Текст книги "Кикимора болотная"

Глава 7

Я, стараясь не замечать дыхания на затылке, позвонила Тамаре. Ее удивил мой поздний звонок.

– Мама, ты почему не спишь? – возмутилась она. – И людям спать не даешь!

– Тома, он опять пришел, – сообщила я зловещим шепотом.

– Кто он? – спросила она и скандальным тоном добавила:

– Даня, скотина, опять стянул с меня одеяло! У меня радикулит! По твоей вине!

– А мое где? – услышала я отдаленный голос Дани. – У меня тоже радикулит.

– Твое на полу, эгоист! – цыкнула Тамара и пожаловалась, думаю, уже мне:

– Никакой нет жизни, ни днем, ни ночью.

Проза жизни подруги подействовала на меня благоприятно. Дыхание за спиной стало почти незаметно.

– Так что там у тебя? И почему ты шепчешь? – насторожилась Тамара.

Видимо, окончательно проснулась.

– Стоящий вернулся, – сообщила я. – Мой затылок онемел от его дыхания.

Теперь, правда, отошел, почуяв вашу борьбу за одеяло. Тактичный, черт.

– Ой, Мама, надо тебе к Джуне. Хочешь, составлю протекцию?

– Нет, нет, – испугалась я, – мне своих «тараканов» хватает. Это все Жанна. И даже не она, а твоя подруга. А мне нельзя нервничать, и надо кое-что узнать.

– Так спрашивай, – зевая, разрешила она. – Но не увлекайся, помни, что уже ночь.

Я была кратка и с помощью нескольких вопросов составила заочное мнение о матери Михаила. Выяснилось, что она не так уж плоха, но роль свекрови испортит кого угодно.

– А зачем тебе это, Мама? – заинтересовалась Тамара.

– За тем, что я тетушка Жанны. И не вздумай проболтаться, что это не так. Как ты объяснишь тот факт, что Михаил сначала просит у родителей Жанны руки и сердца их дочери, а уж потом решается познакомить невесту с ее будущей свекровью? Обычно поступают наоборот. Тем более что он прилежный сын.

– Объясняю тем, что я сама так ему посоветовала. Чем дальше зайдет дело, тем меньше будет аргументов у Лизы. Кстати, ее зовут Елизавета Павловна.

– Это я уже поняла. А твоя Лиза в курсе, что ее сын сделал предложение девушке?

– Да, Мама, я вчера ей об этом сказала, – голосом, полным трагизма, сообщила Тамара.

– И как она держит удар?

– Прекрасно. «Мой Миша не маменькин сынок, а самостоятельный мужчина.

Он волен принимать решения сам, без моей помощи», – сказала она, хотя я точно знаю, что был скандал со слезами, «Скорой помощью» и проклятиями.

– И чем недовольна эта несчастная?

– Я же говорила, она против мезальянса. Отец Михаила в прошлом крупный чиновник. Он и сейчас занимает видное положение. Сама Лиза тоже очень деятельная женщина, у нее два фонда, партия и бизнес. О Михаиле я уже и не говорю. Он, конечно, получил великолепный старт, но многим и это не помогло. Он же трудолюбив, умен, образован…

– Хватит, хватит, я все поняла, лучше признайся, он действительно маменькин сынок?

– Безусловно.

– Тогда как же он решился самостоятельно выбрать себе жену?

– Потому и решился. Жаждет независимости.

– Ты уверена? Тамара рассердилась.

– Мама, он не в первый раз открывает мне душу, и уж я-то знаю, что там внутри. Он до смерти боится современных эмансипированных женщин, потому и в восторге от твоей Жанны, потому и решился в первый раз пойти против воли матери.

Я озабоченно посмотрела за окно. Рассвет был близок, а у меня еще столько незаданных вопросов. «Придется ограничиться самыми важными», – подумала я и спросила:

– Чего же ей надо от невестки?

– Лиза не хочет, чтобы после ее смерти судьба Миши оказалась в руках какой-нибудь тюхи. В лице невестки ей нужна крепкая рука.

