Текст книги "Стереть из памяти"

– Тебе наверняка показалось, – безапелляционным тоном заявил мужчина. – Кто тут может кричать? Если только от любовных утех.

– Нет, эта женщина кричала от страха, – задумчиво сказала его жена. – Впрочем, ты прав. Нас по-любому это не касается.

Со вкусом выпив вторую чашку кофе, Лика вышла из ресторана и, не заходя в номер, отправилась на пляж. Ей нужно найти другие доказательства, что ночное происшествие ей не привиделось. Однако на пляже ее ждало разочарование. Утром здесь разровняли песок трактором, вдоль всего берега тянулись характерные полосы, свидетельствующие о хозяйском подходе, вот только все следы, если они и были, оказались безжалостно стерты.

На всякий случай Лика прошла от того места, где вчера лежало тело, вправо и влево метров на двадцать, но разрыхленный ровный песочек надежно скрывал все тайны. Немного подумав, она вернулась к началу и теперь пошла в сторону сосен и скрывавшейся за ними дороги, внимательно глядя под ноги. Если услышанный ею вчера шум мотора связан с исчезновением тела, то вполне возможно, что какие-то улики остались под деревьями. Там же не проходила борона.

Поиски были тщетны. Лика уже собралась признать поражение и уйти, как вдруг в траве что-то блеснуло. Она присела, чтобы разглядеть получше. Притулившись к выступающему корню сосны, в песке лежала сережка, по виду довольно дорогая, по крайней мере, россыпь камушков на ней была похожа на черные бриллианты, пусть и некрупные.

Интересно, имела эта находка отношение к вчерашнему трупу или нет? Лежащая на берегу девушка была в черном брючном костюме, но украшения на ней Лика не разглядела. Оно и понятно, в темноте и стрессе это вряд ли возможно. Немного подумав, Лика сфотографировала свою находку с разных ракурсов, чтобы как можно лучше зафиксировать ее местонахождение, а потом вытащила из рюкзака футляр из-под темных очков, достала салфетку, служащую для протирания линз, аккуратно захватила ею сережку, чтобы не смазать отпечатки пальцев, поместила в футляр и прикрыла салфеткой.

Тут потенциальная улика будет в полной безопасности. Если что-то прояснится, то Лика отдаст ее в полицию, а если нет, то перед отъездом оставит администратору отеля. Вдруг она ошибается, сережка не имеет к случившемуся на пляже никакого отношения и ее хозяйка, живая и здоровая, ищет свою пропажу?

Часы уже показывали полдень, возвращаться в отель не хотелось, обозревать окрестности Сестрорецка тоже. Зуд расследования, хорошо знакомый каждому сыщику, будоражил кровь. Немного подумав, Лика решила дойти до Светланы. Вдруг ее семья тоже ночью что-то слышала? Конечно, бывший дом бабушки и деда стоит в глубине и чуть в стороне, но что-то же погнало маленькую Лушу на пляж той ночью двадцать лет назад! Возможно, она что-то услышала, просто не помнит. А вдруг и вчера новые жильцы их дома тоже что-то слышали или видели?

Светлана в беседке возилась с царским вареньем.

– Добрый денек! – крикнула она, завидев Лику у забора. – Заходите.

– Спасибо! – тоже крикнула в ответ Лика. – Давайте я вам помогу.

– Оно вам надо? – усомнилась Светлана. – Это такое дело нудное.

– Я помню. – Лика засмеялась. – Меня бабушка всегда усаживала чистить крыжовник перед варкой этого варенья. Я, признаться, это занятие ненавидела, а сейчас поняла, что соскучилась.

– Тогда сейчас фартук принесу. Ягода сладкая, липкая, испачкаетесь.

В четыре руки дело пошло быстрее. Лика отрезала хвостики и выдавливала содержимое ягоды, а Светлана споро и точно вставляла внутрь кожицы почищенные и мелко порубленные грецкие орехи. Гора ягод в ведре становилась все меньше, а в предназначенном для варки тазу все больше.

– Из сердцевины я джем варю, – рассказывала хозяйка. – Тоже вкусно, хотя и не так красиво, как само варенье. Но с блинами самое то. Мои любят. Как вам тут отдыхается?

