Текст книги "Хорошо быть дураком, умным и красивым"

Басня про Альфу и Омегу

 
Однажды, купив себе лошадь с телегой,
Куда-то отправились Альфа с Омегой.
 
 
Пришлось очень туго воспитанной Альфе,
Поскольку Омега играла на арфе
 
 
Чайковского, Блантера, Верди, Крутого, —
Все это на арфе – вот честное слово!
 
 
Играла частушки, и гимны, и фуги,
Покуда не сдохли все птички в округе.
 
 
И Альфа пила валерьянку глотками
И уши пыталась закрыть кулаками,
 
 
Но крикнуть «Заткнись!» не могла этой дуре —
Стеснительной Альфа была по натуре.
 
 
Она все терпела, терпела, терпела,
Внутри ее что-то дрожало, кипело.
 
 
Потом она арфой убила Омегу,
Побила кобылу, сломала телегу.
 
 
Мораль этой басни довольна проста:
Стеснительность, в общем, плохая черта.
 

Синдромы

 
У кого синдром отличника,
У кого синдром опричника,
У кого синдром погромщика,
У меня синдром синдромщика.
Всюду чувствую нутром
Я какой-нибудь синдром.
 

Он и она

 
Он вместо кофе пил цикорий,
Чтобы давленье не скакало,
Лечиться ездил в санаторий,
Любил Толстого и «Ла Скала».
 
 
Она любила джаз и Лема,
Ходила всюду в шляпке броской,
На медицинские проблемы,
Смеясь, махала папироской
 
 
И горы яблок уплетала,
Лишь черешки бросая в мусор.
Он не обедал без фестала
И жаждал пудинга и мусса.
 
 
Они встречались в узкой щелке
Меж параллельными мирами,
Чтоб в кухне старенькой хрущевки
Привычно спорить вечерами.
 
 
Кино, политика, диета —
Все разногласья вызывало,
От современного балета
До свалки в глубине подвала.
 
 
«Хочу покоя и порядка!» —
«Вот так и сгинешь незаметно.
Ты тлеешь, как сырая тряпка». —
«А ты зато дымишь, как Этна».
 
 
«Ну ладно, все, спокойной ночи…» —
И шли по комнатам, вздыхая,
Хороший пожилой сыночек
И мама. Тоже неплохая.
 

Она и она

 
Вот нежная девушка под пятьдесят.
В ней жалкая жаркая дрожь ожидания.
Куда-нибудь, может, ее пригласят…
Ну ладно, не замуж, так хоть на свидание.
Но нет, не зовут.
 
 
Вот злобная бабушка под пятьдесят.
Так славно продуман был вечер заранее,
Но дочка подкинула двух поросят,
И памперсом медным накрылось свидание.
Озлобишься тут.
 
 
Хоть как-то утешь их. Блокнот свой открой.
Подумай. Ну пусть они будут подругами,
И первая в гости придет ко второй,
Чтоб вместе предаться стенаньям и ругани.
Пусть чаю попьют.
 
 
Своими печалями щедро поделятся,
Вторая при этом подумает: «М-да…
И чучело это на что-то надеется?
А я раскисаю… Да все ерунда!
Меня-то хоть ждут».
 
 
А первая будет смотреть на детей:
Сопливые, шумные, ф-фу, невозможные!
Плюются, орут… Нет, домой поскорей,
В родного дивана объятья надежные.
В девичий уют.
 
 
Им будет примерно три дня хорошо.
Да им бы не так полегчало, купи я
(В блокноте, конечно) им шмоток мешок!
Такая вот психо-, пардон, терапия.
А что? Ведь живут.
 

Не покупайте детям лыжи

 
Не покупайте детям лыжи,
Они их точно навострят.
А вам дитя к себе поближе
Держать бы тыщу лет подряд.
 
 
Не покупайте детям санки,
Укатят дети с ветерком.
А вам бы их в консервной банке
Держать под низким потолком.
 
 
Не покупайте самокаты,
Сказать умейте скейтам «нет».
Упрямо врите, что зарплаты
Не хватит на велосипед.
 
