Текст книги "Лето в Андалусии"

– Это между нами.

– О-о, это звучит интересно. В чем дело?

– Я хотела спросить, не видел ли ты сегодня утром в интернете что-нибудь о Рике Оливере или «Алеатори»? Вчера вечером мы с Томасом были там на вечеринке. Официального фотографа не было, но мне было интересно, размещал ли кто-нибудь из гостей фотографии с хэштегами в социальных сетях.

Он непонимающе смотрит на меня, но я вижу, что он обдумывает сказанное.

– Я ничего не заметил, так что это не в тренде. Ты хочешь, чтобы я посмотрел, что смогу найти? Что именно я ищу?

– Этого я не знаю, назови это догадкой. Когда мы уходили, обстановка становилась оживленной, так как прибыла Кэти Кларксон с небольшой группой известных музыкантов. Похоже, после отъезда других гостей вечеринка могла стать довольно шумной. Примерно через час у меня встреча с Риком, и я просто хочу быть в курсе того, что там могло быть.

– Нет проблем. Я пришлю ссылки, если найду что-нибудь необычное. Держу пари, когда приехала Кэти, вечеринка стала просто отличной, – замечает он.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я? – спрашиваю я, пристально глядя на него.

– О, на самом деле ничего особенного. До меня только что дошел слух. Это я тоже выясню.

Когда я возвращаюсь в IT-отдел, звякает телефон. Это Дарио прислал мне ссылку, селфи со страницы Кэти в соцсети. Ее голова наклонена, так как она стоит щека к щеке с кем-то, кого я не узнаю́, и вместе они смотрятся очень уютно.

«Что это за парень?

Зейн, солист группы «Внешняя зона».

Что бы они ни делали, им это явно доставляло огромное удовольствие.

Это скриншот, который мой приятель сделал в прошлый четверг. Оно исчезло со страницы Кэти примерно через час после того, как она его опубликовала. Если найду что-нибудь, что прояснит ситуацию, я с тобой свяжусь.

Ты звезда!

Я знаю».

Вместо того чтобы сразу вернуться к Хью, я делаю небольшой крюк, надеясь, что к моему возвращению он закончит работу. Дверь в престижный угловой офис Томаса приоткрыта, и я приоткрываю ее еще на пару дюймов, чтобы заглянуть внутрь.

– Доброе утро, босс. Небольшое изменение в планах. Я собираюсь встретиться с Риком у него дома. Не могу сказать, сколько времени это займет. Как только Хью закончит с моим ноутбуком, я вычитаю ту статью, о которой писала вчера вечером, и введу ее в систему.

– Хорошо. Можно узнать, о чем Рик хочет с тобой поговорить?

– Он просто сказал, что у него есть идея, которую он обдумывал некоторое время, и он считает, что она может представлять для нас интерес. Как только я узнаю больше, я позвоню и введу вас в курс дела.

Томас смотрит на меня в упор, внезапно весь обратившись в слух.

– Ну, мы могли бы вызвать большой резонанс, сделать что-то новое. Я в настроении немного встряхнуться.

Он откидывается на спинку стула, проделывая эту раздражающую штуку: давит на подлокотники и начинает вращаться слева направо. Я закатываю глаза. Когда я наблюдаю за ним, мне кажется, что пол уходит у меня из-под ног, но это – его способ думать, и я боюсь, что у нас неприятности.

– Каким образом? – спрашиваю я.

– Нам нужна статья, которая привлечет внимание наших читателей следующим летом. Что-то вроде «Гурман за границей»?

В этом весь Томас. Придумает пару умных слов, и мы целый день их обмозговываем. Иногда что-то получается, а иногда и нет.

– Хм. Интересно. Пища для размышлений, – усмехаюсь я, прикидывая, не совершить ли мне небольшую поездку во Францию.

Отправиться в путешествие на автомобиле, чтобы открыть для себя маленькие укромные местечки, где можно пообедать, те, которые не всегда упоминаются в путеводителях, и попутно взять отпуск на пару дней, чтобы навестить маму. Я продолжаю обещать ей, что приеду, но мои планы вечно меняются в последнюю минуту. Я начинаю думать, что просто не готова ворошить прошлое. Но мы сможем двигаться вперед только в том случае, если мама будет готова обсудить проблемы, которые мы обе долгое время обходили стороной.