– Замечательно, – слегка покривила душой Лика. – Только вот ночью спала плохо. Сначала сон страшный приснился, у меня бывают кошмары. А потом женщина какая-то кричала. Не слышали?

– Нет, – покачала головой Светлана. – Хотя муж что-то говорил. Он, простите, в туалет вставал, так ему показалось, что на пляже какая-то женщина кричала, а потом чуть позже вроде «Скорая» куда-то проехала.

Да, «Скорая» была. Это точно. Лика размышляла над тем, что еще спросить, чтобы побольше узнать по интересующей ее теме, но не успела, потому что калитка открылась и появился высокий, довольно красивый мужчина, по виду ровесник Светланы, отчего-то показавшийся Лике смутно знакомым.

– Светлана Леонидовна, добрый день.

– Здравствуйте, Константин Ливерьевич.

– Был в школе по делам, заодно выяснил, когда приемка к новому учебному году. На двадцать второе число назначена. Пойдете?

– Да, спасибо, обязательно. А то потом не допросишься, чтобы недоделки устранили. Знакомьтесь, это Лика, она в «Зеландии» отдыхает, а раньше в этом доме ее бабушка и дедушка жили. А это Константин Ливерьевич Благушин, мой сосед и коллега.

– А я ведь вас помню, – сказала Лика, потому что действительно вспомнила. – Вы историю преподавали, а летом иногда на пляже вместе с детворой пекли картошку в золе и очень интересно рассказывали про Сестрорецк, Питер и Финский залив. А еще как-то собрали нас и отвезли на экскурсию в Кронштадт. Он тогда совсем закрытый был, но вы как-то договорились.

– Было такое, – улыбнулся Благушин. – А вы, значит, внучка Анны Ивановны и Андрея Сергеевича. Давненько вас тут не было видно.

– Да, я их внучка. И да, давненько. Я двадцать лет тут не была, вот решила приехать, вспомнить детские годы.

– Детство – чудесная пора, – согласился ее собеседник. – А остановились у Светланы Леонидовны? В отчем доме, так сказать.

– Нет, я в «Зеландии» живу, – улыбнулась Лика. – Со Светланой мы только вчера познакомились. А вы, значит, все так же в школе работаете?

– Да-да. Все так же сею разумное, доброе, вечное. История, знаете ли, за двадцать лет совершенно не изменилась. Да и дети тоже.

Со сказанным Лика могла бы поспорить, но не хотелось. Ярко светило солнце, гудели над ухом то ли жуки, то ли шмели, тек по пальцам сладкий крыжовенный сок.

– А у вас еще дочка была, – вспомнила она. – Маленькая такая, смешная, с тоненькими косичками. Ей лет пять было, когда я ее видела в последний раз. Только вот не помню, как ее звали, вы уж простите.

– Да ну что вы! – Благушин засмеялся. – Было бы странно столь серьезной шестнадцатилетней барышне, коей вы были в то время, интересоваться пятилетней пигалицей. Иришкой ее зовут. Ныне уже взрослая совсем девица. Ладно, дамы, рад был вас повидать, но пойду домой. Затеял небольшой ремонт крыши, до конца каникул надо успеть.

– Вы уж простите, Константин Ливерьевич, что я вам чаю не предлагаю, но у нас тут вот! – Светлана провела руками над заставленным столом. – Если придете послезавтра, то угощу свежим царским вареньем. Сегодня сварю, завтра настоится, и готово будет.

– Зайду обязательно, вся округа знает, что в варке варенья вам равных нет. Впрочем, как и в пирогах. Выпечка Эльмиры Степановны вашей в подметки не годится.

– Только ей об этом не говорите. – Светлана озорно засмеялась. – Обидится.

– Женщин обижать нельзя, – заметил гость и ушел, снова оставив хозяйку и Лику одних.

– Чудесный человек и учитель от бога, – доверчиво поделилась Светлана, вернувшись к крыжовнику. – Жаль, овдовел рано. Дочка его в выпускном классе училась, когда мать от рака поджелудочной железы умерла. Почитай, за два месяца сгорела. Хотя до этого болела часто. Жили-то душа в душу. Константин Ливерьевич, сами видите, мужчина видный, а в молодости так и вообще красавцем был. Сколько в него школьниц повлюблялось – страсть! Да и учительниц тоже. И все на глазах у жены. Она тоже в нашей школе преподавала, математику. Так вот ни разу он никого в неловкое положение не поставил. Умел так поговорить, чтобы и не обидеть, и место указать. Да и сейчас умеет.

