Текст книги "Кубанский шлях. Исторический роман"

Одного поля ягоды

Степан пробирался на юг, избегая полей с житом, набирающим колос, и теряя счёт дням. Всё чаще леса чередовались с открытым пространством, по которому можно передвигаться только ночью. Опасность быть пойманным усилилась. Усталый, оборванный и голодный он вышел к тракту, вдоль которого тянулась дубрава. Степан сорвал жёлудь. Крепкий. Да и не свинья же он. Хотелось есть, но рано: ел он один раз, в полдень. За пазухой был узелок с краюшкой хлеба. Он время от времени прикасался рукой к этому малому бугорку, что давало ему силы идти дальше. А куда, он и сам не знал, лишь бы не поймали, не запороли до смерти.

Вдруг впервые за долгое время послышались человеческие голоса, много голосов, гам – не различишь слов – и лязг желез. Он спрятался за толстое дерево и стал смотреть на дорогу: гнали заключённых. Но, должно быть, там что-то случилось. Орали конвоиры, возмущались каторжники, разрушая строй, – у них изуродованные лица, ноги в кандалах. Конвоиры, гарцуя на конях вдоль колонны, стреляли по деревьям. Степан убрал голову и приник спиной к стволу дуба. До него донеслись крики охранников:

– Стой! Стрелять буду!

– Держите, держите злодея!

– Стройтесь, псы поганые!

– Кажется, подстрелил, Ваше благородие!

– Если не убил, то ранил. Всё равно подохнет, вошь беспортошная!

– Поспешай! Поспешай!

Этап тронулся. Степан стоял, не шевелясь, пока не стих лязг кандалов. Надо идти и, главное, – незаметно пересечь тракт. Вдруг хрустнула ветка. Он настороженно замер. Показалось? Сделал несколько шагов, наступил на грибное семейство и упал, плашмя, на спину. С трудом поднялся – видимо, зашиб поясницу, и вздрогнул от неожиданности, услышав совсем близко голос:

– Эй, не робей, воробей!

К Степану приближался юркий чернявый парень его лет, весь обросший и похожий на цыгана. На ногах – обрывки цепей.

– Ай, медведь неуклюжий! – весело воскликнул он.

– Ты кто? – напрягся Степан, принимая стойку для защиты.

– Кто, кто? Дед Пихто! Беглый я, – он приподнял ногу, – видишь оковы! Разбить их надо и бежать, пока не одумались стражники. А ты кто?

Степан понял, что парень – его поля ягода, и нет смысла хитрить:

– Тоже беглец. Ушёл от барина.

– Значит, надо вместе держаться. Пошли со мной на Дон! Там воля!

– Воля, – мечтательно повторил Степан.

– Тебя как зовут-то? – продолжил разговор парень.

– Степаном кличут. А тебя?

– А я Фрол. Ну, давай, товарищ, помогай!

Степан нагнулся и попытался руками разогнуть железы на сбитых ногах каторжника, и это ему бы удалось, но Фрол рассмеялся:

– Что ты, руками? Богатырь нашёлся. Да ты камень поищи, у дороги их много. Был бы нож, можно б звенья цепи-то разогнуть.

На удивление Фрола Степан вытащил из-за пояса кинжал с украшенной драгоценными камнями рукоятью и начал им орудовать.

– Откуда такой? – заинтересовался Фрол. Степан промолчал.

– Ой, больно! Осторожней, медведь!

Наконец, кандалы спали. Фрол довольно потёр ноги. Степан увидел на левой щиколотке ранку, и жалостно глянул на товарища.

– А как ты думаешь в железах идти, легко ли?! – бодро воскликнул тот и предложил:

– Ну что, пойдём? Только в одно местечко заглянем. Это близко.

Их путь пролегал по знакомым Фролу окрестностям. И не так далеко – Слёзки. Сидючи в каморе пересыльной тюрьмы, он перебирал все места, где Авдей мог укрыть сокровища. Не с мешком же он бегал. Фрол представлял, куда бы он сам мог на время спрятать ценности, пока всё не уляжется.

