Текст книги "В свете волшебного фонаря"

Людмила Попова
В свете волшебного фонаря

1. Сход лавины

Пролог

У меня есть волшебный фонарь. Наведёшь на человека – увидишь всю его жизнь, и прошлую, и настоящую…

Поток людей. На кого навести? На эту яркую девицу, выглядывающую из окна новенького джипа? Или вон на ту, бледненькую, с острым носиком и умными глазками, торопливо бегущую вдоль тротуара? Несомненно, в судьбе и одной, и другой найдётся что-то интересное. А может засветить старика, послушно плывущего с толпой, словно щепка в весеннем потоке? Как он жил, сколько узнал удач и неудач?

Постойте. А это кто ещё? Если не ошибаюсь, – кавказец. Молодой, осанистый. Идёт, улыбается. Все озабоченные, усталые, недовольные, а этот улыбается. Надо же счастливчик! Чему радуется? Давайте посмотрим, откуда взялся и что делает в Москве этот жизнерадостный кавказец? Вам любопытно? И мне тоже. Навожу волшебный фонарь… так… так… так…

1-я часть

Дагестанский городок на берегу Каспия. Денёк по-летнему жаркий, ни ветерка, ни облачка на синем небе.

Оживлённый, подобно муравейнику, южный рынок: народ выбирает черешню, абрикосы, алычу, томаты, огурцы, зелень. Снуют туда-сюда деловитые Жигули. На остановке ждут автобуса. Два молодых милиционера следят за порядком: Сергей и Рустам. Рустам – наш знакомый, потомственный мент по отцу и деду.

Отец всегда пропадал на службе. Вырос под присмотром и влиянием деда, забывающего про болезни и старость благодаря внуку. Оба заядлые любители прогулок в горы, где наслаждались окружающими красотами, пили живую воду из родника, а Рустам непременно карабкался по камням на вершину смотровой башни.

– Только смотри, осторожней! – кричал дед, задрав голову. – Теперь взгляни направо! Видишь два кольца дороги? Часовой на башне видел приближение неприятеля за много вёрст…

Как мечтал Рустам найти среди камней старинный пистолет или клинок! Пусть ржавый, он бы начистил до блеска, чтобы похвалиться перед ребятами. Но увы…

– Столько тут народу прошло до тебя! – усмехался в усы дед. – Давно всё собрали.

На привале дед рассказывал древние легенды, которых знал великое множество. Детское воображение рисовало суровых бородачей в бараньих папахах, на скаку срубавших саблями неприятельские головы, как цветки ромашек. При упоминании о женщинах Рустам тотчас представлял мать, которую считал несравнимой красавицей. Самыми интригующими были рассказы об Имаме Шамиле. По словам деда, это был настоящий горец, непреклонный, как скала, неподкупный и чистой, как горный ручей.

Почему же он сдался на милость русского царя? – дознавался любознательный мальчуган.

Потому что не только мужеством Аллах его наградил, но и умом. Вот вы, сорванцы, на прошлой неделе перед несущимся на скорости грузовиком дорогу перебегали. Хотели смелость показать? Шамиль бы так не поступил. Ради чего рисковать? Чтобы калекой стать или умереть? Чтоб матери над вами плакали-убивались? То-то и оно! Шамиль долго против царских войск сражался. Полководец он был знатный, смекалку и всякие хитрости военные применял, но силы были неравные. Куда войску Шамиля до царской армии: и численность не та, и экипировка! Только родные горы помогали…

Однажды вышел Шамиль к Тереку и присел отдохнуть на камень. Долго глядел он на бурные потоки, несущиеся к Каспию и подумал: ручьи стремятся к рекам, а реки – к морю. Даже если пересохнет какой ручей или река от летнего зноя, в море его воды сохранятся. Выходит, так природой устроено: малое вливается в большее, чтобы уцелеть. Да и царская Россия не была хищницей, как конкистадоры в Америке, поголовно уничтожавшие местное население, чтобы завладеть их землями. Россия усыновляла другие племена и народы, заботилась о них.

