Текст книги "Каждому по заслугам"

С этим утверждением Настя была согласна.

– Скажите, Марина, может, у Тимофея в последнее время появились какие-то новые знакомые? Если он нашел какой-то способ заработка, то должны быть люди, которые с этим связаны.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. – Девушка наморщила лоб, размышляя. – Но мне кажется, что нет. Все шло как раньше. У Тима был раз и навсегда установленный распорядок дня. Если он работал в первую смену, то утром вставал, завтракал и ехал на работу к восьми часам. Освобождался в четыре, но оставался еще на некоторое время. Во-первых, чтобы заработать побольше, а во-вторых, он всегда забирал меня с моей работы, а я заканчиваю в шесть, так что ему все равно приходилось ждать. Иногда, если заказов не было, он просто приходил и сидел у меня, конечно. Но чаще предпочитал что-нибудь отремонтировать, потому что деньги сами себя не заработают. Так он всегда говорил. Летом после работы мы шли погулять. Зимой иногда в кино, иногда ко мне, иногда к нему. Если у кого-то из друзей была пустая квартира, тогда туда. Ну, вы понимаете.

Она слегка покраснела. Настя, разумеется, понимала. Двум взрослым людям, знакомым два года, нужно было периодически где-то уединяться, что крайне непросто, когда оба живут с родителями. Настя возблагодарила бога, что ее Денис не имеет таких проблем, и с самого начала их отношений она могла, когда заблагорассудится, приезжать в его квартиру – сначала съемную, а потом в родительскую, ту, что освободила его вышедшая замуж за богатого предпринимателя сестра.

– А когда у вашего молодого человека была вторая смена? – спросила она у смущенной Марины.

– Тогда он с утра высыпался как следует. Он вообще любил поспать. Потом делал какие-то дела по дому, если мама его просила. Мог в магазин сходить за чем-нибудь тяжелым, картошкой, например. Потом обедал и ехал на работу. Вторая смена у него была с часу до девяти. После этого он часто возвращался прямо домой. Это если уставал сильно. А если нет, то ехал ко мне. Мы ужинали или опять же в кино ходили на вечерний сеанс. Или дожидались, пока моя мама уснет. Она рано ложится.

Тут Марина снова покраснела.

– Получается, что в тот день, когда Тимофея убили, у него была вторая смена? – спросила догадливая Настя, стараясь не замечать смущения собеседницы.

– Да. Он приехал ко мне без четверти десять. Я его покормила ужином, мы поговорили немного, а часов в одиннадцать, убедившись, что мама спит, уединились в моей комнате. А потом он ушел. Где-то в начале первого.

Так, Нюся говорила, что Тобик запросился в туалет в половине второго ночи. Пока она оделась и вывела пса во двор, пока они дошли до сквера… Минут десять прошло точно, а то и пятнадцать. То есть с того момента, как Тимофей ушел от своей невесты, прошло полтора часа. Даже с учетом, что убийце тоже понадобилось время, все равно что-то не сходилось.

– Вы в каком районе города живете, Марина? – спросила она.

– В Заречье.

– И как Тимофей от вас добирался? В первом часу ночи автобусы уже не ходят.

– Обычно он старался успеть на последний автобус. Но в тот вечер задержался. – Она опять залилась краской и привычно повторила свое «ну вы понимаете». – Когда такое случалось, он шел домой пешком. Такси не признавал, не хотел деньги тратить.

Да уж, прижимистым парнишкой был этот самый Тимофей Лопатин. Настя всегда скаредность считала одним из самых отвратительных мужских качеств, и она была несказанно рада, что ее Денис не скуп. Она не смогла бы жить с таким человеком. И дело даже не в достатке или его отсутствии, а в жадности как черте характера. Отвратительной черте.

Так, вернемся к Тимофею Лопатину. Пешком от дома Марины до его дома минут тридцать-сорок. Тогда сходится. Он ушел в начале первого и очутился в сквере, где встретил убийцу около часа ночи. А еще минут через сорок тело нашла Нюся. Вполне достаточно, чтобы нанести смертельный удар и аккуратно слить кровь. Кстати, для этого нужно было иметь при себе какую-то емкость.

