Текст книги "Дорога ярости. Как Джордж Миллер создавал культовую постапокалиптическую франшизу"

Глава 2. Дружба с Кеннеди

«Мам, мы собираемся снимать фильм, но у нас вряд ли получатся „Унесенные ветром“».

Жизнь Байрона Кеннеди кажется живым подтверждением слов Аристотеля: «Дайте мне ребенка, пока ему не исполнилось семь лет, и я скажу, каким он будет человеком». Взрослый мужчина, у которого, казалось, были ответы на все вопросы, – тот самый парень, с кем вы наверняка хотели бы оказаться за одним столом на вечере викторин, способный рассказать, из каких частей состоит топливная форсунка или каково точное расстояние от Земли до Солнца, – вырос из мальчика, задававшего множество вопросов.

В то время как юный Джордж Миллер тренировал воображение на заросших травой игровых площадках Чинчиллы, Байрон Кеннеди разжигал жажду знаний, которая выходила за рамки обычного детского любопытства. Оглянувшись назад, вы увидите, как они превратились в дополняющих друг друга личностей: мечтательный художник с одной стороны и прагматичный целеустремленный искатель – с другой. Но Кеннеди был далек от образа тихого ученого; его семья, скорее всего, посмеялась бы над таким предположением, рассказав об очень энергичном и требующем внимания ребенке, чье тело было столь же беспокойным, как и его разум.

«Я боюсь говорить о том, что он вытворял», – вспоминает его мать Лорна. Ее брови изогнуты, а губы расплываются в широкой улыбке, пока она мысленно возвращается более чем на шесть десятилетий назад – к тому времени, когда Байрону лет было меньше, чем пальцев на руке.

«Он всегда куда-то убегал, вечно о чем-то болтал и постоянно где-то играл. Я никогда не знала, что он сделает в следующий момент, и он никогда не сидел на месте. Если меня спрашивали, будут ли у меня еще дети, я обычно отвечала, что у меня уже есть лев, поэтому мне больше не нужны львята».

Когда Байрону было всего четыре года, они с Лорной отправились прогуляться в универмаг Myer’s в Мельбурне. Одетый в рубашку на пуговицах и маленький черный галстук-бабочку (чувство стиля Кеннеди унаследовал от матери), он, как всегда, был сущим наказанием: дергался туда-сюда, пытаясь вырваться из рук бедной мамы. Внезапно его попытка завершилась успехом, и оказавшийся на свободе Байрон умчался прочь. Когда Лорна подняла глаза и заметила, куда он бежит, у нее упало сердце: перед ним был лифт с открытой дверью. Если бы ребенок правильно рассчитал время – а Лорна не сомневалась, что так оно и будет, и Байрон поступит так же, как Индиана Джонс, мчавшийся к быстро закрывающейся двери в заминированный храм в начале фильма «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега», – времени у него оказалось бы достаточно, чтобы протиснуться в щель, не оставив ни единого шанса преследователям.

Однако, когда Байрон подбежал к лифту, стало очевидно, что этот шустрый мальчуган не собирался заходить внутрь. Он остановился у двери и потянул за рукав лифтера. Указывая на лифт, который начинал двигаться вниз, Байрон спросил: «Как это работает?» Сотрудник универмага что-то пробормотал в ответ, но, как можно было догадаться по нахмуренному личику, такое объяснение явно не удовлетворило мальчика. Семья Кеннеди неоднократно пересказывала эту историю на протяжении многих лет, возвращаясь к ней как к своего рода виньетке, отражающей темперамент Байрона: краткий рассказ пояснял, что у них был за ребенок.

Другие истории о юном Байроне Кеннеди также рисуют портрет мальчика, склонного постоянно задавать вопросы «как?» и «почему?». Однажды семья впервые посетила соседский бассейн: гости прыгали в него и плескались, но внимание Байрона было приковано к фильтру, перекачивающему воду. Как и в случае с лифтом, он хотел знать, как это работает.