Что мог понять ребёнок из мудрых седых легенд?! Однако дедовы рассказы зарождали в нём чувство гордости за предков. Российский император Александр II принял Шамиля в Петербурге не как побеждённого, а с почестями как союзника и друга. По-братски обнял и поцеловал. Отвёл ему для жительства город Калугу. В парадном зале калужского губернского дворянского собрания Шамиль вместе с двумя сыновьями Гази-Магомедом и Магомедом-Шани в торжественной обстановке принёс присягу на верность России. Некоторое время спустя за верность данному слову Высочайшим указом Шамиль был возведён в потомственное дворянство. После Калуги Шамиль получил от императора резиденцию в Киеве. В конце жизни, получив разрешение Александра II, он выехал в Мекку для паломничества. После совершения хаджа посетил Медину, где и скончался на святой для мусульман земле. Похоронен в Медине, на кладбище Аль-Бакия. Не каждому Аллах дарует такую судьбу и кончину, а только за большие заслуги…

В школьные годы на экскурсии в Дагестанский краеведческий музей в Буйнакске (бывший Темир-Хан-Шура) узнал Рустам ещё одну удивительную личность: Ивана Семёновича Костемеревского, русского полкового лекаря, служившего на Кавказе. Накопленные за всю жизнь 30 тысяч царских рублей (по тем временам громадные средства), он завещал на просвещение и здравоохранение горцев. Вот же бескорыстная и щедрая душа! Можно ли о таком забыть?! На его деньги были построены и содержались ремесленное училище, женская гимназия, народные школы, а также первый музей об истории, географии и племенах Кавказа. Один человек, а сколько сделал доброго! Если бы все так поступали!

Эти две личности, кавказец и русский, навсегда оставили след в душе Рустама.

Тогда была традиция – дарить книги за хорошую учёбу, на день рождения. Дарили учителя в школе, отец с матерью, дед, одноклассники и друзья, таким образом у Рустама накопилась приличная библиотека.

На родительские собрания обычно ходил дед. Он же не уставал организовывать кружки и состязания: самбо, домино, шашки, нарды, шахматы. Старался ради внука и его приятелей-сорванцов, чтоб не баловались, а занимались чем-то полезным.

К сожалению, в последнее время дед стал заметно слабеть. Не хотелось думать, что однажды его не станет, как не стало милой бабули с её ласками и несравненными угощениями. Почему нельзя подарить дорогим людям бессмертие?!

… Близился конец дежурства.

Из раздумий вывели неожиданные крики о помощи. На автобусной остановке ранили ножом женщину. Люди держали пострадавшую под руки и звали милицию. А в сторону парка удирал, как нашкодивший пёс, парень в синей рубахе.

Рустам торопливо передал по рации напарнику: Срочно скорую! Ножевое ранение на остановке. И закричал вдогонку преступнику: Стооой! Стрелять буду!

Бандит ещё шибче припустил к воротам парка. По выходным там собиралось много народу. Попробуй, найди иголку в стоге сена!

Предупредительный выстрел в воздух. Прохожие замерли, почуяв опасность. Бандит уже у ворот. Рустам прицелился в ногу, нажал курок…

Парень лежал носом в землю, не шевелясь. Может, притаился и ждёт, чтобы неожиданно нанести удар.

– Не шевелись, застрелю! – предупреждает Рустам.

Странно! На ногах бандита ни раны, ни крови.

– Отдай нож! Положи сбоку!

Никакой реакции.

Подоспел Сергей. Подъезжает милицейская машина. Бандита переворачивают на спину. Одежда на животе пропиталась кровью. Раненый злобно плюёт в сторону Рустама и закрывает глаза…

Как потом выяснилось, произошла разборка двух враждующих кланов. Одни для острастки ранили жену противника, другие оперативно уничтожили нападающего, предупредив: нас лучше не трогать! А всю вину ухитрились свалить на младшего из семьи ментов, которых оба клана одинаково боялись и ненавидели.

Когда судья зачитал обвинительный приговор Рустаму, сидящему на скамье подсудимых, дед прокричал:

– Держись, внучек, я найду правду! Мы и пострашнее врагов побеждали. Клянусь, не помру, пока тебя не выручу!

Впервые увидел Рустам, как дед плакал, вытирая слёзы узловатыми пальцами.

Больше чем от несправедливости, мучился Рустам от того, что не смог уберечь деда от страданий. А ведь поклялся сделать счастливыми его последние дни.

2-я часть

Лена

В ресторане «Голландская мельница» за столиком в углу сидели двое: один плюгавый и белобрысый, второй – щеголеватый красавец с чёрными усиками. Они о чём-то переговаривались, наклоняясь друг к другу, при этом белобрысый опасливо поглядывал в сторону Лены, обслуживающей столик. Она стояла поодаль, однако на таком расстоянии, чтобы без промедления убрать грязную посуду или окурок из пепельницы. Таков порядок. Работала она уже давно и исполняла свои функции почти машинально. К тому, что говорили клиенты, не прислушивалась. Зачем? Если слушать всю болтовню, голова распухнет за день. Одолевали собственные проблемы: успеть бы забежать в аптеку за лекарством для мамы, выкроить время, чтобы заглянуть в лекции перед занятиями.