– Это вы про Эльмиру Степановну? – Лика вспомнила разговор, который вели две администраторши при ее заселении. Про пироги, которые эта самая Эльмира должна была занести отцу своей напарницы. А ту зовут как раз Ириной, значит, она Благушина дочка.

– Ну да. В двух улицах отсюда живет. С мужем как развелась, так и положила на Константина Ливерьевича глаз. Вернее, с юности она на него заглядывалась. Правда, на время успокоилась, даже замуж вышла, и вот… На колу мочало, начинай сначала. Прокладывает путь к сердцу мужчины через желудок. И Иришку в помощницы привлекла. Мол, негоже мужчине одному жить, ему ласка нужна и женское внимание, да и в дом хозяйка. Ты, мол, Ирина, замуж выйдешь и о муже заботиться будешь, а отец один останется. В общем, уболтала девчонку, так что в два голоса теперь стараются.

– А Константин Ливерьевич что? – Лика вдруг заинтересовалась, хотя излишним любопытством никогда не страдала.

– А он кремень. – Светлана внезапно рассмеялась так весело и задорно, что разом помолодела лет на десять. – Вы же Эльмиру видели. Ну не пара она ему, что уж греха таить. Он же хоть и мой ровесник, а красавец. Молодые женщины заглядываются, куда уж Эльмире с ними тягаться!

– То есть у него кто-то есть?

– Да уж наверное. – Светлана пожала плечами. – Мужик он еще молодой, здоровый. Почему бы и не быть? Я его как-то с одной женщиной видела даже, но не у нас в Сестрорецке, а в Питере. В торговый центр заехала по дороге от сына, и там Константин Ливерьевич с дамой. Она молодая. Не девочка, конечно, но твоих примерно лет, может, чуть старше. Эльвира бы увидела – умерла. Но блюдет он себя, чтобы никто ничего не узнал. Репутацию бережет. Это и верно. Город маленький, он учитель, вся жизнь на виду. Вот если серьезно сладится с кем, тогда можно и рассказывать. Но это вряд ли, уже восемь лет один да один. Я как-то спросила по-соседски. Шашлыки мы тут у нас жарили, выпили немного, вот я и решилась. А он так серьезно посмотрел на меня и сказал: «Я, Светлана Леонидовна, однолюб». Вот как бывает.

Женщина вздохнула.

Еще за час они расправились с крыжовником, Светлана унесла таз в кухню, где поставила на плиту, а сама накрыла стол к обеду. Лика начала отнекиваться и прощаться.

– И не думай даже, – прервала ее неловкие отказы Светлана. – Ты так мне помогла, я бы одна еще несколько часов корячилась. И незачем тебе в ресторане обедать. Дорого там, поди. А у меня окрошка на домашнем квасе и курочка, с черносливом тушенная. Что ж мне одной обедать, в компании-то веселее!

Лика позволила себя уговорить. Светлана ей нравилась, как и новая атмосфера ее старого семейного дома. Здесь по-прежнему жила любовь, а потому и дом не старел, не болел, не рассыпался, не стонал под ногами. Жизнь продолжается, вот что давал он понять присматривающейся к нему Лике. Впервые за много лет она с этим согласилась.

* * *

У Светланы она просидела до пяти часов. Их ладно текущую беседу прервал телефонный звонок Антона Таланова, сообщившего, что он сдал свою срочную работу и готов приступить к обязанностям сопровождающего.

– Если ты не передумала, то завтра съездим на кладбище к твоему деду. Отправимся на машине, все-таки не близко. Зато сегодня я предлагаю прокатиться по окрестностям на велосипедах. Ты как, готова к физическим нагрузкам?

