Текст книги "Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая"

Лея

Дверь распахнулась, и два прислужника, согнувшись под тяжестью, внесли в комнату огромную серебряную вазу, полную великолепных бело-розовых лилий. Они сразу же наполнили комнату удушливо сладким ароматом. Третий прислужник шёл следом, держа круглый поднос, на котором лежали голубая бархатная коробочка, перевязанная белой атласной лентой, и небольшой конверт.

Вазу бесцеремонно водрузили в изножье кровати, а прислужник с подносом, низко поклонившись, поставил его на маленький изящный столик из красного дерева. Лея, сидевшая с книгой у окна, удивлённо взирала на это явление:

– Это ещё что такое? Может, кто-нибудь соизволит мне объяснить, что здесь происходит?! Вы, любезные, ничего не перепутали?

– Нет, госпожа! – Тот, что с подносом, покачал кудрявой головой и хитро улыбнулся.

– Неужели? А я думаю, вы точно ошиблись! Мне не нужны никакие подарки! Заберите их немедленно! Тем более, я даже не знаю, кто их прислал! Эй, да куда же вы? Стойте!

Но прислужники торопливо вышли. Уже в дверях кудрявый обернулся и кивнул головой на столик:

– Господин велел сказать, что там всё написано.

«Господин? Этого ещё не хватало!» – Лея озадаченно посмотрела на поднос.

Млава, шившая себе юбку в соседней комнате, выскочила на шум и вытаращила глаза при виде такого великолепия:

– Какие цветочки! А как пахнут! Госпожа, кто это прислал вам такую красоту? – Млава крутилась вокруг букета, ахая и закатывая глаза от восторга.

– Понятия не имею… Да перестань же наконец вертеться! Принеси мне записку!

Млава, только сейчас увидевшая поднос с коробочкой, метнулась к столику и схватила конверт, при этом его зачем-то понюхав.

– Пахнет маслом азантии. Оно же страсть какое дорогущее… – Прислужница едва не подпрыгивала от возбуждения.

Лея повертела конвертик в руках – меньше ладони, из плотной белой бумаги с выдавленным на уголке цветком лилии. Обычный конверт для любовной переписки. Глупость какая-то… Она отложила послание на диван и хотела уже продолжить прерванное чтение, как внезапно поймала удивлённо-осуждающий взгляд Млавы. Та укоризненно произнесла:

– Госпожа, вы что, совсем не хотите посмотреть, от кого этот подарок?

Лея покачала головой, но потом решительно схватила конверт и открыла его. Развернув листок, она прочитала написанные ровным крупным почерком строчки:

«Ваш недостойный обожатель просит прекрасную госпожу принять скромный дар. Пусть эти чудесные лилии превратят унылый зимний день в летний, и пение маленькой птички напомнит вам о тёплых летних вечерах. А если ваше божественное лицо покажется сейчас в окне, то и мой серый день станет ослепительным! Он будет озарён самым восхитительным солнцем в мире!»

И никакой подписи.

Лея скомкала письмо и бросила на пол. Просто жуткий нахал! Млава, не находившая себе места от любопытства, вскрикнула:

– Госпожа!

– Что – госпожа?! Нет здесь никакой подписи! И не проси меня идти к окну – не пойду! Даже не собираюсь!

Девушка вскочила и быстро заходила по комнате. В очередной раз оказавшись возле столика, она остановилась, взяла в руки коробочку и, повертев, поставила её на место. Коробочка оказалась довольно увесистой и сбоку имела отверстие, в которое, по всей видимости, и вставлялся маленький серебряный ключик, лежавший тут же.

– Нет, ну какой всё-таки наглец! Надо же, придумал! Ведь если я не выгляну в окно, то даже не буду знать, кому вернуть эти дурацкие вещицы! – Лея нахмурилась, но минутку подумав, вдруг улыбнулась: – Млава, а ну-ка быстро иди к окну! Тебе же ужас как интересно, вот и посмотри, что за ухажёр там объявился!