Она училась на вечернем в Плешке. Дома готовиться не успевала и приучилась читать повсюду: в транспорте, за обедом на работе, даже в туалете. И сейчас, она глазела на клиентов, а сама напряжённо вспоминала материал, заданный к семинару.

Белобрысый не привык к ресторанам: ронял вилку, не умел пользоваться ножом, сам тянулся к бутылке, чтобы налить, не дожидась официантки. Усатый, напротив, казался завсегдатаем, вёл себя безупречно и вальяжно. Лена в очередной раз подлила в стаканы виски, добавила лёд.

– Ваше дело – пригонять машины по указанным адресам. Наше – снабжать номерами и документами. Машины брать строго по заказу. Никакой отсебятины. С этим очень строго. – Донесся до её ушей низкий голос усача.

– Конечно, как скажите, – поддакнул фальцетом собеседник, опасливо оглядываясь на Лену и с нетерпением ожидая, когда же она, наконец, отойдёт. Достала своей услужливостью.

Белобрысый пришёл первым. Неловко потоптался у входа, так что обслуга приняла его за случайного зеваку, который заглянул в ресторан только из любопытства. Когда же выбрал в глубине двухместный столик, подошедшая к нему Лена была совершенно уверена, что бедолага закажет кружку пива и, услыхав цену, испуганно вытаращит глаза. Таких она уже повидала. Но нет. Этот взял меню, долго копался, расспрашивал и выбрал самое дорогое. Вот и суди по одёжке! Позже подгрёб усатый. Вероятно, важный гусь, потому что белобрысый сразу засуетился, заёрзал на стуле, подскочил, снова сел, заискивающе улыбаясь и по-дурацки хихикая.

Вальяжный усач критически осмотрел расставленные закуски, заказал Лене сёмгу по-норвежски и, пошарив в карманах, сделал гримасу: забыл сигареты в машине. Лена принесла его любимые, которые в ресторане стоили вдвое дороже, и зажигалку…

… Щеголь вытер рот и усы салфеткой, бросил перед плюгавым пухлый конверт и встал, намереваясь уходить. Его собеседник тотчас схватил конверт и, заглянув туда, проворно спрятал во внутренний карман пиджака. Тоже вскочил, по-японски отвешивая поклоны и протянув руку усатому. Однако тот не заметил протянутой руки и проворно удалился.

Белобрысый не очень-то огорчился. Снова уселся за стол, старательно доел всё, что осталось, обильно запивая виски. Но всю бутылку не смог одолеть. Расставаться с ней явно не хотел. Подозвал Лену и спросил, нельзя ли взять с собой. Лена принесла вместе со счётом пакетик для виски и едва удержалась от смеха, глядя, как незадачливый клиент старается запихнуть бутылку в карман брюк. Чудак с благодарностью принял пакет и оставил 500 рублей чаевых, многозначительно улыбаясь:

– За конфиденциальность.

Ей осталось только кивнуть на прощанье.

За сегодняшний день чаевых набежало с тысячу. Больше всех из официанток зарабатывала Юлька. Без сомнения, мужчин прельщала Юлькина внешность. Ей нередко назначали свидания, оставляли визитные карточки, просили позвонить.

Все эти знаки внимания не трогали Юльку. Посмеиваясь, она рассказывала Лене, лучшей подруге, о новом воздыхателе, и выбрасывала визитку в корзину для мусора.

– Ну, зачем ты так? – удивлялась Лена. – Погоди выбрасывать, а вдруг хороший человек?

– Знаю я эти свидания. Всем им только одно нужно. Я уже пробовала знакомиться с двумя, такие на вид благородные… У них серьёзные отношения только с девицами своего круга. А я для них – никто. Пошли они все!

… Кончились занятия. Лена распрощалась с однокурсниками в метро и теперь ожидала автобус. Почему-то вспомнились слова подруги «девицы своего круга». На остановке ни души. Уже двенадцатый час ночи, в такое время транспорт становится особенно ленивым. Лена вздохнула. Присела на скамейку и пристроила рядом сумку. Слова про «свой круг» не выходили из головы. Это что же получается?! Лена живёт в доме, жильцы которого в основном – рабочие часового завода, сотрудники её родителей. Значит Федор, Федька, её сосед, – человек «её круга» и она не может рассчитывать на что-то лучшее? Лена на дух не переносила этого Федора, который уверенно заявлял, что она станет его женой. Молодой, а уже брюшко отрастил. Похоже, родился с банкой пива. Любит распускать руки. Шутит тупо и пошло. От одной мысли, что придётся делить постель с Федькой, становилось тошно. Лена мечтала совсем о другом парне. Такие, например, учились с ней в университете. Но у всех уже были девушки.