Лика неожиданно воодушевилась, хотя к сильно спортивным людям себя не относила. Более того, на велосипеде она в последний раз сидела в далеком детстве. Здесь, в Сестрорецке, вся ребятня гоняла на великах, и у нее он тоже был, подаренный дедом. Она никогда не забирала велосипед домой, потому что зимой на нем все равно не покататься. Он оставался ждать ее в Сестрорецке до следующего лета и сгинул после продажи дома.

Бабушка тогда вообще практически ничего с собой не привезла, только одежду. Даже альбом с семейными фотографиями остался в старом доме. Лика все хотела спросить Светлану, куда он подевался, но так и не решилась, боясь услышать, что его выбросили. Кому нужны старые воспоминания?

– Давай прокатимся, – сказала Лика Антону. – Только недалеко. Я не садилась на велосипед двадцать лет.

– Боишься, что разучилась? Так это невозможно.

– Нет, просто боюсь, что вдруг упаду, да болеть все будет с непривычки потом.

– Ладно, недалеко так недалеко. Ты сейчас где? В отеле?

– Нет, у Светланы.

– Тогда приходи к моему дому, а я пока выкачу велосипеды. Ты помнишь, где это?

– Конечно. – Лика даже засмеялась, оттого что, по его мнению, могла это забыть. – Через две минуты буду.

Распрощавшись со Светланой и получив приглашение приходить в любое время, Лика вышла из калитки, повернула направо и по все той же узкой улочке-тропинке пошла к видневшемуся неподалеку дому, поблескивавшему синей, разумеется новой, крышей. Да, многое здесь изменилось за двадцать лет, и даже те дома, которым повезло не быть снесенными, выглядели по-новому.

Антон уже ждал ее снаружи забора, к которому оказались прислонены два велосипеда. Один она уже видела накануне, на нем Таланов приезжал вчера к Светлане, а второй оказался тоже новеньким, блестящим, довольно дорогим и явно женским. Это Лика поняла, хотя совсем не разбиралась в велосипедах.

– Откуда у тебя женская модель? – спросила она на правах почти старшей сестры. – Дамы сердца?

– Нет, мои дамы не посягают на мое сердце, а следовательно, и на территорию настолько, чтобы хранить у меня свои велосипеды. Это моей младшей сестры, Юльки.

– У тебя есть младшая сестра? – Лика удивилась, потому что в ее воспоминаниях Антоша являлся единственным ребенком в семье Талановых, отчего и капризен был без меры.

– Да, родители решились на второго ребенка, когда мне исполнилось десять и им надоело надо мной трястись. Это сильно улучшило мой характер, потому что они наконец-то от меня отстали со своими заботами и переключились на сестру. Юльке восемнадцать, первый курс оканчивает. Чумовая девица, я вас обязательно познакомлю.

Да, привычный детский мир необратимо изменился. Другими стали не только дома, но и люди. Лика подошла к велосипеду, сверкающему на солнце хромированными частями, опасливо взялась за руль, перекинула ногу, коснулась педалей, села и покатила так легко, будто делала это каждый день.

– Здорово! – крикнула она Антону, с улыбкой наблюдавшему за ней. – Догоняй!

Идя сюда, она решила, что Таланов именно тот человек, которому можно рассказать про таинственное ночное происшествие, не опасаясь, что тебя поднимут на смех. Нет, Лика вовсе не думала, что ему что-то известно про случившееся на пляже. Его дом стоял совсем далеко от берега, так что никаких криков он слышать не мог, но ей же очень нужно с кем-то посоветоваться или хотя бы просто выговориться.

Впрочем, сейчас, с велосипеда, это не так-то просто сделать. Они то ехали рядом, то выстраивали своих железных коней друг за другом, да и за дорогой нужно было следить, не отвлекаясь на разговоры. Еще свалиться не хватало. Проехав через Средний парк, они вернулись на берег Финского залива, слезли с велосипедов и уселись на больших камнях, оставшихся с их детства.

– Антош, мне нужно с тобой поговорить, – сказала она, легонько вздохнув.

– Я тебя слушаю, – тут же откликнулся Таланов.

Лика начала рассказывать, четко следуя логической линии, как бывало всегда, когда ей нужно выступать публично. И про сон рассказала, и про сделанные выводы, и про то, как, услышав крики, пошла на пляж, и что было потом.

– Это же опасно, – заметил Антон. – Луша, как ты могла так рисковать? Почему ты мне не позвонила?

