Текст книги "Кубанский шлях. Исторический роман"

На хуторе Черёмном

Вечерело, когда приятели подошли к одинокой, не огороженной плетнём хате, укрытой камышом. Под развесистой яблоней стояла вбитая в землю деревянная скамья, рядом сарай, базок, дальше грядки. Собаки почуяли путников и разразились громким лаем.

– Наверное, тот самый хутор, о котором дядька Трофим говорил, – почему-то зашептал Степан, прячась за кустом пышной калины.

На порог вышел хозяин – основательный казак средних лет, коренастый, с головой слегка тронутой сединой, всматриваясь в сумрак, спросил:

– Кого Бог привёл? Если добрый человек, выйди, покажися, если злой, мимо проходи!

Товарищи подошли к казаку:

– Здравия желаем, хозяин. Нам нужен Павел Черёмный. Мы от кума, Трофима.

Павел вышел навстречу, прищурившись, оглядел округу:

– Здорово дневали! Ну, я Павел Черёмный, можете взойтить. А собака с вами?

– Ты гляди, Степан, пристала!? – удивился Фрол.

– С нами, с нами! – обрадовано воскликнул тот.

– В хату не пущу. Пусть сидить у двери, я ей костей вынесу.

Гости через тёмные сенцы прошли в горницу Павла. Напротив входа висела божница в пучочках засушенных трав, сверху накрытая вышитым полотенцем. Перед ней чадила лампадка. Здесь же в углу, под святыми образами, – стол. Слева – белёная печка, заставленная чугунками. Далее – некрашеная лавка. На стенах висели ружья, сабли, конская сбруя. У окна – старый кованый сундук. Дверь в боковушку завешена дерюжкой.

Степан и Фрол перекрестились на красный угол, поклонились:

– Здравствуйте в вашем доме.

– Садитеся, ребяты, – пригласил хозяин, – какая заботушка привела вас ко мне?

Фрол сразу приступил к делу:

– За Дон хотим перебраться, дядя.

Павел недоверчиво крякнул, спросил:

– А деньги есть у вас? Или золотишко? Расплатиться надобно.

Из боковушки выскочила высокая, худая, как жердь, баба с жиденькой скрученной на затылке косицей и, воткнув кулачки в костлявые бока, выжидательно уставилась на гостей.

Фрол поник от её буравящего взгляда и чуть слышно проговорил:

– Есть… деньги.

– Ну, и ладно, – успокоился хозяин. – Зачем вам в Задонье, почему – не спрашиваю. Этого мне не нужно знать. Стемнееть совсем, я на бударке перевезу вас на тот берег.

– Бударка? А что это? – спросил Степан.

– А это по нашему так называется одновёсельная лодка, – как несмышлёнышу пояснил Павел Степану.

– А….. Понятно, – виновато моргнул тот..

– Так вот, мужики, за перевоз надобно заплатить пятак. Бывалыча, в неделю один – два человечка переправлял, а таперя, почитай, кажнуя ночь катаюся по Дону. Много народу жалаить воли. Вечерять-то станете?

Баба сверлила гостей глазюками.

– Да, вроде, ели в трактире, – под её взглядом отказался Степан. – Там и с Трофимом познакомились.

– А вот в дорогу бы харч нужен, и какая-нить посудинка – добавил Фрол.

– Какая-такая посудинка? – взвилась Павлова жена, – кубыть, блюдо вам золотое для жареных лебедей? Обойдётеся!

– Цыть! – прикрикнул на жену Павел, – уйди с глаз!

Недовольная баба, ворча, скрылась за дерюжкой, но приятели всё равно чувствовали её незримое присутствие.

– Приготовлю, конечно, запасы нужны в дорогу, – согласился хозяин.

– Тоже недаром! – выкрикнула из-за дерюги баба.

– Да, конечно, – согласился с женой Павел.

– Уж как положено, не обидим. Возьми по чести, – подтвердил Фрол.

Павел деловито осведомился:

– Оружию имеете при себе? Пистоль, пику, саблю, нож?