«Он был ходячим почемучкой, – вспоминает отец Байрона Эрик. – Он всем интересовался и всегда хотел всему научиться. Многие люди могли бы отмахнуться от подробностей, объясняя что-то ребенку, но я старался дать как можно более детальный ответ на каждый его вопрос. Ему это нравилось, но всегда было недостаточно, и он начинал задавать еще больше вопросов. Я продолжал отвечать на них, и все повторялось снова и снова».

Байрон Эрик Кеннеди родился в мельбурнском Госпитале королевы Виктории 18 августа 1949 года. Его назвали так в честь поэта-романтика девятнадцатого века лорда Байрона – по желанию его матери Лорны, которая передала сыну любовь к искусству и культуре. Она была и остается (на момент написания этой книги ей было за девяносто) жизнерадостной и артистичной личностью, с небольшой склонностью к театральности: тот самый тип людей, что любят находиться в центре внимания и способны заполнить своим присутствием все пространство в комнате. Вероятно, разговорчивость Байрона и его способность покорять аудиторию достались ему от матери.

Его отец Эрик, выросший в маленьком провинциальном городке Йолорн-Норт, штат Виктория, был по профессии инженером-механиком. Его можно было бы назвать истинным австралийцем – прямым в разговоре, с неизменно вежливыми манерами и пристрастием к добродушному юмору.

Сын Патрика Джозефа Кеннеди, участвовавшего в Первой мировой войне и едва выжившего в злополучной кампании в Галлиполи в 1915 году[11]11
  Битва при Галлиполи, известная также как Дарданелльская операция, была одной из самых кровавых в Первой мировой войне.


[Закрыть], Эрик также служил своей стране, когда началась Вторая мировая война, в качестве преподавателя и инструктора Королевских ВВС Австралии (RAAF).

Он служил в Пойнт-Куке, Мельбурн, где однажды вечером отправился на танцы и встретил Лорну, любовь всей своей жизни. На одном из первых свиданий они пошли в кино. Пара поженилась в 1948 году, за год до появления на свет Байрона. Молодожены купили участок земли в Ярравилле, тогдашнем рабочем пригороде к западу от Центрального делового района Мельбурна.

Там Эрик построил их первый семейный дом, в котором они проживут почти три десятилетия. Он отлично помнит, как пришел домой и впервые взял на руки маленького сына, завернутого, словно дождевой червяк, в свежевыстиранные пеленки, запах которых Эрик не забыл до сих пор. И скорость; он помнит скорость. Родители Байрона говорят, что их мальчику было всего три года, когда он получил свой первый трехколесный велосипед. Малыш с энтузиазмом воспринял подарок: маленькие ножки Байрона бешено крутили педали, пока его ручки изо всех сил пытались справиться с управлением. Если мама с папой когда-нибудь и допускали мысль, что Байрон перерастет свое непреодолимое влечение ко всему оснащенному вращающимися колесами, они ошибались.

В 1957 году, когда Байрону было восемь лет, Эрик и Лорна все-таки решили в конце концов «завести еще одного львенка», и на свет появилась его сестра Андреа Луиза Кеннеди. В детстве Андреа и ее старший брат, лежа на полу с широко раскрытыми от любопытства глазами, вместе смотрели телешоу – такие как «Тандерберды: Международные спасатели» и «Приключения Супермена» (сериал 1952–1958 гг.), где Джордж Ривз изображал ухоженного и одетого в трико супергероя. Сцены экшена на большой высоте и смертельно опасные трюки, должно быть, особенно нравились Байрону. Но его, безусловно, также интересовали и реальные истории из жизни отца Лорны, Томаса Фрэнсиса Флинна, который гонял на мотоциклах по всей Австралии. Байрону так нравились эти рассказы, что во время своих визитов к дедушке Томасу он приносил с собой магнитофон, чтобы записать их и прослушать позже.

