Текст книги "Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает"

Глава 9

Вдохновленный своим благородством, Лагутин простил и пса, и жену, и обрел присутствие духа. Жизнь уже не казалась ему юдолью слез и печалей. Щедро отблагодарив работницу мотеля за отмытый салон, он погрузил случайно разросшуюся семью в пахнущий дезодорантами «БМВ» и помчался домой, удивляясь себе безгранично.

«Даше со мной повезло, – думал он, уже снисходительно глядя на пса, смирно сидящего на полу у ног нежданно приобретенной хозяйки. – Кто бы еще так героически терпел ее детские шалости и капризы?»

Покопавшись в уме, он с удовлетворением не нашел подобных себе среди друзей и знакомых.

«Да, такой я один, – вынужден был признать Лагутин. – Больше нет дураков любую заразу на шею себе сажать».

Имелся ввиду только пес, не жена. Пес действительно смотрелся ужасно. Даже зоошампуни его не спасли: отмытый сто раз, он выглядел во столько же раз паршивей.

«Серьезное испытание послано мне, – насладившись своим благородством, вернулся на старые рельсы Лагутин. – Скорей бы до дома доехать, да сплавить его с глаз долой. Как Даше моей не противно его к себе прижимать?»

Евдокия дремала на переднем сиденье, обнимая голову пса, а вот пес не дремал. По двум причинам. Во-первых, он по веленью души мгновенно присягнул благородной хозяйке и тут же счел своим долгом беззаветно служить; а во-вторых, он не верил мужчине, который с хозяйкой рядом. Пес знал: кто однажды к тебе обратился пинком, тот правил своих не изменит. Поэтому пес бдел, затравленно и враждебно поглядывая на злого мужчину.

В конце концов Лагутину надоела такая неблагодарность и он разбудил жену:

– Даша, насколько я понял, сиденья сушили феном.

– Да, – потирая глаза, подтвердила она.

– Значит они сухие?

– Не совсем. Высох только велюр, а внутри…

Лагутин жену оборвал, задав законный вопрос:

– Ты что, полагаешь, что этот вот организм во время осенних дождей спит на перинах?

Так Евдокия не полагала.

– Ты собрался его переселить? – спросила она.

Лагутин скрытничать не стал.

– Да, – ответил он и, пытливо всматриваясь в лицо жены, продолжил: – При условии, что ты его не кормила. Если пса укачает опять…

Евдокия поспешила заверить:

– Нет, я его не кормила и охотно на задние кресла с ним перейду.

Лагутин хотел возразить, но, взглянув на враждебного пса, согласился:

– Идите.

«Хоть не буду видеть как вы обнимаетесь», – брезгливо подумал он.

С этого момента все пошло как по маслу: настроение поднялось, ночь посветлела, шустрей замелькали цифры спидометра, асфальтовое полотно стало глаже, километры – короче и жена (и даже пес) показались милее, несмотря на коллизии.

Ранним утром, как и планировали, на обочине вырос дорожный пост родного города. И «брегет» сообщил Лагутину, что на работу он не опаздывает, и даже успеет выбрать новый костюм к важной встрече.

«И даже кофе без спешки выпью, и плотно позавтракаю. Сейчас же разбужу Пенелопу, пусть мчится к нам, встречает хозяев», – строил планы Лагутин, с радостью отмечая бодрость во всех своих членах.

Будто и не было длинной дороги с опасными приключениями – свеженький, точно с грядки огурчик.

«Есть еще порох в пороховницах», – нетерпеливо ерзая в кресле, восхитился собой Лагутин, вспоминая (почему-то) некоторых молоденьких пациенток из своей частной практики.

– Да-ша! – жизнерадостно воскликнул он, оглядываясь на задние сидения. – Дашенька, подъем! Наконец-то мы…

Наткнувшись на пса, Лагутин осекся и, утратив часть настроения, с досадой подумал: «Черт, избавиться от обузы сегодня я не успею: день расписан едва ли не по секундам».