– Нет, только кинжал, – ответил Степан, с любопытством разглядывая развешанное по стенам оружие. Фрол встал и тоже подошёл к стене с оружием.

– Плохо! А саблей рубать умеете?

Фрол весело хмыкнул:

– А что ж, чаю, небольшая наука.

Павел, усмехнувшись, уточнил:

– Гм, казаки с младых ногтей ей обучаются, и то раз на раз не выходить. Турок тоже саблей неплохо машеть. Сабли нужны.

Фрол, хитро улыбаясь, принял игру хозяина:

– А где их взять?

– Я вам продам.

«Ну, этот не слезет, пока не обдерёт, как липку. Сурьёзный мужчина. Что ж, буду торговаться», – приготовился Фрол.

– А сколь надо заплатить?

– Не меньше полутора рублей, – твёрдо ответил Павел.

– Какие у вас тут цены? Таких цен и не бывает, – возмутился Фрол.

– Я вас не заставляю покупать. А тольки без оружия в Задонье делать нечего. Не выколашивайтесь, беритя, – настаивал хозяин.

– Может, сбросишь? Дорого!

– Ишь, какой! Не жмися, я за каждую саблю большие деньги платил.

– Дядя, войди в наше положение! Перевоз, харч, оружие… – жалобно перечислял Фрол траты, зажимая пальцы.

– Зато я вам дешевле отдам ружжо, – нашёлся хозяин.

– А на кой нам оно?

– Пригодится, не гулять идётя. Мне байдуже, а вам жизню спасёть.

Под таким напором Фрол сдался:

– Ну, показывай своё оружие!

Павел открыл сундук:

– Здеся, у рундуке усё для казака нужное. Амуниция, оружие. Вот сабли! Он выложил на стол несколько сабель. Любовно вынимая их из ножен, предложил приятелям посмотреть. Они внимательно разглядывали каждую, трогали лезвие. Фрол заметил неровности на одном:

– Да тут зазубрина!

– И на этом тоже, – обнаружил зазубрины на другом лезвии Степан.

Павел, нисколько не волнуясь, принял возражения покупателей и спокойно проговорил:

– Я и не говорил, что оружие новое. Потому и отдаю так дёшево, что в битвах побывало.

Приятели отложили две более острые сабли с надёжными гардами. Затем продавец достал из сундука старинное ружьё с блестящим от времени и рук владельцев прикладом и тоже положил перед приятелями на стол:

– А вот ружжо!

Фрол нехотя посмотрел:

– Тоже старое.

– Ну, что? Зато пристреленное. Всего рубль! И с полной пороховницей! Как, по рукам?!

Фрол тяжело вздохнул:

– По рукам.

Ударили по рукам. Залаяли собаки.

– Посмотрю, чего гавчуть, заодно и покормлю, – проговорил Павел и вышел из хаты.

Посчитали: три рубля за сабли, рубль за ружьё, гривенник за перевоз и две копейки за еду – всего четыре рубля двенадцать копеек.

Переглянулись. Как достать деньги, если баба наблюдает, и занавеска ей не преграда? Вон, колышется. Степан своим мощным станом загородил Фрола, и тот, влезши чуть ли головой в мешок, отсчитал деньги.

– Что ваша собака три дня не ела? Набросилась на кости, как дикий зверь, прям, чистый волк! – воскликнул, входя в комнату, Павел.

Фрол протянул ему деньги. Тот внимательно изучил монеты, попробовал их на зуб, бережно завернул в тряпицу и спрятал за пазуху. Баба высунулась из-за дерюжки.

– Дядя, а что там, в Задонье? Какая жизнь? – не утерпел, чтобы не спросить, Степан. – Жизня везде, ребяты, одинаковая. Не ты её, так она тебя, – промолвил, хозяин, замыкая сундук, – воля манить многих. Ищуть её, добиваются. А Задонье – степь бескрайняя, реки полноводные, зверь непуганый, птица несчитанная. Но ухо держи востро. Есть разбойники, как везде по Руси и по Дону. Есть черкесы, турки, ногаи, другие племена. Вот что я скажу: надо коней вам раздобыть. Верхи легче. Но у меня продажных коней нету, – вздохнул Павел. Потом ещё раз вздохнул, жалостно посмотрел на приятелей:

– Ладно, пойдём харч собирать. А вы пока побудьте в хате, отдохните.

