Текст книги "Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь"

Николай Михайлович Пржевальский, Людмила Константиновна Пржевальская
Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь

© Пржевальская Л. К. (наследники), Пржевальский Н. М., текст, 2024

© ООО «Паулсен», макет, 2024

Посвящаем нашим родителям: Ираиде Семеновне и Константину Михайловичу Коркуновым, Евфалии Сергеевне и Михаилу Владимировичу Пржевальским.

От авторов

Николай Михайлович Пржевальский – личность известная. О нем написаны биографические, научно-популярные и художественные книги весьма внушительных объемов; опубликованы пространные статьи и краткие заметки; о нем сняты художественный, документальный, художественно-документальный и мультипликационный фильмы. Ему посвящали героические стихи, и его же делали героем анекдотов и шуточных баллад.

В медийном пространстве его представляли то эпическим героем, богатырем, то шпионом и человеконенавистником, то личностью великодушной, щедрой, с открытой душой и сердцем, то жестоким завоевателем азиатских народов и «уртай амбанем – сердитым генералом».

Единственное, в чем сходились все – и хвалители, и хулители, – это то, что он был знаменитым путешественником, хотя и здесь градация оценок деятельности простиралась от «гениального путешественника всех времен и народов» до «он где-то по Сибири кочевал».

Канонический образ путешественника сложился уже при его жизни. Во времена всемирной славы Пржевальского критика в его адрес, высказанная в весьма мягкой форме, была явлением редким. Смерть гениального путешественника не изменила высоких оценок, данных ему современниками. Имя Пржевальского не было предано забвению и после 1917 г. О нем много говорил и писал его ученик, путешественник П. К. Козлов, в 1939 г. советская общественность широко отметила 100-летний юбилей Пржевальского, а в 1989 г. – 150-летний. Об экспедициях всемирно известного путешественника сообщали учебники географии, по которым учились советские школьники, и поэтому советские люди слышали и что-то помнили о Пржевальском.

Наступили новые времена, и, хотя по-прежнему много говорилось и говорится о научных открытиях знаменитого Пржевальского, появились публикации, в которых обсуждалась не только научная, но и другая деятельность путешественника. Теперь Пржевальский выступал не столько путешественником, сколько военным, генералом, разведчиком. Научные изыскания, как считали авторы этих публикаций, маскировали истинные, военные задачи его экспедиций. Пржевальского называли основоположником нового, активного вида разведки, а также основателем борьбы с китайским бандитизмом.

«Мысль о разведчике» не была новой. Ранее, в публикациях 1938–1941 гг., встречались фразы типа: «Пржевальский понимал, что выступает не только как ученый-путешественник, но также как военный разведчик». Но после того, как было указано, что некоторые авторы слишком увлекаются военной (разведывательной) деятельностью известного путешественника, разговор на эту тему прекратился на многие десятилетия.

В ряде работ Пржевальского называли ярким геополитиком; сюда же некоторые авторы нередко подверстывали его «конкистадорство» и агрессивность.

Другой пласт публикаций касался поисков путешественником таинственной Шамбалы и снежного человека – считалось, что это было истинной целью экспедиций Пржевальского.

Авторы еще одной серии журнальных и газетных статей горячо обсуждали личную жизнь Пржевальского (нежелание жениться, «отцовство» и внезапную смерть).

Авторы всех публикаций по-прежнему много писали о самих путешествиях, активно использовали цитаты из Пржевальского и настойчиво пропагандировали свое видение личности путешественника.

Сам Пржевальский написал немало. Он ярко и занимательно рассказывал о своих путешествиях в книгах и статьях, нередко участвовал в полемике, яростно отстаивая свой взгляд на вопросы войны и мира с Китаем, тяжелого положения российских казаков и крестьян, а также азиатских народов – китайцев, корейцев, тибетцев, монголов.

Пржевальский написал огромное количество личных писем и докладных записок. Все или почти все из написанного Н. М. Пржевальским доступно для прочтения. Он наговорил по разным поводам так много, что сегодня легко можно надергать «из Пржевальского» цитат, которые подтвердят любую точку зрения автора, пишущего о путешественнике.

Что же это за явление – Пржевальский? Ученый или военный, путешественник или разведчик, просто великий охотник, азартный игрок, писатель-любитель, непьющий офицер, обуреваемый жаждой власти, или, наконец, первый исследователь природы Центральной Азии?

Может быть, это человек-стихия, которого пытаются уложить в прокрустово ложе привычных понятий?

Анализируя написанное о Пржевальском, можно увидеть, что в большинстве случаев авторы пересказывают своими словами выбранные ими места из биографического очерка первого биографа Николая Михайловича Пржевальского военного историка Николая Федоровича Дубровина. До сего времени, спустя 130 лет, более полного и документально подтвержденного материала о Пржевальском так и не написано.

