Текст книги "Я не сойду с ума"

12
Ханна Бауэр

Мы очень обрадовались, когда Пайпер позвонила и рассказала, что нашу заявку одобрили и суд назначил нас временной патронатной семьей Джейни. Она уже шесть недель провела в больнице, и в ближайшие две недели ее планировали перевести на амбулаторное наблюдение. Кристофер прочесал Амазон и заполонил дом книгами, которые могли подготовить нас к работе с ребенком с психологической травмой. Пайпер хотела, чтобы мы уже сейчас начали приводить ее домой, потому что времени оставалось немного, и ночью накануне первого раза я была так возбуждена, что почти не спала.

На этот раз Джейни легко, безо всякой борьбы забралась в машину. Я не могла не улыбнуться этой маленькой победе. Жили мы близко, поэтому поездка была недолгой. По этой причине когда-то мы и купили этот дом. Когда мы его только выбирали, мы обсуждали, что отсюда при желании можно ходить на работу пешком или ездить на велосипеде, но вот уже шесть лет мы тут живем, и пока что никто из нас этого не опробовал.

Я заглушила мотор и повернулась на сиденье.

– Ну вот, Джейни, это наш дом. Тут мы с Кристофером живем.

Я ожидала, что она будет осторожной и стеснительной, когда войдет, но она вела себя уверенно. Меня всегда удивляло ее бесстрашие. Кристофер вел ее за руку и показывал комнаты. Я шла рядом и очень старалась до нее не дотрагиваться. Кристофер все время призывал нас больше обниматься, но я хотела, чтобы все произошло в свое время и она пришла ко мне, когда будет готова.

Осмотр внезапно остановился на кухне. Она отпустила его руку и пулей ворвалась в комнату. Заметив холодильник, с широкой улыбкой метнулась к нему. Дернула дверцу, нахмурилась, когда та не поддалась. Показала на нее.

– Доктор Крис, помоги. Я хочу есть.

Он покачал головой.

– Сейчас не время для еды.

Она топнула ногой.

– Я голодная. Я хочу есть. Сейчас!

Она еще раз дернула дверцу, но без толку, та была надежно заперта. Ее доктора сказали нам запереть все холодильники и шкафчики, потому что иначе она может забраться и съесть все, до чего дотянется, пока ей не станет плохо. Джейни все еще не стоило переедать.

– Милая, хочешь выйти на улицу? – спросила я, вставая рядом с ней и надеясь отвлечь. Не кормить ее казалось мне пыткой, но врачи убедили, что лучшим для нее будет придерживаться графика.

Она посмотрела на меня, помотала головой и снова показала на холодильник. На этот раз она ударила его рукой.

– Еда! Я хочу есть!

Мы были в шаге от жуткой истерики. Вдруг Кристофер пустился в дикий пляс и подхватил ее на руки быстрее, чем она сумела возразить. Он закрутил ее.

– Ю-хуу!

Она тоскливо поглядела на холодильник ему через плечо, но он снова покрутил ее.

– Ю-хуу, – воскликнула на этот раз я. – Как ты быстро кружишься!

Постепенно у нее на лице проступила улыбка. Кристофер все кружил и кружил ее. Наконец она засмеялась и перестала смотреть на холодильник. Я выдохнула. Мы только что сдали первый экзамен на родительство.

Но на следующий день ее визит прошел не так гладко. Мы сидели в гостиной и раскрашивали картинки, как вдруг она начала кричать. Зло, яростно. Это были крики не ужаса, а гнева. Она не плакала. Не подпускала нас близко. Когда мы пытались подойти, она кричала громче.

– Все хорошо, Джейни. Нечего бояться, – сказал Кристофер.

Его слова не возымели никакого воздействия на девочку. Она его не слышала, словно была где-то в другом месте. Она хватала ртом воздух, как будто задыхалась. Кристофер протянул руки, пытаясь ее обнять, но она укусила его за запястье. Он вскрикнул и инстинктивно отдернул руку, отталкивая ее. Она взвыла.

Я нагнулась к ней.