Павел с женой вышли.

Фрол умостился на лавке, вытянув ноги. На щиколотках в тех местах, где тёрлись кандалы, появились ранки, которые он припорашивал пеплом от костра. Сейчас они воспалились. Но не это его беспокоило.

– Стёпа, Стёпа, не спи, – прошептал он, – хозяева нарочно оставили нас одних, чтобы мы уснули. А потом придут, тюкнут топором, и всё – денежки их. Ты видел эту бабу! Такая и глазом не моргнёт. Правильно сказал Трофим: змеюка! Сучка ярая!

– Да откуда они знают, сколько у тебя денег! Ты так торговался, будто отдавал последние. А потом мне дядька Павел понравился. Толковый мужик. Только молвит странно: вроде и по-нашему, а кой-чего и не понимаю.

– Мы тоже с тобой неодинаково разговариваем. Ты всё как по-писанному говоришь, на «О» нажимаешь.

– Мир большой и разный, – вздохнул Степан.

Он помолился и поцеловал образок. Потом улёгся и одними губами начал свою привычную беседу со Степанидой.

– Опять ведьмачишь? – проворчал Фрол, намереваясь караулить мешок.

За Доном

Лунная дорожка и частые звёзды, отражающиеся в воде, завораживают таинственностью. Тишина. Слышен только лёгкий всплеск воды от весла. Бударка пристала к берегу. Первой из лодки выпрыгнула собака, и за ней – люди.

Фрол с восторгом посмотрел вдаль, пытаясь увидеть новую землю. Но ещё темно и подробности не различимы. Всё равно ликующая радость переполняла его:

– Вот она, воля!

Степан тоже довольно расправил плечи, вздохнул полной грудью, присоединился к Фролу:

– Вольная земля!

Павел, не разделяя их восторга, – для него это будничность, всё же поддержал их:

– Да, ребяты, Задонье! Казакуйтя!

Он стал лицом к степи и, со знанием дела, произнёс обычное напутствие, повторяемое не один десяток раз:

– Слухайтя: будетя идти – чтоб солнце из-за левого плеча. Направо не завертайтя. Там на Мокрой Чубурке староверское селение. Они казаки, в нашей одёже ходять, так же дерутся как мы, саблями и шашками, тольки злые. К себе не подпустять, и даже воды не подадуть. Слева озорують наши казачки́, разбой творять. Вам идти прямо. Апосля, вёрст через семьдесят, явится река, ногаи её называють Е́я или Ея́. Их не разберёшь. Не такая широкая, как Дон-батюшка, но стружки Стеньки Разина в устьице захаживали. За рекой начинается дикая степь, а там и наши, и ногайцы, и татары разныя, и разбойники. До самой Кубани. А за ней сторона Черкесия. Раздобудьтя себе коней, а потом уж выбирайтя место. Кубыть, прибьётеся к кому, к кордону какому-нить, запишитеся в казаки… Ай, наблукаетя, чаю…. Тольки не попадайтеся на глаза ногайцам и татарам, поймають и продадуть туркам в рабство. Они хоть и за нас, но сами по себе. Запомните: только труса пуля и сабля всегда найдуть, а смелого и смерть побоится, сторонкой обойдёть. Ну, бывайтя, помогай вам Бог.

Павел перекрестил приятелей на прощанье, сел в лодку и, не оглядываясь, поплыл к противоположному берегу. Товарищи со смятением посмотрели ему в след.

– Что, Степан, боязно?

– Да, как-то не по себе стало. Незнаемое, неведомое….

– Всё ж лучше, чем ноздри вырвут и на каторгу, – подвёл черту Фрол.