Настя не была ни брезгливой, ни излишне впечатлительной, но от представленной картины ее передернуло. Это ж какие нервы нужно иметь, чтобы такое сделать. Кем быть? Уж точно не человеком. А кем? Вампиром? В существование вампиров адвокат Анастасия Пальникова не верила.

Впрочем, сейчас представлялось важным совсем другое. Убитый Лопатин жил по четкому распорядку, в котором не было места ничему и никому, кроме работы, мамы с сестрой и девушки Марины. В последние недели перед смертью он этот распорядок не менял, встречи с Мариной не переносил и никуда не исчезал. И при этом собирался получить достаточно большую сумму денег. Интересненько.

На всякий случай Настя еще раз повторила то же самое, но вслух, уточнив у Марины, так ли это.

– Да, так, – тут же согласилась девушка. – Тим только один раз не смог встретить меня с работы, хотя в тот день у него была первая смена. Он позвонил и предупредил, что у него появилось срочное дело, поэтому он не успеет освободиться к шести часам вечера и приедет ко мне домой часов в восемь. Так и получилось, правда, появился он где-то в половине девятого.

– И когда это было?

– Дня через два после того, как он сказал мне про Мальдивы. В последних числах июля.

И снова интересненько. Молодой человек говорит своей девушке, что скоро у него будут деньги на путешествие, которое она сама считает свадебным. Вскоре после этого он покупает помолвочное кольцо и говорит матери, что планирует в годовщину их знакомства сделать Марине предложение. И попутно всего на один вечер, но меняет устоявшийся график, чтобы выполнить какое-то важное дело, скорее всего, связанное с его новыми планами. Что это может быть за дело, если на него требуется всего один вечер? Точнее, всего пара часов.

От неожиданной мысли, пришедшей в голову, она даже похолодела. А вдруг надежды на то, что он скоро разбогатеет, Лопатин связывал с картиной Левитана в стене галереи? Она не меньше трех миллионов потянет, вполне достаточно, чтобы сыграть свадьбу и провести медовый месяц на Мальдивах. Еще и на первый взнос по ипотеке останется.

А что, почему нет? Конечно, когда картина пропала, Тимофей еще ходил в начальную школу, но он мог откуда-то узнать о том, что в кирпичной кладке находится сокровище, придумать план, как его достать, и той злополучной ночью, уйдя от Марины, отправиться не пешком домой, а на такси к картинной галерее, чтобы попытаться вытащить Левитана. Отчего-то же поехала кладка, обрушив наружный слой кирпичей. Почему бы и не от постороннего вмешательства.

Да. Схема выстраивается вполне стройная. В нее укладывается и труп бывшего директора картинной галереи, который предпочел не заметить исчезновение весьма ценного экспоната. Предположим, Тимофей с сообщником не смогли достать картину или их кто-то спугнул. Они вместе отправились к дому Лопатина, и по дороге сообщник от него избавился, как до этого убил и Гольцова. И что? Зачем при таком раскладе сливать кровь у трупов? Настя поняла, что окончательно запуталась.

– Ну что? Я могу на вас рассчитывать? – дрожащий голосок Марины вторгся в ее размышления.

– Простите. В чем?

– В том, что вы будете представлять мои интересы и добьетесь от следователя, чтобы он хотя бы проверил такую версию. Не отбрасывал ее с ходу.

Да, Насте тоже хотелось бы, чтобы Зимин ее выслушал и проверил возможную связь между мечтами о богатстве Тимофея Лопатина и картиной Левитана. Уж эта мысль точно не приходила ему в голову, и будет здорово, если именно Анастасия Пальникова поможет следствию пойти по правильному пути. Это выведет ее карьеру на новый уровень.

Однако Зимин, которому Настя позвонила вечером того же дня, даже слушать ее не стал.

