Текст книги "Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу"

Глава 2
Если завтра война…

Из-за моего производственного опыта меня выбрали старостой группы.

Эти обязанности наряду с посещением лекций, конспектированием, чтением учебной литературы, составлением докладов для семинаров, написанием курсовых работ, подготовкой к зачетам и экзаменам не казались мне сложными. Определились и любимые предметы: основы археологии и этнографии, история СССР, история Древнего мира, латынь, из двух иностранных языков – английский. Тут вспомнились мамины уроки, и дело пошло очень хорошо. После нормативов на значок «Ворошиловский стрелок» и «ГТО», которые я сдавала на заводе, университетские занятия по физкультуре также никакой трудности для меня не представляли. Студенческое житье-бытье протекало весело и вольно, оставляя много времени для таких развлечений, как походы в кино и театр, эстрадные концерты, художественные выставки, вечера отдыха с танцами.

Кроме того, все мы достаточно интересовались политикой и, например, очень сочувствовали республиканцам в Испании, которые с лета 1936 года вели вооруженную борьбу с местными фашистами и монархистами. Фашистам помогали Италия и Германия. Республиканцам – Советский Союз.

О событиях в далекой южной стране часто и подробно писали наши центральные газеты. Так, прекрасные очерки публиковал в газете «Правда» журналист Михаил Кольцов. Он рассказывал о подвигах бойцов интербригад, о воздушных схватках между летчиками немецкого легиона «Кондор» и нашими пилотами-добровольцами, летавшими на советских самолетах. На ровных пространствах Пиренейского полуострова происходили даже танковые сражения. В них участвовала техника опять-таки трех государств: Италии, Германии, СССР.

Волну возмущения в нашей стране вызвала варварская бомбардировка небольшого городка под названием Герника, расположенного в Стране Басков. Никакой военной необходимости наносить удар по нему не было. Тем не менее в апреле 1937 года более пятидесяти немецких самолетов подвергли нападению поселение, находившееся в руках республиканцев. Налет почти полностью уничтожил его. Погибло много мирных жителей. Впоследствии выдающийся испанский художник Пабло Пикассо, потрясенный этим злодеянием, создал картину под названием «Герника», ныне известную во всем мире. Рассказ о трагедии Герники долго волновал и русские сердца. Но вместе с эмоциями следовало подумать о том, какой будет новая война и когда она подступит к нашему порогу.

Я уже училась на втором курсе истфака, и как-то само собой у меня возникло желание обновить свои навыки стрелка, поскольку теперь они могли пригодиться. Федор Кущенко посоветовал пойти в двухгодичную Снайперскую школу Осоавиахима, которая недавно открылась в Киеве. Туда брали только тех, кто имел удостоверение на звание «Ворошиловский стрелок» второй ступени. Также от поступающих требовали справку с работы или учебы и краткую автобиографию, заверенные в отделе кадров, справку врачебной комиссии о пригодности к военной службе. Требуемые документы я предоставила, и меня приняли. Вскоре стало понятно, что в этом учебном заведении у меня есть все шансы подняться на новый уровень в обращении с ручным огнестрельным оружием.

Занятия проходили два раза в неделю: в среду с шести часов вечера до восьми и по субботам, с трех часов дня и до шести часов вечера. Нам вручили удостоверения, которые служили пропуском на охраняемую территорию Школы, а также потребовали приходить на занятия в темно-синих гимнастерках, выданных здесь же. Все это напоминало армейские правила, но мы не роптали, а наоборот – прониклись сознанием серьезности – и нашей ответственности – при будущей учебе.

Скажу несколько слов о программе Снайперской школы.

