Текст книги "Реквием по любви. Грехи отцов"

Взгляд Матвея, неотрывно скользящий по ее лицу, выражал гораздо больше эмоций, нежели эта скупая фраза. И от этой искренности Лизавете стало дурно.

О! Нетрудно догадаться, о каком соблазне он толковал. Им была она. Собственной персоной!

Лиза неосознанно шагнула за спину Дане в поисках поддержки.

– Отчего же сейчас передумал? – тихий шепот слетел с ее пересохших губ.

– Обувь, Лиза! – рыкнул Матвей нетерпеливо. – Все вопросы потом.

Зашнуровать кроссовки дрожащими непослушными пальцами, как оказалось, не самая легкая задача. Лиза с ней, конечно же, справилась, но не столь быстро, как планировала. Для занятий Матвей выбрал во дворе небольшой участок, заросший мелкой густой травой. Вероятно, подстраховался на случай ее падения. Ведь за ее содранные колени и сбитые локти отвечать ему придется перед самим Похомом!

Стоя прямо напротив в воинственной позе – ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди – Лиза сурово погладывала на мужчину снизу вверх, даже не представляя, чего ожидать от него в следующий миг. Потому и следила за ним внимательно, страшась моргнуть лишний раз.

– Как давно ты занимаешься танцами?

Она встрепенулась от внезапного вопроса. Неопределенно пожала плечами, не понимая, какое ему дело.

– Более десяти лет.

Верещагин понимающе кивнул.

– Краем глаза видел вашу тренировку. Должен признать, чувствуется уровень. Такие качества, как реакция, выносливость, гибкость и общая физическая подготовка, играют тебе на руку. А комплекция и внешний вид… ни у кого и мысли не возникнет, что ты в состоянии дать отпор обидчику.

Странные эмоции наполнили нутро. Противоречивые. И похвала вроде, да только со вкусом горечи.

– Я и не в состоянии… пока еще.

– Вот уж не сказал бы. С Решетниковым ты разделалась. Сама!

Лизавета сдержанно улыбнулась. Хоть убей, а его энтузиазма по этому поводу она не разделяла. Верещагин буквально вперился в девушку пытливым взглядом:

– Только вот… как? Как тебе это удалось? Борзый некоторым хитростям научил?

Даже от косвенного упоминания о муже сердце ухнуло куда-то вниз и забилось быстро-быстро. Порывисто втянув в себя спасительный кислород, Лиза выпалила на выдохе:

– Нет. Просто… однажды он дрался при мне… и я… выходит, что запомнила. А в случае с Толей… просто повторила. Память хорошая. И зрительная, и механическая.

Вновь уверенный кивок. Обычная констатация факта. Не более.

Затем, немного поразмыслив, мужчина достал из кобуры пистолет и направил прямо на нее. Странное дело, Дмитрий в их первую встречу сделал нечто похожее, но ее реакция тогда существенно отличалась. Лиза была спокойна, как будто знала, что Похомов не способен причинить ей вред. Сейчас же от страха не только язык онемел – даже пальцы ног одеревенели!

– Огнестрельное оружие, – заговорил Матвей тоном наставника. Еле заметным движением он извлек полный магазин с патронами и поместил его в задний карман джинсовых брюк, а после продолжил более задумчиво: – Для кого дар, для кого… проклятье.

Это уж точно!

– Перехвати либо выбей! – озвучил он ей первое задание.

Лиза скривилась:

– Серьезно? Вместо того, чтобы учиться более полезным вещам и приемам, я должна изучать вот…

– Ты должна закрыть свой рот и не обсуждать мои приказы!

От его ледяного тона мороз пробежал по коже. Как еще инеем не покрылась!

– Мы будем изучать, что я скажу, когда я скажу и так, как я скажу! Вопросы?

– Да, есть один! – Щеки полыхнули гневным румянцем. – Какого черта ты на меня орешь?

Матвей закрыл глаза, словно пытался таким образом взять себя в руки и не всыпать ей по первое число за дерзость.

– Глупышка, – выдохнул Верещагин в какой-то момент. – Мы начинаем с самого необходимого, хоть тебе и кажется совершенно обратное. Если тебе так будет проще, что ж, давай смоделируем ситуацию. Представь, что ты все еще там. С ним. А в его обойме не четыре патрона, от которых ты сообразила избавиться, а все восемь. И прежде, чем ты успеешь выпустить все их в потолок, он тебя вырубит.