Это было как раз то, что нужно и мне.

– Крепкую руку Лиза получит в моем лице, – заверила я Тамару, точно зная, как мне теперь поступить.

На следующий день я набрала номер телефона Лизы (им меня снабдила Тамара) и представилась.

– Ах, как я рада! – воскликнула Елизавета Павловна. – Как я рада! Я читала все ваши книжки и давно мечтала с вами познакомиться.

– Так, может, ваша радость станет еще полней, если вы узнаете, что это может произойти в ближайшее время, поскольку нам предстоит породниться, – сказала я и выдержала паузу.

Елизавета Павловна тоже выдержала паузу, а потом растерянно произнесла:

– Простите, не поняла…

– Разве Тамара не говорила вам, что девушка, на которой ваш сын собирается жениться, – моя племянница? Если не говорила, то я рада сообщить вам эту приятную новость.

– А…э…

– Более того, Жанна мне почти как дочь, – добавила я, чтобы усилить впечатление.

– Э…а…

– И я принимаю живое участие в ее воспитании и судьбе, – уж здесь-то я не солгала ни словом.

– Ах вот оно как, – наконец-таки пришла в себя Елизавета Павловна. – Миша мне что-то говорил, но, видимо, я не совсем поняла.

Миша ей ничего не говорил, а моя Тамара – тем более, поскольку об этом только ночью узнала сама.

– Ваш Миша прелесть, – запела я. – Видела его всего лишь раз на юбилее у Тамары и теперь молю бога, чтобы и мой сын вырос таким же. Во всяком случае, теперь мне ясно, к чему надо стремиться. Даже жаль, что он остановил свой выбор на Жанне, хоть она и моя племянница.

– А чем плоха Жанна? – насторожилась Елизавета Павловна.

– Жанна? Я ей желаю счастья. Она обладает всеми необходимыми идеальной жене качествами, но у нее слишком твердый характер. С детства она была такой: ангел, а не ребенок. Добрая, отзывчивая, послушная, честная, трудолюбивая, терпеливая, нежная, веселая, тактичная и так далее, но как упрется порой, как найдет на нее, тут уж никто с ней не сладит.

– И во что же она упиралась?

– А это в зависимости от обстоятельств. С малых лет она была необычайно умна и точно знала, что ей нужно. Это уже потом нам приходилось соглашаться, что она была права, а поначалу казалось: сплошная блажь. Одно утешение, Жанна редко качает права и делает это в очень тактичной форме. Тамара боготворит вашего Мишу.

– Да, я знаю, – сдержанно ответила Елизавета Павловна, – Тамара Мишу очень любит, но она и Жанну очень хвалила.

– Жанну трудно не похвалить, но из соображений высшей справедливости считаю своим долитом вас предупредить: она очень упряма и для женщины бывает чрезмерно тверда. Правда, она еще ребенок и легко поддается воспитанию, но ухо с ней надо держать востро. Она крепкий орешек.

– Да что вы говорите, – забеспокоилась Елизавета Павловна.

– Именно, – подтвердила я, – Ситуация осложняется тем, что она однолюбка и вряд ли по доброй воле откажется от вашего Михаила. Это качество она унаследовала от своей матери, моей старшей сестры. Эта дурочка до сих пор обожает своего мужа, нарожала ему сумасшедшее количество детей и живет в нищете, а когда-то была красавицей и могла рассчитывать на выгодную партию.

Жанна бедна как церковная крыса. И все по прихоти своей матери. Будь ее мать умней и не влюбись в отца Жанны, все могло быть иначе. А сейчас я не могу смотреть без слез на своих многочисленных племянников и племянниц.

– О! Что вы говорите! – только вздыхала моя собеседница.

– Да. Мать Жанны и теперь еще красивая женщина, и не будь у нее этой глупой любви, можно было бы как-то исправить положение. На свете достаточно мужчин, умеющих заработать на приличную жизнь.

(Здесь я, пожалуй, немного загнула лишнее.) – Он что же, пьет, этот муж, отец Жанны? – пришла в недоумение Елизавета Павловна.