Конечно, за прошедшие годы появились публикации, авторы которых использовали некоторые архивные материалы, не охваченные Дубровиным, писали о спутниках и родственниках путешественника, коллегах и знакомых. Но вопросов «по Пржевальскому» меньше не становилось.

Стоит лишь чуть перевести дыхание от чтения и, не довольствуясь полученными объяснениями, задаться простыми вопросами, как тут же становишься в тупик. Например, откуда известно, что его предком был запорожский казак, с чего это Николай Пржевальский выбросил классный журнал с двойками, если сам учился отлично, почему вдруг решил идти в армию, если не любил армейской службы, и т. д., и т. п.

О многом, вероятно, с их точки зрения незначительном, авторы публикаций о Пржевальском ничего не написали. Например, сообщив, что Пржевальский участвовал в подавлении Польского восстания 1863–1864 гг., никто из них не уточнил, в каких военных операциях против повстанцев отличился Николай Пржевальский и какой наградой были отмечены его успехи. Также осталось неясным, в чем состояло его участие в Манзовской войне 1868 г. Мало известно о том, когда и какие разведывательные донесения он посылал в Главный штаб и как эти данные были использованы в политике России.

Нам по прочтении большого количества литературы о Пржевальском захотелось не только выяснить некоторые подробности его жизни, но и понять, каковы его военные заслуги, чем он талантливее других путешественников и что он сделал для науки, для России. Хотя, казалось бы, об этом говорится во всех публикациях о Пржевальском.

Не претендуя на исчерпывающую полноту знаний о Пржевальском и не соперничая с его лучшим биографом Н. Ф. Дубровиным – впрочем, как и с другими авторами, внесшими огромный вклад в копилку знаний о великом путешественнике, – мы решили опубликовать о Николае Михайловиче сведения, полученные из архивных документов, монографий, статей и прессы прошедших лет. Следуя старой истине, что все познается в сравнении, мы сопоставили эти данные с информацией о людях, с которыми он учился, служил, работал, общался, дружил, переписывался. Мы обращали внимание на то, какие книги он читал, кроме специальной литературы, каких авторов хвалил или ругал, кем и чем восхищался. Мы пытались, насколько возможно, понять личность Пржевальского и оценить его военные, научные и прочие заслуги, сравнив достижения Николая Михайловича с успехами других людей, занимавшихся аналогичной деятельностью.

Мы будем фрагментарно излагать материал о его жизни и путешествиях, зафиксируем внимание лишь на отдельных моментах гимназической поры, варшавского периода и т. д.

Наибольшее внимание мы уделим участию Пржевальского в Польской и Манзовской войнах, его пребыванию на Дальнем Востоке, работе в Главном штабе; обсудим вопрос о целях и спонсорах его путешествий в Центральную Азию, остановимся на взаимоотношениях Пржевальского и прессы. Расскажем о полемике по китайскому вопросу, поговорим о Шамбале и снежном человеке. Отдельная, заключительная глава будет посвящена происхождению рода Пржевальских.

К читателю

Работая над очерком о выдающемся географе, биографе Н. М. Пржевальского Э. М. Мурзаеве[1]1
  Тишков А. А. Люди нашего племени. М.: Институт географии РАН, 2012. 276 с.


[Закрыть] и над переизданием книги Н. М. Пржевальского «Путешествие к Лобнору и на Тибет»[2]2
  Тишков А. А. Путешествие к сердцу Тибета // Пржевальский Н. М. Путешествие к Лобнору и на Тибет. М.: Дрофа, 2007. С. 5–24.


[Закрыть], я обратил внимание, что биография великого путешественника по мере вхождения в новый век приобретает все новые и новые черты и оттенки. И как любая личность, отдаленная от современников временем, художественной и политической конъюнктурой, она обрастает мифами, субъективными суждениями и даже откровенными фальсификациями в угоду тем или иным сиюминутным целям. Даже с завидной регулярностью возобновляется интерес к его географическим открытиям и маршрутам путешествий, а в связи с интродукцией некоторых элементов так называемой Большой игры в Центральной Азии в наше время имя Н. М. Пржевальского всплывает по разным случаям.

В России уже в XXI в. отметили его 175-летие, установили еще один памятник в 2017 г. в Смоленске и бюст в национальном парке «Смоленское Поозерье», а к 180-летию – мемориальную доску на стене гимназии, где учился Н. М. Пржевальский. И каждый раз находились новые факты из биографии, новые ее оттенки и оценки.