С восходом солнца беглецы тронулись в путь. Пока оно светило сзади, Степан и Фрол шагали довольно бодро, обращая внимание на всё, что встречается на пути. Жёлтая, выгоревшая бесконечная степь: с пожухлой травой, отцветшим ковылём, с редкими балочками в зарослях тёрна, шиповника, калины, бузины. Ближе к полудню – солнце в глаза, знойный ветер, бьющее по ногам сухое перекати-поле, запах терпкой полыни и усталость.

К вечеру встретилась на пути гора на ровном месте. Они даже обошли её вокруг, дивясь её правильному, округлому виду.

– Не иначе люди насыпали. Для чего сей курган, неведомо, – заметил Степан.

– Знамо дело, люди. Для чего-то нужно было. Может быть, на нём дозор стоял, смотрел кругом, чтобы врага не допустить к селению.

– А селение где?

– Враги, наверное, разорили, время тоже не пожалело….

В первый день, любопытство, конечно, преобладало над остальными чувствами. На другой день та же картина: степные дали, непуганые птицы и звери, запахи незнакомых приятелям трав – и снова горячий ветер. Приятели уже не столько глядят по сторонам, сколько вперёд.

– Идём, идём, и ни-че-го, – сокрушается Фрол.

Степан, подозвал разгулявшуюся собаку, в сомнении покачал головой:

– Не сбились?

– А кто ж его знает! Вроде, идём прямо.

Вот из-под ног выпорхнули фазаны, вокруг свистят перепела. Лёгкая добыча! Но приятели не останавливаются. Еда есть, что ещё надо! Водой бы разжиться. Попробовали вчера набрать её из речушки, покрытой плесенью, водорослями, тиной, – бр-р, отрава!

– Смотри, лошадь! – зашептал восхищённо Степан, указывая на курган, опять возникший на горизонте. На его вершине, в блеске утренних лучей солнца, красовался, словно точёный, рыжий конь. – Давай, поймаем! Нам же нужны кони!

Фрол усмехнулся:

– Ай, не поймаем. Ты что не понял? Это дикий конь. Зверь, одним словом. Вот смотри! – Фрол свистнул – и конь в мановенье ока исчез.

Солнце уже в зените. Ни лесочка, ни тенёчка. Сели обедать на солнцепёке, запили тёплой солоноватой водой из Павловой кубышки, и дальше в путь…

Солнце на закате – усталые приятели, изнывающие от зноя и жажды, медленно бредут по выжженной степи, следом плетётся пёс с высунутым языком. И только ночь останавливает их движение. Где тьма застала, там и легли, пожевав остатки засохшего хлеба.

На четвёртый день уже с раннего утра товарищи почувствовали иное дыхание ветра, яростное, обжигающее. Солнце сначала побледнело, а потом и вовсе скрылось за пыльной пеленой. Запершило в горле. Затем стало трудно дышать. Ветер усилился: он жёг кожу, засыпал пылью глаза, нос, рот. Потеряв направление, Фрол и Степан брели наугад, пока не поняли, что сбились с пути. Укрыться было негде, и они, ничего не видя вокруг, продолжали движение вслепую…. Им казалось, что идут бесконечно долго. Хотелось есть, но на пути никакого затишка…. Беспросветная, серая от пыли степь и ветер….ветер…

– Давай, Стёпка, остановимся, – чуть прошептал Фрол.

– Где?

– Да прямо тут, – Фрол в изнеможении опустился на землю, – закроемся одёжей и будем лежать, пока не закончится ветер.

Степан присел рядом, уныло бормоча от безысходности:

– Да, откуда нам знать, когда он закончится!? Пожалуй, занесёт нас песком и пылью, умрём от голода, жажды и никогда не увидим казачьей воли…..

Потом, собравшись с силами, он твёрдо произнёс:

– Нет, надо идти.

Тяжело встав, Степан протянул Фролу руку. Так они и шли, взявшись за руки, навстречу суховею, теряя счёт времени.