«Полагаю, что Байрон унаследовал от него свою любовь к мотоциклам, – говорит Лорна. – Папа часто рассказывал ему, чем он занимался, когда ездил на байках по разным местам Австралии. Моей маме нравилось, когда Байрон навещал их. Она обычно готовила жаркое. Много лет спустя, когда Байрон заработал свою первую тысячу долларов, он послал ей письмо со словами: «Спасибо за все жаркое, Нэн». Она была в таком восторге, что повесила его на холодильник и сохранила на долгие годы».

Хоть Кеннеди и глубоко уважал своих бабушек и дедушек – ведь рос он в консервативной семье, где такого рода обычаи высоко ценились, – подобное отношение далеко не всегда распространялось на его сестру.

В разных семьях часто можно услышать истории об издевательствах старших братьев и сестер над младшими – порой это даже воспринимается как своеобразный обряд посвящения. И Андреа не стала исключением. Она никогда не забудет тот террор, который устроил ей Байрон. В то время как Джордж Миллер строил хижины и резвился в шалашах со своим братом-близнецом, Байрон Кеннеди играл с младшей сестренкой в «Вышибал» во дворе. Только он добавил свое собственное правило, чтобы сделать игру «поинтереснее»: он бросал мяч в Андреа так быстро, что ей приходилось в слезах бежать в дом в поисках убежища от обстрела. Покоя от брата девчушке не было даже во сне. Байрон угрожал обжечь ее раскаленным утюгом или уколоть иглой, когда она заснет, – все это было причиной многочисленных ночных кошмаров Андреа.

«Он мог быть такой свиньей, – шутливо вспоминает его сестра. – Но теперь я понимаю, что это просто был его способ соответствовать образу старшего брата. Если разобраться, у него никогда не было злого умысла, но он определенно отличался озорством».

Нетрадиционное чувство юмора Кеннеди перекочевало как в его взрослую жизнь, так и в «Безумного Макса» – эти фильмы наполнены злым юмором, от гротескной актерской игры до безумных визуальных эффектов. Много лет спустя во время производственных встреч, предшествовавших съемкам «Безумного Макса 2: Воин Дороги», художник-постановщик Грэм «Грэйс» Уолкер наблюдал за тем, как Кеннеди играл с крокодильчиками – игрушками с управляемой спусковым механизмом пластиковой головой крокодила, прикрепленной к 12-дюймовой палке.

«Все остальные разговаривали о будущем фильме, но Кеннеди продолжал „почесывать себя этой штукой, постукивать ею по ноге, а затем направил ее на людей, – вспоминает Уолкер. – Затем он нажимал на спусковой крючок и начинал щелкать – щелк-щелк, щелк-щелк, – делая вид, что крокодил их „укусит“. Такого рода вещи заставили меня подумать: “Вау, юмор у этого парня действительно странный”“.

На пороге пубертата привязанность Байрона к столь обожаемому в детстве, но уже порядком изношенному трехколесному велосипеду осталась позади. Однако любовь Кеннеди к двигателям перешла на новую ступень, когда они с Эриком приобрели подержанный карт. Они хранили его в гараже и, как это принято у отцов и сыновей, неспешно восстанавливали агрегат, работая сообща. Они разобрали и отладили двигатель, привели в порядок ходовую часть и отполировали каждый уголок. После завершения работы Байрон выносил карт на улицу и нажимал ногой на акселератор, довольный тем, что педалям его трехколесного велосипеда нашлась более мощная замена.

Но, безусловно, наибольшее влияние на Байрона оказало устройство, которое он получил в подарок от родителей на свой одиннадцатый день рождения, – это была камера Super 8 (8 миллиметров). С ней он много экспериментировал, снимая собственные короткометражки. При просмотре ранних любительских фильмов Байрона Кеннеди на ум сразу приходят слова «движение» и «машины». Они охватывают темы, обращения к которым вполне можно ожидать от подростка, впервые взявшего в руки камеру: зарисовки в стиле vérité, например, семейная прогулка к озеру, запечатлевшая его отца и дядю на водных лыжах под летним небом. А также снятые на заднем дворе трюки из серии «повтори это сам». Не сумев убедить Андреа спрыгнуть ради кадра с крыши, Байрон в конце концов решил прибегнуть к нескольким важным склейкам при монтаже: элементарный пример того, что мы называем «магией кино».