Когда я ухожу, Томас кричит мне вслед:

– Лейни, пусть это немного покипит. Я знаю, ты сумеешь придумать что-нибудь необычное.

Я издаю стон, но не могу сопротивляться.

– Томас, это полусырая идея, но я не буду сразу отказываться.

Он посмеивается про себя, но, получив вызов, я должна на него ответить, если серьезно хочу внушить Томасу, что у меня есть амбиции.

* * *

Грейнджер-корт на Довер-стрит находится в оживленном месте, в трех минутах ходьбы от станции метро Грин-Парк и на столь же небольшом расстоянии до работы Рика. Само здание раньше было офисным помещением, в котором за последнюю пару лет оборудовали шикарные квартиры. Подняв голову, я вижу только край крыши. Позади расположены, как я предполагаю, либо один, либо, возможно, два пентхауса, а по всей ширине здания тянется балкон. Виды оттуда, должно быть, потрясающие. В сообщении Рика говорится, что мне нужна квартира 3.02.

К стойке регистрации можно пройти через стеклянный фасад рядом с дизайнерским бутиком, с другой стороны которого находится дверь с дистанционным управлением, которая, как я предполагаю, ведет на частную подземную автостоянку. В фойе, куда я вошла, установлена небольшая стойка регистрации, но за ней никого нет, поэтому я направляюсь прямо к лифту. Обстановка элегантная, но не роскошная. Я действительно не могу представить, чтобы Кэти зашла сюда со своей компанией пропустить стаканчик на ночь.

Лифт достаточно просторен, и, выйдя в длинный узкий коридор, я вижу табличку, указывающую, что квартиры с 3.01 по 3.03 находятся справа. Здесь тоже пустынно, и когда я обнаруживаю, что стою перед дверью Рика, меня на мгновение охватывает дурное предчувствие. Учитывая его предупреждение, я не совсем понимаю, во что ввязываюсь. Кэти будет здесь?

Я нажимаю на кнопку звонка и делаю небольшой шаг назад, ослабляя шарф, поскольку начинаю немного согреваться. Сегодня на улице ледяной ветер, и я осознаю, что мое лицо, вероятно, пылает от быстрой ходьбы.

– А, ты, должно быть, Лейни, – сердечно приветствует меня женщина средних лет, распахнувшая дверь. – Приятно познакомиться. Пожалуйста, входи и позволь мне взять твое пальто.

Теплый прием этой женщины для меня такой же сюрприз, как и тот факт, что она знает мое имя. Помня просьбу Рика подыграть ему, я переступаю порог, гадая, что меня ждет.

Квадратная прихожая с тремя дверями справа переходит в узкий коридор. В самом конце – еще одна дверь.

– Сюда, пожалуйста. Пациент отдыхает, – сообщает женщина, когда я следую за ней, но только потому, что я не принимаю никаких «нет».

Я храню молчание. Она открывает дверь, и мы входим в гостиную – совмещенную с кухней столовую открытой планировки. Это светлое угловое помещение с тремя большими окнами от пола до потолка на длинной стене и двумя – на противоположной. Из окон открывается вид на аналогичное здание на другой стороне улицы. Два окна по обе стороны блестящего белого кухонного острова в правом заднем углу выходят на каменную стену. Комната, вероятно, всего семь на пять метров, но это прекрасное пространство и отличная маленькая находка, если вы ищете что-то в двух шагах от того места, где работаете.

Я бы хотела рассмотреть детали, но сейчас мой взгляд прикован к Г-образному дивану и Рику, который опирается на пару подушек, вытянув правую ногу на продолговатой скамеечке для ног. Мы обмениваемся коротким взглядом, и он пытается пошевелиться.

– Рик, не ерзай. Ты слышал, что сказал доктор. Если сможешь сохранять максимальную неподвижность в течение первых двадцати четырех часов, все заживет намного быстрее. – Женщина поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и печально качает головой. – Представь себе, он думал, что сегодня пойдет на работу! Я так рада, что ты здесь.

– Это значит, что теперь ты можешь идти, мам, – перебивает Рик, видя, что я не совсем понимаю, как реагировать. Это его мама? Неужели у нее сложилось впечатление, что я – медсестра?