– Милая, все…

Она плюнула мне в лицо, не дав договорить. Я вытерла лицо тыльной стороной ладони и обернулась к Кристоферу. Судя по виду, он был потрясен не меньше меня.

Джейни упала на спину и бешено замолотила кулаками по деревянному полу. Мы не успели отреагировать, как она со всей силой врезалась в пол головой. Раздался громкий хруст.

– О боже! – Кристофер схватил ее и крепко обхватил руками. Она еще раз взвизгнула и боднула его головой в нос. Он отпустил Джейни, и та снова бросилась на пол. Пара секунд, и вот она опять бьется головой.

– Она же покалечится, – сказала я. – Попробуй зайти сзади и придержать ее. Я возьму за ноги.

Он ухватил ее сзади так, чтобы она не могла его больше ударить головой. Я придерживала ее ноги. Она сопротивлялась, ее маленькое тельце было напряжено от ярости, но мы не отпускали. Она так пыталась брыкаться, что я боялась, она вывихнет себе ноги. Казалось, прошло несколько часов, пока она перестала сопротивляться и тело обмякло. Наконец все прошло, но мы еще боялись ее отпускать. Через несколько минут мы ослабили хватку, и она сразу же разрыдалась, сотрясаясь от рыданий.

Я побежала в ванную, схватила полотенце, смочила его под краном. Я приложила полотенце ей ко лбу, как если бы у нее был жар, надеясь, что это немного остудит ее разгоряченное тело. Мы старались успокоить ее, по очереди обнимали и гладили по спине. Кристофер попытался отвлечь ее на видео в своем телефоне – ролики с гориллами обычно ее смешили, – но сейчас ничего не помогало.

Она проплакала все время, пока нам не пришла пора отвезти ее обратно в больницу. Она всхлипывала всю поездку и все еще не до конца успокоилась, когда мы оставили ее в палате.

– Уфф, неслабо, – сказал Кристофер по дороге домой. Его любимая футболка пропиталась потом.

– Ты уже видел ее в таком состоянии? – спросила я.

– Я видел ее истерики, но не думал, что они могут длиться так долго. Медсестры упоминали, что иногда она может кричать очень долго, но не говорили, что это может продолжаться часами. Думаешь, мы слишком торопим события? – спросил он. Судя по всему, он был потрясен.

Я взяла его за руку.

– Думаю, переезд дастся ей нелегко, возможно, это только начало.

– Я даже не знаю, что вызвало ее ярость. Мы сидели рисовали, и вдруг она просто взбесилась, безо всякой причины. Я ничего не говорил, ничего не делал, – у него в глазах читались вопросы, он мучительно искал на них ответы.

Я сжала его руку.

– У нее много происходит внутри такого, о чем мы даже не догадываемся.

– Просто обычно мне удается ее успокоить. А что случится, если я не смогу? – Лицо было обеспокоенным.

– К счастью, мы с ней не одни. – У Джейни каждый день было столько разных занятий, что я не понимала, как она находит время для чего-то еще. Каждый врач выдавал нам подробный отчет по уходу за ней.

– Ронда обещала дать нам кучу сенсорных игрушек, которые она использует в работе с брошенными детьми. Она говорит, такие игрушки здорово помогают им успокаиваться. У нее для нас еще много полезного. Всякие терапевтические игры и книги. – Ронда – это главный психолог больницы, и она работала с Джейни по два часа каждый день.

– Думаешь, все это и правда поможет?

– Конечно, – сказала я, стараясь быть сильной, хотя мне тоже было страшно.

Дело № 5243
Допрос Пайпер Гольдштейн

Я щурилась от солнца, светящего прямо в глаза, но это было не важно. Здорово снова быть на улице, даже если всего на пять минут. На какое-то мгновение я пожалела, что не курю. Тогда у меня был бы повод попроситься наружу хоть на минутку. Вместо этого я с полуобморочным видом спросила, не могу ли выйти на свежий воздух. Они посмотрели на меня с подозрением, но отказать не смогли.