Долго ли шли, коротко ли…. И вдруг, как в сказке, перед ними встала рукотворная стена – высокая плотная изгородь, зеленеющая ракитником. Что, кто за ней? Приятели не знали – радоваться им или огорчаться. Но что укрыться от ветра за плетнём смогут, точно. Около получаса шли вдоль него – ни калитки, ни ворот. Тогда они стали кричать:

– Откройте, откройте!

Никого. Им казалось, что здесь, в этом месте, уже были, что идут и кричат по кругу второй раз. И когда их терпение и силы иссякли, неожиданно прямо перед лицами приятелей приоткрылось окошко в плетне, и в нём показалась бородатая личность лет сорока:

– Что надо? Чего взгалчилися?

– Откройте!

– Чего это ради! Кто вы такие?

– Беглые мы. Подались было на Дон, а там уже нет воли. Мы сюда. Пусти спрятаться от ветра – дышать нечем.

– А веры какой?

– Православной.

– Никонианские свиньи, – казак со злостью захлопнул окошко.

– Староверы!1313
  Основу кубанского казачества составили донские казаки-старообрядцы. Их первые группы появляются в Прикубанье до 1692 г., а наиболее массовое пополнение рядов кубанского казачества произошло в конце августа – начале сентября 1708 г., в период подавления восстания К. Булавина. Впоследствии кубанские казаки становятся известны в истории под именем некрасовцев, причём налицо следующая особенность: наименование «кубанские» закрепляется за этими казаками-старообрядцами как во внешней среде, внешних источниках (например, в России, российской делопроизводственной документации), так и внутри данного казачьего новообразования – на уровне индивидуального и коллективного сознания.


[Закрыть] – воскликнули путники, вспомнив предостережения дядьки Павла.

– Как пить дать, оставят нас подыхать! – воскликнул Фрол, перекрикивая шум ветра.

Ветер сёк песчинками лицо и руки, забивал глаза. И Степан в отчаянии заревел во всё горло:

– Люди вы али звери?! Откройте!

– Не откроют, – только успел проговорить Фрол, как перед ними распахнулась калитка, тоже замаскированная под сплошной плетень.

– Входите! – неприветливо пригласил их тот же казак, – суховей пересидите и убирайтеся на все четыре стороны.

Приятели вошли в калитку, следом, поджав хвост, заскочил пёс. За оградой было спокойнее, и не такой жгучий ветер. Первое, что им бросилось в глаза – это чистота и порядок, которые царили в староверском селении. Аккуратные дома с двускатными камышовыми крышами располагались вокруг площади. Несколько домов было больше остальных, наверное, для начальства. Все селяне заняты делом. Кинув беглый взгляд на путников, они продолжали свою работу. Казак пренебрежительно произнёс:

– В дом вас никто не впустить, в пуньку1414
  Летний сарайчик.


[Закрыть], рази что….

Он подвёл Степана и Фрола к сарайчику, открыл аккуратную дверь со смазанными навесами и бросил на пол несколько клоков сена.

– Отдыхайте! Нужду справлять ходите дальше от пуньки, за тот бугор.

– Где у вас можно набрать воды? – спросил Фрол. – Пить хочется.

Бородатый строго взглянул на непрошенных гостей и, молча, вышел.

– Да-а, воды нам не дадут, хорошо хоть хлеб остался, – Степан заглянул в котомку, – и того только на сегодня.

Фрол сел на сено, задрал штанину: на правой ноге воспалилась язва:

– Вишь, уже больно ходить, пекёт. Зола не помогает.

Степан посмотрел на рану:

– Нужен лекарь, иначе заражение начнётся. Так и помереть можно.

– Не каркай, – буркнул Фрол, – подай-ка мне мешок.

Степан подал приятелю мешок. Тот, положил его рядом, прикрыл сеном и вытянул ноги.

– У нас воды ни капельки?

Степан отрицательно качнул головой.

На удивление, вода всё же появилась. Её принёс в деревянном ведре молодой парень. Он тоже неприветливо поздоровался и спросил:

– У вас есть из чего пить? Мы свою посуду осквернять не даём.

– Есть! – радостно воскликнули оба приятеля. Степан снял с пояса кубышку.