– Если бы! Он все свободное время посвящает воспитанию детей, а мог бы брать сверхурочную работу и получать неплохие деньги. Вместо этого ходит с мальчиками на рыбалку, учит их мастерить табуретки и прочее и прочее.

– Но ведь это похвально.

– Вы считаете? – удивилась я.

– Что же тут плохого, если отец любит своих детей и отдает им все свободное время? И вообще, Софья Адамовна, я не поняла, вы что, против?

Я выдержала паузу, подчеркивая чрезвычайную важность того, что собираюсь сказать, и с достоинством продолжила:

– Елизавета Павловна, если вы имеете в виду брак, то да. Я против, и простите меня за откровенность, но мы уже люди не чужие.

Она, похоже, расстроилась. Думаю, из чувства противоречия.

– Да почему же вы против? – эмоционально воскликнула она.

– Жанна из бедной семьи и не должна была влюбляться в вашего Михаила, – произнесла я голосом, полным трагизма. – Хотя здесь-то как раз я могу ее понять, но нет ведь никакой уверенности, что и другим детям моей сестры так же повезет. Они начнут ей завидовать, пойдут ссоры… Нет-нет, это нехорошо. Я не сторонница неравных браков.

– Здесь я с вами согласна, – живо откликнулась мать Михаила, – в основном это выглядит плохо, но бывают и исключения. Софья Адамовна, отвечая благодарностью на вашу откровенность, хочу знать: почему вы мне позвонили?

«Хороший вопрос, – подумала я. – Но так я тебе и призналась!»

– Жанна сказала, что в ближайшее время состоится ваше знакомство.

Девочка чиста, наивна и даже не подозревает о сложностях семейной жизни. Она безумно любит Михаила и, как сегодня мне открылась, уже заочно любит вас. Мне хотелось бы уберечь ее от возможных травм. Пока дело не зашло слишком далеко, я подумала, что, может быть, если мы с вами найдем общий язык, еще не поздно будет расстроить этот брак.

– Что вы говорите! – В голосе собеседницы прозвучало неподдельное возмущение. – Чтобы я устраивала интриги за спиной своего сына? Пусть будет так, как уготовлено судьбой.

«Браво! – подумала я. – Я не ошиблась в подруге Тамары. Не женщина, а кремень».

– Мне очень стыдно за свою неловкость, – вновь запела я. – Поверьте, я не хотела вас рассердить и уж тем более обидеть, и руководствовалась самыми лучшими чувствами. Жанна мне как дочь. Я уже жалею, что решилась на эти переговоры. Вовек себе не прощу, если сделала только хуже.

– Успокойтесь, никому вы хуже не сделали, – смягчившись, заверила меня Елизавета Павловна, – а поступили вполне честно, прямо выразив свою позицию по этому вопросу. В любом случае, это не телефонный разговор. В ближайшее время нам надо встретиться и познакомиться поближе.

– Да, конечно, и я была бы счастлива видеть вас у себя в это же воскресенье. Очень надеюсь, что этот день вас устроит. Я приготовлю легкий ужин…

– Спасибо, – прервала меня она. – Надо подумать. Если не возражаете, я завтра вам позвоню.

Я не возражала и, пожелав ей всего хорошего, тут же бросилась набирать номер Тамары, но в трубке раздавались короткие гудки. Я сделала вывод, что Елизавета Павловна меня опередила. Короткие гудки раздавались очень долго.

Целый час я рысью металась у телефона, пока не сообразила позвонить мужу Тамары.

– Даня, мне срочно нужна твоя жена, она дома?

– Где-то здесь, дома.

– Тогда извлеки ее мне.

– Сейчас, Мама, – ответил Даня и пошел извлекать, но очень скоро вернулся и сообщил:

– Она разговаривает по мобильнику.

– Именно поэтому я тебе и звоню. Разговаривает она уже целый час. Если не хочешь разориться, прекрати, пожалуйста, это безобразие.

– Хорошо, – сказал Даня и пошел прекращать.