– Только быстро, хочется закончить поскорее, – сказал Рон, будто мы уже были близки к завершению. Я на это надеялась, но сильно сомневалась. Мы еще не дошли до самого тяжелого. Они слишком много времени потратили на первый визит домой к Бауэрам.

Ханна мне потом позвонила и обеспокоенно спросила, не слишком ли много они на себя берут. Полицейским я об этом не рассказала, а они и не спрашивали. К тому же я знала, что они подумают, а это было не так. Она просто переживала. Она всегда была гораздо практичнее Кристофера в вопросах, касавшихся Джейни.

– Мы можем чем-то еще ей помочь? – спросила она меня тогда.

– Просто делайте то, что делаете, но, по правде говоря, пройдет немало времени до полного психологического и эмоционального исцеления. Этого не случится, пока она не попадет в постоянный дом. Даже если она этого не осознает, она все еще не чувствует себя в безопасности. Ребенок не может чувствовать себя в безопасности, пока у него нет дома.

– И каковы перспективы?

– Многие хотели бы взять ее, – я потерла лоб, думая о сотнях страниц документов, которые мне еще нужно прочитать. – Это создает сложности, но это хорошо.

– Обнаружить родственников по-прежнему не удалось?

– Ничего существенного, – ответила я.

Это не совсем ложь – не было никакого смысла рассказывать ей, как я ходила к матери Бекки в тюрьму, это только сильнее бы ее расстроило, тем более что из нашей встречи ничего не вышло.

В поисках постоянного дома для ребенка мы всегда начинаем с родственников, а сейчас единственной, кого мы сумели отыскать, была мать Бекки, Сью Уотсон. Ее криминальное досье охватывало два десятилетия, и сейчас она в тюрьме округа Фодж ожидала решения суда после апелляции по поводу третьего обвинения в вождении в нетрезвом виде и небезопасном вождении. Я навещала ее на прошлой неделе.

Сью была настолько толстой, что складки кожи свешивались по краям алюминиевого стула. На ней был характерный оранжевый комбинезон. Обычно женщины в таких тонут, но на ней он сидел в облипку. Длинные густые волосы лежали кудрявой копной, словно к ним много лет не прикасалась расческа. Она сложила руки на груди и уставилась на меня.

– Ты кто? – Зубы у нее были такие же гнилые, как когда-то у Джейни.

– Я Пайпер Гольдштейн. Мы разговаривали по телефону. Я социальный работник, занимающийся делом вашей внучки, Джейни.

– Зачем Джейни социальный работник? – спросила она, оглядываясь на других посетителей в набитой комнате, словно они могли подслушивать. Беспокойство было напрасным, часы посещения были короткими, и никто не думал о других.

– Суд назначает социального работника в случаях, когда ребенку требуется защита, – объяснила я теми же словами, что и в первый раз по телефону.

– А я тут при чем?

Я ненавидела об этом говорить, но выбора у меня не было. Государство настаивало, чтобы мы первым делом искали родственников, если это возможно. Иногда это срабатывало, но чаще всего нет. Родительская несостоятельность передавалась из поколения в поколение, и родственники, как правило, справлялись не лучше родителей. В случае с Джейни я заранее знала, что она не может жить ни с кем из родственников, Сью бывала под арестом даже чаще, чем Бекки.

– Мы пытаемся найти, куда лучше поместить Джейни, и надеялись, что вы снабдите нас необходимой информацией.

Она оперлась о стол.

– Что за информация вам нужна?

– Все что угодно о Бекки и Джейни.

Она фыркнула.

– Я несколько лет ребенка не видела.

– Джейни или Бекки?

– Обеих.

– Раньше вы их часто видели?

– Я вырастила Джейни.

Я взялась за ручку. Это что-то новенькое.

– Не могли бы вы рассказать подробнее? – спросила я с журналистской интонацией в голосе.

– Бекки никогда не хотела ребенка. Она родила только потому, что слишком долго медлила и уже нельзя было ничего поделать.

– А что отец?

Она рассмеялась.

