Текст книги "Лето в Провансе"

– Приятно слышать! Когда я нашла в интернете это местечко и нажала на клавишу «стать волонтером», я не понимала, что «базу отдыха» можно понимать по-разному. Меня привлек широкий выбор различных интересных предметов. Не говоря о самой местности! Я люблю лес, поэтому подумала, что здесь мне будет спокойно. Мне почудилось что-то знакомое, потому что в детстве меня возили отдыхать в эти края.

Для меня это было наилучшим решением: бесплатное жилье и еда в обмен на помощь. Я сказала Эйдену не переживать, если ему придется истратить больше, чем мы рассчитали на год. При этом плата по счетам на содержание дома в наше отсутствие никуда не делась. А главное, у меня чувство, что я буду делать что-то полезное и что я не просто упорхнула из нашего семейного гнездышка.

Сеана встает:

– Я все понимаю. Для вас это полная перемена в образе жизни. Но с Нико очень легко ладить. Думаю, вам у нас понравится, Ферн. Подходящего для нас человека всегда видно сразу. – Она ободряюще улыбается. – Новенькие приезжают на автобусе в понедельник днем. Изредка кто-то приезжает на машине, но большинство прилетает, дальше их забирают в аэропорту. Они устраиваются у нас и наскоро обедают. Под вечер немного учебы или труда. Всегда находится пара-другая новичков, предпочитающих уроку овощеводства простую прополку.

Я не удерживаюсь от хохота:

– Простите! Моя мать была бы сильно удивлена своей дочерью. Сама она часами возится в саду. Бо́льшую часть детства я нехотя ей помогала. Отсюда мои познания в трудном ремесле прополки.

Сеана усмехается.

– Бо́льшая часть нашей еды растет у нас на грядках. Скотиной занимается кузнец Бастьен, рыбу ловит Тейлор: в лесу есть озеро, так что вы можете принять участие в вылове ужина, если в вечернем меню обещана рыба. – Она идет к двери, уже берется за отполированную медную ручку, но снова оглядывается. Видно, что она колеблется. – Нико – прелесть, он просто пылкий человек, но иногда бывает вспыльчивым. Не без скачков настроения. Если у него неприступный вид, то лучше оставить его в покое. Ну, вы меня понимаете.

– Благодарю за подсказки, Сеана. В высшей степени полезно!

– Спокойной ночи, – говорит она уже из двери. – Завтрак в восемь утра.

Я жду, пока закроется дверь, и проверяю телефон, чтобы узнать получил ли Эйден мое сообщение. Он летит в Австралию, чтобы начать свое приключение в стране, о которой всегда грезил.

«Рад, что ты добралась живой и невредимой. Через час у меня посадка и последний перелет. Выспись хорошенько. Люблю и скучаю».

Он отправил это сообщение всего двадцать минут назад. Возможно, раньше не было связи, но для меня странно не иметь возможности общаться с ним напрямую. Мы разлучились добровольно, но инициативу проявил Эйден. Я не могу избавиться от чувства, что он меня подвел.

Я ложусь и смотрю в сводчатый потолок. Вокруг широкой люстры ползает черная точка. Паучок предпринял грандиозное путешествие, и я хорошо понимаю, что он чувствует.

5. Нахожу свой путь

После завтрака все готовятся встречать гостей. Нико хочет обсудить со мной мой рабочий график. Он намерен провести для меня обзорную экскурсию, но ему только что позвонили, и он вынужден куда-то бежать. Я остаюсь одна и слоняюсь без дела, дожидаясь его возвращения.

Внутри каменное здание почти лишено перегородок. Половину потолка занимает нечто вроде чердака: там виднеется какое-то ржавое железо. Наверное, раньше там был сеновал. Каменный пол изрядно истоптан, но все остальное здесь вовсе не ветхое, отдает простой, чистой, аккуратной деревней.

Я отхожу к дальней стене. Большой обеденный стол выглядит в огромном помещении гостиной одиноко. Стулья и табуреты всех размеров и форм, гулкую акустику смягчает парочка диванов.