Евдокия проснулась и, протирая глаза, спросила:

– Ленечка, мы приехали?

– Да, – ответил Лагутин. – Дай мне, пожалуйста, свой мобильный.

– Зачем?

– Вызову Пенелопу. Она еще завтрак успеет нам приготовить. Времени предостаточно.

Пенелопа, призванная помогать по хозяйству, делала за Евдокию все, исполняя роль и кухарки, и прислуги и домоправительницы. За это она получала не только жалование, но и любовь обоих супругов. Лагутины понимали на чем держится их счастливый брак – как и все благополучное, брак держался на отсутствии всяких проблем.

Услышав имя своей домработницы, Евдокия пришла в восторг:

– Пенелопа! Моя Пенелопа! Как я по ней соскучилась! Увижу и зацелую!

– Надо решить неприятный вопрос, – омрачил ее радость Лагутин. – Надеюсь, ты понимаешь о чем пойдет речь.

– Догадываюсь: о собаке.

Леонид Павлович, предвидя сопротивление, нахмурился и попытался дипломатично зайти с другой стороны.

– Сокровище, знаешь, что такое зло? – мягко спросил он.

– Знаю, – ощетинилась Евдокия, – это добро для тебя за мой счет.

– Я не понял: ты хочешь нарушить наш договор? – притворно удивился Лагутин.

На самом деле ничего другого от жены он не ожидал, но Евдокия его удивила.

– Нет, – сказала она, – сегодня же я пристрою пса самолично.

– Умница! – похвалил супругу Лагутин. – Наконец-то взялась за ум.

Дальнейшее показало, что с выводами он поспешил.

– Можешь не волноваться, – продолжила Евдокия, – но и не делай вид, что обрекая на смерть животину, ты творишь святое добро.

Брови Лагутина встали дыбом:

– На смерть? Животину? Ты полагаешь, что в Хосписе пес быстрее умрет, чем в подворотне?

– А ты надеешься, что он выживет несмотря на то, что его будут лечить ваши врачи? – скептически поинтересовалась Евдокия.

Леонид Павлович усмехнулся и мягко поправил жену:

– Ветеринары, Дашенька, ветеринары.

Она погладила пса:

– Бродяга, видишь, что ожидает тебя?

«Психическая атака началась», – мысленно констатировал Лагутин и с ужасом осознал, что у «заразы» есть огромные шансы провести этот день в его доме.

– Даша, – строго воскликнул он, с отвращением кивая на пса, – клянусь, если хоть одна его лапа переступит порог моей квартиры…

– Не переступит, – успокоила мужа Евдокия, – я занесу пса туда на руках.

Леонид Павлович не интеллигентно вдруг завопил:

– Нет, черт возьми! Только не это!

– А что?! – с угрозой спросила жена.

– Оставим собаку консьержке, – миролюбиво свернул со сканадала Лагутин и попросил: – Дашуньчик, не мешай мне, пожалуйста, заниматься делами.

И он с преувеличенно деловым видом приступил к беседе с Пенелопой, которая с радостью приняла сложный заказ на завтрак.

Едва их автомобиль въехал во двор дома, Евдокия схватила в охапку собаку и попыталась выскочить чуть ли не на ходу.

– Куда ты? – рассердился Лагутин.

Она с обидой ему сообщила:

– К консьержке, пристраивать пса.

– Ну уж нет, этим я сам займусь, а ты поставь машину в гараж.

– А вещи?

– Вещи потом Пенелопа поднимет.

И Лагутин, не доверяя важнейшее дело жене, брезгливо поволок собаку в подъезд. Евдокия схватила сотовый и, тараторя с панической скоростью, начала уведомлять консьержку:

– Тетя Маша, это Дуня.

– Приехали! – обрадовалась та.

– Да, но дело не в том. К вам идет мой супруг!

– Чудесно!