И вот ожидаемая книга потомков великого путешественника – Л. К. Пржевальской и Н. М. Пржевальского. Она была в некоторой степени анонсирована одним из авторов после его выступления на юбилейном заседании к 175-летию Н. М. Пржевальского в Московской штаб-квартире Русского географического общества, где рассказывалось об учебе, друзьях и сослуживцах, военных, службе великого путешественника и тех, кто уже по линии братьев продолжал род Пржевальских. Эта малоизвестная и местами противоречивая сторона его жизни оказалась притягательной для разного рода спекуляций и субъективных оценок. Поэтому появление этой книги очерков очень актуально, и она, несомненно, найдет своего читателя.

О чем же эта книга?

Во-первых, о новых штрихах к портрету Н. М. Пржевальского – успешного военного, генерала, разведчика, одного из основоположников нового, активного вида внешней разведки и, говоря современным языком, – о создании им основ борьбы с терроризмом. Действительно, начиная с 30-40-х годов прошлого века в литературе появлялись позитивные оценки этой деятельности Пржевальского и некоторых его сослуживцев по Генеральному штабу. Офицеры-географы достойно несли эту службу, укрепляя рубежи нашей родины и усмиряя геополитические интересы Англии и других стран в Центральной и Восточной Азии.

Во-вторых, об объективной оценке геополитических достижений офицера-географа, его стратегическом мышлении, проявившемся в разных регионах, где ему пришлось служить и путешествовать. Конечно, все военные географы, служившие при Генеральном штабе, были по определению стратегами, заботились о расширении и укреплении рубежей своей страны, участвовали в ее географическом описании и изучении малоизвестных районов, проводили перепись населения, создавали новые карты.

В-третьих, о том, как уживались в нем ученый, военный, путешественник, разведчик, охотник, азартный игрок, писатель. Например, один из самых опытных биографов, Н. Ф. Дубровин, был военным историком, и, конечно, его усилиями уже были сделаны первые шаги в сторону «военной биографии» Пржевальского. Но долгое время мы не имели представления о его не менее талантливых и выдающихся современниках-сослуживцах, которые на географическом поприще становились генералами и также оставляли свои имена на картах неизведанных до них земель. Мы совершенно не знаем, что посылал путешественник «с дороги» в Генеральный штаб. Не путевые зарисовки и не описания фауны, как можно думать. Как все это использовалось в той, на наш взгляд, довольно успешной государственной внешней и внутренней политике Российской империи.

В-четвертых, о малоизвестных спутниках и родственниках путешественника, коллегах и знакомых. Мы по-новому погружаемся в тайны рода Пржевальских, что называется, разбираемся с родословным древом, понимая, что многое в этом могучем человеке именно оттуда, из истоков рода.

В-пятых, о малоизвестных страницах жизни Пржевальского и его окружения, с акцентами на почти не освещенные в биографических работах этапы, например, на варшавском периоде, на его участии в Польской и Манзовской войнах, пребывании на Дальнем Востоке, работе в Главном штабе.

Наконец, в-шестых, авторы делают очередную попытку разобраться в происхождении рода Пржевальских.

Нас ждет увлекательное чтение о великом человеке, чья жизнь многообразна, полна загадок и тайн, удивительных зигзагов судьбы и приключений, но всегда – пример верности присяге, достойного служения своей стране, научного подвига!

А. А. Тишков,

член-корреспондент РАН, заслуженный деятель науки РФ,

член ученого совета Русского географического общества

Рождение и семья

Дата рождения

«Нестыковки» в биографии Н. М. Пржевальского начинаются уже с даты его рождения. На протяжении почти двух сотен лет было известно, что путешественник родился 31 марта 1839 г. Эту дату называли уже при жизни Н. М. Пржевальского. Сегодня, открыв календарь памятных дат, прочтешь то же: он родился 31 марта.

Однако если заглянуть в архивные документы[3]3
  РГИА. Ф. 1343. Оп. 27. Д. 6459. Л. 6; ГАСО. Ф. 48. Оп. 1. Д. 1716-а. Церковь № 30. Запись № 17; ЦГАМ. Ф. 4. Оп. 8. Д. 1130. Л. 68; ГАСО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 123. Л. 10.


[Закрыть] (метрическая книга, аттестат Смоленской гимназии, дело о дворянстве), то можно увидеть, что Николай Пржевальский появился на свет 1 апреля.

Первыми, кто обратил внимание на этот факт, были Е. П. и В. М. Гавриленковы (Гавриленков, 1974; Гавриленкова, 1999). О том, что путешественник родился 1 апреля, они неоднократно писали в своих книгах и публикациях (Гавриленков, 1989; Гавриленкова, 2011), но «календари» не исправляли «ошибку».

Когда и кем была изменена дата, неизвестно. Возможно, что дату рождения «подправил» сам Николай Михайлович, так как не хотел родиться в «день дурака»[4]4
  День дурака (День смеха, День юмора) стали отмечать в Древнем Риме, по другим версиям, в Средневековье. В России история праздника 1 апреля связана с императором Петром I.