– Дорогой мальчик, я бы не хотела оставлять тебя в таком состоянии. Я знаю тебя как облупленного, и помяни мои слова, если ты не будешь благоразумен, то окажешься в плачевном состоянии. – Она поворачивается ко мне. – Ты со мной согласна, Лейни? – спрашивает она, и я чувствую, что должна подыграть.

– Конечно. Покой, лед, тугая повязка и держать ногу поднятой.

– Именно так, – отвечает она, одаривая меня благодарной улыбкой. – У него есть специальный ботинок, который он наденет, если ему понадобится сходить в туалет, но он вообще не должен нагружать лодыжку по крайней мере до завтрашнего утра. Так что ему нужно будет напомнить, чтобы он воспользовался костылями и не наступал на ногу. – Она явно обеспокоена тем, что он не станет сидеть спокойно.

– Мам, ты уже несколько раз проходила через это со мной. А теперь иди. Ты же не думаешь, что папа сам соберет вещи?

Она замолкает, явно разрываясь на части.

– Полагаю, что нет. В любом случае спасибо тебе, Лейни. Ты же знаешь, как Рик ненавидит, когда из-за него суетятся, и это облегчение – знать, что здесь есть кто-то, на кого он может положиться.

Я теряю дар речи, так как понятия не имею, что ей наговорил Рик. Я решаю, что у меня нет другого выбора, кроме как изобразить теплую улыбку, потому что эта женщина – очень милая леди и, если я ее не успокою, она никуда не уйдет.

– Можете абсолютно быть уверены, что я возьму это на себя. Однажды мой отец вывихнул лодыжку на футбольном матче, и было нелегко заставить его делать то, что ему говорили. Но позже он сказал «спасибо» мне и моей маме.

– Какое облегчение, – с глубоким вздохом отвечает она. – В морозилке есть сменные пакеты со льдом, и я заполнила холодильник.

– Хорошо, мам. Этого достаточно. Серьезно, папа будет волноваться, если ты сейчас же не уйдешь.

Я избегаю смотреть на Рика, пока его мама собирает свои вещи и кладет их на стул. Она подходит к Рику, наклоняется, чтобы обнять, а затем целует его в висок.

Пока они прощаются, я стараюсь незаметно слиться с фоном.

– Если к утру опухоль спадет, наденешь этот ботинок и будешь делать регулярные перерывы, чтобы держать ногу приподнятой. Ты меня слышишь?

– Да, мам. И спасибо. Желаю вам чудесного отдыха, а когда вернетесь, мы как следует наверстаем упущенное.

– Ладно, тогда я ухожу и оставляю тебя в надежных руках Лейни. Ты действительно звезда и настоящий друг, раз вот так приехала помочь Рику, – говорит она, когда я выхожу за ней в коридор.

Я жду, а она ставит на пол свою сумочку и большую джутовую сумку для покупок, чтобы надеть пальто.

– Там действительно холодно. Выглядит ярко и солнечно, но за последний час температура резко упала, – предупреждаю я ее.

Я поднимаю ее сумки, а она застегивает пальто до самого верха и достает пару изящных кожаных перчаток.

Она наклоняется ко мне и тихонько говорит:

– Если бы ты не пришла, я бы отменила поездку в Шотландию. Завтра наша тридцатая годовщина свадьбы, и у нас там семья, которую мы давно не видели, но я не думаю, что Кэти так уж отзывчива, и поэтому замечательно знать, что у него есть хороший друг, который останется с ним на ночь. Буду надеяться, что утром его лодыжке будет намного лучше, потому что мой сын не из тех, кто любит сидеть сиднем, верно? Кстати, меня зовут Шери.

На ночь? Она кладет руки мне на плечи, чтобы быстро обнять, и выражение облегчения, отражающееся на ее лице, когда она отстраняется, заставляет меня просто кивнуть головой.

– Что ж, Шери, желаю приятно провести время, а я обещаю, что буду неукоснительно прикладывать эти пакеты со льдом. И следить за ним, как ястреб.

Она одаривает меня лучезарной улыбкой. Я могу лишь надеяться, что через несколько часов Рик будет уверенно передвигаться на своих костылях. Если же нет… что ж, я перейду этот мост, когда мы туда доберемся.