В ресторане тоже попадались симпатичные клиенты, однако на неё никто не обращал внимания. Она не была яркой, как Юлька. А молодость проходит. Ей уже двадцать один. Что ж оставаться с наглым Федькой, авось стерпится-слюбится?! Лена так глубоко погрузилась в мысли, что не заметила приближение какого-то типа и очнулась, когда тот, схватив её сумку, бросился бежать. Лена вскочила и с криками: «отдай сумку!» бросилась вдогонку. Ей бы ни за что не угнаться на высоких каблуках. Но кто-то ещё подходил к остановке, и вор угодил прямо ему в руки.

– Ого! – весело сказал мужчина. – На ловца и зверь бежит. Трофей поделим или хозяйке отдадим? Проверьте, девушка, всё ли на месте? – обратился он к Лене, отдавая сумку. Разбойника я забираю с собой, а вас прошу в ближайшее время зайти по этому адресу, – и подал визитку сотрудника МВД.

Теперь каждый день Рустам с нетерпением ожидал звонка или появления ночной незнакомки, чтобы, как он сам себя убеждал, составить протокол. Что в ней было особенного? Сколько таких красоток он перевидал на московских улицах: с тонкими ножками на каблуках, с длинными светлыми волосами. Да и вообще, в девушках он недостатка не испытывал. Думал, что через несколько дней всё перегорит.

Но как обрадовался и разволновался, когда она вошла в кабинет и, сощурив близорукие глаза, посмотрела сначала на его напарника, потом на него!

– Я по поводу кражи на автобусной остановке…

– Да, да, – поспешно ответил Рустам. – Идите сюда! Садитесь, пожалуйста.

Взгляд у неё был открытый, как у ребёнка, а голос негромкий и нежный. Составляя протокол, можно было расспросить человека обо всём, и Рустам злоупотребил полномочиями. Сидевший напротив напарник и друг Алексей, посмеивался, прислушиваясь к разговору. Он понял Рустама и одобрил выбор. А бесхитростная и доверчивая девушка ничего не заметила.

– Звоните, если что понадобится, телефон у вас есть, – сказал на прощание Рустам и, проводив её взглядом до двери, подумал: «вряд ли позвонит».

– Да, позвонит, позвонит, никуда не денется, – буркнул как бы невзначай Алексей, деловито перекладывая на столе бумаги.

3-я часть

Голован и компания

Опять этот потрясный Мерс! Голован, замер у мусорного ящика, и разинув рот, наблюдал за маленьким юрким автомобилем, снующим в потоке машин, как форель в горной реке. Голыми руками не схватишь такого, куда там! Всякий раз при его появлении Голован испытывал ни с чем не сравнимый драйв. С детства он был помешан на машинах, и теперь этот миниатюрный Мерс стал его фаворитом. Ему бы такой! Эх, как бы он его обихаживал, каждую детальку неустанно протирал и смазывал! А ещё лучше – пару или тройку Мерсов. Он бы сдавал их на прокат. Надежным, аккуратным людям. Да, чего уж там! Ежели бы и повредили, он бы сумел восстановить. Любимое дело всегда спорится. Каждому человеку – дело по душе, то-то жизнь пойдёт на лад! Помогли бы осуществить желаемое, если не Бог, так государство. Почему бы государству не заботиться о гражданах умными законами, праведными кредитами, чтоб людей-умельцев поддержать?! Именно их трудами богатеет и укрепляется страна. Разве не так?…

Когда красавец-Мерс пропал из виду, Голован горько усмехнулся над своими несбыточными мечтами, протяжно вздохнул: иэээх! И продолжил инспекцию мусорного бака.

Сегодня везуха: много всего нарыл.

Он направлялся к себе в подвал с набитым пакетом, предвкушая сытный обед, когда его окликнули. Узбек бежал следом, зажав под мышкой плюшевого слона, с которым никогда не расставался. Вообще-то он был русским и звали его Павел, Павел Петрович. Долгие годы прожил в Узбекистане. Таксист по профессии. Потеряв работу и всякую надежду её найти в Ташкенте, перебрался в Москву. Думал, что Россия, супердержава, не даст погибнуть блудном сыну. Мегаполис, всегда нуждается в рабочих руках. Уж онто постарается, лишь бы платили. Как-то не пришло в голову, что потребуется регистрация, а чтобы её получить требуется жилье, а на покупку или аренду жилья нужны деньги, которых ему как раз не доставало. Вот и стал Павел Петрович бомжом по прозвищу Узбек.