 
И ролики не покупайте,
А чадо вырастет – поймет.
Его покрепче обнимайте,
Чтоб влипло в вас, как муха в мед.
 
 
Но вдруг, как в старой глупой сказке,
Придете – а дитяти нет.
Глядь, на балконе нет коляски,
Пылившейся семнадцать лет.
 

Приемные дни

 
Забавная штука – приемные дни.
Принять можно столько различной фигни:
Участие, душ, стеклотару, сигнал,
Рюмашку, экзамен, гостей, люминал,
Подарок, работника, роды и яд,
Микстуру и вызов, удар и парад.
 
 
Все принято, хватит – от мер и до поз, —
На грудь, во вниманье, в штыки и всерьез.
Приемник до самой антенны забит,
Он стонет попсой и шансоном хрипит.
Как пользу извлечь из лежащего в нем?
Кто знает прием? Отвечайте! Прием!
 

* * *

 
Шел по городу дурак
В пиджаке дурацком,
Он ромашку просто так
Прицепил на лацкан.
Так и шел себе с цветком —
Прям цветенья символ…
Хорошо быть дураком,
Умным и красивым.
 

Стилистический прием

 
Стилист в своем прекрасном стильном доме
Устроил стилистический прием.
Гостей нашел в ученом толстом томе.
Не знаю, в чьем. Наверное, в своем.
 
 
Он пригласил синекдоху, литоту,
Оксюморон горячеснеговой,
А тот – дай только волю идиоту —
Еще и труп живой припер с собой.
 
 
За зевгмою явились два студента,
Омытые классическим дождем,
И, прямо скажем, с этого момента
Гораздо веселей пошел прием.
 
 
Один студент в тот вечер был в ударе,
Всех развлекал и в этом преуспел:
Играл словами он и на гитаре,
То дифирамбы, то частушки пел.
 
 
Срывал цветы, аплодисменты, маски,
Уж так старался – пот бежал с лица.
Активно строил планы он – и глазки
Метафоре, кудрявой, как овца.
 
 
Другой шептал гиперболе на ушко:
«Я о тебе мечтал сто сорок лет».
И отвечала нежная подружка:
«Таких, как ты, во всей вселенной нет».
 
 
Объевшись, метонимия икала:
«Я семь тарелок запихнула в рот!»
Стилист смотрел на них из-за бокала
И вяло думал: «Боже, что за сброд…»
 
 
Он перестал прислушиваться к гулу,
Взял свой трактат, вздохнул, рукой махнул
И четко вывел: «Мама мыла раму».
Все остальное жирно зачеркнул.
 

Си-бемоль

 
На день рожденья мне, похоже,
Опять подарят си-бемоль.
Ведь каждый год одно и то же!
(Какая боль, какая боль.)
 
 
По всей квартире си-бемоли —
В столе, на полках, на шкафу.
Я их скормить пыталась моли,
Она в ответ скривилась: «Фу!»
 
 
И хоть друзья хотят как лучше,
Чужие вкусы – темный лес.
А кто-то в этот день получит
Мой вожделенный фа-диез.
 

Слова

 
Торопится малыш в свой детский сад,
Там утренник, и он ужасно рад.
А школьник мрачно прячет среди книг
Набитый туго двойками дневник.
Зевая, грустно пялится в учебник
Замученный судьбой студент-вечерник.
С газетой спать ложится взрослый дядя,
Ночник включает, на жену не глядя.
…Вот так затеешь со словами шутки,
И незаметно жизнь пройдет. За сутки.
 

Гость

 
Он появляется из тьмы,
Как призрак идиота,
Кричит: «Налейте мне хурмы,
Отрежьте мне компота!»
 
 
Он говорит: «Хорош бензин!»,
Хлебнувши лимонада.
Мы перед гостем лебезим:
«Да-да, бензин что надо!»
 
 
Он долго смотрит в потолок
И изрекает томно:
«Открылось мне, что вырос Блок
Из неких колб вверх дном, но
 
 
Лишился Менделеев сил,
Когда возник андроид.
Ученый дочку упросил:
Мол, пусть его пристроит.
 