– Отец? Да Бекки не умеет держать ноги сведенными. Кто знает, кто там отец. Точно не Бекки. Она понятия не имеет, – она фыркнула. – Из роддома я привезла их к себе. Думала, дам Бекки второй шанс. Дам ей время отделаться от этой дряни, но мне следовало лучше ее знать, – она закатила глаза. – Через три недели она опять курила. Даже месяц с ребенком не пробыла. Однажды ночью ушла и больше не вернулась. Оставила меня с этим младенцем.

– Как долго ее не было? – спросила я.

Она снова засмеялась, так раскатисто, что живот затрясся под комбинезоном.

– Она объявилась, когда Джейни было два.

– И Джейни все это время была с вами? Больше ни с кем?

Она кивнула.

– Зачем Бекки вернулась?

– Она была чистая. Прошла какую-то шестимесячную программу. Я отдала ей Джейни, но обратно в свой дом я эту девчонку пускать не собиралась.

Я отметила эти даты.

– Какой была Джейни в младенчестве?

– Она никогда не спала. Знаешь, говорят, младенцы все время спят. Только не Джейни, – она покачала головой. – Как родилась бодрствующая, так и не спала.

– У нее были колики?

– Что это? – в замешательстве спросила она.

– Когда дети много плачут. Дети с коликами обычно мало спят.

– Нет, не то. Она была не такая. Она никогда не плакала. Просто не спала. Как я сказала. Лежала и глядела в потолок. Со мной не хотела иметь дела. Плевать, что я ее бабушка. Как думаешь, каково заботиться о ребенке, который не обращает на тебя внимания?

– Не знаю. Наверное, это было непросто.

Она пожала плечами.

– Ладно, поняла, ты не знаешь младенцев. Иногда попадаются плохие.

– И что вы делали?

– Давала ей делать, что захочет, пока не подрастет, но тогда все стало только хуже.

– Что это значит?

– Ее невозможно было заставить что-то сделать. Если ей приказать, сразу начиналась истерика. Девчонка пиналась. Пыталась кусаться. Если не могла укусить меня, кусала себя. Никогда не видела ничего более ненормального, – она кивнула, соглашаясь с собственными словами и переводя дух. – Потом стала сдирать подгузник и писать куда попало. Не только в комнате, по всему дому. Какала когда вздумается. Сходила с ума и доводила себя до рвоты. Это было отвратительно. Ни один ребенок не смеет так вести себя в моем доме и громить его. Тогда-то я и начала устраивать ей взбучку, когда она совсем отбивалась от рук. Я всех детей так растила, – она многозначительно посмотрела мне в глаза. – У меня есть право врезать своему ребенку, когда он не слушается, так же, как и Бекки имела право врезать Джейни, если та не слушалась.

Все, кто бьет своих детей, как-то себя оправдывают. Обычно считают, что у них есть на это право. Некоторые даже подкрепляли свою правоту цитатами из Библии. Не припомню, сколько родителей цитировали мне стих «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына». Я не пыталась ее переубедить. Она уже давно закрыта для детей.

– Вам не показалось, что с Джейни что-то не так?

Она наклонилась ближе и прошептала, будто мы были лучшими подругами:

– Ты когда-нибудь смотрела ей в глаза? Ночью они чернеют. Иногда мне приходилось дать ей подзатыльник, чтобы глаза снова стали голубыми. Понимаешь? – Она засмеялась, но я не сомневалась, что она всерьез. – Уж лучше бы я от нее избавилась. Поверь, я задумывалась об этом. А потом Бекки вернулась. Она была чиста и хотела вернуть Джейни. Ну и я такая: «Да ради бога, забирай!»

– Когда вы видели их в последний раз?

Она наморщила лоб, вспоминая.

– Года два-три назад.

– И какой тогда была Бекки?

– Ненормальная, как обычно. Снова под кайфом, болтала, что надо отвести Джейни в церковь, чтобы священник над ней помолился.

– Я знаю, вы уже говорили, что не знаете, кто отец Джейни, но вообще в жизни Бекки был мужчина?