Парень отрицательно помотал головой и крикнул кому-то за дверь:

– Давай корыто.

Мальчик лет двенадцати приволок в сарай свинячье корыто, довольно чистое. Парень, наливая в него из кадки воды, приговаривал по-церковнославянски:

– Из рожець, онже ядяхуть свинии. Заблудшие сыны Божии….

– Что он сказал? – Фрол вопросительно посмотрел на Степана.

– Помнишь притчу о блудном сыне? В евангелии? Так вот, этот сын в своих блужданиях ел из корыта, из которого жрали свиньи. Понял?

– Ничего, смотри, вода чистая, прозрачная. Наберём в кубышку, и из неё напьёмся, и Фрол опустил сосуд в воду. Одновременно в корыто сунула морду измученная собака.

Парень двуперстно перекрестился, пришёптывая молитву. Разобрали только «Господи Иисусе, помилуй мя грешнаго», постоял немного – видно хотел что-то сказать, потом резко развернулся и вышел.

Поужинав хлебом с водой, приятели завалились на сено и крепко уснули.

В селении староверов

Наутро суховей не кончился. Очень хотелось выйти из пуньки, но, опасаясь гнева суровых хозяев, высунули только за дверь головы. На улице раскольников было немного. Кто-то шёл по своим делам. Пробежала баба с кулём сухого камыша, прошествовал казак в окружении ребятишек. Он что-то рассказывал, они с уважением внимали ему.

– Смотри, Фрол, как у них чисто, и все деловитые, строгие. Мне у них глянется. Остаться бы здесь.

– Ты им не глянешься. Неужели непонятно? Они нас ненавидят.

– Так, спросить можно. За спрос не отвертят нос.

– Всё у них правильно, а воли тоже нету. Одни запреты, – поморщился Фрол.

К пуньке подходил вчерашний молодой парень. В его руках была коврига хлеба и ведро с водой. Угрюмо поздоровавшись, он передал приятелям хлеб, из карманов достал с десяток огурцов, поменял в корыте воду.

Фрол и Степан вежливо поблагодарили его.

– А зовут тебя, как? – спросил Степан, – я Степан, а это Фрол.

– Антоний, – хмуро ответил парень.

Степан улыбнулся и примирительно проговорил:

– Хорошо живёте, Антоний. Ладно!

– С Богом, с душой в ладу, вот и ладно.

Парень, прошептав свою молитву, перекрестился, спросил:

– Что ж вы никонианской веры, а бегите с Руси? Это нас, христиан истиной веры, гонять отовсюду. Нашу братью – казаков многих пытали и кнутом били и носы и губы резали напрасно, и жен и девиц брали на постели насильно и чинили над ними всякое ругательство, а детей наших, младенцев, по деревьям вешали за ноги. А от веры отцов и дедов мы не отказались, как вы.

– Дело не в вере, Антоний.

Степан задумался и, с натугой подбирая слова, выговорил:

– Воли хочется. На своей земле пахать-сеять. Чтобы никто не мог тебя чести, жизни лишить.

Фрол уважительно посмотрел на товарища и добавил:

– Надоело барину пятки чесать. Понятно?

– Это понятно.

Парень взял ведро и, вздохнув, сказал:

– А мне с вами некогда языком чесать. Вот поговорил, а это грех, и мне нужно теперь искупать его лестовкой1515
  Ле́стовка (уменьшительное от др.-рус. лествица, то есть «лестница») – разновидность чёток у старообрядцев. В отличие от чёток, лестовка внешне напоминает гибкую лестницу и символизирует в старообрядческой традиции лестницу духовного восхождения с земли на Небо.


[Закрыть], земными поклонами с молитвой. И за каждый грех нужно сделать сто поклонов.

– И грешить после такой лестовки не захочется, – понимающе усмехнулся Фрол, – А можно с кем-нибудь из ваших старших поговорить?

– Спрошу, – закрывая дверь, кратко произнёс парень.

– Вишь, какие строгости. Думаешь, придёт кто? Про коней хочу проведать.

– Проведай.

