Текст книги "Роковое завещание"

– У меня есть проект реконструкции всех трех зданий комплекса и бизнес-план их дальнейшего использования, – поделился Макаров. – Разумеется, экономическая целесообразность присутствует, поэтому бесконечно повышать цену на аукционе я не буду. Но и так легко не сдамся. Просто предупреждаю, чтобы вы знали.

– Это вы жене угождаете, что ли? – догадался вдруг Волин. – Она же у вас реставратор. После смерти Беспалова с другими желающими восстанавливать руины в городе негусто, так что приходится искать в своем огороде. Дмитрий Михайлович, вы потеряете на этом объекте деньги. Ни одна женщина этого не стоит.

– Спасибо за предупреждение, но я вашего совета не спрашивал. – Макаров встал, потому что вдруг испугался, что сейчас даст этому лощеному франту в морду. За свои сорок семь лет он так и не научился до конца сдерживать эмоции.

Спустя две недели он, доработав бизнес-план, подал заявку на участие в аукционе. Стартовали с двух миллионов рублей, благодаря усилиям Волиных, цена поднялась до восьми миллионов. Для себя Макаров поставил планку в десять. За этой суммой проект из просто рискованного становился уже практически бесперспективным.

Но, видимо, Волины тоже понимали сложность ситуации. Перед Макаровым можно было выпендриваться сколько хочешь, но с Комитетом культурного наследия шутки выходили боком себе же. Да и свободные площадки для строительства в городе имелись, так что шаг Макарова, поднимающий ставку до восьми миллионов рублей, оказался последним. Эту цену Волины перебивать не стали.

Участок с комплексом сооружений оказался в собственности фирмы «Турмалин», принадлежащей Дмитрию Макарову, и пять дней назад, в разгар лютых в этом году январских морозов, он подписал охранное обязательство, накладывающее на него полную ответственность за сохранность трех исторических зданий и их будущее восстановление.

Пожар на объекте был ему никак не нужен. Конечно, он мог случиться из-за бомжей, которые регулярно разводили в стенах Красных казарм костры, чтобы согреться. Зима на дворе. Но в том, что это не козни конкурентов, желающих навлечь на голову Макарова разборки с Комитетом охраны культурного наследия, а также другие неприятности, нужно было убедиться. А потому, внутренне чертыхаясь, Макаров посредине ночи собрался ехать на объект.

Телефонный звонок, разумеется, разбудил жену.

– Дим, что-то случилось? – Она села в кровати, растрепанная со сна и невыразимо прекрасная.

У Макарова потеплело в груди, как бывало всякий раз, как он на нее смотрел.

– Пожар в Красных казармах. Вызвали расчет, но надо съездить, посмотреть.

– Да, конечно, – согласилась Лена и спустила ноги с кровати. – Ты собирайся, я тебе быстро чаю в термосе соображу.

– Да не надо. Спи, – попытался он остановить жену.

– Ну, как же не надо. С недосыпу особенно холодно, а ты еще, кажется, и простуженный.

Откуда она узнала? Когда он вернулся из Москвы, Лена уже спала. Она пробудилась, конечно, но они перекинулись от силы парой слов, после чего оба заснули. Впрочем, Лена все всегда про него знала.

Через десять минут тепло одетый Макаров с термосом на соседнем сиденье уже выезжал со двора. От дома в Излуках, где он жил постоянно, до Красных казарм по ночным улицам можно было доехать минут за шесть-семь.

Дом, построенный известным архитектором Савелием Гранатовым, изначально был большим, подходящим для семьи детей на пять, не меньше. Довольно долго Макаров жил в нем один, потому что даже собаку не мог себе позволить из-за постоянных командировок. Зато теперь дом чувствовал себя таким же счастливым, как и сам Макаров.

Помимо Дмитрия и Лены в нем жили дети: Ленин сын Митька и их общее солнышко Катюша, а также спаниель Помпон, перешагнувший порог своего десятилетия, а потому сменивший еще недавно присущую ему резвость на степенность, практически вальяжность.