– Анастасия! Я отношусь к вам с большим уважением, так же как и к вашей матери, но не лезьте вы в это дело, по-хорошему прошу! – взревел голос в трубке. – Мне эта Лукьянова надоела хуже горькой редьки. Теперь она не нашла ничего лучше, чем нанять адвоката. Я сам разберусь, кто, когда и почему убил этого вашего Тимофея, и ваши измышления на этот счет меня совсем не интересуют. Уж простите.

– Но картина в стене…

– Каким образом картина, найденная в тайнике целой и невредимой спустя двадцать два года после исчезновения, может стать причиной трех убийств, да еще и с элементами ритуальных? А? Я вас как юриста спрашиваю. Вы же вроде в академии на пятерки учились, как я слышал.

Настя терпеть не могла, когда кто-то высказывал сомнения в ее компетентности.

– Михаил Евгеньевич, вы же не будете отрицать, что между всеми тремя жертвами есть связь? – спросила она звенящим от ярости голосом.

– Не буду, – неожиданно покладисто согласился Зимин. – Более того, мы эту связь, благодаря свидетельнице, обнаружившей труп Лопатина, выявили, и, поверьте, к Левитану она не имеет ни малейшего отношения.

– Выявили? – глупо переспросила Настя, хотя на слух не жаловалась.

– Да. Вы ведь не ждете, что я вам о ней расскажу?

– Нет, Михаил Евгеньевич, я от вас вообще ничего не жду, – ядовито ответила Настя и положила трубку.

Интересненько! Если верить Зимину, то Нюся Беседина знает что-то такое, что позволило следствию связать трех жертв и продвинуться в расследовании. Что ж, спасибо следователю Зимину, упустившему из виду, что Настя и Нюся знакомы. Сегодня же после работы она заскочит к подруге-соседке и все выяснит. И версию, что все жертвы знали о существовании картины Левитана в стене музея, сбрасывать со счетов пока не будет.

Немного подумав, Настя решила найти подход к семье Ивана Дубинина и выяснить, не собирался ли тот внезапно разбогатеть незадолго до своей смерти.

* * *

– Простите, что?

Сидящая перед Зиминым женщина выглядела растерянной. Перекладывая бумаги на столе и начав оформление протокола, он наблюдал за ней, не пристально, разумеется. И эта ее растерянность не была напускной, наигранной. Арина Морозова действительно не понимала, что имеет в виду этот уже немолодой и достаточно грузный мужчина, вызвавший ее к себе в кабинет и задающий очень странные вопросы.

– Я спросил, есть ли у вас какое-то заболевание, которое лечат переливанием крови или какими-либо препаратами, изготавливаемыми из нее.

– А почему моя история болезни заинтересовала органы следствия? Существует понятие медицинской тайны, как мне кажется.

– Арина Романовна, я следователь по особо важным делам, у которого сейчас находится в производстве дело о тройном убийстве. Так что чужими тайнами, хоть медицинскими, хоть личными, хоть профессиональными, я интересуюсь не от излишнего природного любопытства.

Непонимание, написанное на ее лице, стало читаться еще более явно.

– Тройном убийстве? Я-то тут при чем? Я думала, вы пригласили меня снова из-за картины Левитана. Я про убийства совсем ничего не знаю.

– А про Левитана знаете?

Кажется, она рассердилась.

– Господин следователь, не ловите меня на слове.

– Меня зовут Михаил Евгеньевич, и вы вполне можете обращаться ко мне по имени-отчеству. Арина Романовна, итак, я в третий раз повторяю свой вопрос.

– Не надо повторять, я пока еще не в маразме и с двух раз прекрасно все расслышала и поняла. Нет, у меня нет диагнозов, требующих регулярного приема препаратов крови.

– А какие диагнозы у вас есть? Простите, но здоровым человеком вы не выглядите.

– И все-таки я не понимаю, какое отношение мои болячки могут иметь к убийствам? Они даже со смертью Алексея Аркадьевича никак не связаны, а уж с двумя другими бедными мальчиками тем более.

– Арина Романовна!

– Хорошо-хорошо. У меня болезнь Шегрена. Это аутоиммунное системное поражение соединительной ткани с вовлечением в патологический процесс желез внешней секреции.