[Закрыть].

Н. М. Пржевальский (вероятно, случайно) перепутал место своего рождения, указав, что родился в сельце Отрадном (Пржевальский, 1888а, с. 528), где он провел детство, а не в сельце Кимборове, где появился на свет. Неудивительно, что в некоторых работах, посвященных Пржевальскому, сообщалось, что Николай Михайлович родился в имении Отрадное.

Кимборово

Памятный знак у дороги Смоленск – Рославль, на повороте Мурыгино – Пересна. 2004 г.

Сельцо Кимборово, где находилась помещичья усадьба, окруженная избами дворни, располагалось рядом с одноименной деревней в северной части Ельнинского уезда (ныне Починковской район Смоленской области), примерно в 5–6 км к северо-востоку от деревни Мурыгино, в 4–5 км юго-западу от железнодорожной станции Пересна и в 35 км от Смоленска. Сельцо находилось на возвышенности, близ левого берега р. Россожи. Деревня Кимборово перестала существовать в 20-е годы ХХ в.

Недалеко от Кимборова, на обочине дороги Мурыгино – Пересна стоит памятный знак, сообщающий: «Здесь стоял дом, в котором родился знаменитый русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский».

В действительности усадебный дом стоял далеко от этого знака, на противоположной стороне дороги, на горке. Ныне вокруг простираются земельные угодья, вдали темнеет лес, и только старая яблоня, аллея и небольшой пруд напоминают о бывшем имении Алексея Степановича Каретникова, деда путешественника по материнской линии.

Алексей Степанович Каретников – дед Н. М. Пржевальского

А. С. Каретников был интереснейшей личностью. Нам кажется, что Николай Михайлович унаследовал его стать, красоту и характер. На сходство путешественника с дедом Каретниковым еще в начале ХХ в. обратил внимание А. В. Зеленин в книге «Путешествия Н. М. Пржевальского» (1900).

«Обратимся теперь к предкам Николая Михайловича с материнской стороны. Здесь прежде всего останавливает на себе внимание дед Пржевальского, Алексей Степанович Каретников. Он происходил из крестьянской семьи Центральной России (Тульской губ.) и был дворовым… Вскоре составил себе довольно блестящую, для человека с его происхождением, карьеру. Сам Алексей Степанович был большого роста и обладал красивой наружностью. Женился он на женщине также не родовитой, дочери тульского купца, которая, со своей стороны, отличалась крепким здоровьем и красивою наружностью. Алексей Степанович в это время обладал уже значительным состоянием и имел в Петербурге три дома. Мы вправе предположить в нем выдающиеся способности и энергию и сделать отсюда заключение, что в нашем знаменитом путешественнике воспроизведенными явились некоторые из его черт путем наследственной передачи»[5]5
  «Но уже в отце Николая Михайловича можно усмотреть признаки физическаго вырождения. В лице Алексея Степановича Каретникова мы видим несомненно даровитую личность, который через дочь свою передал Николаю Михайловичу некоторые свои черты. Поэтому в браке Елены Алексеевны с отцом Николая Михайловича можно видеть обновление выродившейся дворянской семьи путем смешения с членом выдающейся фамилии из низшего сословия» (Зеленин, 1900, с. 16).


[Закрыть].

Теперь расскажем, что мы узнали об А. С. Каретникове из архивов и воспоминаний его дочери Александры, на основании которых Н. Ф. Дубровин написал о деде Николая Михайловича (1890).

Алексей Степанович Каретников родился в 1764 г. (дата неизвестна) в Тульской губернии, умер 12 апреля 1842 г. в Смоленской губернии.

Согласно послужному списку (аттестату), дворовый человек 34-летний Алексей Каретников «вступил в Государственную Адмиралтейства коллегию рядовым 3 февраля 1798 г.».

Адмиралтейств-коллегия – высший орган управления военно-морскими делами в России (1718–1802), размещалась в центральной части комплекса зданий Петербургского адмиралтейства. Президентом Адмиралтейств-коллегии в 1798 г. стал И. Л. Голенищев-Кутузов, который находился в этой должности до кончины в апреле 1802 г. Те же четыре года в Адмиралтейском ведомстве прослужил Алексей Каретников: сначала рядовым, через год – магазин-вахтером (8 августа 1799 г.), затем – рещиком (январь 1800 г.). Какую конкретно службу выполнял «рещик», неизвестно; возможно, он резал штампы, печати, модели медалей. Что же касается магазин-вахтера (магазейн-вахтера), то это унтер-офицер, наблюдавший за провиантским или вещевым складом, то есть магазином. Магазин-вахтер принимал товар или продовольствие, смотрел, соответствуют ли они заявленному качеству (сходны ли с пробою), хранил, пересматривал и т. д. В магазин-вахтеры (в интендантскую службу) набирали из унтер-офицеров, капралов и рядовых, успешно окончивших курс учебных команд.