В одном углу ютится что-то вроде библиотеки – книги и журналы, здесь же столик для чаепития – на нем предусмотрено все необходимое для приготовления кофе. Я вижу перед собой две двери. За одной туалет и душевая, за второй кухня. Я удивленно вижу весело улыбающееся лицо.

– А, новенькая! – Полная француженка во всем черном загружает одну из двух посудомоечных машин.

– Бонжур, я Ферн, Ферн Уаймен, – представляюсь я. Она прерывает свое занятие и поворачивается ко мне.

– Марго Брессан. Надеюсь, вы всеядная? – Она внимательно смотрит на меня.

– О да, мне просто угодить.

Она кивает. Мой французский оставляет желать лучшего, но я давно убедилась, что если позволить себе произнести хотя бы несколько французских слов, то создастся обманчивое впечатление, что я бегло владею языком. На самом деле я не могу уследить за быстрой французской речью, улавливая максимум некоторые обрывки. Попробуй поддержи разговор при таких плачевных навыках!

Я стою в симпатичной, полностью оборудованной кухне. Блеск нержавейки и кафеля слепит глаза.

– Я прочла на сайте, что вы всю неделю даете уроки кулинарии.

Она ополаскивает в раковине руки, вытирает их полотенцем и делает шаг ко мне.

– Да, обожаю учить.

Мы понимающе усмехаемся.

– Я бы к вам походила, если не потребуюсь где-то еще. Если честно, повариха из меня неважная, мне есть чему поучиться.

Мои слова ее насмешили.

– Я научу вас печь самые лучшие круассаны и булочки, даю слово.

Наш разговор прерывает мужской голос:

– Вот вы где, Ферн!

Нико входит в кухню и обращается по-французски к Марго. Я понимаю не все, но достаточно: они обсуждают сегодняшние блюда. Потом он поворачивается и разглядывает меня, прежде чем встретиться со мной взглядом.

– Давайте пройдемся и поговорим.

Я прощаюсь с Марго и выхожу следом за Нико на утреннее солнышко.

– Извините, что заставил вас ждать, Ферн. Всегда появляются какие-то важные заботы. Сегодня сломался грузовик, когда вез в город нашу свежую продукцию. На счастье, в местной автомастерской его быстро приведут в порядок. Надеюсь, вы хорошо спали?

Он выводит меня на середину двора.

– Хорошо, спасибо.

Его темные, полные загадки глаза смотрят очень внимательно. Чутье подсказывает мне, что бесы, обуревающие этого человека, шалят очень близко к поверхности. Для такого молодого мужчины у него слишком морщинистое лицо. Хмурится он чаще, чем улыбается.

– Расстаться на целый год с такой важной работой – серьезное решение. Надеюсь, вы найдете здесь то, что ищете.

Теперь мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу, что это не простое любопытство, что его всерьез интересуют мои мотивы. Я еще не готова объяснять свою ситуацию, поэтому предлагаю ее смягченный вариант.

– Пришло время вспомнить о своем творческом прошлом. В детстве я любила рисовать, но, повзрослев, никогда еще не имела возможности по-настоящему разобраться в себе с этой стороны.

Вижу, его не обведешь вокруг пальца, но при этом не думаю, что он станет на меня давить.

– У вас будет много времени, чтоб все начать сначала. Судя по вашим письмам, вы интересуетесь несколькими ремеслами, которым мы здесь учим. Сеана очень рада, что вы готовы помогать ей в саду до возвращения Антона. Заниматься землей и заставлять ее плодоносить – главное в нашем здешнем образе жизни, поэтому мы всех привлекаем к этому в летние месяцы. Я твердо верю, что свежий воздух и природа исцеляют.

Для испанца у него почти незаметный акцент. Наверное, он давно не жил в родном краю.

– Здесь, в этом чудесном уголке, с вами невозможно спорить. Дома выбираться на природу удается только по выходным. Я мало что знаю об уходе за растениями, но полна желания научиться.