– Ночью? Из-за того, что мне что-то послышалось?

– Ладно, это уже случилось. Просто пообещай, что больше ты никогда так не поступишь.

Вид у него был такой серьезный, что Лика даже улыбнулась. Вырос мальчик, ой как вырос!

– Хорошо, обещаю.

– Ладно. Теперь давай рассуждать логически. Я бы разделил эту ситуацию на две части: то, что произошло двадцать лет назад, и то, что сейчас. Основной вопрос: ты вспомнила, что произошло тогда на пляже или тебе это приснилось? Не торопись, подумай, это важно.

– Мне это приснилось, – призналась Лика, помолчав. – То есть когда я проснулась, я была уверена в том, что все именно так и было, потому что это все объясняет. Но гарантировать это на сто процентов я не могу. Обрывочные воспоминания всплывают в голове постоянно, но они не соединяются в общую картину. А сон был связным и очень подробным.

– Хорошо, – продолжил Антон. – Идем дальше. Сколько времени ты отсутствовала на пляже?

Лика снова подумала.

– Мне всегда было трудно оценивать время. От берега, где я оставила ту женщину, до отеля я бежала. Это максимум минуты две. На то, чтобы разбудить Ирину и заставить ее позвонить в полицию, ушло еще две минуты максимум. Приехали они минут через семь-десять. Итого, будем считать, минут пятнадцать. Еще пять добавляем на мой рассказ и дорогу до пляжа.

– Нет, не добавляем, – покачал головой Таланов. – Когда вы вышли из калитки на Пляжную улицу, на ней уже никого не было. Значит, преступник уже подогнал машину, оттащил тело с песка на дорогу, засунул его в багажник и уехал. На все это у него было пятнадцать минут, вполне достаточно.

Лика с благодарностью смотрела на человека, который не крутил пальцем у виска и не говорил ей, что она просто слишком впечатлительная дурочка, принявшая сон за реальность. Женщина на пляже была не сном, а явью. В этом Лика нисколько не сомневалась. Ей не показалось и не привиделось.

– Как, ты говоришь, фамилия полицейского, который приезжал на место преступления?

– Капитан Спиридонов.

– Вадька.

– Ты его знаешь?

– В одном классе учились. Вот что, я ему вечером позвоню.

– Зачем? Чтобы он сказал, что какая-то ненормальная переполошила всех ночью из-за несуществующего трупа?

– Нет, чтобы он поднял сводки и проверил, не значатся ли в нем исчезнувшие женщины тридцати пяти лет. Если эту женщину убили, а тело спрятали, то ее вполне может кто-то искать, понимаешь?

– Да, понимаю. Но времени слишком мало прошло. Заявления об исчезновении людей принимают, если я не ошибаюсь, только через двое суток.

– Официально да, но тревогу люди начинают бить, как правило, раньше. Вдруг кто-то обращался? Женщина не пришла домой ночевать, вполне себе повод панику поднять.

– Антон, а ты можешь попросить своего одноклассника узнать, а где сейчас те преступники, которых осудили за убийство Регины и еще четырех мужчин? Им тогда дали по десять лет, они давно уже должны были выйти на свободу. Вдруг кто-то из них вернулся в Сестрорецк и взялся за старое?

– Да, разумная мысль. – Антон с уважением посмотрел на Лику, и ей отчего-то стало приятно высказанное им одобрение, как будто это она была маленькой девочкой, а он взрослым мужчиной, смотрящим на нее сверху вниз. – Попрошу.

– И еще вопрос. Просто я плохо знаю Сестрорецк, особенно нынешний. Увезя с пляжа мертвое тело, этот человек должен был где-то его спрятать. Не домой же к себе он труп унес. И по городу ездить с мертвой женщиной в багажнике тоже не будешь. Остановят еще, не дай бог. В округе есть места, где можно спрятать труп?

Теперь взгляд Антона стал внимательным, острым.

– Луша, я не понял, ты хочешь этот труп найти, что ли?