 
Чего глядите, как сурок
На райские ворота?
Переверните слово «блок».
Ну что? Дошло? Вот то-то.
 
 
Я гений, парадоксов внук, —
Вещает гость весомо,
Пихая лук в карманы брюк
Безумного фасона, —
 
 
А вы живете, как драже,
Как розовые краны.
Где шмель? Где суп из Фаберже?
Где краткие экраны?»
 
 
Бормочем мы: «О да! Да-да!»,
Униженно киваем
И гостю, корчась от стыда,
Какао подливаем.
 
 
Светает. Он идет домой.
Мы входим в сумрак спален
И думаем: «О боже мой!
О как он небанален!
 
 
Мы рядом с ним – труха, планктон,
Пустейшая порода…
Эх, как бы сделать, чтобы он
Не лез к нам хоть полгода?»
 

Контакт

 
Однажды Вася спозаранку,
В саду услышав хруст ботвы,
Увидел инопланетянку
И обратился к ней на «вы»:
 
 
«Мы вас, конечно, видеть рады,
Инопланетная мадам,
Но нам идейно чужды гады,
Что лазят по чужим садам.
 
 
Вы мне клубнику затоптали,
Помяли лук со всех сторон.
В масштабе космоса – детали,
А мне – финансовый урон.
 
 
Какая в вашем синем теле
Дурная мощь заключена!
К нам, не иначе, прилетели
Вы из созвездия слона!»
 
 
«Мне нужен ваш Совет планеты», —
Волнуясь, гостья шлет сигнал.
«Вы че?! Какие тут советы? —
Василий вмиг сигнал поймал, —
 
 
Вы мне испортили все грядки,
Так отработайте теперь.
Когда пойму, что все в порядке,
Я сам вам укажу на дверь».
 
 
С тех пор богаче и красивей
Сад становился день за днем.
Борзел Василий: «Мне бы кивей,
А может, мангов разведем?»
 
 
И ярко-синяя девица
Входила в раж, в азарт, во вкус,
С хурмой скрестила чечевицу
И с валерьяною арбуз.
 
 
Но вот она владельцу сада
Однажды нежно говорит:
«И нам с тобой скреститься надо,
Какой получится гибрид!»
 
 
Василий хрюкнул от испуга:
Вот это новости с утра!
«Совет планеты ждет, подруга!
Давно в контакт входить пора».
 
 
«О да! В контакт с тобою, милый,
Ах, чувства мне не побороть!» —
И щупальца, как крокодилы,
Впились в податливую плоть.
 
 
«Я щас… Водички… Пить охота…» —
Не тратя времени и слов
Рванул Василий к звездолету,
Припрятанному меж кустов.
 
 
Прочь, прочь из этого кошмара
На поиски нормальных баб —
Пусть без мичуринского дара,
Но и без щупалец хотя б!
 

Песок

Человек – вместилище песка.

Геросфен

 
Песочными часами быть не хочется,
Перевернуть забудут – и привет.
Спокойней и надежней быть песочницей,
Иметь запас песка на много лет.
 
 
Хотя спокойней это лишь отчасти,
В песочнице кипят такие страсти!
Друг друга бьют совком по головам.
Мне это лишним кажется. А вам?
 
 
Не лучший выбор – детское ведерко.
Оно недолговечно, как поденка.
Пусть дырка толщиною с волосок,
Пускай ее без лупы и не видно,
Но тотчас же послышится ехидный,
Сочувственно-печальный голосок:
«Из вас, мой ангел, сыплется песок».
 
 
Ведерко – мелко. Можно стать песком
На дне морском. И двигаясь ползком,
К жемчужнице подлезть. И влезть в доверие.
И каждый день терпеть, терпеть давление.
 
 
Жемчужина – занятная вещица.
Но лучше к сладкой жизни приобщиться.
Песочным тортом, сахарным песком
Ждать судьбоносной встречи с едоком
И чувствовать себя желанным блюдом.
А весь песок надуманных проблем,
Мудреных планов, изощренных схем
Оставить древнегреческим занудам.
 