Прекращал он довольно долго, еще минут пятнадцать, после чего Тамара мне позвонила сама.

– Мама, что ты наговорила Лизе? – возмущенно спросила она.

– Лучше скажи, какое у несчастной составилось обо мне мнение?. – кротко поинтересовалась я.

Тамара предварила ответ тяжелейшим вздохом.

– Ой, Мама, ты бы и не спрашивала. Если обобщить и сильно смягчить, то в ее глазах ты личность странная.

– А если не обобщать и не смягчать?

– То отпетая мерзавка.

– Великолепно, – сказала я, мысленно потирая руки. – Лучшего трудно было ждать.

– Да что же тут хорошего? Особенно, если учесть, что ты, самозванка, представилась тетушкой Жанны. Или ты переменила планы, решив оставить ее в пожизненных домработницах?

Возмутительно! Как могла она такое обо мне подумать?!

– Нет, – ответила я, – планы мои прежние: я желаю Жанне счастья и уже приняла для этого ряд мер.

– Я в курсе. Лиза советовалась, можно ли отправиться в гости к такой малахольной, как ты. И не нанесет ли это удар по ее безупречной репутации.

Должна сказать, что ты глупо себя повела.

– Лучше скажи, как ты выкрутилась.

По новому вздоху я поняла, что Тамара сражалась за меня, как лев, и восстановила мое доброе имя, во всяком случае впечатление Елизаветы Павловны подверглось значительным коррективам.

– Я выкрутилась, – подтвердила мои ожидания подруга. – Чего я только не плела, вспомнила даже наше мокрое детство. Короче, она успокоилась, согласившись, что женщина, пишущая книги, нормальной просто не может быть, а известная доля «тараканов» не очень портит хорошего человека.

Не могу сказать, что слышать это было приятно, но меня такой глупостью не пронять. Особенно, когда речь идет о серьезном.

– Как это понимать? – деловито уточнила я. – Придет она в воскресенье или нет?

– Придет, Мама, придет, – успокоила меня Тамара. – Там же познакомится и с Жанной. Мы решили, что так даже лучше.

– Ее не удивило, что знакомство с тетушкой состоится раньше, чем с остальными родственниками?

– Нет, не удивило. Ты не оставила ей сомнений, кто в доме хозяин, – заключила Тамара.

На следующий день в моей квартире раздался звонок. Елизавета Павловна приняла приглашение. При этом она обращалась ко мне с вежливостью доктора психиатрической клиники, разговаривающего с одним из самых трудных своих Пациентов.

Значит, в ее глазах крыша моя подъезжает… Что ж, в этом есть своя прелесть. Сколько можно слыть умной? Надоело.

Глава 8

Договорившись с Елизаветой Павловной, я угомонилась и решила со спокойной совестью отдаться предстоящей субботней вечеринке.

На старости лет Марусе приспичило блистать. Видимо, любовь Ивана Федоровича осложнила ее жизнь. Ей захотелось светскости. Вечеринки стали нормой нашей жизни. Первое время я пыталась оказывать сопротивление, но Маруся восстала.

– Впервые в жизни мне попался достойный мужчина! – возмутилась она. – Так дай же мне насладиться счастьем.

– И предыдущие твои мужчины были совсем неплохи, – возразила я и, подумав, добавила:

– Каждый по-своему.

– Вот именно, каждый по-своему – неплох, а все вместе – ужас. Я прямо вся негодую, как вспомню, сколько моей крови было выпито!

– Если брать Акима, то он предпочитал «Абсолют».

– А мой Ваня предпочитает любовь, – с гордостью заявила она. – И если я не буду разбавлять любовь вечеринками, он быстро заскучает.

– Чем больше будешь стараться, тем скорее это произойдет, – пообещала я и тем едва не довела Марусю до слез.

– Пойми же ты, – завопила она. – Это единственный в моей жизни мужчина, который не только достает мне до плеча, но даже может обхватить меня за талию, и при этом ему хватает рук.