– Болезнь Шегрена…

– Да, синдром получил название в честь шведского офтальмолога Хенрика Шегрена, который впервые его описал. Сначала у меня начал прогрессировать ревматоидный артрит, а потом на его фоне развился этот неприятный синдром. Как видите, у меня поражены суставы, из-за чего я с трудом хожу, слюнные железы, поэтому я постоянно испытываю сухость во рту, и слезные железы. Мои красные глаза вы, вероятно, заметили. Болезнь крайне неприятная, хотя и не несущая угрозы жизни. Вот качество ее необратимо страдает, с этим не поспоришь.

– И как же вас лечат, Арина Романовна?

Морозова снова посмотрела на него с изумлением, и Зимин хорошо понимал почему. Его вопросы не могут не показаться странными невиновному человеку. Да, именно с оговоркой про невиновность. Хотя эта женщина выглядит довольно искренней, поручиться за это невозможно. В чужую голову, как говорится, не влезешь.

– Так же, как и всех пациентов, имеющих несчастье страдать моим недугом. Специфического лечения, направленного на восстановление функции желез, не существует, потому медицинская помощь больше симптоматическая и поддерживающая качество жизни. Капли в глаза, так называемые искусственные слезы, циклоспорин, снимающий воспаление, нестероидные противоспалительные препараты в довольно большой дозе, кортикостероиды, иммуносупрессоры. Недавно мне ввели в схему лечения плаквенил. Это препарат для лечения малярии, на который возлагались довольно большие надежды во время пандемии. Коронавирус он, кажется, не убивает, но в моем случае немного помогает. И все же, какое отношение это имеет к вашему уголовному делу?

– Арина Романовна, вы в курсе, что у всех трех жертв неизвестного преступника была слита кровь?

– Да, я читаю интернет, – она совершенно не волновалась. Задаваемые Зиминым вопросы ее удивляли, но не тревожили. В этом он был уверен.

– Раз вы читаете интернет, то, возможно, видели информацию о том, что жительнице Британии требуется мужская кровь, чтобы не ослепнуть из-за болезни. У нее ваш диагноз – синдром Шегрена. Вам не попадалась такая новость?

Женщина по-прежнему оставалась совершенно спокойной.

– Попадалась, – кивнула она. – Кажется, в начале лета она проходила на разных новостных ресурсах. Речь шла о том, что донорство в Британии перестало быть престижным, а потому больным не хватает препаратов. И что? Какое это имеет отношение ко мне?

– В той статье, которая, как вы признали, попадалась вам на глаза, говорилось о сыворотке, которая делается из мужской крови и существенно облегчает течение болезни у людей с вашим диагнозом. Вы не спрашивали у своего врача, существует ли такой препарат в нашей стране?

– А вы? – вопросом на вопрос ответила Морозова. – Вы производите впечатление въедливого человека, поэтому, думаю, и без меня прекрасно знаете, что в России эта экспериментальная сыворотка не производится и не используется. У нас синдром Шегрена лечат по старинке.

– То есть спрашивали.

– Ну, разумеется. Мое состояние довольно мучительно, поэтому, наткнувшись на этот материал, я спросила своего лечащего врача, не слышала ли она о подобном методе. Оказалось, что да, слышала, но у нас он не применяется.

– И вы удовлетворились этим ответом?

– Я приняла его к сведению.

Морозова немного помолчала.

– Погодите, Михаил Евгеньевич. Вы считаете, что, узнав об отсутствии запатентованной сыворотки, я решила изготавливать ее сама, добывая при этом на улицах нашего города мужскую кровь? Простите, но вы в своем уме? Это же даже звучит абсурдно.

– Отчего же?

– Оттого что эти статьи, которые тогда проскочили на разных ресурсах, не были не только научными, но даже научно-популярными. Обычные желтые статейки в две тысячи знаков, не более. Из них никак нельзя было почерпнуть информацию о составе лечебной сыворотки и технологии ее изготовления. Не говоря уже о том, что производство лекарственных препаратов требует стерильности и лабораторных условий. Или вы считаете, что я бодяжила чужую кровь на своей кухне?