Прислужница тут же метнулась к окну и отдёрнула штору. Маленький двор внизу был усыпан выпавшим ночью снегом. На этом снегу и стояли сейчас трое мужчин, при её появлении заигравшие необыкновенно нежную мелодию, в которой флейта рассказывала о своей любви гитаре и скрипке, а те вторили ей высокими голосами. Девушка покрутила головой, но, кроме музыкантов, никого не увидела. Повернувшись к Лее, она растерянно объявила:

– Нету тут никого, госпожа! Только музыканты надрываются! Да вы сами гляньте!

Лея подошла и выглянула из-за плеча прислужницы. Музыканты увлечённо играли. Чарующая мелодия заполняла собой дворик и поднималась к серому низкому небу, чтобы спуститься оттуда на сонный город и на весь застывший в зимнем безмолвии мир. И рассказать всем, что только любовь сможет пробудить их от тяжёлого сна и вдохнуть в их души надежду и свет.

Девушки стояли и зачарованно слушали, совершенно забыв о том, что ещё пару минут назад они собирались только взглянуть, кто это там решил так необычно украсить этот невзрачный зимний день.

Инструменты в руках мужчин допели свою песню, и музыканты, глянув на окно, почтительно поклонились стоявшим там дамам. Лея очнулась и отпрянула, спрятавшись за шторой. Млава степенно поклонилась в ответ, но вдруг ойкнула и резко обернулась:

– Госпожа! Госпожа! А вы видели, кто стоял в арке слева?

Лея удивлённо на неё посмотрела и покачала головой.

Прислужница сделала круглые глаза и зашептала, как будто их могли услышать люди на улице:

– Это же Хайрел Беркост! Вот, клянусь всеми-всеми Богами, не вру! Такой красавчик! В тёмно-синем костюме и в чёрном плаще на собольем меху! И шапка такая соболья с белым пером! Ой, госпожа, как он смотрел…

Лея побледнела. Красавчик Хайрел Беркост, значит! А с чего это он вдруг решил, что она примет его дурацкие подарки? Или он думает, что сыну Главного сигурна всё дозволено и любая девица сразу же растает от его слащавой белозубой улыбки и наглого взгляда тёмно-серых глаз?! Любая, может, и растает, но только не она! Девушка подбежала к кровати и сердито позвонила в колокольчик. Дверь открылась, и на пороге возник Золотой Меч.

– Немедленно пришлите прислужников и сейчас же унесите отсюда эту гадость!

Лантар кивнул и спокойно спросил:

– Куда прикажете унести?

Лею просто трясло от возмущения. Она стояла, охватив себя руками за плечи, и не слышала вопроса – слишком сильная буря бушевала в её душе. И только когда лантар во второй раз повторил свой вопрос, девушка обернулась и зло выкрикнула:

– Как это – куда? К господину Хайрелу Беркосту, конечно!

Мирцея

Свернув в коридор, Мирцея поправила высокую причёску и натянула на лицо сочувственное выражение. Два Золотых Меча, стоявшие у входа в покои госпожи Гульмиры, вытянулись при её появлении, стараясь скрыть своё удивлении – в последние недели немногие рисковали наносить визиты вдове Палия. По дворцу ползли слухи, что молодая вдовушка подцепила какую-то заразу, которая теперь медленно, но верно её убивает.

И не только её. У сына Великого посла вдруг начали клоками вылезать волосы, а Эйса, прислужница Гульмиры, уже пару раз падала в обморок после обильных носовых кровотечений. Прибывший с посольством лекарь Трокан Бурсум метался от одного больного к другому, заставляя их принимать всё новые и новые микстуры, но больным лучше не становилось.

Мирцея кивнула, и лантар негромко постучал в дверь. Сначала за дверью ничего не происходило, потом что-то прошелестело, и створка приоткрылась, явив бледное испуганное лицо прислужницы.