Лизавета нервно сглотнула. За свое поведение стало очень стыдно.

– Я… поняла. Не надо… моделировать.

– Вот и умница! – удовлетворенно улыбнулся Матвей, снова направляя на нее оружие. – Установка все та же. Перехвати либо выбей.

Она не знала, с чего начать. Самый настоящий ступор!

– И как мне это сделать?

– Как угодно. Без ограничений. После нескольких попыток я покажу верную технику выполнения данного приема. И пока ты не доведешь ее до автоматизма, не отпечатаешь на своей подкорке, подобно таблице умножения, я не позволю тебе даже присесть!

Приезд Аркадия Михайловича спустя пару часов их тренировки стал настоящим спасением. Никогда прежде Лиза так не радовалась его появлению, как сейчас. Девушка от усталости еле переставляла ноги и едва ворочала языком. Однако вся эйфория сошла на нет, стоило узнать цель визита старшего Похомова. Он, коротко поприветствовав, протянул девушке небольшой бумажный пакет, наполненный тестами на беременность различных марок. Без особого труда она насчитала одиннадцать коробочек. В горле ком встал, сдавливая гортань. Казалось, горечь обиды разлилась даже по венам.

Ладно! Одиннадцать так одиннадцать! Чтобы уж наверняка!

Демонстративно развернувшись, Лиза зашагала в сторону уличного туалета, прихватив с собой пластиковую кружку. Она использовала их все! Вымещая злость на неповинных предметах, кромсала упаковки, не жалея сил. Даже не заметила, в какой момент порезала бумагой палец! Потом Лиза поочередно окунула тесты в жидкость согласно инструкции, кусая от волнения собственные губы. Когда те закончились, разве что не с ноги распахнула дверь. Похомова нашла в беседке вместе с бабушкой и братьями Верещагиными. Не справившись с эмоциями, швырнула все свое богатство прямо на стол и, рухнув на скамейку, разревелась, как последняя дура! Навзрыд, чем несказанно перепугала Аркадия Михайловича. Почувствовав себя в кольце его рук, Лиза заплакала еще громче. Еще отчаяннее. И услышала его успокаивающий шепот:

– Ну, чего ты, олененочек? Не страшно же совсем!

– Вы не понимаете! – уставилась она на него покрасневшими глазами. – У меня все не как у людей! Я даже забеременеть по-человечески не смогла!

– Поверь, Лиза… оно к лучшему.

– Конечно! Ведь нет на свете силы, которая привязала бы вашего сына ко мне крепче, чем наш с ним ребенок. Да? – зачем-то повторила Лиза недавние слова Дмитрия. – Я знаю это и без вас!

Сколько времени прошло, пока она успокоилась, неизвестно. Похомов все еще прижимал к себе ее подрагивающее тело. Возможно, бред воспаленного сознания, но Лизе показалось, что он нежно называл ее дочкой, шепча тихонько на ухо ласковые слова.

– А почему одна отличается? – привлек к себе внимание Данила, увлеченно разглядывая разложенный на столе веер из тестов. – Так должно быть?

Невидящим взглядом девушка уставилась на единственный тест, на котором красовались две полоски, лихорадочно припоминая, что на одной из коробочек мельком видела надпись «сверхчувствительный».

Возможно ли? Она тут же запретила себе надеяться. Один против десяти? Смешно!

– Что это значит? – раздался напряженный голос Аркадия Михайловича.

– Ничего. – Лиза вытерла лицо тыльной стороной ладони. – Иногда бывают осечки. Бракованный попался. Наверное…

Поддавшись порыву, она вскочила на ноги и яростно смела все тест-полоски на дощатый пол.

– Видеть их не могу!

* * *

– Бульона отварить, Лизонька?

– Не хочу.

– Разве можно так, ягодка? – ужаснулась Валентина Степановна. – Вчера ни крошки во рту не было. Сегодня полдень уже, а ты еще не вставала…

Несмотря на явное желание растормошить внучку во что бы то ни стоило, бабушка присела на край постели. Самой себе противореча, заботливо поправила одеяло, вкладывая в банальный жест столько нежности и тепла, что в глазах у Лизы вновь защипало.