Он останавливается и поворачивается ко мне. По-моему, он пытается во мне разобраться – совсем как я в нем.

– Прекрасно. Я внесу работу в саду в ваше утреннее расписание на первую неделю. Думаю, для начала вам будет полезно поработать бок о бок с Сеаной. Днем я с радостью приглашаю вас на занятия живописью. Как только выяснится, каковы ваши навыки и интересы, я начну заниматься с вами индивидуально. К вам будут относиться как к члену коллектива. Надеюсь, когда пролетит год, вы почувствуете, что многое приобрели от участия в этой программе.

– Спасибо за этот великолепный шанс, я готова усердно трудиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Уверена, многие с радостью махнули бы рукой на свою повседневную рутину и посвятили бы год изучению своих внутренних побуждений. Не обещаю, что во мне притаилось скрытое дарование, но мне всегда очень нравилось выделять время для того, чтобы посидеть с карандашом и блокнотом. Скажу честно, в школе было мало уроков рисования, да и те, что были, не слишком меня привлекали, зато дома, оставаясь одна, я давала себе волю…

Он качает головой, сверкая глазами.

– До чего грустно это слышать! Наши способности лежат глубоко в нас, пока не появляется шанс проявить свою творческую сущность. Не надо бы ее подавлять! Любой глаз по-своему воспринимает действительность. Искусство – способ уловить и сохранить эту уникальность. – Нико говорит отрывисто, в его голосе слышен гнев, он возмущен тем, в чем видит колоссальную несправедливость. – Настоящий художник слушается своего сердца, а не просто силится произвести впечатление или угодить покупателю. Коммерция часто становится убийцей творчества. Я это знаю, я прошел этот путь.

– Соблюдение жестких сроков – источник лютого стресса, – подхватываю я. – Творческий порыв не включишь и не выключишь по своему хотению, верно?

– Ни за что! Не сомневайтесь, Ферн, здесь мы докопаемся до вашей внутренней музы. Большинство людей видят в этом освобождение. Уверен, это произойдет и с вами. Живопись ради удовольствия – чудесный способ расслабления в нашем озабоченном мире. Порой это становится не просто хобби. Получится ли так с вами – покажет время.

Я околдована его словами. Околдована и вдохновлена. Нико – пылкий человек, но при такой решительности, при таком напоре можно вдохновлять и одновременно жестко ставить задачу. По словам Сеаны, он один как перст, никто, никакая родня не способна подарить ему ощущение близости. Поэтому я догадываюсь, что работа и эта маленькая община составляют весь смысл его существования. Похоже, он отрезал себя от мира, от возможности выстроить жизнь на пару с другим человеком. Почему, хотелось бы мне знать?

Меня переполняет сочувствие, я догадываюсь, что здесь кроется жизнь, полная боли и, наверное, сожаления. Если Нико и замечает мою спонтанную реакцию, то не подает виду – и хорошо, она мимолетна. Это оборотная сторона интуиции; порой мне кажется, что я без разрешения вторгаюсь на чужую территорию, как наглый соглядатай.

– Вы видели нашу кухню и гостиную, под них мы отвели первый из бывших сараев в L-образном доме. Во втором столярная мастерская: там заправляет Тейлор Гамильтон. Еще он использует для своих нужд один из двух открытых навесов в саду. В оставшейся части Бастьен Карон развернул свою кузницу.

Я пробегаю глазами по веренице дверей в доме, о котором рассказывает Нико.

– Дальше гончарная мастерская и камера обжига Одиль Моро, еще дальше – студия кройки и шитья Ди-Ди. Она же пока что заведует нашей комнатой ремесел и рукоделия. Студия живописи занимает два угловых помещения. Я провожу там часть моих занятий, но в теплое время года часто отправляюсь с учениками на этюды на озеро или в лес.

Слышно, как приближается, пыхтя выхлопом, автомобиль. Белый грузовик заезжает во двор и тормозит у входа. Водитель спрыгивает на землю и приветственно машет Нико. Тот в ответ поднимает вверх ладонь.