Мирцея ласково улыбнулась и заговорила по-антубийски:

– Доброе утро, Эйса. Я пришла навестить мою дорогую сестру Гульмиру.

Девушка испуганно оглянулась и быстро залепетала в ответ, пытаясь закрыть проход своим телом. Но Мирцее эти дипломатические уловки уже надоели, и она решительно шагнула внутрь комнаты, отодвинув в сторону слабо сопротивлявшуюся прислужницу.

В комнате было нестерпимо жарко и душно. Несмотря на солнечное утро, шторы на окнах были плотно задёрнуты, и только несколько свечей пытались рассеять царящий здесь полумрак. В большом камине ярко пылал огонь, но его тепла явно не хватало дрожащей в ознобе больной, возле постели которой прислужники установили ещё и две треноги с жаровнями, полными тлеющих углей.

Гульмира полулежала на высоких подушках, до подбородка натянув тёплое одеяло из меха горных коз. Мирцея не видела её около месяца и внутренне ужаснулась произошедшим за это время переменам. Некогда пышущее здоровьем молодое красивое лицо страшно осунулось и побледнело, под глазами залегли тени. Сами глаза запали и ярко блестели от сжигавшей девушку лихорадки. Губы потрескались, в углах рта появились страдальческие морщины.

На когда-то гладкой бархатистой коже расползлись пятна неприятного грязно-серого цвета с неровной поверхностью, похожие на сырную плесень. Мирцея, подавив отвращение, приблизилась к постели. Насвира, тоже оказавшаяся в комнате, недобро глянула на посетительницу и метнулась в угол, стараясь заслонить серебряный таз с какими-то бурыми ошмётками.

– Дорогая моя сестра! До меня дошли слухи, что ты приболела и неважно себя чувствуешь. И, Боги милостивые, эти слухи оказались правдой! Я тот час же прилетела, чтобы лично убедиться, что здесь делают всё для твоего скорейшего выздоровления.

Мирцея обернулась к Насвире, оставившей в покое таз и занявшей своё место в ногах госпожи.

Наставница с поджатыми губами и сплетёнными на животе пальцами упорно глядела куда-то мимо непрошеной гостьи.

– Кто из лекарей её осматривает?

Насвира пожевала губами и слегка приподняла брови – ответ был очевиден.

– Лекарь Бурсум. Он всё время лечит мою госпожу.

– Вижу я, как он лечит! Вы что, шакалы вонючие, решили угробить нашу госпожу Гульмиру?! Немедленно отправляйся за Лабусом Сусвинтом! Да живей шевелись, старая корова!

Насвира от возмущения побледнела. Её руки затряслись, и она собралась уже открыть рот, чтобы гневно возразить, но Мирцея так глянула на неё, что та, налетев по дороге на пару-тройку стульев и сундуков, благоразумно заторопилась к двери. За ней тут же метнулась Эйса, пользовавшаяся любой возможностью, чтобы сбежать из гнетущей атмосферы этой комнаты.

Мирцея удовлетворённо улыбнулась – а этой старой сводне тоже досталось! Ничего, скоро весь ваш гадючий выводок отправится в поганую Антубию… если раньше не сдохнет. Придвинув стул ближе к кровати, она уселась у изголовья и принялась с сочувствующим видом наслаждаться открывшейся картиной. Полюбовавшись пару минут, Мирцея отдала приказ пришедшей с ней Фасиме, беспокойно топтавшейся у двери:

– Немедленно открой окно! Здесь невыносимо душно, а девочке просто необходим свежий воздух.

Прислужница метнулась к занавешенному окну, и через секунду яркий солнечный свет наполнил комнату. Гульмира охнула, судорожно дёрнула головой и попыталась закрыть воспалённые глаза исхудавшей бледной ладонью. Край одеяла откинулся, и Мирцея с радостью отметила, что редчайший розовый бриллиант в форме сердца продолжает сиять на груди умирающей.

Фасима немного повозилась со створкой, и в комнату ворвался свежий холодный воздух.