Она действительно готовила сверхметких стрелков для службы в Рабоче-крестьянской Красной армии. На политзанятия отводилось 20 часов, на строевую подготовку – 14 часов, на огневую подготовку – 220 часов, на тактическую – 60 часов, на военно-инженерную – 30 часов, на рукопашный бой – 20 часов. Испытания по пройденной программе занимали 16 часов. Курсантов, сдавших выпускные экзамены на «отлично», включали в особые списки в гор– и райвоенкоматах, периодически вызывали на переподготовку, на соревнования по пулевой стрельбе разных уровней. В общем, не упускали снайперов из вида, заботились о них, но все-таки до Великой Отечественной войны настоящих асов, мастеров, поражающих цель с первого и единственного выстрела, у нас в стране насчитывалось немного. Может быть, тысячи полторы…

Первое же занятие по огневой подготовке показало, что упражнения в нашем заводском кружке были лишь прелюдией к стрелковому делу, очень полезной, но явно недостаточной. С благодарностью вспомнив о моей подружке «мелкашке», я взяла в руки армейскую магазинную винтовку Мосина образца 1891/1930 года, часто называемую «трехлинейкой». Конечно, она была тяжелее (вес без штыка – 4 кг), длиннее (1232 мм) и рассчитана под патрон 7,62 × 53Р мм, при начальной скорости пули 865 метров в секунду и дальности стрельбы в 2000 метров. «Треха» имела менее удобную, чем у «ТОЗ-8», шейку приклада, при выстреле сильнее отдавала в плечо, из-за большего ее веса и длины вести огонь из положения стоя мне, например, было тяжело.

Но это не значило абсолютно ничего.

Обычную винтовку Мосина, которая находилась на вооружении рядового состава РККА, мы должны были знать, как свои пять пальцев, и потому определенное количество времени (10 часов) посвятили изучению ее устройства. Понемногу я привыкла к «трехе», могла с закрытыми глазами разобрать и собрать ее затвор, состоящий из семи деталей. Ее открытый секторный прицел с метрической шкалой и подвижным хомутиком, мушка с круглым намушником позволяли добиваться неплохих результатов при стрельбе.

Снайперская винтовка отличалась от стандартной лишь несколькими деталями. Во-первых, у нее над стволом был установлен оптический прицел Емельянова («ПЕ») – довольно длинная металлическая трубка (274 мм при весе 598 г) с двумя барабанчиками для регулировки. Во-вторых, из-за этого приспособления патроны не поступали в патронник из магазинной коробки, их следовало вкладывать туда по одному. В-третьих, рукоять стебля затвора сильно отгибалась вниз. Имелись и невидимые глазу отличия: стволы для «снайперок» изготавливали из лучшей стали, для большей точности обрабатывали на прецизионных станках, собирали эти винтовки вручную, пристреливали особым образом.

В конце моей учебы в Снайперской школе, то есть в 1939 году, нас познакомили с новыми образцами стрелкового вооружения, поступившими в Красную армию. Это были самозарядные (автоматические) винтовки Симонова (АВС-36) и Токарева (СВТ-38). Принцип действия их автоматики строился на использовании пороховых газов, которые всегда сопровождают пулю, мчащуюся по каналу ствола. Винтовки имели отъемные коробчатые магазины на 10–15 патронов. Единственное, что вызывало сомнения у нас и наших наставников, – большое количество деталей в «АВС» и «СВТ», а также устройство их механизма, весьма сложное по сравнению с изделием капитана Мосина…

Запомнилась первая лекция по предмету, именуемому «Краткие основания стрельбы», на который в программе отводилось 25 часов. Мы сидели в классе, когда туда вошел худощавый, среднего роста человек лет сорока с заметным шрамом над левой бровью. Дежурный крикнул: «Встать! Смирно!» Преподаватель представился нам: «Потапов Александр Владимирович» – и коротко объяснил, чему собирается нас учить. Потом, помолчав, обвел строгим взглядом аудиторию и сказал:

– Слышал, что вы стреляете неплохо. Однако запомните: хороший стрелок – это еще не снайпер…