Еще собираясь, Макаров позвонил своему заместителю Сашке Гордееву. Тот жил здесь же, в Излуках, и сейчас Макаров намеревался подхватить его по дороге, чтобы ехать на объект вместе. Гордеев работал у него недавно, чуть больше года. Макаров переманил, или, как это сейчас называли, «схантил» его после долгих уговоров у конкурентов и ни разу об этом не пожалел. Гордеев был отличным спецом и хорошим человеком, а такое сочетание встречается нечасто.

Любопытно, но в Александре Гордееве Макаров в чем-то видел прошлого себя. В свои сорок его заместитель все еще не был женат и очень трогательно относился к маме, вместе с которой жил. Макаров умудрился проходить в холостяках аж до сорока пяти, и хотя мама его жила отдельно, категорически отказываясь терять самостоятельность и переезжать в построенный сыном дом, в жизни Дмитрия играла значительную роль. Он был благодарен судьбе, что после появления в его жизни Елены Бесединой отношения с мамой ни капельки не изменились.

– Извини, что дернул посредине ночи, – сказал Макаров Гордееву, когда тот запрыгнул в машину, ежась от ночного ветра.

– Нормально, – ответил тот.

Он был немногословен, предпочитал словам дела. И это качество своего заместителя Макаров тоже ценил.

До Красных казарм доехали быстро. Огонь уже был потушен. Пожарные сворачивали рукав.

– Сильно горело? – спросил Макаров у одного из них.

– Привычно, – усмехнулся тот. – Бросили банку с растворителем для краски, которую предварительно подожгли. Одна комната на первом этаже выгорела.

Значит, все-таки не бомжи.

– Что у нас с забором и камерами?

Несколько дней назад, после того, как права на объект окончательно перешли к ним после оформления сделки в Росреестре, Макаров поручил Гордееву обеспечить охрану объекта.

– Материалы на забор заказаны, камеры тоже. До конца января все обещали сделать, – ответил тот. – Оплата прошла, я проверял.

– Сторож где?

– Вот.

Из-за спины пожарных выдвинулся человек лет шестидесяти в сером зипуне, большой шапке и валенках.

– Я сегодня дежурный. Раз в полчаса обхожу вверенную мне территорию. Потом ухожу в вагончик погреться. В половину второго выходил, все в порядке было. В два пошел, смотрю, ексель-моксель, горит. Ну, я сразу в пожарку позвонил и Феоктистычу, значит.

Феоктистыч был начальником службы охраны «Турмалина». Именно он и сообщил Макарову об инциденте на объекте.

– Ясно. Вас как зовут?

– Николай Иванович.

– К вам, Николай Иванович, претензий нет. Сработали быстро и четко. Спасибо. Саш, с забором и камерами ускориться бы надо.

– Ускоримся, – тут же согласился Гордеев. – Чего в Москве?

Было понятно, что он спрашивает про итоги макаровской командировки.

– Поставщики готовы сбить цену еще на четыре процента.

– С учетом наших объемов неплохо.

– Да, просят, чтобы мы у них закрывали еще несколько позиций. Я тебе вчера скинул в почту список. Ты бы посмотрел, насколько нам это выгодно. Я тебе, кстати, звонил, но ты трубку не взял.

Гордеев достал телефон и посмотрел в экран.

– Точно. Есть непринятый. Дим, ты извини, маму сильно выбил поход к юристу. Она всю эту историю с домом очень болезненно воспринимает. Я ее домой отвез, успокоил, лекарство дал, посидел немного, а потом решил в офис не возвращаться. У меня дело небольшое было. Личного характера. Я решил его закрыть, пользуясь возможностью.

– То бишь, моим отсутствием, – Макаров рассмеялся, потому что Гордеев на работе выкладывался полностью, и если не приехал в офис, значит, вполне мог позволить себе это без вреда для дела. – А твои дела личного характера как, симпатичные?

Гордеев смотрел непонимающе, но потом лицо его прояснилось.

– Нет, я не у женщины был, Дима. Вернее, у женщины, но встреча носила исключительно деловой характер. Точнее, не было никакой встречи. Я ее дома не застал.