Она перехватила бабушкину шероховатую ладонь и прижалась к ней губами, выражая благодарность.

– Не суетись, пожалуйста. Я не голодна, – сказала Лиза.

Похоже, у Лизы развивалась самая настоящая депрессия. Весь следующий день после визита Аркадия Михайловича она провела в своей комнате. В кровати. Не ела. Не пила. На звонки не отвечала. Будто во времени потерялась. Иногда рыдала навзрыд, до икоты, и ничего поделать с собой не могла. Да что там, она элементарно причин своего состояния не понимала! А порой, наплакавшись, так и засыпала, уткнувшись в подушку. Даже грозный Матвей разводил руками, понимая, что не в силах ни успокоить ее толком, ни на тренировку вытащить, не навредив при этом еще больше. Словом, оставили девушку в покое все. Только не бабуля – она постоянно приходила. Разговаривала, даже если Лиза просто молчала. Главное ведь – слушала.

– Что тревожит-то тебя? Что мучит? Словно в бреду мечешься…

Очередной поток слез хлынул внезапно, оставляя на лице мокрые следы.

– Ну, полно, доченька! – нежно погладила по голове бабушка. – Неужто так душа терзается, что не понесла от него?

Лизавета вздрогнула от столь неожиданного и очень даже сокровенного вопроса. Словно ото сна очнувшись, вытерла насухо лицо и пару раз шмыгнула забитым носом.

– Не говори глупости, ба!

– Знаешь, на все воля Божья. Не сейчас, так… возможно, позже родишь… ему.

Что-то в ее тоне – обреченном, горьком, но снисходительном – заставило девушку мгновенно взбодриться. Откинув одеяло, Лиза села рядом с бабушкой, на самый край. Спустила ноги на пол.

– Не рожу! Нас больше нет… сколько можно повторять?

Ее возмущение вроде и выглядело натуральным, но бабушку все же никак не тронуло. Совершенно.

– М-м-м! – закачала та головой. – Я хоть и стара… но не слепа.

– Хватит намеков! Говори прямо.

Валентина Степановна, напротив, сохраняла молчание. Губы ее подрагивали, а глаза неестественно блестели. Стало ясно, что разговор дается ей нелегко. Да и на душе, вероятно, тоже гадко. Тяжело вздохнув, она извлекла кое-что из кармана передника и осторожно вложила в раскрытую ладонь внучки. Странное дело, вроде и предмет комнатной температуры, тем не менее металл обжег кожу. Лиза не сразу поняла, что держит в руках. На осознание ушло несколько секунд. А когда распознала, едва не выронила из дрожащих пальцев.

Зажигалка, с которой Дима никогда не расставался! Подарок от Аркадия Михайловича. Господи! Как она у нее оказалась?

Лиза буквально чувствовала, что, несмотря на летний зной, покрывается холодным потом. Сердце в груди колотилось точно сумасшедшее, заставляя дышать глубже и надрывнее.

– Что это? – Она отвела взгляд, испытывая отвращение к себе оттого, что приходится лгать самому близкому человеку.

– Ты мне скажи, Лизонька. У тебя под кроватью нашла несколько дней назад.

Выронил! Все же выронил!

– В мою комнату заходил только Андрей. Спрошу у нег…

– Андрюша не курит.

Все слова канули в бездну, а язык… будто бы онемел. Не в состоянии оказалась ничего правдоподобного придумать. Да и хотелось ли?

– Не отпустит он тебя, дочка. Сердцем чую.

– Бабуль, я…

– Думала, не сыскать на свете человека упрямее твоего отца. Ан нет! Есть таков…

– Перестань, прошу тебя!

– Люди в моем возрасте плохо спят ночами, ягодка. Да и просыпаются задолго до рассвета. Видела я вас. Как уходили… видела.

Ее слова в тишине комнаты прозвучали как приговор. Напряжение достигло наивысшей точки. Тревога, копившаяся внутри так долго, наконец выплеснулась наружу. Настойчиво игнорируя еле различимые рвотные позывы, спровоцированные незапланированным голодом, Лиза вскочила на ноги. Истерический хохот девушки огласил замкнутое пространство спальни.

Конец! Это конец!

Подобно раненому, загнанному в угол зверю она принялась беспокойно мерить шагами помещение, будто подсознательно пыталась найти выход из столь непростой ситуации.