– В дальнем конце, – продолжает он рассказ, опять поворачиваясь ко мне, – две секции и отдельное строение – это жилые помещения. Комнаты преподавателей находятся, как вам уже известно, на втором этаже шато, только у Бастьена две комнаты в «малом доме», который мы называем коттеджем. А сам я живу на первом этаже, в задней части шато.

Это сооружение я еще не полностью обошла, отсюда мое нескрываемое любопытство.

– Гостей никогда не поселяют в главном доме?

– Бывает, но редко, хотя там на первом этаже всегда готовы восемь комнат. Всего во дворе шестнадцать комнат, не припомню, когда последний раз их не хватало. Мы аккуратно соблюдаем баланс между персонифицированным интерактивным опытом наших гостей и надежным заработком всех работающих здесь. На Рождество мы закрываемся на три недели, но весь остальной год наши преподаватели так распределяют отпуска, чтобы мы могли не закрываться.

Я отдаю должное тому, какую тяжесть взвалил на свои плечи этот человек. Наверное, он относится к шато как к своему святилищу. Понятно, почему другим преподавателям хочется иметь личное пространство для отдыха в конце дня. В конце концов, здесь их дом.

– Все очень разумно, Нико. И планировка замечательная!

Судя по выражению лица, ему хочется свернуть наш разговор. Он все время поглядывает на грузовик. Водитель куда-то исчез.

– Хотите заглянуть в мастерские? Узнаете, как там все устроено и что там есть. – Сказав это, он зашагал прочь.

Будь на месте Нико любой другой, такое завершение разговора можно было бы счесть невежливостью. Но его голова пухнет от мыслей – это ясно любому. Разобравшись с одним пунктом из своего мысленного списка, он немедленно приступает к следующему. Сейчас он озабочен тем, чтобы выяснить, что не так с грузовиком и успешно ли доставлена продукция.

Любопытство гонит меня к угловой мастерской живописи. Отодвинув задвижку на двери, я попадаю в просторное помещение под плоским, в отличие от гостиной и кухни, потолком. Лесенка справа ведет в мезонин. Я поднимаюсь по ней, слушая звук собственных шагов.

Я попадаю в кавардак из табуретов и мольбертов, среди которого тонет столик под мятой темно-синей шелковой скатертью. Ее помятость напоминает рябь на море. На краю столика стоит блюдо с зелеными яблоками и нежно-желтыми грушами – несомненно, из здешнего сада. На одной груше осталась веточка с листьями. Нико повернул веточку так, чтобы она закрывала все белое керамическое блюдо. Куда ни глянь, всюду заметно внимание Нико к мельчайшим деталям. Мне даже видится в этом какая-то маниакальность.

Маниакальность… Это слово почему-то меня настораживает. Что мне в нем чудится? Не паранойя ли это? Вся моя жизнь перевернулась вверх дном, все вокруг меня – совершенно новый опыт. Этот год открытий, как выразился Эйден, – все равно что открывшаяся дверь в новый мир. Я не хочу ее распахивать, потому что раньше не испытывала в этом потребности. Я была довольна жизнью. Что в этом плохого? Не всем быть искателями приключений, но просто довольство тем, что у меня есть, меня больше не устраивает. Совершенно не устраивает!

– Мир сходит с ума? – громко кричу я. Эхо от моего голоса мечется по пустой мастерской.

Ощущение обязательности, необходимости прыгнуть выше головы – вот что оторвало от меня мужа, и как бы не навсегда!

Я торопливо достаю из кармана телефон, не нахожу новых сообщений и начинаю писать:

«Новости на сегодня: я стою в мастерской художника и жду не дождусь, чтобы усесться с кистью или с карандашом в руке и с чистым листом бумаги передо мной. Путешествие началось».