– За…крой…те… мне… хол… лодно… – слабый голос с подушки прошелестел едва слышно.

– Дорогая моя, но нельзя же лежать в такой духоте! Ты ещё больше заболеешь. – Мирцея поправила одеяло, снова укрывая девушку.

Потом сочувственно провела по её голове и в ужасе отдёрнула руку – на ладони остался пучок чёрных длинных волос. Она присмотрелась внимательнее – сквозь редкие пряди безжизненно светилась обтягивающая череп кожа.

«Боги Всесильные!» – Мирцее стало жутко. Ей захотелось немедленно бежать из этой комнаты, из этого ужаса, который она сама же и устроила. Своими руками…

– Я… зам…мёрзла… – Девушку бил озноб, её губы посинели и дрожали.

– Фасима! Ты что, оглохла, дрянь ты эдакая? – Женщина накинулась на вконец растерявшуюся прислужницу. – Закрой немедленно окно! Ей только простыть ещё не хватало!

Мирцея вскочила и нервно зашагала по комнате, стараясь не смотреть на белеющее на подушке лицо. На большом чайном столике строем стояли какие-то склянки и пузырьки с тёмным и светлым содержимым, чаши с отварами и коробочки с порошками. Лечение было в самом разгаре, но, судя по плачевному состоянию больной, не имело ни малейшего успеха. Женщина усмехнулась. Галиган прав – всё идёт как по нотам, и бедной вдовушке недолго уже осталось до свидания с любимым мужем.

– Да, совсем из головы вылетело! Гульмира, дорогая, я же пришла к тебе с подарком! Фасима, что ты стоишь столбом! Подай госпоже конфеты – зря я, что ли, посылала за ними к торговцу Самуму.

Фасима, с круглыми от ужаса глазами, почтительно склонилась и подала больной золотую ажурную вазочку, в которой лежало новомодное лакомство в серебристой бумаге. Гульмира из последних сил отпрянула в сторону, как будто к ней протянулась не девичья рука, а внезапно выскочившая из засады ядовитая змея.

– Милая, да что с тобой? Это же конфеты! Ты всегда их любила! Или ты думаешь, что я способна причинить вред моей дорогой сестре?! Боги Вечные и Истинные – свидетели мои! Я хочу тебе только добра и скорейшего выздоровления…

Увлёкшись своей пламенной речью, Мирцея не услышала, как открылась дверь. Заметив внезапно возникшего у кровати Лабуса, она вздрогнула и испуганно замолчала. За спиной лекаря маячили Трокан в белом высоком головном уборе и едва не задохнувшаяся от быстрой ходьбы Насвира.

Лабус обошёл кровать и, отодвинув в сторону всё ещё стоявшую с протянутой вазочкой Фасиму, склонился к больной. В нависшей тишине стало слышно, как легонько потрескивают в камине прогорающие поленья. Лекарь разогнулся и строго произнёс:

– Я попрошу всех немедленно покинуть комнату. Мы с лекарем Троканом должны осмотреть больную.

– Но я…

Лабус резко повернул к Мирцее голову и зло зашипел:

– Никаких «но»! Все вон! Это очень срочно…

Мирцея фыркнула, выражая крайнее недовольство, и, махнув рукой прислужнице, вышла из комнаты. Повозмущавшись у дверей спальни Гульмиры – специально для ушей несущих караул Золотых Мечей и проходившего мимо Главного смотрителя дворца, – что «этим заморским коновалам только облезлых верблюдов можно доверить, а девушку они точно угробят», она гордо удалилась.

Внутри неё всё ликовало – всё получилось так, как они планировали! Ужаснувшись тому, как коварное «сияние» жестоко расправилось с молодой здоровой девушкой, Мирцея внезапно осознала, какое могущественное оружие случайно попало в её руки. И кто знает, не придётся ли применить его ещё раз…

Размышляя об открывающихся перспективах, она дошла до своих покоев и, приказав не беспокоить её ни в коем случае, улеглась на диван.