– Слава богу, у него есть по крайней мере один разумный друг, и я очень благодарна тебе за то, что ты так быстро вмешалась. Береги себя, Лейни. Приятно было пообщаться, пусть даже и так коротко. Но я очень надеюсь, что в скором времени наши пути снова пересекутся.

Я закрываю за ней дверь и прислоняюсь к ней спиной, задаваясь вопросом, о чем, черт возьми, я думала. На мгновение я забылась.

Я заставляю себя выпрямиться и возвращаюсь в зону открытой планировки, и Рик подавленно смотрит на меня.

– Я о-о-очень сожалею. Но моя мать действительно отменила бы их отпуск, чтобы остаться, если бы я не…

– Если бы вы ей не солгали? – подсказываю я, качая головой. – Вы не можете винить ее за то, что она о вас беспокоится.

– Это выглядит хуже, чем есть на самом деле. Я просто оступился и подвернул ногу, вот и все.

Справедливости ради, он действительно кажется слегка пристыженным, мое замечание явно задело его за живое. И теперь он немного смущен.

– Как долго уже лежит этот пакет со льдом? – спрашиваю я.

– Минут двадцать.

– Ясно. Тогда его нужно вернуть в морозилку, а я настрою телефон на напоминание через три часа. Вы серьезно думаете вернуться завтра на работу?

Я опускаюсь на единственный стул рядом с Риком, и он кивает головой:

– Да. И я, естественно, не жду, что вы останетесь. Я не мог справиться с болью и успокоить мать, поэтому запаниковал. Поскольку я все равно собирался вам позвонить, мне показалось, что это может быть быстрым решением. Кэти нет, сегодня рано утром она должна была улететь в Париж на благотворительное мероприятие, в котором участвует в эти выходные. Кроме того, я вполне в состоянии справиться сам.

– План состоит в том, что мы обсудим эту вашу идею, а потом я оставлю вас одного? Даже несмотря на то, что ваша мама думает, что вы в надежных руках?

Рик пожимает плечами.

– Я должен был что-то сделать. Думаю, что смогу приложить немного льда и некоторое время подержать ногу приподнятой.

Хм-м. От дивана до морозильника долгий путь, это точно. Интересно, это общая мужская черта – не желать признать, что нужна помощь? И почему он не позвонил другу, если только в этом не было какой-то подоплеки и ему не хотелось объяснять, что произошло?

– Рада за вас. Хотите пить? Или есть? – спрашиваю я.

– Я бы с удовольствием выпил кофе, и я умираю с голоду. Напряженный выдался денек.

– У меня тоже. Идем?

Рик смотрит на противоположную сторону кухонного острова, ища глазами свои костыли. Они прислонены к спинке дивана, и я протягиваю их ему. Он принимает костыли, лукаво блеснув глазами.

Я снимаю пакет с растаявшим уже льдом с его перевязанной лодыжки и наблюдаю, как он пытается принять сидячее положение. Здоровой ногой упирается в пол и морщится, пытаясь пошевелить правой ногой. Очевидно, он ни за что не сможет приподняться на одной ноге, не говоря уже о том, чтобы поставить костыли, когда встанет.

– Как я и подозревала… Мамы обычно знают, о чем говорят, – замечаю я.

Он выглядит совершенно беспомощным и, осмелюсь сказать, немного жалким.

– Ладно. Сдаюсь. Диван слишком низкий, а ноги у меня слишком длинные. Это не моя вина.

– Какая жалость. А я с нетерпением ждала, какую простодушную идею вы придумаете, чтобы нести кофейную кружку, опираясь при этом на две металлические палочки.

– Ладно, свою точку зрения вы высказали. Если мне удастся не нагружать ногу в течение нескольких часов, уверен, со мной все будет в порядке.

– Значит, мне лучше остаться на некоторое время? – спрашиваю я, стараясь не злорадствовать.

– Вы действительно хотите вот так провести остаток своего дня? – с сомнением в голосе уточняет Рик.

Я качаю головой, а он с усталым видом откидывается на подушки.