Последующие шесть лет А. С. Каретников служил в Фельдъегерском корпусе (с 24 ноября 1803 по 13 января 1809 г.), который предназначался для доставки правительственной и военной корреспонденции, а также для выполнения специальных поручений его императорского величества.

Фельдъегеря доставляли приказы, донесения, ценные бумаги, посылки, перевозили золото, большие суммы денег, трофейные знамена, ключи от взятых городов, а также обеспечивали сопровождение и охрану высокопоставленных лиц. Доставка должна была быть быстрой, а груз надлежало сохранять в безопасности. Командир Фельдъегерского корпуса, майор Николай Егорович Касторский[6]6
  Здесь и далее: подчеркнутые фамилии – см. раздел «Персоналии».


[Закрыть], втолковывал фельдъегерям, «чтобы, будучи в дороге, те поспешно ехали и по своей воле без нужды нигде не останавливались; не производили драк и воздерживались от горячительных напитков, от которых всякое зло происходит». Фельдъегерский девиз: «Промедлить – значит потерять честь!»

Фельдъегеря также прикомандировывались в распоряжение главнокомандующих армиями, в том числе и во время войн, доставляя нередко их приказания по назначению под огнем противника.

А. С. Каретников в «1805, 1807, 1809 годах находился при свите Его Величества Александра I и Главнокомандующих армиями противу французов и отправляем был с денежною казною в Армию и разные места».

Страница книги «Столетие Фельдъегерского корпуса» (1796–1896)

Выполнению этих ответственных задач способствовали смелость, хорошая физическая подготовка, высокий рост, мощное телосложение, крепкое здоровье и профессионализм. Возможно, что А. С. Каретников знал иностранный язык, владение которым считалось необходимым при выполнении чинами Фельдъегерского корпуса служебных командировок за границу. Наверное, Алексей Степанович был на хорошем счету у командира корпуса Н. Е. Касторского, который был крестным отцом (восприемником) двух сыновей А. С. Каретникова: Павла (1808 г. р.) и Сергея (1812 г. р.).

А. С. Каретникова отметил автор книги о Фельдъегерском корпусе (Столетие Фельдъегерского корпуса…, 1896, с. 27):

«Кроме того, о Каретникове приходится упомянуть еще и потому, что он является дедом известного путешественника, офицера генерального штаба Николая Михайловича Пржевальского».

Фельдъегеря, по сути, были хранителями государственной тайны, и от того, что скрывалось за сургучными печатями перевозимых ими пакетов, порой зависела судьба Отечества. Служба была «и опасна, и трудна», особенно после того, как начавшаяся в 1796 г. война европейской коалиции с войсками революционной Франции стала охватывать все новые территории сопредельных с ней государств. Поездки фельдъегерей по воюющей Европе с каждым разом становились все более рискованными, и богатырское здоровье фельдъегерей шло на убыль. Возможно, что по причине подорванного здоровья Каретников уволился из фельдъегерской службы. Заметим, что к этому времени ему исполнилось 45 лет.

Шесть лет службы в Фельдъегерском корпусе давали право на увольнение с чином XIV класса и на определение на должность по почтовому ведомству империи.

13 января 1809 г. А. С. Каретников получил чин коллежского регистратора и несколько месяцев проработал на Санкт-Петербургском почтамте (13 января – 15 июля 1809 г.). Затем он занял должность смотрителя водяных и сухопутных сообщений при Ивановском канале (30 августа 1809 г.).

Ивановский канал, который еще по замыслу императора Петра I должен был связать Дон и Волгу, т. е. соединить центральную часть Европейской России с Азовским и Черным морями, начали строить при Петре I, провели по каналу 300 судов, но он оказался маловодным, стройку прекратили и вновь возобновили по проекту инженера генерал-лейтенанта Х. И. Трузсона в 1807 г. Издержали 738 тыс. руб. и прекратили работы в 1810 г. из-за бесполезности канала (Краткий исторический очерк…, 1898, с. 19). А. С. Каретников оказался «за штатом»; 1 октября 1810 г. был причислен к Герольдии.

Следующий, 20-летний период его деятельности (1810–1830) был связан с Санкт-Петербургской таможней ведомства Департамента внешней торговли: унтер-инспектор по привозной части (23 марта 1811 г.), младший помощник надзирателя по привозной части (1 января 1812 г.), младший помощник пакгаузного надзирателя Санкт-Петербургской таможни. Первую свою должность, унтер-инспектора, он, возможно, получил благодаря удачно проведенной операции по поимке контрабандного товара в конце 1810 г., за что 1 января 1811 г. был удостоен высочайшего благословения.