– Да ладно тебе оправдываться. В любом случае меня это не касается, – пожал плечами Макаров.

Убедившись, что приключившийся пожар особого ущерба не нанес, и поставив себе зарубку на память – обдумать тревожный звоночек, поскольку поджог – дело серьезное, Макаров уселся за руль и терпеливо дождался, пока заместитель взгромоздится рядом.

– С домом-то чего? – Дмитрий, разумеется, был в курсе неприятностей, нежданно-негаданно свалившихся на голову Гордеева. – Помощь нужна?

– Да разберусь, – сообщил заместитель мрачно. – Все нужные шаги мы уже предприняли, так что, думаю, скоро эта история благополучно закончится, не нанеся никакого ущерба. Единственное, маму жалко. Она переживает.

– Из-за дома?

– И из-за дома тоже. Мы двадцать лет в нем прожили. Привыкла она к нему. Но дело не только в этом. Ты же знаешь мою маму. У нее обостренное чувство справедливости. Она считает, что если завещание настоящее и дед действительно собирался оставить все Ренате, то идти против его воли аморально.

– Тогда зачем вы наняли адвоката?

– Чтобы убедиться, что завещание подлинное и воля деда действительно была такова. Согласись, есть что-то очень странное в том, что оно всплыло почти через четверть века.

– То есть Татьяна Михайловна не против отдать Ренате дом?

– Если получит подтверждение, что дед действительно этого хотел, то да.

– А ты?

– А я считаю, что тут что-то нечисто, – вздохнул Гордеев. – Кроме того, первое время после смерти деда я был убежден, что и с его смертью тоже что-то не так.

– То есть? – не понял Макаров. – Он же вроде от инфаркта умер?

– Скоропостижно скончался от сильного сердечного приступа. Вот только проблем с сердцем дед никогда не имел. Он за неделю до смерти прошел обследование в больнице, показавшее, что он совершенно здоров.

– Твой дед был уже немолод. Пережил потрясение, связанное с потерей сына, жена у него была на много лет моложе, так что нет ничего удивительного, что у него не выдержало сердце. И случиться это могло в любой момент.

– Да. Именно так все тогда и решили. Я настаивал на проведении токсикологической экспертизы, но меня никто не слушал. Еще бы, кто я тогда был, мальчишка восемнадцати лет. А потом я в армию ушел. Мама в права наследования за меня вступала. По доверенности. И в дом переезжала тоже без меня. А когда я вернулся, все уже быльем поросло. Даже Рената успела снова замуж выйти. И до недавнего времени никто эту историю не вспоминал. Вот как бывает.

– И что изменилось?

– Не знаю. Вся эта муть с внезапно всплывшим завещанием заставила меня в мыслях вернуться к тем событиям. И теперь я уже который день не могу отделаться от мысли, а что, если деда убили?

– У любого преступления всегда есть смысл, – сказал Макаров, подумав. – Если твоего деда убили ради наследства, то странно, что основная наследница и одновременно подозреваемая, которая могла теоретически подсыпать или подлить твоему деду какой-то яд, ждала более двадцати лет, чтобы заявить о своих правах.

– Ну, теоретически нам с мамой не пришлось ждать двадцать лет. Мы оказались основными выгодоприобретателями, получившими после смерти деда дом и значительные для нас на тот момент деньги. Я после армии на них образование получил, да и жили мы безбедно до тех пор, пока я зарабатывать не начал. Так что в глазах той же Ренаты преступниками могли выглядеть мы.

– И именно поэтому ты настаивал на токсикологической экспертизе. – Макаров засмеялся.

– А может, я подозрения отводил. В общем, не знаю почему, но внутреннее ощущение какое-то гадостное. Как будто случиться должно что-то. Нехорошее.

Макаров искоса посмотрел на своего заместителя, который раньше никогда не давал повода подозревать себя в излишней чувствительности. Впрочем, он по себе знал, каково это, когда встревоженная интуиция не воет сиреной, а проявляется холодком, сбегающим вдоль позвоночника. Никогда она не бывает напрасной. Никогда!