– Всякое бывает. Я уже разобрала две самые срочные задачи из сегодняшнего списка дел, а затем выделила время для нашей встречи. После этого я собиралась отправиться домой. Но в качестве компенсации вы могли бы договориться о переносе бронирования столика для Томаса, он был бы у меня в долгу.

Рик смотрит на меня, и улыбка постепенно расползается по его лицу.

– У тебя это вошло в привычку?

– Что именно?

– Коллекционировать долги, – шутит он. – Ты уже второй раз приходишь мне на помощь.

– Вот тебе и рыцари в сияющих доспехах, и девицы в беде. Классические сказки не мешало бы немного подправить, – посмеиваюсь я.

У Рика, по крайней мере, хватает такта одобрительно кивнуть:

– Что ж, надеюсь, вскоре я смогу отплатить за все услуги. – Он смотрит на меня с блеском в глазах, и я поворачиваюсь, направляясь знакомиться с его нетронутой и, судя по виду, редко используемой кухней.

4. Добрая самаритянка

Выпив по паре чашек кофе и уничтожив по бутерброду, мы готовы приступить к делу. Когда я забираю у Рика пустую тарелку, он улыбается.

– Неплохо, совсем неплохо, – замечает он, как будто удивляясь, что я способна не ограничиваться стандартными идеями перекуса.

Что ж, я не собиралась ударить в грязь лицом, готовя для суперзвездного шеф-повара! Слегка поджаренная чиабатта, сбрызнутая оливковым маслом первого отжима и бальзамическим уксусом, с тонко нарезанным авокадо, ломтиками пармской ветчины и моей собственной версией айоли [5]5
  Айоли – соус из чеснока и оливкового масла, популярный на северном побережье Средиземного моря.


[Закрыть]. Поскольку кухня имеет открытую планировку, Рик, без сомнения, заметил баночку майонеза и выдавленный зубчик чеснока, но важна сама идея. Однако я прячу усмешку, поскольку сомневаюсь, что майонез или чеснок были бы в списке покупок Рика. Содержимое холодильника действительно выглядит скудновато, его мама просто наскоро прочесала супермаркет. Всего понемногу, благослови ее Господь.

У меня начинает попискивать телефон, и я роюсь в сумке, чтобы его отключить.

– Извини. Так, – я плюхаюсь в кресло и выжидающе смотрю на Рика, – мне нужно делать заметки?

– Не на данном этапе. Позволь, я сначала поделюсь с тобой идеей и посмотрю, какой будет твоя внутренняя реакция. А потом уже изложим кое-что на бумаге.

– Давай, жги.

– Ко мне обратилась независимая продюсерская компания, которая планирует четырехсерийный телесериал под названием «Молодые и вдохновленные: Новое поколение шеф-поваров». Список коми́ [6]6
  Коми€ – ученик повара.


[Закрыть] шеф-поваров, недавно завершивших свое кулинарное обучение, был сокращен, и семь лучших кандидатов приглашены принять участие в конкурсе. Меня попросили провести четыре мастер-класса, на каждом из которых демонстрировался бы обед из трех блюд. В течение трех дней участники конкурса будут по-своему готовить каждое из блюд, а я, как судья, буду выставлять оценки. На кону немалый приз для победителя, и я очень этому рад.

Рик пристально смотрит на меня, изучая мою реакцию, но я в недоумении, как это может быть связано с «Высококлассной кухней».

– О, а я думала, у нас будет разговор о какой-нибудь рекламе празднования годовщины.

– Нет. Кэти держит это под жестким контролем. У нее есть представление о ценности эксклюзивности и правильном присутствии в социальных сетях. Очевидно, это будет вечеринка со звездами, которая вызовет некоторые домыслы и болтовню. Конечно, она позаботится о том, чтобы на следующий день было опубликовано несколько эксклюзивных фотографий, но официального освещения не будет.

Хм-м. Я понимаю, что это могло бы стать идеальным пиаром, но все-таки в центре внимания должны быть блюда, приготовленные шеф-поваром и командой «Алеатори», а не знаменитости, которых приглашают туда пообедать.

– О, понимаю, – отвечаю я, решив, что лучше не высказывать своего мнения вслух. – Шоу кажется прекрасной возможностью. Предполагаю, ты за это ухватился.

– Ну, к сожалению, не все так просто.