Так началось наше общение с «Потапычем», старшим инструктором Школы. Мы узнали, что он начинал действительную военную службу еще в императорском лейб-гвардии Егерском полку в Петербурге, где стрелковая подготовка нижних чинов была поставлена образцово, за подвиги на германском фронте в 1915 и 1916 годах заслужил два солдатских «Георгия» 3-й и 4-й степени, а также чин унтер-офицера. В Гражданскую войну Потапов уже командовал ротой в пехотном полку у красных и получил тяжелое ранение при форсировании Сиваша. В 1929 году его откомандировали из полка на Стрелково-тактические курсы усовершенствования командного состава РККА «Выстрел» имени Коминтерна. Там начала работать первая в нашей стране группа по изучению снайперского дела. Но служить в армии инструктором снайпинга ему не довелось: дала о себе знать старая рана, и комбата Потапова комиссовали вчистую. Зато Осоавиахим приобрел нужного специалиста.

Кстати говоря, киевская Снайперская школа этой общественной добровольной массовой военно-патриотической организации, так же, как и московская и ленинградская, славилась не только хорошим материально-техническим обеспечением, но и отлично подготовленным преподавательским составом. Александр Владимирович Потапов был большим энтузиастом стрелкового дела, знатоком и страстным любителем оружия, особенно – трехлинейной винтовки Мосина образца 1891/1930 года. Свой опыт, наблюдения и размышления о философии снайпинга он изложил в небольшой брошюре «Наставление для метких стрелков», изданной в Киеве.

Бесспорно, «Потапыч» был прирожденным педагогом. Он наблюдал за курсантами пристально не только на лекциях, но и при занятиях в тире. Он считал, что теоретические знания и стрелковая практика, само собой разумеется, совершенно необходимы. Но они недостаточны для воспитания настоящего профессионала. У него должен быть не только отменный глазомер (это дается человеку от природы благодаря индивидуальными особенностям строения его глазного яблока). Ему нужен и особый характер: спокойный, уравновешенный, скорее флегматичный, не склонный к приступам гнева, веселья, отчаяния или – чего хуже! – истерии. Снайпер – терпеливый охотник. Он делает всего один выстрел, однако за промах может заплатить своей жизнью.

Потапов предупредил, что через месяц отчислит тех, кто – по его мнению – неспособен усвоить хитрую снайперскую науку. Это нас огорчило. Но его педагогические методы по-прежнему вызывали уважение. Даже можно сказать, что он нам нравился. Потому мы старались изо всех сил. По крайней мере, я старалась. Кроме меня, в группе занимались еще две представительницы слабого пола. С нами он держался подчеркнуто вежливо, однако эта офицерская вежливость всех нас, девушек в возрасте 19, 20 и 22 лет, не радовала, а пугала. Мы подозревали, что будем первыми кандидатами на вылет.

Но вышло по-другому.

С темно-синими гимнастерками Осоавиахима расстались несколько грубоватых парней, в том числе – трое, имевшие удостоверения «Классный стрелок РККА». Потапов объяснил, что разделению своих учеников на женщин и мужчин он не придает большого значения и уверен: к работе снайпера женщины – не все, конечно, – приспособлены лучше. Они выносливы, наблюдательны, у них обостренная интуиция, заложенная самой природой. Пройдя курс венного обучения, женщины четко выполняют все инструкции, к процессу стрельбы относятся вдумчиво и аккуратно, а уж в деле изобретательной маскировки, столь важной на поле боя для сверхметкого стрелка, им просто нет равных.

От похвал старшего инструктора голова могла закружиться у кого угодно. Но Александр Владимирович не давал нам времени на приятные переживания. К оставшимся в группе курсантам он стал относиться строже, придирчивее и внимания каждому из нас уделял больше. Он говорил о таких тонкостях ремесла, о которых мы бы никогда и не задумались. Например, заставлял вести наблюдение за стройкой – а строили трехэтажное здание средней школы № 25 на улице Владимирской – и потом рассказывать ему, что за два часа успели сделать рабочие, как изменилась ситуация на объекте, где появились новые двери и оконные проемы, марши лестниц, простенки, с какой позиции удобнее сделать выстрел, чтобы нейтрализовать, предположим, прораба, бегающего по мосткам с этажа на этаж.