«Думай, думай, Фролка, – говорил он себе, – вдруг сбежишь по пути на каторгу, и тогда очень пригодятся бариновы денежки».

И однажды, уже после оглашения приговора, перебирая в памяти разговоры с Авдеем, вспомнил одну из последних бесед, о каторжниках. Тот рассказывал, что в детстве повстречал в лесу могучий дуб, вернее, три сросшихся дуба. В одном из стволов было нижнее дупло, по которому можно было забраться наверх и выйти через другое, верхнее дупло или через дупло соседнего ствола. Авдей мальчишкой часто играл в дереве. «Но однажды, – рассказывал он, – я пришёл туда и только просунул голову в дупло, как увидел в нём отвратительное страшилище, обросшее волосами, худое и грязное. Это существо было без носа и языка. Оно мычало и показывало на рот. Я подумал, что оно хочет меня сожрать, очень испугался и – стрелой помчался домой. Об этой встрече поведал отцу.

– Беглый каторжник это, пугачёвец, не иначе. Ты, сынок, не ходи туда, поберегись, – предупредил он меня, – опасно это.

– Ужас какой для дитяти, – посочувствовал товарищу Фрол.

– А то. Чуть со страху не помер.

– И что ж с ним стало, с каторжником?

– Не знаю. Я даже думать о нём боялся. А ты о Пугачёве слыхал?

Фрол утвердительно качнул головой, с любопытством посмотрел на Авдея.

– Я помню, малец ещё был, как ему анафему в церквушке нашей, в имении, провозглашали. Согнал барин всех холопов. Поп из уезда приехал и прочитал царский указ, а потом дьячок и причетник замогильными голосами запели: «Анафема! Анафема! Анафема!». Дети заплакали, бабы тоже начали реветь. Я выскочил тогда и домой. Забился под полати, ели вытащили. Потом именем разбойника часто грозили непослушным ребятам у нас в Слёзках. А я так был напуган, что больше в том месте и не бывал. Может быть, и сейчас стоит этот дуб за старой мельницей и устрашает ребятишек».

Фрол тогда же и решил, если выпадет случай оказаться рядом со Слёзками, обязательно проверить дупло. И вот пришло время!

Шли новые знакомые не более часа. Остановившись на опушке дубравы под раскидистым деревом, Фрол кивнул на него Степану:

– Ты посиди тут в теньке, я скоро.

Степан уселся под деревом и, посмотрев вслед Фролу, развязал жалкий узелок с кусочком хлеба, луковицей и щепоткой соли. Вздохнул и завязал узелок снова. Ныла ушибленная спина. Степан вытянулся на мягкой, густой траве и сразу уснул.

Удивительное дело, Фрол нашёл старую мельницу довольно скоро. Крадучись, озираясь по сторонам, перебрался через открытое пространство. Мельница стояла когда-то на речке. Но лет пятьдесят как речка та высохла или поменяла русло, строение обветшало и рассыпалось. Страшно было подойти к нему близко: вот-вот завалится совсем. Где же дуб? Обойдя мельницу кругом, он увидел в полуверсте полоску зелени. Всё так же, с опаской, двинулся к ней. Шёл долго, прислушиваясь и пригибаясь к высоким луговым травам.

«Наверное, это и есть старое русло реки, – подумал он, – а лес был на другом берегу. А вот и насыпь! По ней, видно, Авдей перебирался на тот берег».

Фрол пошёл вдоль насыпи.

Дуб он увидел сразу: огромный, десять человек не обхватят, старый, кряжистый. Так и есть – три сросшихся ствола! Сердце гулко стучало, ладони намокли от волнения. Пан или пропал! Неужели догадка зряшная? Ай, не робей, воробей!

Так, дупло есть, – Фрол заглянул внутрь дерева. – Ба, да тут целая пещера! Темновато, правда. Пригляделся – сокровищ не видать. Что, Авдей – дурак, чтобы на виду их оставить? Нет!

Дупло уходило к вершине. Фрол, цепляясь за коряги, полез вверх. Никаких ответвлений, а над головой уже круг дневного света. Разочарование охватило его. Хотел уже уходить. Потом пришли мысли. Что сделал бы он, чтобы скрыть схорон?