– Жаль. Известность, которую ты можешь получить, показав свое лицо, была бы бесценна.

Рик начинает нервничать и пытается податься вперед.

– Р-р-р, – ворчит он и, слегка морщась, упирается в диван ладонями, чтобы наклониться. – Мне нужно в туалет.

Он мускулист и, очевидно, занимается спортом, но диван мягкий и довольно низкий.

Я вскакиваю, хватаю его костыли и протягиваю руку, чтобы поднять его на ноги.

– Подожди секунду, давай сначала приведем тебя в порядок, – твердо говорю я. – Так, подвинься немного вперед, поближе к краю сиденья, затем убери ногу со стула. Вот так. Теперь обопрись правой рукой мне на плечо и приподнимись.

Это было бы намного проще, если бы диван был более жестким или Рик был не таким высоким. Но худо-бедно нам удается добиться, чтобы он встал на здоровую ногу, и теперь он благодарно улыбается мне, хватаясь за костыли.

– Тебе нужно, чтобы я пошла с тобой? – уточняю я.

Рик делает неуверенный шаг вперед, держа правую ногу согнутой, его ступня зависает над полом. По гримасе, которая появляется у него на лице, когда он делает следующий шаг, я понимаю, что это не так просто, как он думал.

– Я открою двери. Просто не торопись.

Последнее, что ему нужно, – это чтобы кто-нибудь с тревогой наблюдал за ним, и это больно видеть. Проходит минута или две, наконец Рик шаркает по коридору, и когда он подходит ближе, его лоб блестит от капелек пота. Он выглядит бледным, но умудряется выдавить из себя неуверенную улыбку.

– Думаю, теперь все хорошо, – отвечает он. – Я разберусь.

Слава богу, если так. Честно говоря, эта встреча начинает казаться мне чересчур личной, и для Рика это тоже может быть нелегко.

– Блестяще. Я… э-э… тогда просто исчезну, чтобы позвонить по телефону, – говорю я, быстро выходя и направляясь обратно в гостиную.

Достав из сумочки телефон, я иду на кухню. Дарио трижды отправлял сообщения, спрашивая, где я нахожусь и почему я не отвечаю. Значит, он что-то нашел.

– Привет, Дарио. Извини, у меня в телефоне был отключен звук. Что случилось?

– Ну, там было несколько фотографий гурманов с хэштегом ресторана, просто люди хвастались и давали понять, что были на вечеринке. Однако источник, которого я не могу раскрыть, сообщил мне по секрету, что Кэти увезли на такси после неприятного инцидента, произошедшего в конце вечера.

– Какого инцидента? – переспрашиваю я, понизив голос.

– Похоже, Кэти что-то не понравилось, вспыхнула ссора. Ввязался один из приятелей Кэти, случилась небольшая потасовка. Отсюда и быстрое удаление материала. Никогда не знаешь наверняка, вдруг кто-то увидит неудачную фотографию и не захочет, чтобы что-то подобное стало вирусным.

Я задумываюсь, не замешан ли в этом Рик.

– Спасибо, Дарио. Мне пора идти, но я должна тебе выпивку.

– Удачных выходных, подруга.

– Тебе тоже. До встречи.

К тому времени, когда Рик возвращается к дивану, его бледность немного настораживает. Я забираю у него костыли, и когда он осторожно опускается обратно, его дискомфорт очевиден. Чтобы отвлечь Рика, я спрашиваю, что вдохновило его стать шеф-поваром. Может быть, в этом есть доля любопытства, но в ответ он дружелюбно улыбается. Я присаживаюсь, и Рик немного рассказывает мне о своем детстве. В школе он был странным, и некоторые сверстники смеялись над ним из-за того, что он проводил время на кухне за приготовлением пищи. Однако его это не остановило, и отрадно слышать, что он воплотил свою мечту в реальность. Такое чувство, что мы просто два старых друга, которые наверстывают упущенное, и я наслаждаюсь общением, хотя часть меня задается вопросом, разумно ли это.

* * *

– Думаю, пора снова наложить лед на лодыжку. Как ты себя чувствуешь? – Направляясь к морозилке, я осознаю, что для нас обоих день пролетел незаметно.