– Ошиблась ты! – прохрипела Лиза затравленно. – Не могла видеть. Никого не было… а зажигалка…

– Коршуном над тобой вьется. – Валентина Степановна продолжала говорить, совершенно не реагируя на Лизы слова. Не замечая смятения, в котором та сейчас пребывала. – Каждый твой жест… каждый взгляд тут же приковывает его внимание. Все замечает! Зоркий. Коршун, как есть.

Лизу потряхивало, да так, что ноги не держали. Еле до бабушки доковыляла и осела на пол подле нее, цепляясь ногтями за подол длиной юбки.

– Не суди меня… пожалуйста.

– Не стану, – прозвучало спустя целую вечность.

– Я ведь люблю…

– Не любовь это, – осадила бабушка строго. – Болезнь! Одержимость!

– Пусть так. Но в нем мое лекарство.

Валентина Степановна недовольно буркнула себе под нос:

– Любовь они придумали! Эка невидаль!

Девушка вся подобралась под ее внимательным и очень проницательным взглядом.

– Ты… расскажешь им? – Сердце будто стальными прутьями стянуло. Щемило. Давило. Выворачивало. – Так ведь?

Теперь уже старушка возмущенно воскликнула, всплеснув руками:

– Что же я, никак изувер какой? Своей кровиночке вредить и мальчонке жизнь калечить? Да меня за такой грех на тот свет не примут!

Лиза не смогла сдержаться – прыснула, давясь от смеха. Только ее бабушка могла назвать мальчонкой мужчину, перед которым даже Даня заикался! А когда успокоилась наконец, ласково прижалась щекой к ее коленям.

– Пусть не принимают. Никогда!

– Чудная ты у меня все же. Ничего вечного нет. Однажды и меня землица пригреет.

Кожа покрылась крупными мурашками размером разве что не с муху! Пробрало Лизавету до глубины души.

– А ты будь! – выдавила она, натянуто улыбаясь через силу. – Будь вечной. Я тебя… очень люблю.

– Ой ты ж батюшки. – Бабушка в который раз провела скрюченной от старости рукой по ее густым растрепанным волосам. – Внученька моя!

– Спасибо, что приняла… его. Диму. И что на нашей стороне. Теперь, когда мне не нужно тебе лгать, я вновь чувствую себя очень сильной. И свободной.

Так они и сидели в тишине – Бог знает сколько времени. Будто пытаясь передать друг другу свою жизненную энергию, окутать теплом, которое может подарить лишь семья.

– Знаешь, – поделилась Лиза нахлынувшим воспоминанием, – мы с ним случайно познакомились. После… некоторых событий, произошедших в тот вечер, он одолжил мне пиджак, в котором я уехала домой. А в кармане забыл эту самую зажигалку. Так и нашел меня.

– Ой! Наплел с три короба, а она и уши развесила! – Бабушка заливисто засмеялась. – Да подсказал ему кто-то твой адрес. По зажигалке! Ага!

– Серьезно, ба. Эту зажигалку Диме подарил отец. А чтобы всегда знать, где находится сын и иметь возможность помочь в трудную минуту, он встроил туда… маячок!

На последнем слове Лиза запнулась и подскочила на ноги, точно ведро ледяной воды на нее опрокинули! Маячок! Если Похомов-старший надумает проверить, где сейчас Дмитрий…

Господи, спаси их головы!

Лиза метнулась к выходу, не понимая до конца, что будет делать в конечном итоге. Двигалась на инстинктах. Оказавшись во дворе, зажмурилась от яркого солнца – ее ослепило на миг.

– Даня? – позвала девушка довольно громко. – Данечка?

Ответом был удивленный свист и не менее ошарашенный ее внешним видом взгляд Матвея и Петра Петровича. Лиза мысленно отметила, что Ювелир начал наведываться к ним и днем, не опасаясь более быть замеченным.

– Так спит он, – ответил незамедлительно Алмазов. – После суток же…

– Я за него! – крикнул вслед Матвей. – Чего тебе?

Проигнорировав вопрос, девушка продолжила свой путь.

В дом деда Мити Лиза не просто вбежала. Нет. Влетела, едва касаясь земли.

– Даня? – окликнула она дрожащим голосом, заглядывая во все комнаты.

Верещагина нашла в самой дальней. Мужчина проворно натягивал джинсы.