О моде

 
Однажды летом брюки клеш
Вошли внезапно в моду —
Легко, как в масло входит нож,
И как мальчишка – в воду.
 
 
Носили их месье, мадам,
Учитель и строитель,
Не как носильщик чемодан
И вирусы – носитель,
 
 
А так, как носит орден свой
Орденоносец бравый:
Гордились левою ногой!
Ногой гордились правой!
 
 
Но время клешей истекло —
Выходит все из моды.
И вышли – ох, как тяжело —
Как из пещер – народы,
 
 
Как замуж за последний шанс
Девица пожилая,
Как, проклиная ишиас,
Старушка из трамвая.
 
 
Из моды вышли брюки клеш,
Резвятся на свободе…
Невольно к выводу придешь:
Пустое место в моде.
 

Серьезный разговор

 
Детишки спокойно копались в песочке
В обычном московском дворе.
На лавке сидела бабуля в платочке,
Слегка разомлев на жаре.
 
 
Старушке смертельно хотелось общаться,
А дома – одна молодежь.
Не слушают вовсе ее домочадцы,
Да что с них, бездушных, возьмешь?
 
 
По дачам разъехались бабки-соседки,
Старушка и вышла во двор.
Такие в песочнице милые детки —
Ну как не начать разговор?
 
 
У взрослых фантазии нет ни на грошик
И вечно вопросы одни:
Все выяснить дружно желают у крошек,
Кем стать бы хотели они.
 
 
Бабуля их именно это спросила.
Девчушка шагнула вперед:
«Хочу имиджмейкером стать, это – сила!
Он плату в зеленых берет».
 
 
«Начну мерчендайзером в холдинге новом,
А после франшизу возьму», —
Сказал мальчуган и совочком лиловым
Заехал дружку своему.
 
 
И мальчик в оранжевой, с зайцем, панаме
Сказал, отражая удар:
«Я стану спецом по наружной рекламе,
А может, подамся в пиар».
 
 
Четвертый язык показал хулиганам
И, крепче свой мяч ухватив,
Ответил: «А я копирайтером стану —
Ужасно люблю креатив!»
 
 
«Ох, деточки, что за профессии, боже! —
Бабулька разинула рот, —
А в рэкет? А в киллеры, в мафию – что же,
Неужто никто не идет?
 
 
Ох, думала ль я, что такое услышу,
Ох, тяжко от горестных дум…
Ну что ж, обещаю надежную крышу
Тому, кто возьмется за ум!»
 

Нападение

 
Он на меня напал вчера
В глухой полночный час.
Подозреваю, что с утра
Меня мерзавец пас.
 
 
А я расслабилась, балда,
Лежала в тишине.
Тут как напал он! И куда
Деваться было мне?
 
 
Почти не разлепляя глаз,
Я пулей в кухню – шасть!
А завтра может и на вас
Проклятый жор напасть.
 

Музы

 
Пришел в музей немолодой поэт
На выставку-продажу супермуз.
Вот эту купишь – и создашь портрет,
А эта вдохновит на дивный блюз.
 
 
Но смена ремесла на склоне лет
Нелепа, от нее добра не жди.
И музу оды выбрал наш поэт —
Упитанную, с брошью на груди.
 
 
Он разделил с ней скромный свой обед —
А как же, нанял музу – так корми! —
И прошептал: «Я ждал тебя шесть лет,
Так вдохновляй скорее, не томи!»
 
 
И вот пролился вдохновенья свет,
А следом оды хлынули рекой:
Жиллетт, что для мужчины лучше нет,
Поэт восславил твердою рукой.
 
 
Пельмени и помаду он воспел,
Тепло дубленок и курортов зной,
И фрукт, который сочен был и спел
И в йогурте закончил путь земной.
 
 
Шло полным ходом производство од,
Поэта в гору вел широкий путь,
Считала муза годовой доход
И новой брошью украшала грудь.
 
 
Но, как известно, все не без греха:
С солидной музой счастлив был поэт,
Но к музочке любовного стиха
Он все же как-то прилетел на свет.
 
 
Из плена жвачно-памперсных оков
Необходимо вырваться творцу.
И о любви сложил он семь стихов.
И продал их попсовому певцу.
 