Голован обрадовался: перекусить в компании куда веселей, чем одному.

Когда Голован вытащил бутылку «Перцовки», опорожнённой лишь наполовину, глаза Узбека заблестели.

– А не позвать ли нам Профессора? Сообразим на троих. Давно такой удачи не выпадало.

Профессор был тоже бомжем. Получил прозвище от Голована с Узбеком за то, что помимо трепья и еды собирал на помойках журналы, газеты и книжки. Читал всё подряд: и стихи, и романы и даже философские трактаты.

– Ты хоть понимаешь, что читаешь? – с удивлением спрашивал на первых порах Узбек, заглядывая ему через плечо и пытаясь пробежать несколько строк.

– А как же! – торжественно отвечал Профессор и начинал объяснять. У приятелей просто дух захватывало: до чего ж умный! Настоящий профессор!

Итак, собрались втроём. Выпили без тоста, уже не ожидая счастливых перемен. Потянулись к закуске: грудинка, колбаска разная, солёные огурчики, копчёная скумбрия, ещё какая-то рыбка жареная. И хлебушек, чёрный и белый. Видать кто-то выкинул остатки с праздничного стола. Живут же люди!

– У меня дома жена и дети остались, – в который раз плакался Узбек, пропустив горячительное. – А я даже письма не могу написать: денег нет на конверт. Да и о чём напишу: работу не нашёл, рыщу по помойкам вместе с бездомными котами?!

– Умолкни уже, – с досадой перебил Голован. – Чего припёрся в Москву? Оставался бы в Збекистане. Жёнка, поди, уже кого-нибудь пригрела заместо тебя.

– Жену мою не тронь! Она – честная женщина.

– Честная! Ой, насмешил! Все бабы – подлый народ. Им только деньги давай. Я вон работал в автосервисе. Весь измотанный домой возвращался. И спина, и руки до утра гудят. А ей не жалко, лишь бы мани приносил. Как с работы вытурили, – собрала манатки и ушла. И всё, что я вот этими руками заработал, к матери перевезла. А ты: жена, жена!

Голован сник. Тут заговорил Профессор.

– На то они и женщины, чтобы мужик на них работал. Ничего тут не поделаешь. Да. А от меня дети, родные дети отказались. Как я их любил! – Тут он всхлипнул, и, отвернувшись, смахнул рукой слёзы. – Пока работал, ничего не жалел. Захотели велосипед – пожалуйста, захотели магнитофон – пожалуйста. Потом компьютер появился, я и комп купил, а сам в одном костюме и в мир, и в пир. Ботинки починю, а новые, думаю, потом… Сердце мне грело, что они радовались. А если кто заболеет, я ведь самые лучшие продукты… Когда Ася была жива, мы вместе их чёрствость переносили. Одному совсем невмоготу стало.

– Сам виноват, – сказал Узбек, не поднимая головы, – нечего было так баловать: всё только для детей. Надо с пелёнок приучать, чтоб о родителях заботились. – А сам подумал: «Неужто мои, драгоценные, со мной так же обойдутся? Нет, мои лучше, такого не позволят». И вздохнул от тяжких мыслей.

– А у меня детей никогда не было, – вмешался Голован. – Я всегда об этом переживал, а теперь послушав Профессора, подумал: слава Богу! – Вишь, как с отцом родным обошлися! Ты сам-то откуда родом?

– Из Красноярска. Работал заведующим КБ, – ответил Профессор с гордостью.

– КГБ что ли? – переспросил Голован.

– КБ – Конструкторское бюро, – поправил Профессор. Мы там такие проекты… Впрочем, это не важно.

– В Москву зачем приехал? Работу искать? – спросил Узбек.

– Какую работу, я уже старый. Сестру хотел найти, да не нашёл. Может, умерла. Она постарше меня.

А может тоже по помойкам скитается, подумал Узбек, но вслух произнести не решился.

– Сестры тоже ненадёжные, – пробучал Голован. – По себе знаю. Не очень-то приютят. У них своя семья, опять же дети…

Насытившись и наговорившись, все трое задремали. Голован улёгся на коврик, найденный на свалке. Узбек устроился, подложив под голову слонёнка, в котором хранил документы. Профессор остался сидеть, прислонившись к тёплой трубе.