Ни капли страха. Только возмущение и изумление. Ничего больше. Зимин невольно вздохнул. Озвученная вслух версия действительно выглядела крайне бредово. Но что поделать, если никакой другой нет и в помине.

– Арина Романовна, что вы делали в ночь с десятого на одиннадцатое августа?

– Почему именно в эту? Впрочем, я каждую ночь делаю одно и то же. Сплю в своей постели.

– Дело в том, что есть свидетель, видевший вас в ту ночь неподалеку от места преступления. В промежутке между часом тридцатью и часом сорока вы шли по улице Октябрьской, неподалеку от располагающейся там гостиницы, и несли в руках эмалированный бидон.

Морозова вдруг рассмеялась. Смех у нее оказался сухой, словно надтреснутый. Как будто железом по стеклу водили. Слушать его было неприятно.

– Михаил Евгеньевич, боже мой. Вы полагаете, что это я зарезала того несчастного мальчика и шла по улице с бидоном, в котором плескалась кровь? Я просто ушам своим не верю.

Зимин бы тоже предпочел не верить, вот только три трупа не оставляли ему права выбора.

– Арина Романовна, я буду вынужден произвести у вас дома обыск. Вы были знакомы с Алексеем Гольцовым и вхожи в его жилище. Вас видели неподалеку от места убийства Тимофея Лопатина, и вы вполне могли знать Ивана Дубинина, потому что его тетя – ваша соседка и приятельница. И при этом у вас болезнь Шегрена.

– Ну и что?! – выкрикнула его собеседница. – Это просто совпадения, которые ничего не доказывают. Вы можете осматривать мою квартиру сколько угодно. Там нет подпольной биолаборатории.

– Куда вы шли в ночь на одиннадцатое августа и что несли в бидоне?

– Я подкармливаю собаку, – выпалила она. – У нас стройка, в двух кварталах от нас возводят новый жилой дом. У железнодорожной насыпи, знаете? Там у строителей живет собака. Большая дворняга с московской сторожевой в дальней родне. Я ношу ей еду, потому что рабочие с этим явно не справляются. При моей пенсии я не имею возможности покупать дорогой корм или мясо, но приобретаю на рынке кости и обрезки и варю кашу на костном бульоне. И отношу Пирату. Это собаку так зовут. Пират. Вы спросите рабочих, они подтвердят.

– Но почему ночью?

– Да потому что в те дни стояла удушающая жара. При моем заболевании у меня и так постоянная сухость кожи и слизистых. Лучше всего я чувствую себя в дождь, а в жару мне очень плохо, и я стараюсь не выходить из дома. В жаркие дни я выхожу на улицу ближе к вечеру. К счастью, у нас магазины допоздна работают, а потом я заношу продукты домой и отправляюсь проведать Пирата. В тот день было особенно жарко, я устала, пока ходила в магазин, и решила немного передохнуть. А потом отвлеклась и забыла отнести еду. Опомнилась уже в ночи. Мне не спалось из-за боли в суставах, я вертелась на кровати и тут вспомнила, что Пират остался голодным. Собралась и пошла на стройку. Возможно, это и было во втором часу ночи. Признаться, я не смотрела на часы.

Своим знаменитым внутренним чутьем Зимин знал, что она сейчас говорит правду.

– Кого вы видели на улице?

Морозова пожала плечами:

– Никого. Улица была совершенно пустынна, что неудивительно для такого времени суток. Но понимаю, что там кто-то был, раз вы утверждаете, что есть свидетели, которые видели меня с бидоном.

– Ваш путь пролегал мимо сквера перед гостиницей?

– Да. Но я туда не сворачивала, шла по тротуару. Конечно, мой преклонный возраст позволяет мне довольно безбоязненно передвигаться по ночному городу. Не думаю, что кому-то придет в голову ко мне пристать, а брать у меня совершенно нечего, но все-таки я стараюсь придерживаться освещенных мест и не забираться в кусты. Поверьте, я не ищу приключений.