Забил бы ответвление чем-нибудь – сухой травой, к примеру, дёрном, мелкими ветками. Надо поискать слабое место.

Фрол спускался вниз и внимательно осматривал стенки дупла. Ткнул кулаком подозрительную труху, и сразу же открылся ход в дупло второго ствола. Он пролез в соседний ствол и увидел впадину, прикрытую сеном – в ней лежал мешок, тот самый, барина!

Выйдя на божий свет, Фрол торопливо развязал находку. Вот они, барские сокровища! Ассигнации! Золото! Серебро! И табакерку хозяина Авдей, стервец, прихватил! Ни с чем оставил господина. То-то он лютовал тогда у исправника. Чуть не лопнул от злости.

Фрол явился перед Степаном радостный, с мешком в руках. Похлопал ласково по нему и перекинул через плечо.

– Ну, всё, пошли, Стёпа. Теперь не пропадём. Поесть-попить будет на что. Не робей, воробей!

Степан с подозрением посмотрел на него:

– Тать?

Фрол рассмеялся, озорно тряхнув кудрявым чубом:

– Да что ты, что ты? Шёл, шёл и нашёл.

– Где ж такое добро валяется? – спросил недоверчиво Степан.

– А тебе, Стёпа, лучше не знать про сие. Ты ж мне тоже не сказал, откуда у тебя кинжал. Давай лучше поменяемся. Я тебе табакерку с камешками, а ты мне кинжал.

– Не-а. Зачем мне она. Что я барин-боярин? Я не нюхаю табак, а кинжал мне самому нужен.

– И то, правда, – согласился Фрол. – Ладно, а теперь пошли на вольный Дон, там много таких, как мы…. От несправедливости люди бегут…

– А земля там есть?

– Зачем тебе земля? В казаки запишемся – добыча и так будет у нас!

– Не, я землепашец, Фрол. Ради воли и земли пошёл бы, а в казаки не хочу.

– Успокойся, Степан, земли там много, бери, сколько влезет…. Не хватит на Дону, пойдём в Задонье.

– Это к черкесам?

– И там живут люди.

– Только, давай, Фрол, поедим, у меня немного хлебца есть, – Степан полез за пазуху.

– Да тут и птахе малой не хватит, – скривился Фрол, посмотрев на краюшку.

– Что есть, то и будем есть.

– Благодарствую. А погоди, скоро и я тебя угощу. Вот доберёмся только до хлебных мест, до воли.

На «вольном» Дону

Петровки. Макушка лета. Степан и Фрол, оборванные, чёрные от загара, обросшие, усталые, брели по пыльной дороге. Разливалась июльская жара. Солнце стояло почти над головой. Вдали на синей полоске горизонта, там, где небо встречается с землёю, воздух дрожал от зноя, словно волновался. Вот над полоской появился синий поясок, затем ещё один, третий…. У Фрола закружилась голова.

– Я тебе говорил, что надо идти ночью. А ты – «быстрей, быстрей»…. Солнце печёт, жара, как в аду, да и опасно, – ворчал он.

– Мы уже на Дону, чего же бояться. Ты говорил, что здесь воля. А жару пересидим. Вишь, деревья, озерцо…. Заодно искупаемся.

Вода оказалась довольно холодной, видно, озеро питается родниками, но зато придала бодрости. Друзья, отдохнув в тени прибрежного терновника и пожевав хлебца, вскоре продолжили путь. За озером в полуверсте показалась станица.

Надо сказать, пройдя липецкие и воронежские селения, друзья повеселели. Можно идти, почти не скрываясь: на пыльных степных дорогах пусто, иногда встречался, правда, хожалый люд, но вроде них, такой же оборванный и, можно сказать, дикий.

В станицах и хуторах казаки странникам хлеба не подавали, угрюмо сопровождая их взглядами, многие крестились и плевали им в след. Пищу можно было либо купить, либо заработать. Степан и Фрол кое-что прикупали, но старались нигде не задерживаться, у местных не ночевать и упорно шли к цели, к славному батюшке-Дону.