Пальцы автоматически набирают текст, я признаюсь, как сильно по нему скучаю, но, не дописав, прерываюсь и по одной стираю буквы. Если Эйден перерос меня, перерос нашу любовь, то мне остается только отдать себе в этом отчет. Я еще не догадываюсь, как именно это сделать. Ведь он для меня – все. Он – центр моего мира, причина, по которой я встаю по утрам. Но его больше нет рядом, и у меня чувство, что не стало частички меня самой.

* * *

После приезда автобуса начинается суета. Люди, чемоданы, ручной багаж, какофония звуков… Впрочем, все держатся вместе, и я следую полученным инструкциям: помогаю разнести по комнатам вещи, а потом возвращаюсь в гостиную, чтобы помочь в столовой.

Марго выстраивает на длинном столе баррикаду из яств, в чем ей помогают несколько преподавателей. Сеана подходит ко мне и, пока я раздвигаю подносы, заводит разговор:

– Нико говорит, что среди приехавших есть девушка по имени Келли. Не знаю, заметили ли вы ее. Бледная, руки в браслетах и в татуировках драконов. Ей восемнадцать лет, он просит нас за ней приглядеть.

Она вскидывает брови, я киваю.

– Я отнесла ее чемодан. Она поселилась в коттедже.

– Если не возражаете, сегодня она побудет с вами. К вам может присоединиться еще одна женщина, Патриция. Она очень сдержанная, даже робкая. Келли неразговорчива, как вы, возможно, заметили, так что, думаю, получится неплохо. Не волнуйтесь, если Келли уйдет в себя. Пусть осваивается. Если вас что-то смутит, дайте мне знать.

– Жаль, что в группе нет ее сверстников. Она может почувствовать себя одиноко. – Я удивлена, что такая база отдыха приглянулась почти подростку.

– Мы часто убеждаемся, что возраст не играет роли. Выпадая из обычной рутины, люди пробуют необычные способы общения.

– Можно задать вам личный вопрос, Сеана?

Она кладет на расчищенное место на столе сырную доску.

– Спрашивайте о чем хотите, у меня нет секретов, – шепчет она.

– Я знаю, что вы садовник, а кто еще?

Она выпрямляет спину и чеканит:

– Еще я заведую психическим здоровьем и благополучием гостей.

Я киваю, и она возвращается в кухню.

Почему судьба забросила меня именно сюда? Вибрация на бедре заставляет меня спешно сунуть руку в карман.

«Моя первая новость: я на месте, и я в порядке. Познакомился с парой парней, они едут на разработки опалов. Подожду пару-тройку дней, но не уверен, что меня позовут. Наслаждайся уроками рисования. Я свяжусь с тобой, как только смогу. Скучаю по тебе, милая. Люблю тебя».

Я смотрю на сообщение, ужасно разочарованная. Добыча опалов? Вот, значит, как Эйден собирается избавляться от своей проблемы? Он с ума сошел, что ли? О добыче опалов в Австралии я знаю одно: это опасное занятие.

Я разрываюсь между тревогой и злостью из-за того, что мой любимый мужчина способен на такое глупое решение. К тому же с ним чужие люди! Это чревато бедой. Как я узнаю, если он угодит в переплет?

Эйден пытается придать своей жизни смысл – жизни, которую он вдруг счел слишком обыденной. А я махнула на него рукой. Надо было его отговорить, я ведь знала, какой у него сильный стресс. А стресс влияет не только на организм, но и на психику. Неудивительно, что меня саму качает, как тростинку на ветру.

6. Принятие

Пока все едят, Сеана показывает мне, где хранится садовый инвентарь. Я уже готовлюсь к первому коллективному занятию на неделе. Мы минуем сад, и я впервые вижу огород, оказывающийся очень большим. Вдаль тянутся бесчисленные грядки, и эта картина, если честно, действует на меня устрашающе.

– Вот это масштабы! Неожиданно! Где мне начинать?

Она смеется:

– Не бойтесь, ваша задача – грядки лекарственных растений. Идемте!

Пока мы идем к дощатым навесам, меня не покидает тоска, навеянная сообщением Эйдена. Смогу ли я добросовестно трудиться, пока душой и телом нахожусь совсем в другом месте?

