Текст книги "Мозг, умноженный на 1000. Новая теория интеллекта. Джефф Хокинс. Саммари"

Мозг, умноженный на 1000. Новая теория интеллекта. Джефф Хокинс

Оригинальное название

A Thousand Brains: A New Theory of Intelligence

Автор

Jeff Hawkins

www.smartreading.ru

Как мы думаем

Мы – это связи между нейронами

«У него форма цветной капусты, вес примерно 1,4 кг и текстура тофу». Так описывает человеческий мозг Анил Сет, один из ведущих мировых нейрофизиологов. Не очень впечатляющий дизайн. Однако речь идет о самом сложном из известных нам объектов во Вселенной. Об устройстве, которое делает нас нами.

Джефф Хокинс уверен, что создание реальности в наших головах происходит несколько иначе, чем прежде считали ученые. Но прежде чем обратиться к его теории, давайте разберемся, как устроен мозг в целом.

Мозг человека и любого другого живого существа состоит из нервных клеток – нейронов. Их число у всех людей одинаково. Раньше ученые полагали, что нейронов около 100 млрд, теперь сошлись на том, что 86 млрд.

Нейроны отличаются от других клеток тела: они имеют вытянутую, нитевидную форму. В каждом нейроне имеется аксон – самая длинная «нить», на кончике разветвляющаяся на сотни тысяч отростков-дендритов. Крохотное пространство между нейронами называется синапсом, через синапсы проходят электрические сигналы, связывая нейроны друг с другом.

Каждый раз, когда мы о чем-то думаем или что-то делаем, между нейронами возникают новые связи – по словам нейробиолога Дэвида Иглмана, в одном кубическом сантиметре мозга их столько же, сколько звезд в Млечном Пути.

Не количество нейронов, а количество этих связей и составляет наши ум, опыт, воспоминания, в общем – нас самих. Когда мы что-то запоминаем и повторяем, нейронные связи крепнут, в ином случае – распадаются.

Триединый мозг

В ходе эволюции мозг усложнялся. Можно выделить три его структуры:

• Рептильный мозг – самая древняя часть мозга, отвечающая за базовые жизненные функции вроде дыхания и сердцебиения. К рептильному мозгу относятся, например, мозговой ствол и мозжечок. Эта часть мозга не управляется сознанием (поэтому мы не можем силой воли заставить сердце не биться).

• Лимбическая система – разнообразные структуры, которые не сгруппированы в одном месте, а разбросаны по всему мозгу (гипоталамус, миндалевидное тело и пр.). Они отвечают за наше ощущение жизни: эмоции, аппетит, воспоминания.

• Неокортекс – верхний слой полушарий мозга, то самое серое вещество, которое мы видим на всех картинках. Неокортекс есть только у млекопитающих, и только у человека он развился в наибольшей степени. Неокортекс отвечает за высшие сознательные функции, мышление, речь. Слой неокортекса – около 2,5 мм: в этой тонкой пленке сосредоточены все наши знания, вся человеческая цивилизация.

Нейроны в неокортексе располагаются слоями и при этом группируются в вертикальные колонки (их называют кортикальными). Каждая колонка уходит на всю глубину неокортекса, в ширину же занимает около квадратного миллиметра. Всего таких колонок около 150 тысяч (каждая из них делится еще на несколько колонок). Представьте сотни тысяч маленьких соломинок, плотно приставленных друг к другу, – вот на что похож неокортекс.

Ученые догадались о существовании колонок, когда заметили на снимках одновременную реакцию целых групп нейронов на определенный раздражитель: одна колонка оказывается связанной с сетчаткой глаза, другая отзывается на некий звук и т. д.

Теория Хокинса связана именно с работой неокортекса. Она поновому отвечает на главный вопрос, который десятки лет заботит всех нейробиологов: как мы, собственно, думаем[1]1
  Читайте саммари книги Джеймса Аллена «Как человек мыслит».