– Я хочу понять, что случилось двадцать лет назад и какое отношение то старое происшествие имеет к тому, что я видела вчера собственными глазами. Я ради прошлого сюда приехала. Но сделать я это не могу, потому что мне никто не верит. И если для того, чтобы доказать свою правоту, мне надо найти тело, то я готова его поискать. Не думаю, что мест, где его можно спрятать, так уж много.

– Много, – пожал плечами Антон. – Заброшенных дач, к сожалению, еще достаточно. Но ты права, вряд ли преступник увез тело далеко. Это довольно опасно, особенно если ты не планировал убийство заранее и действуешь в спешке.

– А почему ты думаешь, что он не планировал убийство заранее?

– Да потому что тогда его вряд ли совершили бы на пляже, где убийца мог попасться кому-то на глаза. Нет, он действовал не по заранее продуманному сценарию. Скорее всего, он убил эту женщину в приступе ярости, неожиданно для самого себя.

– Да, ты прав, – согласилась Лика. Ей было ужасно интересно. Сыщицкий азарт, вот как это называлось. – Я об этом не подумала.

– В общем, я поговорю с Вадькой, а потом мы решим, что делать дальше. Только, Луша, пообещай мне еще раз, что ты не будешь ничего предпринимать одна. Если тебе придет в голову какая-нибудь мысль, то ты сначала расскажешь мне. Договорились?

– Договорились, – согласилась Лика.

– Тогда поехали обратно.

Тем же путем они вернулись к дому Антона и слезли с велосипедов перед калиткой.

– Катаетесь, молодежь? – со своего участка к ним обращался школьный учитель Константин Благушин, обрывавший листики с куста черной смородины.

– Покатались уже, Константин Ливерьевич, – отозвался Антон. – Сейчас будем ужинать.

Лика с изумлением уставилась на него, ни о каком ужине они не договаривались. Впрочем, после прогулки на велосипеде она чувствовала голод, просто собиралась попрощаться и вернуться в отель, чтобы перекусить в ресторане. Что ж, если Антон собирается накормить ее у себя дома, то она не против.

– Приятного аппетита, – доброжелательно сказал Благушин. – Меня Иринка тоже сейчас будет ужином кормить. Отоспалась с суток и приготовила. Вот ведь хозяюшку вырастил. Сердце не нарадуется.

– Передавайте привет. Пойдем, Луша.

Он открыл калитку и пропустил Лику во двор, затем завел внутрь оба велосипеда, свой оставил у калитки с внутренней стороны, второй завез в стоящий неподалеку сарай.

– Говоришь, невесты у тебя нет. А чем Ирина не невеста? – лукаво спросила Лика. – Я ее в отеле видела, вполне симпатичная.

– Ага. Сосед спит и видит, что мы начнем встречаться. Вот только в мои планы это не входит. Ирка, конечно, хорошая девчонка, но не для меня. В смысле, меня она не привлекает.

– А в ее планы? Она, наверное, в тебя влюблена, признавайся.

– Да ну, не говори глупости. У нее другой поклонник есть. Она из тех женщин, что предпочитают мужчин постарше.

– В смысле? Ты его видел, что ли?

– Ну да. Встретил их как-то в Солнечном, в ресторане. Я с друзьями был, день рождения отмечали. А Иринка за соседним столиком сидела, с мужиком лет сорока пяти. Представительный такой, я бы даже сказал красивый. Выправка военная. Так что я ей без надобности. А от отца она свой роман скрывает.

– Откуда ты знаешь?

– Да она же в ресторане тоже меня заметила. И назавтра забежала перед работой и попросила держать нашу случайную встречу в тайне. Я, разумеется, пообещал, потому что мне бы и в голову не пришло кому-то об этом рассказывать. Я еще тогда подумал, что этот мужчина, скорее всего, женат, поэтому Иринка и не хочет, чтобы отец знал. Он у нее такой, старых правил. В чем-то зануда. Учитель, что тут еще скажешь.

На ужин были заранее нажарены котлеты, к которым Лика быстро настрогала овощной салат. Антон открыл бутылку красного вина, и они уселись за круглым кухонным столом, вспоминая детские годы.

– Ты больше не болеешь? – спросила Лика. – Сколько я себя помню, у тебя все время вылезали какие-то болячки.

– Нет, после рождения Юльки выяснилось, что я совершенно здоров. То ли уже перетаскал на себе все детские хворобы, то ли от меня действительно нужно было просто отстать.