– Он будет вас кое о чем просить!

– Великолепно! Ни в чем ему не откажу…

– Умоляю вас, откажите ему! Откажите!

Консьержка, тайно влюбленная в красавца Лагутина, смущенно призналась:

– Отказать Леониду Павловичу я вряд ли смогу. Даже не знаю.

– Умоляю вас, постарайтесь!

– Ну… Это будет совсем нелегко.

Евдокия схватилась за голову:

– Горе мне! Горе!

Поставив машину в гараж, она ворвалась в подъезд и метнулась к консьержке:

– Тетя Маша, вы мужу моему отказали?

– Легко, – выдохнула та и, содрогнувшись спросила: – Где вы Кабысдоха такого себе откопали?

– На это я мастерица, – радостно сообщила Евдокия и помчалась домой целоваться с разлюбезной своей Пенелопой.

Там ее встретил Лагутин – совсем другой. Поручив пса заботам домоправительницы, он снова обрел хорошее настроение и, с азартом потирая ладони, шутливо вопрошал:

– Пенелопа, а не пора ли нам лопать?

– Пора, Леонид Павлович, конечно пора. Дуняшу дождемся и буду кормить, – соглашалась она, криво и нежно ему улыбаясь.

Время скосило ее рот и глаза, но душа Пенелопы под давлением тяжестей и невзгод окончательно распрямилась: любой мог туда войти, не спотыкаясь. Услужливые быстрые руки ее не знали покоя, и к приходу хозяйки был и завтрак готов, и пес накормлен, и заперт на время в ванной.

Сели за стол.

«Неужели я наконец-то поем?» – обрадовалась Евдокия и напоролась на окрик мужа.

– Пенелопа, Дашеньке овощи, – категорически сообщил Лагутин и пояснил: – На диете она, но зато я оттянусь по полной программе. – И восхитился: – До чего же дома-то хорошо!

Пока Евдокия уныло заправлялась морковкой с бобами, Пенелопа вилась вокруг хозяина, подкладывая в его тарелку разлакомые куски.

– Леонид Павлович, вот это возьмите, вы же копчености любите, – суетилась она.

– Нет, я сальности обожаю, – шутил Лагутин и скромно просил: – Мне, пожалуйста, во-он тот кусочек с жирком, что побольше.

Голодная Евдокия втихомолку сердилась: «Семейная идиллия, черт возьми. На столе лишь амброзии не хватает, а я жри эти бобы. И, как назло, Пенелопа безмолвствует, не волнует ее диета моя, Ленечкой увлеклась. А он-то как хвост распустил от ее внимания, прямо светится удовольствием».

Но долго благодушествовать хозяину не пришлось. Насытившись, он с наслаждением выпил кофе и поднялся из-за стола с восклицанием:

– А теперь бриться и в душ, но перед этим загляну в кабинет, приготовлю кое-какие бумаги и новый костюм подберу.

Здесь последовал строгий взгляд на жену. Евдокия потупилась, а Пенелопа, услышав про душ, метнулась в ванную. Открыв дверь, она поняла, что появилась непредвиденная работа: непривычный к конфорту пес плохо решил проблему, возникшую после обильной еды. Пришлось мыть и пса, и полы, и…

За этим занятием Лагутин ее и застал. Когда он, рассеянно перебирая бумаги, попытался войти в ванную, Пенелопа испуганно закричала:

– Простите, он здесь неловко наделал.

– Так путь переделает, – равнодушно посоветовал Лагутин, не отрываясь от своего занятия и привычно игнорируя суть домашних проблем.

– Я хочу сказать, что пес наделал в штаны, – неуклюже поправилась Пенелопа, стараясь выразиться покультурней.

– Наделал в штаны? Недеюсь, не в мои, – пошутил Лагутин и, поведя носом, прозрел.

И завопил дурным голосом:

– Нет, я так больше жить не могу! Даша! Срочно сюда! Немедленно!