Осмотр морозовской квартиры, как и подозревал Зимин, ничего не дал. Никаких следов биологических жидкостей или оборудования, на котором можно было бы изготавливать какие-то медицинские препараты, в ее небольшой однокомнатной квартире не обнаружили.

Жила Арина Романовна в одном из так называемых обкомовских домов, бывших в конце восьмидесятых – начале девяностых годов прошлого века довольно престижными. Зимин не сдержался и полюбопытствовал, как именно одинокая Морозова умудрилась в свое время получить квартиру в столь престижном месте.

– Я не всегда была старой, больной и столь неприглядной на вид, – ответила она с горькой усмешкой. – Когда я после аспирантуры вернулась в наш город и устроилась на работу в галерею, у меня была оставшаяся от родителей двушка в хрущевке, располагавшаяся в Заречье. Родители мои рано умерли. Отец, пока я училась в институте, а мать, когда я уже была в аспирантуре. И у меня быстро начался роман с чиновником довольно высокого ранга. Ему нравилось думать, что его любовница – искусствовед. Было в этом что-то возвышенное. В общем, он поспособствовал в получении мной этой квартиры. Она оказалась платой за то, что я так и не устроила своей личной жизни. Этот человек был намного старше меня. Он жил в одном из соседних домов, так что ему оказалось очень удобно наносить мне визиты. Наша тайная связь длилась много лет, а когда он умер, я осталась одна. Без семьи и детей. Такая вот грустная, хотя и очень банальная история.

История таки была банальная. Не поспоришь. Зимин смотрел на эту немолодую женщину с явной печатью сильного нездоровья во всем ее облике и пытался представить молодую девчонку, имеющую покровителя. И не мог. Снежана бы сказала, что это эйджизм.

– А с Алексеем Гольцовым у вас не было романтических отношений?

Морозова печально посмотрела на Зимина:

– У вас, Михаил Евгеньевич, сложилось обо мне неправильное представление. В моей жизни был только один мужчина, которого я любила. Так уж сложились обстоятельства, что сначала он не мог оставить семью и уйти ко мне, потому что это отрицательно сказалось бы на его карьере, а потом в этом уже не имелось особого смысла. Алексей Аркадьевич не был моим любовником. Только коллегой, начальником, наставником… У нас были схожие взгляды.

– На жизнь?

– На искусство. На жизнь мы смотрели как раз по-разному. Я всегда считала, что тех, кого любишь, надо прощать, что бы они ни натворили. А он не мог простить, потому даже сына из жизни вычеркнул. Его жена так и не смогла с этим смириться, бедняжка. Я уверена, что она от этого и ушла так рано. От горя.

– Вы не знаете, почему они поссорились?

Морозова покачала головой:

– Нет, не знаю. Гольцовы никогда про это не говорили, а я не спрашивала. Правда, в последнее время мне почему-то стало казаться, что Алексей Аркадьевич ищет путь к примирению с сыном.

Зимин навострил уши.

– Вот как? С чего вы это взяли?

– Мы с Алексеем Аркадьевичем в последнее время совсем редко виделись. Из-за моего самочувствия я свела общение с другими людьми к минимуму. Не хотела, чтобы меня видели… Такой… В общем, я была у него в конце июля, а до этого мы не встречались с зимы. И когда мы пили чай, ему кто-то позвонил. На мобильный. Он услышал мелодию, и у него даже лицо изменилось. Как будто посветлело. Он ответил на звонок, но сказал, что не один, поэтому перезвонит позже. В разговоре он назвал звонившего Ваней. А я помню, что у Гольцовых сына звали Иваном.

Зимин снова навострил уши. Да, в материалах дела значилось, что блудный сын, совершивший какой-то проступок, из-за которого его отлучили от дома, звался Иваном Гольцовым, ныне Иваном Карповым. Вот только он утверждал, что с отцом по-прежнему не общается, и не верить ему у правоохранителей не было никакого резона. Ни малейшего. Да и алиби на момент убийства Гольцова-старшего у него имелось железное.