Смерив ее внимательным взглядом, он оставил в покое свою расстегнутую ширинку.

– Что стряслось?

– Борзый обронил зажигалку у меня под кроватью, – набрав полные легкие воздуха, Лиза продолжила: – Теперь Похом догадается, что Дима был здесь… если уже не догадался!

– Ты сейчас серьезно? – Слегка прищуренный взгляд выдавал зарождающееся в Дане раздражение. Что и подтвердилось в следующий миг. Резким движением он сдернул с себя брюки и улегся обратно в постель. – Имей совесть! Я уснул меньше часа назад!

– Даня! – Лиза вцепилась в одеяло яростно, всячески мешая Верещагину укрыться. – В ней установлен маячок, который отследить может и Дима, и Аркадий Михайлович!

Мужчина оценил ситуацию здраво. Было заметно, что сон с него как рукой сняло.

В гнетущей тишине хлопнула входная дверь, привлекая внимание обоих. И если Даня лишь нахмурился, то Лизу тряхануло, как трусливого кролика.

– Давай сюда. Живее! – скомандовал Верещагин.

Дрожа, как осиновый лист на ветру, она передала Дане свою находку.

– Его необходимо деактивировать, и чем быстрее, тем лучше! Мне нужно время. Задержи их.

– Я? – пискнула Лиза от страха.

– А кто, я, что ли? – зашипел он вполголоса. – У тебя и наряд подходящий!

– А?

Не объясняя более ничего, мужчина вытолкал ее за дверь. Спустя несколько совершенно ошалевших ударов сердца Лиза услышала тяжелые шаги. Вскоре перед ней предстал Матвей.

Он хранил молчание. И когда разглядывал ее с головы до пят с абсолютно непроницаемым выражением лица, и когда подошел почти вплотную. Девушка задышала часто-часто, жадно втягивая в себя воздух, не зная, чего вообще ожидать от этого человека.

– Даня… он одевается, – выпалила она, когда Верещагин полоснул взбешенным донельзя взглядом по двери за ее спиной. – Скоро выйдет.

Матвей отодвинул Лизу со своего пути без особых усилий, словно она ничего не весила. От страха у нее поджилки, что называется, затряслись. Все оказалось под угрозой срыва.

Оттого и действовала Лиза чисто интуитивно. Прикусив губу, вложила свою заледеневшую ладонь в его огромную ручищу и крепко сжала. Привлекая внимание. Останавливая.

– Пого… вори со мной. Пожалуйста!

Столь простое прикосновение заставило Матвея вздрогнуть всем телом. Он даже не пытался скрыть свою реакцию и изумление. Еще бы! Впервые она пошла на физический контакт. Сама! Медленно… чертовски медленно он развернулся. Его взгляд оказался колючим. Пронизанным болью и сомнением. Пропитанным ими – хоть выжимай!

– О чем, моя хорошая? – ответил мужчина безжизненным металлическим голосом, удерживая ее обескураженный взгляд.

– О чем угодно…

– Хм! – Он пожал плечами. – Скажи, что происходит у тебя с моим братом?

– Ничего. Правда!

– А с Похомовым?

– Тоже уже ничего… с одной-единственной разницей. Его я все еще люблю!

Мужчина зашипел и отвернулся. А затем проскрипел, едва сдерживая эмоции:

– Почему он, Лиза? Почему самый… неуправляемый, и самый безбашенный из нас?

Она чуть собственной слюной не подавилась.

– Давай закроем эту тему?

– А давай! Только для начала хотелось бы… – Матвей приблизился вплотную, буквально пожирая ее взглядом… – попросить кое о чем!

– О чем?

– Лиза… Я тебя умоляю! Оденься!

– Чего?

– Кто защитит тебя, если я сорвусь? А? Ты же убиваешь меня, девочка! Дразнишь, искушаешь. Прекрати ходить в трусах!

Цепенея от первобытного ужаса, Лиза поняла, что стоит перед ним в ночной хлопковой пижаме, состоящей из короткого топа на бретелях и шортиков, больше напоминающих нижнее белье.

Опомнившись, она отдернула руку, точно обожглась.

– Извини! Я… я это не специально, – бросила девушка взволнованно, спешно покидая комнату.

Глава 4

– Здравствуйте, Сергей Николаевич!