У Евдокии свою была жизнь. Пользуясь отсутствием мужа, она разговаривала по телефону с Евой, которая высыпала на подругу ворох вопросов:

– Дуся, ты где?

– Я дома.

– А разве ты не собиралась ехать с утра ко мне?

– Этим и занимаюсь!

– Что – едешь?

– Нет, собираюсь.

– В таком случае знай: приехала я!

– Да ты что?!

– Под дверью твоей стою!

– Мама моя дорогая!

– Что – мама? Скорей открывай!

Вот тогда-то, впустив Еву в квартиру, Евдокия и услышала нечеловеческий вопль супруга. Вопль сказал ей о многом, она содрогнулась и помчалась на зов. Ева, разумеется, от подруги отстать не могла. Влетев в ванную, обе они были поставлены перед выбором.

– Придется выбирать: или пес, или я! – громогласно сообщил Леонид Павлович.

Ева брезгливо посмотрела на многократно отмытое животное, перевела взгляд на Лагутина и с отвращением шепнула подруге:

– Я бы выбрала пса. Он моложе.

– Я знаю, тебя на щенков потянуло, – не осталась в долгу Евдокия, намекая на Боба.

– Это совсем не щенок, – демонстрируя отменный слух, встрял в их беседу Лагутин. – Это недоношенная зараза постпенсионного возраста. Дряхлый кобель! – Лагутин пустил петуха и строго предупредил жену: – Даша, я не шучу. Ты слышала?

– Да.

– Чтобы к моему приходу и духу заразы здесь не было! – рявкнул он и удалился на службу небритым.

– Ну, с духом мы раньше всего разберемся, – сообщила ему вслед Пенелопа, яростно натирая полы.

Пес забился под раковину и скулил. Он был напуган. Совершенно не представляя как угодить новым хозяевам, он страдал. Евдокия прекрасно его поняла и, горестно уставившись на подругу, воскликнула:

– Да-а, бабуля была права!

– О, да! – согласилась с ней Ева, не зная о чем идет речь.

– Бабули правы всегда, – компетентно заверила Пенелопа и, покончив с полом, приступила к уборке новенькой душевой кабины.

И душевую кабину не оставил без внимания пес: решая куда бы очистить желудок, в ванной он побывал везде.

– Видишь, что у меня творится! – сокрушилась Евдокия.

Ева мгновенно ее успокоила:

– У других творится похуже.

Евдокии досадливо отмахнулась:

– Опять ты про кровь.

– Кровь – ерунда. Теперь со мной настоящее горе стряслось!

– Что еще? – опешила Евдокия.

– Я с Бобом твоим развожусь, а от Ирки муж ускакал!

Сказать, что сообщение Евы потрясло Евдокию, значит ввести читателя в заблуждение. Сообщение Евы Евдокию убило.

– Ты разводишься с Бобом?! С Бобом моим?! – завопила она.

– Да, развожусь. А что тебя так испугало, ведь детей у нас еще нет.

– Да вы не женаты!

Ева кивнула:

– Почти.

Глава 10

Туманное «почти» подруги Евдокию напугало. Она схватилась за сердце:

– Почти? Что значит «почти»?

Ева потупилась и зарделась.

«Ну что тебе объяснять, сама ты уже немаленькая», – радостно сообщили ее глаза.

– Та-ак! – подытожила Евдокия и, дернув подругу за руку, гаркнула: – Ну-ка, пошли!

Затащив Еву в свой будуар (подальше от ушей Пенелопы), она приступила к допросу.

– Вы что, с Бобом спали? – строго спросила она.

– Бессонницей мы не страдаем, – нахально ответила та.

– Немедленно прекрати дурой прикидываться! – рявкнула Евдокия.

– Не шуми! Шуман ты мой экзальтированный! – рявкнула Ева. – Разве я виновата, что тебя не возможно понять?

– Прекрасно ты все понимаешь! Сейчас же мне признавайся, ты ему отдалась?