* * *

 
Один лирический пиит,
Печальный и больной,
Бывал порой жестоко бит
Суровою женой.
 
 
А сразу после бития
Всегда писал стихи
Про бред и бренность бытия,
Про тяжкие грехи.
 
 
С пера срывался на листок
Божественный огонь
И выжигал узоры строк,
И жег ему ладонь.
 
 
Теперь на дальней стороне,
Где дней влачил он груз,
Поставлен памятник жене —
Способнейшей из муз.
 

Правда о королеве

 
О чем заботиться английской королеве?
Ведь ей всегда машину вовремя залевят,
Ой, то есть вовремя машину ей заправят,
Всегда починят все английской короправе.
Ох, ну конечно же, английской королеве!
Вот кран сломается – тотчас его излевят!
Ну, в смысле, кран этот немедленно исправят…
Уф, как непросто нам писать о короправе,
Тьфу, то есть… Ладно, лучше стих о королеве
Скорей закончим. И в подарок ей отлевим.
 

Ван Гоголь

 
В час полночный лег Ван Гог
И уснул без задних ног.
Пролежал он мало ль, много ль,
Вдруг влетает птица Гоголь
В беспокойный сон его.
Гоголь, больше никого.
 
 
Крякнул Гоголь: «Души! Души!
Души мертвые давай!»
А Ван Гог напрягся: «Уши?
Мертвый уши, Николай?
Русский плохо понимай!»
 
 
Хохотнула злая птица.
Спорить с птицей не годится —
Все же гений как-никак.
Встал Ван Гог, шагнул во мрак.
 
 
Мощным взмахом поднимает
Бритву правою рукой,
Быстро ухо отрезает,
Птице под ноги бросает:
«Черный Гоголь, я не твой!»
 
 
Птица Гоголь, птица злая,
На подачку не взглянув,
Рассмеялась, разевая
Свой огромный страшный клюв.
 
 
В мрачном чреве черной ночи
Эхо брызнуло от стен.
Гость прокаркал: «Между прочим,
Я не Гоголь. Я Гоген».
 
 
Бритву вновь схватил Ван Гог,
Но догнать дружка не смог
При его-то птичьей прыти.
Бегал, бегал, только взмок.
 
 
Тот беднягу клюнул в бок,
Хохотнул еще разок
И умчался на Таити.
 

Про линолеум

 
Кто топит в алкоголе ум,
Кто дует лимонад…
А я ищу линолеум
Который день подряд.
 
 
Кто слушает адажио,
Кто режется в лото…
…Конечно, есть в продаже он,
Но все не то, не то!
 
 
Кто занят вышиванием,
Кто мирно лег в кровать,
А может, их призвание
Линолеум искать?!
 
 
Мои ж попытки слабые
Ни к черту все равно…
А ведь вполне могла бы я
Отправиться в кино!
 
 
Залечь с любимой книжкою,
Накинув мягкий плед!
Вооружившись мышкою,
Забраться в интернет!
 
 
Промчаться в дождь по лужицам,
Забыв про глупый зонт…
Но черный ворон кружится
И каркает: «Рррррремонт!»
 

* * *

 
Бетховен подскочил к органу в три прыжка:
«Я гений! Сочинил я песню про сурка!»
Чайковский был задет: «А ну-ка, дайте гусли-ка!
Я тоже сочиню! Про выдру!.. Нет, про суслика!»
В конце концов он сочинил про лебедей.
С тех самых пор мы впереди планеты всей.
 

Шли по парку телепаты

 
Аты-баты, аты-баты,
Шли по парку телепаты.
Не хотели, а читали
Мысли взрослых и детей.
Даже мелкие детали
Сами в голову влетали,
Словно сводки новостей.
 
 
Муж жену в объятьях тискал,
Говорил ей нежно: «Киска!»,
Сам при этом думал хмуро:
«И зачем мне эта дура?»
А жена шептала: «Милый!»,
Грустно думая: «Ну да,
Леву, Вову упустила,
Вот и мучайся, балда».
 