Алмазова лучезарно улыбнулась начальнику службы безопасности Гордеевых, любезно открывшему тяжелую дверь, пропуская девушку во двор.

– Рад встрече, Сонечка!

– Как дела? – Она обвела выразительным взглядом немалые гордеевские владения. – В Багдаде все спокойно?

– Иного Алексей Владимирович не потерпел бы! – отозвался мужчина, хохоча. – Все на высшем уровне. Не беспокойтесь.

– Судя по машине перед домом, у Андрея гости?

– Так и есть. Девушка его, Виктория, пожаловала.

Соня вновь ощутила легкую нотку грусти и ревности. Чувство странное и до такой степени неприятное, что зубы сводит!

Сложно было осознавать, что в его жизни кроме них с Лизой появился кто-то еще.

– Скажите, Сергей Николаевич, и часто она здесь отирается? – выпалила Соня не подумав.

– Да уж нередко, – кивнул он. – Частенько.

– Легкой вам работы! – Алмазова улыбнулась напоследок, уверенно направляясь к дому по мощеной дорожке.

Ее окликнули в тот же миг, заставив обернуться:

– Сонечка, погодите. Думаю, стоит предупредить молодого хозяина на ваш счет… вдруг он… занят.

С каких это пор нужно предупреждать?

– О, не переживайте! Если застану их бегающих по дому с голым задом, непременно обматерю и заставлю одеться!

Особняк встретил Соню летящим в сторону двери предметом, от которого благодаря природной реакции она успела увернуться. А вот ваза, врезавшись в дверь, превратилась в груду осколков. Алмазова уже собиралась завопить, выражая всю степень своего недовольства и величайшего охренения, когда увидела виновников торжества. Вика с краснющими зареванными глазами, пребывая в самой настоящей истерике, кричала на Гордеева, швыряя в него все, что под руку попадало. Огромное счастье, что по большему счету это были диванные подушки!

– Скотина!

– Ты что творишь? – не уступал по экспрессии друг. – Сказать, за какую часть тела меня подвесит брат из-за этой вазы?

– Так тебе и надо! – срывающимся голосом продолжала Вика. – Как надоест висеть, скинь СМС! Возмещу ущерб!

Соню затрясло. Она совершенно ничего не понимала, но обрушившийся на нее шквал эмоций, исходящий от обоих, прочувствовала сполна.

– Ты же обе…щал! – начала заикаться, давясь слезами, Соколовская. – Обещал, что пока меня… пока со мной… как ты мог?

– Почему ты меня не слышишь? – не на шутку вспылил Андрей, сурово сдвинув брови. – Сколько раз я должен повторить?

Девушке стало ясно лишь одно: ее приход остался незамеченным обоими, так как прерываться они явно не планировали. А потому Соня вновь открыла дверь и шибанула ей с такой силой, что казалось, затряслись даже стены. Отлично! Внимания она определенно добилась – две пары глаз ошарашенно уставились на ее далеко не скромную персону.

– Хотела бы я знать, – прошипела Алмазова грозно, – какого, спрашивается, черта здесь происходит?

– Соня?..

– Слава богу, ты пришла! – с облегчением выдохнул Андрей. – Клянусь, эта сумасшедшая девчонка меня едва не угробила!

– Гордеев! Это она МЕНЯ едва не угробила! – В крови все еще плескался адреналин, а потому Соня возмущенно насупилась, указывая на груду стекла у своих ног. – Меня и будущего наследника доброй половины твоего состояния!

– Прости. – Вика побледнела и тут же обессиленно рухнула в ближайшее кресло, чтобы вновь разрыдаться. Да так, словно у нее умер кто-то. – Пожалуйста, прости…

Терпению Сони пришел конец. Она осуждающе покачала головой и, швырнув в друга дамской сумочкой, направилась к Соколовской, искренне желая утешить. Плевать, что это совершенно противоречило ее же недавней вспышке ревности.

– Что произошло? – Алмазова, опустившись на корточки подле одногруппницы, пытливо вглядывалась в ее лицо. – Расскажешь?

Вика колебалась.

– Хватит реветь, Соколовская! У Гордеевых тут антиквариат, вообще-то. А он влаги боится, – попыталась пошутить Соня.

Кажется, последние слова возымели действие. Девушка перестала всхлипывать и, постепенно возвращая себе контроль, старалась вытереть слезы собственным топиком.