Заметив решимость подруги, Ева струхнула.

– Не сразу, не сразу, – оправдалась она.

Евдокия убилась за брата:

– Боб еще и настаивал! Горе мне горе! Вот же дурак! – вынесла приговор она.

– Почему это он дурак? – обиделась Ева.

– Потому, что позарился на тебя! – откровенно ответила Евдокия и передразнила подругу: – Ах, кровь! Ах, капельки-лужицы! А самой Боб мой понадобился! Какая же ты коварная!

– Дусенька, кровь правда была. Твой Боб ее видел.

– Не зли меня, Ева! В гневе я просто страшна!

– И без косметики тоже, – вставила та, чем окончательно разъярила подругу.

– А вот ты как! – набросилась на нее Евдокия. – Не ты ли мне пела, что я хорошенькая?

Ева напомнила:

– А не ты ли мне говорила, что дружба – это самое приятное состояние вражды.

Евдокия отрезала:

– Все приятное в прошлом! С тех пор, как ты совратила Боба, осталась только вражда!

– Я совратила Боба? – задохнулась от возмущения Ева. – Твой Боб удивил даже меня! За малым я не сошла с ума! Падала в обморок даже моя кровать! Стены мои краснели, когда он…

– Хватит! – взвизгнула Евдокия. – Слушать тебя не хочу!

– А я не хочу говорить о том, как ваш хваленый Боб развращал твою бывалую подругу, то есть меня!

– Вижу, ты издеваешься! Вон! Во-оон с моих глаз! Больше ты мне не подруга!

Ева остолбенела.

– Дуся, я не ослышалась? Дуся, ты гонишь меня? – растерянно прошептала она, и в мыслях не держа уходить.

Евдокия, словно очнувшись, вздрогнула и заплакала.

– Мне больно, больно, Евусик, – причитала она. – Я так своего Боба люблю!

Ева зашла в тупик.

– Да что тебя не устраивает? – поинтересовалась она. – Разве мы с Бобом пара плохая?

Евдокия вытерла слезы и заявила:

– Ты, Евусик, старуха!

– Оба-на! – выдала Ева. – Мне 29, ему 26! Разница плевая! Хочешь, чтобы его окрутила писюшка?

– Ему не такая, как ты, нужна!

– Ах вот оно что! Не ты ли меня хвалила? Еще недавно я ох как тебя устраивала!

– Как подруга – да, а как жена Боба ты никуда не годишься. Ты лентяйка и будешь ему изменять!

– Ну-у, верности я не обещаю, – задумчиво ответила Ева и с жаром продолжила: – Но в наше время верность и не нужна. Главное – это карьера. А у меня есть и красота. Слышала бы ты, какие Боб пел мне дифирамбы. Сначала я ему не поверила, а утром сегодня принарядилась, глянула в зеркало и чуть сама не влюбилась в себя.

– В себя ты давно влюблена, – заверила Евдокия.

Ева с ней согласилась:

– Да, я в моем вкусе. Что ж тут плохого?

– Плохого не видела бы совсем ничего, когда бы речь не зашла о брате.

– Ах вот оно что! Не ревнуй, я Боба сильнее люблю.

– Сильнее себя?

– И тебя тоже, – заверила Ева.

Евдокия ехидно отметила:

– Хоть что-то приятное ты сказала.

– Не обижайся, всего лишь стараюсь быть откровенной с будущей родственницей. Ведь ты мне теперь золовка.

– А ты мне невестка?

– Точно.

– О, горе! Невестка старуха! – сокрушенно воскликнула Евдокия.

Ева ее успокоила:

– То, что я старше, совсем не помеха. Молодые слишком тяжело и конкретно смотрят на жизнь. Они чрезмерно много хотят, часто к мужьям придираются. Совсем недавно и я такою была, а с возрастом в моей голове появилась приятная легкость.