[Закрыть]. Ежечасно, ежесекундно мозг поглощает огромное количество информации из внешнего мира. А что с ней происходит дальше?

Хокинс обращает внимание на то, что, хотя неокортекс разделен на зоны речи, зрения, слуха, составляющие их нервные клетки удивительно похожи. Нейроны специализированы, но не в силу разного биологического устройства, а в силу того, к каким рецепторам (зрительным, обонятельным и др.) «подключены». Иными словами, каждый нейрон по своей природе – универсальный солдат, работа которого подчиняется одному принципу. Какому же?

Мозг-предсказатель

Воспринимая мир вокруг себя, мы полагаем, что наше сознание просто отражает его. Но дело обстоит несколько иначе. Мозг не отражает мир вокруг нас – он создает его модель на основе постоянных, ежесекундных предсказаний. Предсказания – вот ключевая функция неокортекса.

Рождаясь, мы не знаем о мире ничего, но с каждым днем новой жизни получаем какой-то опыт. Мы начинаем разбираться, каким мир должен быть, исходя из увиденного и услышанного. Ключевые слова здесь – «должен быть». Добавляя сахар в кофе, мы ожидаем, что вкус напитка будет сладким. Дергая за ручку двери, мы ожидаем, что дверь откроется. Поскольку кофе с сахаром в самом деле оказывается сладким, а двери открываются, мы воспринимаем это как должное.

Но мир вокруг непостоянен, и сами мы меняемся. Это значит, что в каждый момент мозг корректирует нашу картину мира. Это и есть обучение. Если бы мир не менялся, учиться было бы нечему. Как известно, движение – жизнь. Эту старую мысль стоит дополнить: сам процесс мышления основан на ориентации в изменчивом пространстве.

Как именно кортикальные колонки порождают мышление? Ключевая догадка Хокинса: каждая из колонок создает модель кусочка реальности, устанавливая некую систему координат. Мозгу важно знать, в каких обстоятельствах он находится! Вот вы берете в руку чашку с кофе, подносите ее к губам, делаете глоток. Каждый сенсорный сигнал – все, что вы в этот момент видите и ощущаете, – регистрируется кортикальными колонками в определенной системе отсчета. Ваши губы относительно края чашки – одни координаты, ваши пальцы, сжимающие чашку, – другие координаты, тепло, которое они ощущают, – еще одна система координат… Все они складываются вместе, и – вуаля! – у мозга готов ответ: «Прямо сейчас я пью сладкий горячий кофе из любимой чашки». Множество систем отсчета объединяются в единую динамическую карту реальности.

Раньше ученые считали, что обработка информации мозгом происходит по иерархическому принципу «сверху вниз», пошагово, когда на каждом новом этапе воспринимаемый образ немного усложняется. Хокинс убежден: создание образа в мозгу – это не постепенное дорисовывание, а сборка пазла. Вот почему его теория называется «теорией тысячи мозгов».

Наше собственное тело мы воспринимаем как нечто в высшей степени реальное. Однако и оно – всего лишь модель, созданная мозгом. Вот почему некоторых пациентов после ампутации конечности беспокоят фантомные боли. Физически руки или ноги больше нет, но карта мозга все еще включает эту руку или ногу – и, не находя ее, подает сигнал опасности в виде боли.

Каждое живое существо, обладающее неокортексом, мыслит таким же образом. Дело лишь в том, что неокортекс собаки или крысы меньше, и потому карты их реальности имеют другую структуру.

Карты мира идей

А что насчет явлений, которые мы не можем потрогать или укусить? Орбиты планет, синусы и косинусы, буквы и цифры – все это абстрактные понятия, и порой их трудно визуализировать. Однако мозг справляется с ними точно так же: мы выполняем какие-то действия (скажем, учимся решать математические задачи), в мозг поступает некая последовательность сигналов (алгоритм решения), эти сигналы включаются в новые системы координат (скажем, понимание алгебраических уравнений находит место относительно ранее усвоенного знания арифметических действий).