Вот и хорошо. Вот и славно.

– Он мне… изменил, – сообщила Вика скрипучим безжизненным голосом. – Я хочу сдохнуть, Соня! И совершенно не понимаю, за что этого… этого…

– Спокойно! – прервала Алмазова девушку на середине фразы, предотвращая тем самым новую волну оскорблений. Соня резко распрямилась, игнорируя легкое головокружение, все еще сомневаясь, устремила острый взгляд на друга. – Серьезно, что ли? Как же это низко, Дрю!

Гордеев, не щадя себя ни капли, приложился кулаком о ближайшую стену.

– И ты туда же? – спросил он яростно и обиженно. – Говорю в сотый раз, мой дружок штаны покидал только в ЕЕ присутствии и бесценный генофонд Гордеевых растрачивал тоже только на НЕЕ!

Будь ситуация иной, Соня от подобной фразы уже каталась бы по полу, сотрясая воздух диким хохотом. Теперь же из последних сил держалась, дабы не задеть чувства Виктории.

– Врет он все! – воскликнула последняя, торопливо извлекая из кармана брюк мобильник. – Примерно неделю назад нас, гуляющих в парке за ручку, увидела Катька Ларионова. В тот же вечер прислала ему сообщение, предлагая сделать самый горячий, самый сладкий горловой минет в его жизни! И как ты думаешь, он поступил?

Соня лишь развела руками:

– Отказался?

– Нет! Он просто промолчал! Промолчал! Каждая девушка знает: молчание – знак согласия.

– Да нафига мне ей отвечать? – возмутился молодой человек. – Я ее тут же в черный список киданул! Тебе мало?

– Вот, – протянула Алмазовой телефон. – Он уехал якобы к Лизе, и в тот же вечер я получаю от Ларионовой это!

– Что там?

– Фото процесса…

– Я не переживу этого зрелища, знаешь ли!

– Самую пикантную его часть я замазала.

Деваться некуда. Соня взяла мобильник в руки. Действительно Ларионова и Дрю.

Его шрамик на руке. Его часы. Его шорты. Его ядовито-зеленые «найки» на ногах.

Так мерзко на душе стало. Неужели все мужики одинаковы? Неужели и он не исключение. Телефон едва не выпал из ослабевших пальцев. Вовремя передала хозяйке. И тут Вика разрыдалась еще сильнее. От этих воплей душу наизнанку выворачивало. Показалось на миг, что в глазах одногруппницы все еще теплилась надежда, что на фото не Андрей. Хотелось девочке, мечталось до одури, чтобы Соня не признала в парне на фото своего друга. Но врать она не собиралась. Впрочем, как и Гордееву в глаза смотреть.

– Погоди, – произнесла Соня задумчиво. – Андрей действительно приезжал к Лизе. Я ведь была с ним!

– Да неужели? – фыркнул друг.

Соколовская нахмурилась, пытаясь выстроить в своей голове логическую цепочку. А Алмазова вдруг щелкнула себя ладошкой по лбу.

– Нет, ну как можно быть такой дурой! – затараторила она, почти забывая дышать. – Такие кроссовки были в моде два года назад. Их у Андрея давно нет. Это очень старое фото!

* * *

Оставив ребят одних для серьезного разговора, Соня заглянула на кухню, где сделала пару жадных глотков холодной воды, прежде чем направиться в кабинет Алексея. Зачем? Она сама толком не понимала. Просто скучала и хотела быть ближе к своему мужчине. К вещам, которыми он себя окружил. А еще она отчаянно желала его узнать получше. Увидеть фотографии. Детские. Юношеские.

Словом, едва очутилась в царстве документов, книг и полок, Соня принялась рыскать с усердием бывалого шпиона. Когда в руках оказался старинный альбом в потрепанном переплете, радости не было предела. Уже спустя несколько минут девушка развалилась на постели Алексея, с головой погружаясь в историю семьи.

Странно. Мать Алексея выглядела блекло и невзрачно на фоне своего мужа – брутального красавца. Однако огромные добрые глаза на пол-лица придавали женщине загадочности. Выяснилось, что Андрей похож на отца гораздо больше старшего брата. Соня хмыкнула, обводя пальчиком контуры лица щекастого мальчугана.