Сеана, оглянувшись на меня, видит мое уныние.

– Не все так плохо, уверяю вас. Грядки сформированы, вы просто будете двигаться с тяпкой вдоль одной, потом вдоль другой. Работа трудоемкая, зато приносит удовлетворение. Инвентарь вот здесь, больше вам сегодня ничего не понадобится. Главное, убедитесь, что дамы отличают сорняки от культурных растений. Я вам растолкую, какие бывают сорта.

Это весьма насущная помощь, потому что некоторые сорта кажутся на вид бесполезными, но Сеана объясняет, что травы растут не так аккуратно, как другие культуры. Одни кустятся, другие переукореняются и сильно разрастаются.

– Дай волю, например, мяте – и она все заполонит. Поэтому применяются деревянные перегородки, мешающие разрастаться ее корням… Как настроение?

– Как будто неплохо, – бормочу я.

– Я бы так не сказала.

Я удрученно киваю.

– Прежняя профессия научила меня, что проблемой бывает полезно поделиться. Все сказанное останется между нами, Ферн. Вы можете мне доверять.

– Дело не в доверии, Сеана, а в том, что я сама перестала понимать, что происходит в моей жизни, – грустно сознаюсь я.

Она молчит. Я машинально вытягиваю из земли сорняк-другой.

– Дело в моем муже. У него очень напряженная работа. Он – сотрудник благотворительной организации, на нем серьезная ответственность. У него не остается свободного времени, он весь в работе. Отсюда стресс, и боюсь, как умственный, так и физический. Сейчас он путешествует, но меня удручает не это… – Я прикусываю язык.

Сеана внимательно смотрит на меня:

– Вы решили сделать перерыв, чтобы разобраться в ваших чувствах?

– Нет, мы решили, то есть ОН решил, что мы устроим себе годичный отпуск. В молодости это было нам недоступно: закончив университет, мы оба бросились зарабатывать деньги, чтобы расплатиться за закладную. Недавно мы неожиданно получили кое-какие деньги, вот Эйден и решил… о, если честно, я понятия не имею, как ему пришла эта безумная идея – отправиться в самостоятельное путешествие. Он сказал, что нам надо изучить самих себя, что бы это ни значило. Ему захотелось путешествовать, а я не летаю на самолете и не плаваю на корабле. От мысли, что я перестала контролировать окружающее меня пространство, у меня начинается паническая атака. Из-за этого набор маршрутов резко сокращается. Сейчас он скитается с рюкзаком по Австралии, познакомился там с каким-то парнями, занимающимися добычей опалов. Опалы, представляете?

Я хрипну от огорчения. На самом деле это большое облегчение – выложить все начистоту, хотя я подозреваю, что шокировала Сеану. Не хочу создавать у нее впечатление, что приехала сюда не по тем причинам, которые указывала в своих письмах. Мне действительно хотелось выявить в себе творческую жилку, которую я всегда подавляла – уж больно нетребовательной она была. Я работала, получала профессию, занималась домом – в сутках не хватало времени на всё. Время на Эйдена и на мою семью приходилось выкраивать с большим трудом.

В междурядье растет гора вырванных мной сорняков, а я все не унимаюсь.

– Я знаю, чего вам недостает, Ферн: ПРИНЯТИЯ. Поразмыслите об этом сегодня за работой.

Она идет дальше, я машинально следую за ней. Принятие? Вряд ли махнуть рукой на чужие проблемы – эффективная тактика психологического консультирования. Или это надежда на шок?

* * *

– Берите перчатки, леди. Вот это – если кто-то не знает – называется «тяпка». – Я дружески улыбаюсь обеим моим подопечным.

Патриция и Келли смотрят на меня не так воодушевленно, как я надеялась.

– Мы посвятим два часа прополке. Я сегодня уже поработала. Как вы убедитесь, распознать сорняки не составляет труда. Узнаете эти культуры?