– Да, я помню, как однажды пришла к вам, кажется, бабушка просила что-то передать Ольге Тимофеевне, уж и не вспомню, что именно, а ты сидишь на горшке в зимнем пальто, шапке, валенках и шарфом повязанный. На улице жара градусов тридцать, а ты весь укутанный, потому что какой-то очередной врач велел твоим родным собрать материал для анализа пота. Пот у тебя тогда с бровей стекал и с носа тоже. Ольга Тимофеевна его в баночку из-под майонеза собирала.

– Ужас. Неприлично говорить мужчине, что ты помнишь его сидящим на горшке, – заявил Антон и прищемил Лике кончик носа. – Кто тебя только воспитывал?

– Тоже мне мужчина. Мальчишка! – высокомерно заявила Лика, помня, что на правах почти старшей сестры ей можно так говорить. – Это я тебя воспитывала, между прочим. Сказки тебе читала и кашей кормила, так что имею право. Отпусти мой нос, хулиган.

И они оба засмеялись.

Это был хороший и какой-то спокойный вечер. По крайней мере, Лике казалось, что сидящего напротив нее человека она знает давно-давно. Много лет. Конечно, так оно и было, но двадцать лет, на протяжении которых они не виделись, словно растворились, канули в небытие. Антон Таланов казался Гликерии Ковалевой не другом, нет, а словно частью ее самой, как рука или нога.

В половине десятого она решила, что пора и честь знать. Прошлой ночью она совсем мало спала, а сегодняшний день оказался богатым и на прогулки на свежем воздухе, и на встречи с разговорами. Лику клонило ко сну, и она раз за разом зевала все шире.

– Я пойду, Антош, – сказала она, вставая. – А то у меня сейчас рот порвется.

– Я тебя провожу.

– Да не надо меня провожать, – запротестовала Лика. – Тут идти-то пять минут. Я уже, если ты не заметил, достаточно взрослая девочка, так что доберусь. Вот только посуду помою.

Она составила тарелки друг на друга, пошла с ними к раковине и вдруг замерла как вкопанная. Рядом с раковиной стояла подставка для ножей. Обычная китайская металлическая подставка, наполненная пластиковой соломкой, в которую были воткнуты три стальных ножа и четвертый, Лика глазам своим не поверила, с характерной ручкой из бересты. Такой, как делал ее дед. Она машинально мыла тарелки, не отрывая взгляда от приметного ножа.

– Это неправильно. Я доведу тебя до отеля. – Антон отвлек ее внимание от подставки. – Вот только маме позвоню. Я всегда звоню ей в одно и то же время, иначе она волнуется.

– Звони маме, а я пойду. – Лика говорила ласково, как будто Таланов все еще был маленьким ребенком. – Антон, правда.

По его лицу была видна вся происходящая в нем борьба. Видимо, Антон Таланов был из тех людей, которые терпеть не могут навязываться.

– Ладно, – сдался он наконец. – Я и так сегодня злоупотребил твоим обществом. Тут действительно близко. Луша, так завтра я заеду за тобой в десять утра. Буду ждать на парковке у шлагбаума. Ты же не передумала ехать на кладбище?

– Конечно, не передумала, – заверила Лика. – Спасибо тебе. К десяти буду готова.

Она помахала Антону рукой, вышла из дома, прошла до калитки, вышла на улицу, вдохнув полной грудью напоенный морем, соснами и травой летний воздух. Повернула налево и зашагала в сторону Пляжной улицы, мыслями оставаясь все еще в небольшом доме Талановых. Мысли эти крутились вокруг ножа. Точь-в-точь как у деда, а еще в ее сне, где такой же точно нож торчал из груди Регины.

Остался позади дом Светланы, когда-то – их с бабушкой и дедом. Теперь Лика шла мимо забора особняка, стоящего на месте дома Батуриных.

Ворота, с которыми она поравнялась, были открыты. Интересно, и кто тут все-таки живет? Лика повернула голову влево, вытянула шею, чтобы вглядеться внутрь двора, плохо различимого в сгущающихся августовских сумерках. В поле зрения вдруг мелькнули ноги в ярко-красных кедах. Увидеть, кому они принадлежали, она не успела. Удар по голове был глухим, но ярким, словно вспышка света. Не успев ни вскрикнуть, ни просто испугаться, Лика рухнула лицом в траву.