 
Вдоль по липовой аллее
Шел с учительницей класс.
«Крокодилы, бармалеи,
Волю дай – прибила б вас!» —
И подобных мыслей много
В голове у педагога.
А невинные детишки
Вот что думали о ней:
«Помесь крысы и мартышки,
Всех страшней и всех вредней!»
 
 
Аты-баты, аты-баты,
Стали плакать телепаты:
«Эти мысли, словно пули,
К нам летят от всех людей.
Мы от них бы ускользнули,
Но не можем, хоть убей.
Точно тысячи иголок
Нам впиваются в мозги.
Где ты, врач-телепатолог?
Как-нибудь нам помоги!»
 

Из разговора с зомби

 
У меня приемник в пломбе,
Кто-то шлет команды мне.
Превращаюсь ночью в зомби,
Ем прохожих при луне.
 
 
Вот спасибо, врач зубовный,
Добрый доктор Цукерблат.
Экономлю я свой кровный
Очень маленький оклад.
 
 
В супермаркет не хожу я,
Жаждой пищи обуян:
Съем поддатого буржуя —
Вот уже и сыт, и пьян.
 
 
И у вас мала зарплата?
Жить, как я, хотите вы?
Извините. Цукерблата
Скушал я вчера. Увы.
 

В автобусе

 
Вот девушка с мобильным телефоном
Воркует что-то голосом влюбленным,
В ответ из трубки каплет чистый мед.
Вот тетенька в мохеровом берете
Мозги буравит некоему Пете,
Сжимая телефон, как пулемет.
 
 
Вот юноша – не бледный, а румяный —
Беседует с невидимой Татьяной,
Цензурою отнюдь не отягчен.
Вот бабушка, с трудом нашарив трубку,
Вопит, что порчу навели на Любку,
Приправив суп толченым кирпичом.
 
 
Вот дедушка с ухмылкою сенильной
Плюется ядом в телефон мобильный,
Паденье нравов кроя и кляня.
Вот дядька в ореоле алкоголя
Всю душу изливает брату Коле,
А брызги той души летят в меня.
 
 
Дитя с прелестной внешностью Амура
Щебечет в телефон: «Наташка – дура!
И Катька – дура! И Лариска – ду…»
Малявка-пинчер в трубку лает тонко,
Ругает кошка блудного котенка,
Хомяк звонит соседу-какаду.
 
 
Плоды прогресса – это так прекрасно,
Мы пользуемся ими ежечасно,
Без новых технологий – как без рук.
Но мне дороже всех изобретений,
Которые родил великий гений,
Мой старый плеер, мой облезлый друг.
 
 
Как короток и прост к блаженству путь —
Могу я уши музыкой заткнуть.
 

До самой сути

 
Дойти до сути дела каждый рад,
А мне до сути слов дойти охота.
Ну вот, к примеру, взять «партаппарат» —
Ведь это слово означало что-то?
 
 
Я в этимологический азарт
Вхожу, как в транс, – ох, выйти бы обратно…
И аппарат по производству парт
Мне видится… и сразу все понятно!
 
 
Узнать хочу я, что нарвал нарвал
(И написать поэму о нарвале),
Где порт, куда художник приплывал,
В чью честь французы портмоне назвали.
 
 
Кто выдумал таблетки «папазол»?
Сынок, доведший папу до кондрашки?
Не знать таких простых вещей – позор,
Но к знаниям пути порою тяжки!
 
 
А иногда ответ предельно прост:
С дипломом врач зовется диплодоком,
Компостер – тот, кто делает компост…
Но что блокбастер может сделать с Блоком?
 

Признание

 
Хочу признаться честно, без прикрас,
Хоть, может, мне признанье повредит:
Меня не беспокоит Гондурас —
Не чешется, не колет, не зудит.
 
 
Не знаю, что там ест простой народ
И как дела там с загрязненьем рек,
Вкусна ли брюква и рогат ли скот…
Я черствый, равнодушный человек.
 
 
Мне все равно, творят ли там намаз
Или читают перед сном псалмы.
Меня не беспокоит Гондурас.
А я – его. И значит, квиты мы.
 