Я пытаюсь установить с ними контакт, но по виду Келли ясно, что она не горит желанием идти мне навстречу. Ее небрежность смущает Патрицию, с виду весьма сдержанную, даже скрытную особу. Повинуясь моему взгляду, больше похожему на молчаливую мольбу, она говорит:

– Я справлюсь, сама кое-что выращиваю дома в огороде: салат летом, немного картофеля. Кажется, здешние травы мне знакомы.

– Отлично! Как насчет тебя, Келли?

– Ага.

Немногословно!

– Давайте так: одна встает на одном конце, вторая на другом, я беру на себя середину.

Келли хватает голой рукой тяпку и уходит на дальний конец грядки. Оттуда она ничего не услышит, из чего я делаю вывод, что ей хочется одиночества.

Я кошусь на Патрицию, та видит, что я провожаю взглядом Келли.

– Бедняжка! – говорит она.

Я киваю и тихо отвечаю:

– Думаю, свежий воздух пойдет ей на пользу.

Не хотелось бы, чтобы Келли знала, что мы ее обсуждаем, но Патриция и не собирается: она молча принимается за работу.

Исподтишка поглядывая на Келли, я удивляюсь, как активно она взялась за дело. Работа кропотливая, потому что травы, в отличие от овощей, высаженных прямыми рядами и не мешающих прополке, растут как попало. Розмарин представляет собой кустики, в тени которых вольготно чувствуют себя сорняки, а лимонная мята, наоборот, прибита дождем к земле. Но я отдаю должное Келли: она не халтурит и не менее старательна, чем Патриция или я.

В четыре часа мы закругляемся. Идти обратно молча как-то странно, поэтому я заговариваю первая:

– Я сама новенькая, только вчера приехала. На то, чтобы привыкнуть, нужно время.

Я не рассчитываю на реакцию, но Келли меня удивляет.

– В гостиной висит гитара, – сообщает она. – В списке занятий не было музыки, а жаль.

Любопытно!

– Действительно, жаль. Но раз есть гитара, значит, кто-то на ней играет. Если хочешь, я могу узнать.

– Спасибо, было бы славно.

Я вижу на лице Патриции улыбку. Считаные часы не особо тяжелого физического труда творят чудеса!

* * *

– Привет, Ферн! Как ты там?

Это Оуэн. Я откидываюсь в шезлонге, закрываю глаза и представляю себе лукавую улыбку брата.

– Я хорошо, рада слышать твой голос. Как учеба?

– Не передохнуть. Но конец уже виден. Ты не поверишь, у меня теперь кубики на животе.

Моего брата превращают в воина! Такую подготовку выдерживают только самые упертые, но решимости ему всегда было не занимать, надо было только определить, чего ему хочется больше всего.

– Чудеса! Надеюсь, вас хорошо кормят. – Сомневаюсь, что узнаю при следующей встрече своего подтянутого братца, бывшего домоседа, любителя компьютерных игр.

– Если честно, я хожу голодный и уминаю подчистую все, что кладут. Ничего, все съедобно. Несколько дней мы проведем на полигоне Солсбери-Плейн, вот я и решил справиться перед отъездом о тебе. Странновато, наверное, оказаться оторванной от всех?

Знаю, Оуэн за меня беспокоится, но не в его правилах в этом сознаваться.

– Здесь хорошо! Днем я возилась в огороде вместе с двумя другими новенькими. Завтра утром то же самое, зато днем я впервые за много лет сяду за мольберт. Горю от нетерпения!

Он смеется.

– Что тебя насмешило?

– Пытаюсь представить, как ты в порядке исключения делаешь то, что хочешь сама. Давно пора!

Да, делаю – потому что я здесь. Если бы я осталась дома, то…

– С тобой не соскучишься, Ферн. Обещай мне, что в этот раз ты расслабишься и получишь удовольствие. Хватит возиться с Эйденом и тревожиться за всех нас. Мы можем сами о себе позаботиться – каждый в определенной степени. Ханна тебе не перезвонила, хотя обещала, потому что помогает Лиаму у него в квартире. Я сам ей только что звонил, и ей совсем не хотелось мне отвечать. Бедный, он не знает, во что влип. Наша сестренка – не сахар!