Алексей Степанович «оказал отличную расторопность в поимке жемчугов», запрещенного товара, который был отправлен греком Феодосием Меллою из Одессы. Операцию по поимке контрабанды возглавлял надворный советник Абаза[7]7
  Возможно, что это был Аггей Васильевич Абаза (1782–1852), который служил по таможенному ведомству с 1790 г.


[Закрыть], чиновник для особых поручений[8]8
  Чиновники особых поручений должны были решать нештатные ситуации.


[Закрыть] Департамента внешней торговли Министерства финансов. Жемчуг был конфискован в Москве.

Не менее успешно А. С. Каретников, состоя при чиновнике для особых поручений коллежском советнике Осипове, задержал в Москве контрабандный товар, перевозимый приказчиком Жигалкиным в Бердичев (10 октября 1813 г.).

Успешная работа сопровождалась денежными вознаграждениями[9]9
  Во время служения по таможенному ведомству Каретников почти каждый год, начиная с 1817 г., получал денежные награды в размере от 200 до 900 руб.


[Закрыть] и карьерным ростом: коллежский секретарь – 31 декабря 1815 г., титулярный советник – 31 декабря 1818 г., пожалование орденом Святой Анны 3-й степени – 27 марта 1825 г., пожалование Знаком отличия за 20-летнюю беспорочную службу – 20 августа 1830 г., коллежский асессор – 1832 г.

Особенно впечатляюще выглядела награда в 8502 руб. 54½ коп., «на основании таможенных узаконий», за «поимку контробантов [так в тексте. – Авт.] товаров» 6 июля 1826 г., когда А. С. Каретников «находился в ведении начальника секретной экспедиции Завилейского». Алексей Степанович сопровождал конфискованные товары в Петербург, «причем Завилейский отдавал Каретникову совершенную признательность за неусыпные труды и отличное усердие» (ноябрь 1826 г.).

Как мы узнали из книги И. Л. Андроникова (1975, с. 323–324), Петр Демьянович Завилейский (1800–1843), служивший в Министерстве финансов, «был употреблен к открытию шайки контрабандистов», действовавшей в городе Радзивиллове и местечке Зельвах на западной границе России. Назначенный начальником «секретной экспедиции», Завилейский в короткий срок обнаружил контрабандных товаров более чем на 2 млн руб., за что получил в награду 300 тыс. руб. и орден[10]10
  На следующий год указом Николая I от 27 февраля 1828 г. П. Д. Завилейский был назначен в Грузию исполняющим должность начальника Казенной экспедиции Верховного грузинского правительства.


[Закрыть].

Эта история с контрабандой отражена в «Мертвых душах» Гоголя в жизнеописании Чичикова. В литературном герое, бывшем таможеннике Павле Ивановиче Чичикове, Н. В. Гоголь показал характер и поведение реального таможенника, сотрудничавшего с контрабандистами.

«В непродолжительное время не было от него никакого житья контрабандистам… Такая ревностно-бескорыстная служба не могла не сделаться предметом общего удивления и не дойти, наконец, до сведения начальства. Он получил чин и повышение и вслед за тем представил проект изловить всех контрабандистов, прося только средств исполнить его самому. Ему тот же час вручена была команда и неограниченное право производить всякие поиски… Прежде он не хотел вступать ни в какие сношения с контрабандистами, потому что был не более как простой пешкой, стало быть, не много получил бы… Условия были заключены, и общество приступило к действиям. Действия начались блистательно: читатель, без сомнения, слышал так часто повторяемую историю об остроумном путешествии испанских баранов, которые, совершив переход через границу, пронесли под тулупчиками на миллион брабантских кружев. Это происшествие случилось именно тогда, когда Чичиков служил при таможне. После трех или четырех бараньих походов через границу у обоих чиновников (Чичиков привлек к этой авантюре еще одного таможенника. – Примеч. авт.) очутилось по 400 тысяч капиталу» (Гоголь, 1953).

Потом таможенники поссорились, и один из них написал донос (на Чичикова). «Чиновников взяли под суд, конфисковали, описали все, что у них ни было».

Получилось, что Каретников поймал «Чичикова».

В течение трех лет, по-прежнему оставаясь в ведомстве Департамента внешней торговли, А. С. Каретников заготавливал и отправлял в округа различные вещи для нижних чинов пограничной таможенной стражи[11]11
  В августе 1827 г. было принято Положение об устройстве пограничной таможенной стражи, в соответствии с которым она приобретала характер регулярного вооруженного формирования с единообразной структурой, действующего по образцу армейского подразделения. Вооружение пограничной стражи, ее обмундирование и организация повседневного быта были сведены к единому образцу.


[Закрыть] (5 августа 1827 – 14 июня 1830 г.).