Нам необходимо было отыскать биологического отца Джейни или любого другого мужчину, у кого могло быть первоочередное право на опеку. Даже если они не участвовали в ее жизни, мы должны были предложить им забрать Джейни. Такого ни разу еще не случалось. Папаши без гроша в кармане не воскрешали и не приходили на помощь своим детям. Но это еще одна галочка в отчете.

– Понятия не имею.

– Кто-нибудь из мужчин причинял Бекки боль в прошлом?

Она подняла брови.

– Да все.

13
Кристофер Бауэр

Мне не терпелось привезти Джейни домой, но масштаб задачи ошеломил меня, когда мы зашли в дом, и я замер. Холл тянулся передо мной к гостиной в деревенском стиле с оранжево-охристыми стенами, на которых я так настаивал. Комната купалась в солнечных лучах, освещавших каждую продуманную с любовью деталь, но ничто больше не казалось надежным или знакомым. Все изменилось, даже картины. Внезапно мы осознали, какое время нам предстоит. Мы с Ханной взяли по три недели отпуска, чтобы быть с Джейни, пока ей не найдут семью, и вот она у нас дома, и что нам с ней делать?

Ханна посмотрела мне на мое лицо, прочитав на нем то, чего я не мог сказать вслух.

– Может, поедим? – предложила она. Хотя еда оставалась болезненной темой для Джейни, она точно делала ее счастливой, и мы специально подгадали так, чтобы попасть домой прямо перед временем для перекуса. Ханна протянула мне руку, я ухватился за нее с благодарностью. Мы все вместе прошли на кухню.

Остальная часть дома была очень домашней и уютной, в приземленном стиле, обжитая, но только не кухня. Ее мы планировали исходя из соображений практичности и функциональности. Обычно кухня становится сердцем дома, где проводят больше всего времени, но не у нас: мы оба ненавидели готовить. Я бы с удовольствием заказывал готовую еду каждый вечер или разогревал полуфабрикаты в микроволновке, но Ханна настаивала, что надо готовить. Поэтому все было устроено так, чтобы ей было удобно. Все полки были открытыми, чтобы она точно знала, где что стоит, и легко могла взять нужное.

На холодильник мы повесили маркерную доску, чтобы Джейни знала, когда она в следующий раз сможет поесть, ровно как в больнице. Часы стояли на кухонном островке. Мы купили точно такие же, как те, что использовали медсестры в больнице. Нашей целью было создать обстановку максимально похожую на условия в больнице, чтобы не нарушить ее распорядка. Мы надеялись, что приемная семья потом поступит так же.

Ханна отперла холодильник. Джейни отпустила мою руку и бросилась к нему. Глаза у нее расширились от изумления при виде того, что внутри. Наверное, она никогда раньше не видела полный холодильник, а наш ломился от еды. Все было аккуратно рассортировано и уложено в подписанные контейнеры.

– Джейни, я хочу, чтобы ты знала, это все твоя еда, – Ханна обвела рукой полки. – Вся. В нашем доме ты не будешь голодать. Мы всегда будем тебя кормить.

Джейни не ответила, она пожирала горы еды глазами и копалась в миске разноцветных, аккуратно нарезанных Ханной фруктов. Она показала на клубнику.

– Вот. Я хочу это, – сказала она.

Ханна достала клубнику.

– И это. И это. И вот это, – она с такой скоростью на все показывала, что мы едва успевали заметить, что именно она хочет.

Ханна засмеялась и достала несколько ломтиков сыра и салями.

– Не хочешь положить их на крекеры?

Джейни улыбнулась еще шире, и я смог выдохнуть. Я сел за стойку. Когда мы решали, что купить в кухню, я настоял на барных стульях, потому что мы редко ели на кухне. Мы обычно носили еду в гостиную и там смотрели очередное телешоу. Я улыбнулся, когда Джейни забралась мне на коленки. Может, мы проводили на кухне так мало времени потому, что нам было незачем. Ханна заставила столешницу едой и пододвинула второй стул. Я протянул руку и погладил Ханну по спине, она с благоговением смотрела на Джейни. Та запихивала еду в рот. Ханна улыбнулась мне, в ее глазах стояли слезы счастья.