Зато в материалах дела значился другой Иван. Третья жертва маньяка-вампира – Иван Дубинин. До этого момента между ним и Гольцовым не удалось установить ни малейшей связи. И вот этот звонок. Может, все-таки связь есть, а они с оперативниками просто плохо искали?

Так или иначе, после допроса и осмотра квартиры Арине Морозовой предъявить было совершенно нечего. Строители, возводящие жилой дом и приютившие на стройке собаку, подтвердили, что раз в два дня бывшая директриса картинной галереи приносила Пирату бидон с кашей. Это существенно облегчало строителям кормление собаки.

Разумеется, подтвердить ее визит на стройплощадку в ночь на одиннадцатое августа работяги не могли, потому что в это время на стройке не оставалось даже сторожа. Зато контроль за тем, что происходило на площадке, обеспечивали видеокамеры, установленные по периметру.

Раздобыв записи с них, оперативник Костя Малахов нашел видео, датированное нужным им числом, и на нем Арину Романовну собственной персоной, пролезающую в дырку между сетчатыми воротами и радостно встречаемую отчаянно виляющей хвостом собакой. На записи отчетливо был виден бидон в руках пожилой женщины, а также процесс вываливания каши в миску. По всему выходило, что Морозова говорила правду. И фантастическая, но тем не менее вполне логичная версия произошедших убийств рассыпалась в труху. Нужно начинать все сначала.

Что ж, следователю Зимину к такому не привыкать. Он никогда не был сторонником натягивания совы на глобус, то есть фактов на удобную ему версию. Нужно либо искать нового подозреваемого в окружении трех жертв, либо считать, что их выбор преступник осуществлял рандомно. Зимин каждую ночь просыпался от тревожного ожидания телефонного звонка с сообщением о новом убийстве, но шли дни и ничего подобного не происходило.

Видимо, убийца, кто бы он ни был, удовлетворил свою жажду крови. Оставался только вопрос надолго ли.

* * *

Вечером в гости к Нюсе неожиданно и без предупреждения заявилась Настя.

– Ты чего это, да еще без звонка? – спросила Нюся, запирая за подругой дверь. – А если бы я на вечерней съемке была?

– Но ты же не на съемке, – заметила Настя, снимая туфли на шпильке и блаженно жмурясь от того, что ступни коснулись прохладного пола. – Ох, как хорошо скинуть каблуки. Как же мало надо для счастья. Кроме того, не окажись тебя дома, я бы вернулась к себе. В соседний подъезд же идти, не на другой конец города. Просто у Дениса сегодня вечерняя смена и какой-то очень важный банкет, и мне не хочется сидеть дома в одиночестве.

Нюся рассмеялась:

– Настюш, ну я не настолько наивна. Ты живешь в соседнем подъезде уже несколько лет, Денис твой работает вечерами постоянно, несколько раз в неделю, а ко мне на огонек ты заглядываешь от силы третий раз. Так что давай, колись, что именно тебя привело. И да, никогда не понимала, как ты ходишь на таких каблучищах. Как по мне, так в кроссовках гораздо удобнее.

– Профессия обязывает. Успешный адвокат не может носить кроссовки. Я тебе уже говорила. Нюся, мне Зимин сказал, что ты поделилась со следствием какой-то важной информацией. У меня тоже есть важная информация. Может, обменяемся?

– Так вот что тебя ко мне привело. Как там у Киплинга? «Несносное твое любопытство»… – Нюся снова засмеялась. – Ладно, проходи в кухню. Я как раз ужинать собиралась, так что поедим вместе и все обсудим. Для начала скажи, почему это адвоката Пальникову заинтересовали мои показания?

– Я не могу раскрыть тайну клиента, – строго предупредила Настя.

Она прошла в кухню, уселась за стол у окна и жадно втянула носом вкусный аромат жареной картошки и грибов. За сегодняшний день она не успела поесть, а раз дома не было Дениса, то не имелось и ужина, так что Нюсино вежливое приглашение оказалось очень даже кстати.

– Значит, клиент все-таки есть.