С годами кинопроизводство Байрона «на заднем дворе» приобрело масштабность и стало куда более амбициозным. Однажды он взял с собой камеру Super 8 на ежегодное авиашоу в Авалоне, чтобы записать самые разнообразные визуальные фишки – от взрывов и прыжков с парашютом до имитации бомбардировок и воздушных боев. Это пробудило в нем интерес к двум вещам. Во-первых, запечатлеть на камеру огромные движущиеся машины, ведь выглядели они потрясающе. Во-вторых, бросить вызов гравитации. Поскольку дымящиеся двигатели и покрышки уже стали его родной стихией, небо, что вполне логично, было следующим рубежом, который Байрон Кеннеди хотел завоевать. Он посмотрел на все эти впечатляющие воздушные трюки и объявил семье: «Я хочу быть там, наверху».

Следующие снятые им фильмы были уже более хитрыми и изобретательными. В одном из них Кеннеди использовал, очевидно, восхищавший его простейший визуальный эффект «обман зрения», когда расположенное особым образом зеркало создавало иллюзию двух идентичных версий его сестры, играющей на улице. В другом фильме он с близкого расстояния снял миниатюрный поезд таким образом, будто тот был в натуральную величину и угрожающе мчался на оператора.

Но главная работа юного Кеннеди – это эпический экшен под названием «Боевой клич» (Battle Cry), снятый в гараже с помощью Эрика: еще один проект, над которым они работали вместе. В фильме использованы игрушки, мультипликация и военная хроника времен Второй мировой. Начальный кадр – камера, ползущая вверх по ноге зеленого пластмассового солдатика, лежащего лицом вниз. Для фона Байрон нарисовал на кусках картона усеянный облаками горизонт и прикрепил к отрезкам бечевки самолеты, чтобы они могли «летать» по нарисованному небу. По команде «Мотор!» Эрик перемещал игрушечные воздушные судна над искусственным горизонтом, пока его сын запускал петарды, имитируя звук разрывающихся бомб.

Когда Байрону Кеннеди исполнилось восемнадцать лет, предприимчивый юноша основал свою первую продюсерскую компанию Warlok Films, снабдив несколько первых короткометражных работ ее логотипом.

Энергия. Движение. Темп. Скорость. Эти слова созвучны кинематографическим пристрастиям молодого человека (и, конечно, «Безумному Максу»), которые никуда не исчезнут, даже когда он станет взрослым. Игрушки стали больше, машины – мощнее, зрелищность взлетела до небес.

Однако не шум и ярость «Боевого клича» и не хитроумные уловки других короткометражных фильмов принесли Байрону победу в конкурсе Kodak Trophy в 1969 году, когда начинающему режиссеру исполнился двадцать один год. Это был «Хобсонс-Бей» (Hobsons Bay) – более спокойный документальный фильм в стиле vérité, исследующий прибрежную зону недалеко от его дома, к юго-западу от Центрального делового района Мельбурна. Призом стала поездка за границу, в программе которой были встречи с целым рядом профессионалов киноиндустрии и возможность получить их наставления.

Вернувшись домой, воодушевленный успехом поездки Кеннеди заявил о себе как о молодом режиссере, ищущем работу. Периодически он выступал в качестве внештатного оператора и координатора съемок в Мельбурне и Сиднее, а летом 1971 года читал лекции в ныне не существующей киношколе Aquarius, организованной Австралийским союзом студентов. В том же году он посетил семинар по кино, проходивший в Мельбурнском университете, где познакомился с молодым человеком по имени Джордж Миллер. Тот лишь недавно задумался о карьере режиссера, несмотря на то что заканчивал учиться на врача.

Эти двое прекрасно поладили. Они были как пресловутые инь и ян: чего не хватало одному, у другого было в избытке.