Медленно, но неотступно Потапов приучал нас внимательно наблюдать за окружающим миром, зорко, словно бы в окуляр оптического прицела, рассматривать детали и подробности нашей быстротекущей жизни, по мелочам угадывать образ целого. При таковом подходе что-то утрачивало прежнее значение, отступало на второй план и сливалось с фоном. Что-то становилось очень важным. Как будто увеличенные линзами черты выявляли истинную сущность каждого нового предмета.

Впрочем, иногда казалось, что Дорогой Учитель ко мне придирается.

Бывало, столкнувшись с каким-нибудь заданием, не поддававшимся быстрому исполнению, я начинала горячиться. Меня злила необходимость тратить больше времени и сил на дело, которое на первый взгляд представлялось совершенно обычным. Потапов останавливал тренировку, начинал спокойно, настойчиво и даже нудно все разбирать, объяснять, указывать на допущенную ошибку, следить за тем, как я ее исправляю. Я удивлялась, отчего он так возится со мной. Старший инструктор отвечал:

– Кому многое дано, с того много и спросится…

Не имея цели рассказывать здесь обо всем комплексе знаний и умений, необходимых снайперу (штатским людям это абсолютно ни к чему), упомяну лишь о том, что кроме практической стрельбы в Школе большое внимание уделяли теоретическим занятиям. Нас знакомили с законами баллистики, в частности, давали понятие об «одной тысячной», учили быстро рассчитывать расстояния для стрельбы по специальной формуле, определять дальность по угловым величинам, по базе оптического прицела «ПЕ», по сетке бинокля и перископа, объясняли явление деривации (отклонение вращающейся пули при полете к цели в сторону от плоскости стрельбы). Также мы заучивали разные таблицы. Например, таблицу превышения средних траекторий при стрельбе из винтовки Мосина патронами с «легкой» и «тяжелой» пулями и т. д. и т. п.

За четыре месяца занятий наша группа сдружилась. Пришла весна, и мы все вместе стали выезжать не только на стрельбище, но загород, где неугомонный Потапов устраивал дополнительные занятия по предмету «Приемы маскировки». На какой-нибудь дальней поляне курсанты расстилали скатерть, ставили на нее бутылки с ситро и лимонадом, раскладывали всевозможную снедь, взятую из дома. Старший инструктор читал лекцию и на живой природе демонстрировал нам, как надо маскироваться. Действительно, случалось, что мы не могли его найти полчаса и более. Тогда кричали, что сдаемся, и Дорогой Учитель появлялся перед нами в каком-нибудь немыслимом желто-зеленом балахоне с капюшоном, украшенном обрывками ткани, сухими веточками, пучками травы.

Кроме того, в лес мы обычно брали одну «снайперку» и проводили игру под названием «Донышко». После походного обеда, когда бутылки с напитками пустели, одну из них укрепляли в рогатине боком и горлышком вперед на расстоянии метров двадцати-тридцати от стрелка. Следовало одним выстрелом выбить в ней дно, то есть пуля должна была точно войти в горлышко и, не повредив бока стеклянного сосуда, выйти через дно, которое при этом разрушалось.

Первую бутылку обычно выбивал сам Потапов. Потом передавал ружье одному из учеников, и соревнование в меткости и сноровке начиналось. У нас учились весьма амбициозные ребята, в основном очень молодые, которые желали во что бы то ни стало ходить в лидерах и удостоиться похвалы «Потапыча». Но стрелять приходилось, во-первых, с колена, то есть опираясь коленом правой ноги в землю и сидя при этом на каблуке. Во-вторых, удерживать винтовку с помощью ремня, пропущенного под согнутый локоть левой руки. Ею стрелок упирался в левое колено и держал цевье ружья, сдвинув кисть ближе к дульному срезу. Все это требовало силы, устойчивости, хорошего баланса.