В Петербурге «местом таможенной работы» Алексея Степановича была Стрелка Васильевского острова, где располагались здания Биржи и двух пакгаузов по обе стороны от нее, предназначенных под склады и выставки товаров (1826). Рядом со Стрелкой[12]12
  Здание Таможни (сегодня Институт русской литературы) расположено на набережной Макарова.


[Закрыть] было заложено новое здание Таможни (1829), строительство которого завершилось 8 сентября 1832 г.

Из таможни А. С. Каретников был «переведен Комиссаром Временной комиссии, Высочайше утвержденной для построения дома Министерства Внутренних дел у Чернышова моста» (14 июня – 10 октября 1830 г.)[13]13
  Напротив дома МВД был дом Министерства просвещения, в котором позднее расположилось Императорское русское географическое общество, имевшее своим действительным, затем почетным членом путешественника Н. М. Пржевальского, внука А. С. Каретникова.


[Закрыть].

«В продолжение службы своей в штрафах, под судом, в домовых отпусках и в отставке с награждением чином и без оных не был, аттестован способным и достойным». «В воздаяние ревностной и отлично усердной службы» Алексей Степанович Каретников был пожалован орденом Св. Анны 3-й степени и «со дня получения ордена состоял в дворянском достоинстве, получив дворянство по ордену» (27 марта 1825 г.). Он имел грамоту на дворянство № 314, подписанную генералом от инфантерии князем Д. И. Лобановым-Ростовским (за отсутствием канцлера[14]14
  Канцлером российских императорских и царских орденов в 1819–1826 гг. был А. Л. Нарышкин.


[Закрыть]) и орденским казначеем генерал-лейтенантом М. К. Крыжановским (5 мая 1825 г.)[15]15
  РГИА. Ф. 1343. Оп. 43. Д. 1501 б. 1831 г.


[Закрыть].

Четыре сына А. С. Каретникова получили свидетельства на дворянство (1831) за номерами: 2639 – Александр, 1800 г. р.; 2638 – Гавриил, 1804 г. р.; 2640 – Павел, 1808 г. р.; 2641 – Сергей, 1812 г. р.

Ко времени получения сыновьями дворянства старшая дочь Елизавета (1803 г. р.?)[16]16
  Мы не знаем дату рождения Елизаветы Каретниковой, но известно, что она скончалась в 1840 г. Мы располагаем послужными списками А. С. Каретникова, отца Елизаветы, и Н. С. Завадовского, ее мужа. На основании этих косвенных данных можно предположить, что Елизавета родилась в 1803 г., вышла замуж в 1820 г. уехала в Екатеринодар в 1830 г.


[Закрыть] была замужем за генерал-майором Завадовским; средняя дочь, 21-летняя Александра (1810 г. р.) и младшая, 15-летняя Елена (1816 г. р.), жили при родителях.

Женой и матерью детей Алексея Степановича была, как написал Н. Ф. Дубровин со слов ее дочери Александры, дочь тульского купца, Ксения Ефимовна Демидова. В метрических книгах (при записи ее новорожденных детей), как мы видели, ее называли Ксенией Евтихиевной, без указания девичьей фамилии.

Нам, к сожалению, не удалось найти архивных данных (о рождении, венчании и смерти), касающихся бабушки великого путешественника, и уточнить, как звали ее отца – Ефим или Евтихий[17]17
  Известно, что третьей женой Никиты Акинфиевича Демидова (1724–1789) была Александра Евтихиевна (1745–1778), дочь купца Евтихия Ивановича Сафонова (ум. 1773). Если предположить, что Александра Евтихиевна Демидова была сестрой Ксении Евтихиевны Каретниковой, то дочь Каретниковой, Александра, в своих рассказах могла заменить девичью фамилию матери на фамилию мужа тети. Нам кажется наиболее вероятным, что Ксения Евтихиевна была связана родственными отношениями с московскими купцами Федором Алексеевым, Яковом Егоровым, Яковом Черниковым или их женами, крестными старших сыновей.


[Закрыть].

Алексей Каретников, согласно Дубровину, «имел три дома в Петербурге: на Михайловской площади, где жил сам; на Екатерининском канале[18]18
  Екатерининский канал (канал Грибоедова). Екатерингофский проспект (проспект Римского-Корсакова), шедший частично вдоль канала и начинающийся от Садовой улицы, оканчивался нынешней площадью Репина, расположенной в Коломне (районе Петербурга), у Старо-Калинкина моста. Здесь начиналась дорога на Петергоф, к Финскому заливу, о чем напоминает установленный в 1782 г. по проекту архитектора А. Ринальди верстовой столб. Район Коломна расположен между Крюковым каналом, Мойкой, Пряжкой и Фонтанкой. Екатерининский канал делит Коломну на две части – Малую и Большую.