«Они понимали друг друга, и оба знали, к чему им стремиться, – вспоминает Эрик Кеннеди, – и, безусловно, оба были амбициозны». Андреа, сестра Байрона, добавляет:

«Если Джордж был творческим человеком, то Байрон лучше соображал в финансах. Но они одинаково смотрели на мир и мгновенно сблизились, хотя могли и поспорить».

В 1971 году они вдвоем сняли «Насилие в кино. Часть 1-я» (Violence in the Cinema, Part 1), угольно-черную комедию в псевдодокументальном стиле. В ней чопорный академик произносил назидательную речь о влиянии насилия в кино только для того, чтобы тут же подвергнуться различным жестоким нападкам. Фильм вызвал споры, хотя и был снят в сдержанной манере, без четко определенных мотивов со стороны его создателей.

Получив признание на кинофестивалях в Сиднее и Мельбурне, лента «Насилие в кино. Часть 1-я», была официально заявлена правительством Австралии для участия в Каннском и Московском кинофестивалях 1973 года. После показа в Сиднее 12 июня 1972 года представитель дистрибьюторской компании подошел к Миллеру и Кеннеди и сказал: «Я хочу заняться прокатом вашего фильма». Кеннеди заключил контракты с British Empire Films (тесно связанной с дистрибьютором Greater Union) на прокат в Австралии и с Metro Goldwyn Mayer (MGM) на показ в остальной части Британского Содружества.

В течение следующих нескольких лет заявившие о себе таланты трудились над небольшими проектами. В 1974 году Кеннеди и Миллер написали, сняли и спродюсировали телевизионную комедию об австралийском кинематографе под названием «Они, должно быть, шутят» (They’ve Got To Be Jokin), которую продали австралийскому каналу Nine Network.

В том же году этот канал приобрел еще один короткометражный документальный фильм Кеннеди и Миллера под названием «Дьявол в вечернем платье» – одночасовой спецвыпуск, посвященный легенде об умершей оперной певице Федеричи, чей призрак якобы обитает в мельбурнском театре «Принцесса». Для фильма пара поставила несколько игровых сцен, в том числе одну с участием матери Байрона, Лорны Кеннеди. Увы, эпизоду было суждено остаться на полке в монтажной (по общему мнению членов семьи, Лорна переигрывала). Съемки также проходили ранним утром на обширном Главном кладбище Мельбурна. Фотография, сделанная там в один из съемочных дней, запечатлела группу актеров, изображающих скорбящих, – в 2011 году она попала в издание под названием «Паранормальные файлы: Справочник австралийского следователя».

Автор снимка Рассел О’Риган, который также появляется в фильме в паре второстепенных ролей, предполагает, что он, возможно, запечатлел фантом: размытый фрагмент сбоку изображения смутно напоминает фигуру человека в капюшоне. По словам О’Ригана, когда он позвонил Миллеру, чтобы рассказать об этом необычном явлении, режиссер отмахнулся, но «его отношение сразу изменилось», когда он увидел кадр.

«Байрон и Джордж были так заинтригованы, что вернулись на кладбище в 7:30 утра следующего дня, чтобы попытаться доказать, что призрак был результатом игры света и тени, – рассказывал он. – Не сумев воссоздать феномен, Джордж вернулся с кладбища и сказал: "Будь я проклят, если знаю, что это за штука на фотографии"».

1976 год был важным для формирования представлений Байрона Кеннеди о деловой стороне кинопроизводства. Он посетил Миланский международный рынок фильмов и мультимедиа и кинорынок Marché du Film на Каннском кинофестивале – один из крупнейших кинорынков в мире, где заключаются главные сделки между покупателями, продавцами и претендентами на роли. Кеннеди особенно интересовало, как составляются контракты. Байрон провел шесть недель, изучая договорные и юридические аспекты производства, распространения и маркетинга фильмов в Голливуде. Он вернулся домой хорошо подкованным в этой области, абсолютно убежденный, что такого рода знания крайне необходимы в австралийской киноиндустрии.