В результате каждый факт занимает в нашем мышлении какое-то место, вписывается в нашу карту реальности.

Скажем, вы приезжаете в новый город. Ваши кортикальные колонки хранят представления о том, какими должны быть города, из чего они состоят и как по ним перемещаться. Исходя из этого, вы знаете, как достичь той или иной цели – например, найти ближайшую кофейню. Если же вы всю жизнь прожили в маленькой деревне или джунглях, в карте вашей реальности городу нет места – вы будете дезориентированы. Равным образом будет дезориентирован первоклассник, если учитель ни с того ни с сего предложит ему вычислить значение для ряда интегралов. Карта реальности первоклассника не предполагает никаких алгоритмов для такой ситуации.

Абстрактные знания не существуют в привычных нам трехмерных моделях реальности – им это ни к чему. Представьте это иначе. Допустим, ваш мозг содержит сведения про всех людей, с которыми вы встречались и о которых слышали. Эти сведения распределены по разным кортикальным колонкам во множестве проекций («измерений»): возраст людей, их социальный статус, свойства их характеров. Из этих смысловых кусочков мозг собирает образы наших знакомых.

Обучаться чему-то не значит просто запоминать факты. Это значит встраивать их в некую систему отсчета. Эйнштейн, создавая теорию относительности, не имел доступа к особым секретным фактам. Но он сумел собрать уже известные факты в новую модель реальности.

Нейроны голосуют

После всего сказанного остается только удивляться, что наша модель реальности на редкость согласованна. Как так получается? Целостный объект в нашем сознании возникает потому, что множество кортикальных колонок «голосуют» сообразно тому представлению, которое есть у них об этом объекте на основе накопленного опыта.

Вспомним оптическую иллюзию, когда предлагается увидеть на рисунке либо вазу, либо два профиля. Почему «либо – либо»? Кортикальные колонки не могут определить, какой ответ верен: в мозгу есть готовые карты для обоих ответов, но наложить их друг на друга нельзя, в каждый момент мозг может сосредоточиться только на чем-то одном.

А вот другой пример, еще более странный. Каждый из нас моргает 14 тысяч раз в день. Это значит, что за день глаза аж 23 минуты закрыты. В то же время ежесекундно глазные яблоки совершают микродвижения – саккады. Наконец, каждой увиденной нами частице мира требуется одна пятая секунды, чтобы добраться в мозг по зрительным нервам…

Однако мы обо всем этом совершенно не задумываемся. Картинка перед глазами удивительно стабильна именно потому, что представляет собой результат «голосования» кортикальных колонок. «Это как смотреть на карту города и предсказывать, что вы увидите, если начнете идти в определенном направлении», – говорит Хокинс.

Иными словами, мы видим мир не таким, каков он есть, а таким, каков он должен быть спустя одну пятую секунды относительно нашего нынешнего положения в пространстве. Ну не удивительно ли мы устроены?!

Как должен думать искусственный интеллект

Новое понимание принципов нашего мышления меняет представление о том, как должны думать компьютеры.

Гибкость – настоящая суперспособность

Когда 15 марта 2016 года компьютер AlphaGo, созданный Google, обыграл корейского игрока в го, многие эксперты сразу же предложили считать этот день переломным в истории человечества: машины оказались умнее людей. Вспоминали о том, что еще Алан Тьюринг называл игру в го последним рубежом, отделяющим машинный интеллект от человеческого. Однако спустя пять лет стоит признать: машинный интеллект не слишком интеллектуален.[2]2
  Читайте саммари книги Гэри Маркуса и Эрнеста Дэвиса «Перезагрузка ИИ. Создание искусственного интеллекта, которому можно доверять».