Тот, кто промахивался, выбывал из игры под шутки и смех присутствующих. Тех, кто побеждал, Александр Владимирович награждал: вручал маленькую шоколадку с разными забавными пожеланиями. У меня некоторое время не было полной уверенности в своих силах. К тому же я не люблю красоваться, быть в центре внимания, ибо один из постулатов, внушенных нам Дорогим Учителем, гласил: «Быть на виду – опасно. Сверхметкий стрелок неуязвим, пока он никому не виден».

Настал тот день, когда Потапов передал винтовку именно мне.

Смирив волнение, я взяла оружие, привычно уперла его приклад в плечевую впадину, положила указательный палец на спусковой крючок и, прижав щеку к гребню приклада, правым глазом посмотрела в окуляр оптического прицела. «ПЕ» давал четырехкратное увеличение. Но даже при нем горлышко бутылки, замершее между тремя черными линиями, казалось лишь жирной точкой. Оставалось рассчитывать на интуицию, на то «чувство цели», которое вырабатывается у снайпера в процессе тренировок.

Долгое прицеливание – обычная ошибка начинающих. Но я давно избавилась от этой ошибки. Так что все произошло точно по инструкции, то есть в течение восьми секунд. Задержка дыхания, прицеливание, выдох с плавным нажатием на спусковой крючок. «Снайперка» отозвалась громом выстрела и толчком в плечо. Бутылка по-прежнему сияла белыми боками на солнце, а вот донышка у нее… не было!

– Молодец, Людмила, – сказал мне старший инструктор. – Повторить сможешь?

– Ладно, давайте, – согласилась я, ибо мною овладел азарт.

Потапов понял это и усмехнулся.

– Спокойнее, девица-краса-длинная коса, – так старший инструктор иногда шутливо обращался к нам, девушкам, учившимся в его группе. – Все шансы на победу у тебя есть.

Ребята быстро установили в рогатине новую бутылку. «Потапыч» подал мне патрон с «тяжелой» пулей, и я, открыв затвор, вложила его в патронник. Конечно, механизм сработает без отказа. Я нажму на спусковой крючок, и ударник под действием боевой пружины резко выдвинется вперед. Его конец, похожий на жало змеи, проткнет капсуль-воспламенитель, расположенный на дне патрона. Пороховой заряд в нем взорвется, пуля, закрепленная в латунной гильзе круговым обжимом, наконец-то получит свободу…

День выдался солнечный, погожий, и пули, покоряясь моей воле, летали отлично. Три «донышка» – с таким счетом кончились для меня эти соревнования в лесу. Старший инструктор на зависть другим курсантам подарил мне не только шоколадку, но и свою книжку «Наставление для метких стрелков» с автографом: «Людмиле Павличенко, моей способной ученице, на добрую память. А. Потапов». Я не очень-то согласна с подобной формулировкой. Все-таки способности, они – от природы, то есть врожденные, – но в деле сверхметкой стрельбы к ним надо прибавить твердость характера, трудолюбие, прилежание, выдержку, настойчивое желание учиться.

Выпускные испытания в Снайперской школе я прошла с достойными результатами. В свидетельстве о ее окончании, отпечатанном на мелованной бумаге и украшенном круглой гербовой печатью, имелись названия предметов и оценки. Черные буквы складывались в строчки, для меня лестные: практическая стрельба – «отлично»; устройство ручного огнестрельного оружия – «отлично»; тактическая подготовка – «отлично»; военно-инженерная подготовка – «хорошо». Наш выпускной вечер был непринужденным, шумным, веселым. Мы говорили о будущем. Многие ребята собирались поступать в военные училища. Девушки планировали заниматься пулевой стрельбой в системе Осоавиахима, участвовать в соревнованиях, бороться за присвоение звания «Мастер спорта СССР».