– Ладно, Саша, прорвемся, – проговорил он, из-за усталости и начинающейся простуды чуть рассеянно ощущая собственный подобный холодок. – Приехали. Извини, что дернул посредине ночи. Иди, досыпай.

– До завтра, Дим, – ответил Гордеев, – точнее, уже до сегодня. Ты во сколько в офис приедешь?

– Попробую немного поспать, – признался Макаров. – Так что очень рано не ждите. Но часам к одиннадцати обещаю быть.

– Лады.

Когда Макаров вернулся домой, Лена, разумеется, спала. В груди ощущалась противная тяжесть, словно легкие забило снегом. Нет, если он заболевает, то нельзя заразить Лену и детей. С легким сожалением оглядев контуры стройного тела под одеялом, к которому очень манило прижаться, он повернулся и вышел из спальни, ушел в гостевую комнату, не раздеваясь, улегся поверх покрывала, потянул на себя плед, укутался и тут же заснул.

Глава вторая

Оперативная группа приехала на место довольно быстро. Войдя в комнату, Евгений Макаров окинул взглядом открывающуюся картину, кивнул эксперту, который присел, проверяя пульс.

– Ориентировочно мертва со вчерашнего вечера, не позднее, – сообщил тот, после чего защелкал фотоаппаратом.

– Женя, еще раз объясни, как ты здесь очутилась.

Евгения Волина терпеливо повторила свой рассказ. Ей совсем нечего было скрывать. Ну, почти.

– Евгений Михайлович, жертва – Максимова Рената Николаевна, 1974 года рождения. Мы ее паспорт нашли, фотография совпадает, – доложил один из оперативников.

– Хорошо. Работайте, ребята. Во сколько ты вчера с ней разговаривала?

– Около шести. Может быть, минут пятнадцать седьмого. Точнее можно в телефоне посмотреть.

– Посмотри, – попросил Макаров Женю.

Она послушно достала из кармана телефон. На мгновение пальцы замерли, нащупав то, что нужно скрыть.

– Вот, – сказала Женя максимально непринужденным тоном, показывая журнал вызовов, – я ей звонила в восемнадцать ноль семь. Наш разговор длился три минуты сорок секунд. Сначала я представилась и обозначила цель своего визита. Потом она заявила, что нам не о чем говорить, но после этого все же согласилась встретиться и назначила встречу на сегодня, на девять утра. Сказала, что к ней должен прийти массажист, и я услышала звонок в дверь. Как ты думаешь, это был убийца?

– А с чего ты взяла, что ее убили? – удивился Макаров. – Федорыч, смерть насильственная или как?

– Я не гадалка, чтобы с первого взгляда на карты судьбу предсказывать, – мрачно отозвался немолодой эксперт-криминалист. – Телесных повреждений нет, это я уже сейчас могу сказать, а более детально только после вскрытия. Выглядит так, словно ей плохо стало. А вот по какой причине, экспертиза покажет.

– Вот, – Макаров поднял вверх указательный палец. – Знакомься, Женя. Это Вадим Федорович Фадеев, наш лучший эксперт-криминалист.

– Здравствуйте, – поздоровалась еще раз вежливая Евгения Волина.

Фадеев небрежно кивнул в ответ.

– Так что, ты знаешь кого-то, кто мог желать Максимовой смерти? Или, может быть, кому-то это было выгодно?

Женя опустила телефон в карман, снова нащупав пальцами свидетельство своего безрассудства, а уж если быть совсем точной, недавно совершенного преступления. Именно так трактовала противодействие расследованию и сокрытие преступника, а также улик, которые могли бы способствовать следствию, статья триста шестнадцатая Уголовного кодекса Российской Федерации.

– Жень, я только вчера узнала про ее существование, – ответила она, мило улыбнувшись. – Я в курсе, что она подала иск о признании недействительным наследства по закону, вступление в права которого состоялось двадцать два года назад.

– Это как? – не понял Макаров.