[Закрыть]

В чем ценность интеллекта? Как уже говорилось в прошлой главе, мир вокруг невероятно сложен и изменчив, но мы умеем справляться с этой изменчивостью, обучаясь новому. Может, наш мозг и не умеет просчитывать миллиарды ходов в секунду при игре в го. Зато он умеет гибко реагировать на обстоятельства[3]3
  Читайте саммари книги Брайана Грина «До конца времен. Сознание, материя и поиск смысла в меняющейся Вселенной».


[Закрыть]. А компьютеры – нет.

AlphaGo лучше всех умеет играть в го, но это все, что он умеет. Он не знает, что го – это игра и что есть другие игры. Он не знает о шахматах. И он не знает, что он всего этого не знает.

Если сегодня мы хотим научить компьютер узнавать собаку, мы просто загружаем в его память миллиарды изображений собак, а машина потом решает, похож объект на эти фото или нет. Но разве мы сами узнаем про собак так же? Мозгу незачем хранить миллиарды изображений собак – он моделирует модель животного на основе всего, что о нем узнал.

Долгое время натаскивание компьютеров на решение отдельных задач вроде умения играть в го казалось оптимальным методом. Но так мы выигрываем только в краткосрочной перспективе. Чтобы компьютер действительно был полезен, его нужно учить делать много вещей, переключаться между задачами, моделировать реальность.

Создание универсальных машин – сложная, но неизбежная задача. Чем глубже компьютеры встраиваются в нашу реальность, тем более универсальными им стоит быть. В недалеком будущем мы не сможем обойтись без них так же, как сегодня не можем обойтись без смартфонов с широким набором функций.

Что сделает искусственный интеллект интеллектом

1. Его обучение непрерывно, а не требует перезагрузки всей системы при переходе к другой области знания (как мы все еще делаем, когда хотим, чтобы AlphaGo прекратил играть в го и, скажем, помог врачам ставить диагноз).

2. Обучение происходит через ориентацию в пространстве и движение. Как мы помним, статичные объекты необучаемы.

3. ИИ имеет дело со множеством моделей реальности – так же, как кортикальные колонки содержат разные модели объектов. Знание о мире складывается из суммы этих моделей. Именно это делает обучение гибким.

4. ИИ ориентируется на разные системы отсчета – они позволяют опознавать объекты окружающего мира и тем самым понимать их. Пока искусственные нейронные сети имеют дело лишь с распознаванием разных изображений, которым присваиваются те или иные теги. Именно поэтому они могут всего лишь узнать объект – скажем, ту же собаку (и не всегда удачно). В AlphaGo заложена система отсчета (виртуальная доска для игры в го), но она годится для решения только одной задачи.

Этот вопрос очень заботит создателей роботов – те, конечно, должны без проблем ориентироваться в пространстве. Однако пока разработки в сфере робототехники мало пересекаются с разработками общего искусственного интеллекта.

Тьюринг преувеличил важность игры в го как критерия интеллекта. Дело не в том, что компьютер хорош в решении какой-то одной задачи. Дело в том, насколько качественно компьютер способен изучать мир. Вот почему понимание работы неокортекса принципиально важно при создании искусственного интеллекта.

Проблема сознания

Проблема сознания считается одной из самых сложных в науке и философии. Из чего состоит сознание? Может ли им обладать машина? Разберемся сначала с человеческим сознанием. Хокинс убежден, что его суть – в присущем нам чувстве осознанности, ощущении своего присутствия в мире, понимании, какое место мы в нем занимаем. Если бы мы просыпались каждое утро с обнуленной памятью, не зная, что было вчера и что произойдет завтра, о сознании было бы говорить затруднительно.

Но мы помним, какими мы были вчера или год назад, мы умеем принимать эти воспоминания к сведению, выстраивая тактику нового поведения. Этим мы обязаны своим синаптическим связям. Если компьютер будет способен воспринимать мир таким же образом, нет оснований отказывать ему в праве на сознание. Современные компьютеры не таковы, но они могут такими стать.

