из коробки просыпались. – А я ей ни за что не скажу, это останется нашей с вами маленькой тайной. Да, Роман Юрьевич? Вашей тайной тоже.

– Нешто я не понимаю, – с досадой сказал сосед и водрузил на голову кепку, которую до этого мял в руке. – Ой, как все нехорошо получилось!

– А вы, любезный, ничего не слышали и не видели? Тот, кто орудовал в доме, провел здесь не меньше пары часов. Он должен был на чем-то приехать, где-то оставить машину.

– Да кабы знать, в какой день! – воскликнул Роман Юрьевич. – В субботу, значится, все было в порядке, а сегодня уже полный раскардаш. А когда лихоимцы эти здесь побывали? Может, в воскресенье, пока я в соседний поселок за продуктами ездил, может, ночью, а может, еще когда. Ласка не лаяла, это точно. Дачный поселок у нас большой, домов много. Если он на другом конце транспорт свой оставил, а сюда пешком пришел, машину можно было и не услышать. Не зима, чтобы по снегу следы читать.

– Не зима, – согласился Зимин.

Можно было уходить, раз уж обращаться в полицию Снежана не хотела и по поводу случившегося особенно не расстраивалась. Он уже давно, с первых минут разговора понял, что материальные ценности не имеют для нее особого значения. Для жизни ей было нужно совсем немного – добротная, но не новая родительская квартира с оборудованной для рукоделья мастерской, старая дача с разросшимися яблонями на участке, одежда, сшитая своими руками. Мастерски сшитая, надо отметить.

В этой семье ели простую сытную еду – борщ с пампушками, домашнее сало с перцем, жареную картошку, ватрушки с корицей, пили ледяную водку, не считали каждый грамм, налипший на бока. А главное – не притворялись ни изысканными, ни модными, ни особенными. Ни мать, ни дочь, ни взявшаяся невесть откуда родственница, которая вызывала у Снежаны отнюдь не добрые чувства. Кстати, надо будет выяснить, почему. Загадки, касающиеся этой женщины, ему категорически не нравились.

– Поехали? – спросила Снежана, вторгаясь в его мысли. Зимин даже рассердился, что она помешала ему думать о ней. – Роман Юрьевич поменяет замок, а в выходные мы с мамой тут все приберем.

– Мне просто любопытно: вы что, совсем-совсем не расстроились?

Она пожала плечами – этот жест, как уже отметил Зимин, был у нее любимым.

– Расстроилась, конечно. Главным образом из-за того, что кто-то осквернил воспоминания моего детства, память папы – он очень любил этот дом. А больше не из-за чего расстраиваться. Мы с мамой не пострадали, все вещи, кроме статуэток, целы, пара часов уборки и новый замок – вот и все, чем мы отделаемся. Как говорится, спасибо, господи, что взял деньгами! В нынешнем году как-то особенно отчетливо видно, по какому поводу стоит переживать, а по какому – нет.

Да, пожалуй, его наблюдения и выводы касательно этой женщины были правильными.

– Поехали, – вздохнув, сказал Зимин, уверенный, что его мыслей, наблюдений и вздохов она даже не заметила.

* * *

Когда Снежана вернулась домой, то с удовлетворением отметила, что приезд новой родственницы продолжает оказывать на маму благотворное влияние. Мало того что во время ее отсутствия мама даже не волновалась и не обрывала телефон – рассказ про то, что на даче все перевернуто вверх дном, оставил ее совершенно равнодушной.

– Все живы и здоровы, порядок в выходные наведем, а фигурки эти мне никогда не нравились, – безмятежно сказала мама, наливая дочке и внезапно обретенной троюродной тетке горячего чаю. – Так что ничего страшного.

– Мам, а ты что, совершенно не волновалась, пока меня не было? – с любопытством спросила Снежана. – Ты же обычно терпеть не можешь, когда я одна куда-нибудь езжу.

– Ты была не одна, – все так же безмятежно сообщила мама и отправила в рот ложку клубничного желе, которое они в четыре руки накрутили летом, а с Михаилом Евгеньевичем, так что я была уверена: тебе ничего не угрожает.

– А кстати, вы заметили, что этот молодой человек очень похож на медведя? – вступила в разговор Татьяна Елисеева.

Снежана от неожиданности поперхнулась чаем и закашлялась. Мама с готовностью похлопала ее по спине.