Вот тут я ничего не могла возразить. Аргумент был сильный. Выше Маруси я видела только гориллу в зоопарке. То же могу сказать и о ее знаменитой талии.

Маруся – наша всеобщая гордость, достояние всех друзей и знакомых. Она героиня многочисленных побасенок и анекдотов. Положа руку на сердце каждый, кто знает ее, вряд ли согласился бы стереть ее из своей памяти. Она способна украсить жизнь любого и сильно украшает. В своем эгоизме мы забываем о ее женском счастье. А ведь ей с темпераментом, помноженным на размеры тела, живется совсем непросто.

Я смирилась с вечеринками. Они прочно вошли в мою жизнь. Маруся терпеть не могла спонтанности. Она тщательно расписывала сценарий, который не соблюдался никогда. В основном, по вине мужчин. Ну не привыкли наши мужчины пить по сценарию. Нет, до первых двух рюмок они еще как-то держались, пытаясь соответствовать ее представлению о светском времяпрепровождении, а вот потом все неизбежно шло кувырком.

И что интересно: никогда не хватало спиртного. Сколько бы бутылок мы ни заготовили впрок, к концу, а то и к середине вечеринки обязательно приходилось посылать кого-нибудь в магазин «24 часа».

Дальше – хуже. Некоторые участники вечеринок стали являться в назначенное время уже изрядно навеселе. Видимо, из опасения, что до нужной кондиции снова не хватит одной бутылки. Но не спасало даже это. За бутылкой все равно приходилось бежать. Удивительным образом расход закуски не увеличивался.

В этом – тайна русских вечеринок.

Предвидя вышеперечисленные заморочки, Маруся каждый раз старалась избежать проблем. Хотя лично я не стала бы относить поход за бутылкой в разряд проблем русского человека. Но Маруся придерживалась европейской точки зрения и неутомимо стремилась к порядку. За несколько дней до вечеринки она разворачивала бурную деятельность. С утра до вечера висела на телефоне, тщательно изучая аппетиты друзей.

Мужчины, как один, клялись, что одной бутылки на всех хватит за глаза, если бутылка будет двухлитровой. При этом они всегда имели в виду, что остальное втихаря принесут с собой. Маруся, пользуясь опытом, накопленным за буфетной стойкой, делала из выпытанного надлежащие выводы и составляла меню.

В тот день, как обычно, она прибежала раньше всех и прямо с порога окунула меня в сложную гамму своих чувств к Ивану Федоровичу.

– Тес, – зашипела я, – Жанна еще не ушла. Не стоит посвящать ее в тайну твоих оргазмов.

– Не стоит, – согласилась Маруся. – А где она?

– На кухне готовит бутерброды, хотя через час у нее свидание.

– Ну-у, ты изверг, старушка! Что же мы, сами не управимся по старинке?

– Если хочешь, управляйся. Тогда я отпущу Жанну, но на меня не рассчитывай.

Ей нестерпимо хотелось поделиться своим личным счастьем во всех подробностях. Она, рискуя новым платьем, устремилась на кухню. Жанна охотно приняла помощь, и только мы ее и видели.

– Смотри не загуливайся, завтра у нас встреча с матерью Михаила! – крикнула я ей вслед.

– Ой, старушка, взвалила ты на себя ношу, – сочувственно произнесла Маруся и тут же переключилась на достоинства Ивана Федоровича.

За обсуждением его достоинств время пролетело быстро.

– Ну? Будем потихонечку перебираться в гостиную? – окидывая удовлетворенным взглядом тарелки с закуской, спросила Маруся.

– Будем, но учти, там Санька.

– Ерунда, – усмехнулась она и, подхватив поднос с мясным ассорти, двинулась к двери. Я с селедкой «под шубой» – за ней. Санька встретил нас вопросом:

– Мама, а что такое демократия?

– Видишь, старушка, как людям политикой голову заморочили. Больше бы говорили про любовь.

– Нет, нет, пусть лучше про политику, – испуганно возразила я, вспоминая недавнее увлечение ребенка и его щекотливые вопросы.