– Твоя легкость в народе дурью зовется. Как хочешь, Евусик, но тебе обещаю только одно: буду настраивать Боба против женитьбы, сил не жалея.

Подруга совсем не обиделась.

– Чудесно! – обрадовалась она. – Дусенька, я обожаю соревнования! Посмотрим еще кто кого!

– А зачем ты пришла? – наконец-то озадачилась Евдокия. – Если тебя уже не тревожит кровь…

Ева всплеснула руками:

– Тут столько всего произошло! Ирка-дура руки почти на себя наложила! Этот Зая, этот ее импотент-муженек точно в гроб нашу подружку загонит!

– Она же в Париже! Кстати, ты не знаешь, зачем Ирка туда летала?

– Реструктуризировать Заин супружеский долг в рамках парижского клуба.

– Что-что?

– Понимаешь, Зая или не может, или не хочет, козел, отдать Ирке супружеский долг, просит списать, – пошутила Ева и уже серьезно добавила: – Редактор ее послал материал какой-то важный готовить. Прилетела сегодня и сразу в петлю полезла.

– О, господи, почему?

– Да из-за Заи! Говорю же, этот урод когда-нибудь точно ее угробит! Бедная Ирка!

– А сейчас она где?

– У себя дома, нас ждет.

Евдокия, вылетая в прихожую, призвала подругу:

– Так что же мы тут сидим? Надо ехать на помощь Ирке!

– Я же за этим к тебе и пришла, – с трудом поспевая за ней, пробубнила Ева.

Уже в лифте Евдокия вспомнила про бедного пса и вернулась. Пенелопа убрала его на балкон.

– Дуняша, надо бы с животинкой что-то нам сделать, – посетовала она. – Был бы он поладней, пристроила бы в деревню к сестре, а так, просто не знаю как быть. Но в доме ему нельзя оставаться. Не ровен час, Леонид Павлович на обед пожалует, а тут…

Пенелопа горестно развела руками и, закатив глаза, предсказала:

– Тогда не сдобровать ни мне, ни тебе, а псину он просто убьет.

Евдокия задумчиво уставилась на собаку.

«Я очень рассчитываю на тебя», – прочитала она в его грустных глазах и решилась:

– Возьму бродягу с собой!

– С ума сошла! – ужаснулась Ева. – Он дикий, сам не пойдет. Что, будешь его на руках таскать?

– Он легкий, – успокоила подругу Евдокия, сгребая в охапку пса.

Ева брезгливо отшатнулась, неодобрительно пропуская вперед странную парочку.

– Легкий, но очень гадкий, – прошипела она, оглядываясь на Пенелопу в ожидании сочувствия.

Но Пенелопа поддержала свою хозяйку.

– Зато у него душа хорошая, – сказала она.

А вот консьержка не оценила хорошей души. Увидев в руках Евдокии пса, она удивилась:

– Зачем ты дрянь с собой тащишь?

– Истину глаголешь, тетя Маша, – одобрила комментарий Ева.

– Это бродяга, это не дрянь, он на меня рассчитывает. Я не могу его бросить, – воскликнула Евдокия и, вылетев из подъезда, запрыгала и закричала: – Такси! Такси!

Ева подивилась наивности своей младшей подруги.

– Кто тебя с ужасом этим возьмет? – спросила она и, усмехнувшись, добавила: – Пойдем, я на машине, оставила за углом.

Всю дорогу Ева жаловалась на отсутствие женского счастья, изощренно проклиная злую судьбину. Шарманка известная: красивая, но несчастливая, не везет с мужиками, долго влюбиться никак не могла, а как повезло, тут и налетела коса на камень.

– Погоди, ты о чем? – опешила Евдокия. – Не хочешь ли ты сказать, что в моего Боба уже влюбилась?

– Только об этом и говорю, считай с полчаса. Влюбилась с первого взгляда.

– Да как же возможно такое? Почему же я раньше не замечала?