Как выяснилось, я зря переживал. День прошел изумительно. Намного лучше, чем я ожидал. Мы втроем приютились на кровати Джейни с книжками. Мы уже больше часа не шевелились.

– Еще раз, – сказала Джейни, когда Ханна дочитала книгу. Она обожала читать больше, чем что-либо еще.

– Ты же обещала уснуть, если мы прочитаем «Свисток для Вилли»[3]3
  Детская книга Эзры Джека Китса.


[Закрыть]. – Ханна закрыла книгу и выразительно на нее посмотрела. Мы уже трижды читали эту историю. На часах было больше десяти вечера.

Она выпятила нижнюю губу:

– Я не хочу спать.

– Мы с Кристофером будем прямо за дверью, если что-то будет нужно.

– Если что-то понадобится, просто позови, и мы придем, – сказала я, гладя ее по щеке.

Джейни послушно кивнула. Мы поцеловали ее в лоб. Потом уложили в кроватку, накрыли одеялом до подбородка и уложили рядом игрушечных зверей. Она улыбнулась.

– Спокойной ночи, – мягко сказала она.

– Спокойной ночи, Джейни, – хором ответили мы.

Мы оставили дверь в ее комнату приоткрытой на щелку и плюхнулись на диван в гостиной. Отблески ночного освещения коридора отбрасывали тени на стены. Я закинула ноги на кофейный столик и глубоко вздохнула. Но только мы успели устроиться на диване, как Джейни вышла из комнаты с динозавром в руках.

– Привет, – сказала она. – Что делаете?

Я посмотрел на Ханну, мы оба старались не засмеяться.

– Отдыхаем. И тебе тоже стоит отдохнуть, – сказал я. Я взял ее за руку и отвел обратно в комнату, где укутал, как раньше.

Едва я сел, она снова вылезла из кроватки, и это уже было не так весело. Следующие два часа мы по очереди повторяли ритуал, отводили ее в кроватку и укладывали. С каждым разом задача становилась все труднее, под конец мы волоком тащили ее в спальню. К часу ночи мы оба вымотались.

– Почему ты не ляжешь с ней? – спросила Ханна. – Она наверняка уснет, если ты будешь рядом.

– Знаю, но Пайпер настаивала, чтобы мы с ней не спали.

Пайпер было очень важно, чтобы она спала одна, иначе ей станет еще сложнее переехать, когда придет время. Мы старались облегчить ей переезд, а не усложнить его.

– В первую ночь хуже не будет, а одна она там явно спать не собирается, – сказала Ханна.

– Наверное, хуже не будет, – я пожал плечами.

Ханна принесла простыни и одеяла из платяного шкафа в коридоре.

– Что ты делаешь? – спросила Джейни, снова выходя из своей комнаты.

– Кристофер ляжет спать на полу у тебя в спальне. Это поможет тебе уснуть? – спросила она. Она пыталась говорить спокойно, но я слышал усталость в ее голосе.

– Да! – Джейни захлопала в ладоши, светясь от воодушевления.

Я помог Ханне все отнести и соорудил постель на полу, а Ханна принесла подушку из нашей спальни.

– Джейни, ложись и засыпай, – сказал я.

Она без лишних слов запрыгнула в постель.

– Спокойной ночи, – прошептала Ханна, протягивая мне подушку, на цыпочках выходя из комнаты и гася свет.

Я лежал на полу в ожидании, пока глаза привыкнут к темноте. Постепенно я стал различать очертания ее комнаты. Кроватка была придвинута к стене, с другой стороны мы сделали бортик, чтобы она не упала. Одеяло было ярко-желтое, усеянное крупными розовыми цветами. Ее любимые игрушки из больницы выстроились по периметру кровати. В центре комнаты лежал круглый фиолетовый с синими полосками ковер. Мы еще многое хотели для нее приобрести, но не было смысла заполнять комнату вещами, ведь она не должна была прожить у нас долго.