Как нам выстраивать отношения с сознательной машиной? Не будет ли отключение такого компьютера от сети равносильно его убийству? Будут ли компьютеры бояться смерти? Нет, потому что страх смерти и прочие эмоции – дело лимбической системы, а не неокортекса. Нет никакой практической необходимости обучать компьютер печали или страху смерти, это не требуется для рационального решения задач.

Кроме того, это было бы невообразимо трудно технически. Как уже говорилось, лимбическая система – это множество разрозненных структур: воссоздать каждую из них, а потом правильно их скоординировать – неподвластные нам задачи.

А вот структуру неокортекса воспроизвести проще, ведь это не что иное, как множество копий одного и того же элемента – кортикальной колонки. Когда мы поймем, как воссоздать кортикальную колонку не из белка, а из кремния, полдела будет сделано.

Создавая кремниевый мозг

Его воплощение потребует соблюдения трех ключевых условий.

1. Сенсорное восприятие. Современные компьютеры слепы, глухи и немы, это черные ящики, понятия не имеющие о том, что происходит за их стенками. Собственно, наш мозг такой же: всю жизнь проводит он в уютном темном пространстве черепной коробки. Однако мозг связан с миром посредством разных «датчиков» – глаз, ушей, носа.

Машинам тоже нужны такие. Типы этих датчиков могут быть настолько разными, насколько различны способы общения с миром – посредством осязания, как у людей, эхолокации, как у летучих мышей, или еще как-то в зависимости от конкретной задачи. Важно, что машина начинает воспринимать мир и ориентироваться в нем.

2. Активация функций, которые лежат вне компетенции неокортекса. Выше мы сказали, что машине не нужны наши эмоции, однако без некоторых умений, за которые ответственны более древние отделы мозга, она обойтись не сможет. Скажем, двигаемся мы благодаря не неокортексу, а мозжечку. Еще машина должна иметь представление о безопасности, в ней должно быть нечто похожее на наш инстинкт самосохранения.

Наконец, ее действиям должна быть присуща целенаправленность, а где цели, там и мотивация. Наша мотивация управляется отнюдь не рациональными решениями, чаще всего это подсказки архаического мозга («Я голоден», «Тут небезопасно»). Машине, конечно, нужны не биологические инстинкты, для нее предстоит выработать новую программу.

3. Усовершенствованный неокортекс. Некоторые свойства, присущие человеческому неокортексу, в кремниевом примут совсем иные масштабы. Прежде всего речь о скорости обработки данных (очевидно, что она ускорится в тысячи раз) и о потенциальной вместимости машинного неокортекса (гораздо большей, чем наши 150 тысяч колонок). Учтем также, что человеческий мозг с возрастом создает все меньше синаптических связей между нейронами – вот почему учиться чему-то в 60 лет сложнее, чем в 16. Но у машин таких ограничений не будет: они остаются вечно молодыми.

А еще машину, как человека, не нужно обучать каждый раз с нуля: создавая все более умные машины, мы можем просто копировать некоторые элементы программного обеспечения в новые клоны.

Благодаря неокортексу мы познали мир, расширили границы своего восприятия до космических масштабов. Возможность еще дальше продвинуться на пути знаний, используя растущие интеллектуальные мощности машин, – вот что должно нас воодушевлять. Однако где надежды, там и опасения. Что может пойти не так?

Чем это грозит

Очевидный риск, с которым мы можем столкнуться: умные машины окажутся в руках злодеев, которые используют их в самых скверных целях. Но может ли сама машина додуматься до злодейства?

Опасность № 1. Искусственный интеллект будет умнеть стремительно, в конце концов люди вообще перестанут успевать за его открытиями. Грозило ли химикам всего мира вечное отставание после открытия Менделеевым периодической системы, а физикам – после открытия Эйнштейном теории относительности? Нет; более того, сегодня эти идеи доступны каждому школьнику. То же справедливо для знаний, которые откроет искусственный интеллект.