В себя она пришла оттого, что кто-то настойчиво и не очень-то церемонно хлопал ее по щекам.

– Эй, вы живы? – услышала она знакомый мужской голос. – Эй, девушка, как вас там, Лора, Лена?

– Лика, – пробормотала она и открыла глаза, обнаружив, что лежит на спине. Видимо, тот, кто ее хлопал, приводя в сознание, до того успел ее перевернуть. Сфокусировав взгляд, она обнаружила сидящего рядом на корточках учителя Благушина и непроизвольно дернулась.

– Это вы меня ударили?

– Помилуйте, – непритворно удивился он. – Зачем бы мне было это надо? Я пошел прогуляться перед сном, а тут вы.

Подозрительная Гликерия Ковалева перевела взгляд на его ноги. Совершенно обычные мужские ноги, одетые в серые кроссовки. Тот, кто ее ударил, был в красных кедах. Не он или успел сходить домой и переобуться?

– Что? Чего это вы меня так разглядываете?

– Ничего. Помогите мне встать, пожалуйста.

Благушин протянул ей руку, и Лика поднялась на ноги, пытаясь прислушаться к внутренним ощущениям. Голова не болела и не кружилась, только затылок, на который пришелся удар, саднило немного. Она потрогала – шишка.

– Куда вы шли? Вас проводить?

– Я шла к себе в отель. Но вы, если можно, проводите меня обратно к Антону Таланову. Мне нужно ему рассказать о том, что случилось. Дело в том, что меня ударили по голове. Кто-то поджидал меня, стоя за воротами этого дома.

– И вы успели рассмотреть нападавшего? – Голос Благушина звучал скептически.

– Нет, все произошло слишком быстро.

– Понимаете, вас не мог никто ударить, потому что в этом доме никто не живет. Хозяева уехали за границу еще в прошлом году. Кроме того, я вышел из своей калитки и увидел вас, вы шли по дорожке, потом остановились, а потом упали. Вы были одна.

– Уже темно. Вы могли просто не видеть этого человека, тем более он стоял внутри двора, за автоматическим забором.

– Но забор закрыт.

Лика посмотрела – действительно, забор, сдвигающийся в сторону на полозьях, сейчас был закрыт. Чертовщина какая-то.

Благушин довел ее до участка Таланова, помог подняться в дом. Открывший дверь Антон, естественно, встревожился, увидев ее перемазанной грязью и с зелеными пятнами травы на джинсах.

– Ты что, упала? Вот я же знал, что тебя надо проводить. Луша, как же так?

Лика принялась рассказывать свою версию случившегося, однако школьный учитель сразу же принялся качать головой, а когда она замолчала, поведал о закрытых воротах и о том, что не видел рядом никакого другого человека.

– Твоя подруга, Антон, просто потеряла сознание, – предположил он.

– У меня не бывает обмороков, – сообщила Лика мрачно.

– Спорное заявление, потому что я нашел вас именно в обмороке.

– Потому что меня ударили по голове, я упала и ударилась. Вот, у меня тут шишка. Антон, потрогай.

Он протянул руку, коснулся шелковистых Ликиных волос, нащупал шишку, а потом погладил затылок. Чуть заметно, но все равно приятно. Похоже, мальчишечка из ее детства вырос и научился неплохо угождать женщинам. И не женат до сих пор, потому что женщин у него много. Очень много.

– Разумеется, шишка. Головой вы, падая, приложились знатно. В общем, Антош, ты же и сам знаешь, что Скоробогатовы уже год как уехали. И забор закрыт, а факты вещь упрямая. В общем, вы как хотите, а я пошел.

– Спасибо за помощь, – бросила в спину Благушину вежливая Гликерия Ковалева и, дождавшись, пока Антон закроет за гостем дверь, выпалила: – Тоша, меня действительно ударили по голове. Это был человек в красных кедах, который стоял внутри двора Батуриных, то есть теперь этих, неизвестных мне Скоробогатовых. Я ничего не придумала.