Я прислушался к ее дыханию, ожидая услышать странные щелчки, всегда идущие из глубины горла, когда она спала. Казалось, прошла вечность, пока я их услышал, но наконец это произошло, и я смог расслабиться. Я закрыл глаза и мгновенно уснул.

Меня разбудил резкий удар по голове. Я распахнул глаза. Джейни свесилась надо мной с игрушечным поездом в руке. Я потер голову. Там, куда она меня ударила, росла шишка.

– Джейни, ты ударила меня поездом? – удивленно спросил я. Боль все еще пульсировала в месте удара. Лицо ее ничего не выражало, таким я его раньше не видел. – Нельзя меня бить. Это больно.

Она уставилась на меня в темноте. Ночник создавал ореол вокруг ее лица. Она подняла руку, словно собиралась еще раз меня ударить, но я ее перехватил.

– Отдай мне поезд, – сказал я.

– Нет! – крикнула она, вырываясь.

– Джейни, отдай мне поезд. Нельзя бить людей игрушками, – я старался говорить спокойно.

Она покачала головой.

– Ты должна вернуться в кровать, но поезд с собой взять нельзя, потому что ты меня им ударила.

Ее глаза сузились до щелок, крошечное тельце напряглось в ожидании. Одним ловким движением она швырнула в меня поезд и рванула к двери. Я сбросил одеяло и побежал за ней. Она вбежала в гостиную и сбросила подушки с дивана, крича изо всей мочи.

Ханна выбежала из нашей спальни.

– Что случилось? – спросила она, наблюдая, как Джейни громит комнату.

– Думаю, ей приснился кошмар, – сказал я.

Ханна метнулась к Джейни в тот момент, когда та схватила свечи с кофейного столика и бросила их на пол.

– Джейни, хватит!

Ее лицо исказила злость. Она сорвала с себя одежду, оставшись в одном подгузнике, затряслась. Кулаки сжимались по бокам. Она оглядела комнату в поисках, что еще можно уничтожить. Ханна осторожно подошла к Джейни, словно та была дикой кошкой. Присела на корточки рядом.

– Все хорошо, милая. Все хорошо, – нежно сказала она. Она обняла Джейни, обвив ее тельце руками. Джейни пиналась и вопила, а потом неожиданно впилась зубами Ханне в руку, так же как раньше мне. Ханна закричала и инстинктивно отпустила Джейни. Та бросилась на кухню.

Мы побежали за ней. Она вскочила на один из барных стульев и замолотила руками по холодильнику. Тот не открывался, отчего она еще сильнее разозлилась и бросилась на пол. Она каталась по полу и начала биться головой об пол, прежде чем мы успели ей помешать. Мы бросились на помощь. Ронда объяснила, как важно, чтобы она не покалечила себя во время припадка, и показала, как правильно ее удерживать.

– Держи ее, – сказала Ханна, переходя к действию. Она попыталась поймать Джейни за ноги, но та вертелась и вырывалась, так что поймать ее и удержать казалось почти невозможной задачей. Мне гораздо легче удалось схватить ее верхнюю половину тела и скрутить руки за спиной, как мы тренировались у Ронды.

Джейни сопротивлялась. Она то вопила, то рычала и мычала. Трудно было поверить, что мы ей не навредим, но Ронда заверила, что такое положение безопасно для нее. Через час она наконец успокоилась. Не уснула, но замерла. Припадок закончился. Я поднял ее и отнес в комнату. Положил на кровать, где она осталась лежать без движения, глядя в потолок.

– Думаешь, с ней все хорошо? – спросила Ханна. – Может, ее надо отвезти в больницу?

Я посмотрел на часы. Половина пятого.

– Не знаю.

Ханна положила руку девочке на лоб.

– Все хорошо, Джейни. Ты в безопасности.

Джейни не ответила, даже не пошевелилась. Мы забрались к ней на кровать, оперлись спиной о стену. Я одной рукой взял за руку Джейни, другой – Ханну. Так мы сидели, пока не взошло солнце.