Но в центре одной из станиц их внимание привлекло необычное зрелище на майдане. Здесь собралось много молодых людей, хотя стояли и почтенные старики, и сам атаман. Было шумно и весело. Кудрявый светлоголовый казачок в парадном обмундировании и в расстёгнутом зипуне1111
  Зипун – старинный русский кафтан без козыря (стоячего ворота), вообще крестьянский рабочий кафтан от непогоды, из понитка, домотканого сукна, белого, серого, смурого, иначе: шабур, чапан, сермяга…


[Закрыть] (это летом-то!) гонялся по кругу за невысокой смуглой девицей с озорным выражением лица. Пот застилал глаза парня, он запыхался. А девка всё не давалась, манила и убегала, как в детской игре «пятнашки». Толпа казаков подзадоривала молодца криками:

– Быстрей, быстрей! Ай, упаришься, казак!

– Догоняй!

– Давай, покрывай её!

– Слева, слева заходи!

– Ишь, какая юркая!

Наконец, парню удалось догнать девку и накрыть её полой зипуна. Она сразу посерьёзнела, опустила очи к долу. Затем молодые стали рядом и поклонились поясно во все стороны.

– Ты будь, Акулина, мне жана! – гордо провозгласил казачок.

– Ты, Клим Иваныч, будь мне муж! – в ответ произнесла девица, скромно склонив голову.

Степан и Фрол стояли в отдалении, вместе с женщинами, детьми, с удивлением следили за диковинным действом.

– Что это, игрища? – спросил Степан стоявшего рядом парнишку.

– Свадьба! – засмеялся он, – вы, что не видите? Вон уже атаман выходить.

– Любо ль, молодцы-удальцы, благословить новых мужа и жену? – воскликнул атаман и первым закричал:

– Любо!

– Любо! Любо! – подхватили казаки.

Но тут на площадь въехало несколько вооружённых конников. Они подскакивали к мужикам, которых можно было без труда, по одежде, отличить от станичников, заглядывали им в лица. Двоих уже скрутили. Фрол, заметив колыхания в толпе, вырвал взглядом происходящее, дёрнул Степана за рукав:

– Смываемся, кажись, по нашу душу.

Бочком, бочком, укрываясь за спинами зевак, друзья покинули майдан и быстро устремились вон из станицы.

– Что? Что ты увидел? – спросил запыхавшийся Степан, когда они выбежали за околицу и остановились.

– Беглых вылавливают.

– Откуда тебе знать?

– Похоже на то, пошли скорей отсюда.

– Вот тебе и вольный Дон. Видно, никуда нам не скрыться, – разочаровано прошептал Степан, догоняя Фрола.

– Ничего, Стенька, столько уж пройдено…. Придумаем что-нибудь, – обнадёжил друга Фрол.

На третий день они, наконец, вышли к реке и ошеломлённо замерли. Широкий и могучий в приволье степей раскинулся красавец Дон. Зелёные деревья обступили его с обеих сторон изумрудным ожерельем. Они отражались в водной глади, словно любовались собой, и лёгкий ветер играл в их вершинах. Под ясным солнцем, на просторе, медленно плывёт великая река. Не бурлит, не волнуется, будто дремлет на песчаном перекате.

– И в правду, Тихий Дон, – взволнованно прошептал Степан.

Запах реки и трав, парящий орёл в поднебесье, высокая синева – всё трогало души путников. Им верилось и не верилось, что это конец их долгой дороги к Дону.

Стоя на крутом прибрежном утёсе, приумолкли, призадумались друзья.

«Ох, как бы хотелось вот так, всю жизнь, дышать вольной грудью, любоваться плавными водами великой реки, землю пахать, жито сеять на степных просторах, детей растить», – мнил себе Степан.

«Только б здесь не достали царские слуги. Надо в казаки записываться. В войске не найдут. Только как это сделать? Нужны подходы, придётся знакомыми обзавестись, приятелями. Всё выведать, – размышлял Фрол, – только в последней станице, где они со Степаном проходили, иное видится. И тут ищейки не хуже тех десятских, что схватили его тогда, на пасеке». Долго они стояли так-то. Жаркое июльское солнце двигалось к зениту, давали о себе знать голод и жажда. А в низине раскинулся утопающий в зелени городок, который так и манил к себе усталых путников.