– Ненаблюдательная ты, – попеняла подруге Ева.

Евдокия, машинально лаская пса, возмутилась:

– Что? Ненаблюдательная? Пять лет с вашего первого взгляда прошло, а я не заметила? Так не бывает! Где-нибудь и прокололась бы ты!

– При чем здесь пять лет? – удивилась Ева. – Речь совсем не о том взгляде идет. Я пять лет Боба вмертвую не замечала, а вчера с первого взгляда влюбилась в него. Он в дверь вошел, высокий, умный такой! Я как глянула на очки, так сразу его увидала и до смерти сразу влюбилась.

– Погоди-погоди, а что ты мне про развод говорила? – с надеждой вспомнила Евдокия.

– Мы с ним вчера друг друга до гроба любить поклялись, а утром уже дошло до развода!

Ева резко остановила машину, рухнула на руль и такого реву дала, что у Евдокии защипало в носу.

– Первый раз в жизни клялась, первый раз и, как назло, твоему Бобу, – сквозь слезы причитала она.

– Хорошо, хоть что-то у тебя было в первый раз. Я думала, ты все уже перепробовала, – съязвила Евдокия и изумленно подумала: «Ну и дела. Евка-то плакать умеет оказывается. Неужели и в самом деле влюбилась?»

Слезы текли рекой – Евдокие стало жалко подругу.

«Будь что будет, – решила она. – Кто его знает, может это судьба. Может у них и сладится, под моим присмотром, а уж я постараюсь, чтобы Евка поменьше наставляла Бобу рога».

– Рассказывай, – приказала она, – что у вас приключилось?

И Ева затараторила:

– Он не хотел есть на завтрак котлету, а я подогрела, он отказался, а я настояла, он психанул, я назвала его козлом, а он назвал меня дурой, я – ах, он – да, я – пошел вон, он сказал, что развод! Теперь я его не прощу! Никогда!

И она опять зарыдала. Евдокия занервничала и, откладывая в сторону заласканного пса, сказала:

– Подожди, Евусик, давай по порядку. Значит он не хотел есть вчерашнюю котлету?

– Да.

– Это нормально. Зачем ты его заставляла? Больше не было ничего?

– Да, – промямлила Ева. – Накануне все съели.

– А потом ты его оскорбила, и он назвал тебя дурой. Это правда?

– Да.

– Да? Значит ты дура? Тогда чем же ты недовольна? – подытожила Евдокия.

– А ты была бы довольна, если бы после ночи любви тебя обозвали бы дурой? – вызверилась Ева.

– Но он же правду сказал, только что ты признала сама, а на правду грех обижаться.

– Что я признала?

– Что дура. Я спросила, а ты признала, сказала: «Да!»

– Слушай, ты меня запутала! – рассердилась Ева. – Вот и Боб твой такой же!

– Никто его тебе не навязывает, – парировала Евдокия. – Куда подальше тебя послал и правильно сделал!

У нее много было чего подруге сказать по этому важному поводу, но зазвонил телефон. Евдокия прижала к уху мобильный и растерянно пролепетала:

– Боб… Это Боб…

И вспышкой молнии вдруг страшный сон: ее борьба с молодым человеком. Она убегала, он ее догонял. Евдокия неслась босиком по ночному городу, а в руке у нее был огромный нож. Молодой человек кричал:

– Куда же вы? Погодите! Я не сделаю вам ничего плохого! Я сам вас боюсь!

– Зачем же тогда за мной бежите? – задыхаясь, выкрикнула она.

– Я хочу угостить вас клубникой. Я специально для вас принес.

Евдокия остановилась и, стараясь увидеть во мгле его глаза, спросила:

– Откуда вы знаете, что я клубнику люблю?

– Вы сами мне говорили, – растерянно отступая, ответил молодой человек…

Евдокия вздрогнула, сон быстро с себя стряхнула и подумала: «Если это предчувствие, то оно касается Боба».