– А вот так. Рената Николаевна пять лет прожила с пожилым человеком, которого звали Александр Васильевич Гордеев. Так как она была гражданской женой, то после его скоропостижной смерти от сердечного приступа все имущество перешло единственному кровному родственнику – внуку. Рената Николаевна сей факт не оспаривала, а спокойно себе вышла замуж за гражданина Максимова, с коим прожила в браке без малого двадцать лет. Потом муж ее бросил, и она вернулась в эту квартиру, которую ей на двадцатипятилетие подарил Гордеев, и жила тут тихо и мирно, пока вдруг не заявила, что нашла завещание, в котором Гордеев оставлял ей все свое имущество. И подала в суд на его внука.

– Знаешь ты немало, – крякнул Макаров. – Уж точно больше, чем мы. И что, вот этот самый внук является твоим доверителем?

– Да. Он и его матушка, с которой он вчера пришел ко мне в офис.

– А где это самое завещание лежало все эти годы?

Женя пожала плечами.

– Понятия не имею. Я же не успела с ней поговорить, так что обстоятельства, при которых это самое завещание так неожиданно всплыло, мне неизвестны.

– Ладно. С этим мы разберемся. – Макаров устало потер ладонью лицо. – Хотя, возможно, и разбираться-то не с чем. Почувствовала себя гражданка Максимова плохо, и, будучи одна в квартире, умерла от не оказанной вовремя медицинской помощи. Так что доверителям твоим, можно сказать, повезло. Что там им досталось по наследству?

– Дом в Излуках.

Макаров присвистнул.

– Место богатое. У меня там старший брат живет. Бизнесмен, не мне, простому менту, чета. Так что повторюсь. Повезло твоим доверителям, Женечка.

– Но кто-то же к ней приходил, когда я с ней разговаривала, – задумчиво проговорила Евгения Волина. – Она ждала массажиста. Почему же тогда он не вызвал «Скорую»? Это же оставление в опасности, разве нет?

– Массажиста мы, конечно, поищем, – согласился Макаров. – Вот только Ренате Николаевне могло стать плохо уже после его ухода. А могло и до, только этого мы все равно никогда не докажем. По-любому, для начала нужно дождаться результатов вскрытия. Если смерть естественная, то и доказывать ничего не надо. Ты не в курсе, у нее родственники есть?

Женя покачала головой.

– Бывший муж. Про остальных не знаю.

– Ладно. Это не твоя головная боль, – решил Макаров. – Ты иди, Женька. Мы сейчас тело в судебный морг отправим и будем родственников искать. Ты как? Сама доедешь? Слишком сильного душевного потрясения не испытала?

– Нет, не испытала, – призналась Женя. – Неприятно было, да. Ну, и хотелось бы все-таки понять, что тут произошло. Не каждый день, приходя на деловую встречу, находишь труп.

– Ладно. Узнаю – расскажу, – милостиво пообещал Макаров и проводил Женю до дверей.

Спустившись на улицу, она немного постояла у подъезда, вдыхая свежий морозный воздух. Хоть она и держала лицо перед Дашиным мужем, от увиденного в квартире Ренаты Максимовой ее немного потряхивало. А еще подташнивало, как бывало всегда, когда Женя волновалась.

Сунув руку в карман, она вытащила утаенную от полиции улику. Или не улику? На ладони лежала золотая монета. Двадцать пять рублей 1908 года. Именно такую монету постоянно крутил в руках Александр Гордеев. Может, это он был в квартире Ренаты Максимовой в момент ее смерти? Или после? Он видел, что женщина умерла и никому ничего не сказал? А может, ей стало плохо во время их разговора, и Гордеев просто ушел, оставив Ренату умирать? Или вообще это он ее убил?

Конечно, правильнее всего вернуться в квартиру, признаться во всем Жене Макарову и отдать ему монету. Однако объяснить, почему она вообще подняла ее с пола и сунула в карман, Женя не могла не только другим, но даже себе. Это было настолько на нее не похоже. Почувствовав, что мороз пробирается сквозь одежду, начиная щипать кожу, она поежилась, сунула монету обратно в карман и быстрыми шагами пошла к своей машине.