Конечно, абстрактные науки вроде алгебры будут осваиваться машинами в разы быстрее. Но прикладные дисциплины, связанные с конкретными осязаемыми объектами, потребуют времени.

Мы видим это уже сегодня. Машинам подвластны задачи с неизменными правилами – вроде шахмат. А вот создать самоуправляемый автомобиль, в котором было бы безопасно ездить по городским улицам, все еще непросто.

Опасность № 2. Цели, поставленные искусственным интеллектом, могут разойтись с целями человека. Представьте самоуправляемый автомобиль, который слышит только вашу просьбу доехать до работы, а остальные указания игнорирует: несется по встречной с огромной скоростью, провоцирует аварии. Однако зачем нам проектировать такой автомобиль? Или садиться в него?

Цели – это не то, что машина может выдумать сама. Желание доминировать (как и механизм самовоспроизводства одними машинами других) тоже не может возникнуть в электронных мозгах само по себе – это продукт эволюции, свойства биологических организмов. Машина уяснит это только в том случае, если мы ее этому научим.

Но тут-то и возникает по-настоящему серьезная опасность. Эта опасность – мы сами.

Как мы должны думать о будущем?

В какой модели мира вы живете?

Писатель Бернард Шоу как-то заметил: «Мы уже научились летать по небу, как птицы, плавать под водой, как рыбы. Нам осталось научиться жить на земле, как люди».

На пороге крупнейших технологических перемен самое время задуматься об этом пожелании.

Размышляя о качестве искусственного интеллекта, мы забываем о том, насколько несовершенен наш собственный. Но давайте еще раз вспомним, как обстоят дела на самом деле. Наш мозг не покидает черепной коробки. То, что мы называем окружающим миром, – лишь поток электронных сигналов.

Лучше других об этом сказал британский врач Джеймс Ле Фаню: «Пусть мы испытываем необоримое ощущение, что зелень деревьев и синева неба струятся в наши глаза, словно в распахнутое окно, но частицы света, попадающие к нам на сетчатку, бесцветны, так же как звуковые волны, бьющиеся в барабанную перепонку, безмолвны, а молекулы запаха сами вовсе не пахучи. Все эти субатомные частицы материи движутся в пространстве невидимо и невесомо».

Мы живем не в мире, а в той его модели, которую услужливо, но по своему разумению создал наш мозг. И нет гарантии, что эта модель отражает истинное положение дел. Вспомним феномен фантомной боли: руки нет, но она болит. Есть примеры и пострашнее. Допустим, синдром Котара, жертвы которого утверждают, что они умерли.

Всю жизнь мы только и делаем, что договариваемся друг с другом о реальности. Далеко не всегда это получается успешно. Скажем, одни люди уверены, что прививки вызывают аутизм. Другие полагают, что Земля плоская. Слухи и предубеждения (мемы) распространяются по миру так же, как гены: дело не в том, что они верны, дело в том, что какие-то условия способствуют их воспроизводству.

Два главных риска

Читайте саммари книги Рольфа Добелли «Искусство ясно мыслить».

Риск № 1. Разнообразные ментальные ошибки, к которым склонен интеллект. Абстрактное мышление и речь – невероятные преимущества нашего вида. Благодаря им мы знаем не только то, что можем сами потрогать руками. Но благодаря им же мы живем в мире небылиц о том, в чем не можем убедиться лично. Начиная со школы, мы слишком многое должны принимать на веру. Более того, как социальный вид мы склонны доверять друг другу. И порой расплачиваемся за это.[4]4
  Читайте саммари книги Маркуса Доусона «Думай как супермыслитель: системное мышление и ментальные модели. Руководство по принятию отличных решений и решению сложных проблем. Теория хаоса, наука мышления для социальных изменений».