Рубелий

Девочка умирала. Лабус это ясно видел по только ему одному известным признакам, которые он замечал уже сотни раз и которые его никогда ещё не обманывали.

Оставшись вдвоём с Троканом, он отвернул край одеяла и остолбенел – в нос ударил терпкий запах свежей крови, сквозь который отчётливо пробивался тяжёлый неприятный дух гниющей заживо плоти. Под ягодицами девушки на белой шёлковой простыне расплывалось яркое красное пятно.

Насвира, заглянувшая через плечо Лабуса, в ужасе отпрянула и громко зарыдала. Звонкая пощёчина, отвешенная Троканом, остановила надвигающуюся истерику, но положения не исправила – Гульмира истекала кровью. Между её белых исхудавших ног лежал маленький безобразный комочек плоти – несостоявшийся Повелитель Нумерии.

Наставница была срочно отправлена на кухню за куском льда, а оба лекаря, споря и перебивая друг друга, принялись готовить отвар, способный остановить кровотечение. Великий посол Антубии и Главный сигурн были немедленно извещены об ужасном событии, и во дворце сразу же началась суета и беготня.

И если бы кто-то вдруг решил, что причиной этому стало искреннее беспокойство о здоровье вдовы Палия, то он был бы глубоко разочарован. Через час о бедной умирающей девочке помнили, пожалуй, только два лекаря да помогавшая им Насвира, сама с трудом переставлявшая ноги.

Весь остальной дворец гудел в предвкушении важнейшего события – заседания Большого Совета, на котором Нумерии предстояло наконец обрести нового Повелителя. И теперь уже мало кто сомневался, что им станет Рубелий. В связи с отсутствием в столице некоторых членов Совета его решено было созвать через десять дней, о чём Мустин Беркост незамедлительно известил братьев Корстаков.

Рубелий ворвался в покои Мирцеи и с грацией обезумевшего бегемота начал метаться, круша хрупкую мебель. Возбуждённо размахивая руками и брызгая слюной от избытка чувств, он подхватил на руки свою миниатюрную жену и закружил её по комнате, опрокинув высокую подставку с цветущим розовым кустом.

Горшок разбился вдребезги, засыпав землёй дорогой дастрийский ковёр, и Мирцея, собравшаяся уже открыть рот для излития праведного гнева, вдруг увидела лицо своего мужа – абсолютно глупое лицо человека, которому на голову внезапно свалилось долгожданное, но от того не менее огромное счастье.

– Мирцея! Всё свершилось! Я – Повелитель! Ты слышишь? Я – Повелитель Нумерии Рубелий Первый!!

Жена, стараясь увернуться от его брызжущего слюной рта, пытавшегося приложиться к её губам, упёрлась руками в его широкую грудь и смогла наконец задать вопрос:

– Ну, и что за дикие крики? Не рановато ли ты устроил тут погром, мой милый? Девка, конечно, едва жива, но ведь жива… ещё…

Рубелий, опустив жену на пол и с опозданием сообразив, что она, скорее всего, не в курсе последних событий, радостно заржал:

– Да хрен с ней, с девкой! Пусть она теперь живёт себе, сколько захочет! Нету ребёночка… нету!! Скинула она этого выблядка! О-о-о-о!

Мирцея от неожиданности села на диван. Её план сработал, и она, так долго ждавшая этой минуты, вдруг растерялась. Ещё утром, подходя к комнате Гульмиры, она готовилась к длительной борьбе. И вот сейчас всё закончилось, и она могла вздохнуть свободно и заняться приготовлениями к своей новой роли – жены Повелителя.

Радость захлестнула её, полыхнув румянцем на смуглых щеках. Она смогла взобраться на самую вершину власти, преодолевая все препятствия и толкая впереди себя недалёкого и толстокожего мужа. Но без которого, и это тоже следовало признать, такой взлёт стал бы просто невозможен.