Я вздыхаю:

– Я так и думала, что она никак не простит мне отъезд во Францию. Она уже немаленькая, если ты не заметил. Пора обходиться с ней уважительно, – сурово наставляю я брата.

– Она продолжает витать в облаках. Она тоже будет скучать по Эйдену. А вообще, она всегда была здоровенной занозой у меня в… я хотел сказать, закладкой у меня в книге. С младшими всегда так.

Он, конечно, несправедлив к ней. Уверена, каждый случай неповторим, хотя в отношении Ханны он отчасти прав.

– Она возьмется за ум, – продолжает он. – Успокойся, она жива-здорова. Знаю, ты там места себе не находишь.

Забавно, что мой суровый братец способен, оказывается, на сочувствие, тогда как у сестренки один способ справляться с темами, связанными с эмоциями, – отворачиваться от них.

– Спасибо, что ты такой внимательный, Оуэн. Думаю, одним из уроков предстоящего года будет для меня наука отходить в сторону и оставаться равнодушной. Но знай, ты всегда можешь на меня положиться.

Не хочу настаивать, потому что очень надеюсь, что моя помощь ему не понадобится – во всяком случае, экстренная. Мне нужна уверенность, что он не ошибся с карьерой, что проявит благоразумие и не станет рисковать. Он всегда был позитивным парнем, а теперь наращивает это свое качество при помощи армии, укрепляет свою выносливость.

– Опять ты за свое! Всего два дня отсутствуешь – и уже волнуешься. Слушай, мне пора, тут еще двое в очереди, я их задерживаю. – Слышен смех. – Все, пока!

– Ступай, не обращай на меня внимания. Напиши или позвони, когда вернешься из Солсбери. Спасибо, Оуэн, я попробую последовать твоему совету. Люблю тебя. Береги себя!

– Обязательно. Пока, Ферн.

Щелчок.

Воздух вокруг меня становится легче и прозрачнее. Пускай младшая сестра мне грубит, главное, чтобы она была счастлива. Что до брата, то он всегда был моей главной опорой. Рано или поздно он найдет достойную его женщину, а пока его сбережет хорошая голова на плечах. Я все время забываю, что Ханне всего девятнадцать, она только на год старше Келли.

Оуэн в свои двадцать четыре года, конечно, гораздо более зрелый человек, чем она, хотя она еще не успела поучиться в университете. Мама с папой всегда рядом, всегда готовы всех нас выслушивать, но это как раз те вещи, которыми не хочется делиться с родителями из страха их взволновать. Что ж, по крайней мере, я получила от брата честный, непредвзятый совет.

Прежде чем спуститься к ужину, я успеваю посмотреть в интернете, что представляет собой добыча опалов в Австралии. Я уже заношу палец, но он почему-то набирает слово «принятие». Несколько часов оно не выходило у меня из головы. Я знаю его смысл, но не знаю, почему Сеана усмотрела в этом решение.

«В психологии принятие – признание человеком реальности той или иной ситуации».

Велика премудрость!

Я скольжу вниз по экрану. Синонимы: согласие, признание, одобрение. Антонимы: несогласие, отвержение, отрицание. Вот это отражает мои ощущения!

Я привыкла все держать под контролем; я все время управляю людьми и ситуациями дома и на работе. Откуда тут взяться принятию ситуации, с любой точки зрения не имеющей ни малейшего смысла? Эйден не может объяснить свои чувства. По мнению моей семьи и вообще всех наших знакомых, год врозь, не как семья, – это форменная нелепость. За это время мы еще больше отдалимся друг от друга.

Подступает головная боль, потому что этот внутренний диалог не прекращается ни на минуту, стоит мне остаться без дела.

Я печатаю в строке поиска «добыча опалов в Австралии» и начинаю читать. Первая же реакция: лучше бы я этого не делала.