– Давай зайдём в трактир, щец похлебаем! – предложил Степан.

Фрол подумал о том, что их могут поймать, но всё же узнать надо – охота на беглых была случайной или везде так, – и он согласился со Степаном.

Городок представлял собою скученное поселение с кривыми улицами, обнесённое двойным плетнём, набитым глиной. На воротах стоял казак, он лениво посмотрел на пеших оборванных путников и пропустил. Товарищи уже не удивлялись странным домам – высоким и низеньким, бедным и богатым, но все они – с длинными узкими окнами, крылечками, ровными стенами, обмазанными глиной или оббитыми узкими дощечками. Насмотрелись на них за долгий путь по землям Войска Донского.

В центре городка перед ними открылась площадь, на которой располагалось несколько крепких двухэтажных домов с парадным крыльцом, деревянным балконом и коваными решётками на окнах.

На закруглённом, построенном из кирпича доме висел резной деревянный крест. Приятели, догадавшись, что это церковь, хоть и без купола и колокольни, перекрестились. На другом здании под камышовой крышей на вывеске был намалёван несколько кривой самовар.

– Вон, гляди, трактир! – первым увидел вывеску Фрол, и приятели направились к большой раскоряченной мазанке. Вошли в просторную закопчённую комнату, с низкими потолками с двумя белёными сволоками1212
  Сво́лок. – балка, поддерживающая потолок.


[Закрыть]. Но и тут жара, да ещё и несметное количество мух.

Фрол заметил, как трактирщик смерил их презрительным взглядом и зло прошипел, вытирая пот на красном рябом лице:

– Кацапы явились….

– Здравствуй, хозяин ласковый, – усмехнулся Фрол, – поесть дашь?

– Деньги-то у вас имеются, гольтепа? Я даром не кормлю.

Фрол утвердительно кивнул головой. Хозяин махнул рукой на дальний угол. Там уже сидел, старый казак в синей выгоревшей рубахе и таких же шароварах. Товарищи подошли к нему и, поздоровавшись, сели напротив. Казак, молча кивнул.

Мальчик принёс тепловатую похлёбку со щавелем и хлеб:

– Хозяин спрашиваеть: вино вам подавать?

Степан отказался и посмотрел на Фрола. Тот тоже отрицательно покачал головой. Хлебнули варево. Бр-р! Кислятина! Но голод не тётка, брюхо набить нужно.

– Винцо бы пригодилось…. Чтоб легче помои эти проскочили, – заметил Фрол.

– Да и вино, наверное, такое же.

Хлопнула входная дверь и на пороге появился «чистый» господин. Только посмотреть! Хозяин изогнулся в поклоне, заюлил, как ужак, сам схватился за поднос. Тьфу! Оказывается, у него есть борщ со свининой, и жаркое из гуся, и рыба, и пирог….

Казак, отпивая мелкими глотками вино, сочувственно посмотрел на приятелей и прошептал:

– Тикать вам надо, ребяты. Одёжа у вас …. Да вдвох ишо…. Беглые, небось?

Фрол ощерился:

– А тебе-то что?

– Ай, ничего. Жалкую, – сочувственно ответил казак.

– Ты себя пожалей, ага, – огрызнулся Фрол.

Степан кинул осуждающий взгляд на Фрола и, миролюбиво посмотрев на казака, задал ему главный вопрос, мучивший его с тех пор, как они ступили на землю Дона:

– Отец, а где ж здесь воля?

– Воля? – отозвался тот, – а нетути её. Как усмирили Емельяново войско, донские богатуны – казачья старшина – предали-то простых казаков. Теперь всех подозрительных бесперечь ловят и выдають царским слугам. Непросто казакам на Дону. Казак – только слава. Как у нас гутарять: «Хоть жизнь собачья, так слава казачья». Идите в Задонье, на Кубань! Там пока ни царей, ни чиновников. Земля непаханая. Рыбы в реках видимо-невидимо, стоймя стоить. Вашего брата много туды подалося. Уж и хутора там есть, и станицы. А отседова уходите. Не ндравится мне энтот господин.