Однако шел 1939-й год.

Первого числа сентября месяца фашистская Германия напала на Польшу, и так началась Вторая мировая война. Поляки оказывали сопротивление захватчикам, но уже 8 сентября немцы подошли к Варшаве. Ее оборона продлилась… двадцать дней. Затем правительство бежало в Румынию, а территорию Польши полностью оккупировали немцы. В апреле 1940 года фашисты вторглись в Данию и в Норвегию. Норвежцы с помощью англичан и французов продержались два месяца, но в июне капитулировали. Настал черед Бельгии и Франции. Наступление немцев началось 20 мая, а 28-го большая часть бельгийской армии уже положила оружие. После окружения под Дюнкерком союзных англо-франко-бельгийских войск англичане 4 июня 1940 года удрали с европейского континента на свой остров, оставив победителям всю артиллерию и танки, более 60 тысяч автомашин, до полумиллиона тонн военного имущества и боеприпасов, а также около сорока тысяч солдат и офицеров пленными. Потомки доблестных солдат императора Наполеона Бонапарта 22 июля того же года сдали фрицам Париж… без боя!

Действительно, «блицкриг», то есть «быстрая война».

Наблюдая за стремительными перипетиями в Европе, мы не могли не думать о том, что агрессор рано или поздно обрушится на наше первое в мире государство рабочих и крестьян. Мой отец, по роду своих занятий располагая конфиденциальной информацией, все чаще при традиционных вечерних чаепитиях говорил нам о приближении трудного времени. Я возражала ему, утверждая, что «…от тайги до британских морей Красная армия всех сильней», и воевать мы будем на чужой территории.

Как показали дальнейшие события, отец был прав, а я (вместе с миллионами других советских людей) глубоко заблуждалась. Объяснить собственную самоуверенность могу лишь состоянием дел, которые у меня шли прекрасно. Поскольку в университете все сессии я сдавала с отличными оценками, то мне разрешили совмещать учебу с работой, близкой по специальности. В конце 1939 года меня приняли в Государственную историческую библиотеку на должность заведующей отделом комплектации. Как это было прежде, на заводе «Арсенал», я снова стала вносить в общий семейный бюджет определенную сумму и больше денег тратить на моего сына, которому исполнилось семь лет.

Последнюю зимнюю сессию на четвертом курсе истфака я вместе с однокурсниками сдала в январе 1941 года с отличными и хорошими оценками. Руководство Государственной исторической библиотеки в Киеве предложило мне поехать в длительную – месяца на четыре – командировку в Одесскую публичную библиотеку старшим научным сотрудником для укрепления там научных кадров. Богатейшие фонды этой, одной из самых старых на Украине библиотек были мне известны. Я полагала, что без труда напишу там свою дипломную работу, посвященную Богдану Хмельницкому, присоединению Украины к России в 1654 году и деятельности Переяславской Рады. На следующий год мне предстояло защитить в КГУ эту дипломную работу и получить диплом о высшем образовании.

Я готовилась к отъезду, пребывая в самом радужном настроении. Но все-таки разговоры с отцом, к счастью, на меня подействовали. Потому я положила в чемодан не только паспорт, студенческий билет и зачетную книжку, но и свидетельство об окончании Снайперской школы, брошюру Дорогого Учителя и еще одну или две военных книги, в частности, сборник мемуаров «Бои в Финляндии», изданный в Москве в начале 1941 года.

Поезд Киев – Одесса отходил вечером. Моя семья в полном составе прибыла на вокзал. Папа, как всегда, был серьезен и молчалив. Мама давала мне последние советы насчет правильного питания. Сестра Валентина и ее молодой человек Борис шептались о чем-то. Сын Ростислав никак не хотел отпускать мою руку, просил взять его с собой, обещая помогать мне в работе. На глазах у него закипали слезы, я пыталась хоть немного утешить его и развеселить. Могла ли я тогда думать, что расстаюсь со Славиком почти на три года!..