– Солица у тебя есть, моя закончилась? – разрезая пополам огурец, спросил Фрол.

Степан, молча, протянул приятелю тряпицу с солью. Неспокойно было у него на душе. Мучила неопределённость. «Попросили помощи, а сидим, как полоняне. И чего ждать от этих староверов?» – думал он.

На другое утро Антоний привёл своего деда, старого казака Еремея. Фрол лежал, вытянув ноги с изъязвлёнными щиколотками.

– Что у тебя с ногами? – спросил парень.

Еремей многозначительно посмотрел на приятелей и задал вопрос, от ответа на который не увильнёшь:

– За волю или за татьбу?

– За волю, – ответил Фрол, сообразив, что старик понял, откуда раны.

– Пришлю мази, будешь мазать утром и вечером. Если не пропустишь ни дня, болячки заживуть.

– Благодарствую. Замучили совсем. Пеплом присыпаю, а не помогает.

– Пепел тоже разный. Бываеть, что и не помогаеть.

Старик, видно, разбирался в лекарских делах. Он присел на солому. Антоний остался стоять.

– Зачем звали? Об чём гутарить хотели?

– Вы принимаете к себе других людей? – начал Степан.

– Это, смотря каких. Истиной веры принимаем. Или тех, кто готов принять нашу веру, подчиняться нашим законам, жить праведно.

– А убить человека по вашей вере можно?

– На войне врага можно. И так, в отдельных случаях, допускается.

Один человек убил очень много виноватых и невинных людей. И решил больше этого не делать. Пошёл к священнику и спросил, какое ему за это будя положено наказание. Тот велел надеть на этого лихого человека кандалы и сказал, что когда Бог простить его, вериги сами отпадуть. Ходил этот лихой человек от одной станицы к другой, и встретил женшшину, она ему и говорить:

– Я эту станицу испортила, сейчас пойду другую портить!

И пошла. Понял он, что она колдунья, и решил, что он столько людей погубил, а она их, сколько ишшо сгубить. Окликнул он её, вроде, подожди, догнал и задушил цепями. Цепи тут с него и упали. Он пошёл к попу, тот ему и сказал:

– Господь простил тебе грехи за то, что ты убил ведьму.

– То есть, если убить колдуна или ведьму, то с себя очень много грехов можно свести? – удивился Степан.

– Конечно. Только каждодневно всё равно надобно лестовки творить. Искупать всё новые грехи. Ведь рядом с человеком летаеть два ангела: один хорошие дела записываеть, а другой – плохие. И когда человек окажется на Судном дне, ангелы будуть зачитывать по очереди хорошие и плохие дела. И сами понимаете, кому дорога в рай, а кому – в ад.

– А если убить просто человека, врага?

– Не на войне? Нет, нельзя. Только, если исполняешь наказание по решению круга: казнишь за брак с иноверцами, за разбой, грабёж, убийство. За это у нас – смерть. Если сын или дочь подняли руку на родителев – смерть. И кому-то надо исполнять наказание преступивших наш закон людей. Только этот грех убийства искупается палачом лестовкой.

– Строго! – удивился Фрол, – А коней у вас можно купить?

– Нет. Мы снимаемся с места. Скоро и эти земли будуть царские, договорилася царица с турками. Дозоры выставляеть. Наши единоверцы давно ушли за Кубань. А теперь и мы пойдём. Потому и коней вам продать не можем – самим нужны.

– Вас поэтому гулебщиками зовут?

– А как бы не звали. Истинной веры мы. Остальные неправедные перед Богом.

Уходя, Еремей напомнил:

– Завтрева моя бабка принесёть вам мази.

Ветер не стихал. Фролу надоела пунька. Уже все лозинки-прутики рассмотрел и сосчитал в ней.

– Эх, не спросили мы, сколько суховеи длятся. Три дня уже сидим тут. Я посмотрю, не тишится ли ветер.

– Что смотреть. В ночь мы всё равно не пойдём. Дождёмся утра.

– Степан, пошли по нужде сбегаем.

– Да что тебе неймётся, ходили уже.