Правда, ощущение счастья длилось недолго. Ей предстояло решить ещё одну сложную проблему – выполнить данное любовнику обещание. Рубелий не отличался острым умом и врождённым коварством, но ослиного упрямства, граничащего порой с полной тупостью, ему было не занимать.

После смерти Палия Главный сигурн вначале занял нейтральную позицию, но потом, как всякий разумный и практичный человек, решил принять в споре братьев сторону Рубелия – как более явного по всем признакам претендента.

Рубелий Корстак, несомненно, был рад такому повороту – Главный сигурн всегда был фигурой влиятельной. А умный и изворотливый Главный сигурн – влиятельной вдвойне. При такой поддержке можно было сразу же заткнуть рты всем его недоброжелателям и приспешникам Грасария, если таковые рискнут образоваться. И, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, он и не подумал бы сейчас убирать Беркоста, заменив того шалопаем, имеющим весьма отдалённое представление об управлении государством.

Задача была не из лёгких, но Мирцея должна была во что бы то ни стало выполнить своё обещание. И дело тут было даже не в её любви к Галигану Освелу. Увидев сегодня умирающую Гульмиру, она страшно испугалась. Беспощадное «сияние», убивающее так жутко и так непостижимо, могло оказаться в конечном итоге и в её комнате, и в комнате её сыновей, если Галиган не дождётся обещанной должности. И ей оставалось только молить всех известных и неизвестных Богов, чтобы этот любитель женщин и прожигатель жизни до этого не додумался!

Конечно, всё следовало тщательно взвесить. Но момент был настолько удачен, что Мирцея решила рискнуть. Присев рядом и погладив по щеке утомлённого беготнёй безобразно счастливого Рубелия, она нежно проворковала, поигрывая мочкой его уха:

– Мой господин, мой Повелитель Нумерии! Рубелий Первый! Боги, Боги, как же мы долго ждали этого!

Муж удовлетворённо фыркнул и расправил обросшие изрядным жирком плечи:

– Теперь они попляшут у меня! Пусть кто-нибудь попробует только пикнуть! Уроды!

– Ты прижмёшь их всех! А кто будет недоволен – Саркел, хвала Богам, освобождается после каждого прилива… Так что места там хватит!

Рубелий довольно захохотал, притянув к себе не сопротивлявшуюся его ласкам Мирцею. Та дала волю рукам, и уже через несколько минут мужчина, давно забывший, как выглядит голая задница его жены, спустил штаны и живо пристроился к лежащей грудью на столе Мирцее, молившей только об одном – чтобы хлипкий столик не рухнул в самый неподходящий момент.

К счастью, столик устоял. И будущий Повелитель Нумерии, издав торжествующий рёв, быстренько отвалился на диван, как и был, с болтающимися у колен штанами. Мирцея одёрнула юбки и привалилась рядом, успев подумать, что так отвратительно она давно уже не трахалась. Поигрывая с быстро увянувшим орудием мужа, которое стыдно было даже представить рядом с уникальным аппаратом Галигана, Мирцея как бы между прочим произнесла:

– Грасарий уже, поди, все волосы на себе выдрал! Пусть утрётся твой любимый братик! Трона ему теперь не видать никогда! – Рубелий хмыкнул и накрыл ладонью её пальцы, мешающие ему полностью расслабиться. – Он такие планы строил, бедолага… даже доченьку свои любимую замуж отдал в семейство Либургов, чтобы покрепче привязать к себе доланита.

Мужчина чуть приоткрыл глаз и посмотрел на жену. Сказанное тревожило его давно, лишало аппетита и не давало спать ночами. Армия была важной силой, с которой нельзя было не считаться. А её командующий Турс Либург не так давно стал близким родственником его противника. И хотя закон Нумерии о наследовании был на его стороне, Рубелий до сих пор не был до конца уверен, что вёрткий Грасарий не сможет придумать что-нибудь эдакое, чтобы перевернуть всё с ног на голову.