[Закрыть]

Нет, не все так плохо. Есть надежный способ сохранять трезвый ум. Надо всего лишь стремиться искать доказательства, которые противоречат нашим нынешним убеждениям. Чем больше вы их заметите, тем неоднозначнее, сложнее, реалистичнее станет ваша модель мира. Увы, далеко не все любят этот способ.

Риск № 2. Значительная доля нашего мозга возникла куда раньше неокортекса, она более примитивна, но весьма влиятельна. Речь про ту самую лимбическую систему, которая заинтересована в удовлетворении базовых инстинктов. Выживание, власть и секс – вот наши мотиваторы. Легко быть ведомым чувствами, когда ты обитатель небольшого африканского племени. Гораздо труднее, если ты глава крупной компании или просто житель мегаполиса.[5]5
  Читайте саммари Кристофера Райана и Касильды Жета «Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней».


[Закрыть]

Вот, скажем, рост населения. Мы давно пересекли отметку в 8 млрд человек. Это серьезная угроза планете. Однако когда население какой-то страны начинает сокращаться (как, например, в Японии), это воспринимается как бедствие. И даже когда возникают по-настоящему взвешенные, разумные решения вроде противозачаточных таблеток, отношение к ним остается неоднозначным.

Выйти из тела?

Еще 20 лет назад мы подумать не могли, что, выйдя на улицу без смартфона, будем ощущать себя… ну буквально как без рук! Эта странная разновидность фантомной боли – важный сигнал: гаджеты стали имплантами нашего ума, расстаться с ними – как удалить жизненно важный орган связи с внешним миром. Такова тенденция человечества – мы движемся к слиянию с машинами.

Есть два варианта развития событий.

1. Мы загрузим свое сознание в компьютер. Да, выглядит как фантастика, но очень желанная. Наши тела изнашиваются слишком быстро, мы остро чувствуем, что «я» – нечто большее, чем тело. Обладая цифровым «я», мы, в сущности, достигнем бессмертия…

Но постойте, все не так просто. Оставим за скобками невероятную сложность копирования в компьютер человеческого сознания в его полном объеме. Допустим, нам это удалось. Не факт, что результат вас устроит. Как именно будут развиваться события? В компьютер может быть скопирован ваш ментальный двойник, но в таком случае вас уже будет двое: один остается в стареющем теле, другой – в Сети. Где вы настоящий?

Хорошо, пойдем другим путем: гениальные ученые будущего перенесли ваше сознание целиком в Сеть. Любопытно, как вы будете себя ощущать? Жизнь тела связана с мозгом самым непосредственным образом.

В конце концов, мозг – это один из органов. Жизнь в царстве чистого духа легко представить, но куда труднее почувствовать.

2. Мы не покинем тело, но подключимся к компьютеру, что расширит наши возможности. Об этом мы уже можем почитать не только в романах, но и в новостях. Компания Neuralink под руководством Илона Маска то и дело удивляет новыми подробностями о возможности имплантированных в мозг устройств. Ожидается, что инвазивные нейроинтерфейсы помогут парализованным людям вернуться к нормальной жизни.

Однако если вы здоровый человек, у вас должны быть веские основания согласиться на подобные процедуры. Иными словами, реальные перспективы таких нейроинтерфейсов для каждого из нас пока неочевидны.

Что останется после нас?

Каковы бы ни были перспективы, мы остаемся обитателями биологических тел. А значит, простыми смертными. Нам стоит подумать о том, что мы оставим после себя при наихудшем для Земли развитии событий – скажем, ядерной войне или климатической катастрофе. Накопленные людьми знания стоят того, чтобы их сохранить. Но каким образом? И для кого?

У нашего послания могут быть два адресата:

1) очередной разумный вид, который рано или поздно возникнет на Земле после исчезновения людей;

2) разумные обитатели других планет.

Поиск связи с внеземными обитателями уже сегодня рассматривается многими людьми как рабочая задача. Есть три сценария:

• Послание другим планетам. Человечество уже не один раз отправляло космические зонды с информацией о землянах в открытый космос. Пока это самый доступный вариант.