– Что же тут хорошего, – возразила Маруся. – Уже пятилетний ребенок хочет знать, что такое демократия. Этого все хотят знать, дорогой мой, – закричала она, наклоняясь к Саньке и придавливая его своим необъятным бюстом, наполовину выпавшим из широкого декольте. – Не один ты такой умный.

– Ой, тетя Маруся, чем ты на меня упала! – пришел в восторг Санька.

– Иди, сынуля, поиграй, не мешай накрывать на стол, – сказала я, с улыбкой наблюдая, как тетя засовывает свой выпавший бюст обратно в декольте.

В этот миг раздался звонок.

– Это Ваня! – радостно закричала Маруся и с жутким топотом выбежала в прихожую.

– Это не Ваня, – горестно сообщила она, ведя за собой Елену, невесту Сергея.

– Серега еще не пришел? – спросила та, шаря по углам глазами и протягивая Саньке шоколадку.

– Нет, но обязательно будет, – успокоила я ее. – Разве не знаешь, твой Серега и мой Астров – сиамские близнецы. Астров звонил, предупреждал, что слегка задержится, значит, то же случится и с Серегой. – Тетя Лена, а что такое демократия?

Заворачивая шоколадку, встрял в разговор Санька. Он очень хотел знать.

– Боже мой, сынок, это слово такое, – рассердилась я. – И прекрати до ужина есть шоколад!

– Жанна меня поужинала йогуртом и кашей, – сообщил он, запуская свои острые зубки в плитку шоколада. – Мама, демократия – это слово и все? – спросил он уже с набитым ртом. – И больше ничего?

– Уж поверь мне, и больше ничего, – заверила его Маруся и обратилась к Елене:

– Принеси из холодильника минеральной воды. Что-то я нервничаю.

– Ты всегда нервничаешь, когда рядом нет Ивана Федоровича, – ответила та, но за водой пошла.

– Мама, но это едят или с этим играют? – не отставал Санька.

– С демократией? – я задумалась. – Скорей играют.

– А как играют?

Тройной звонок прервал нашу беседу. Маруся с воплем «это Ваня!» выбежала в прихожую.

– Нет, не Ваня, – крикнула я ей вслед. – Так звонит только Роза.

Роза – очаровательная непоседа – полная противоположность своему мужу, мрачному молчуну.

Я не ошиблась. Это действительно была она.

– Все в сборе? – защебетала она своим высоким, звонким голосом. – Что?

Бабье царство? И я одна. Мой Пупсик придет часом позже. Я дала ему задание заехать в кондитерскую за тортом.

– Нашла кому доверить торт, – осудила ее Маруся. – Ты прямо обалдела.

Разве можно мужикам доверять такое ответственное дело?

– Моему мужику можно, – успокоила ее Роза и прошла в комнату. – А где тут Санька? А что я ему принесла! – раздалось ее сюсюканье.

– Тетя Роза, а что такое демократия? Вы умеете в нее играть?

– Ну что ты, маленький, я же не политик, – рассмеялась Роза.

– Да объясни ты ребенку, и пусть он отвяжется, – не выдержала Маруся.

– Хорошо, – согласилась я, – объясняю: демос – народ, кратия – власть.

Следовательно: демократия – власть народа.

Но тут уж озадачилась Елена.

– Если те, у кого власть, – народ, кто же тогда мы? – спросила она.

– Мы – те, кто народ выбирает, – бойко ответила Маруся. – Иначе вообще непонятно, для чего мы.

– Выбирает на выборах, – уточнила я.

– Значит, мы для выборов! – радостно сообщил Санька.

– Ну, примерно так, – согласилась Роза и, захлопав в ладоши, закричала:

– Девочки, девочки, есть предложение. Давайте не ждать мужиков, а садиться.

Сядем первыми и съедим все самое вкусное. Это будет очень демократично. Пусть в другой раз не опаздывают.

Я посмотрела на часы и решила, что она права. Наши мужчины изрядно подзадержались. Два часа – это уже слишком.