[Закрыть], третий у Покрова» (церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Большой Коломне) (Аллер, 1824[19]19
  Указан только один дом Каретникова по адресу: 4-я Адмиралтейская часть, Екатерингофский проспект, № 132 (1822) или № 79 (1824).


[Закрыть]). В 1831 г., как написано в архивном документе[20]20
  РГИА. Ф. 1343. Оп. 43. Д. 1501 б. 1831 г.


[Закрыть], у него было «два дома, один каменный, другой деревянный». Третий дом Каретников отдал в приданое старшей дочери Елизавете.

Позднее (возможно, в 1832 г.) 68-летний Алексей Степанович продал петербургские дома и купил с аукциона за 29 тыс. руб. ассигнациями Кимборово в Смоленском уезде Смоленской губернии у Егора (или Петра) Дмитриевича Лесли, а также деревни Раковичи, Маланьино (Церковищи тож), Старинки.

Вместе с Алексеем Степановичем из Петербурга в Смоленскую губернию переехала его семья: Ксения Евтихиевна, Александр (1800[21]21
  Свидетельство: «Сим свидетельствуется, что города Санкт-Петербурга Морского Богоявленско-Никольского Собора в метрической книге под № 9 значится: Адмиралтейского ведомства у рещика Алексея Каретникова и жены его Ксении Евтихиевой родился сын Александр 1800 г. 5 января. Крещен 8 января 1800 г. Священник – Иоанн Стефанов Веселовский, что ныне протоиерей. Восприемники: московский купец Федор Алексеев, московского купца Якова Егорова жена Анастасия Алексеева» (РГИА. Ф. 1343. Оп. 43. Д. 1501 б. 1831 г. Л. 5).


[Закрыть]-?), Гавриил (1804[22]22
  Свидетельство: «Сим свидетельствуется, что города Санкт-Петербурга Иоанна Предтечи церкви, что при пажеском Императорском корпусе, у фельдъегеря Алексея Каретникова законный сын родился Гавриил 1804 г. 17 марта. Крещен 21 марта 1804 г. Священник Николай Полиевтов. Восприемники: московский купец Федор Алексеев, московского купца Якова Черникова жена» (РГИА. Ф. 1343. Оп. 43. Д. 1501 б. 1831 г. Л. 6).


[Закрыть]-1860[23]23
  Гавриил Алексеевич Каретников, коллежский секретарь, скончался 8 февраля 1860 г. от сильного излития крови. 55 лет. Погребен на кладбище села Полуева Рославльского уезда (ГАСО. Ф. 48. Оп. 1. Д. 2585. Церковь № 46. 1860 г.)


[Закрыть]), Павел (1808[24]24
  Там же. Л. 7.


[Закрыть]-1876[25]25
  ГАСО. Ф. 48. Оп. 2. Д. 1506. Церковь № 39. 1876 г.


[Закрыть]), Александра (1810–1893)[26]26
  Александра Алексеевна Каретникова-Потемкина родилась 27 ноября 1810 г., скончалась 17 ноября 1893 г. (Река времен…, 1996, с. 351).


[Закрыть], Елена (1816–1877[27]27
  ГАСО. Ф. 48. Оп. 2. Д. 1546. Церковь № 15. 1877.


[Закрыть]). Неизвестно, перебрался ли на Смоленщину Сергей Каретников (1812[28]28
  Свидетельство: «Сим свидетельствуется, что города Санкт-Петербурга Покрова Богородицы церкви в Большой Коломне в метрической книге под № 201 значится, что у таможни унтер-инспектора Алексея Каретникова родился сын Сергей 1812 г. 7 июля. Крещен 11 июля. Священник Борис Васильев. Восприемники фельдъегерского корпуса майор Николай Егорович Касторский; фельдъегерского корпуса фельдъегеря Александра Марковича жена Татьяна Яковлева» (РГИА. Ф. 1343. Оп. 43. Д. 1501 б. 1831 г. Л. 8).


[Закрыть]-?), так как в адресной книге Петербурга 1837 г., то есть после отъезда семьи Каретникова, есть упоминания о двух Каретниковых[29]29
  Каретников, кол. асс. по Ивановской ул. № 14 – Московская часть, 3 кв. № 392; Каретников, отставной прапорщик по Офицерской ул. № 47 – 4 часть, I кв. № 33 (Аллер, 1824).


[Закрыть]: коллежском асессоре и отставном прапорщике, но имеют ли они отношение к семье Алексея Степановича, трудно сказать. Следы пребывания Сергея Каретникова в Смоленской губернии пока не обнаружены. Сыновья Елены Каретниковой-Пржевальской ничего не знали о своих дядях (кроме Павла Алексеевича Каретникова). Владимир Михайлович Пржевальский писал, что «Гаврилу и Александра мы не знали, т. к. они были в ссоре с матерью, а Павел, прокутив имение Кимборово вместе с другими братьями, поселился у нас».