Он глазами показал на человека в серых панталонах и сюртуке. К тому за стол подсел трактирщик, и они любезно беседовали.

– Отец, а как через Дон перебраться-то? Он широкий вон какой! Не переплывёшь, – виновато полюбопытствовал Фрол.

Казак ухмыльнулся, стрельнул глазами по сторонам и зашептал:

– Это так. И хоть величают его Тихим, бушевитый бываеть – страсть. Можно пойтить через станицу Цимлянскую с обозом и сменой казаков на кордоны. Там уже они вдоль всей реки Кубани есть. Суворов Ляксандра Васильич расстарался, редутов понастроил. Но вы, я вижу, на глаза начальникам не хотите попадаться? Тады, если заплатите, помогу вам здеся переправиться. За копейку…. Как? – вопросительно посмотрел.

Приятели, молча, переглянулись.

– Ну, семак…, – снизил он цену и продолжил, – такое дело затеяли, а жалко денежки …, что ж, хозяин-барин…

Фрол вздохнул:

– Да, что ты дядя, бери…

Отвернулся на миг к стенке, вздыхая, протянул казаку монету.

Тот чуть не поперхнулся глотком вина:

– Да ты… Кругом глаза…. – но, всё же, воровато оглянувшись по сторонам, старик выхватил из рук Фрола семачок:

– Не фальшивый? Ладноть. Пошлю вас к одному человеку, куму моему… Выйдите за вороты и двигайтеся вблизе берега вёрст семь, и обочь будеть хутор вам, Черёмный. Там проживаеть Павел Геврасимович Черёмный. Он и есть мой кум. Скажите, прислал дядька Трофим с делом. На ту сторону, мол, надо. Расплатиться с ним найдётся-то чем?

– Не беспокойся, дядя, не обидим твоего кума, – обречённо пробормотал Фрол.

– Да, послухайте: баба у кума – змеюка, не зачинайте с ней спорить или гутарить об чём-нить. Кажного переговорить и голову заморочить. Ну, энто я так, к слову. А Павел – казак добрый. Договоритеся.

– Ну, мы пойдём. Благодарствуем, дядя, за совет и помощь, – приятели поднялись из-за стола.

– Ну, тады прощевайте, ребяты. Помогай вам Бог! – Трофим окинул взглядом присутствующих в трактире и принял равнодушный вид.

Степан и Фрол, расплатившись с трактирщиком, вышли на улицу. Но теперь новость, оброненная Трофимом о преследовании на Дону беглых крестьян, заставила приятелей осторожничать. Значит, не случайно хватали тогда на майдане мужиков. Приказ начальников был.

И вот ступают они по городку, оглядываются, не идёт ли кто следом. Однако за ними увязалась только рыжая облезлая собака.

Казачьи хаты в городке, в основном, бедные, как избы крепостных в их деревнях, только крытые не соломой, а камышом. Фрол увидел лачугу с гордой вывеской «Лавъка», заинтересовался.

– Степан, я сейчас. Ты спрячься, хотя бы вон там, в кустах. Я сейчас, быстренько, – и он нырнул в перекошенную дверь жалкой хатки.

Вышел Фрол нескоро, зато его руку оттягивали два объёмистых узла.

– Заосеняет скоро, – пояснил он. – Вот, купил у старьёвщика. Не смотри, что одёжа не новая, зато крепкая. Это тебе, – протянул Степану узел, – это мне. Давай переоблачимся. А то правду сказал дядька Трофим, за версту видать, что мы беглые.

Спрятавшись в придорожные кусты, приятели переоделись. Увидев друг друга в новом наряде, расхохотались:

– Смотри-ко, Фрол, ты вылитый управляющий наш, Эраст Наумыч.

– А ты, Степка, на купца смахиваешь, в кафтане-то. Экой справной! Только тела набрать больше. То, бишь, пуза.