Предчувствия

 
Мне жить на свете очень тяжело,
Поскольку постоянно жду подвоха.
Ведь раз с утра все хорошо пошло,
То к ночи непременно будет плохо.
 
 
Не отключили воду, свет и газ.
Погода так пугающе прекрасна,
Что явно ураган идет на нас…
Я выхожу, но чувствую: опасно.
 
 
Коллега комплиментом тычет в нос —
Ну точно козни строит за спиною!
Зарплату вдвое увеличил босс —
Работы, значит, будет больше втрое.
 
 
В автобусе водитель очень мил.
Билет – счастливый. И народу мало.
Томиться ожиданием нет сил!
Ну где же гадость? Где она застряла?
 
 
Мне дома улыбается родня,
Не подгорели вкусные котлеты.
И это – нет сомнений у меня —
Грядущих неприятностей приметы.
 
 
Случиться точно что-нибудь должно!
Я сплю. Будильник тикает на стуле.
Паршивый сон мне снится. Вот оно!
Предчувствия опять не обманули.
 

Попытка лирики

(Обрывок)

 
Нет, сколько в скепсис ни играй,
А лирик дремлет в каждом…
 
 
Какой хорошенький трамвай
С начинкою из граждан!
Какой густой телесный лес
Шумит-гудит в вагоне!
Какой мыслительный процесс
Струится в каждой кроне!
Как он, наверное, богат
Жемчужинами смысла!
 
 
И только местный телепат
В углу вздыхает кисло…
 

Мысли при чтении состава
ополаскивателя для волос производства «Schwarzkopf{Schwarzkopf – черная голова (нем.).}&Henkel»

 
Какая волшебная штука – глицерилстеарат,
Когда с пропиленгликолем
он в должной пропорции смешан.
На тридцать процентов ярче волосы заблестят
(Не примите за блеск сияние первых проплешин).
 
 
Скребла для нас по сусекам Черная Голова,
Линелоол в котелке побулькивал с цетеаретом-20.
А рядом прилежный Хенкель сидел и писал слова,
Чтоб потребитель зловредный не мог ни к чему
придраться,
 
 
Чтоб не чесал в затылке, думая: что за состав?
(Неукрепленные волосы вычесать можно с корнем.)
А вздохнул с облегченьем:
«Натрий метилпарабен, изопропилмиристат…» —
И сразу стал расточительным, доверчивым
и покорным.
 
 
Надежно гидролизован весь протеин молочный.
Итак – к красоте и здоровью
решительный марш-бросок!
Лишь слово «вода» смущает – разбавили гады, точно!
А мы покупать привыкли лишь стопроцентный сок.
 

Страус отправляется в полет
зоопарк для взрослых

Про ленивцев

 
Ленивцам очень нравится лениться.
Ленивцам лень ухаживать, жениться.
В их жизни невозможно размноженье —
Движенья вызывают отторженье.
И как их род не вымер по сей день?
А просто вымирать им тоже лень!
 

Зубная быль

 
Считается, что люди первобытные,
Конечно, чистить зубы не могли.
Но мне известны факты любопытные
Из жизни древних жителей Земли.
 
 
За сведения эти, без сомнения,
Ухватится любой научный фонд.
Так вот. Вблизи любого поселения
В те годы мирно пасся пастодонт.
 
 
Огромный зверь на мастодонта смахивал,
Но был куда полезнее, чем он.
Из хобота по капельке вытряхивал
Зубную пасту этот древний слон.
 
 
Она не превращалась в лед на холоде,
Не расплавлялась в самый сильный зной.
Как на огромном тюбике, на хоботе
Названье пасты значилось зубной.
 
 
Но вот какое? Путаю все время я…
Могу открыть вам небольшой секрет:
Его поможет вспомнить только премия!
Вы поняли, «Колгейт» и «Бленд-а-мед»?
 
 
Короче, тот, кто больше денег даст,
Получит титул «Прародитель паст».
 

* * *

 
Очаровала Мурка Котофея,
Мурлыкнул он: «Какая красота!
Ах, милая, вы просто котофея —
Ну то есть просто фея для кота!»