Если Женя Макаров скажет, что смерть Максимовой вызвана естественными причинами, то надо будет просто придумать, как вернуть монету ее новым владельцам. Если же выяснится, что история имеет криминальную составляющую, тогда и придется признаваться во всем Макарову. Но уж никак не раньше. Придумав этот план действий, Женя полностью успокоилась и тронула машину с места.

Пожалуй, Женя даже не удивилась, когда после обеда Мила сообщила, что ее спрашивает Татьяна Гордеева.

– Слушаю вас, Татьяна Михайловна, – доброжелательно сказала Женя, как только доверительница переступила порог ее кабинета.

Выглядела Гордеева не встревоженной, а скорее нахохлившейся. Маленькая, хрупкая пожилая женщина с некогда красивым лицом, сохранившим благородство черт. Жене она нравилась, хотя обычно она остерегалась давать быстрые оценки людям. Интересно, как эта женщина переживет известие, что ее сын, возможно, убийца?

– Евгения Алексеевна, я решила сразу вам сообщить, что у нас изменилась ситуация, – объявила визитерша. – Нам недавно сообщили, что Рената скоропостижно скончалась. Это такой ужас, что просто в голове не укладывается. Она же еще совсем молодая женщина, пятидесяти нет. Саша поехал туда, а я решила отправиться к вам, потому что суда теперь, видимо, не будет.

Интересно, зачем Александр Гордеев поехал на квартиру к Максимовой? Не для того ли, чтобы найти потерянную там монету, которая теперь лежала в потайном отделении кошелька адвоката Волиной. Ведь они с матерью не были родственниками, которым предстояло теперь решать проблемы с похоронами. Более того, они должны быть врагами, потому что Максимова вдруг вознамерилась лишить их дома.

– Да, суда не будет, – согласилась Женя. – Даже если наследники Максимовой захотят претендовать на дом, они не смогут этого сделать. На момент своей смерти он ей не принадлежал, и доказать свое право на него она не успела. Юридически умерший человек теряет собственную правоспособность и дееспособность, перестав быть субъектом гражданского права. Он не может призываться к наследованию ни в каком качестве, а составленное в его пользу завещание автоматически аннулируется. Вам не о чем волноваться. Вы передайте сыну, что наш договор тоже прекращается. Внесенный задаток я, разумеется, верну.

– Что вы! – переполошилась вдруг Гордеева. – Не надо ничего возвращать. Саша этого точно не одобрит. Я совсем не за этим пришла. И не из-за того, что испугалась, что наследники Ренаты продолжат отсуживать у нас дом.

– А из-за чего вы пришли, Татьяна Михайловна? – полюбопытствовала Женя.

Признаться, этот вопрос ее действительно интересовал.

– Я и сама не знаю, – пожилая женщина понурилась. – Мне почему-то не по себе от известия о смерти Ренаты. Понимаете, я очень на нее сердилась. Никак не могла понять, почему она не пришла с нами поговорить до того, как обращаться в суд. Конечно, мы не были родственниками, но довольно неплохо общались в те пять лет, которые она провела рядом с Александром Васильевичем. Да, прошло много времени. Но это как-то по-человечески – разговаривать. Это все очень странно. Все, что происходило и продолжает происходить, очень странно. И я волнуюсь, что это может повредить Саше. Понимаете?

– Не совсем, – осторожно проговорила Женя, хотя, памятуя о монете, все прекрасно понимала.

Интересно, Гордеев уже рассказал матери, что потерял свою реликвию и при каких обстоятельствах?

– Рената умерла как-то вовремя, – поделилась Татьяна Михайловна и тут же, спохватившись, поправилась. – Это не я так считаю, это со стороны так выглядит. Если бы не эта история с завещанием и судом, то про нас с Сашей никто бы и не вспомнил. Мы не общались с Ренатой два десятка лет. Но теперь ситуация выглядит так, словно мы были заинтересованы в ее смерти. Мы – главные выгодоприобретатели, если можно так выразиться. Я не знаю, проведет ли кто-нибудь подобную параллель, но мне бы хотелось, чтобы у Саши был хороший адвокат. Наверное, для этого я к вам и пришла.