– Хорошо, садимся, – скомандовала я. Никто не возражал.

Дружно уселись. Со взрывом открыли шампанское.

– Я водочку, я водочку, – напомнила Маруся.

Налили водочки и… О мужчинах вспомнили спустя два часа.

– Однако мой Пупсик задерживается, – пьяно щурясь, констатировала Роза.

– Ой, Ваня, Ваня, что-то случилось! – схватилась за сердце Маруся.

– И телефон молчит, – констатировала Елена, озабоченно глядя в сторону прихожей.

Я решила всех успокоить, хотя сердце мое было не на месте.

– Может, они там, где поблизости нет телефона, – сказала я.

– Что? Сразу все? – изумилась Роза. – И мой пупсик? С тортом?

– Судя по всему, твой Пупсик ест торт в каком-то другом месте, – злорадно пояснила Маруся.

– А у моего Серенького мобильник, – едва не плача, сообщила Елена.

– Значит, твой Серенький лежит в постели, – обрадовалась Маруся. – Прямо весь там и лежит. Не может же он в присутствии одной бабы звонить другой, должен соблюдать элементарные приличия. – И она абсолютно неприлично заржала.

Только скандала мне не хватало.

– Стоп, стоп, стоп, – закричала я. – Ее Серега не расстается с моим Астровым. Они что же, по-твоему, вместе в постели лежат? И я могу им передать твои слова? Ты разрешаешь?

– Никто их не заставляет ложиться в одну постель, – парировала Маруся.

– При одинаковых обстоятельствах они лежат по разным постелям.

– Астров мне не изменяет, – заверила я.

– Серега мне тоже, – присоединилась Елена.

– Мой Пупсик тоже хранит верность, – на всякий случай добавила Роза, чем окончательно рассмешила Марусю.

Она ржала так, словно на всех вышеперечисленных мужчин имела впечатляющий компромат. Мы все почувствовали себя оскорбленными.

– Не изменяет только мой Ваня, – вдоволь наржавшись, сообщила Маруся.

– Но и его нет, – ехидно усмехнулась Елена. От Елены я этого не ожидала и тут же с одобрением посмотрела на нее.

– А мобильник у него есть, – припомнила Роза.

Ее реплика мне тоже понравилась, чего нельзя сказать о Марусе. Бедняга пошла красными пятнами и схватилась за бюст.

– Ой, я прямо – Беда! Беда! – заревела она. вся не могу! Надо что-то делать!

– А что мы можем сделать? – вздохнула Роза.

Маруся металась по комнате, Вызывая ужас у меня и радость у Саньки.

– Бежать! Спасать! – призывала она. Даже Елена – женщина с самым малым опытом (из присутствующих) – была не склонна отзываться на столь хлопотные призывы.

– Куда бежать? – спросила она. – У них одна дорога – к дому Сони, а у нас по тысяче.

– Тогда куда-нибудь надо позвонить! Срочно! Я прямо вся дрожу!

– Позвонить можно, раз выяснилось, что у наших любимых при себе мобильники, – одобрила это предложение я.

Мгновенно выстроилась очередь у моего телефона. Растолкав всех, первой схватила трубку Маруся. Елена тоже проявила неслыханную оперативность и стояла второй. По непонятным причинам Роза оказалась третьей, я же плелась в хвосте.

Впервые я подумала, что недостаточно люблю своего Астрова. Впрочем, для волнений Евгений ранее не давал мне повода. Он и в огне не горит и в воде не тонет, и раз не звонит, значит, так нужно. Придет, и я все узнаю.

– Занято, – растерянно промямлила Маруся и тут же возмущенно завопила:

– Мерзавец!. Кому-то звонит!

Елена вырвала у нее трубку и вскоре присоединилась к Марусе. Розе повезло значительно больше. Пупсик откликнулся на ее призыв и даже поведал о трагической судьбе торта.

– Я собираю его с паркета, – добросовестно доложил он.

– С какого паркета? – пытаясь проникнуть в самую суть, спросила Роза.