– Спасибо, Лейни. Лодыжка снова начинает пульсировать, но она уже не такая распухшая, как раньше. Пока ты достаешь пакет со льдом, не могла бы ты открыть бутылку вина? Не знаю, как тебе, а мне не помешало бы немного подкрепиться. Это может помочь притупить боль.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Его улыбка обезоруживает, и я вижу, как он благодарен за компанию.

– По-моему, звучит заманчиво. Хм, ты ведь не принимал никаких обезболивающих или медикаментов? – уточняю я, стараясь, чтобы мой голос звучал сочувственно, а не властно.

– Я не полный слабак, за исключением тех случаев, когда дело касается моей мамы, которая временами является силой, с которой приходится считаться. Мне просто жаль, что ты здесь застряла, и, пожалуйста, не думай, что тебе обязательно оставаться и портить себе пятничный вечер.

– Если бы я была дома, я бы сидела перед телевизором с бокалом в руке и расслаблялась после выматывающей недели. Но, по крайней мере, моя неделя закончилась не так плохо, как твоя, – сочувствую я.

– Что ж, это научит меня в следующий раз быть более осторожным.

Стоя спиной к Рику, я достаю из морозилки пакет со свежим льдом и поворачиваюсь посмотреть на него, стараясь не выдать удивления по поводу его признания.

– Где мне найти вино?

– В холодильнике есть белое, а на винной полке под островом – красное. Выбор за тобой, со мной все просто. Бокалы – в настенном шкафу рядом с окном в дальнем углу.

– А, вот оно. – Я беру бутылку красного, скользнув взглядом по этикетке и отметив, что оно с селекционного виноградника, о котором, как я слышала, говорят. – Значит, ты сам это сделал? – Я разыскиваю бокалы, а затем откупориваю бутылку вина, старательно избегая смотреть в сторону Рика.

– Кое-кто разозлил меня прошлой ночью, и ему не понравилось, когда я посоветовал ему уйти, пока я его не вышвырнул. Честно говоря, это был не самый красноречивый момент в моей жизни. Когда он не внял моему предупреждению, я замахнулся кулаком, но он увернулся, и я упал, выставив себя полным дураком. К счастью, вокруг было всего несколько человек, которые могли стать свидетелями того, что произошло. Бывают моменты, когда я перехожу на повышенные тона на кухне, но за ее пределами меня мало что может вывести из себя.

– Но все-таки вывело?

С его губ срывается протяжный вздох.

– Насколько я могу тебе доверять, учитывая, что ты – журналист?

Я иду к нему, держа в каждой руке по бокалу, и на мгновение останавливаюсь.

– Ты много встречал журналистов, которые пообещали бы твоей матери, что останутся, чтобы уберечь тебя от неприятностей?

Он опускает голову в притворном смущении.

– Значит, между нами?

– Абсолютно.

Я протягиваю ему бокал вина, ставлю свой на кофейный столик и возвращаюсь за пакетом со льдом.

– Мне нелегко заводить друзей. В прошлом я прошел трудный путь, и это научило меня быть осторожным. Я предпочитаю держать свою личную жизнь в секрете.

Я могу только догадываться, что он имеет в виду время, когда работал с Мартиной Альварес в «Рае для гурманов». Должно быть, Кэти для него – как спасательный круг, поскольку в ту минуту, когда она появилась в его жизни, эта новость затмила все возможные предположения о том, что произошло.

Я возвращаюсь и кладу пакет со льдом на полотенце поверх его лодыжки.

– Держи и не забывай шевелить пальцами ног.

– Ненавижу чувствовать себя беспомощным. Хочешь верь, хочешь нет, но у меня тоже нет привычки врать своей матери. Но мои родители почти год планировали эту поездку, и я ни за что не собирался лишать их ее только потому, что выставил себя идиотом.

Возможно, Рик действительно выставил себя немного дураком, и Дарио упоминал, что перед потасовкой произошла ссора.

Взяв бокал с вином, Рик похлопывает по сиденью дивана рядом с собой.

– Если мы собираемся говорить начистоту, давай устроимся поудобнее.

Я осторожно опускаюсь рядом с ним, не желая беспокоить его вытянутую ногу.

– Что заставило бы тебя доверять мне? Надеешься выведать мои темные секреты? – спрашиваю я.

Кажется, Рик находит это забавным.