– Но я не работаю в уголовных процессах, я – адвокат по гражданским делам, – не подумав, ляпнула Женя и тут же спохватилась, но было поздно.

В глазах ее собеседницы отразился ужас.

– Евгения Алексеевна, но это же чисто гражданское дело! Рената умерла, поэтому неудивительно, что все, что с ней связано, нужно привести в порядок. Уголовные дела возбуждают тогда, когда смерть происходит не по естественным причинам. Вы что, считаете, что ее убили?

Она выглядела, как взъерошенный воробей. Жене стало ее жалко.

– Татьяна Михайловна, я ничего не знаю, – сказала она как можно мягче. – Внешне все выглядит так, словно Максимова умерла от сердечного приступа. Или, может, у нее тромб оторвался. Такое, знаете ли, тоже бывает. Вскрытие покажет. В любом случае мне кажется, что вам не стоит волноваться. И адвокат вашему сыну пока точно не нужен. Его же никто ни в чем не обвиняет. А если будет нужен, то я посоветую вам очень хорошего адвоката, моего бывшего шефа и учителя. Аркадия Ветлицкого, может, вы слышали о таком.

Гордеева покачала головой.

– Нет, мы никогда до этого не нуждались в услугах адвоката. Ни я, ни Саша.

Жене вдруг стало интересно, почему при появлении такой нужды Гордеевы обратились именно к ней. Впрочем, сейчас это было неважно.

– А скажите, ваш сын вчера вечером был дома?

Женя и сама не знала, почему у нее вдруг сорвался с языка этот вопрос. Она не собиралась вести никакое расследование, и местонахождение Александра Гордеева в момент смерти Ренаты Максимовой ее ни капельки не интересовало. Вот еще не хватало.

– Нет. Саша задержался на работе. Он часто задерживается. У него очень ответственная работа. Саша – фактически второе лицо в крупной строительной компании. «Турмалин» называется, – в голосе Гордеевой звучала неприкрытая гордость за сына.

Совпадение было любопытным. Дело в том, что компанию «Турмалин» Женя хорошо знала. Во-первых, ее владельцем был старший брат Женьки Макарова Дмитрий, которого Евгения Волина несколько раз видела на семейных торжествах. А во-вторых, один раз она сталкивалась с юристами «Турмалина» в суде. Бывший свекор тогда попросил представлять интересы его компании в деле о спорном земельном участке, и это был один из тех редких случаев, когда суд Женя проиграла.

Проиграла суд не по своей вине, она с самого начала предупреждала и свекра, и бывшего мужа о том, что дело пропащее, но они все равно настаивали, потому что, как два барана, всегда считали необходимым настаивать на своем до конца и биться лбом в стену до сотрясения мозга. Виновата она не была, но вспоминать о проигрыше не любила. «Турмалин», значит. Так и запишем.

Итак, Александр Гордеев был на работе. Или матери сказал, что был на работе. Сам же он, судя по всему, ездил домой к Ренате Максимовой, которую наутро нашли мертвой. Ездил и потерял в ее квартире свою золотую монету. Подарок деда.

– Татьяна Михайловна, вы, пожалуйста, не переживайте. Когда у вашего сына появится время, пусть он придет в мой офис, чтобы мы официально расторгли наше соглашение. Предоплату я все-таки верну, потому что работать по вашему делу не начала. И если вдруг понадобится помощь Ветлицкого, то звоните. Мой телефон есть в документах, которые мы подписали.

Кажется, ей удалось успокоить Гордееву.

Оставшись одна, Женя погрузилась в свои дела, которые никогда не откладывала на потом. Однако некая мысль не давала ей покоя, заставляя все время отвлекаться. Ей ужасно хотелось узнать, сколько может стоить монета 1908 года.