– С нашего, – раздражаясь, пояснил он. Роза включила микрофон, предоставляя возможность и нам насладиться этой беседой.

– Не кричи на меня! – громко крикнула она.

– Я не кричу! – возмутился Пупсик. – Я собираю торт с паркета. Черт знает сколько здесь крема! Вся наша квартира в креме!

– А-ааааа! – задохнулась Маруся.

До нее наконец дошло, чем занят Пупсик.

– Твой болван размазал по паркету наш торт?! – завопила она и заскрипела зубами.

– Почему ты дома? – не обращая внимания на волнение Маруси, профессионально вела допрос Роза. – Почему ты дома, когда я жду тебя в гостях?

– Ты же сама послала меня за тортом, – вяло оправдывался муж.

– За тортом я послала тебя три часа назад, – била аргументами Роза. – Где ты шлялся?

– Я шлялся… Тьфу! Я ездил за тортом.

– А потом?

– А потом я повез торт к Соне.

– Правильно, мы здесь тебя и ждем. Так почему же, ничтожество, торт лежит на моем паркете? – уже не на шутку разбушевалась Роза. – И как ты оказался дома, когда мы ждем тебя здесь?

– Я уже почти заехал во двор Сони, но вспомнил, что забыл положить торт в холодильник, подумал, что ты будешь ругаться, и развернул машину домой. Дома торт выскочил из коробки и случайно ударился о паркет. Не волнуйся, я уже его собрал. Он в холодильнике и почти не пострадал, так, слегка помялись цветочки.

Сейчас протру паркет и еду к вам.

Дослушать эту галиматью до конца удалось мало кому из присутствующих.

Маруся, к примеру, уже давно втихаря материлась, характеризуя мужскую половину человечества вообще и Пупсика в частности.

– Да с чего ты, ничтожество, взял, что я собралась кормить тебя тортом?

– задала законный вопрос Роза и, закатывая глаза, со вздохом бросила нам:

– Нет, ничего поручить нельзя! Вот тупица!

– А что? Разве ты не для нас его заказала? – проявил прямо-таки детскую наивность Пупсик.

– Ты его цену видел? – с максимальным презрением спросила Роза. – У нас что, золотая свадьба или похороны твоей мамочки? Так почему же ты, ничтожество, решил, будто я враз вывалю немыслимую, сумасшедшую сумму, чтобы тебя, недотепу, побаловать сладеньким? Как тебе могло это в голову прийти? Твою тупую! Это же надо сообразить – взять и отпереть общественный торт в свой холодильник, да еще и намазать им по пути мой паркет. Деньги вычту из затрат на твои сигареты.

Будешь теперь курить «Приму».

Пупсик не стал сносить гнев жены безмолвно. Он озлобился и попытался всю ответственность переложить на нее, мол, дура сама, раз не смогла объяснить вразумительно, что надо. В результате он пообещал в скором времени прибыть с тортом для окончательного установления виновного.

– Во наглость! – резюмировала Маруся и, оттеснив меня, кинулась звонить своему Ване. – Ну что за мерзавец! Опять занято! – чуть не рыдая, сообщила она, уступая мне место у аппарата.

Я попыталась дозвониться Евгению, но занято было и у него. Елена схватила трубку и вскоре горестно вздохнула:

– Занято.

Потом все опять по очереди продолжали терзать телефон, но меня уже минут пятнадцать беспокоило совсем другое. Санька все время крутился под ногами и, пользуясь отсутствием Жанны, сокрушительно набирался опыта. Больше всего ему понравился Марусин мат. К тому же он все подряд ел со стола и даже хватался за рюмки. Я схватила ребенка на руки и унесла в Красную комнату – теперь детскую.

Положив его на кровать, спросила:

– Спать будешь? – Нет, конечно, – ответил он.

– Тогда просто полежи, послушай сказку, – я кивнула на магнитофон.

Он был против, но сделал вид, что согласился, рассчитывая, когда я уйду, включить телевизор. Я же рада была всему, лишь бы он не видел Марусиного декольте и не слушал ее мата.