Яркая подпись гласила:

«Лешеньке четыре годика».

А на кого станет похож их малыш?

Он взрослел. Менялся на каждом фото. Но всегда улыбчивый. Жизнерадостный. Всегда… с матерью. Вот ему уже десять, и он, замерев от восторга, держит на руках новорожденного Андрея. От увиденной картины в горле встал ком. Думал ли он в тот момент, что спустя каких-то восемь лет ему придется стать всем для братишки?

Отчаянно захотелось услышать его голос – и прямо сейчас. Не желая отказывать себе в удовольствии, Соня проворно набрала номер по памяти и услышала: «Аппарат находится вне зоны действия сети…»

Нехорошее предчувствие скрутило внутренности точно стальной пружиной, мешая сделать полноценный вздох. Лешик всегда, ВСЕГДА был в сети!

Предаваться безмятежному разглядыванию альбома сразу расхотелось. Соня отодвинула его столь резко, что альбом шмякнулся на пол. Запыхтев, Соня потянулась за ним, не вставая, и вдруг увидела одну выпавшую фотографию. Взяла в руки и поняла, что просто звереет от ревности. На ней еще юный Гордеев со слепым обожанием смотрел на молоденькую красавицу, которую держал в объятиях. Девушка… Невесомая. Хрупкая. Вся такая… прозрачная. Светлые, почти белые волосы, огромные васильковые глаза.

Не в силах более видеть кого-то в его руках, Соня перевернула изображение обратной стороной.

Святые угодники! Лучше бы она этого не делала!

«Почти мужу от почти жены. Навеки твоя Софийка».

Спокойно! Просто фото. Просто надпись красной пастой, подкрепленная не менее красным отпечатком губной помады.

Всего секунду Алмазова таращилась на нее невидящим взглядом, а затем скомкала снимок в кулаке и запустила в дальнюю стену.

* * *

– Ты слишком остро на все реагируешь. Успокойся. – Мягкий и монотонный голос Лизы действовал убаюкивающе. – Было и было. Столько лет прошло. Теперь ты и ваш малыш – смысл его жизни.

В последнее время Соня взяла за правило в любой непонятной ситуации звонить Лизе. И не напрасно. Подруга всегда находила нужные и правильные слова, чтобы помочь девушке удержать столь необходимый эмоциональный баланс.

– Ага! – смачно шмыгнув носом, Алмазова уткнулась лицом в подушку. Слезы градом сбегали по щекам, растворяясь в мягкой ткани наволочки. – Тогда зачем он хранит их совместное фото все эти годы?

– Сложно сказать. – Рассудительный ответ от рассудительной подруги. – Возможно, как напоминание о былых ошибках. Ну, знаешь… это как смотреть, вспоминать – и больше так не поступать.

Негодование заполнило душу, а зарождающийся протест смял самоконтроль, словно лист бумаги.

– Так он именно так и поступает! – Соня с отчаянием пнула массивное изножье кровати и всхлипнула от парализующей боли. – Ту суку-то любил! А меня… нас. Меня? Сказал… что больше никого! Никогда! Только семью свою-ю-ю-ю…

– Сонечка, – ворковала Лиза точно с маленьким ребенком, – ты ведь тоже его семья. Неужели не понимаешь?

Хм! Ну, если смотреть на ситуацию под таким углом…

– У нас и имена схожи, – озвучила Алмазова последнюю терзавшую ее мысль. – Вдруг он… во мне ее видит? Эту лахудру!

Соня кривила душой. Девушка была хороша собой. Даже очень хороша. От того и сердце в груди колотилось тревожнее.

– Даже твоему бреду есть предел, родная! – фыркнула подруга. – Никогда не поверю, что на месте моей красавицы-сестры представляют неизвестно кого. Особенно, если этот кто-то в свое время наплевал в душу и растоптал все чувства!

Последняя фраза, сказанная Лизой довольно жестко и бескомпромиссно, придала Соне уверенности в себе. Так же она не могла не отметить, что Лизка стала… еще более зрелой личностью, хоть и до этого инфантильностью не отличалась. Трудности, свалившиеся на ее голову, лишь закаляли в ней бойца. Юного ранимого человечка со стальным стержнем вместо позвоночника. Соня почувствовала такую гордость за подругу, что губы растянулись в нежной улыбке, а слезы мгновенно иссякли.