• Маяк в космосе. Мы могли бы создать сигнал, который транслировался бы в космос в течение многих тысяч лет. Это может быть серия спутников, которые вращались бы на околоземной орбите в определенной последовательности, указывая тем самым на свое неестественное происхождение (вопрос лишь в их долговечности).

• «Википедия» на орбите. Представим, что некие гуманоиды спустя миллион лет решили узнать, каким было некогда исчезнувшее человечество. Много ли артефактов им удастся найти? Насколько полна будет воссозданная картина? Сравним это с нашим сегодняшним изучением динозавров или наших человекообразных предков: во многом мы действуем наугад, находки очень разрозненны. Было бы здорово создать для будущих исследователей постоянно обновляемый архив знаний вроде «Википедии». Хранить его на Земле небезопасно, но можно расположить на космическом спутнике.

Звучит как фантастика? Зато проекты будущего помогают задуматься о сегодняшних вызовах, о последствиях наших реальных действий.

Три пути человечества

Грустно заканчивать книгу мыслями о мире после нас. Поэтому в финале Хокинс предлагает три позитивных стратегии для человечества:

1. Переселение на другие планеты. Иметь запасную планету неплохо. Луна и Марс – очевидные претенденты. Чтобы обустроиться на их поверхности, нам нужны умные роботы, способные выполнять многофункциональные программы. Вкладывать силы в их создание – одна из самых актуальных сегодняшних задач.

Однако переселившись на Марс, мы останемся теми же подверженными страстям людьми. Мы по-прежнему будем во власти лимбического мозга и биологических инстинктов. Такие космические переселенцы не будут ничем отличаться от головорезов Кортеса, в порыве наживы уничтожающих ацтеков и друг друга.

Выглядывая за пределы привычного мира, нам важнее распространять не гены, а знания. Пора, наконец, действовать по-настоящему разумно.

Это диктует следующий путь.

2. Активная генная модификация нашего вида. Мы поняли, что такое гены, и умеем их редактировать. Мы знаем, что это может стать большим благом – например, поможет победить неизлечимые болезни. А что, если жить на Марсе смогут только генно-модифицированные люди?

Увы, мы пока не знаем всех возможностей корректировки генов. Может быть, мы ждем от них слишком многого.

Более надежным кажется третий путь.

3. Создание разумных машин, которые могли бы обойтись без нашей помощи. Мы могли бы отправить такие машины в качестве агентов доброй воли к другим планетам. Они были бы носителями чистого знания, торжеством интеллекта. Они могли бы добыть нам новые знания о Земле и Вселенной…

Конечно, это будет непросто. Вероятно, для создания таких машин нужны материалы, которые еще не изобретены. Такие машины должны уметь чинить или даже клонировать себя – и эту технологию тоже еще предстоит создать.

Дело, впрочем, не в технических трудностях – эти решения всегда находятся. Главный вопрос в том, хотим ли мы этим заниматься. Желаем ли ограничиться возможностями, которые когда-то дала природа, или сделаем ставку на самое ценное, что мы приобрели как вид, – на разум…

Если хотим, то что-то у нас, несомненно, получится – и не так мало, как сейчас кажется.

Главное знание

Итак, ход истории ставит нас перед выбором. Однако недаром ведь говорят, что в ситуации «или – или» ни одно решение не будет верным. Может, мудрее не выбирать между генами и знаниями, между природой и культурой? Мы ведь принадлежим им обеим. Мы способны остаться на Земле, всеми силами заботясь о ней. Мы способны заглянуть и за пределы Земли, потому что к этому нас подталкивает наш любопытный неугомонный неокортекс.

Осознать его устройство, проникнуть в тайны интеллекта, понять, что творится в собственной голове, – вот главная задача для каждого из нас. Это знание делает нас сильнее и лучше. «Ищите это знание, делитесь им!» – вот главное пожелание Джеффа Хокинса.