Фрол накинул на плечо мешок.

– Так, я пошёл.

– Мешок-то оставь. Увидят, что ты по нужде с мешком ходишь, отымут, да ещё изобьют, чего хорошего.

Фрол снял с плеча мешок и, присыпав его сеном, выскользнул за дверь. На улице было сумрачно от пыли – солнца не видно. Даже здесь, в ограде, ощущалось горячее движение воздуха. Фрол огляделся. Было безлюдно. Только навстречу гнала коз девка.

Фрол остолбенел. Никогда он такой красы не видал: глаза чёрные, глубокие, ресницы чуть ли не до писаных бровей достают. Правда, нос и рот были закрыты повязкой, от пыли. Зато фигура до того статная: талия, бёдра, грудь…. И ростом чуть ли не с самого Фрола. Он чувствовал, что надо что-то сказать. Уйдёт же! Но всегда бойкий на язык, на этот раз он лишился дара речи. И стопы ног будто приросли к земле. Он промычал что-то невразумительное. Девица даже не посмотрела на него.

Вот она уже поравнялась с ним. И тут только его члены обрели подвижность.

– Как величают такую красу писаную? – с восхищением спросил.

Девица взглянула на Фрола. Он заметил в её глазах интерес. Или хотел заметить? Тут же превратившись в разбитного малого, каким он и был с девками, Фрол подскочил к красавице:

– Меня Фролом зовут, а тебя как величают?

– Мне нельзя с тобой гутарить, – промолвила девица и, опустив глаза к долу, добавила, – ты неправедный, никонианец.

Фрол весело рассмеялся:

– Ну и что? Никонианец не мужчина разве?

– Грешник, – тихо произнесла она и продолжила путь.

– Сотворим грех вместе, – Фрол последовал за девицей, схватил её за руку и опять засмеялся, – а потом ты лестовками отмолишь его.

Но тут из одного из дворов вылетел молодой казак с плетью. Он схватил девку за косу, пригнул к земле и поднял плеть.

Она пала на колени:

– Братец, Христом Богом прошу, прости!

Фрол, видя готовящуюся расправу, не выдержал. Он подбежал к парню и схватил его за руку:

– Ты почто девку обижаешь?

– Отойди, – сквозь зубы проговорил казак, – а то…

– Что, а то?

Парень махнул головой в сторону. Фрол обернулся. К нему приближалась целая толпа разъярённых мужчин, которые тут же принялись его колотить.

Как не увиливал Фрол от ударов, как не подпрыгивал и не пытался убежать, они обложили его, будто волка. Били со знанием дела, с протягом. Сколько ударов пришлось на его спину и ноги – не счесть. И вот уже Фрол, истекая кровью, лежит в дорожной пыли. Ещё пара ударов, и конец…. Не выдержать…. Но тут подоспел Еремей.

– Не берите, ребяты, на себя грех смертоубийства, – строго произнёс старик, – лучше выбросите этих собак в степь, пущай сами сдохнуть, греховодники.

Казаки послушались старика, подхватили за руки-ноги ухажёра и кинули за плетень.

Когда он пришёл в себя, по-прежнему дул ветер, рядом на земле сидел Степан, закрыв от пыли руками лицо. К нему ластился пёс. Фрол застонал.

– Ах ты, кобелиное отродье! – откликнулся Степан. – Что ты полез к девке? Мы были там и так на птичьих правах, а ты ещё и грешить вздумал. Казаки так разъярились, что схватили меня и вышвырнули, как вшивого котёнка, за ограду.

– И тебя побили?

Степан вздохнул:

– Звери истые, а я ещё хотел с ними поладить. Хорошо, что следом мешки выбросили.

– И мой?

– Я ж сказал – мешки!

– Слава Богу! – обрадовался Фрол, – целёхонько моё достояние.

Он, стеная, подполз к мешку, обхватил его руками, погладил и мечтательно произнёс:

– А всё-таки девка – краса писаная!

– Тьфу! – плюнул Степан, – кто о чём, а о голый о бане.