Фрол протянул Степану мешок, такой же, как у него, может быть, чуть старее:

– Держи! Это тебе. Положи свою одёжу, потом, может быть, разживёмся ещё чем…

– Спасибо, товарищ, но ты знаешь, что я с тобой расплатиться не смогу. И так уже у тебя в долгу.

– Какие счёты! – засмеялся Фрол, – на том свете «воздастся по делом нашим», вот и рассчитаемся по-божески.

– А это что? – воскликнул Степан, разворачивая суконную штуковину, вроде мешка без дна.

– Башлык у местных называется. Голову накрывают сверху шапки, и завязывают концы сзади, когда снег, ветер… Там в него ещё чирики завёрнуты – такая лёгкая обужа. Вон, выпали! Складывай, Степан, «обновки», и пойдём, а то до вечера не управимся. И ты бы, на всякий случай запрятал свой кинжал подале. Чего за кушак его заткнул? Чтоб все видели, как каменья сверкают? Не смотри, что красиво. За них башку скрутят, и охнуть не успеешь.

Степан, послушно сунув оружие в мешок, закинул его на плечо, просительно глянул на Фрола:

– Не найдётся ли у тебя хлебца. Дай псу, смотри, какой он голодный.

– Вот ещё, а самим что шамать потом?

– Ну, дай, у меня нет ничего.

Фрол неохотно отломил кусочек от ковриги и протянул товарищу. Степан ласково погладил собаку и положил перед ней хлеб.

– На, псина, ешь. Вишь, как оголодала, бедняжка.

– Ну, пошли, пошли, ишь расслюнявился, – поторопил Фрол.

– Очень я животинку люблю, – пояснил Степан, – и для хозяйства скот всякий. Лошадей, коров. Козочек там, птичек….

Помню, маленьким был, собачонка Жучка у меня жила. Сама чёрненькая, а на лбу – белый лоскуток. Так она мне – первый друг. Застрелил барин. Давно было, а помню язык её шершавый и сейчас. Лизнёт меня в щёку – жалеет, значит. А ещё вепрь был, как привязанный за мной ходил ….

– А мне всё равно. Коней, конечно, уважаю, а так…, – перебил его Фрол.

Они шли, сытые, чисто одетые, по улице городка, но тревога охватывала их всё глубже. Злобно лаяли собаки.

– Что это на нас собаки брешут? Людей что ли не видали? – удивился Степан.

Фрол сердито ответил:

– А то не на нас. Вишь, прикормил кобеля. Теперь не отстанет. Пшёл!

Пёс действительно бежал за ними, виляя грязным хвостом. Но камень, пущенный Фролом, отпугнул его.

Казак в воротах также беспрепятственно их пропустил, как впустил, может, только удивлённо посмотрел. Видно, узнал прежних оборванцев.

На дороге показалась несколько баб, идущих с грядок. Все дородные, как на подбор! На коромыслах вёдра с огурцами. Смеются казачки, переглядываются.

– Что раззявил рот? Давай в канаву! – ткнув Фрола в бок, зашипел Степан.

Одновременно упали на землю и скатились на обочину, в лопухи.

– Ой-ёй! – заорал Степан.

– Тсс! – цыкнул Фрол.

– Ой, ой! Больно, вишь!

– Терпи, бабы пройдут.

– Потерплю-ко, ужо.

Казачки поравнялись, одна завела песню, так не похожую на те, которые пела его Степанида. Жена тихо начинала, плавно, песня словно обвивала Степана и убаюкивала. А эта – горланит. «Нет, – подумал Степан, – наши бабы лучше поют».

Фрол подождал, пока огородницы скроются из виду, подошёл к Степану:

– Ну что там?

– На ежа попал. Посмотри! Ой-ёй! – заголился Степан.

– Ух, ты, как искололся! Дай, вытащу иголки! – Фрол выложил колючки на ладонь. – Вот так, четыре штуки! Ты чего баб-то испугался?

– А кто его знает? Опасно так-то не скрытно идти. Вдруг будет облава! Пойдём по самому берегу. Там, вроде лесочек или рощица, – предложил Степан.

– Твоя правда. Да и дядька Трофим велел идти вдоль берега.