Мирцея, оставив в покое не оправдавшую её надежд часть тела мужа, принялась за другую, тоже никогда не отличавшуюся особой изобретательностью и изощрённостью.

– А ты слышал, что твой племянник Динарий приударил за младшей дочерью Беркоста, и, говорят, небезуспешно – девица вполне созрела и будет только рада побыстрее раздвинуть перед ним ноги…

Рубелий рывком сел и уставился на жену:

– Откуда ты знаешь? – Дыхание перехватило, и слова с трудом выдавились из пересохшей глотки.

Мирцея скривила губы. За столько лет жизни он так и не понял, что в этом дворце ей становилось известно всё.

– Птичка на хвосте принесла… Рубелий, да об этом знает каждый кухонный мальчишка!

Голова будущего Повелителя опустилась, и Мирцея почти услышала, как в ней тяжело заворочались жернова неподъёмных мыслей.

– Я одного боюсь, мой милый, что эта гадюка, которую ты сейчас на груди греешь, погубит тебя, как и Палия! – Видя, что муж усиленно пытается думать и ничего ей не возражает, женщина приободрилась. – Ты же сам слышал, как он ловко – одним словом! – отвёл смерть от своего непутёвого сынка. Хотя именно тот, я больше чем уверена, и наставил рога твоему самодовольному братцу. И Беркост знал это! Ведь Главный сигурн не мог не знать, что творится у него под самым носом!

Рубелий, окончательно выведенный из умиротворённого состояния, вскочил и, сопя и чертыхаясь, начал натягивать штаны. Завязка никак не желала пролезать в петлю, и он, призвав всех дьяволов на непонятно чьи головы, оторвал её совсем.

– Сваргова погибель! Ну, вот при чём здесь его шалопай?! Да любой отец поступил бы так же! Вечно ты к нему цепляешься… Мустин умело руководит… моим государством, и, несмотря на все чудачества покойного Палия, оно процветает! И будет… процветать.

Мирцея посмотрела на мужа как на недоумка, который рискнул выдвинуть научную теорию.

– Согласна. Процветает… сам Мустин Беркост! Да раскрой же глаза! Таких убогих праздников и церемоний, как в последние несколько лет, я не припомню даже в те годы, когда вы воевали с пиратами Солонии! И когда невиданно холодное лето оставило без урожая всю Нумерию! И когда наводнение смыло половину городов по берегам Вананги и страну заполонил голодный и нищий сброд! А он отстроил себе новый дом – неприступную крепость, которая легко выдержит любую осаду твоего, кстати, голодающего войска!

Оставив в покое штаны, и так не собиравшиеся падать с его объёмистого брюха, Рубелий подскочил к окну и уставился на свинцовую, сливающуюся с таким же небом гладь залива. От недавнего удовольствия не осталось и следа. Как бы ему ни хотелось в это верить, в словах жены правда была. Он и сам многое видел, но за спиной брата не собирался ничего предпринимать. Вот когда он станет Повелителем…

Рубелий молчал долго. Мирцея тоже замолчала, давая мужу возможность додумать возникшие мысли, которые тягуче-медленно ползли в его голове, заполняя все имевшиеся там закоулки.

Но даже если жена и сто раз права и Мустин Беркост в связке с Грасарием становился крайне опасным, сделать его сейчас своим прямым противником было в высшей степени безрассудно. Нет уж! Вот чего-чего, а осторожности у него, Рубелия Корстака, было предостаточно!

Решив для себя, что Главным сигурном при нынешнем раскладе разумнее все-таки оставить Беркоста, Рубелий повернулся к жене:

– Змей он, конечно, и ещё какой! Но… пока он мне нужен, дорогая. Мустин слишком силён, чтобы сейчас делать из него врага.

Лицо Мирцеи оставалось бесстрастным. Она и не думала, что Рубелий так сразу решится избавиться от Беркоста.

– Он будет оставаться сильным, пока ты будешь от него зависеть. Пойми это наконец! Необходим преданный тебе, и только тебе Главный сигурн, который не станет прислушиваться к чужому мнению и будет достаточно богат, чтобы не лазить в твой карман, как последний воришка.