«Ты найдешь эту информацию позднее, – строго сказала она сама себе. – А пока работай. У тебя скоро два процесса, за которые ты отвечаешь». Что-что, а держать себя в руках Евгения Волина умела. Прогнав непрошеные мысли прочь, решительно доделала все свои дела, надиктовала Миле задания на завтра, позвонила Кристинке с вопросом, что приготовить на ужин, после работы заехала в магазин за продуктами, дома, переодевшись в теплый домашний костюм, встала к плите и только после ужина, помыв посуду и поговорив с дочерью о том, как прошел день, позволила себе сесть на диван, открыть поисковик Интернета и вбить интересующий ее запрос.

Спустя пару минут вопрос, мучивший ее со вчерашнего дня, получил ответ. Монеты в двадцать пять рублей золотом, или в два с половиной империала, отчеканили в 1908 году на Санкт-Петербургском монетном дворе. На их аверсе был изображен правый профильный портрет Николая Второго, на реверсе двухглавый орел – герб Российской Федерации. Монета относилась к числу донативных, то есть выпускалась не для регулярного обращения и средства оплаты, а в качестве памятного подарка.

Ну, да. Рассказывая о подарке деда, Гордеев упомянул, что эти монеты Николай Второй раздаривал своим приближенным, приглашенным на празднование его дня рождения. Как выяснила Женя, разновидности у двух с половиной империалов, которые она достала из кошелька и сейчас держала в ладони, отсутствовали. И на аукционах продать подобную монету даже в не очень хорошем состоянии возможно за сумму в два миллиона рублей. Неплохо для амулета, который носишь с собой на удачу.

Потеря подобной штуки могла всерьез расстроить даже без дополнительного огорчения, вызванного тем, что ты потерял монету у трупа. Интересно, хватился ее уже Гордеев или нет. Наверное, хватился, раз имеет привычку постоянно крутить ее в руках.

То обстоятельство, что она прихватила с собой вещицу, стоящую два миллиона, Женю смущало. Она никогда не брала чужое и обладала повышенной честностью, которую бывший муж называл патологической. Женя честность к патологии не относила. Сейчас ей было крайне неуютно, и внутренняя неудовлетворенность усиливалась еще и от того, что она понятия не имела, что ей теперь делать. Как сказать Жене Макарову, что она прихватила в квартире Максимовой два миллиона?

Что-то придумать Женя не успела, потому что ей позвонил тот самый Макаров, о котором она сейчас думала.

– Привет, подруга моей жены, – поприветствовал он Женю.

Голос его звучал невесело, из чего она сделала вывод, что новости он намерен сообщить нерадостные.

– Привет, Жень, – не менее уныло ответила она. – Что-то выяснилось?

– Ага. Выяснилось. Премного тебе благодарен за новое уголовное дело в моей богатой биографии. В общем, найденную тобой даму кто-то умело довел до сердечного приступа.

– Ты хочешь сказать, что она так сильно расстроилась, что умерла?

– Нет, я хочу сказать, что кто-то дал ей довольно сильную дозу препарата, вызывающего аритмию и остановку сердца, – мрачно сообщил Макаров. – Установить, что именно ей дали или ввели, невозможно. Какой-то сердечный гликозид. Они довольно быстро разрушаются в крови, а при осмотре квартиры никаких следов лекарств мы не обнаружили. И посуда вся чистая. И вообще только очень опытный патологоанатом, точно знающий, что именно нужно искать при вскрытии, смог бы отличить индуцированный инфаркт от обыкновенного. К счастью, наш Фадеев – именно таков. Так что какие-то остаточные следы нашел и выдал заключение, что смерть произошла не от естественных причин, а в результате отравления. Вот так-то.

– И что теперь будет?

– Следствие будет. Надо выяснить, кому же это так сильно помешала гражданка Максимова Рената Николаевна, что ее лишили жизни столь изощренным способом. Жень, я чего звоню-то. Ты завтра подъезжай в управление, оформим твои показания под протокол. Сама понимаешь, теперь все серьезно. У тебя завтра как со временем?

– Нормально. Я с утра в суд, но это ненадолго, часа на два. Потом заеду. Около полудня. Устроит?

– Вполне, – заверил ее Макаров. – Ладно, бывай. Пойду вызывать на беседу твоего доверителя. Как раз успею с утречка с ним поговорить. Тоже под протокол, разумеется.