«Байрон постоянно твердил, что никто в Австралии ничего не знал о подписании контрактов, – вспоминает Эрик. —

Когда он отправился в Голливуд, то связался с парой ведущих тамошних юристов, которые занимались контрактами. Вот как он умел влиять на людей. Эти юристы говорили ему, что делать, на что обращать внимание и тому подобное. Они дали ему несколько своих контрактов, чтобы он сохранил их, привез домой и изучил».

В том же году Кеннеди переехали из Ярравилля в новое жилье в Верриби, штат Виктория, – более просторный дом, который Эрик тоже построил вручную. В некотором смысле семья из четырех человек превратилась в семью из пяти. С новым домом появился и новый сосед: недавно окончивший университет молодой доктор Джордж Миллер, который прожил у них несколько лет. Лорна вспоминает покладистого жильца так: «Джордж не доставлял никаких хлопот. Он вел себя, словно невидимка. Вы могли даже не знать, что он находится в доме». Эрик добавляет: «В Джордже была некая кротость». И Андреа: «Он был милой нежной душой. Каким вы видите его по телевизору сегодня – веселым, образованным, простоватым, добродушным парнем, – таким он и был всегда».

В проживании под одной крышей с квалифицированным врачом есть определенные преимущества. Однажды Эрик почувствовал себя нехорошо. Соответствуя гордому образу крепких и выносливых австралийских мужчин, он привык не говорить о своем здоровье и, уж конечно, не жаловаться на него. Но когда Джордж и Байрон вернулись домой около 10:30 вечера, они обнаружили Эрика развалившимся на диване – он уже был не в силах скрыть недомогание. Когда Миллер спросил, в чем дело, глава семейства представил список симптомов. После дополнительных расспросов молодой врач поставил диагноз: он был совершенно уверен, что у Эрика аппендицит. «Я мог бы поставить более точный диагноз, – сказал Миллер Эрику, – но для этого мне пришлось бы засунуть палец вам в зад».

Все выступили против такой процедуры, и Джордж с Байроном отвезли Эрика в ближайшую больницу – примерно в двадцати пяти минутах езды от пригорода Футскрей. Когда они прибыли, Миллер подошел к стойке регистрации, представился врачом и поделился своими подозрениями. Все они подтвердились, и Эрика прооперировали в течение часа.

«Зная папу, – говорит Андреа, – я уверена, что он сидел бы и терпел боль всю ночь, не придавая ей значения. Позже мы поняли, что он мог умереть».

Джордж Миллер видел в переезде к Кеннеди то же преимущество, что и многие другие молодые люди, которые возвращаются к своим мамам и папам, – экономию денег. Жить с ними было дешевле, чем жить одному, и при необходимости они с Байроном могли круглосуточно работать над любым проектом, который в то самое время занимал их умы. Одна из таких масштабных идей уже была на подходе. Друзья решили приступить к своему первому полнометражному фильму, который после продолжительных охов и вздохов собирались назвать «Безумный Макс». Это название поменяли, когда проект был закончен, а затем его вернули обратно, прежде чем картина вышла в прокат. Лента перевернула австралийскую киноиндустрию, не только навсегда изменив жизни Миллера и Кеннеди, но и повлияв на многих других людей, а также на сам ход истории – с точки зрения формирования массовой культуры, разумеется.

Но пока у Миллера и Кеннеди не было ни сценария, ни денег, а лишь огромные амбиции. Позже все изменится, однако это будет нелегкий путь. Когда стало очевидно, что ради успеха в кино ее упорный единственный сын ни перед чем не остановится, мать Байрона, Лорна, отозвала его в сторону и попросила:

«Я сказала Байрону, что хочу увидеть нечто вроде "Унесенных ветром", – вспоминает она. – Он посмотрел на меня и сказал: "Мам, мы собираемся снимать фильм, но у нас вряд ли получатся «Унесенные ветром»».