В юридической академии Нюся училась хорошо, глупой не была и выводы делать умела. Объехать ее на кривой козе будет непросто даже такой звезде, как Анастасия Пальникова. Гостья вздохнула, видимо, признавая, что игру придется вести на равных.

– Между нами, – не меняя тона, начала она. – И только ради интересов дела. Ко мне обратилась девушка того несчастного, которого ты нашла в кустах. Она считает его смерть не случайной. Мол, убил его никакой не маньяк, а человек, который хотел устранить именно Тимофея Лопатина и никого другого.

– Как же никого другого, если он убил еще двоих, – рассуждала Нюся, ставя перед подругой исходящую ароматным паром тарелку. – Ешь давай. Грибы мама с папой собирали, только сегодня привезли, так что все свежее.

– Белые? – Настя втянула пар носом и снова блаженно зажмурилась.

Видимо, простые радости типа прохлады ламината и аромата жареных грибов вызывали у нее именно такую реакцию.

– Да. Не отвлекайся, пожалуйста.

– Я не отвлекаюсь. – Из-за набитого горячим рта получилось не очень разборчиво. – Версия, что двух других укокошили для отвода глаз, выглядит явно не состоятельной. Но клиентка вбила себе в голову, что Тимофей незадолго до смерти готовился внезапно разбогатеть и что именно из-за этого его убили.

– Насколько разбогатеть? – Нюся умела смотреть в корень.

– Достаточно для того, чтобы планировать свадьбу и медовый месяц на Мальдивах.

– Неплохо, – оценила перспективы Нюся. – И я так понимаю, что разбогатеть он все-таки не успел?

– Нет, потому что никаких денег при нем не нашли. Только помолвочное кольцо, к слову, довольно простенькое и недорогое. Не будущие фамильные бриллианты. В общем, подруга, давай рассказывай, что ты такого интересного сообщила следователю Зимину. Вдруг твоя информация подтверждает или опровергает версию моей клиентки?

– Скорее, опровергает, – подумав, ответила Нюся и тоже села за стол с тарелкой в руках. – Понимаешь, я в прошлый раз побоялась тебе рассказать, чтобы ты не подняла меня на смех, но Толик отправил меня в полицию. Я, кстати, разговаривала не со следователем, а со старшим лейтенантом Малаховым. Видимо, он счел мою информацию важной и доложил о ней по инстанции. Что ж, я этому рада.

– Косте? Он хороший мальчик, правильный, – чинно сообщила Настя. – Вот только скажи мне, подруга моей юности, как так вышло, что ты постеснялась рассказать мне то, что доверила Болонину? Как по мне, так он – болван редкостный.

– Ты всегда предвзято к нему относилась, – заступилась за друга Нюся. – Никакой он не болван. Просто несчастный человек, который никак не может определиться в жизни из-за тирана-отца. Ты себе представить не можешь, как тот его унижает, да еще прилюдно.

– Нюся, – Настя отложила вилку и чуть изогнула бровь, – у каждого из нас, слава богу, достаточно непростые родители. И у тебя, и у меня. Но ничего, как-то нам это не помешало строить свою жизнь так, как мы считаем нужным. Я – адвокат, и к моим успехам не имеет никакого отношения тот факт, что моя мать – знаменитая Инесса Перцева. Ты – известный и талантливый фотограф, чьи работы можно увидеть на обложках мировых журналов. И то, что у тебя успешный отец, никак не сказалось на том, что ты делаешь. Ну, хотел он, чтобы ты диплом получила, ты окончила академию. Но дальше-то пошла своей дорогой. И что же Болонину мешает на третьем десятке жить своим умом?

– Не знаю. Я не хочу никого судить.

– Ладно. Мы отвлеклись. Твой Болонин к происходящему никакого отношения не имеет, поэтому выведем его за скобки и вернемся к нашим баранам. Итак, что ты рассказала Косте?

После того как ее версию благосклонно воспринял да еще и передал руководству старший лейтенант Малахов, рассказывать было легче. Нюся коротко и четко сообщила подруге про синдром Шегрена, статью в интернете и старуху с бидоном неподалеку от места преступления.