Рубелий удивлённо уставился на жену:

– И ты даже знаешь, кто это?

Мирцея склонила голову, всё ещё раздумывая, стоит ли произносить сейчас имя любовника, но, видя, что Рубелий заинтересованно ждёт, рискнула и как можно небрежней произнесла:

– Ну-у, если делать ставку на молодых, вполне мог бы подойти Галиган Освел…

Буря разразилась немедленно. Рубелий начал дико орать и метаться по комнате, круша оставшуюся мебель. Одновременно он поливал жену такими отборными ругательствами, какие сделали бы честь любому портовому грузчику. Ошарашенная Мирцея, узнавшая о себе за несколько минут много нового и интересного, даже не пыталась вставить слово в этот неиссякаемый поток.

Одно стало совершенно ясно – недалёкий муж неизвестно откуда, но знал о её отношениях с Галиганом всё. Ну, или почти всё. И ему хватило терпения скрывать это, несмотря на бурливший в его душе гнев, – помощь и советы Мирцеи были несравнимо важнее пикантного семейного скандала. Да и выставленные на всеобщее обозрение рога если и не помешали бы натянуть корону на голову, то смотрелись бы весьма комично. Великое наследие Корстаков, будь оно трижды неладно!

Мирцея, слушая обвинительную речь, ругала себя не менее крепкими словами. Она, провернувшая за свою жизнь столько мелких и крупных делишек, затеявшая не одну интригу, следившая за всеми и каждым в этом дворце, попалась сама, как последняя прачка, решившая согрешить с весёлым матросиком прямо за углом кабака. Ей стало крайне интересно, кто же тот доброжелатель, выследивший Галигана, тайком приходившего в её спальню, и сообщивший Рубелию об этом. На сегодняшний день ответ на этот вопрос был крайне важен, от него теперь могла зависеть её жизнь.

Резко поднявшись с дивана, Мирцея встала перед разъярённым мужем и тихо произнесла:

– Не знаю, кто там тебе и что про меня наплёл, но всё это не более чем злобные наветы. Кто-то очень хочет нас рассорить и сделать тебя слабее и беззащитней. И я даже знаю кто! И ты ему поверил?!

Рубелий от такой наглости так и остался стоять с раскрытым ртом. Он с удовольствием поверил бы сейчас Мирцее, если б только сам, своими собственными глазами не видел, как этот жеребец Галиган забрался на его законную кобылу! Злость, долго сдерживаемая, выплеснулась вдруг наружу, и он, размахнувшись, хлестнул жену по лицу.

Не оглядываясь на упавшую женщину, Рубелий выскочил из комнаты. Постепенно остывая, он топал по коридору, направляясь к Главному сигурну – требовалось обговорить необходимые расходы на предстоящую церемонию. В душе завозился жирный червячок сомнения – не надо было ему бить Мирцею… Но он просто не смог сдержаться, вспомнив её страстные стоны… Хм-м, а сегодня эта дрянь ни звука не издала…

Стерев кровь, сочившуюся из разбитой губы, и потрогав языком зашатавшийся зуб, Мирцея с трудом доползла до дивана. Перед глазами мелькали яркие точки, в ушах неприятно звенело. Как же ей плохо… совсем плохо… Где-то она совершила непростительную ошибку, и муж впервые за все эти годы поднял на неё руку.

Но хуже было другое. Рубелий закусил удила, и теперь станет очень сложно, а скорее всего, вообще невозможно управлять им. И все её надежды, связанные с высоким положением, могут рухнуть, так и не став реальностью.

Сжав руками виски от всё нарастающей пульсирующей боли, Мирцея застонала. Она не может этого допустить! Ни за что! Слёзы хлынули из глаз, смешиваясь с кровью, но она не вытирала их. Прежняя её жизнь закончилась, а в нынешней места Рубелию Корстаку больше не было…