– А у тебя есть темные секреты? Извини, но я в это не верю.

Я бросаю на него испепеляющий взгляд:

– На самом деле больше, чем ты можешь себе представить.

Он поднимает бокал, и мы чокаемся.

– За демонов, которых мы изо всех сил стараемся держать на расстоянии, и за ангелов, которые нас спасают.

Мое сердце начинает бешено колотиться в груди. Разум твердит, что в этом нет ничего личного, но почему пульс учащается, когда его глубокие карие глаза изучают мое лицо? Он разговорился, и сейчас мы просто два человека, признающиеся друг другу, что наша жизнь была нелегкой.

– Ну так что, поделишься? – спрашивает он, когда я откидываюсь на подушки.

– С чего бы мне начать? Мой отец – Майк Саммерс. Слышал о нем?

Рик немедленно поворачивает ко мне голову:

– Правда? Конечно, слышал. Я следил за этим делом в газетах.

Похоже, он потрясен.

– Ага. И я встала на его сторону, когда все от него отвернулись, а моя мать поспешила уехать во Францию, потому что ей было невыносимо видеть, как его подвергают гонениям.

Рик делает большой глоток из бокала.

– Должно быть, это было нелегко пережить. Чем он сейчас занимается?

– Он писатель, пишет под псевдонимом. Он все еще в поиске, но его теории заговора теперь превратились в художественную литературу.

Я вижу, что это было последнее, что Рик ожидал услышать.

– И отношения, в которых я состояла два года, распались примерно в то же время. Похоже, мой бывший возлюбленный с годами сильно изменился. Когда дело коснулось выживания в трудные времена, он оказался не таким уж милым.

Рик печально качает головой:

– Мне жаль это слышать, Лейни. Ты заслуживаешь лучшего.

– Я знаю. Но мы не всегда получаем то, чего заслуживаем, мы получаем то, что жизнь определяет как необходимое, чтобы сделать нас сильнее.

– Ты действительно в это веришь? – недоверчиво спрашивает он.

– Ну, отец учил меня, что не всегда можно верить тому, что видишь. А моя мама, ну, она считает, что люди просто забыли, что на самом деле важно в жизни. Вот почему сейчас она проводит кулинарные мастер-классы в Ле Кротуа и учит людей выращивать собственные продукты. Это интересно – быть воспитанной родителями, которые не всегда сходились во взглядах на возможные решения некоторых жизненных проблем. Но я получила ценный урок.

– Какой именно? – хмурится Рик.

– Каждый имеет право на собственное мнение. И кто я такая, чтобы кого-то судить, когда и сама что-то делаю неправильно.

Легкая улыбка, появившаяся на моих губах, полна иронии.

– Теперь я чувствую себя виноватым в том, что проигнорировал свое чутье и внезапно усомнился в тебе. Один раз ты меня уже выручила, и второй раз должен был мне что-то сказать, верно? Я должен извиниться перед тобой, Лейни.

– Все в порядке. Я понимаю. Именно поэтому я решила сменить направление своей карьеры. Мне просто нравится еда. И как журналист, я выяснила, что газеты с плохими вестями продаются лучше, чем газеты с вестями радостными. Я не всегда хорошо чувствовала себя со своей работой, и то, что я делаю сейчас, на мой взгляд, является шагом вперед.

– Иметь совесть нелегко. Похоже, в наши дни многие обходятся без нее.

На короткое мгновение мы замолкаем, прежде чем Рик поворачивается и смотрит на меня напряженным взглядом.

– У Кэти есть две совершенно разные стороны. Фасад, который она показывает миру, когда выставляет себя напоказ, – это ее броня. А еще есть скрытный человек, прячущийся в тени и сражающийся в битве, которая бушует внутри нее. – Его голос звучит отстраненно, озабоченно.

– В битве? – мягко переспрашиваю я.

– Дети-звезды редко сами выбирают свой жизненный путь. На заднем плане всегда есть кто-то, кто подталкивает их вперед и использует. Разве можно поверить, что это нормально или полезно для здоровья, когда ребенок оказывается в центре внимания? За современным миром так сложно угнаться. Примерно с пятилетнего возраста слово «нормальность» применительно к жизни Кэти вообще потеряло смысл.